Страница:
Конечно, власти могли бы быть вполне удовлетворены - они и в самом деле притесняли одиннадцать школ из двенадцати. Но очевидно, это не так, ибо министр народного просвещения носится с мыслью осуществить еще более радикальные меры, чем отстранение земства, меры, которые означали бы в конечном итоге полное оскудение начального образования по всей империи*. Министр предполагает вовсе забрать школы из ведения земства и передать их под исключительное управление духовенства. Он с таким же успехом мог бы предложить передать руководство школами самим детям, все равно школы были бы полностью заброшены и преданы гибели. У духовенства нет ни времени, ни желания для чего-либо другого, кроме чисто церковных обязанностей.
______________
* Это было написано до 12 июня 1884 года. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)
Казанское земство не так давно жаловалось на то, что в течение двух лет школы ни разу не посетил ни один священник. Официальные жалобы по этому поводу высказывали московское, воронежское, черниговское, тамбовское и петербургское земства. В некоторых губерниях священники даже собирались и выносили решения о том, что закон божий успешно могут преподавать и мирские учителя, ибо эту обязанность духовенство совершенно не в состоянии выполнять. Но даже если учесть большие размеры некоторых приходов, при которых один урок в неделю в каждой школе отнимал бы два-три дня, все же такое заключение весьма удивительно. Ведь попу тоже не дано быть одновременно в двух местах. Легко себе представить, какими могут быть последствия передачи школ священникам, столь обремененным собственными делами, не говоря уже о совершенном отсутствии у них педагогических навыков.
Все это хорошо известно графу Толстому как бывшему министру народного просвещения и бывшему обер-прокурору Святейшего Синода. Со своей стороны я не думаю, чтобы чудовищный план был проведен в жизнь. Есть границы даже слепоте и злобности самодержавия, основанных на невежестве и подкрепленных ложью. Но весьма характерно для духа, вдохновляющего царских советников, что столь враждебный лучшим интересам страны план вообще может подвергаться серьезному обсуждению.
* * *
Я писал это в "Таймсе" весной 1884 года и теперь воспроизвожу предыдущие строки в искупление отсутствия у меня дара предвидения и проявленного тогда неуместного оптимизма. Замещение земства духовенством в управлении школами - то, что я менее года тому назад считал явно невозможным, - осуществлено законом от 12 июня 1884 года, упразднившим училищные советы и передавшим все их полномочия епархиальным архиереям и назначенным ими лицам из духовенства.
Если в результате этих мер крестьянство не будет отброшено назад к своему дореформенному положению, когда, как сказал один наш писатель, можно было ездить неделю и не встретить мужика, умеющего подписать свое имя, то только потому, что сами мужики приобрели вкус к учению. Что касается министра народного просвещения, то надо отдать ему справедливость и признать, что он сделал теперь все, что в человеческих силах, для осуществления золотой мечты деспотизма - всеобщей неграмотности.
Глава XXVIII
ЗЕМСТВО
Принцип самоуправления не был новью в России. Когда московский деспотизм сокрушил под своей железной пятой все сословия и отнял у народа его самые священные права, село и город, как говорит Костомаров, выразили свой протест по-своему. Люди возмещали утраченные права тем, что прибирали к рукам все, что вверялось им государством. Обманывать правительство, похищать его средства, торговать правосудием, которое они отправляли от его имени, и грабить земли, которыми им поручено было управлять, превратилось для должностных лиц древней Московии в принятый, закоренелый и наследственный обычай. От высших до низших - все воровали. Они не делали различий между хищением и жалованьем, грабежом и доходами. Да и центральное правительство само не очень противодействовало такой практике и таким принципам, оно защищалось против казнокрадства и вымогательства только тогда, когда грабители подчас переходили всякие границы. Бедный боярин, прося у царя должности воеводы, не пытался даже скрывать свои побуждения, излагая свою просьбу примерно в следующих выражениях: "Воевода имярек достаточно долго занимал эту должность, чтобы стать богатым, а я, твой верный слуга, превратился в нищего, и холопы мои мрут под палками податных. Отдай мне эту должность, чтобы я мог хоть немного покормиться".
"Давать в кормление" или "получать в кормление" были принятые выражения, когда речь шла о назначении на пост правителя области, города или крепости. С течением времени эта фраза вышла из употребления, но сама идея существует и поныне. Когда великому князю Михаилу Павловичу, брату императора Николая, доложили, что генерал Афросимов, командир лейб-гвардии Финляндского полка, представил около тридцати тысяч рублей годовой экономии, тот резко о нем выразился, прибавив: "Ему не для того дан полк, чтобы он собирал крохи"*.
______________
* "Исторический вестник", декабрь 1884 года. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)
Но жадность саранчи, налегавшей на земли, чтобы, пожирая все, тучнеть от кормления, стала столь ненасытной, что центральное правительство уже в давние времена начало бить тревогу: жалкие остатки, уцелевшие для нужд государства, были слишком малы. Надзор, который осуществляли московские приказные дьяки, был весьма призрачен, ибо сами дьяки были не меньшие воры, чем воеводы. Поэтому правительство вынуждено было создать местные органы власти для охраны против хищений и грабежа своих же собственных уполномоченных.
Первая попытка учредить систему местного самоуправления была сделана еще в царствование Ивана IV. В начале петербургского периода Российской империи, при Петре Великом, дальнейшие усилия в этом направлении были невозможны, так как все живые силы народа были привлечены на службу государству. Но, когда столетие прогресса породило образованный класс, попытка была возобновлена и нашла свое выражение в так называемой Жалованной грамоте дворянству, дарованной дворянам Екатериной II. Губернским дворянским собраниям предоставлено было право избирать из своей среды членов местной администрации и судебных органов, а также право контроля над всеми правительственными чиновниками, включая генерал-губернатора, который обязан был представлять комиссии дворян финансовый отчет губернии.
