– Ничего, нас интересует ваше мнение как свидетеля.
– Да, это нападение.
– Если бы вы видели, как кто-то приставил нож к горлу вашего сына, вы бы назвали это нападением с использованием смертоносного оружия?
– Разумеется.
– Происшедшее в тот вечер следует рассматривать как нападение со смертоносным оружием с намерением причинить вред или как драку между школьниками?
Мистер Джафет задумался.
– Нет, это была не драка.
– Мистер Джафет, ваш сын защищался, когда на него напали?
– Да.
– Но вы не сказали об этом, давая показания. Вы не смогли дать объективную оценку случившемуся, не так ли? Мистер Джафет, подсудимый ударил вас?
– Нет.
– А вы ударили подсудимого? Вы били его по спине?
– Я говорил об этом.
– Вы дергали его за волосы?
– Я говорил об этом, жизнь моего сына висела на волоске!
– Ваш сын когда-нибудь дрался с другими подростками?
– Думаю, что нет. Во всяком случае, мне известно только об одной драке.
– Вы имеете в виду двадцать первое января?
– Да.
– Благодарю вас, мистер Джафет. Кантор задал только два вопроса.
– Вы видели, как подсудимый ударил цепью вашего сына?
– Да.
– Были ли вы уверены в том, что в тот момент жизнь вашего сына находилась в опасности?
– Да.
– Благодарю вас.
Судья Брамбейчер объявил перерыв до двух часов.
Миссис Джафет спросила мужа, не хочет ли тот перекусить в ближайшем ресторанчике.
– Лучше поедем домой, – ответил мистер Джафет. – Моя рубашка промокла насквозь.
– И ты хочешь поговорить с Эдом?
– Да.
Миссис Джафет взяла мужа под руку, и они пошли к машине.
24
Войдя в гостиную, мистер Джафет снял пиджак, развязал галстук и начал расстегивать рубашку. Эд говорил по телефону.
– Они только что вошли. – Юноша поднял телефонную трубку над головой. – Он хочет поговорить с моим отцом или матерью. Есть тут кто-нибудь?
Теренс и Джозефина переглянулись.
– Поговори ты, – сказал мистер Джафет и направился к лестнице.
Миссис Джафет выслушала тираду Кантора, извинилась и крикнула: "Теренс, возьми, пожалуйста, трубку".
– Кто это?
– Прокурор.
– Хорошо. Попроси его подождать.
Мистер Джафет протирал подмышки влажной губкой, когда его жена заглянула в ванную.
– Он извинялся за беспокойство.
Мистер Джафет обтерся полотенцем, надел чистую рубашку и подошел ко второму телефонному аппарату, стоявшему на столике в спальне.
– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он.
Перерыв, объявленный судьей, дал возможность Кантору прийти в себя и влил в него новые силы.
– Я не хотел расстраивать вашу жену, но я бьюсь с Эдом уже добрых пятнадцать минут. Вы сможете привезти его в Уайт-Плейнс к двум часам? Я попробую устроить совещание в кабинете судьи.
– Мы еще не ели. А в чем дело?
– Я думал, вы знаете.
– О чем?
– Ваш сын отказывается давать показания.
Последовала короткая пауза.
– Разумеется, – продолжал Кантор, – мы можем вызвать его повесткой, но это произведет отрицательное впечатление на членов жюри.
– Мы приедем.
– Поднимайтесь прямо в кабинет судьи Брамбейчера. На четвертый этаж.
Мистер Джафет быстро сбежал по ступенькам.
– Джозефина, дай нам что-нибудь перекусить. Эд, мы едем в Уайт-Плейнс.
– Папа, я не собираюсь менять свое решение.
– А я не собираюсь принуждать тебя идти против воли.
– Правда?
– Да.
Пока мистер Джафет выпил один стакан молока, Эд справился с двумя да еще умял три пирожка.
– Я не понимаю, как тебе это удалось, – удивилась миссис Джафет.
– Папа, я слышал, сегодня ты был в ударе.
– От кого?
