Стил Джессика. Уйти или остаться?

   Скользя и спотыкаясь в своих когда-то миленьких туфельках, Эмми добралась до указателя и обнаружила, что дом Шортов находится на окраине деревни, и — такое уж нынче ее счастье, — конечно же, на окраине, противоположной той, где она находилась сейчас.
   Единственно из упрямства Эмми тащилась по улице, скользя и оступаясь, с каждой секундой промокая все больше и больше, но не сворачивая. Он хотел эти материалы — он их получит! Зачем, интересно, они понадобились ему в гостях? Может, он хочет улучить пару скучных минуток? Она надеется, что так и будет.
   Хоть бы это был самый скучный уикенд из всех, которые у него были! Хоть бы Невилл Шорт узнал, что у Каннингема связь с его женой, и поколотил его как следует!
   Почему это, кстати, у Шортов нет факса? Эмми снова упала и почувствовала, как снег проник за шиворот. Если бы только ей так не нужна была эта поганая, вонючая, мерзкая работа… Процесс выдумывания для него самых невероятных и оскорбительных прозвищ помог ей преодолеть последние пятьдесят ярдов. Вот он — дом, во всех окнах свет горит.
   Она чуть не падала, пробираясь между припаркованными заснеженными машинами, мечтая лишь оказаться в своей постели. Она была слишком утомлена, чтобы думать, что будет дальше, после того как она вручит пропитавшуюся насквозь водой папку.
   С трудом преодолев ступеньки, онемевшими пальцами она нажала на звонок. Дверь открылась. Она узнала изумленную Роберту Шорт. Снег волной метнулся на красивый ковер холла.
   — Заходите, заходите, — испуганно проговорила Роберта. Только сейчас Эмми сообразила, что вид у нее, должно быть, устрашающий. По лицу Роберты можно было понять, что та ее не узнала, впустив внутрь лишь из сострадания. Видимо, она и помыслить не могла оставить кого-то за порогом в такую ночь. Потом она воскликнула:
   — Ой, да это Эмми! Эмми Бардена.
   И тут же, как джинн из бутылки, появился Барден Каннингем.
   В белоснежной рубашке, при всем параде, он никогда не казался таким привлекательным — и таким изумленным.
   — Вы… что вы тут делаете? — спросил он. Если бы у Эмми оставалась еще хоть капля сил, она выцарапала бы ему глаза.
   — Вам позарез требовались вот эти материалы! — негодующе выпалила она.
   — Только идиот мог… — И, не закончив фразы, Каннингем повернулся к Роберте:
   — Можно мы займем библиотеку?
   Эмми равнодушно ждала. Ей было все равно, что говорят и куда ее ведут. Он взял ее за руку и…
   — Вы насквозь промокли! — вырвалось у него.
   — Вы бы тоже промокли, если бы пришлось идти пешком в такую погоду.
   — Вы шли пешком в такую погоду?! Понятно, поверить в такое трудно.
   — Моя машина съехала с дороги в канаву. Делать было нечего, пришлось пройтись.
   — Вы не пострадали?
   Они проходили мимо зеркала. Она задержалась, ее эскорт замер в ожидании.
   — Это я? — искренне изумилась она при виде взъерошенного, мокрого создания с синими от холода губами, которое пялилось на нее из зеркала.
   Барден Каннингем не ответил, а повторил свой вопрос:
   — Вы не пострадали?
   Она все никак не могла оторваться от своего изображения.
   — Только моя гордость, — жалобно ответила она и ненадолго прониклась к нему симпатией, увидев обращенную к ней улыбку.
   — Уверен, что ни у кого больше нет такого верного персонального секретаря, — пробормотал он, оттаскивая ее от зеркала в библиотеку и закрывая дверь. Все еще не отпуская ее руки, он включил электрический камин. — Подождите минутку, я недолго.
   После его ухода Эмми подошла к камину поближе, зубы ее стучали. Она протянула руки к теплу, стараясь хоть немного согреться. Верный своему слову, Барден отсутствовал недолго. Вернулся он с полотенцем и махровым халатом.