Право контроля, особенно в отношении финансовой сметы губернии, - по видимости во всяком случае - означало самое широкое самоуправление. Однако это установление всегда было, конечно, чистой формальностью. Для господ, живущих среди масс крепостных, было бы вершиной глупости ссориться из-за нескольких тысяч рублей, принадлежащих "матушке России", с губернатором, который командовал военными силами и только один мог держать в узде рабов, возделывавших их земли. Новое аристократическое самоуправление с самого начала было мертворожденным институтом, совершенно неспособным защищать государство от колоссального воровства его чиновников. Правильно говорили после Крымской войны, что поражение нашим армиям нанесли не союзные силы, а собственные администраторы, поставщики и чиновники.
Когда по окончании войны сочли необходимым полностью реорганизовать все общественные учреждения страны, невозможно было пренебрегать единственной возможностью хоть в какой-то степени предохранять государство от безмерной прожорливости его чиновников; эту возможность предоставило бы местное представительное управление. Поэтому вслед за освобождением крестьян самой неотложной задачей было создание земства. И из всех институтов, вновь основанных или преобразованных в первые годы царствования Александра II, ни один так мало не пострадал от последующей свирепой реакции, как земское самоуправление.
* * *
После принятия решения ввести систему местного самоуправления, абсолютно необходимого для жизни государства, в 1864 году было выработано Положение о земских учреждениях. Но власти проявили достаточно осторожности, чтобы не допустить самоуправления в слишком большой дозе, тем более что реакция уже начала поднимать голову. Роль, предоставленная земству в местных делах, фактически была весьма ограниченной. Оно могло распоряжаться только двадцатью двумя миллионами рублей из общей суммы доходов губернии. Из этих денег приходилось нести тяжелые финансовые обязательства, совершенно не входившие в круг земской деятельности: ремонт казарм, продовольствие для солдат, расходы по рекрутским наборам, расквартирование войск и удовлетворение других подобных же требований. Столь большие повинности, не имеющие никакого отношения к местному самоуправлению, поглощали львиную долю местных доходов и оставляли земству всего только четыре миллиона для собственных целей: строительства школ, здравоохранения, хозяйственных предприятий и прочего. Разумеется, денег было мало, и, если земство вообще хотело приносить какую-то пользу, их едва ли хватало.
Ограничение земств средствами вызывалось желанием властей помешать им проявлять слишком большую активность в их расходовании; были также приняты действенные меры, чтобы не допускать их вторжения в область политики.
Сборы земств были очень короткими и созывались с большими перерывами. Гласные встречались только раз в год, причем уездные земские собрания могли длиться две недели, а губернские - три недели. Едва ли оставалось время обсудить общие вопросы и дать указания своему исполнительному органу управе, занимающейся текущими делами в промежутках между собраниями.
В сущности, самоуправление, введенное в 1864 году, в некоторых отношениях было хуже, чем дворянские вольности, дарованные Екатериной II. Земства не только не наблюдают за деятельностью генерал-губернатора, но генерал-губернатор самым бесцеремонным образом наблюдает за деятельностью земств. Он проверяет их отчетность, без его разрешения нельзя публиковать сообщения о земских собраниях и прениях. Он в любой момент может вмешаться и одним своим словом остановить исполнение всякого постановления земских учреждений под предлогом их "несогласия с законами или общими государственными пользами", то есть, попросту говоря, если оно ему не нравится. Правда, губернаторское запрещение не окончательное, оно может быть обжаловано в Сенате. Но так как земство собирается лишь раз в году, то мероприятие, приостановленное губернатором, все равно нельзя проводить в жизнь в течение двенадцати месяцев, даже в том случае, если Сенат сразу же отменит решение губернатора, а не будет откладывать дело два, а то и три года. В вопросах местного управления, не терпящих отлагательства, запрет губернатора практически непреложен.
Чтобы поставить земства в еще более полную зависимость от правительства, у них отнято право, которым пользовалось дворянское собрание, - назначать начальников низшей администрации - исправников. Это право оставлено за губернатором. Кроме того, земство не имеет своей исполнительной власти. Все дела должны вестись правительственными чиновниками, а это всегда сопряжено с бесконечными дрязгами, особенно в финансовых вопросах. Сбор земских налогов поручен земству, но, будучи для государственных казначеев лишь делом второстепенным, неответственным, исполняемым, так сказать, из любезности, оно проводится из рук вон плохо. Недоимки с казенных имуществ и с помещиков непрестанно растут, и общая задолженность все увеличивается, что причиняет земству бесконечные неприятности.
Однако вернемся к нашей непосредственной теме - предосторожностям, принимаемым правительством, чтобы помешать земству вмешиваться в политику. Одна из предупредительных мер - лишение земства права (если столь скромную привилегию можно называть правом) обращаться с петициями непосредственно к императору, хотя дворянские собрания широко им пользовались. Земствам фактически не позволено брать на себя инициативу ни в каком общественно полезном начинании. Они нигде не могут возвысить свой голос, кроме как в приемной министра, своего прямого начальника, и в девяти случаях из десяти министр даже не удостаивает их ответом.
И все же новое самоуправление, невзирая на его недостатки, имело одно несравнимое преимущество перед старой системой - оно не было обманом. Реформа 1861 года уничтожила рабство; дворяне и крестьяне стали согражданами одной страны и равными перед законом. Невозможно было ограничить самоуправление одним лишь сословием. Это значило бы оживить крепостничество в другой форме. Поэтому все сословия участвуют в земстве предписываемым числом гласных. Но разделение депутатских мест между сословиями вопиюще неравное.
