– Саманта, это же нетрудно – вымыть руки. Нужна всего минута. Исследования показали – это наиболее эффективный способ избежать заражения сальмонеллой.
Спорить смысла не имело. Услышанная матерью фраза «исследования показали» означала одно: Господь лично провел опыты и перепроверил результаты.
Я вымыла руки, помогла, чем смогла, но, в конце концов, все-таки пришлось освобождать помещение. Все видимые поверхности сбрызнули антибактериальным спреем: Бог знает, какой опасности подвергались мои легкие, вдыхая частицы просроченного аэрозоля. Я вышла глотнуть свежего воздуха и заодно курнуть.
После обеззараживания кухни мы с азартом приступили к «Яхтци». Не знаю, почему мы всегда играем в «Яхтци» в День благодарения. Для меня это нечто само собой разумеющееся, вроде земного притяжения. Стандартная «Яхтци» не требует особой стратегии: здравомыслящий человек за несколько секунд просчитает возможные ходы противников.
Однако за столом собрались не здравомыслящие люди, а носители моего генетического кода. Партия следовала за партией. После каждого броска костей мать и тетка скрупулезно изучали листок с подсчетом очков. Во время игры полагалось хранить гробовое молчание – раскрывать рот имел право только водящий. Вот пример настоящей техники безопасности – риск возникновения интересной беседы снижался до нуля.
Вечер подходил к концу, скоро уходить, сосредотачиваться на игре становилось все труднее. Мыслями я невольно возвращалась к другому вечеру, который полагала худшим в своей жизни, что, учитывая некоторые достопамятные вечера, можно считать своеобразным рекордом.
Ту фразу Грег бросил небрежно, доедая обед в моей новой квартире. В моей первой квартире. У него даже не хватило совести изобразить волнение или потупиться. Спустя несколько лет в ушах все еще звучат его слова: «По-моему, нам пора поменять партнеров. Не хотим же мы преждевременно превратиться в старичков-супругов!» Заявление сопровождалось широкой улыбкой и подмигиванием. Я тоже расплылась в улыбке и выдавила нечто, сошедшее за членораздельную речь и безразличие к его предложению.
Грег позвонил через пару недель, причем держался так, словно уезжал на каникулы. Приняв игру, я стала вести себя также, когда он звонил или когда мы встречались. Сначала не хотела показывать, как мне больно, затем начала надеяться, что однажды мы вновь будем вместе, и постепенно Грег превратился в доброго приятеля, настоящего друга, всегда готового помочь с переездом или отвезти в аэропорт, а этим поневоле начинаешь дорожить.
Я ходила на свидания, влюблялась в других мужчин, почти приняла два предложения руки и сердца, но в решающий момент, когда требовалось сказать «да» и кардинально изменить жизнь, не могла себя принудить: я не представляла, как через пятьдесят лет сяду завтракать с этим человеком. Каждый раз, когда заканчивался очередной роман, меня тянуло к Грегу. Не то чтобы я с этим не боролась, но быть рядом с Грегом – все равно, что сбросить тесные туфли, пробегав в них целый день, тогда как общение с другими парнями вызывало напряжение. Я продолжала знакомиться, но чем старше становилась, тем больше романтические свидания смахивали на интервью на вакантную должность, ничуть меня не прельщавшую.
У Грега долгое время не возникало серьезных связей. Он пользовался женщинами, как я – сигаретами. Два года назад появилась Кейси, можно сказать, его сестра-близнец или Грег в юбке. После четвертого свидания они стали жить вместе. Я виделась с Грегом все реже и реже и внутренне готовилась получить приглашение на свадьбу. Но около года назад, почти в день второй годовщины их совместной жизни, Грег позвонил мне и спросил, как я отнесусь к предложению поесть пиццы после работы.
Все было очень мило, совсем как раньше, и после нескольких кружек пива Грег признался, что Кейси от него ушла. О подробностях он умолчал, что меня не особенно удивило: нам всегда было о чем поговорить, но некоторые вопросы я по опыту предпочитала спускать на тормозах.
Мы снова стали встречаться, проводя вместе много времени, – так тесно мы не общались с момента расставания: дважды в неделю – пицца или тако [6]после работы, в пятницу вечером – поход в «Богартс», иногда воскресные дневные киносеансы. Я повторяла себе: здесь нет ничего особенного – два приятеля, временно оставшись без любовников, скрашивают досуг в компании друг друга. И пускай с возрастом один из двух приятелей стал еще красивее – морщинки от смеха добавляют мужчине сексапильности, – я тысячу раз напоминала себе: это ничего не значит. Моя цель – быть умницей, наслаждаться общением и не пытаться во всем видеть скрытый смысл. И ни в коем случае не поглупеть настолько, чтобы снова лечь с ним в постель, не говоря уже о том, чтобы, Боже упаси, снова влюбиться в Грега.
Однако разум – еще одно качество, которое, если повезет, достанется мне лишь в следующей жизни. Под бесконечные партии «Яхтци» меня осенило, чем я занималась, пока мы с Грегом жевали тако или развлекались, предсказывая развитие сюжета какого-нибудь фильма. Я ждала.
Третью партию «Яхтци» я и родственники закончили только в полдевятого. Мы всегда играем три раза, не знаю почему. Так у нас заведено. Слава Богу, настало время прощаться и выметаться из квартиры – восемь сорок пять. Я, глупая, предвкушала воскресный вечер, полный удовольствий, которому не помеха ни моя карма, ни моя мать. Божьим недосмотром я кое-что упустила из виду.
– Это как-то неправильно, – заявила тетка.
– Да, что-то тут не то, – согласилась мать.
– Не то чтобы мне очень хочется выиграть, просто это как-то… – Тетка пожала плечами. В английском языке не хватало наречий для выражения охвативших ее чувств. – Может, сыграем еще раз?