   — Роберта хотела прийти и сама присмотреть за вами, но это особый вечер для ее мужа. Я сказал, что вы не будете возражать, если вам придется иметь дело со мной. — Он усмехнулся.
   — Я могу сама о себе позаботиться, — ворчливо отреагировала Эмми.
   — Не сомневаюсь, — примирительно возразил он. — Но я ваш босс, сделайте мне приятное. — Ее зубы застучали снова — он мгновенно посерьезнел. — Так вот, снимайте вашу мокрую одежду, хорошенько разотритесь и надевайте халат.
   Взявшись было за пуговицы пиджака, она поняла, что пальцы совсем не гнутся и подобная операция ей не под силу.
   Барден мгновенно уловил ее затруднение. Проворно расстегнул пиджак и помог ей от него освободиться. Бросив его на пол, он поднял руки к шелковой блузке.
   — Я могу… — начала было она, но обнаружила, что не может.
   И решила, что Каннингем нравится ей все больше и больше, когда он, отодвинув в сторону ее руки, опять занялся ее туалетом, ласково проговорив:
   — Догадываюсь, что вы не привыкли к тому, что мужчины вас раздевают, маленькая Эмми, но я… я не как все.
   Она слегка улыбнулась: это первый раз, когда он назвал ее Эмми!
   — Если вы просто все расстегнете, то потом я сама справлюсь.
   В ответ он коснулся ее груди, ловко расправляясь с маленькими пуговками блузки. Раньше чем она сумела высказать еще какие-либо протесты, он быстрым движением расстегнул молнию на юбке.
   — Еще что-то? — спросил он, очевидно догадываясь, что единственное, что осталось расстегнуть, — застежка на бюстгальтере. Она отшатнулась, отрицательно качая головой, и встретилась с ним глазами. Но на этот раз он принял ее отказ, лишь проинструктировал; — Тогда как можно скорее все снимайте, вытирайтесь и надевайте халат.
   Эмми, не двигаясь, продолжала смотреть ему в глаза, и ей вдруг захотелось плакать, когда привычные льдинки этих серых глаз вдруг растаяли в ласковой улыбке.
   — Вы диковина какая-то, Эмили Лоусон, — тихо сказал он, повернулся и вышел.
   От ее юбки валил пар. Она немного отодвинулась от камина и, внезапно испугавшись, что кто-нибудь войдет и застанет ее голой, быстро разделась, оставшись только в трусиках и бюстгальтере.
   Обнаружив, что сил на приличное растирание у нее не хватает, кое-как обтерлась, подсушила волосы. Немного погодя, завернутая в громадный халат, с полотенцем на голове, Эмми начала приходить в себя.
   Сидя на ковре, она поджаривалась у камина и ловила чуть приглушенные звуки веселья. Может быть, Роберта Шорт одолжит ей что-нибудь старое из своего гардероба? Хотя трудно представить, что у нее имеется что-то «старое».
   У нее за спиной внезапно открылась и закрылась дверь, впустив раскаты смеха. Эмми резко обернулась и увидела своего работодателя.
   — Бульон, — пояснил он, подходя с подносом. — Погреетесь изнутри, пока мы побеседуем.
   — Побеседуем? О чем? Надеюсь, вы не намерены заставить меня писать под диктовку? — Она попыталась встать, но он махнул рукой, показывая, чтобы она оставалась на месте.
   — Вижу, вы обрели прежний задор, — мягко прокомментировал он, пододвигая стульчик и садясь рядом. — Вы обедали?
   — Перекусила по дороге. Не думала, что погода так сильно испортится, — проговорила она. И добавила:
   — Мне уже значительно теплее.
   — Хорошо. Пейте свой бульон.
   Опять начинает командовать. И снова перестает ей нравиться. Глупо, но ей хочется, чтобы он стал мягким и внимательным, как до этого. Снег, должно быть, запудрил ей мозги!