По губам миссис Джафет пробежала слабая улыбка, когда она смотрела на своих мужчин, поправлявших галстуки перед зеркалом.
* * *
Судья Брамбейчер, Кантор, Томасси и стенографистка уже ждали их в кабинете. Судья разрешил остаться и миссис Джафет.
– Мистер Кантор и мистер Томасси хотят, чтобы Эдвард дал показания, – сказал судья, когда все сели за большой стол. – Я не спрашивал, намерены ли они вызвать его повесткой, если он откажется давать показания добровольно, но думаю, что подпишу такую повестку, так как Эдвард единственный очевидец того, что произошло в его палате в больнице. – Он взглянул на Эда Джафета: – Ну?
Кабинет судьи, отделанный темным деревом, поневоле внушал уважение. В кругу взрослых Эд чувствовал себя неуютно.
– Я много думал об этом. И не хочу давать показания.
– Я понимаю, что вы недавно выписались из больницы, – улыбнулся судья. – Вам сейчас нелегко. Мы постараемся, чтобы допрос не занял много времени. Вам надо лишь рассказать под присягой о том, что случилось у школы после танцев и в больнице. Можно сказать лишь несколько слов.
– Ваша честь, – вмешался Кантор, – обвинению желательно, чтобы этот молодой человек рассказал об обоих происшествиях в мельчайших подробностях.
– Я пытаюсь помочь вам получить свидетеля, – раздраженно сказал судья. – А вы все усложняете. Мистер Томасси, полагаю, у вас будут вопросы к свидетелю?
– Да, ваша честь.
– Но вы не будете испытывать наше терпение?
– Ваша честь, я не хочу связывать себе руки обещаниями, данными в этом кабинете. Если этот юноша не будет давать показания добровольно, прокурор или я потребуем его вызова в суд. И чем скорее он это поймет, тем лучше.
– Извините, я не хотел причинять вам столько хлопот, – сказал Эд. – Но для себя я уже все решил.
Судья Брамбейчер встал, обошел стол и положил руку на плечо Эдварда Джафета.
– Молодой человек, позвольте мне объяснить вам, что такое свидетельские показания. Ваш отец – учитель. Давать свидетельские показания – значит учить, сообщать новое, рассказывать о том, что произошло, восстанавливать истинную картину событий, возможно известную только вам, очевидцу, чтобы другие – судья, члены жюри присяжных – могли разобраться в происшедшем. В этом нет ничего плохого, не так ли?
– Нет, сэр.
– Вот и хорошо. Вы будете давать показания?
– Нет, сэр.
Судья вернулся на свое место.
– Молодой человек, поймите, пожалуйста, что в случае необходимости вас вызовут в суд повесткой, а если вы и тогда откажетесь давать показания, мне придется расценить ваши действия как оскорбление суда.
Миссис Джафет хотела что-то сказать, но судья остановил ее, приложив палец к губам, ожидая ответа Эда.
– Сэр, я и не думал оскорблять суд. Я давал показания в другом суде, в Оссининге. Я не разбираюсь в юридических ухищрениях, протестах и тому подобном. Но я не хочу больше участвовать в этой игре.
– Мистер Джафет, – обратился судья к отцу Эда, – не хотите ли вы поговорить с сыном наедине и разъяснить ему серьезность проблемы, не имеющей никакого отношения к игре?
– Я думаю, он...
– Я осознаю всю серьезность проблемы, – прервал его Эд. – В конце концов, меня чуть не задушили.
Терпение судьи Брамбейчера начало иссякать.
– Вы обо всем рассказали полиции. Почему же не повторить то же самое в суде? Если присяжные услышат ваш рассказ, они смогут принять более объективное решение.
– Сэр, я знаю, что произойдет, если я буду давать показания.
– Что же?
– Один из этих джентльменов будет задавать мне вопросы, чтобы доказать, что Урек душил меня, другой – что не душил или душил, не сознавая, что делает. Я знаю, что он хотел задушить меня и при этом полностью отдавал отчет в своих действиях. Я просто не хочу участвовать в этом спектакле, не имеющем ничего общего с...
