– И какое отношение эта история имеет к делу?
   – Да прямое. Десять лет прошло, а все живы. Вот ты не поверишь, начальник, а я честно думал, как тебе помочь. Но так ничего и не придумал.
   – Так зачем же было мне голову морочить?
   – Я верил в себя. Ну, и в силу разных веществ, окружающих нас. Думал, в последний момент в голову стрельнет – а оно не стрельнуло. Казни меня, Савицкий, – неожиданно громко вскрикнул Паша, упал на колени и стукнулся лбом об пол. – Казни меня или милуй, но я так ничего и не скреативил!
   – Вставай, креативщик, – насмешливо произнес Петр Алексеевич. – Не буду я тебя казнить. Ты мне лучше, как большой специалист по галлюциногенным мифам, вот что скажи…
   – Все что угодно! – Паша моментально вскочил на ноги, отряхнулся, сел на табурет и приложил к ушибленному лбу холодную столовую ложку.
   – Слышал когда-нибудь про такое вещество, как «полоумь-трава Вакхова»? – спросил Савицкий. Эта трава больше всего не давала ему покоя.
   У Паши загорелись глаза. Он заерзал на табурете, достал из кармана смартфон и быстро начал стучать по кнопкам.
   – Полоумь-трава… Хрен там был… – бормотал он себе под нос. – Я ее уже хочу. Вакхова полоумь-трава… А если так? А точно Вакхова? Это чего, древнерусское что-то?
   – Дореволюционное как минимум.
   – Секрет утраченной шмали! – задохнулся Живой. – И мы ее найдем! И ее назовут нашим именем! Полоумь-трава Живого-Савицкого. Дяденька, хочешь, я тебе полы вымою, только дай еще какую-нибудь наводку на эту чудо-травушку!
   – Ну, если даже ты не знаешь о такой… – погрустнел Савицкий.
   – Я буду искать! – заверил его Живой.
   Он притащил на кухню ноутбук и приступил к перекрестному поиску. Постепенно на Пашиной физиономии стало проступать прежнее нахально-удивленное выражение. Наконец он провел рукой по дредам, откинул голову назад и объявил:
   – Итак, теперь я знаю место, где произрастает или произрастала раньше Вакхова полоумь-трава. Строго говоря, у меня нет оснований делиться с вами этой информацией. Тем более что вы запалитесь на этом деле, как школота, и заветная травушка попадет не к страждущим просветления, а в руки властей. Но мы имеем и встречную проблему. Паша Живой сейчас совсем без денег. Вчера отдал долги и еще столько же остался должен. Значит, мне не на что путешествовать. Поэтому у меня есть предложение. Молчание в обмен на комфорт. Вы меня кормите, поите, обеспечиваете проездными билетами. А я не информирую широкую интернет-общественность о месте произрастания нашей чудо-травки.
   – Вам невыгодно рассказывать об этом всем, если вы хотите, чтобы трава носила ваше имя, – спокойно парировал Савицкий.
   – Ошибаешься, начальник. Когда я напишу о траве – а я буду первым, кто о ней напишет, – она будет назваться травка Живого. Стану я Вакха вспоминать, вот еще! А уж многочисленные пытливые отроки и отроковицы добудут ее и принесут мне сами. Но у меня есть идея получше. Я хоть и не бизнес-гуру, но все же человек добрый и готов взять в долю господина Савицкого Пэ А. И давайте по такому случаю окончательно перейдем на ты. А на брудершафт покурим, как только достанем нашу полоумь-траву.
   – Не нашу, а Вакхову. Вам… тебе сколько лет, Паша?
   – Да тридцатник вот недавно стукнул, – безмятежно улыбнулся Живой. – Ну все, Алексеич, значит, мы с тобой договорились!
   – Ни о чем мы с ВАМИ не договаривались, – охладил его пыл Петр Алексеевич. – Покиньте мою квартиру немедленно. Мне пора спать, завтра утром у меня важные дела.