Мама лихорадочно размышляла, обдумывая моральные и этические аспекты предложения.
– Думаю, ты права, – сказала она, наконец. – Одному из нас надо дать шанс выиграть. Это справедливо.
– Точно, – энергично кивнула тетка. – Будет только справедливо, если каждый из нас получит шанс выиграть. Дайте-ка сообразить… Последнюю игру выиграла Саманта, поэтому ей ходить первой.
Тетка сгребла кости в стаканчик и протянула его мне.
– Э-э-э… – вырвалось у меня, когда я принимала стаканчик из ее рук. Глаза обеих женщин обратились на меня, ведь стаканчик с костями вообще-то берут без звука «э-э-э». Можно сказать «мне нужно выбросить пятерки» или «надежда умирает последней», но никак не «э-э-э».
– Э-э-э… – снова сказала я. – Мне, э-э-э, нужно идти.
– Идти? – переспросила мать. – Что значит – тебе нужно идти? Мы играем в «Яхтци».
– Понимаю, но у меня свои планы на вечер.
– Планы?
Всего одно слово совершенно изменило атмосферу в комнате. Я почувствовала себя Галилеем, заявившим священному трибуналу: «А все-таки она вертится!»
– У меня свидание. – Возможно, этого им хватит. Конечно, не такая веская причина, как чрезвычайное положение в стране или стихийное бедствие, но, как известно, свидания порой приводят к браку и появлению детей.
Мать подняла брови:
– Свидание? В День благодарения?
Они с теткой переглянулись: дескать, нас не проведешь.
– Да, свидание.
– С кем?
– С молодым человеком.
– У него есть имя?
Ответ «Грег» явился бы непростительным промахом. По мнению матери, он совершенно не подходит на роль парня, с которым стоит встречаться, не говоря уже о том, чтобы бросить ради него семью в День благодарения. Подходящая кандидатура – приятный молодой человек в костюме и при галстуке, являющийся с букетом цветов в руке и с подобающе кратким визитом, успев, однако, ответить на вопросы о себе, своих планах и карьерных перспективах, а также о происхождении.
Грег, ожидающий в баре, Грег, имевший отличный шанс и разбивший мне сердце, Грег, раздражавший мою мать ревом мотоцикла, Грег, последние четырнадцать лет встречавшийся с разнообразными куколками и кошечками, Грег, которого можно увидеть в любое время, так как его профессия не обязывает просиживать штаны в конторе, Грег, которому нет и не было равных… Грега не посчитают даже отдаленно подходящей партией. Такое признание сочтут оскорблением матери, всей нашей фамилии, а заодно и первопроходцам, когда-то ступившим на американский континент, терпевшим лишения и боровшимся за существование, дабы обеспечить моему поколению лучшую жизнь.
– Да, имя у него есть.
Он не может быть просто знакомым. Ему следует быть достойным во всех отношениях молодым человеком, ради которого допустимо посмотреть сквозь пальцы на неуважение к семейным традициям. У меня не оставалось ни времени, ни сил на борьбу, не говоря уже о победе, против обычаев, чья история насчитывает три десятка лет. Грег ждет меня, и это главное. Наверное, ему, наконец, надоело многолетнее хождение по дамам, и он решил забросить старые привычки. Перебесившись, он согласен оставаться верным одной женщине. Кейси была репетицией, и теперь Грег готов к совместной жизни со мной. Неужели я проведу остаток дней с мужчиной, понимающим шутки, с которым мне абсолютно комфортно, сводившим меня с ума в лучшие и худшие дни? Может, никто на свете не понимает его так, как я, и наплевать. Грег, которого я люблю, – мальчишка, которого я встретила в шесть лет, и таким я вижу его до сих пор, пусть он и стал настоящим красавцем. Мысль о том, что через пятьдесят лет я сяду с ним завтракать, невольно вызывает улыбку: в старости он обещает превратиться в забавного чудака и ловеласа.
– Его имя Алекс, – сказала я.
– А фамилия? – не унималась мать. Короткая пауза.
– Алекс Грэм.
Хорошее, солидное имя, не лишенное блеска и даже намека на тайну.
– И давно вы встречаетесь?
– Не очень.
– Не очень?
– Да. Не очень.
– Отчего он не проводит День благодарения в кругу семьи?
– У него, э-э-э, нет семьи.
– Это почему? – подозрительно осведомилась мать, словно избавляться от родителей – очередная чудовищная традиция, изобретенная нашим ужасным поколением.
– Он сирота.
Гениальный ответ. Несомненное влияние Алекса, открывшего во мне задатки достойной дочери, о которой всегда мечтала мать. Она сразу зауважала Алекса.
– Боже мой, Саманта, ну почему ты нам не сказала? Ты могла пригласить его к нам праздновать День благодарения.
Ну, еще бы. Прекрасный способ навеки завоевать сердце мужчины.
– Бедный молодой человек, – вздохнула тетя Марни, – ему, должно быть, особенно больно в такой день, как сегодня.
– Я подумывала об этом, но, с другой стороны, праздник-то семейный.
– Чем он занимается? – мягко спросила тетка. Какой бы ни оказалась его профессия, он все-таки сирота, лишенный многих благ, доставшихся мне от рождения.
– Он – ортодонт.
– А-а-а-а, – в унисон сказали мать и тетка. Еще одна гениальная находка с моей стороны – доходная и уважаемая профессия, но в отличие от врача без неотложных вызовов. Ортодонт – по определению надежная партия.
– Он разведен? – спросила тетка, а мать бросила на нее одобрительный взгляд. Хороший вопрос. Может, все не так хорошо, как кажется. Вдруг у Алекса большие алименты и дети, отнимающие ценное время, которое ему полагается проводить со мной, чтобы произвести на свет внуков для моей матери.