Земские гласные избираются сословием, ими представляемым. Крестьяне, дворяне и города избирают своих гласных на отдельных выборных собраниях. Число депутатов от каждого сословия заранее установлено, и нет ничего более несправедливого, чем распределение количества гласных в нашем парламенте, выгодное только дворянству. Крестьян насчитывается в стране 60 миллионов, они платят 83 процента всех налогов (по подсчетам князя Васильчикова, даже 90 процентов), а имеют в среднем 38,6 процента общего числа депутатских мест. Помещики насчитывают только 1 миллион человек, их вклад в национальный доход не превышает 7 процентов, но избирают они 46,2 процента гласных; участие городского сословия составляет 15,2 процента.
В ряде губерний, особенно в восьми центральных губерниях, несоответствие еще более значительно. 93 тысячи крупных помещиков представлены 1817 гласными, а 6 миллионов крестьян - только 1597 гласными.
Так что дворяне в целом имеют в местных парламентах почти половину всех мест. Но это соотношение еще далеко не точное мерило их влияния, особенно в губернских земствах, где выборы двухстепенные. Крестьян большей частью представляют деревенские старосты. Они административно подчинены предводителю дворянства, который одновременно является земским начальником, и ему подчинены органы крестьянского самоуправления.
Наконец, с целью исключения из земства наиболее демократических элементов из мелкопоместных дворян, установлен необычайно высокий избирательный ценз - владение от 200 до 300 десятин земли в густонаселенных уездах и 800 десятинами в более редконаселенных местностях. С помощью этой уловки достигается то, что число избирателей, принадлежащих к наиболее образованным кругам дворянского сословия, очень невелико.
Таким образом, система самоуправления, введенная в 1864 году, в сущности, ставит народ под опеку привилегированного сословия, вернее, его богатой и консервативной верхушки с одновременным отстранением более либеральной и прогрессивной части - мелкопоместного дворянства. Трудно вообразить, чтобы Валуеву удалось изобрести что-либо еще менее либеральное, способное лишь превратить самоуправление в орудие реакции и в препятствие на пути реформ. Но правительство, в конце концов, все же ошиблось в своих расчетах. Можно по пальцам сосчитать те случаи, когда дворяне - гласные земства пытались использовать свое превосходство к выгоде привилегированного сословия, к которому они принадлежат.
Самые серьезные усилия земства были в первую очередь направлены на то, чтобы предоставить большее влияние крестьянам, усилия, которым правительство, всегда клявшееся в своей любви к труженикам полей, разумеется, воспротивилось. И когда позднее, в 1871 году, правительство просило совета у земств 34 губерний относительно некоторых изменений в податной системе, все 34 земства высказались за уничтожение привилегий, за облегчение тяжелого бремени, возложенного на крестьянство, и предложили принять податную шкалу, пропорциональную доходам налогоплательщиков.
Тем не менее наше земство заслуживает упрека в чрезмерной почтительности к властям и в недостатке гражданского мужества. Политические теории земских деятелей, отважившихся изложить их в печатавшихся за границей газетах и брошюрах, далеко не являются образцом политической мудрости. Проекты экономических реформ, кои дозволено было им публиковать, - чистейшие паллиативы.
Я не имею ни малейшего желания особенно превозносить наши местные парламенты. Но нельзя отрицать, что они проявили достойную всяких похвал активность, и в начале своей деятельности, до того как правительство взяло их за горло, земцы трудились с горячим усердием и преданностью делу, на благо народа, а не для выгод сословия, к которому большинство из них принадлежало. В течение немногих лет земство увеличило местные доходы с 4 до 16 миллионов, проявляя также и в других областях глубокое понимание нужд народа. Их деятельность показывает, что они обладают здравым смыслом и практическим взглядом на вещи. Они доказали это, приняв близко к сердцу и поставив во главу угла самое важное дело, от которого зависит благоденствие России, - народное образование. Ибо только через просвещение массы придут к тому, чтобы самим судить и действовать. Мы видели, как энергично земцы взялись за основание начальных школ и с какой рьяностью они защищали свою деятельность от нападок министра народного просвещения.
Но земские деятели не ограничивались организацией начальных школ. Они пытались создавать также средние и профессиональные школы, чтобы сделать доступными для молодежи техническое образование и прикладные науки. Они стремились объединить свои усилия с инициативой частных лиц - примеры такого сотрудничества весьма часты в России - в основании педагогических институтов с последующей передачей их в дар обществу, и, если бы не недостаток места, я мог бы к этому прибавить множество свидетельств энергии и предприимчивости наших местных парламентов.
Они сделали фактически все, что возможно было со столь ограниченными средствами. Земство впервые стало оказывать крестьянам хоть какую-то медицинскую помощь, ибо до того времени они были не лучше обеспечены в этом отношении, чем дикари в Африке. Земство направляло врачей в захолустные деревни, отдавая предпочтение женщинам-врачам и сведущим фармацевтам, и, где могло, строило больницы. Оно всячески старалось предоставлять средства хозяйственным предприятиям, с помощью которых надеялось облегчить несчастную крестьянскую долю. Оно щедрой рукой давало деньги кооперативным сыроварням Верещагина, кооперативным промысловым предприятиям Шапиро и многим другим подобным же производствам, широко им поощрявшимся. Среди других добрых дел земство основало сельские банки в надежде, к сожалению только частично оправдавшейся, что, давая крестьянам деньги взаймы за небольшие проценты, оно избавит их от кровопийц-ростовщиков. Земства ссужали крестьян деньгами на покупку маленьких земельных наделов и ввели в обиход страхование от огня. Они прилагали все усилия, чтобы во время земских выборов оградить крестьян от запугивания их нижними чинами администрации, охраняли их домашний покой от назойливости полицейского урядника и души от духовного урядника - попа-фарисея и доносчика, постоянно взывающего к полиции помочь ему удержать свою паству от впадения в ересь и раскол.
