Страница:
– А, понимаю! – догадался Савицкий. – Сокращенная фамилия: Бакин – Собакин. Стоп! А почему Кошкин?
– Это все Екатерина.
– Какая Екатерина?
– Великая, какая же еще? Она решила пошутить и подарила одному из Собакиных, Ивану Сергеичу, деревню Кошкино. Пятьсот душ. А князь Иван, чтобы избавиться от такого позора, проиграл ее в карты купцу Бакину, из этих, из бастардов. А тот присоединил название имения к своей фамилии. Стал Кошкин-Бакин и ходил гордый, как князь. Им всегда хотелось встать с нами вровень. Но яблочко не падает далеко от яблони. Все Бакины были торгаши и воры.
– Бабуля, но ведь Кошкино – наша деревня. Имение Льва Сергеича. Ты же столько раз мне рассказывала…
– Конечно, наша. Объясняю. При государе Александре Николаевиче мой дедушка, а твой, стало быть, прапрадедушка, князь Сергей Львович, Кошкино выкупил. А Лев Сергеич там потом поселился и занялся хозяйством… Он вообще был идеальный хозяин, муж и, главное, отец… Идем мы с ним по Кузнецкому мимо Дациаро…
– Бабуля! Пожалуйста! Сосредоточься! Расскажи, как Кошкин украл штоф.
– Ах, Петя, вечно ты спросишь о чем-нибудь неприятном! Ну, этот Кошкин нашел меня в тридцать девятом, когда я была замужем за Костей…
– Бабуля, замужем за Костей Савицким ты была на десять лет позже.
– Да? Ты точно знаешь?
– Ну конечно, это же мой дедушка. В тридцать девятом ты была замужем за Пашей Орловым.
– Да? Ну, пусть так. Я их иногда путаю, этих шестерых. Потому что все они были настоящими мужчинами, а все настоящие мужчины похожи друг на друга. Так вот, про Кошкина. Он околачивался у нас каждый день и приносил мне подарки. Звал тетушкой, ты представляешь? Я ему говорю из «Мертвых душ»: я вам такая же тетушка, как вы мне дедушка. А он мне…
– Бабуля! Штоф!
– Так я и рассказываю про штоф. А он мне говорит: тетушка, продайте штоф. У вас мужа посадили, этого, как его…
– Орлова.
– Да, Орлова. Паша Орлов служил в Большом театре. Я тебе про него, кажется, не рассказывала. Он пел тенором. Хотя нет, подожди. Его же не сажали…
– Бабуля! Штоф!
– Так я про штоф и говорю. И вот этот Кошкин, который работал в Наркомпищеторге… Они всегда устраивались при торговле, эти Кошкины. Еще их прародитель Михайло торговал салом. Ты представляешь? И эти люди набивались нам в родню!
– Бабуля!
– Да, да, про штоф. И вот этот Кошкин мне говорит: продайте штоф. Я ему отвечаю: да как у вас язык повернулся мне такое сказать? Да разве вы не знаете, кто его нам подарил? Да этому штофу цены нет! Он у нас на гербе на самом видном месте.
– А он?
– А он мне отвечает: тетушка, вам же будет лучше, если эта штука – штука, ты слышишь? – от вас уйдет куда подальше. Лучше бы всем забыть, из каких вы Собакиных. Это он намекал, что может на меня донести за княжеское происхождение.
– А что ты?
– А я ему говорю: товарищ Кошкин, если вы собираетесь сдать меня в НКВД, то знайте, что я не стану скрывать своих родственных связей. Вас, дядюшка, не только выпрут из этого вашего пищеторга, но и самого сделают пищей для сибирских комаров.
– И он испугался?
– Еще бы! Стал уверять, что у него ничего такого и в мыслях не было. А на следующий день притащил мне цветы. Целую охапку желтых роз, довольно противных. А пока я эти розы обрезала и ставила в вазу, он цапнул штоф и сбежал.
– Как? Разбил стекло?
– Да нет же! Я открыла шкаф, чтобы взять вазу, и пошла в ванную. А он цапнул штоф и выскочил за дверь. И что мне было делать? Идти в милицию и говорить, что я княжна Собакина, отдайте мне царский штоф?
– Нет, конечно.
– Я и не пошла. Я поступила проще. Я просто помолилась Богу, и Бог его немедленно покарал. Его буквально через неделю выперли из пищеторга, а потом арестовали и отправили в ссылку.
– Посадили?
– Не посадили, а всего лишь выслали в Среднюю Азию. Это потому, что я молилась о мягком наказании. Кстати, я полагаю, что его взяли за дело. Сейчас считают, что всех сажали зря. Но таких, как Кошкин, надо было сажать и сажать. Наверняка он обокрал не только меня, но и государство.
– И что с ним было дальше?
– Откуда мне знать? Я этим больше не интересовалась.
– А штоф?
– Штоф поехал с ним. Сашку же не могли заподозрить в родстве с Собакиными. Да и, по правде говоря, какое там родство…
– И больше ты про него ничего не слышала?
– Про него нет. Но лет двадцать назад мне пришло письмо из Парижа. От некоего prince Mathieu Kochkine. Торговца, разумеется. Это оказался Матвейка, родной сын того самого негодяя Сашки. «Пренс»! Ты представляешь? Называл меня бабушкой и звал к себе в Париж. Я, конечно, не ответила.
Бабуля гордо выпрямилась в своем кресле и протянула руку к чашке чая, принесенного Полиной Андреевной.
Про то, что в Париже у него есть родственники, Петр Алексеевич хорошо знал, но все эти родственники были Собакиными. То, что среди них затесались еще и Кошкины, он слышал впервые.
Он отхлебнул пару глотков чая, чтобы потянуть время и решить, как приступить к главной теме – рецепту, – и, ничего не придумав, пошел ва-банк:
– Бабуля, на этом штофе был наклеен какой-то рецепт! Рецепт Льва Сергеича!
– А ты откуда знаешь?
Бабуля отставила чашку и посмотрела на внука очень строго.
– Ты что, связался с Кошкиными? Про рецепт не знал никто, кроме меня!
– Я сегодня рассматривал старые фотографии. Из того альбома, который ты подарила мне в детстве. Там есть очень хороший снимок, где ты делаешь макияж… Видимо, самый конец двадцатых годов. Помнишь?
– Конечно, помню! Это фотографировал Саша Киш, мы вместе учились в студии. Он умолял меня выйти за него замуж, но я вышла за Костю.
«Значит, я угадал», – мысленно порадовался своим дедуктивным способностям Савицкий. Правда, бабуля опять путала эпохи – ей казалось, что она всю жизнь была замужем за дедом Костей, а остальные мужья по очереди выпадали у нее из памяти, и о них приходилось напоминать. Но сейчас это было неважно.