   – Да прям-таки. Дело всего одно, и оно, можно сказать, на мази. Дяденька Савицкий, ну возьми меня с собой за сокровищами! Я всю жизнь мечтал пойти туда – не знаю куда и непременно убить дракона.
   С этими словами Паша взял со стола вилку и стал тыкать ею в глаза золотому дракону на чайной жестянке, приговаривая: «Не моргать! Не моргать!»
   – А ты тут наркотики, часом, не употреблял? – Савицкий от возмущения снова перешел на «ты» и сам этого не заметил.
   – Употреблял! Употреблял! Не моргать! Вот прямо здесь и употреблял!
   – А если я вызову милицию?
   Паша положил вилку на место и сладко улыбнулся:
   – Тогда тебя посадят за содержание притона. А если ты меня просто прогонишь, то весь Интернет завтра узнает о травушке. А еще о том, что известный бизнесмен Савицкий отправляется в экспедицию за утерянным наркотическим зельем.
   – Никакой экспедиции не будет. У вас, Паша, не по годам бурная фантазия. Пора взрослеть!
   – Пора! Пора! – запел Живой. – Пара-пара-рура! Ну, значит, я без опаски пишу обо всем в Интернет. Может, найдутся энтузиасты, романтики своего дела, которые не испугаются трудностей и вернут в этот мир божественную Вакхову полоумь-траву. Я тогда пойду, ладно? Закрой за мной дверь, меня ждет… – кто там у нас дальше по алфавиту? «Галерея „Достоевский“»? Нет, не могу, достали они меня своим искусством. Уж лучше Галя. Надеюсь, что она и в самом деле меня ждет. Не на улице же ночевать.
   – А почему я у тебя в алфавите на «Г»? – прищурившись, спросил Савицкий.
   – «Г» – значит «газировка». Ничего личного.
   Сказав это, бесстыжий шантажист поднялся на ноги, засунул свой ноутбук в коробку из-под пиццы и решительно направился к выходу. Однако на пороге кухни замер, обернулся и посмотрел на хозяина: мол, что скажешь, дружище?
   Савицкий затравленно огляделся по сторонам. Может быть, убить болтливого свидетеля?
   – Нет, не получится, – покачал головой свидетель. – Консьержка видела, как я сюда заходил, и запомнила мои особые приметы – а их у меня много. Я, можно сказать, весь состою из особых примет. Не убивай меня, добрый молодец! Я тебе пригожусь!
   Савицкий оглядел кухню еще раз, но взгляд его остановился только на Рамакришне. Стукнуть гада Рамакришной по голове? Нет, лучше попробуем мыслить позитивно. Вакхову траву он нашел? Нашел. Значит, и в дальнейшем может пригодиться.
   – Давай я посуду помою? – тут же начал пригождаться Живой. – Я, когда накурюсь, всегда такой хозяйственный делаюсь. Моя бывшая эту тему очень быстро просекла и эксплуатировала меня, как жестокий строительный магнат бесправного таджикского гастарбайтера.
   Судя по мечтательному выражению лица «бесправного гастарбайтера», ему такое обращение даже нравилось.
   – Ладно, беру на испытательный срок, – решил Савицкий. – С тебя – полный отчет по полоумь-траве, чтоб утром был на столе. И со всеми ссылками – я проверю лично каждую, а то знаю тебя. До отъезда поживешь в комнате моей тещи. Не смей ничего трогать, и уж тем более – не вздумай там курить!
   – Понял, начальник, – козырнул Живой. – Отнесусь к тещиной комнате с уважением. Ну что, я с утра за билетами сбегаю, или нам их курьер подгонит? А куда едем-то, кстати?
   – Не суетись. Билеты закажем, – зевнул Савицкий. – Следующая остановка – Санкт-Петербург. И никому ни слова, пожалуйста! А то сладкого лишу.