Во всей этой полезной, хотя и умеренной, активности земские учреждения наталкивались на огромные препятствия, и самыми труднопреодолимыми были леность чиновников и откровенная недоброжелательность бюрократии. Например, для получения толковых фармацевтов нужны были специальные школы, но проект основания такой школы сразу же вызвал страшный призрак пропаганды. Наконец, в октябре 1866 года был принят закон, по которому назначенные земством фармацевты утверждались губернаторами. Если возникал вопрос о покупке большого участка помещичьей земли, сразу находился ревнитель порядка, чтобы опорочить это мероприятие и представить его как часть плана конфискации земли в пользу крестьян и ниспровержения существующего строя. Если вставала проблема наиболее успешной борьбы против нашествия саранчи или других вредителей посевов и привлечения к этому всех земств пострадавшего края, дело тянулось месяцами, даже годами, прежде чем давалось необходимое разрешение, - так велик был страх правительства, как бы земцы, съехавшись вместе из нескольких губерний, не принялись сразу обсуждать политические вопросы.
Однако, несмотря на все старания властей постоянно ставить им палки в колеса, земства положили хорошее начало во всех этих делах, и если им не удалось достигнуть большего, если они не преуспели в обеспечении деревни хорошими школами и сведущими врачами, если не смогли задержать все усиливающееся обнищание крестьян, то виной этому не недостаток доброй воли или умения и деловых способностей, а узость их круга деятельности и непрестанные ограничения, установленные для них государством, ограничения, которые с самого начала существования местного самоуправления становились все более строгими и стеснительными.
* * *
В своей главе о земстве Леруа-Болье на основе личных наблюдений с большой живостью описывает энтузиазм, с каким русский народ встретил Положение 1864 года о земских учреждениях. После освобождения крестьян не было ни одной реформы, которая вызвала бы такое удовлетворение и возбудила бы столько надежд, как учреждение земства. Однако французский писатель ошибается, говоря, что русские в пылу восторга не заметили недостатков новой реформы. Достаточно перелистать демократические газеты того времени, чтобы убедиться в том, как глубоко прогрессивные круги общества сознавали ее многочисленные и серьезные недочеты. И если основная масса образованного общества, малосведущая в практических вопросах, переоценивала достоинства реформы, то сами земские деятели далеко не разделяли этих иллюзий.
В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов члены дворянских собраний, составившие потом основную часть членов земств, включая и петербургское, неоднократно выставляли в своих адресах и петициях требование местного самоуправления, причем гораздо более широкого и действенного, чем земские учреждения, дарованные Положением 1864 года четыре года спустя. Эти деятели, несомненно, не были слепы в отношении истинного характера земской реформы. Но они более всех других были введены в заблуждение и не представляли себе возможных ее результатов.
Готовность особой категории русских людей "быть благодарными за малые милости" и с радостью приветствовать любые уступки, какие свободный человек должен был бы с презрением отвергнуть, является примечательной чертой нашего общества. В то же время это свойство представляет разительный контраст с обратной тенденцией известной части русского народа, заключающейся в абсолютной утопичности взглядов, в стремлении все изменить и сразу, как по мановению волшебной палочки, не зная никакого снисхождения к нашему старому, дряхлому миру и не признавая его пороков, слабостей и давно утвердившихся привычек.
"Одна из аномалий русской жизни!" - таково стереотипное объяснение этого явления. Но разве эти поразительные контрасты не исходят все из одного источника - охватившего теперь всю образованную Россию страстного желания, то скрытого, то исступленного, сделать что-то для блага народа. А злые чудовища, преграждающие путь, несомненно, могут быть побеждены силой мужества и преданности. В России всегда было много мечтателей, надеявшихся преобразовать страну с помощью школ, образцовых сельских хозяйств и обществ взаимной помощи, а также фантазеров-социалистов, верящих, что им удастся вернуть золотой век магией революционной пропаганды.
Склонность предаваться мечтаниям, делающая человека неспособным понимать суровую действительность и разрешать трудные вопросы нашего бытия, в значительной степени задерживала социальное и политическое развитие русского общества. Возможно, наступит время, когда умение мечтать будет благодетельным для народа. Это покажет будущее. Но сейчас нельзя не отметить поразительный пример губительных последствий нашей мечтательности - образование партии, по безумию своему и самообольщению не уступающей даже славянофильству Аксакова и Хомякова. Основная идея этой прежде достаточно многочисленной партии, в которой главенствовал старый славянофил Кошелев, заключалась в сочетании представительного правления снизу и самодержавия сверху. С таким же успехом можно попытаться соединить огонь и воду или сохранить железо горячим в свежевыпавшем снегу.
Земство не сельская община. Оно не может наподобие нашего сельского мира обособляться в собственном крошечном мирке, счастливое тем, что его никто не трогает. Земство зачастую представляет губернию, по территории лишь наполовину меньше Испании, с населением, равным числу жителей Вюртемберга или Дании. У земства тысяча забот, тысячи нитей связывают его с соседними губерниями. На каждом шагу земские учреждения приходят в соприкосновение с представителями государства. Имея возможность распоряжаться лишь одной двадцатой частью доходов губернии, земство не может равнодушно взирать на тупость и прочно установившуюся несостоятельность чиновников, распоряжающихся остальными девятнадцатью двадцатыми. Стремление обуздать бюрократию, отстранить ее от управления общественными делами присуще любой системе представительного правления. Чем усерднее земство трудится для благоденствия народа, тем сильнее оно жаждет ограничить власть чиновников, начиная с губернской администрации и кончая управлением и руководством всего государства. Как круглый камень катится вниз по наклонной плоскости, так и самоуправление неизбежно стремится к своей заветной цели - политическим преобразованиям и представительным учреждениям по европейскому образцу. И какими бы ни были идеи Кошелева и земцев-славянофилов, это движение ничто не может остановить.