– Бабулечка, на этой фотографии позади тебя очень хорошо виден штоф. Я увеличил фото в компьютере и прочел рецепт.
– Чудеса ты говоришь. Как там можно что-то прочесть? Ну, и что же ты прочел?
Савицкий достал бумажку, на которую переписал все, что смог разобрать, и зачитал загадочное послание князя. Бабуля слушала очень внимательно.
– Да, это рецепт Льва Сергеича. Я никогда его не переписывала – не думала же я, что штоф могут украсть! Но кое-что помню. Особенно вот эту часть, которую ты прочел. Что там в конце – совсем не помню.
– И что же это значит?
– Я могу только догадываться. Папа не объяснял мне этого, конечно, – я ведь была дитя.
– Ну, давай попробуем догадаться вместе. «Р. Д.» – что это такое?
– Безусловно, название, – пожала плечами бабуля. – Может быть, какой-то химический термин, откуда мне знать?
– Хорошо. А вот дальше: «Восемь чарок отрезвит. из аппарата дэ и». Тут ты что-то можешь подсказать?
– «Д. И.»? Разумеется, Димитрий Иванович. Кто же еще? Димитрий Иванович очень, очень высоко ценил Льва Сергеича.
Савицкий хлопнул себя по лбу и мысленно произнес слова, которые при бабуле не решился бы сказать ни один смертный. Ну конечно, Менделеев!
– А что же он делал? Алкоголь? Тогда почему «отрезвит.»?
– Конечно, не алкоголь! Димитрий Иванович был убежденным сторонником народной трезвости. Он пытался найти отрезвитель! Матушка передавала слова папа: Димитрий Иванович хранит у себя в кабинете отрезвляющий аппарат.
Ух ты! Савицкий почувствовал легкое головокружение. Рецепт безалкогольного напитка от самого Менделеева! Но дальше, дальше – надо ковать железо…
– Бабуля, а «патина змеиная» – что это может быть?
– Не знаю, не знаю… Но что-нибудь петербургское, это точно. В этом змеином городе патины полно.
Северную столицу бабуля, коренная москвичка, не жаловала.
– А вот про березу… «Ежели вырастет». Ты не слышала про нее?
– Нет. Но ты должен съездить в Зайцево и все узнать. Там могли сохраниться уникальные реликвии!
– Я съезжу, бабуля, обязательно. А вот это – «Полоумь-травы Вакховой…»
– Не знаю, не знаю… Помню, матушка говорила, что Лев Сергеич очень интересовался каким-то юродивым… Как раз, кажется, Вакхом. А может, я путаю…
– А где он жил, этот Вакх?
– Вот этого я не знаю.
Савицкий вытер пот со лба. Кажется, он узнал почти все, что можно было узнать. Оставался последний вопрос.
– Бабуля, а для чего вообще был нужен этот напиток?
– Не знаю. Но могу сказать одно: твой прадед был великий человек, и он, несомненно, создал нечто грандиозное! И ты просто обязан этот эликсир восстановить!
Похоже, больше бабуля ничем помочь не могла. Но рассказала она уже достаточно, чтобы Петр Алексеевич твердо решил: надо немедленно приниматься за поиски. И начинать по порядку: первым делом попытаться найти менделеевский аппарат.
«Завтра и начну», – думал он, целуя бабуле на прощание ручку.
– Ты должен это сделать! – напутствовала его Елизавета Львовна. – Иди, найди рецепт и возвращайся со щитом. Да поскорее, потому что долго ждать я уже не могу.
Глава 4
– Это все Екатерина.
– Какая Екатерина?
– Великая, какая же еще? Она решила пошутить и подарила одному из Собакиных, Ивану Сергеичу, деревню Кошкино. Пятьсот душ. А князь Иван, чтобы избавиться от такого позора, проиграл ее в карты купцу Бакину, из этих, из бастардов. А тот присоединил название имения к своей фамилии. Стал Кошкин-Бакин и ходил гордый, как князь. Им всегда хотелось встать с нами вровень. Но яблочко не падает далеко от яблони. Все Бакины были торгаши и воры.
– Бабуля, но ведь Кошкино – наша деревня. Имение Льва Сергеича. Ты же столько раз мне рассказывала…
– Конечно, наша. Объясняю. При государе Александре Николаевиче мой дедушка, а твой, стало быть, прапрадедушка, князь Сергей Львович, Кошкино выкупил. А Лев Сергеич там потом поселился и занялся хозяйством… Он вообще был идеальный хозяин, муж и, главное, отец… Идем мы с ним по Кузнецкому мимо Дациаро…
– Бабуля! Пожалуйста! Сосредоточься! Расскажи, как Кошкин украл штоф.
– Ах, Петя, вечно ты спросишь о чем-нибудь неприятном! Ну, этот Кошкин нашел меня в тридцать девятом, когда я была замужем за Костей…
– Бабуля, замужем за Костей Савицким ты была на десять лет позже.
– Да? Ты точно знаешь?
– Ну конечно, это же мой дедушка. В тридцать девятом ты была замужем за Пашей Орловым.
– Да? Ну, пусть так. Я их иногда путаю, этих шестерых. Потому что все они были настоящими мужчинами, а все настоящие мужчины похожи друг на друга. Так вот, про Кошкина. Он околачивался у нас каждый день и приносил мне подарки. Звал тетушкой, ты представляешь? Я ему говорю из «Мертвых душ»: я вам такая же тетушка, как вы мне дедушка. А он мне…
– Бабуля! Штоф!
– Так я и рассказываю про штоф. А он мне говорит: тетушка, продайте штоф. У вас мужа посадили, этого, как его…
– Орлова.
– Да, Орлова. Паша Орлов служил в Большом театре. Я тебе про него, кажется, не рассказывала. Он пел тенором. Хотя нет, подожди. Его же не сажали…
– Бабуля! Штоф!
– Так я про штоф и говорю. И вот этот Кошкин, который работал в Наркомпищеторге… Они всегда устраивались при торговле, эти Кошкины. Еще их прародитель Михайло торговал салом. Ты представляешь? И эти люди набивались нам в родню!
– Бабуля!
– Да, да, про штоф. И вот этот Кошкин мне говорит: продайте штоф. Я ему отвечаю: да как у вас язык повернулся мне такое сказать? Да разве вы не знаете, кто его нам подарил? Да этому штофу цены нет! Он у нас на гербе на самом видном месте.
– А он?
– А он мне отвечает: тетушка, вам же будет лучше, если эта штука – штука, ты слышишь? – от вас уйдет куда подальше. Лучше бы всем забыть, из каких вы Собакиных. Это он намекал, что может на меня донести за княжеское происхождение.