   – Понял. Коммерческая тайна. Слушай, а где теща? Ты ее, часом, не грохнул? Слишком много знала?
   – Моя семья на даче все лето, – сухо ответил Петр Алексеевич.
   – Семья-я… Савицкий, а усынови меня?
   – Что-что, прости?
   – Ну, усынови меня. Со мной никаких проблем не будет! Ну, только если я дуну чего-нибудь некошерного и в панику ударюсь. Но тогда просто надо меня запереть, например, в ванной, я там немного попаникую и вскорости попущусь.
   – Вот насчет «дуну» – это ты мне брось. Только не в моем доме. Если не хочешь, чтобы тебя усыновило целое отделение милиции. Ближайшее.
   – Заманчивое предложение. Я подумаю над ним во время вечерней медитации. А пока пойду в тещину комнату, займусь Тяпкиным заказом.

Глава 5
Голубой песец

   Кто же такой этот Тяпка, которому Паша Живой оказывает свои бесценные рекламные услуги? Заглянем на всеведущий сайт www.chemodan_compromata.ru.
   Иван Ильич Тяпов появился на свет в 1956 году в Архангельской области, в селе Тяпове, неподалеку от родных мест Михайлы Ломоносова. Это село, в наше время ставшее едва ли не прижизненным музеем-заповедником Ивана Ильича, раньше было ничем не примечательно. Народ там с незапамятных времен хлебопашествовал, ходил в море, а зимой, случалось, бил от скуки пушного зверя. Правда, Советская власть несколько переменила жизнь поморов: в Тяпове была построена звероферма, где выращивали песцов.
   Будущий магнат начал свой трудовой путь именно с пушного животноводства, хотя особой тяги к этому роду деятельности и не испытывал. Ваню Тяпова резко отличали от односельчан три качества: во-первых, он совсем не пил водки, во-вторых, не ругался матом, а в-третьих, с младых ногтей хотел руководить каким-нибудь трудовым коллективом и имел к этому явные способности. Талант его был замечен: бойкого молодого человека назначили директором зверофермы, и вскоре предприятие расцвело. Тяпов механизировал кормокухню, повысил среднюю нагрузку на самца во время гона до шести самок, рационализировал сдирание шкур и довел их качество до экспортных кондиций. Ферма неизменно перевыполняла план, и портрет Тяпова красовался на районной Доске почета.
   Все шло как нельзя лучше, пока однажды осенью не случилось чрезвычайное происшествие: в райком партии прибежал песец.
   Прежде пушные звери обходили органы власти стороной, а этот не только пришел сам, но еще и оказался каким-то странным: он был наполовину, от хвоста до правой передней лапы, выкрашен голубой гуашью, пах алкоголем, дрожал, на вопросы не отвечал и только смотрел на коммунистов умоляющими глазами. Первый секретарь райкома, как следует подумав, решил, что песец – это очень нехороший знак, и велел провести расследование. Звероферма в районе была только одна, и бюро тут же назначило комиссию по проверке тяповского хозяйства. На следующее утро в Тяпово без всякого предупреждения приехали две черные «волги».
   Оказалось, что ферма обнесена забором с колючей проволокой. У единственных ворот приезжих встретила вооруженная охрана, одетая в черные телогрейки со странными знаками на воротниках: голова песца, перечеркнутая молнией, а под ней один или два ромбика. Резиновые сапоги бойцов блестели, как хромовые. Столь же причудливую униформу носили бригадиры, рабочие, повара и уборщики производственных помещений. Комиссия переглянулась и проследовала в бараки.