______________
* Это было написано до 12 июня 1884 года. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)
Казанское земство не так давно жаловалось на то, что в течение двух лет школы ни разу не посетил ни один священник. Официальные жалобы по этому поводу высказывали московское, воронежское, черниговское, тамбовское и петербургское земства. В некоторых губерниях священники даже собирались и выносили решения о том, что закон божий успешно могут преподавать и мирские учителя, ибо эту обязанность духовенство совершенно не в состоянии выполнять. Но даже если учесть большие размеры некоторых приходов, при которых один урок в неделю в каждой школе отнимал бы два-три дня, все же такое заключение весьма удивительно. Ведь попу тоже не дано быть одновременно в двух местах. Легко себе представить, какими могут быть последствия передачи школ священникам, столь обремененным собственными делами, не говоря уже о совершенном отсутствии у них педагогических навыков.
Все это хорошо известно графу Толстому как бывшему министру народного просвещения и бывшему обер-прокурору Святейшего Синода. Со своей стороны я не думаю, чтобы чудовищный план был проведен в жизнь. Есть границы даже слепоте и злобности самодержавия, основанных на невежестве и подкрепленных ложью. Но весьма характерно для духа, вдохновляющего царских советников, что столь враждебный лучшим интересам страны план вообще может подвергаться серьезному обсуждению.
* * *
Я писал это в "Таймсе" весной 1884 года и теперь воспроизвожу предыдущие строки в искупление отсутствия у меня дара предвидения и проявленного тогда неуместного оптимизма. Замещение земства духовенством в управлении школами - то, что я менее года тому назад считал явно невозможным, - осуществлено законом от 12 июня 1884 года, упразднившим училищные советы и передавшим все их полномочия епархиальным архиереям и назначенным ими лицам из духовенства.
Если в результате этих мер крестьянство не будет отброшено назад к своему дореформенному положению, когда, как сказал один наш писатель, можно было ездить неделю и не встретить мужика, умеющего подписать свое имя, то только потому, что сами мужики приобрели вкус к учению. Что касается министра народного просвещения, то надо отдать ему справедливость и признать, что он сделал теперь все, что в человеческих силах, для осуществления золотой мечты деспотизма - всеобщей неграмотности.
Глава XXVIII
ЗЕМСТВО
Принцип самоуправления не был новью в России. Когда московский деспотизм сокрушил под своей железной пятой все сословия и отнял у народа его самые священные права, село и город, как говорит Костомаров, выразили свой протест по-своему. Люди возмещали утраченные права тем, что прибирали к рукам все, что вверялось им государством. Обманывать правительство, похищать его средства, торговать правосудием, которое они отправляли от его имени, и грабить земли, которыми им поручено было управлять, превратилось для должностных лиц древней Московии в принятый, закоренелый и наследственный обычай. От высших до низших - все воровали. Они не делали различий между хищением и жалованьем, грабежом и доходами. Да и центральное правительство само не очень противодействовало такой практике и таким принципам, оно защищалось против казнокрадства и вымогательства только тогда, когда грабители подчас переходили всякие границы. Бедный боярин, прося у царя должности воеводы, не пытался даже скрывать свои побуждения, излагая свою просьбу примерно в следующих выражениях: "Воевода имярек достаточно долго занимал эту должность, чтобы стать богатым, а я, твой верный слуга, превратился в нищего, и холопы мои мрут под палками податных. Отдай мне эту должность, чтобы я мог хоть немного покормиться".
"Давать в кормление" или "получать в кормление" были принятые выражения, когда речь шла о назначении на пост правителя области, города или крепости. С течением времени эта фраза вышла из употребления, но сама идея существует и поныне. Когда великому князю Михаилу Павловичу, брату императора Николая, доложили, что генерал Афросимов, командир лейб-гвардии Финляндского полка, представил около тридцати тысяч рублей годовой экономии, тот резко о нем выразился, прибавив: "Ему не для того дан полк, чтобы он собирал крохи"*.
______________
* "Исторический вестник", декабрь 1884 года. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)
Но жадность саранчи, налегавшей на земли, чтобы, пожирая все, тучнеть от кормления, стала столь ненасытной, что центральное правительство уже в давние времена начало бить тревогу: жалкие остатки, уцелевшие для нужд государства, были слишком малы. Надзор, который осуществляли московские приказные дьяки, был весьма призрачен, ибо сами дьяки были не меньшие воры, чем воеводы. Поэтому правительство вынуждено было создать местные органы власти для охраны против хищений и грабежа своих же собственных уполномоченных.
Первая попытка учредить систему местного самоуправления была сделана еще в царствование Ивана IV. В начале петербургского периода Российской империи, при Петре Великом, дальнейшие усилия в этом направлении были невозможны, так как все живые силы народа были привлечены на службу государству. Но, когда столетие прогресса породило образованный класс, попытка была возобновлена и нашла свое выражение в так называемой Жалованной грамоте дворянству, дарованной дворянам Екатериной II. Губернским дворянским собраниям предоставлено было право избирать из своей среды членов местной администрации и судебных органов, а также право контроля над всеми правительственными чиновниками, включая генерал-губернатора, который обязан был представлять комиссии дворян финансовый отчет губернии.