– Нет.
– Никогда не был женат? – подняла брови тетка. В современном мире даже респектабельный ортодонт может оказаться голубым.
– Сначала он решил добиться определенной стабильности. Ближайшие несколько лет планирует строить карьеру, а уж потом обзавестись семьей.
У обеих вырвался вздох облегчения и удовольствия.
Отлично, Алекс завоевал их сердца. Они выглядели счастливыми, зато мне стало как-то не по себе: я точно знала – наша с Алексом дружба долго не продлится, ибо он суть плод моего воображения.
– Где же вы познакомились? – спросила мать.
– Мама, я с удовольствием все тебе расскажу, но сейчас я рискую опоздать. – Голос обрел уверенность, а колебания и нерешительность исчезли, как не было. Давно следовало придумать Алекса. С Алексом в активе я могу запросто встать и уйти даже с большого семейного праздника.
– Куда вы с Алексом идете?
– О, всего лишь в кино. Мы договорились встретиться в кинотеатре, так что мне, пожалуй, пора, – не хочу заставлять его ждать.
Мать открыла рот, и меня мгновенно бросило в жар: возможно, она разгадала мою хитрость? Я замерла, боясь услышать что-нибудь вроде: «Марни, неужели мы настолько глупы, чтобы поверить этой басне? Зачем респектабельному преуспевающему ортодонту встречаться с Самантой?»
– Я даже не могу дать тебе с собой еды, – пожаловалась мать. – Если пища пролежит в машине, пока вы будете смотреть фильм, она неминуемо подвергнется сплошному заражению сальмонеллой.
– Ничего страшного, мама, заеду завтра и заберу все, что дашь.
– У меня идея получше.
Я ощутила легкую судорогу в животе. Обычно подобная фраза в устах матери ничего хорошего не означала.
– Марни, быстренько наполни две тарелки, а я возьму в гараже сумку-холодильник.
– Но, мама…
– Хватит, хватит, это займет две минуты. В День благодарения у бедняги не было ни крошки нормальной еды. Хорошенько все заморозим, и у парня будет настоящий праздничный обед. Марни, положи ему побольше. Бедняга, небось, не пробовал домашней пищи Бог знает с каких пор.
– Мама!
– Не унывай, Саманта. Где же твое праздничное настроение?
Перемигнувшись с теткой, мать быстрым шагом направилась в гараж, и через десять минут меня торжественно проводили к двери, сопровождая улыбками, похлопываниями по спине и лукавыми намеками на то, во что может плавно перейти прекрасный ужин из остатков праздничного обеда.
Запихнув в багажник сумку-холодильник, я тронула машину с места со смешанными чувствами в душе. Не то чтобы я теперь ночь спать не буду, но лгать собственной семье оказалось как-то неловко. Обычно, отвечая на расспросы родственников, я не шла дальше опущения некоторых деталей, их не касающихся, или туманных намеков, предоставлявших простор для интерпретаций. Сегодня я опустилась до полной и законченной дезинформации. Из благих побуждений – с целью оградить личную свободу, но все равно на душе было скверно.
С другой стороны, обман меня освободил, изменив своему прямому предназначению – завлекать в сети. Но семейка – в своем репертуаре. Всегда впереди, на лихом коне. Не знаю, о чем свидетельствует то, что всякая химера может завоевать любовь, уважение и одобрение моих близких, но это факт. После привычки убирать за собой игрушки Алекс примирил меня с родней лучше, чем любой другой мой поступок за всю жизнь.
В девять с минутами я въехала на парковку перед рестораном «Богартс», уже несколько лет выбранным убежищем от собственной неполноценной семейки из-за прекрасного тесного вонючего бара. Я открыла «Богартс» совершенно случайно. Однажды вечером, возвращаясь домой, я изменила привычный маршрут, объезжая какую-то стройку, и, сделав большой крюк, непонятно как очутилась в Бри, где никогда раньше не бывала. Мне страшно хотелось в туалет (сила моего характера с лихвой компенсируется слабым мочевым пузырем), и я собиралась воспользоваться кабинкой на круглосуточной заправке, но после мелких магазинчиков заметила огни, а затем разглядела вывеску «Богартса».
На первый взгляд в «Богартсе» нет ничего особенного – тесный и темный, а табачная дымка порой становится настолько плотной, что даже я ощущаю дискомфорт. Потертые столы для игры в пул, [7]неудобные стулья и нелюбезный бармен, не расположенный выслушивать рассказы клиентов о том, какие проблемы их замучили. Завсегдатаи бара не вносят особого вклада в жизнь общества, и глобализация экономики, скорее всего, даст хорошего пинка под зад тому немногому, что они в состоянии предложить.
Вначале, войдя в «Богартс», я не слишком хорошо подумала об этой забегаловке. Даже поколебалась, стоит ли идти, куда собиралась, – мысль о том, какой здесь туалет, заставила меня поежиться. Но в тот момент из музыкального автомата зазвучала изумительная музыка – би-би-кинговский шлягер «Мой ежедневный блюз». Я остановилась, слушая песню, и неожиданно заметила, как посетители подтягиваются поближе, прихватив недопитую кружку пива или сделав очередной удар по шару для пула. Подходили не танцевать, даже не то, чтобы сознательно решив послушать блюз, – просто зная, о чем поет этот парень.