   — Извините, что причиняю вам столько беспокойства, — прошептала она. И чего это она оправдывается? — Только вы сами сказали, чтобы я сегодня же привезла эти материалы.
   — Мне и в голову не могло прийти, что вы будете рисковать для этого жизнью, — холодно сказал он.
   — Мне бы только вытащить машину — я тут же уеду, — вызывающе фыркнула она.
   — Машина никуда не поедет, — припечатал он и добавил:
   — Так же, как и вы.
   Она хотела заспорить. Ее оттаявший дух противоречия восставал против подобных указаний.
   — Вы предлагаете, чтобы я прикорнула где-нибудь в уголке до утра?
   — Можно поступить лучше. — Он улыбнулся. Казалось, в его улыбке было нечто колдовское. Эмми обнаружила, что улыбается ему в ответ. Долго, впрочем, это не продлилось, тем более после того, как он совершенно спокойно объявил:
   — Объясняю ситуацию: все имеющиеся в наличии спальни заняты, но…
   — Но?.. — переспросила она, внезапно почувствовав какой-то подвох. — Мне это не понравится, да?
   — Выбора-то у вас все равно нет, — сказал он, — так случилось, что единственная свободная кровать стоит у меня в комнате.
   — Не может быть и речи!
   — Можете выйти на улицу и попытаться найти попутную машину! — выпалил он.
   — А как Роберта, хм, миссис Шорт?
   — Конечно же, как гость Роберты и Невилла, я сообщил им о своем намерении.
   — Она не возражала?
   Он кинул на нее тяжелый взгляд, но если он и помнил о ее осведомленности, что у него интрижка с хозяйкой дома, то не подал виду.
   — Она уже положила грелку вам в постель, а под подушку — что надеть на ночь.
   Роберта не возражала! Роберта устроила так, что он проведет ночь с другой женщиной! Эмми изумленно уставилась на него. Но внезапно вспомнила, как элегантно выглядела Роберта, впуская ее в дверь, и насколько грязный и потрепанный вид был у нее самой. Эмми снова покраснела. Роберта взорвалась бы хохотом, если бы кто-то предположил, что Эмми может быть ее соперницей!
   Эмми стряхнула с себя вторую волну смущения и поглядела на Бардена Каннингема, Как он назвал ее? Маленькая мисс Приличие и Благопристойность — до сих пор ухо режет. Внезапно на нее навалилась невероятная усталость, просто изнеможение.
   Со стуком поставив пустую плошку из-под бульона на поднос, она поднялась на ноги. Барден Каннингем тоже встал.
   — Коснитесь меня только пальцем, и я вас убью! — вырвалось у нее со свистом.
   — Если вдруг, против всяких ожиданий, у меня появится подобное желание, я сам себя убью, — заявил он.
   Она ненавидела его, когда они выходили из библиотеки, ненавидела, когда они шли по длинной, в несколько пролетов, лестнице, ненавидела с новой силой, когда он распахнул перед ней дверь, чтобы пропустить внутрь. Лампа между двумя кроватями была включена. Эмми только собралась язвительно спросить, какая из кроватей его, как он оставил ее, уйдя в ванную. Какое-то время она слышала звук льющейся воды, потом он появился снова.
   — Примите горячую ванну и ложитесь в постель, — выдал он очередную порцию инструкций.
   Но с нее было достаточно указаний.
   — Если вы не возражаете, то я обойдусь и так.
   Казалось, что и ему она уже надоела свыше всякой меры.
   — Или вы даете мне слово, что примете горячую ванну, или я засуну вас туда собственноручно.
   — Вы уверены, что справитесь? Он хмуро взглянул на нее и, не тратя лишних слов, снял пиджак.
   — Отказываюсь иметь на своей совести еще и вашу пневмонию! — пробурчал он, нащупывая запонки на рукавах.
   — Для меня новость, что у вас есть совесть!
   — На всякий случай она отступила на шаг назад. — Все равно… — Она споткнулась на полуслове. Рукава закатаны, он направился в ванную с очевидным намерением проверить температуру воды. Эмми последовала за ним. — Да ладно, возвращайтесь на свой прием! — не выдержала она.