Право контроля, особенно в отношении финансовой сметы губернии, - по видимости во всяком случае - означало самое широкое самоуправление. Однако это установление всегда было, конечно, чистой формальностью. Для господ, живущих среди масс крепостных, было бы вершиной глупости ссориться из-за нескольких тысяч рублей, принадлежащих "матушке России", с губернатором, который командовал военными силами и только один мог держать в узде рабов, возделывавших их земли. Новое аристократическое самоуправление с самого начала было мертворожденным институтом, совершенно неспособным защищать государство от колоссального воровства его чиновников. Правильно говорили после Крымской войны, что поражение нашим армиям нанесли не союзные силы, а собственные администраторы, поставщики и чиновники.
Когда по окончании войны сочли необходимым полностью реорганизовать все общественные учреждения страны, невозможно было пренебрегать единственной возможностью хоть в какой-то степени предохранять государство от безмерной прожорливости его чиновников; эту возможность предоставило бы местное представительное управление. Поэтому вслед за освобождением крестьян самой неотложной задачей было создание земства. И из всех институтов, вновь основанных или преобразованных в первые годы царствования Александра II, ни один так мало не пострадал от последующей свирепой реакции, как земское самоуправление.
* * *
После принятия решения ввести систему местного самоуправления, абсолютно необходимого для жизни государства, в 1864 году было выработано Положение о земских учреждениях. Но власти проявили достаточно осторожности, чтобы не допустить самоуправления в слишком большой дозе, тем более что реакция уже начала поднимать голову. Роль, предоставленная земству в местных делах, фактически была весьма ограниченной. Оно могло распоряжаться только двадцатью двумя миллионами рублей из общей суммы доходов губернии. Из этих денег приходилось нести тяжелые финансовые обязательства, совершенно не входившие в круг земской деятельности: ремонт казарм, продовольствие для солдат, расходы по рекрутским наборам, расквартирование войск и удовлетворение других подобных же требований. Столь большие повинности, не имеющие никакого отношения к местному самоуправлению, поглощали львиную долю местных доходов и оставляли земству всего только четыре миллиона для собственных целей: строительства школ, здравоохранения, хозяйственных предприятий и прочего. Разумеется, денег было мало, и, если земство вообще хотело приносить какую-то пользу, их едва ли хватало.
Ограничение земств средствами вызывалось желанием властей помешать им проявлять слишком большую активность в их расходовании; были также приняты действенные меры, чтобы не допускать их вторжения в область политики.
Сборы земств были очень короткими и созывались с большими перерывами. Гласные встречались только раз в год, причем уездные земские собрания могли длиться две недели, а губернские - три недели. Едва ли оставалось время обсудить общие вопросы и дать указания своему исполнительному органу управе, занимающейся текущими делами в промежутках между собраниями.
В сущности, самоуправление, введенное в 1864 году, в некоторых отношениях было хуже, чем дворянские вольности, дарованные Екатериной II. Земства не только не наблюдают за деятельностью генерал-губернатора, но генерал-губернатор самым бесцеремонным образом наблюдает за деятельностью земств. Он проверяет их отчетность, без его разрешения нельзя публиковать сообщения о земских собраниях и прениях. Он в любой момент может вмешаться и одним своим словом остановить исполнение всякого постановления земских учреждений под предлогом их "несогласия с законами или общими государственными пользами", то есть, попросту говоря, если оно ему не нравится. Правда, губернаторское запрещение не окончательное, оно может быть обжаловано в Сенате. Но так как земство собирается лишь раз в году, то мероприятие, приостановленное губернатором, все равно нельзя проводить в жизнь в течение двенадцати месяцев, даже в том случае, если Сенат сразу же отменит решение губернатора, а не будет откладывать дело два, а то и три года. В вопросах местного управления, не терпящих отлагательства, запрет губернатора практически непреложен.
Чтобы поставить земства в еще более полную зависимость от правительства, у них отнято право, которым пользовалось дворянское собрание, - назначать начальников низшей администрации - исправников. Это право оставлено за губернатором. Кроме того, земство не имеет своей исполнительной власти. Все дела должны вестись правительственными чиновниками, а это всегда сопряжено с бесконечными дрязгами, особенно в финансовых вопросах. Сбор земских налогов поручен земству, но, будучи для государственных казначеев лишь делом второстепенным, неответственным, исполняемым, так сказать, из любезности, оно проводится из рук вон плохо. Недоимки с казенных имуществ и с помещиков непрестанно растут, и общая задолженность все увеличивается, что причиняет земству бесконечные неприятности.
Однако вернемся к нашей непосредственной теме - предосторожностям, принимаемым правительством, чтобы помешать земству вмешиваться в политику. Одна из предупредительных мер - лишение земства права (если столь скромную привилегию можно называть правом) обращаться с петициями непосредственно к императору, хотя дворянские собрания широко им пользовались. Земствам фактически не позволено брать на себя инициативу ни в каком общественно полезном начинании. Они нигде не могут возвысить свой голос, кроме как в приемной министра, своего прямого начальника, и в девяти случаях из десяти министр даже не удостаивает их ответом.
И все же новое самоуправление, невзирая на его недостатки, имело одно несравнимое преимущество перед старой системой - оно не было обманом. Реформа 1861 года уничтожила рабство; дворяне и крестьяне стали согражданами одной страны и равными перед законом. Невозможно было ограничить самоуправление одним лишь сословием. Это значило бы оживить крепостничество в другой форме. Поэтому все сословия участвуют в земстве предписываемым числом гласных. Но разделение депутатских мест между сословиями вопиюще неравное.