Маленький бар начал мне нравиться. Вернувшись из туалета, я заказала пива, выкурила несколько сигарет и поговорила с барменом Риком, оказавшимся ветераном вьетнамской войны. Рик легко мог обходиться без общения с подавляющим большинством жителей страны и обычно выглядел так, словно только что узнал – Налоговая служба США вот-вот нагрянет с аудиторской проверкой. Не знаю почему, но он решил, что я ему нравлюсь. На это я стараюсь реагировать как на лестный комплимент, будто Рик – тонкий ценитель, а я – один из редких шедевров природы, однако порой меня одолевают сомнения: башня у Рика все-таки порядком набекрень. Не исключено, он всего лишь чувствует во мне родственную душу.
Постоянные посетители привыкли ко мне довольно быстро. Общались мы немного, хватало кивка и дежурной фразы «Ну, как там твое ничего?». Иногда, если я приходила одна, мне предлагали партию в пул. Грег, напротив, завоевал всеобщую симпатию с первой минуты, как я привела его в «Богартс», и с тех пор его всегда приветствовали так, словно он вернулся со срочной службы, пройдя ее за границей где-нибудь у черта на куличках.
Большей частью я курила, потягивала пиво и слушала музыку, соглашаясь с Риком, что мир заполонили идиоты. Изредка в «Богартс» забредали женщины. Некоторые, видимо, окончательно потеряв надежду и понятие о стандартах, изо всех сил старались, чтобы здесь их кто-нибудь подцепил. Я– другое дело: я – завсегдатай бара. Изредка кто-нибудь из постоянных клиентов приводил подружку или жену, но им, как правило, в баре не нравилось, и второй раз они сюда не заглядывали.
Войдя в «Богартс», я заметила Грега, стоявшего у стойки с кружкой пива и раскачивавшегося в такт ван-моррисоновской «Нажимая по шоссе». Перед глазами вновь промелькнуло видение, как хорошо нам будет вместе, когда после нескончаемого дня мы встретимся здесь, взяв закуски ассорти и пару пива, и послушаем прекрасную музыку, и обсудим, что происходит в мире, или не станем ни о чем говорить, а будем молча наслаждаться обществом друг друга, а затем вернемся домой и со вкусом займемся сексом. Всего несколько часов прошло после телефонного звонка, а я уже проделала путь от мысли, будто мы всего лишь друзья, к выбору имени для нашего первенца. Черт побери, да разве много супругов созданы друг для друга, а мы с Грегом отлично подходим друг дружке: несмотря на столько лет знакомства и не однажды возникавших в моей жизни других мужчин, при виде Грега я все еще ощущаю стеснение в груди. Люди называют это любовью с первого взгляда и, если уж выпала такая оказия, ради нее можно вынести все. Я могла простоять целую вечность, не сводя глаз с предмета страсти, однако мысль, что я выгляжу законченной идиоткой, вывела меня из ступора.
– С индейкой покончено, я свободна как птица.
– Бьюсь об заклад, ты придумала эту остроту еще утром.
– Веришь или нет – прямо сейчас. Экспромт.
Тут я повернулась к Рику сделать заказ: необходимо было хоть на несколько секунд отвлечься от созерцания Грега и пересилить непреодолимое желание радостно ухмыльнуться от уха до уха, что меня не красит.
Вручив мне бокал, Рик не спросил, хорошо ли я провела День благодарения. В «Богартсе» не признают праздников, как официальных, так и неофициальных. Здесь считают – если тебе выпал великий день, о котором не терпится поведать миру, то слушатели найдутся и в другом месте. По моему убеждению, Рик заслуживает правительственной награды за то, что держит бар открытым в День благодарения и на Рождество. Лишь Богу известно, сколько убийств и самоубийств он этим предотвратил.
Грег предложил сразиться в пул, и мы направились к бильярдным столам – ждать. Записавшись на грифельной доске, старый приятель уселся напротив. Вытащив пачку сигарет, я принялась шарить в сумке, пытаясь найти зажигалку.
– Что это ты такой довольный? – непринужденно спросила я, решив пока воздержаться от признания в неумирающей любви. – И сколько это продлится?
– Всему свое время. Огоньку? – Он достал из кармана зажигалку «Бик».
– Спасибо. Кстати, с завтрашнего дня бросаю.
– О Боже, опять…
– Точно так же застонала мать, когда я поделилась с ней своими планами. От подобного отношения я уже кипятком писаю. Мне казалось, я могу рассчитывать на поддержку друзей и родственников.
– Но, Сэм, бросая курить, ты становишься невыносимой. Ты пыталась отказаться от этой привычки девять тысяч тридцать шесть раз.
– Джонни Кэш сидел на героине, алкоголе и сигаретах. Позже он признавался – труднее всего оказалось бросить курить.
– Знаю наизусть. Бросая курить, ты каждый раз кормишь меня этой басней.
– Я еще не бросаю, поэтому напоминаю тебе историю до того, как брошу.
– Ну, это совершенно меняет дело.
– Буду крайне признательна, если хоть кто-то меня немного поддержит. На этот раз я всерьез настроена расстаться с сигаретами.
– Откуда такая решимость?
– Просто осознала, что курю уже двадцать лет, можешь себе представить? Тебе не кажется, будто мы только вчера закончили высшую школу?
– Иногда кажется. Наверное, мы с тобой никак не повзрослеем.
– Ага. Тебе когда-нибудь хотелось вернуться в прошлое и снова пойти в высшую школу, зная все, что ты знаешь теперь?
– Например?
– Например, сознавая, какими глупыми мы были. Вернуться и жить в свое удовольствие, не заботясь о том, что скажут местные сливки общества или капитанши болельщиц.
– Мне и так плевать на мнение других.
– Да ладно!
– Если кому-то я нравлюсь – прекрасно, если нет – да пошли они… Это было и остается моим девизом.
– И ты уже в высшей школе так считал? Ни один старшеклассник до этого не додумается.
– Сэм, я уже в раннем детстве понял: переживать из-за мнения окружающих – пустая трата времени.