– А что ты?
– А я ему говорю: товарищ Кошкин, если вы собираетесь сдать меня в НКВД, то знайте, что я не стану скрывать своих родственных связей. Вас, дядюшка, не только выпрут из этого вашего пищеторга, но и самого сделают пищей для сибирских комаров.
– И он испугался?
– Еще бы! Стал уверять, что у него ничего такого и в мыслях не было. А на следующий день притащил мне цветы. Целую охапку желтых роз, довольно противных. А пока я эти розы обрезала и ставила в вазу, он цапнул штоф и сбежал.
– Как? Разбил стекло?
– Да нет же! Я открыла шкаф, чтобы взять вазу, и пошла в ванную. А он цапнул штоф и выскочил за дверь. И что мне было делать? Идти в милицию и говорить, что я княжна Собакина, отдайте мне царский штоф?
– Нет, конечно.
– Я и не пошла. Я поступила проще. Я просто помолилась Богу, и Бог его немедленно покарал. Его буквально через неделю выперли из пищеторга, а потом арестовали и отправили в ссылку.
– Посадили?
– Не посадили, а всего лишь выслали в Среднюю Азию. Это потому, что я молилась о мягком наказании. Кстати, я полагаю, что его взяли за дело. Сейчас считают, что всех сажали зря. Но таких, как Кошкин, надо было сажать и сажать. Наверняка он обокрал не только меня, но и государство.
– И что с ним было дальше?
– Откуда мне знать? Я этим больше не интересовалась.
– А штоф?
– Штоф поехал с ним. Сашку же не могли заподозрить в родстве с Собакиными. Да и, по правде говоря, какое там родство…
– И больше ты про него ничего не слышала?
– Про него нет. Но лет двадцать назад мне пришло письмо из Парижа. От некоего prince Mathieu Kochkine. Торговца, разумеется. Это оказался Матвейка, родной сын того самого негодяя Сашки. «Пренс»! Ты представляешь? Называл меня бабушкой и звал к себе в Париж. Я, конечно, не ответила.
Бабуля гордо выпрямилась в своем кресле и протянула руку к чашке чая, принесенного Полиной Андреевной.
Про то, что в Париже у него есть родственники, Петр Алексеевич хорошо знал, но все эти родственники были Собакиными. То, что среди них затесались еще и Кошкины, он слышал впервые.
Он отхлебнул пару глотков чая, чтобы потянуть время и решить, как приступить к главной теме – рецепту, – и, ничего не придумав, пошел ва-банк:
– Бабуля, на этом штофе был наклеен какой-то рецепт! Рецепт Льва Сергеича!
– А ты откуда знаешь?
Бабуля отставила чашку и посмотрела на внука очень строго.
– Ты что, связался с Кошкиными? Про рецепт не знал никто, кроме меня!
– Я сегодня рассматривал старые фотографии. Из того альбома, который ты подарила мне в детстве. Там есть очень хороший снимок, где ты делаешь макияж… Видимо, самый конец двадцатых годов. Помнишь?
– Конечно, помню! Это фотографировал Саша Киш, мы вместе учились в студии. Он умолял меня выйти за него замуж, но я вышла за Костю.
«Значит, я угадал», – мысленно порадовался своим дедуктивным способностям Савицкий. Правда, бабуля опять путала эпохи – ей казалось, что она всю жизнь была замужем за дедом Костей, а остальные мужья по очереди выпадали у нее из памяти, и о них приходилось напоминать. Но сейчас это было неважно.
– Бабулечка, на этой фотографии позади тебя очень хорошо виден штоф. Я увеличил фото в компьютере и прочел рецепт.
– Чудеса ты говоришь. Как там можно что-то прочесть? Ну, и что же ты прочел?
Савицкий достал бумажку, на которую переписал все, что смог разобрать, и зачитал загадочное послание князя. Бабуля слушала очень внимательно.
– Да, это рецепт Льва Сергеича. Я никогда его не переписывала – не думала же я, что штоф могут украсть! Но кое-что помню. Особенно вот эту часть, которую ты прочел. Что там в конце – совсем не помню.
– И что же это значит?
– Я могу только догадываться. Папа не объяснял мне этого, конечно, – я ведь была дитя.
– Ну, давай попробуем догадаться вместе. «Р. Д.» – что это такое?
– Безусловно, название, – пожала плечами бабуля. – Может быть, какой-то химический термин, откуда мне знать?
– Хорошо. А вот дальше: «Восемь чарок отрезвит. из аппарата дэ и». Тут ты что-то можешь подсказать?
– «Д. И.»? Разумеется, Димитрий Иванович. Кто же еще? Димитрий Иванович очень, очень высоко ценил Льва Сергеича.
Савицкий хлопнул себя по лбу и мысленно произнес слова, которые при бабуле не решился бы сказать ни один смертный. Ну конечно, Менделеев!
– А что же он делал? Алкоголь? Тогда почему «отрезвит.»?
– Конечно, не алкоголь! Димитрий Иванович был убежденным сторонником народной трезвости. Он пытался найти отрезвитель! Матушка передавала слова папа: Димитрий Иванович хранит у себя в кабинете отрезвляющий аппарат.
Ух ты! Савицкий почувствовал легкое головокружение. Рецепт безалкогольного напитка от самого Менделеева! Но дальше, дальше – надо ковать железо…
– Бабуля, а «патина змеиная» – что это может быть?
– Не знаю, не знаю… Но что-нибудь петербургское, это точно. В этом змеином городе патины полно.
Северную столицу бабуля, коренная москвичка, не жаловала.
– А вот про березу… «Ежели вырастет». Ты не слышала про нее?
– Нет. Но ты должен съездить в Зайцево и все узнать. Там могли сохраниться уникальные реликвии!
– Я съезжу, бабуля, обязательно. А вот это – «Полоумь-травы Вакховой…»
– Не знаю, не знаю… Помню, матушка говорила, что Лев Сергеич очень интересовался каким-то юродивым… Как раз, кажется, Вакхом. А может, я путаю…
– А где он жил, этот Вакх?
– Вот этого я не знаю.
Савицкий вытер пот со лба. Кажется, он узнал почти все, что можно было узнать. Оставался последний вопрос.
– Бабуля, а для чего вообще был нужен этот напиток?
– Не знаю. Но могу сказать одно: твой прадед был великий человек, и он, несомненно, создал нечто грандиозное! И ты просто обязан этот эликсир восстановить!
Похоже, больше бабуля ничем помочь не могла. Но рассказала она уже достаточно, чтобы Петр Алексеевич твердо решил: надо немедленно приниматься за поиски. И начинать по порядку: первым делом попытаться найти менделеевский аппарат.