Земские гласные избираются сословием, ими представляемым. Крестьяне, дворяне и города избирают своих гласных на отдельных выборных собраниях. Число депутатов от каждого сословия заранее установлено, и нет ничего более несправедливого, чем распределение количества гласных в нашем парламенте, выгодное только дворянству. Крестьян насчитывается в стране 60 миллионов, они платят 83 процента всех налогов (по подсчетам князя Васильчикова, даже 90 процентов), а имеют в среднем 38,6 процента общего числа депутатских мест. Помещики насчитывают только 1 миллион человек, их вклад в национальный доход не превышает 7 процентов, но избирают они 46,2 процента гласных; участие городского сословия составляет 15,2 процента.
В ряде губерний, особенно в восьми центральных губерниях, несоответствие еще более значительно. 93 тысячи крупных помещиков представлены 1817 гласными, а 6 миллионов крестьян - только 1597 гласными.
Так что дворяне в целом имеют в местных парламентах почти половину всех мест. Но это соотношение еще далеко не точное мерило их влияния, особенно в губернских земствах, где выборы двухстепенные. Крестьян большей частью представляют деревенские старосты. Они административно подчинены предводителю дворянства, который одновременно является земским начальником, и ему подчинены органы крестьянского самоуправления.
Наконец, с целью исключения из земства наиболее демократических элементов из мелкопоместных дворян, установлен необычайно высокий избирательный ценз - владение от 200 до 300 десятин земли в густонаселенных уездах и 800 десятинами в более редконаселенных местностях. С помощью этой уловки достигается то, что число избирателей, принадлежащих к наиболее образованным кругам дворянского сословия, очень невелико.
Таким образом, система самоуправления, введенная в 1864 году, в сущности, ставит народ под опеку привилегированного сословия, вернее, его богатой и консервативной верхушки с одновременным отстранением более либеральной и прогрессивной части - мелкопоместного дворянства. Трудно вообразить, чтобы Валуеву удалось изобрести что-либо еще менее либеральное, способное лишь превратить самоуправление в орудие реакции и в препятствие на пути реформ. Но правительство, в конце концов, все же ошиблось в своих расчетах. Можно по пальцам сосчитать те случаи, когда дворяне - гласные земства пытались использовать свое превосходство к выгоде привилегированного сословия, к которому они принадлежат.
Самые серьезные усилия земства были в первую очередь направлены на то, чтобы предоставить большее влияние крестьянам, усилия, которым правительство, всегда клявшееся в своей любви к труженикам полей, разумеется, воспротивилось. И когда позднее, в 1871 году, правительство просило совета у земств 34 губерний относительно некоторых изменений в податной системе, все 34 земства высказались за уничтожение привилегий, за облегчение тяжелого бремени, возложенного на крестьянство, и предложили принять податную шкалу, пропорциональную доходам налогоплательщиков.
Тем не менее наше земство заслуживает упрека в чрезмерной почтительности к властям и в недостатке гражданского мужества. Политические теории земских деятелей, отважившихся изложить их в печатавшихся за границей газетах и брошюрах, далеко не являются образцом политической мудрости. Проекты экономических реформ, кои дозволено было им публиковать, - чистейшие паллиативы.
Я не имею ни малейшего желания особенно превозносить наши местные парламенты. Но нельзя отрицать, что они проявили достойную всяких похвал активность, и в начале своей деятельности, до того как правительство взяло их за горло, земцы трудились с горячим усердием и преданностью делу, на благо народа, а не для выгод сословия, к которому большинство из них принадлежало. В течение немногих лет земство увеличило местные доходы с 4 до 16 миллионов, проявляя также и в других областях глубокое понимание нужд народа. Их деятельность показывает, что они обладают здравым смыслом и практическим взглядом на вещи. Они доказали это, приняв близко к сердцу и поставив во главу угла самое важное дело, от которого зависит благоденствие России, - народное образование. Ибо только через просвещение массы придут к тому, чтобы самим судить и действовать. Мы видели, как энергично земцы взялись за основание начальных школ и с какой рьяностью они защищали свою деятельность от нападок министра народного просвещения.
Но земские деятели не ограничивались организацией начальных школ. Они пытались создавать также средние и профессиональные школы, чтобы сделать доступными для молодежи техническое образование и прикладные науки. Они стремились объединить свои усилия с инициативой частных лиц - примеры такого сотрудничества весьма часты в России - в основании педагогических институтов с последующей передачей их в дар обществу, и, если бы не недостаток места, я мог бы к этому прибавить множество свидетельств энергии и предприимчивости наших местных парламентов.
Они сделали фактически все, что возможно было со столь ограниченными средствами. Земство впервые стало оказывать крестьянам хоть какую-то медицинскую помощь, ибо до того времени они были не лучше обеспечены в этом отношении, чем дикари в Африке. Земство направляло врачей в захолустные деревни, отдавая предпочтение женщинам-врачам и сведущим фармацевтам, и, где могло, строило больницы. Оно всячески старалось предоставлять средства хозяйственным предприятиям, с помощью которых надеялось облегчить несчастную крестьянскую долю. Оно щедрой рукой давало деньги кооперативным сыроварням Верещагина, кооперативным промысловым предприятиям Шапиро и многим другим подобным же производствам, широко им поощрявшимся. Среди других добрых дел земство основало сельские банки в надежде, к сожалению только частично оправдавшейся, что, давая крестьянам деньги взаймы за небольшие проценты, оно избавит их от кровопийц-ростовщиков. Земства ссужали крестьян деньгами на покупку маленьких земельных наделов и ввели в обиход страхование от огня. Они прилагали все усилия, чтобы во время земских выборов оградить крестьян от запугивания их нижними чинами администрации, охраняли их домашний покой от назойливости полицейского урядника и души от духовного урядника - попа-фарисея и доносчика, постоянно взывающего к полиции помочь ему удержать свою паству от впадения в ересь и раскол.