В устах многих это прозвучало бы пустой бравадой, но Грег действительно таким и был. Его искренне не заботило мнение других, включая собственных родителей. Пока остальной мир вкушал тепло и радости семейного очага, Грег проводил праздники в дешевом мотеле с очередной только что склеенной девицей или сидел в «Богартсе», потягивая пиво и играя в пул в компании других аутсайдеров. Господи, как я ему завидовала!
Через несколько минут освободился один из столов. Пока мы играли, я подробно отчитывалась Грегу о дне, проведенном в кругу семьи.
– Один положительный момент все же был, – сказала я, скиксовав девятку в угол. Обычно такой удар удается мне без труда, но необходимость поддерживать салонный разговор, когда больше всего на свете хочется узнать, что такое важное Грег хотел сообщить, выводила из равновесия. – Дядя Верн записал серии «Сумеречной зоны» специально для меня. Только представь, для человека подвиг – проронить слово или сдвинуться с места, но ведь поднялся, добыл видеомагнитофон и записал множество серий, которые мы вдвоем и посмотрели. Он даже запомнил мои любимые!
– «Сумеречная зона» в День благодарения? Лучше не придумаешь. Жаль, он не записал несколько выпусков Студжей.
– Каких еще… Ты имеешь в виду «Трех Студжей»?
– Ага.
– Ларри, Мо и Кудряшку? Тех Студжей? Они тебе что, нравятся? Ты это хочешь сказать?
– Студжи – это круто.
Вот и думай после этого, что знаешь человека. Студжи! Такого заявления мне почти хватило, чтобы допить остатки пива и уехать домой. Но через минуту его признание показалось мне даже милым – когда влюблена в парня, решительно все в нем кажется очаровательным. Клянусь, мужчины – счастливейшие сукины сыны во Вселенной.
Грег выиграл две партии из трех. Неписаный закон «Богартса» разрешает играть не больше трех партий, если рядом томятся другие желающие погонять шары. Желающих было хоть отбавляй, поэтому мы прихватили кружки и отошли в сторону. Зазвучала «Уплывай» Рэнди Ньюмена – песня, нравящаяся нам обоим. Мы стояли и слушали. Песня закончилась, наступила пауза. Что-то витало в воздухе. Грег улыбнулся мне как никогда нежно и обнял, чего не делал с тех пор, как мы расстались.
– Знаешь, Сэм, ты лучше всех. Правда.
– Ах, оставьте…
– Я серьезно. Знаешь, что мне в тебе нравится? Ты позволяешь мне валять дурака, но не даешь себя в обиду. Я люблю это в женщинах.
Я вдыхала ликер его дыхания, слыша голос, словно сквозь вату, впервые видя Грега сильно подшофе. Невыносимо трогательно было видеть, как он упился, чтобы набраться смелости сказать мне то, что должен сказать, то, о чем я уже догадалась, – он вновь полюбил меня. Леди и джентльмены, господа присяжные, доказательства ясны и убедительны: звонок с утра пораньше, просьба о встрече, неловкие паузы, сияющая от радости физиономия, беспричинная улыбка, время от времени появлявшаяся на губах, дрожащие объятия и неуклюжая попытка выразить чувства словами.
Спорить смысла не имело. Услышанная матерью фраза «исследования показали» означала одно: Господь лично провел опыты и перепроверил результаты.
Я вымыла руки, помогла, чем смогла, но, в конце концов, все-таки пришлось освобождать помещение. Все видимые поверхности сбрызнули антибактериальным спреем: Бог знает, какой опасности подвергались мои легкие, вдыхая частицы просроченного аэрозоля. Я вышла глотнуть свежего воздуха и заодно курнуть.
После обеззараживания кухни мы с азартом приступили к «Яхтци». Не знаю, почему мы всегда играем в «Яхтци» в День благодарения. Для меня это нечто само собой разумеющееся, вроде земного притяжения. Стандартная «Яхтци» не требует особой стратегии: здравомыслящий человек за несколько секунд просчитает возможные ходы противников.
Однако за столом собрались не здравомыслящие люди, а носители моего генетического кода. Партия следовала за партией. После каждого броска костей мать и тетка скрупулезно изучали листок с подсчетом очков. Во время игры полагалось хранить гробовое молчание – раскрывать рот имел право только водящий. Вот пример настоящей техники безопасности – риск возникновения интересной беседы снижался до нуля.
Вечер подходил к концу, скоро уходить, сосредотачиваться на игре становилось все труднее. Мыслями я невольно возвращалась к другому вечеру, который полагала худшим в своей жизни, что, учитывая некоторые достопамятные вечера, можно считать своеобразным рекордом.
Ту фразу Грег бросил небрежно, доедая обед в моей новой квартире. В моей первой квартире. У него даже не хватило совести изобразить волнение или потупиться. Спустя несколько лет в ушах все еще звучат его слова: «По-моему, нам пора поменять партнеров. Не хотим же мы преждевременно превратиться в старичков-супругов!» Заявление сопровождалось широкой улыбкой и подмигиванием. Я тоже расплылась в улыбке и выдавила нечто, сошедшее за членораздельную речь и безразличие к его предложению.
Грег позвонил через пару недель, причем держался так, словно уезжал на каникулы. Приняв игру, я стала вести себя также, когда он звонил или когда мы встречались. Сначала не хотела показывать, как мне больно, затем начала надеяться, что однажды мы вновь будем вместе, и постепенно Грег превратился в доброго приятеля, настоящего друга, всегда готового помочь с переездом или отвезти в аэропорт, а этим поневоле начинаешь дорожить.