   Барден поднял на нее глаза.
   — Вы даете слово?
   — Даю. — Эмми опять вынуждена была сдаться. Она вышла из ванной и, трепеща, наблюдала, как он отворачивает рукава в исходное положение и застегивает запонки. — И вы в самом деле бы так поступили? Окунули бы меня в ванну, я хочу сказать?
   Он улыбнулся.
   — Вы хорошо знаете, как подпортить человеку удовольствие. — С этими словами он подхватил свой пиджак и вышел вон.
   Подпортить человеку удовольствие? Дав слово и лишив его таким образом возможности искупать ее?
   Роберта была исключительно добра, резюмировала Эмми. В ванной, помимо принадлежностей мужского туалета, обнаружились кусок дорогого пахучего мыла, новая зубная щетка в пластиковой упаковке и зубная паста. Роберта одолжила ей еще и сверхженственное изделие, очевидно предназначенное выполнять функции ночной рубашки.
   Надо признать, что после горячей ванны ей стало куда лучше. Настолько лучше, что она даже прополоскала свое нижнее белье и повесила его сушиться на батарею под полотенце.
   Как сладостно оказалось растянуться в постели, прильнув к горячей грелке! Очевидно, другого выхода у нее нет, придется смириться с ночевкой в комнате этого ужасного человека.
   Странно, но, хотя она едва удерживала глаза открытыми, сон не приходил. Наверное, все дело в необычности положения, принуждавшего ее делить спальню со своим начальником. Но, по здравом размышлении, учитывая, сколько людей оставалось в доме до завтрашнего дня, можно предположить, что вечеринка будет длиться всю ночь. Так что, когда Каннингем заявится, она уже отоспится и сможет подняться и уйти. Успокоив себя таким образом, она уснула блаженным, долгожданным, дающим новые силы сном.
   Эти силы потребовались ей достаточно скоро, потому что внезапно ее разбудил жуткий приступ тошноты. В комнате было совершенно темно. Лежа в постели, она пыталась сообразить, где она, что тут делает и — о господи! — в какой стороне тут ванная!
   Ни о чем ином думать сил не было — только о том, как ей худо. Так худо, что даже когда она увидела чьи-то голые ноги, то скорее обрадовалась, чем огорчилась. Барден Каннингем подскочил к ней, на ходу завязывая халат.
   — Ох, Эмми, Эмми, — пробормотал он, обозревая ее бледное лицо.
   Она торопливо отвернулась, слишком больная, чтобы смущаться скудостью своего наряда.
   Мужская рука поддержала ее, и как раз вовремя.
   — Мне очень жаль, — срывающимся голосом пробормотала она, когда приступ кончился и Каннингем бережно усадил ее на стул.
   — Вы, видимо, все же простудились, — сказал он. Как ни странно, тон был не обвинительным, а скорее сострадательным.
   Эмми покачала головой.
   — Креветки, — промямлила она. — Это, видимо, креветки.
   — Что еще за креветки?
   — Ризотто с креветками — по пути сюда. Очевидно, они были не совсем пригодны для еды.
   — Да?
   — Да. О, простите! — С этим восклицанием она вновь бросилась к раковине, и ее снова вырвало.
   Она чувствовала себя так, словно ее долго били-колотили, и без всякого протеста подняла на него глаза, когда он этого потребовал.
   — Бедная маленькая Эмми, — захлопотал он над ней, обтирая ей лицо. — Ну как вы?
   — Замечательно, — храбро отвечала она и решительно поднялась на ноги, которые тут же подогнулись.
   Рука Бардена крепко обвилась вокруг ее талии.
   — Обопритесь на меня, — предложил он, что и было выполнено. Он медленно препроводил ее обратно в постель, заботливо усадил и откинул волосы со лба.
   — На кого я похожа! — вырвалось у нее раньше, чем она успела остановиться.