– Мистер и миссис Джафет, – прервал его судья, – пожалуйста, пройдите с Эдвардом в зал суда. Я хочу обсудить этот вопрос без вас. Джентльмены, – сказал он, как только за Джафетами закрылась дверь, – я огорчен так же, как и вы, хотя и по другой причине. Кантор, вы не хотите, чтобы он сегодня давал показания. Таким отношением он поставит крест на обвинительном приговоре. А вы, Томасси, и не хотели, чтобы он давал показания. Так что придется обойтись без его помощи.
25
Кантор и Ферлингер расположились в пустом кабинете на третьем этаже. Вся обстановка состояла из стола и стула с прямой спинкой. Кантора это не смущало, так как он любил думать, расхаживая из угла в угол. – Окей, – сказал Кантор, закрывая за собой дверь. – Ты садись, а я постою.
– Все, что ты пожелаешь, о мой высокий господин, – ответил Ферлингер, кладя ноги на стол.
– Я вижу, тебе не терпится самому вести процесс, не так ли? – Его раздражало панибратское отношение этого юнца.
– Конечно.
– Вот и приступай.
– Как это?
– Кто бы стал у тебя следующим свидетелем?
– Я думал, мы решили вызвать школьного сторожа.
– А после него?
Ферлингер убрал ноги со стола. Что, если Кантор не шутил?
– Ну?
– Я думаю.
– Зал суда – не место для раздумий.
– Я знаю, кого следует вызвать.
– Ну?
– Скарлатти.
– Продолжай.
– Заставить его признать себя виновным. В какой-нибудь мелочи. Например, в нарушении общественного порядка. Но пусть он скажет, что сделал Урек. Это все, что тебе нужно.
– Больше ты ничего не придумал?
– Разве мое предложение не кажется тебе хорошей идеей?
Кантор рассмеялся.
– Против Скарлатти не выдвинуто никакого обвинения. С какой стати он будет давать показания, порочащие товарища? Да от него отвернется не только банда, но и все учащиеся. Кому охота иметь дело с доносчиком. Давай следующую идею.
У Ферлингера дернулась щека.
– Как насчет подруги Джафета, Лайлы Херст? Она не родственница пострадавшего, на нее тоже напали, она очевидец случившегося и к тому же симпатичная девушка.
– Почему бы и нет? – сказал Кантор.
– Действительно, почему? – уверенно добавил Ферлингер.
– Я объясню тебе. На перекрестном допросе выяснится, что ее всего лишь дернули за волосы. За это еще никого не сажали в тюрьму. Кроме того, она гуляет с Джафетом. А любой член жюри, будь он в здравом уме, придет к выводу, что она будет обливать грязью любого, кто поднимет руку на ее ухажера. Это же естественная женская реакция. А ты приглядывался к членам жюри? Среди них нет ни одного симпатичного лица. Красота Лайлы вызовет у них раздражение.
– Ты хочешь сказать, что ее показания ничего нам не дадут?
– Ну почему же. Томасси, скорее всего, доведет ее до слез, но нам не удастся выиграть процесс только потому, что Томасси не слишком любезен с молоденькими девушками. Поехали дальше.
– Остается еще психиатр, который говорил с ними обоими. Он покажет, что Урек психически здоров и полностью осознавал, что делал.
– Да.
– Что – да?
– Ты когда-нибудь слышал, как дает показания психиатр? Это же ящик со змеями, который нельзя открывать, не предусмотрев всех последствий. Большинство психиатров полагают, что ни одно человеческое существо не виновно в совершении зла, по крайней мере такое впечатление создается у присяжных. Есть еще идеи?
– Похоже, ты подумал обо всем.
– Да.
– Кроме одного.
– О чем ты?
– Как выиграть процесс.
Кантор потянулся, думая о том, что с удовольствием влепил бы пару оплеух этому молодому нахалу.
– Не делай этого, – предостерег его Ферлингер.
– Чего?
– Не бей меня голой рукой. Для вынесения обвинительного приговора желательно использование смертоносного оружия. Кстати, что ты сказал жене?