Я ходила на свидания, влюблялась в других мужчин, почти приняла два предложения руки и сердца, но в решающий момент, когда требовалось сказать «да» и кардинально изменить жизнь, не могла себя принудить: я не представляла, как через пятьдесят лет сяду завтракать с этим человеком. Каждый раз, когда заканчивался очередной роман, меня тянуло к Грегу. Не то чтобы я с этим не боролась, но быть рядом с Грегом – все равно, что сбросить тесные туфли, пробегав в них целый день, тогда как общение с другими парнями вызывало напряжение. Я продолжала знакомиться, но чем старше становилась, тем больше романтические свидания смахивали на интервью на вакантную должность, ничуть меня не прельщавшую.
У Грега долгое время не возникало серьезных связей. Он пользовался женщинами, как я – сигаретами. Два года назад появилась Кейси, можно сказать, его сестра-близнец или Грег в юбке. После четвертого свидания они стали жить вместе. Я виделась с Грегом все реже и реже и внутренне готовилась получить приглашение на свадьбу. Но около года назад, почти в день второй годовщины их совместной жизни, Грег позвонил мне и спросил, как я отнесусь к предложению поесть пиццы после работы.
Все было очень мило, совсем как раньше, и после нескольких кружек пива Грег признался, что Кейси от него ушла. О подробностях он умолчал, что меня не особенно удивило: нам всегда было о чем поговорить, но некоторые вопросы я по опыту предпочитала спускать на тормозах.
Мы снова стали встречаться, проводя вместе много времени, – так тесно мы не общались с момента расставания: дважды в неделю – пицца или тако [6]после работы, в пятницу вечером – поход в «Богартс», иногда воскресные дневные киносеансы. Я повторяла себе: здесь нет ничего особенного – два приятеля, временно оставшись без любовников, скрашивают досуг в компании друг друга. И пускай с возрастом один из двух приятелей стал еще красивее – морщинки от смеха добавляют мужчине сексапильности, – я тысячу раз напоминала себе: это ничего не значит. Моя цель – быть умницей, наслаждаться общением и не пытаться во всем видеть скрытый смысл. И ни в коем случае не поглупеть настолько, чтобы снова лечь с ним в постель, не говоря уже о том, чтобы, Боже упаси, снова влюбиться в Грега.
Однако разум – еще одно качество, которое, если повезет, достанется мне лишь в следующей жизни. Под бесконечные партии «Яхтци» меня осенило, чем я занималась, пока мы с Грегом жевали тако или развлекались, предсказывая развитие сюжета какого-нибудь фильма. Я ждала.
Третью партию «Яхтци» я и родственники закончили только в полдевятого. Мы всегда играем три раза, не знаю почему. Так у нас заведено. Слава Богу, настало время прощаться и выметаться из квартиры – восемь сорок пять. Я, глупая, предвкушала воскресный вечер, полный удовольствий, которому не помеха ни моя карма, ни моя мать. Божьим недосмотром я кое-что упустила из виду.
* * *
Когда тетка приготовилась заявить о своей победе в двух играх из трех, я выбросила «сюрприз "Яхтци"» и одним махом попала из проигравших в победители, а, следовательно, все, кроме дяди Верна, выиграли по одной партии и абсолютного победителя не оказалось. Поздравив меня, тетка и мать никак не могли успокоиться.– Это как-то неправильно, – заявила тетка.
– Да, что-то тут не то, – согласилась мать.
– Не то чтобы мне очень хочется выиграть, просто это как-то… – Тетка пожала плечами. В английском языке не хватало наречий для выражения охвативших ее чувств. – Может, сыграем еще раз?
Мама лихорадочно размышляла, обдумывая моральные и этические аспекты предложения.
– Думаю, ты права, – сказала она, наконец. – Одному из нас надо дать шанс выиграть. Это справедливо.
– Точно, – энергично кивнула тетка. – Будет только справедливо, если каждый из нас получит шанс выиграть. Дайте-ка сообразить… Последнюю игру выиграла Саманта, поэтому ей ходить первой.
Тетка сгребла кости в стаканчик и протянула его мне.
– Э-э-э… – вырвалось у меня, когда я принимала стаканчик из ее рук. Глаза обеих женщин обратились на меня, ведь стаканчик с костями вообще-то берут без звука «э-э-э». Можно сказать «мне нужно выбросить пятерки» или «надежда умирает последней», но никак не «э-э-э».
– Э-э-э… – снова сказала я. – Мне, э-э-э, нужно идти.
– Идти? – переспросила мать. – Что значит – тебе нужно идти? Мы играем в «Яхтци».
– Понимаю, но у меня свои планы на вечер.
– Планы?
Всего одно слово совершенно изменило атмосферу в комнате. Я почувствовала себя Галилеем, заявившим священному трибуналу: «А все-таки она вертится!»
– У меня свидание. – Возможно, этого им хватит. Конечно, не такая веская причина, как чрезвычайное положение в стране или стихийное бедствие, но, как известно, свидания порой приводят к браку и появлению детей.
Мать подняла брови:
– Свидание? В День благодарения?
Они с теткой переглянулись: дескать, нас не проведешь.
– Да, свидание.
– С кем?
– С молодым человеком.
– У него есть имя?
Ответ «Грег» явился бы непростительным промахом. По мнению матери, он совершенно не подходит на роль парня, с которым стоит встречаться, не говоря уже о том, чтобы бросить ради него семью в День благодарения. Подходящая кандидатура – приятный молодой человек в костюме и при галстуке, являющийся с букетом цветов в руке и с подобающе кратким визитом, успев, однако, ответить на вопросы о себе, своих планах и карьерных перспективах, а также о происхождении.