   Барден поглядел на нее сверху вниз, помедлил и затем невозмутимо сообщил:
   — Вы замечательно выглядите. Это ее обеспокоило так сильно, что сердце в груди заколотилось как бешеное.
   — Вы пьяны, — обвиняюще произнесла она. Ответом ей был смех.
   — Вы определенно приходите в себя, — улыбнулся он и приказал:
   — Посидите спокойно. — Эмми хотелось лечь и проспать до Рождества. А он тем временем вернулся со свежей мужской рубашкой. — Ваше одеяние совсем промокло, — доверительно поведал он.
   Эмми, в последнее время занятая лишь проблемой освобождения от содержимого своего желудка, опустила глаза на ночную рубашку. Та действительно окончательно промокла и совершенно прекратила скрывать наготу.
   — Ой! — возопила Эмми. Тонкие лямки сползли ниже некуда, и грудь, хотя и не слишком большая, но и не маленькая, оказалась открытой для всеобщего обозрения, подчеркиваемая облепившей ее снизу прозрачной тканью. Быстрым движением она скрестила руки, прикрываясь.
   Пока она мысленно металась, не зная, куда скрыться от позора, Барден предложил свой выход:
   — Ну ладно, мисс Скромность. Снимайте-ка эту мокрую вещь и залезайте вот в это. Ну же, — поторопил он, видя, что она не шевелится.
   Эмми приподнялась, стащила мокрую рубашку и надела сухую. Она не успела застегнуться, и он, как будто это само собой разумелось, проделал все сам. Выпрямляясь, он не отрывал глаз от ее ног.
   — Вам моя рубашка идет больше, чем мне, — прокомментировал он.
   — Дайте мне спокойно уснуть! — взмолилась Эмми и действительно скоро крепко уснула.
   Проснулась она уже около десяти. Быстро обернувшись, с облегчением обнаружила, что соседняя кровать пуста. Ей как-то не хотелось пока встречаться с Барденом Каннингемом.
   Ее костюм и блузка, вечером брошенные ею на полу в библиотеке, были высушены и аккуратно висели на плечиках. Туфли были также высушены и стояли рядом с тумбочкой. Тут же, на тумбочке, лежала пара новых колготок.
   Поняв, что если экономка и организовала это все для нее, то лишь по указанию Роберты Шорт, Эмми почувствовала благодарность к ним обеим. Чем больше она узнавала Роберту, тем больше та ей нравилась, хотя их с Каннингемом поведение за спиной у Невилла Шорта было…
   Не мое дело, сказала себе Эмми и встала с кровати. Сейчас самое время принять душ. И надо как-то вытащить машину. В три она забирает тетю Ханну. Учитывая состояние дорог, для такого дела может потребоваться все оставшееся время.
   Она была уже одета и как раз влезала в туфли, когда дверь тихо открылась и, легко ступая, будто боясь потревожить ее сон, вошел Барден Каннингем. Казалось, то, что она полностью готова к выходу, его удивило.
   — Как вы себя чувствуете?
   — Прекрасно, — буркнула она, чем немедленно заслужила строгий взгляд.
   — Я спросил, как вы себя чувствуете, — повторил он — человек, который редко удосуживался что-либо повторять.
   Кажется, он беспокоится за нее. Как мило с его стороны!
   — Как я выгляжу? — спросила она, слегка смущенная тоном своей предыдущей реплики. За свои хлопоты он заслужил более вежливого обращения.
   — Утонченной, — изрек он, внимательно изучив ее. Вот так.
   — Как орхидея? — с усмешкой конкретизировала она, убежденная, что всякий его ответ для нее безразличен.
   Его рот скривился.
   — Вы снова принялись язвить, значит, вам гораздо лучше, — сделал он заключение. — Как насчет завтрака?
   Улыбка с ее лица исчезла.
   — Нет! — вырвалось само собой. При одной мысли о еде желудок переворачивался. — Благодарю за ваши заботы обо мне — за то, что вы присматривали за мной. Вы спокойно могли укрыться одеялом с головой и предоставить мне самой все расхлебывать.