«Завтра и начну», – думал он, целуя бабуле на прощание ручку.
– Ты должен это сделать! – напутствовала его Елизавета Львовна. – Иди, найди рецепт и возвращайся со щитом. Да поскорее, потому что долго ждать я уже не могу.
Глава 4
Живой
Петр Алексеевич вернулся домой, в просторную четырехкомнатную квартиру на юго-западе Москвы, и первым делом включил свет везде, даже в декоративном навесном стеклянном шкафчике на кухне, в котором супруга хранила чайную коллекцию. Как же он соскучился по своим, кто бы знал! Но им сейчас гораздо лучше на даче в Икше, среди зелени и грядок, вдали от озверевших кредиторов и таинственных семейных преданий.
Кстати, о преданиях. Все-таки Савицкого не покидали сомнения: может быть, прадед решил просто посмеяться над своими потомками? Интересно, что по этому поводу скажет бизнес-гуру? Страница 148, второй абзац сверху:
Его размышления прервал звонок домофона. Кто бы это мог быть на ночь глядя?
Заложив страницу бабушкиной фотографией – той самой, с которой началась история с собакинским наследством, – Петр Алексеевич поднялся с дивана и неторопливо направился к входной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Свой. Живой, – ответил мурлыкающий голос.
– Ах, это вы, Паша, – поморщился Савицкий, но на кнопку домофона все-таки нажал.
Два года назад этот тип по фамилии (а может быть, по прозвищу) Живой помог ему провести рекламную кампанию в Интернете. Написал пару сотен восторженных откликов, получил денег больше, чем заслуживал, – и испарился. А неделю назад напомнил о себе: позвонил на рабочий номер и доверительным шепотом произнес:
– Слышал, вы на грани банкротства. Есть идея, как разрулить это дело.
– Что за идея?
– Не задаром и не по телефону. Встретимся, перетрем, составим смету.
– Отлично! Завтра в десять у меня в офисе. Адрес напомнить?
– Нет, в офис я не могу. Утром я сплю, а днем у меня сиеста. Давайте-ка я к вам в гости как-нибудь забегу?
– Не как-нибудь, а когда я назначу! – строго ответил Савицкий.
И назначил время. Ну да, кажется, как раз на сегодня. Но совершенно забыл о встрече из-за всей этой кутерьмы вокруг прадедушкиного штофа.
Петр Алексеевич распахнул дверь и замер на пороге, чтобы во всеоружии встретить нежданного, хоть и званого гостя.
Лифт нежно тренькнул и бесшумно распахнул двери, выпуская на площадку некрупного подвижного парня с нахальным и одновременно удивленным выражением лица.
Голова его была украшена дредами, на шее и в ушах болтались многочисленные амулеты и цацки, джинсы казались сшитыми из целой россыпи заплаток, и на фоне всего этого пестрого растаманско-клошарского безобразия каким-то нездешним светом сияла идеально чистая белая майка.
В левой руке гость держал рюкзак, увитый разноцветными бусами, увешанный значками и пестрящий нашивками, а правой бережно прижимал к себе картонную коробку с пиццей.
– Здорово, начальник! Прикурить не будет? – обезоруживающе улыбнулся карнавальный посетитель.
– Здравствуйте, Паша! Я не курю, – вежливо, но холодно ответил Савицкий.
– А спичек, скажем, у вас на кухне не найдется? – подсказал обаятельный нахал. – Кстати, мы ведь не на лестнице бизнес-план обсуждать будем?
Петр Алексеевич глубоко вздохнул и мысленно досчитал до десяти. Затем повернулся и жестом предложил Паше следовать за собой.
Живой проворно сбросил кеды и зашвырнул их под вешалку. Рюкзак кинул посреди коридора. Коробку с пиццей аккуратно поставил на пол и босиком, налегке прошлепал на кухню по прохладной шершавой плитке, которой был выложен коридор.
– Вот. Спички, – с нажимом произнес Петр Алексеевич, протягивая гостю коробок.
– Мерси.
Паша опустил подношение в одну из многочисленных дырок на джинсах, оказавшуюся по совместительству карманом, и переместился к тому самому стеклянному шкафчику, в котором супруга Савицкого хранила свою чайную коллекцию.
– О, да вы, как я посмотрю, тоже большой любитель чайных церемоний, – светским тоном заметил он.
– Может быть, к делу, Паша? – напомнил хозяин. – Мне вообще-то некогда.
– М-м… Юняньский! О-о! Хуняньский! У-у-у! – закатывал глаза посетитель, перебирая баночки, коробочки и пакетики. Наконец его внимание привлекла жестянка с золотым драконом, и тут он вообще впал в экстаз. – Позвольте… позвольте понюхать это… сокровище!
– Да пожалуйста, – буркнул Петр Алексеевич.
Разговоры о чайных церемониях, о чайной культуре и тому подобном навевали на него скуку. Все эти «распустившиеся верхние листья молодого чайного дерева» – чушь и вышибание денег из простодушного народонаселения. Пить надо газированные напитки. От Савицкого. Желательно – серию «Запахи детства».
Живой тем временем открыл баночку с драконом и сунул в нее свой длинный нос. На физиономии ценителя чайных сокровищ читалось примерно следующее: «У меня священный экстаз, и я долго еще не сдвинусь с места, если, конечно, мне не позволят испить этого прекрасного напитка».
– Ставьте чайник на плиту, я тоже тогда чайку выпью, – смилостивился Петр Алексеевич.
Живой немедленно отмер, метнулся туда, сюда, достал с верхней полки стеклянный чайничек и принялся над ним колдовать.
– Прекрасный китайский чай, я даже не мечтал попробовать его, и вот благодаря вам моя немечта сбывается. Знаете, все-таки китайцы, как ни крути, оказались ближе всех к пониманию сути Срединного пути. Тут даже на банке написано, что вкушающий чай не должен быть слишком сытым или слишком голодным. Понимаете?
Савицкий покрутил в руках банку. Ничего, кроме иероглифов, на ней написано не было.
– Паша, скажите, а вы не голодны? – спросил он.
– Я – голоден! – охотно подтвердил Живой.
– Ну, с этого и надо было начинать!
Через полчаса гость уплетал за обе щеки обильный и сытный ужин.
– Так, погодите, у вас же с собой вроде какая-то пицца была. Почему мы тогда ее не едим? – спросил Савицкий, будто очнувшись от гипноза.
– А, это не пицца. Это мой ноутбук.
– Не понял?
– Ну, я его в коробку положил, потому что он в рюкзак не помещается. Чего непонятного?
– О’кей. Непонятно только одно: почему мы до сих пор не перешли к делу.