   Песцы выглядели изможденными, а на их чисто прибранных клетках были вывешены какие-то сложные таблицы и графики. Из расспросов выяснилось, что директор обязал смотрителей каждый день выставлять зверькам оценки за поведение. Провинившихся наказывали так: вделанная в клетку миска-вертушка, в которую клали корм, закреплялась при помощи специальной задвижки таким образом, чтобы песец не смог повернуть миску лапой. Целый день он бегал по клетке, вдыхая ароматный запах и испытывая танталовы муки. Для самых злостных нарушителей был построен карцер. Но особенно поразил ревизоров отдельный барак, в котором вместо песцов содержались в клетках коты домашние. Комиссия тут же отправилась на склад, где подтвердились ее самые худшие подозрения: кошек на ферме перекрашивали в песцов. Здесь же нашлось немало настоящих песцовых шкур, покрытых еще не просохшей голубой краской.
   Справедливости ради надо сказать, что на тяповской звероферме была разработана не только система репрессий, но и система поощрений. Как потом утверждала на суде защита, особо отличившихся сотрудников директор лично поил самогоном, причем зелье получали и люди, и звери. Однако этот эпизод тоже обернулся против Тяпова: самогон он не покупал в деревне, а гнал сам, используя при этом корма из запасов вверенного ему государственного предприятия.
   Дело о фашистской символике замяли: начальство тоже любило фильмы про Штирлица, а кроме того, это могло бросить тень на весь район. Тяпова судили только за самогоноварение, жестокое обращение с животными и нецелевое использование государственных кормов. Иван Ильич на суде своей вины не признавал и уверял, что песцов, как и все семейство собачьих, он нежно любит. Что же до самогона, то тут Тяпов бил себя кулаком в грудь, кричал, что его бес попутал, клялся, что это в самый-самый последний раз, и обещал, что никогда он больше первач гнать не будет.
   Суд к этим аргументам остался глух. Тяпову дали два года условно, сняли с директорской должности и исключили из партии. Казалось бы, его карьера на этом должна была завершиться: выпавших из номенклатурного гнезда назад никогда не принимали. Но тут грянуло ускорение, потом перестройка, потом гласность, и, наконец, широко распахнулись врата свободного предпринимательства. Иван Ильич сразу же шагнул в эти врата и дальше шел только прямым путем, никуда не сворачивая.
   В 1988 году он переехал в Москву и открыл собственное предприятие – семейный кооператив «Тяпушка». Помещение кооператива располагалось в цокольном этаже сталинского дома на углу улицы Правды и переулка Марины Расковой и состояло из трех комнат. В первой комнате, в которую можно было зайти с улицы, сидели две дочки Тяпова в кокошниках и помешивали в расписных бадьях старинный напиток русского Севера – тяпушку: питье из толокна и намятой клюквы, разболтанной в квасе. В следующей комнате руководители кооператива – сам директор и двое его сыновей – разбавляли водой неочищенный спирт и разливали его по бутылкам. Впоследствии недоброжелатели утверждали, что вода была из батареи, но Иван Ильич эти наветы всегда с негодованием отметал, заявляя, что воду он брал только из-под крана. В третьей комнате супруга Тяпова наклеивала на бутылки этикетки от водки «Столичная». Там же находилось забранное решеткой окно, выходившее на так называемый пьяный угол. Утром кооператоры подбирали пустые бутылки, валявшиеся прямо под окном и в соседнем скверике у школы – и производственный цикл начинался заново.
   В 1992 году, после отмены монополии на алкоголь, Иван Ильич легализовался и открыл новое предприятие: ООО «Тяпка». Теперь комнат было четыре, а спирт, который использовали предприниматели, тщательно очищался – для этого как раз и понадобилась четвертая комната. Синтетический неочищенный спирт заливали в ведро и поджигали. Пока ведро дымило, акционеры спокойно сидели в четвертой комнате, играли в очко на деньги и ждали, пока выгорят примеси. Как только появлялось синее пламя, то есть начинал гореть спирт, они набрасывали на ведро кошму, охлаждали его в ванне, а дальше технологический процесс шел точно так же, как в годы перестройки и гласности. Поменялось только название: продукт стал называться «тяповка». Через год Тяпов, не дожидаясь налоговой проверки, закрыл ООО и сразу же открыл ЗАО «Тяпа».