   — Как, оставить прекрасную даму в беде? — поддразнил он, и она снова обнаружила, что ей это нравится.
   — Ну, в любом случае спасибо, мистер Каннингем, — сказала она искренне и увидела, что рот его снова покривился. — Что? — не поняла она.
   — Мы спали вместе — и я все равно мистер Каннингем? — В его серых глазах заметались дьявольские огоньки.
   — Тут большая разница! — запротестовала она. — Мы просто делили комнату.
   — Я и правда думаю, Эмили, — перехватил он инициативу, видя, что она открывает и закрывает рот, как рыба, вытащенная на сушу, — что мы достаточно хорошо знакомы, чтобы называть друг друга просто по именам.
   — Ну, в этом случае… — И почему она постоянно краснеет в самые неподходящие моменты? Она отвернулась и внезапно заметила свою сумку. Где она ее в последний раз бросила, выпало у нее из памяти, но она надеялась, что ключи от машины машинально сунула туда. — Я лучше пойду выручать свою машину, — заявила она.
   — Ваша машина никуда не уедет до оттепели. — И раньше, чем она успела возразить, продолжил:
   — Я уже ходил на нее полюбоваться.
   Но Эмми было непросто свернуть с пути.
   — Думаю, можно найти трактор, чтобы ее вытянуть.
   — Ваша машина — не единственная не туда заехавшая прошлой ночью. А несрочные случаи оставят на потом. Если не будет оттепели, то до понедельника на машину вам рассчитывать не следует.
   Она уставилась на него.
   — Но у меня срочный случай. Мне надо домой. Я…
   — Я отвезу вас домой.
   И как он может быть таким невозмутимым?
   — Но вы же тут в гостях! — запротестовала она. И, охваченная внезапной неловкостью, напомнила:
   — Я и так уже подпортила вам удовольствие прошлой ночью…
   — Разве я так сказал?
   — Нет, но…
   — Слушайте внимательно, Эмили Лоусон. Я везу вас сегодня домой — и точка. Чтобы вести машину, вам нужно хорошо себя чувствовать, а если откровенно, то ваш вид не вызывает у меня никакого доверия!
   Спасибо! Как она должна выглядеть, если всю ночь ее выворачивало наизнанку? Изображает из себя надутого начальника! Не много времени ему понадобилось, чтобы вернуться к тону «Делайте что ведено»! Но нельзя забывать о тете Ханне. Если Эмми сейчас поедет с Каннингемом, то сможет взять такси и забрать ее из «Кесвика».
   — Это нехорошо по отношению к вашим хозяевам. Поездка займет не один час, и…
   — Все спят и вряд ли поднимутся до полудня, — прервал он.
   Эмми поняла, что ни одно из ее возражений не будет принято, и уступила:
   — Как дороги?
   — Все магистрали уже расчистили, но добираться до них лучше все-таки в дневное время. Эмми взяла сумку.
   — Сейчас время подходящее? — (Вместо ответа он последовал за ней.) — Вы не поблагодарите за меня мистера и миссис Шорт, а также их экономку? — спросила она, когда Барден открыл перед ней дверь.
   — Обязательно, — пообещал он. Весь путь до машины он крепко держал Эмми под руку, не давая поскользнуться на снегу.
   Эмми села в машину и закрыла глаза из-за слепящего света, отражаемого снегом, а открыв их, увидела, что они свернули с главной дороги и подъезжают к ее дому.
   — Я заснула! — изумилась она. — Простите.
   — Вам это только на пользу, — добродушно ответил Барден. — Нам, кажется, где-то тут надо повернуть.
   Эмми дала необходимые разъяснения, и уже через пару минут он припарковывал свою дорогостоящую машину перед обшарпанным домом, в котором она жила.
   — Не желаете ли перед обратной дорогой выпить чашечку кофе? — задала она полагающийся по правилам хорошего тона вопрос, считая, что не может не пригласить Каннингема после всех его хлопот, и одновременно надеясь, что ее предложение будет отвергнуто, что он скажет: «Нет, нет, я очень спешу».