– Да не могу я во время еды о работе! Пищеварение нарушается. А мне доктор сказал: Паша, береги здоровье, оно у тебя одно. Или это бабушка так говорила? Павличек, кушай и не отвлекайся. А не о деле я могу говорить, это пищеварению только способствует. Знаете, я сдал свою квартиру каким-то баловням судьбы, и теперь мне негде жить. Я, конечно, со дня на день пойму, куда мне деваться: в Эквадор, на Гоа или в Канаду – везде друзья, все ждут. Но каждый легко без меня обойдется и плакать не станет, если я полечу к другому. А можно ведь и работенку с жильем подыскать. Я не рассказывал, как гуровал в йога-клубе? Между прочим, четыре месяца работал просветленным учителем. Сам чуть не просветлел. А потом один посетитель, алчущий тайного знания, так меня достал, что я его послал в самое сакральное место, какое только вспомнил. Не, ну в самом деле, откуда я ему тайное знание за тридцать баксов возьму? Как маленький. Короче, турнули меня йоги. Расторгли договор и написали в трудовой: «Уволен за неблагостность». Поэтому теперь мы с моей командой занимаемся фальсификацией и подменами – дело привычное, наработанное. Внушаем всей доброй сетевой общественности, что простое русское слово «тяпнуть» произошло от фамилии нашего благородного и благодетельного Тяпова И. И., да хранят его Аллах, Будда и Эру Илуватар! Вообразите, Савицкий, этот святой человек заплатил мне и моим ребятам втрое больше, чем вы, и совсем не придирался! Теперь скидываю ему отчет раз в два дня. Знаете, Савицкий, какие отчеты пишет моя команда? Впрочем, да, знаете.
Петр Алексеевич знал. Когда он окончательно понял, что «Запахи детства» – его призвание и на пяти напитках останавливаться не стоит, к нему в офис явился этот самый Паша Живой. В красках и потрясающих подробностях проходимец расписал рекламную кампанию, которую он и его команда готовы организовать в Интернете. Денег он запросил не то чтобы много, но и не слишком мало, так что Савицкий, не понимавший в интернет-рекламе ровным счетом ничего, согласился.
За пару месяцев Живой и его команда организовали в блогах и форумах советско-ностальгической ориентации сотни дискуссий, посвященных лимонадам Савицкого. Это неплохо отразилось на продажах. А может быть, просто так совпало. Когда же Петр Алексеевич захотел взглянуть на людей, сделавших такое славное дело, Паша скромно признался, что от имени двухсот виртуальных персонажей пишет он сам, один. И деньги, причитающиеся «команде», тоже достаются ему одному.
Савицкий сразу разочаровался в виртуальном общении. Со стороны вроде кажется, что собрались люди обсудить интересные темы – а оказывается, что это какой-нибудь Живой сам с собой разговаривает.
Но это было потом, а поначалу Петр Алексеевич прислушивался к Паше, так и фонтанировавшему идеями и то и дело предлагавшему такие варианты, по сравнению с которыми лимонад «Папиросы „Беломор“» выглядел сладким нектаром.
«Послушайте, господин хороший, вам не хватает размаха, – вещал этот гений пиара на второй встрече с клиентом. – Совершенно необходимо добавить к вашей ностальгической сюсипусечной линейке еще одну – „Ароматы лихих девяностых“. Ну подумайте сами! Лимонад „Утюг на животе“ – с запахом и вкусом утюга на животе. Для бандитов в отставке. Или возьмем темы помасштабнее – „Штурм Белого дома“ – с запахом пороха. „Финансовая пирамида“, сладко пахнущая халявой… Что вы на меня так смотрите? Я бы на вашем месте записывал».
«Я еще раз обдумал все за и против, – размахивал он руками на следующей встрече. – И хочу предложить вам поскорее наладить выпуск лимонада „Манна небесная“. Никто же не знает, какова она на вкус. Может, у нее вообще не было вкуса. Вот и делайте простую газировку – пусть каждый сам, внутри своей головы, придумает вкус и расскажет об этом другим. Мы станем свидетелями грандиозных побоищ. Сторонники вкуса „Березовый сок с тонкой нотой первого снега“ ополчатся против сторонников вкуса „Немного солнца в холодной воде горного ручья, спешащего в долину“. И тех, и других будут решительно не одобрять Уловившие Истинный Смысл – те, кто почувствует в нашем несравненном зелье „Изысканный аромат перьев ангелов, сдобренный милостью Божьей“. Люди станут создавать партии и коалиции. На Первом канале в прайм-тайм откроется ток-шоу, посвященное нашему загадочному продукту. Шпионы транснациональных корпораций попытаются выкрасть у нас рецепт этого напитка, таинственного, как сама русская душа, но не смогут – потому что когда нет тайны, то и украсть ее нельзя. И обратите внимание на мою скромность – за эту непревзойденную идею я прошу всего-то две трети с общего дохода. Все уже придумано – вам останется только разлить водичку в бутылки и приклеить к ним лаконичные этикетки».
Надо ли говорить, что в конечном итоге Петр Алексеевич отверг все предложения Живого? Создание новых вкусов и ароматов было для него делом личным, интимным, можно сказать – актом творчества, и в соавторах он не нуждался. Он даже любимой жене отказал, хотя ее проект по созданию линейки элитных прохладительных напитков «Чайная коллекция народов мира» был, надо признать, вполне серьезным коммерческим предложением.
Когда Савицкий окончательно отверг все креативные идеи Живого, тот покачал головой, поцокал языком и печальным голосом произнес:
«Знаете что, господин Советский? В вашей фирменной линейке определенно не хватает лимонада „Запах детской неожиданности“. Кстати, у меня тут появилась неплохая идея. Вы оплачиваете мне и моим ребятам еще пару месяцев работы, а мы, в свою очередь, не понесем эту чудесную шутку в массы. По-моему, выгодное дело. Тарифы, несмотря на инфляцию, останутся прежними – мы уважаем постоянных клиентов».
Савицкий, всей душой ненавидевший шантаж, выгнал Живого вон. «Запах детской неожиданности» и в самом деле просочился в Сеть, но антиреклама, как всегда, оказалась рекламой, а затем волна быстро затихла. Видимо, Живому надоело развлекаться даром, а может быть, он нашел других клиентов или сменил сферу деятельности.
Теперь этот шутник сидел на кухне у Петра Алексеевича и как ни в чем не бывало раскуривал маленькую резную трубку.
– Курить – только на балконе. В доме не должно быть запаха табака! – строго сказал Савицкий.
– Запаха табака точно не будет, – ухмыльнулся гость, но с места все же встал и проскользнул сквозь открытую дверь на балкон. Там он уселся на пол, скрестив ноги, – ну совсем как индеец с трубкой мира.