Грег, ожидающий в баре, Грег, имевший отличный шанс и разбивший мне сердце, Грег, раздражавший мою мать ревом мотоцикла, Грег, последние четырнадцать лет встречавшийся с разнообразными куколками и кошечками, Грег, которого можно увидеть в любое время, так как его профессия не обязывает просиживать штаны в конторе, Грег, которому нет и не было равных… Грега не посчитают даже отдаленно подходящей партией. Такое признание сочтут оскорблением матери, всей нашей фамилии, а заодно и первопроходцам, когда-то ступившим на американский континент, терпевшим лишения и боровшимся за существование, дабы обеспечить моему поколению лучшую жизнь.
– Да, имя у него есть.
Он не может быть просто знакомым. Ему следует быть достойным во всех отношениях молодым человеком, ради которого допустимо посмотреть сквозь пальцы на неуважение к семейным традициям. У меня не оставалось ни времени, ни сил на борьбу, не говоря уже о победе, против обычаев, чья история насчитывает три десятка лет. Грег ждет меня, и это главное. Наверное, ему, наконец, надоело многолетнее хождение по дамам, и он решил забросить старые привычки. Перебесившись, он согласен оставаться верным одной женщине. Кейси была репетицией, и теперь Грег готов к совместной жизни со мной. Неужели я проведу остаток дней с мужчиной, понимающим шутки, с которым мне абсолютно комфортно, сводившим меня с ума в лучшие и худшие дни? Может, никто на свете не понимает его так, как я, и наплевать. Грег, которого я люблю, – мальчишка, которого я встретила в шесть лет, и таким я вижу его до сих пор, пусть он и стал настоящим красавцем. Мысль о том, что через пятьдесят лет я сяду с ним завтракать, невольно вызывает улыбку: в старости он обещает превратиться в забавного чудака и ловеласа.
– Его имя Алекс, – сказала я.
– А фамилия? – не унималась мать. Короткая пауза.
– Алекс Грэм.
Хорошее, солидное имя, не лишенное блеска и даже намека на тайну.
– И давно вы встречаетесь?
– Не очень.
– Не очень?
– Да. Не очень.
– Отчего он не проводит День благодарения в кругу семьи?
– У него, э-э-э, нет семьи.
– Это почему? – подозрительно осведомилась мать, словно избавляться от родителей – очередная чудовищная традиция, изобретенная нашим ужасным поколением.
– Он сирота.
Гениальный ответ. Несомненное влияние Алекса, открывшего во мне задатки достойной дочери, о которой всегда мечтала мать. Она сразу зауважала Алекса.
– Боже мой, Саманта, ну почему ты нам не сказала? Ты могла пригласить его к нам праздновать День благодарения.
Ну, еще бы. Прекрасный способ навеки завоевать сердце мужчины.
– Бедный молодой человек, – вздохнула тетя Марни, – ему, должно быть, особенно больно в такой день, как сегодня.
– Я подумывала об этом, но, с другой стороны, праздник-то семейный.
– Чем он занимается? – мягко спросила тетка. Какой бы ни оказалась его профессия, он все-таки сирота, лишенный многих благ, доставшихся мне от рождения.
– Он – ортодонт.
– А-а-а-а, – в унисон сказали мать и тетка. Еще одна гениальная находка с моей стороны – доходная и уважаемая профессия, но в отличие от врача без неотложных вызовов. Ортодонт – по определению надежная партия.
– Он разведен? – спросила тетка, а мать бросила на нее одобрительный взгляд. Хороший вопрос. Может, все не так хорошо, как кажется. Вдруг у Алекса большие алименты и дети, отнимающие ценное время, которое ему полагается проводить со мной, чтобы произвести на свет внуков для моей матери.
– Нет.
– Никогда не был женат? – подняла брови тетка. В современном мире даже респектабельный ортодонт может оказаться голубым.
– Сначала он решил добиться определенной стабильности. Ближайшие несколько лет планирует строить карьеру, а уж потом обзавестись семьей.
У обеих вырвался вздох облегчения и удовольствия.
Отлично, Алекс завоевал их сердца. Они выглядели счастливыми, зато мне стало как-то не по себе: я точно знала – наша с Алексом дружба долго не продлится, ибо он суть плод моего воображения.
– Где же вы познакомились? – спросила мать.
– Мама, я с удовольствием все тебе расскажу, но сейчас я рискую опоздать. – Голос обрел уверенность, а колебания и нерешительность исчезли, как не было. Давно следовало придумать Алекса. С Алексом в активе я могу запросто встать и уйти даже с большого семейного праздника.
– Куда вы с Алексом идете?
– О, всего лишь в кино. Мы договорились встретиться в кинотеатре, так что мне, пожалуй, пора, – не хочу заставлять его ждать.
Мать открыла рот, и меня мгновенно бросило в жар: возможно, она разгадала мою хитрость? Я замерла, боясь услышать что-нибудь вроде: «Марни, неужели мы настолько глупы, чтобы поверить этой басне? Зачем респектабельному преуспевающему ортодонту встречаться с Самантой?»
– Я даже не могу дать тебе с собой еды, – пожаловалась мать. – Если пища пролежит в машине, пока вы будете смотреть фильм, она неминуемо подвергнется сплошному заражению сальмонеллой.
– Ничего страшного, мама, заеду завтра и заберу все, что дашь.
– У меня идея получше.
Я ощутила легкую судорогу в животе. Обычно подобная фраза в устах матери ничего хорошего не означала.
– Марни, быстренько наполни две тарелки, а я возьму в гараже сумку-холодильник.
– Но, мама…
– Хватит, хватит, это займет две минуты. В День благодарения у бедняги не было ни крошки нормальной еды. Хорошенько все заморозим, и у парня будет настоящий праздничный обед. Марни, положи ему побольше. Бедняга, небось, не пробовал домашней пищи Бог знает с каких пор.
– Мама!
– Не унывай, Саманта. Где же твое праздничное настроение?