   — Спасибо, — тут же согласился он. А стоило ей вынуть ключи, как он отобрал их у нее и первым направился к подъезду. Судя по внешнему виду входной двери, ее прекрасно можно было бы открыть, просто слегка надавив на нее плечом. Он оставил это обстоятельство без комментариев, отпер дверь и пропустил Эмми внутрь.
   Он держал ключи, пока они шли по коридору к ее квартире.
   — Это тут, — сказала она, и он снова отпер перед ней дверь. — Заходите, — пригласила она его в гостиную. Контраст обстановки квартиры и внешнего вида дома был так велик, что его удивление стало очевидным. Элегантный палас и кое-какая мебель, стоявшая в квартире, последовательно переезжали вместе с Эммой.
   — Вы давно живете одна? — поинтересовался он, отрывая глаза от мебели, чтобы уставиться на нее.
   Слово «обязательства» снова подняло свою уродливую голову. Он не должен знать о тете Ханне!
   — Не очень, — ответила она. — Я сейчас принесу кофе.
   Она повернулась, чтобы уйти, но Барден удержал ее за руку:
   — Что такого я сказал?
   — Что сказал?
   — Я коснулся какого-то больного места?
   — Пф. Вы тоже не выспались, — небрежно отмахнулась она, надеясь, что он постарается не задавать ненужных вопросов.
   Но если она считала, что, уйдя в кухню, уходит от разговора, то просчиталась. Не успела она наполнить чайник и поставить на плиту, как Барден вырос у нее за спиной. Ну вот, снова он за свое. Неприязнь к нему опять начала нарастать. Может, чашка кофе его отвлечет?
   — Сахар?
   Она отлично знала, что сахара не требуется, но молчание становилось невыносимым. Ужасно не хочется, чтобы он совал нос в ее жизнь. Но, исходя из его методов ведения бизнеса, можно заключить: то, что от него пытаются утаить, всегда вызывает у него повышенный интерес.
   Он не удостоил ответом ее вопрос о сахаре, а мягко поинтересовался:
   — Когда умерли ваши родители, Эмми? Эта тема ее тоже не очень-то устраивала, почва под ногами продолжала колебаться. И странно: раньше ее раздражало, что он не называет ее по-дружески, теперь же раздражало именно то, что называет. Действует расслабляюще. Но очевидного вреда в том, что она ответит, не будет.
   — Отец умер, когда мне было десять, мать — пятью годами позже.
   — Но вы не могли жить одна с пятнадцати лет!
   Эмми не знала, на что решиться. Подавай ему всю правду!
   — Это так важно? — вырвалось, у нее наконец.
   Он улыбнулся. Что за мерзкая ухмылка!
   — Помните, я говорил, что вы смешите меня?
   Был бы у нее подходящий метательный снаряд, она бы посмешила этого типа, метнув его ему в башку.
   — У меня был отчим! — враждебно бросила она.
   — Вы не ладили?
   — Прекрасно ладили. Я его очень любила. Он… — ее гнев поугас, — он умер год назад. — Она зло посмотрела на Бардена, зная, что уж больше ничего ему не скажет. Ее должность слишком ей дорога, чтобы терять ее. Ни при каких обстоятельствах не стоит признаваться, что на собеседовании она скрыла правду.
   Он кротко смотрел ей в глаза.
   — Вы пережили тяжелые времена. Есть у вас еще родные? — тихо спросил он.
   О, зануда! Она повернулась к нему спиной. Ответить надо: да или нет. Интересно, бабушка по отчиму считается родней? Внезапно она осознала, что раздумывает слишком долго.
   — Нет! — быстро выкрикнула ему в лицо. — Простите, — извинилась тут же. Что за проныра, нельзя же быть таким хитроумным — лезет во все дырки, он уже достаточно узнал о ее семье, хватит с него. — Думаю, что вчерашнее приключение измотало меня больше, чем я думала. Я… я очень устала.