Живой торчал на балконе довольно долго – Савицкий успел сходить в гостиную за Рамакришной, немного полюбовался бабушкиной фотографией и даже прочитал очередную вдохновляющую главу «Извлечение прибыли из убыли».
Понятие убыли есть убыль сама по себе, – писал Просветленный. – Человеческий разум до сих пор не породил ни одной убыли, которая не содержала бы в себе скрытую прибыль. И если ты понял, где скрыта прибыль, значит, Шива обратил на тебя свой сияющий взор.
По словам гуру выходило, что все люди, сколотившие сколько-нибудь серьезное состояние, обязательно терпели неудачу в одном из своих первых начинаний, но не сдавались, а шли дальше. «Судьба испытывает вас, а богатство ищет достойных», – прочитал Петр Алексеевич – кажется, вслух. Как раз в этот момент с балкона вернулся Живой. Он взглянул на книгу, потом на бывшего работодателя, улыбнулся каким-то своим мыслям и плюхнулся на табурет.
– Знаете, я, пока там курил, придумал два лимонада. Первый – «Не плюй в колодец дракона», а второй я забыл. Кстати, если вы куда-то уезжаете, я могу посторожить квартиру. Я очень хорошо сторожу. Знаете, как я умею гавкать? Исключительно убедительно. Р-р-раф-аф-аф! А вот какая у вас фоточка на столе лежит – позволите? М-м-м, какая ретровумен. Состоите с ней в родстве?
Савицкий не успел опомниться, как Живой схватил со стола бабушкино фото.
– Положите на место, – холодно произнес Петр Алексеевич.
– Повинуюсь, – повиновался Живой. – Очень, знаете, линия носа, плавно переходящая в линию лба, у вас похожа. Это ваша старшая сестра?
– Это моя бабушка.
– Какая роковая женщина! Небось дореволюционной сборки?
– Да. Княжна, между прочим.
– Да ну! А из каких князей? Волконские? Оболенские?
– Собакины.
– Таких князей не бывает.
– Бывают. Бабушка – дочь князя Льва Собакина. Любимого ученика Менделеева, между прочим. Слыхали о таком, я надеюсь?
– Слышал ли я о знаменитом химике Собакине? О, да-да, конечно! Русский галлюциногенный миф! На Лепре в свое время об этом очень подробно писали. Говорят, он чуть было LSD не синтезировал. А может, и синтезировал, пустил его в народ, и в народе случились разные брожения, а потом произошла революция. А сам Собакин будто бы помер от такого известия.
– Вы это точно знаете? – ошеломленно спросил Савицкий.
– Ну, точно или нет – сказать не могу, – заюлил Живой. – Но читал. А вы, стало быть, решили перейти с безалкогольных напитков на безалкогольные вещества? Ценю ваше мужество. Я буду в числе ваших первых клиентов. Надеюсь по дружбе получить сногсшибательные скидки.
– Паша, вы мне вот что скажите, по дружбе или так. Вы мне что-то предложить хотели, я помню. Ну так давайте уже к делу.
– К делу… Знаете анекдот про Ходжу Насреддина, который обещал шаху обучить ишака говорить? Мол, через десять лет кто-то из нас точно помрет – либо шах, либо ишак, либо я. Когда я впервые услышал этот анекдот, мне очень захотелось перенестись на десять лет вперед и выяснить, кто же из них все-таки помер.
Кстати, о преданиях. Все-таки Савицкого не покидали сомнения: может быть, прадед решил просто посмеяться над своими потомками? Интересно, что по этому поводу скажет бизнес-гуру? Страница 148, второй абзац сверху:
Меня часто спрашивают: как я узнаю – правильный ли путь я выбрал? Вдруг я иду в неверном направлении? На это мы с Буддой всегда отвечаем так: неправильных путей просто не существует. Это не вы выбираете путь, это он выбирает вас. Вы же, в свою очередь, вольны идти пешком или воспользоваться каким-нибудь средством передвижения.Средством передвижения, значит? А ведь верно. Менделеев всю жизнь прожил в Питере – значит, в этот змеиный город и надо ехать в первую очередь. Можно прямо сейчас заказать билет на самолет через Интернет. Итак, прочь сомнения: будем считать, что прадедушкин штоф сам выбрал Петра Алексеевича, как Матрица выбрала Нео!
Его размышления прервал звонок домофона. Кто бы это мог быть на ночь глядя?
Заложив страницу бабушкиной фотографией – той самой, с которой началась история с собакинским наследством, – Петр Алексеевич поднялся с дивана и неторопливо направился к входной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Свой. Живой, – ответил мурлыкающий голос.
– Ах, это вы, Паша, – поморщился Савицкий, но на кнопку домофона все-таки нажал.
Два года назад этот тип по фамилии (а может быть, по прозвищу) Живой помог ему провести рекламную кампанию в Интернете. Написал пару сотен восторженных откликов, получил денег больше, чем заслуживал, – и испарился. А неделю назад напомнил о себе: позвонил на рабочий номер и доверительным шепотом произнес:
– Слышал, вы на грани банкротства. Есть идея, как разрулить это дело.
– Что за идея?
– Не задаром и не по телефону. Встретимся, перетрем, составим смету.
– Отлично! Завтра в десять у меня в офисе. Адрес напомнить?
– Нет, в офис я не могу. Утром я сплю, а днем у меня сиеста. Давайте-ка я к вам в гости как-нибудь забегу?
– Не как-нибудь, а когда я назначу! – строго ответил Савицкий.
И назначил время. Ну да, кажется, как раз на сегодня. Но совершенно забыл о встрече из-за всей этой кутерьмы вокруг прадедушкиного штофа.
Петр Алексеевич распахнул дверь и замер на пороге, чтобы во всеоружии встретить нежданного, хоть и званого гостя.
Лифт нежно тренькнул и бесшумно распахнул двери, выпуская на площадку некрупного подвижного парня с нахальным и одновременно удивленным выражением лица.
Голова его была украшена дредами, на шее и в ушах болтались многочисленные амулеты и цацки, джинсы казались сшитыми из целой россыпи заплаток, и на фоне всего этого пестрого растаманско-клошарского безобразия каким-то нездешним светом сияла идеально чистая белая майка.
В левой руке гость держал рюкзак, увитый разноцветными бусами, увешанный значками и пестрящий нашивками, а правой бережно прижимал к себе картонную коробку с пиццей.
– Здорово, начальник! Прикурить не будет? – обезоруживающе улыбнулся карнавальный посетитель.
– Здравствуйте, Паша! Я не курю, – вежливо, но холодно ответил Савицкий.