   Дела шли хорошо, и в 1994 году Иван Ильич за мешок ваучеров приобрел завод «Красный витязь», который тут же переименовал в «Тяповскую мануфактуру». Это предприятие и стало краеугольным камнем его алкогольной империи. В эпоху залоговых аукционов к нему присоединились еще шесть ликеро-водочных заводов.
   В девяностые годы, пока рынок изощрялся в названиях, заполняя прилавки льдинками, кристалликами и красными шапочками, Тяпов, не мудрствуя лукаво, гнал все ту же «тяповку». Однако на рубеже тысячелетий его вдруг словно какая-то муха укусила. Он вообразил себя чуть ли не художником и решил обновить ассортимент, преобразовав как форму, так и содержание напитков. После тяжких раздумий сам Тяпов сумел выдумать только два сорта виски: «Tiapnem? Red Label» и «Tiapnem! Black Label». Иван Ильич, как уже понял читатель, был неравнодушен к своей фамилии. Кстати сказать, словом «виски» он называл все тот же разбавленный спирт, не до конца очищенный от эфироальдегидной фракции, другими словами – лютую косорыловку. Бренд не пошел, и Тяпов решил бросить самодеятельность и нанять профессиональных креативщиков.
   Креативщики были отобраны по творческому конкурсу и влились в отдел пропаганды и агитации: так, на советский манер, Иван Ильич именовал рекламный отдел.
   Впрочем, советские названия подразделений были не единственной и не главной странностью тяповского предприятия. В структуре холдинга была одна особенность, отличавшая его от всех ему подобных. Логистика, склад, финансы, планирование, кадры, маркетинг, внутренняя логистика, мерчандайзинг – все это было как у всех. Но кроме них и над ними было еще Управление делами – буйно разросшаяся служба безопасности, которую сотрудники между собой называли «гестяпо» (Иван Ильич об этом названии знал и никак не возражал). В задачи гестяпо, помимо поддержания дисциплины, входили также охрана Тяпова и членов его постоянно растущей семьи (первый отдел); охрана предприятий (погранотдел); промышленный шпионаж (отдел внешней разведки); борьба с промышленным шпионажем (отдел контрразведки); борьба с внутренними врагами и предателями (ГПУ, Главное политическое управление); реклама и креатив (уже упомянутый отдел пропаганды и агитации); содержание провинившихся под стражей, управление спецобъектами и т. д. В начале 2000-х годов на тяповских сотрудниках появилась черная униформа со знаками различий. На левой петлице пиджака – две перекрещенные бутылки «тяповки», а на правой – малые и большие рюмки, обозначавшие ранг данного офицера. Сам Тяпов всегда ходил в штатском. А все корпоративные правила поведения, а также система поощрений и наказаний были полностью скопированы с тяповской зверофермы, причем гестяповцы в данном случае играли роль охранников, а прочие сотрудники – песцов.
   На следующий день после того, как Паша Живой нанес Савицкому незабываемый ночной визит, в штаб-квартире Тяпова случилось ЧП.
   Шеф приехал на работу только к обеду и обнаружил у себя в приемной четырехрюмочного офицера, который не был записан на прием. Позади него маячила какая-то девица в форме без знаков различия. Иван Ильич, едва взглянув на капитана, понял, что дело серьезное. Учитывая строжайшую иерархию, царившую в холдинге, сотрудник гестяпо мог решиться на прямой контакт с вождем в обход всех инстанций только в самых крайних обстоятельствах: например, если собирался сообщить о готовящемся покушении.
   Поэтому Тяпов спрашивать ничего не стал, а только движением головы велел капитану войти за собой в кабинет и закрыл дверь.
   – Иван Ильич, – чуть подрагивающим голосом сказал гестяповец, – стажер Голубкова из нашего отдела обнаружила крайне важную информацию. Угроза интересам компании. Разрешите ей лично доложить?