– Что мы посадим его за решетку.
– Сегодня ты собираешься сказать ей что-то другое?
– Дело еще не закончено. Урек чуть не задушил Джафета. От этого никуда не денешься.
– Мне, Всевышнему и тебе известно об этом, но мы не входим в состав жюри. А Томасси как раз и старается убедить их в обратном. Кстати, ты знаешь, чем он сейчас занимается? Он в камере Урека.
– И что из этого?
– Он пошел к Уреку сразу после совещания у Брамбейчера. Ты думаешь, он сидит там только для того, чтобы подбодрить парня?
– К чему ты клонишь?
Ферлингер разглядывал пальцы, будто раздумывая, не пора ли ему стричь ногти.
– Я полагаю, Томасси собирается выставить Урека в качестве свидетеля.
– Он не посмеет.
– Держу пари, они репетируют завтрашнее выступление.
– Он не решится на такое!
– Я скажу тебе, почему он это сделает. – Ферлингер встал. – Ты любишь рассуждать о решающем факторе. Так вот, в деле Урека решающим фактором является то, что Томасси умнее тебя.
* * *
Школьный сторож, волоча ноги, подошел к креслу и осторожно опустился в него.
– Пожалуйста, скажите, как вас зовут, – начал Кантор.
– Феликс Гомес.
Стенографистка попросила его произнести имя и фамилию по буквам. Сторож покачал головой. Он не мог этого сделать.
– Запишите имя по правилам грамматики, – сказал судья Брамбейчер. – Если понадобится, мы сверим вашу запись с его документами о приеме на работу.
– Вы сторож в школе Оссининга?
– Да.
– Давно вы работаете сторожем? Старик пожал плечами.
– Пять лет, десять, что-то вроде этого.
Кантор взглянул на судью. Брамбейчер кивком показал, что прокурор может продолжать.
– Что произошло праздничным вечером после танцев?
– Утром пришлось убирать много мусора.
– Нет, что произошло вечером?
– Вы насчет того, о чем мы говорили в вашем кабинете?
Кантор покраснел.
– Да.
– Я услышал крики, взял фонарь, подошел к двери, шел сильный снег, увидел, что дерутся, вызвал полицию.
– Вы можете опознать людей, которых видели в тот вечер?
– На улице, перед школой?
– Да.
– Конечно. Я видел мистера Джафета, учителя, и его, – сторож указал на Урека. – Он это сделал.
– Что он сделал?
– Он чуть не задушил того парня. Иначе зачем полиция арестовала его, почему он здесь?
Томасси вскочил на ноги.
– Мистер Гомес, – судья наклонился вперед, – в тот вечер вы видели кого-нибудь, кроме мистера Джафета, около школы?
– Девушку.
– Вы могли бы опознать ее?
– Нет.
– Вы видели около школы подсудимого, Урека? – добавил Кантор.
– Он бьет окна.
– Где?
– В школе. Очень часто.
– Он разбил окно в тот вечер?
– Я думаю, нет.
– Вы видели Урека перед школой, когда вышли на улицу с фонарем?
– Шел снег, сильный снег.
– Вы видели Урека? – Кантор повысил голос.
Сторож ответил не сразу.
– Я думаю, – наконец сказал он.
– Вы думаете – что?
– Я думаю, что видел его, – сторож указал на Урека.
– Благодарю вас. – Кантор облегченно вздохнул.
Старик хотел встать, но прокурор остановил его.
– Ваш свидетель, – сказал он Томасси. Томасси встал и быстро подошел к свидетелю.
– Кто вы? – испуганно спросил Гомес.
В зале рассмеялись. Даже судья не удержался от улыбки.
– Я адвокат подсудимого, мистер Гомес. И хочу задать вам несколько вопросов.
– Я уже отвечал.
– То были другие вопросы.
– Хорошо. – Старику нравилось находиться в центре внимания.
– Вы пьете виски на работе?
– О чем вы говорите, я никогда не пью виски.