– А спичек, скажем, у вас на кухне не найдется? – подсказал обаятельный нахал. – Кстати, мы ведь не на лестнице бизнес-план обсуждать будем?
Петр Алексеевич глубоко вздохнул и мысленно досчитал до десяти. Затем повернулся и жестом предложил Паше следовать за собой.
Живой проворно сбросил кеды и зашвырнул их под вешалку. Рюкзак кинул посреди коридора. Коробку с пиццей аккуратно поставил на пол и босиком, налегке прошлепал на кухню по прохладной шершавой плитке, которой был выложен коридор.
– Вот. Спички, – с нажимом произнес Петр Алексеевич, протягивая гостю коробок.
– Мерси.
Паша опустил подношение в одну из многочисленных дырок на джинсах, оказавшуюся по совместительству карманом, и переместился к тому самому стеклянному шкафчику, в котором супруга Савицкого хранила свою чайную коллекцию.
– О, да вы, как я посмотрю, тоже большой любитель чайных церемоний, – светским тоном заметил он.
– Может быть, к делу, Паша? – напомнил хозяин. – Мне вообще-то некогда.
– М-м… Юняньский! О-о! Хуняньский! У-у-у! – закатывал глаза посетитель, перебирая баночки, коробочки и пакетики. Наконец его внимание привлекла жестянка с золотым драконом, и тут он вообще впал в экстаз. – Позвольте… позвольте понюхать это… сокровище!
– Да пожалуйста, – буркнул Петр Алексеевич.
Разговоры о чайных церемониях, о чайной культуре и тому подобном навевали на него скуку. Все эти «распустившиеся верхние листья молодого чайного дерева» – чушь и вышибание денег из простодушного народонаселения. Пить надо газированные напитки. От Савицкого. Желательно – серию «Запахи детства».
Живой тем временем открыл баночку с драконом и сунул в нее свой длинный нос. На физиономии ценителя чайных сокровищ читалось примерно следующее: «У меня священный экстаз, и я долго еще не сдвинусь с места, если, конечно, мне не позволят испить этого прекрасного напитка».
– Ставьте чайник на плиту, я тоже тогда чайку выпью, – смилостивился Петр Алексеевич.
Живой немедленно отмер, метнулся туда, сюда, достал с верхней полки стеклянный чайничек и принялся над ним колдовать.
– Прекрасный китайский чай, я даже не мечтал попробовать его, и вот благодаря вам моя немечта сбывается. Знаете, все-таки китайцы, как ни крути, оказались ближе всех к пониманию сути Срединного пути. Тут даже на банке написано, что вкушающий чай не должен быть слишком сытым или слишком голодным. Понимаете?
Савицкий покрутил в руках банку. Ничего, кроме иероглифов, на ней написано не было.
– Паша, скажите, а вы не голодны? – спросил он.
– Я – голоден! – охотно подтвердил Живой.
– Ну, с этого и надо было начинать!
Через полчаса гость уплетал за обе щеки обильный и сытный ужин.
– Так, погодите, у вас же с собой вроде какая-то пицца была. Почему мы тогда ее не едим? – спросил Савицкий, будто очнувшись от гипноза.
– А, это не пицца. Это мой ноутбук.
– Не понял?
– Ну, я его в коробку положил, потому что он в рюкзак не помещается. Чего непонятного?
– О’кей. Непонятно только одно: почему мы до сих пор не перешли к делу.
– Да не могу я во время еды о работе! Пищеварение нарушается. А мне доктор сказал: Паша, береги здоровье, оно у тебя одно. Или это бабушка так говорила? Павличек, кушай и не отвлекайся. А не о деле я могу говорить, это пищеварению только способствует. Знаете, я сдал свою квартиру каким-то баловням судьбы, и теперь мне негде жить. Я, конечно, со дня на день пойму, куда мне деваться: в Эквадор, на Гоа или в Канаду – везде друзья, все ждут. Но каждый легко без меня обойдется и плакать не станет, если я полечу к другому. А можно ведь и работенку с жильем подыскать. Я не рассказывал, как гуровал в йога-клубе? Между прочим, четыре месяца работал просветленным учителем. Сам чуть не просветлел. А потом один посетитель, алчущий тайного знания, так меня достал, что я его послал в самое сакральное место, какое только вспомнил. Не, ну в самом деле, откуда я ему тайное знание за тридцать баксов возьму? Как маленький. Короче, турнули меня йоги. Расторгли договор и написали в трудовой: «Уволен за неблагостность». Поэтому теперь мы с моей командой занимаемся фальсификацией и подменами – дело привычное, наработанное. Внушаем всей доброй сетевой общественности, что простое русское слово «тяпнуть» произошло от фамилии нашего благородного и благодетельного Тяпова И. И., да хранят его Аллах, Будда и Эру Илуватар! Вообразите, Савицкий, этот святой человек заплатил мне и моим ребятам втрое больше, чем вы, и совсем не придирался! Теперь скидываю ему отчет раз в два дня. Знаете, Савицкий, какие отчеты пишет моя команда? Впрочем, да, знаете.
Петр Алексеевич знал. Когда он окончательно понял, что «Запахи детства» – его призвание и на пяти напитках останавливаться не стоит, к нему в офис явился этот самый Паша Живой. В красках и потрясающих подробностях проходимец расписал рекламную кампанию, которую он и его команда готовы организовать в Интернете. Денег он запросил не то чтобы много, но и не слишком мало, так что Савицкий, не понимавший в интернет-рекламе ровным счетом ничего, согласился.
За пару месяцев Живой и его команда организовали в блогах и форумах советско-ностальгической ориентации сотни дискуссий, посвященных лимонадам Савицкого. Это неплохо отразилось на продажах. А может быть, просто так совпало. Когда же Петр Алексеевич захотел взглянуть на людей, сделавших такое славное дело, Паша скромно признался, что от имени двухсот виртуальных персонажей пишет он сам, один. И деньги, причитающиеся «команде», тоже достаются ему одному.
Савицкий сразу разочаровался в виртуальном общении. Со стороны вроде кажется, что собрались люди обсудить интересные темы – а оказывается, что это какой-нибудь Живой сам с собой разговаривает.
Но это было потом, а поначалу Петр Алексеевич прислушивался к Паше, так и фонтанировавшему идеями и то и дело предлагавшему такие варианты, по сравнению с которыми лимонад «Папиросы „Беломор“» выглядел сладким нектаром.
«Послушайте, господин хороший, вам не хватает размаха, – вещал этот гений пиара на второй встрече с клиентом. – Совершенно необходимо добавить к вашей ностальгической сюсипусечной линейке еще одну – „Ароматы лихих девяностых“. Ну подумайте сами! Лимонад „Утюг на животе“ – с запахом и вкусом утюга на животе. Для бандитов в отставке. Или возьмем темы помасштабнее – „Штурм Белого дома“ – с запахом пороха. „Финансовая пирамида“, сладко пахнущая халявой… Что вы на меня так смотрите? Я бы на вашем месте записывал».