   – А ты кто такой? – спросил Тяпов. Он сразу расслабился, и физиономия его стала менее красной, чем обычно: речь шла не о покушении.
   Офицер не сразу ответил на этот простой вопрос. Он странно посмотрел на шефа и после паузы представился:
   – Усов, замначотдела внешней разведки. Неужели забыли, Иван Ильич?
   – А почем мне всех знать? – проворчал Тяпов, усаживаясь в свое кресло. – Холдинг огромадный, одних менежоров три тыщи кормлю. Ну, зови свою практикантку!
   – Разрешите присутствовать при разговоре?
   – Присутствуй.
   Усов распахнул дверь, и в кабинет вошла спортивного вида девица с гладко зачесанными, согласно дресс-коду холдинга, волосами.
   – Голубкова Мария, кодовое имя Мурка-терминатор, стажер отдела внешней разведки! – бойко отрапортовала она.
   – Вольно, вольно, – добродушно откликнулся Тяпов. – Присаживайся, терминатор, в ногах правды нету, даже если они железные. Ну, докладай. У тебя три минуты.
   – Проведенная мною проверка работы внештатного сотрудника, – затараторила девица, игнорируя предложение сесть, – показала, что в ближайшее время планируется крайне подозрительная и невыгодная для нас операция. В качестве доказательства имею предъявить скриншоты постов, размещенных на ресурсе лайфджорнал дот ком с расшифровкой оных.
   – В лайфжоре-то в этом в рабочее время пасешься? – прищурился Тяпов.
   Маша Голубкова потупилась. Она понимала суть вопроса. Естественно, что при таких раздутых штатах работы на всех не хватало. Сотрудники гестяпо проводили время в Сети, в основном – в социальных сетях и блогах, поскольку более фривольные маршруты могли привести к встрече с ГПУ.
   – Я же не развлекаться туда лазила, – обиженно сказала девушка.
   – Ну, ну, не дуйся, как мышь на крупу, – смилостивился босс. – Верю, что не развлекаться. Ну, и кто фигурант?
   – Некто Савицкий Петр Алексеевич, гендиректор АОЗТ «Газинап».
   – Знаю молодца, – сразу посерьезнел Тяпов. – А ну-ка, Усов, напомни мне, откуда я его знаю.
   Усов, видимо, успел заранее подготовиться к этому вопросу. Он извлек из внутреннего кармана зеленую папочку, раскрыл ее и зачитал:
   – В 2004 году по вашему распоряжению велись переговоры с П. А. Савицким о приглашении его в отдел пропаганды и агитации на должность старшего креативщика. Приглашение было связано с потенциально прибыльным проектом Савицкого – линейкой безалкогольных напитков «Запахи детства», которую вы намеревались конвертировать в алкогольную продукцию.
   – Четко работаешь, – похвалил разведчика Тяпов. – Выпишу тебе бонус. Ну, – продолжал он, обращаясь к Мурке, – и ты хочешь сказать, что он нам конкурент?
   – По основному профилю и масштабам своей деятельности – конечно, нет, – снова затараторила сотрудница. – Однако, как показало расследование, Савицкий задумал воспроизвести алкогольный напиток, открытый самим Менделеевым и улучшенный его учеником князем Собакиным. Между прочим, родным прадедом Савицкого.
   Повисла пауза.
   Генеральный как будто окаменел, устремив взор в пространство. Прошло не меньше минуты, прежде чем Тяпов перевел наконец взгляд на сотрудников.
   – Это песец… – сказал он очень тихо.
   Маша Голубкова взглянула на шефа с удивлением. Коллеги заверяли ее, что Сам никогда не ругается.
   – Какой песец? – спросил Усов.
   – Голубой, – непонятно ответил Тяпов.
   – А в чем вы видите… эээ… возможные неприятности? – осторожно поинтересовался разведчик.