– Пожалуйста, отвечайте "да" или "нет".
– Я говорю правду.
– Так что вы пьете кроме воды? Гомес слабо улыбнулся.
– Сандерберд.
Томасси вернулся к своему столику и достал из сумки бутылку с яркой этикеткой.
– Вы предпочитаете эту марку? – сказал он, поднося бутылку к лицу свидетеля.
Гомес инстинктивно потянулся к бутылке, но Томасси оказался проворнее и убрал ее под общий смех.
Брамбейчер постучал по столу, требуя тишины.
– В тот день вы пили вино?
– Кажется.
– Неужели вы не помните?
– Я говорю – кажется, потому что немного выпиваю каждый день... – Гомес осекся, поняв, что этого не следовало говорить.
– И каждый день вы выпиваете по галлону? – быстро спросил Томасси.
– Нет, никогда, – рассердился Гомес. – Только одну бутылку, максимум две.
– Только одну бутылку утром?
– Нет, половину.
– И?
– Ваша честь, пожалуйста, напомните адвокату, что "и" – это не вопрос, – вмешался Кантор.
– Благодарю вас, – Томасси картинно поклонился прокурору. – Мистер Гомес, вы выпиваете вторую половину бутылки за ленчем?
– Конечно.
– Мистер Гомес, а днем вы выпиваете еще бутылку, каждый день?
– Школьники не видят меня. Я пью в подвале. Один! Клянусь!
– За ужином вы выпиваете еще полбутылки?
Кантор не выдержал:
– Не хочет ли адвокат, чтобы я принес ему арифмометр?
– Прошу вас, не волнуйтесь, – ответил Томасси. – Ваша честь, я думаю, ни у кого не осталось сомнений, что свидетель страдает хроническим алкоголизмом и ко времени тех событий выпил чуть ли не галлон вина. Вряд ли он мог отдавать отчет в том, что происходило перед его глазами.
– Ложь! – вскричал Гомес, поднимаясь на ноги. – Вы пытаетесь лишить меня работы! Ложь!
Судья Брамбейчер разрешил свидетелю покинуть зал. Кантор подошел к судье.
– Ваша честь, я потрясен обращением мистера Томасси с последним свидетелем.
– Молодой человек, – ответил судья, – поживите с мое, увидите и не такое.
– Но, ваша честь, зачем...
– Томасси не сделал ничего предосудительного, – оборвал прокурора Брамбейчер. – Мы ждем вашего следующего свидетеля.
Кантор взглянул на стенографистку.
– Обвинение закончило представление доказательств, – сказал он, казалось обращаясь только к ней.
– Ваша честь, – воскликнул Томасси, – прошу прекратить дело на основании того, что обвинению не удалось...
Судья остановил его и попросил членов жюри выйти из зала суда.
– Мистер Томасси, – сказал он, когда за ними закрылась дверь, – я прекращаю дело по пункту обвинения, касающемуся нападения на Эдварда Джафета в "Фелпс Мемориал", так как... – Брамбейчер понизил голос, чтобы его могли слышать только Кантор и Томасси, – обвинению действительно не удалось доказать, что именно Урек перерезал трубку в больничной палате. Томасси, я знаю, что он там был, Урек знает, что был там, но присяжным об этом ничего не известно, так как Кантор не смог привести убедительных доказательств присутствия Урека в палате Джафета.
Когда присяжные вновь заняли свои места, судья обратился к Томасси:
– Давайте побыстрей покончим с этим делом. Прошу вас позвать первого свидетеля.
– Ваша честь, мой первый свидетель – подсудимый Стенли Урек.
* * *
– Ирен, я думаю о Нью-Мехико, – сказал судья Брамбейчер жене, когда обед подходил к концу.
– Что сегодня произошло?
– Я не понимаю, почему не могу подумать об отдыхе.
– И чем ты собираешься заниматься в Нью-Мехико?
– Не знаю. – Судья вздохнул. – В этом-то вся загвоздка.
* * *
Эд наконец дозвонился Лайле.
– Завтра Урек будет давать показания.