Во всей этой полезной, хотя и умеренной, активности земские учреждения наталкивались на огромные препятствия, и самыми труднопреодолимыми были леность чиновников и откровенная недоброжелательность бюрократии. Например, для получения толковых фармацевтов нужны были специальные школы, но проект основания такой школы сразу же вызвал страшный призрак пропаганды. Наконец, в октябре 1866 года был принят закон, по которому назначенные земством фармацевты утверждались губернаторами. Если возникал вопрос о покупке большого участка помещичьей земли, сразу находился ревнитель порядка, чтобы опорочить это мероприятие и представить его как часть плана конфискации земли в пользу крестьян и ниспровержения существующего строя. Если вставала проблема наиболее успешной борьбы против нашествия саранчи или других вредителей посевов и привлечения к этому всех земств пострадавшего края, дело тянулось месяцами, даже годами, прежде чем давалось необходимое разрешение, - так велик был страх правительства, как бы земцы, съехавшись вместе из нескольких губерний, не принялись сразу обсуждать политические вопросы.
Однако, несмотря на все старания властей постоянно ставить им палки в колеса, земства положили хорошее начало во всех этих делах, и если им не удалось достигнуть большего, если они не преуспели в обеспечении деревни хорошими школами и сведущими врачами, если не смогли задержать все усиливающееся обнищание крестьян, то виной этому не недостаток доброй воли или умения и деловых способностей, а узость их круга деятельности и непрестанные ограничения, установленные для них государством, ограничения, которые с самого начала существования местного самоуправления становились все более строгими и стеснительными.
* * *
В своей главе о земстве Леруа-Болье на основе личных наблюдений с большой живостью описывает энтузиазм, с каким русский народ встретил Положение 1864 года о земских учреждениях. После освобождения крестьян не было ни одной реформы, которая вызвала бы такое удовлетворение и возбудила бы столько надежд, как учреждение земства. Однако французский писатель ошибается, говоря, что русские в пылу восторга не заметили недостатков новой реформы. Достаточно перелистать демократические газеты того времени, чтобы убедиться в том, как глубоко прогрессивные круги общества сознавали ее многочисленные и серьезные недочеты. И если основная масса образованного общества, малосведущая в практических вопросах, переоценивала достоинства реформы, то сами земские деятели далеко не разделяли этих иллюзий.
В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов члены дворянских собраний, составившие потом основную часть членов земств, включая и петербургское, неоднократно выставляли в своих адресах и петициях требование местного самоуправления, причем гораздо более широкого и действенного, чем земские учреждения, дарованные Положением 1864 года четыре года спустя. Эти деятели, несомненно, не были слепы в отношении истинного характера земской реформы. Но они более всех других были введены в заблуждение и не представляли себе возможных ее результатов.
Готовность особой категории русских людей "быть благодарными за малые милости" и с радостью приветствовать любые уступки, какие свободный человек должен был бы с презрением отвергнуть, является примечательной чертой нашего общества. В то же время это свойство представляет разительный контраст с обратной тенденцией известной части русского народа, заключающейся в абсолютной утопичности взглядов, в стремлении все изменить и сразу, как по мановению волшебной палочки, не зная никакого снисхождения к нашему старому, дряхлому миру и не признавая его пороков, слабостей и давно утвердившихся привычек.
"Одна из аномалий русской жизни!" - таково стереотипное объяснение этого явления. Но разве эти поразительные контрасты не исходят все из одного источника - охватившего теперь всю образованную Россию страстного желания, то скрытого, то исступленного, сделать что-то для блага народа. А злые чудовища, преграждающие путь, несомненно, могут быть побеждены силой мужества и преданности. В России всегда было много мечтателей, надеявшихся преобразовать страну с помощью школ, образцовых сельских хозяйств и обществ взаимной помощи, а также фантазеров-социалистов, верящих, что им удастся вернуть золотой век магией революционной пропаганды.
Склонность предаваться мечтаниям, делающая человека неспособным понимать суровую действительность и разрешать трудные вопросы нашего бытия, в значительной степени задерживала социальное и политическое развитие русского общества. Возможно, наступит время, когда умение мечтать будет благодетельным для народа. Это покажет будущее. Но сейчас нельзя не отметить поразительный пример губительных последствий нашей мечтательности - образование партии, по безумию своему и самообольщению не уступающей даже славянофильству Аксакова и Хомякова. Основная идея этой прежде достаточно многочисленной партии, в которой главенствовал старый славянофил Кошелев, заключалась в сочетании представительного правления снизу и самодержавия сверху. С таким же успехом можно попытаться соединить огонь и воду или сохранить железо горячим в свежевыпавшем снегу.
Земство не сельская община. Оно не может наподобие нашего сельского мира обособляться в собственном крошечном мирке, счастливое тем, что его никто не трогает. Земство зачастую представляет губернию, по территории лишь наполовину меньше Испании, с населением, равным числу жителей Вюртемберга или Дании. У земства тысяча забот, тысячи нитей связывают его с соседними губерниями. На каждом шагу земские учреждения приходят в соприкосновение с представителями государства. Имея возможность распоряжаться лишь одной двадцатой частью доходов губернии, земство не может равнодушно взирать на тупость и прочно установившуюся несостоятельность чиновников, распоряжающихся остальными девятнадцатью двадцатыми. Стремление обуздать бюрократию, отстранить ее от управления общественными делами присуще любой системе представительного правления. Чем усерднее земство трудится для благоденствия народа, тем сильнее оно жаждет ограничить власть чиновников, начиная с губернской администрации и кончая управлением и руководством всего государства. Как круглый камень катится вниз по наклонной плоскости, так и самоуправление неизбежно стремится к своей заветной цели - политическим преобразованиям и представительным учреждениям по европейскому образцу. И какими бы ни были идеи Кошелева и земцев-славянофилов, это движение ничто не может остановить.