   – Да в том, что они сделают такое пойло, из-за которого люди вообще перестанут бухать! – гаркнул Тяпов. – Менделеев же против алкоголизма всю жизнь выступал! Это только придурки долдонят, что он водку изобрел.
   Образованность и быстрота соображения неотесанного на вид шефа приятно поразили Машу. Все-таки она сделала правильный выбор, когда пошла сюда работать.
   – А есть и второй вариант, – продолжал Тяпов. – Может, Менделеев и вправду какой коктейль на старости лет придумал. Тогда этому коктейлю цены нет. Усекаете?
   – Так точно! – хором ответили разведчики.
   – Можно попробовать нейтрализовать Савицкого, – тут же предложил Усов. – Взрыв бытового газа, например. Или вот машинка у него, «вольво»…
   – Или проследить за ним и забрать рецепт, – тихо сказала Маша.
   Грозный босс ответил не сразу. Он поглядел сначала на Усова, потом на его подчиненную, потом опять на Усова.
   – Нет, Усов, не будет тебе бонуса. Мышей не ловишь. Не девяностые у нас лихие годы. Гибкости учись и смекалке – вот хоть бы у нее. А ты молодец, девчушка. Значится так, разведчица, слушай сюда. Раз ты всю эту бадью откопала, тебе ею и заниматься. Усов, выйди-ка за дверь! Нам тут поговорить надо. Но помни: ты мне ее привел, и ежели она дело провалит, то я тебя уволю из Управления и переведу в отдел прямых продаж. Будешь водку хачам на рынке продавать. Усек?
   Усов, сверкнув глазами, вытянулся в струнку, кивнул и вышел.
   – Так вот, слушай задание, – обратился Тяпов к Мурке. – Войдешь в доверие к Савицкому, предложишь ему какие-нибудь услуги, – тут Иван Ильич осмотрел девушку повнимательнее. – Ну, или не предлагай – тело твое, хе-хе. В общем, станешь его помощницей. А как только этот гений приготовит пойло, заберешь его вместе с рецептом – и бегом ко мне. Задание понятно?
   – Так точно!
   – Ну и умница. Налево кругом, на работу шагом марш!
   Прежде чем выполнить команду, Мурка-терминатор задумчиво посмотрела на шефа и гордо улыбнулась каким-то своим мыслям.
   Для нее начиналась новая жизнь – та, о которой она давно мечтала.

Глава 6
Речь держала Мурка, звали Терминатор

   Гавайи. Отель «Шератон». Мурка-терминатор в бикини обыскивает люкс босса наркомафии. Входит большой негр.
   – Кто вы? – спрашивает он, доставая кольт.
   – А вы меня не узнаете? – улыбается Мурка и идет на него грудью.
   Охранник отступает в замешательстве. Мурка заламывает ему руку с пистолетом и ударом по тестикулам вышибает его через стену в соседнюю комнату. В проломе стены обнаруживается хорошо оборудованный пыточный кабинет.
   – Сядь в кресло, детка! – приказывает Мурка, наводя на него кольт. – Нам надо серьезно поговорить.
   – Нам надо серьезно поговорить! – неожиданно раздался за спиной рассерженный голос.
   Ну вот, опять.
   Маша Голубкова еще только собиралась стать самой высокооплачиваемой актрисой в истории Голливуда. Или, может быть, телохранителем босса международной наркомафии. Ну, в крайнем случае – наемным убийцей. А пока судьба не подбросила ей таких шансов, Маша служила стажером в холдинге И. И. Тяпова. На стажерскую зарплату квартиру не снимешь, поэтому ей приходилось довольствоваться комнатой в панельной девятиэтажке на Петровско-Разумовской и жить под одной крышей со своей школьной подружкой Ниной – девушкой совсем не героического склада, но зато готовой ежемесячно вносить две трети квартплаты из своего кармана.
   Нина была барышней основательной. Она работала секретарем-референтом в российско-французской фирме, занимавшейся продажей водонагревательных приборов.