– Я слышала. Об этом говорит весь город.
– Ты поедешь?
– Я не могу пропустить занятия.
– Лайла.
– Да?
– Ты знаешь, я не стал давать показания.
– Я слышала. Ты молодец.
– Мой отец вчера был бесподобен.
– Я слышала.
– Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Хорошо, что ты позвонил, Эд. Удачи тебе.
Положив трубку, Эд долго думал о том, что она хотела этим сказать.
* * *
На следующее утро Эд, его отец и мать вошли в зал суда и сели в последнем ряду. Родители Урека сидели чуть впереди, по другую сторону центрального прохода.
Эду казалось, что он в театре на интересном спектакле. Судья в черной мантии занял свое место. Тут же к нему подошли адвокат и прокурор. Появился Урек, в костюме и галстуке, с короткой стрижкой, сел в кресло для свидетелей, поднял правую руку, положил левую на Библию и дал клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Томасси сиял, как медный таз, и улыбался всем присутствующим, даже Кантору и Ферлингеру.
– Вы учитесь в школе Оссининга? – задал он первый вопрос.
– Да, сэр.
– Вы успеваете по всем предметам?
– Да, сэр.
– У вас есть мотоцикл?
– Нет, сэр.
– Вы умеете водить мотоцикл?
– Нет, сэр.
– Вы когда-нибудь курили марихуану?
– Мистер Томасси, – вмешался судья Брамбейчер, – если свидетель, дающий показания под присягой, скажет о совершенном им правонарушении, против него может быть возбуждено уголовное дело. Положительный ответ на заданный вами вопрос дискредитирует свидетеля. Он это понимает?
– Я не хочу говорить за свидетеля, ваша честь. – Томасси повернулся к Уреку. – Вам известно, что употребление марихуаны запрещено законом?
– Да, сэр.
– Вы когда-нибудь курили марихуану?
– Нет, сэр.
– Вы употребляли, продавали или покупали кокаин, героин или барбитураты?
– Нет, сэр.
– Откуда у вас на лице шрам?
– Я упал с велосипеда.
Кантор вскочил на ноги.
– Ваша честь, жюри присяжных интересуют только факты, касающиеся совершенных правонарушений, и мне неясно, какое отношение имеют вопросы адвоката к определению степени вины подсудимого.
– Ваша честь, – отпарировал Томасси, – я полагаю, прокурор хотел сказать – определению степени вины или невиновности подсудимого. Мои вопросы вполне уместны и направлены на то, чтобы члены жюри присяжных ознакомились с характером и образом жизни Стенли Урека. К сожалению, шрам на лице негра или представителя какого-либо национального меньшинства обычно ассоциируется у нас с ножевой дракой или другой формой насилия. – (Негритянка, сидевшая среди членов жюри, согласно кивнула) – Ваша честь, я выяснял происхождение шрама, чтобы присяжные могли более объективно оценить действия подсудимого. Могу я продолжать?
Брамбейчер кивнул. Кантор все еще стоял.
– Вы хотите что-нибудь добавить, мистер Кантор, или подождете своей очереди?
Кантор сел.
– Вы купили билет на праздничный вечер?
– Да, сэр.
– Вы пришли с друзьями?
– Да, сэр.
– Ваши друзья учатся в школе Оссининга?
– Да, сэр.
– Вы танцевали?
– Нет, сэр.
– Объясните, пожалуйста, почему?
– Я не умею танцевать.
– Ну, не надо смущаться, я тоже не силен в танцах.
По залу пробежал смешок. Сукин ты сын, думал Кантор, что-то торопливо записывая в блокнот.
– Вы присутствовали на показе фокусов?
– Да, сэр.
– Они вам понравились?
– Да, сэр.
– В тот вечер вы участвовали в драке?
Урек на мгновение замялся.
– Да, сэр.
– Что стало причиной драки? Не торопитесь с ответом, хорошенько подумайте.
– Видите ли, шел снег.
– Да, да, продолжайте.