«Я еще раз обдумал все за и против, – размахивал он руками на следующей встрече. – И хочу предложить вам поскорее наладить выпуск лимонада „Манна небесная“. Никто же не знает, какова она на вкус. Может, у нее вообще не было вкуса. Вот и делайте простую газировку – пусть каждый сам, внутри своей головы, придумает вкус и расскажет об этом другим. Мы станем свидетелями грандиозных побоищ. Сторонники вкуса „Березовый сок с тонкой нотой первого снега“ ополчатся против сторонников вкуса „Немного солнца в холодной воде горного ручья, спешащего в долину“. И тех, и других будут решительно не одобрять Уловившие Истинный Смысл – те, кто почувствует в нашем несравненном зелье „Изысканный аромат перьев ангелов, сдобренный милостью Божьей“. Люди станут создавать партии и коалиции. На Первом канале в прайм-тайм откроется ток-шоу, посвященное нашему загадочному продукту. Шпионы транснациональных корпораций попытаются выкрасть у нас рецепт этого напитка, таинственного, как сама русская душа, но не смогут – потому что когда нет тайны, то и украсть ее нельзя. И обратите внимание на мою скромность – за эту непревзойденную идею я прошу всего-то две трети с общего дохода. Все уже придумано – вам останется только разлить водичку в бутылки и приклеить к ним лаконичные этикетки».
Надо ли говорить, что в конечном итоге Петр Алексеевич отверг все предложения Живого? Создание новых вкусов и ароматов было для него делом личным, интимным, можно сказать – актом творчества, и в соавторах он не нуждался. Он даже любимой жене отказал, хотя ее проект по созданию линейки элитных прохладительных напитков «Чайная коллекция народов мира» был, надо признать, вполне серьезным коммерческим предложением.
Когда Савицкий окончательно отверг все креативные идеи Живого, тот покачал головой, поцокал языком и печальным голосом произнес:
«Знаете что, господин Советский? В вашей фирменной линейке определенно не хватает лимонада „Запах детской неожиданности“. Кстати, у меня тут появилась неплохая идея. Вы оплачиваете мне и моим ребятам еще пару месяцев работы, а мы, в свою очередь, не понесем эту чудесную шутку в массы. По-моему, выгодное дело. Тарифы, несмотря на инфляцию, останутся прежними – мы уважаем постоянных клиентов».
Савицкий, всей душой ненавидевший шантаж, выгнал Живого вон. «Запах детской неожиданности» и в самом деле просочился в Сеть, но антиреклама, как всегда, оказалась рекламой, а затем волна быстро затихла. Видимо, Живому надоело развлекаться даром, а может быть, он нашел других клиентов или сменил сферу деятельности.
Теперь этот шутник сидел на кухне у Петра Алексеевича и как ни в чем не бывало раскуривал маленькую резную трубку.
– Курить – только на балконе. В доме не должно быть запаха табака! – строго сказал Савицкий.
– Запаха табака точно не будет, – ухмыльнулся гость, но с места все же встал и проскользнул сквозь открытую дверь на балкон. Там он уселся на пол, скрестив ноги, – ну совсем как индеец с трубкой мира.
Живой торчал на балконе довольно долго – Савицкий успел сходить в гостиную за Рамакришной, немного полюбовался бабушкиной фотографией и даже прочитал очередную вдохновляющую главу «Извлечение прибыли из убыли».
Понятие убыли есть убыль сама по себе, – писал Просветленный. – Человеческий разум до сих пор не породил ни одной убыли, которая не содержала бы в себе скрытую прибыль. И если ты понял, где скрыта прибыль, значит, Шива обратил на тебя свой сияющий взор.
По словам гуру выходило, что все люди, сколотившие сколько-нибудь серьезное состояние, обязательно терпели неудачу в одном из своих первых начинаний, но не сдавались, а шли дальше. «Судьба испытывает вас, а богатство ищет достойных», – прочитал Петр Алексеевич – кажется, вслух. Как раз в этот момент с балкона вернулся Живой. Он взглянул на книгу, потом на бывшего работодателя, улыбнулся каким-то своим мыслям и плюхнулся на табурет.
– Знаете, я, пока там курил, придумал два лимонада. Первый – «Не плюй в колодец дракона», а второй я забыл. Кстати, если вы куда-то уезжаете, я могу посторожить квартиру. Я очень хорошо сторожу. Знаете, как я умею гавкать? Исключительно убедительно. Р-р-раф-аф-аф! А вот какая у вас фоточка на столе лежит – позволите? М-м-м, какая ретровумен. Состоите с ней в родстве?
Савицкий не успел опомниться, как Живой схватил со стола бабушкино фото.
– Положите на место, – холодно произнес Петр Алексеевич.
– Повинуюсь, – повиновался Живой. – Очень, знаете, линия носа, плавно переходящая в линию лба, у вас похожа. Это ваша старшая сестра?
– Это моя бабушка.
– Какая роковая женщина! Небось дореволюционной сборки?
– Да. Княжна, между прочим.
– Да ну! А из каких князей? Волконские? Оболенские?
– Собакины.
– Таких князей не бывает.
– Бывают. Бабушка – дочь князя Льва Собакина. Любимого ученика Менделеева, между прочим. Слыхали о таком, я надеюсь?
– Слышал ли я о знаменитом химике Собакине? О, да-да, конечно! Русский галлюциногенный миф! На Лепре в свое время об этом очень подробно писали. Говорят, он чуть было LSD не синтезировал. А может, и синтезировал, пустил его в народ, и в народе случились разные брожения, а потом произошла революция. А сам Собакин будто бы помер от такого известия.
– Вы это точно знаете? – ошеломленно спросил Савицкий.
– Ну, точно или нет – сказать не могу, – заюлил Живой. – Но читал. А вы, стало быть, решили перейти с безалкогольных напитков на безалкогольные вещества? Ценю ваше мужество. Я буду в числе ваших первых клиентов. Надеюсь по дружбе получить сногсшибательные скидки.
– Паша, вы мне вот что скажите, по дружбе или так. Вы мне что-то предложить хотели, я помню. Ну так давайте уже к делу.
– К делу… Знаете анекдот про Ходжу Насреддина, который обещал шаху обучить ишака говорить? Мол, через десять лет кто-то из нас точно помрет – либо шах, либо ишак, либо я. Когда я впервые услышал этот анекдот, мне очень захотелось перенестись на десять лет вперед и выяснить, кто же из них все-таки помер.