– После танцев я и мои друзья ждали, что кто-нибудь подвезет нас домой. Было очень холодно. Наконец осталась только одна машина, и мы укрылись в ней.
– Как это?
– Залезли в нее, чтобы не замерзнуть. Мы не предполагали, что владелец будет возражать. Мы же никуда не уехали, а просто грелись.
– И кто-то стал возражать против того, что вы сидели в машине?
– Да, сэр.
– Кто же?
– Мистер Джафет.
– Мистер Джафет вел у вас какой-нибудь предмет?
– Да, сэр. Биологию.
– Мистер Джафет узнал вас?
– Да, сэр. Он велел нам вылезать из машины.
– Стояла ли у школы еще хоть одна машина, в которой вы могли немного погреться?
– Нет.
– Почему вы не зашли в здание школы и не подождали там?
– Мы не знали, кто из наших родителей заедет за нами, и не хотели пропустить машину. Мы опасались, что она проедет мимо, если на дороге никого не будет. Родители могли подумать, что нас подвез кто-то еще.
– Мистер Джафет был один, когда он приказал вам выйти из машины?
– Нет, с ним был его сын, показывавший нам все эти фокусы, и девушка, с которой он целовался, пока не приехал мистер Джафет.
– Как вы среагировали на приказ выйти из вашего убежища?
– Я рассердился, но все равно решил помочь донести чемоданы. У них было два тяжелых чемодана, и я подумал, что они довезут нас до дома, если мы поможем им их нести.
– Что произошло потом?
– Мистер Джафет сказал, чтобы я не трогал чемоданы.
– А дальше?
– Девушка обозвала меня дураком.
– И что вы сделали?
– Я дернул ее за волосы.
– Это все?
– Кажется, я заломил ей руку за спину.
– Вы сожалеете об этом?
– Конечно, но она не подумала извиниться, обозвав меня.
– Что было дальше?
– Ну, младший Джафет ударил меня по руке. Я не мог дать ему спуска, все происходило на глазах у моих друзей, и ударил в ответ. Завязалась драка.
Мистер Джафет обнял Эда за плечи. Тот сидел, опустив голову на руки, скрещенные на спинке стула предыдущего ряда.
– Что произошло после этого? Не торопитесь.
– Мистер Джафет прыгнул на меня.
– Вы ударили мистера Джафета?
– Я никогда не посмел бы поднять руку на учителя.
– Что сделал мистер Джафет?
– Он начал бить меня кулаками по спине и дергать за волосы.
– В ответ вы ударили его?
– Нет, сэр.
– Вы намеревались убить Эда Джафета?
– Я никого не хотел убивать, клянусь вам!
– У вас была цепь?
– Да, сэр.
– Где вы взяли цепь?
– Я нашел ее около школы.
– Что вы с ней сделали? Урек опустил голову.
– Лучше рассказать обо всем. Что вы сделали с цепью?
– Я ударил ею по ветровому стеклу. Он не позволил нам укрыться от снега в машине.
– Вы разбили стекло?
– Оно разбилось. Я не ожидал, что оно разобьется.
– Вы сожалеете о том, что разбили ветровое стекло?
– Да, сэр.
– Если бы страховая компания решила взыскать с вас стоимость стекла, вы стали бы платить?
– Конечно, сэр.
– Вы пришли на праздничный вечер с целью причинить вред Эду Джафету?
– Нет, сэр.
– Вы в этом клянетесь?
– Клянусь, это правда.
– Ваш свидетель, – сказал Томасси, обращаясь к Кантору.
– Вы когда-нибудь убили какое-нибудь животное? – начал прокурор.
В ту же секунду Томасси вскочил на ноги.
– Ваша честь, – возмущенно воскликнул он, – на прямом допросе ничего не говорилось о животных. Мы хотим выяснить, причинил ли подсудимый вред человеческому существу, и я уже задавал этот вопрос. Если мистер Кантор что-то не расслышал, он может задать его вновь.
– Я думаю, вы не должны выходить за пределы, ограниченные сведениями, содержащимися в ответах свидетеля во время прямого допроса, – согласился судья Брамбейчер.