Перемигнувшись с теткой, мать быстрым шагом направилась в гараж, и через десять минут меня торжественно проводили к двери, сопровождая улыбками, похлопываниями по спине и лукавыми намеками на то, во что может плавно перейти прекрасный ужин из остатков праздничного обеда.
Запихнув в багажник сумку-холодильник, я тронула машину с места со смешанными чувствами в душе. Не то чтобы я теперь ночь спать не буду, но лгать собственной семье оказалось как-то неловко. Обычно, отвечая на расспросы родственников, я не шла дальше опущения некоторых деталей, их не касающихся, или туманных намеков, предоставлявших простор для интерпретаций. Сегодня я опустилась до полной и законченной дезинформации. Из благих побуждений – с целью оградить личную свободу, но все равно на душе было скверно.
С другой стороны, обман меня освободил, изменив своему прямому предназначению – завлекать в сети. Но семейка – в своем репертуаре. Всегда впереди, на лихом коне. Не знаю, о чем свидетельствует то, что всякая химера может завоевать любовь, уважение и одобрение моих близких, но это факт. После привычки убирать за собой игрушки Алекс примирил меня с родней лучше, чем любой другой мой поступок за всю жизнь.
В девять с минутами я въехала на парковку перед рестораном «Богартс», уже несколько лет выбранным убежищем от собственной неполноценной семейки из-за прекрасного тесного вонючего бара. Я открыла «Богартс» совершенно случайно. Однажды вечером, возвращаясь домой, я изменила привычный маршрут, объезжая какую-то стройку, и, сделав большой крюк, непонятно как очутилась в Бри, где никогда раньше не бывала. Мне страшно хотелось в туалет (сила моего характера с лихвой компенсируется слабым мочевым пузырем), и я собиралась воспользоваться кабинкой на круглосуточной заправке, но после мелких магазинчиков заметила огни, а затем разглядела вывеску «Богартса».
На первый взгляд в «Богартсе» нет ничего особенного – тесный и темный, а табачная дымка порой становится настолько плотной, что даже я ощущаю дискомфорт. Потертые столы для игры в пул, [7]неудобные стулья и нелюбезный бармен, не расположенный выслушивать рассказы клиентов о том, какие проблемы их замучили. Завсегдатаи бара не вносят особого вклада в жизнь общества, и глобализация экономики, скорее всего, даст хорошего пинка под зад тому немногому, что они в состоянии предложить.
Вначале, войдя в «Богартс», я не слишком хорошо подумала об этой забегаловке. Даже поколебалась, стоит ли идти, куда собиралась, – мысль о том, какой здесь туалет, заставила меня поежиться. Но в тот момент из музыкального автомата зазвучала изумительная музыка – би-би-кинговский шлягер «Мой ежедневный блюз». Я остановилась, слушая песню, и неожиданно заметила, как посетители подтягиваются поближе, прихватив недопитую кружку пива или сделав очередной удар по шару для пула. Подходили не танцевать, даже не то, чтобы сознательно решив послушать блюз, – просто зная, о чем поет этот парень.
Маленький бар начал мне нравиться. Вернувшись из туалета, я заказала пива, выкурила несколько сигарет и поговорила с барменом Риком, оказавшимся ветераном вьетнамской войны. Рик легко мог обходиться без общения с подавляющим большинством жителей страны и обычно выглядел так, словно только что узнал – Налоговая служба США вот-вот нагрянет с аудиторской проверкой. Не знаю почему, но он решил, что я ему нравлюсь. На это я стараюсь реагировать как на лестный комплимент, будто Рик – тонкий ценитель, а я – один из редких шедевров природы, однако порой меня одолевают сомнения: башня у Рика все-таки порядком набекрень. Не исключено, он всего лишь чувствует во мне родственную душу.
Постоянные посетители привыкли ко мне довольно быстро. Общались мы немного, хватало кивка и дежурной фразы «Ну, как там твое ничего?». Иногда, если я приходила одна, мне предлагали партию в пул. Грег, напротив, завоевал всеобщую симпатию с первой минуты, как я привела его в «Богартс», и с тех пор его всегда приветствовали так, словно он вернулся со срочной службы, пройдя ее за границей где-нибудь у черта на куличках.
Большей частью я курила, потягивала пиво и слушала музыку, соглашаясь с Риком, что мир заполонили идиоты. Изредка в «Богартс» забредали женщины. Некоторые, видимо, окончательно потеряв надежду и понятие о стандартах, изо всех сил старались, чтобы здесь их кто-нибудь подцепил. Я– другое дело: я – завсегдатай бара. Изредка кто-нибудь из постоянных клиентов приводил подружку или жену, но им, как правило, в баре не нравилось, и второй раз они сюда не заглядывали.
Войдя в «Богартс», я заметила Грега, стоявшего у стойки с кружкой пива и раскачивавшегося в такт ван-моррисоновской «Нажимая по шоссе». Перед глазами вновь промелькнуло видение, как хорошо нам будет вместе, когда после нескончаемого дня мы встретимся здесь, взяв закуски ассорти и пару пива, и послушаем прекрасную музыку, и обсудим, что происходит в мире, или не станем ни о чем говорить, а будем молча наслаждаться обществом друг друга, а затем вернемся домой и со вкусом займемся сексом. Всего несколько часов прошло после телефонного звонка, а я уже проделала путь от мысли, будто мы всего лишь друзья, к выбору имени для нашего первенца. Черт побери, да разве много супругов созданы друг для друга, а мы с Грегом отлично подходим друг дружке: несмотря на столько лет знакомства и не однажды возникавших в моей жизни других мужчин, при виде Грега я все еще ощущаю стеснение в груди. Люди называют это любовью с первого взгляда и, если уж выпала такая оказия, ради нее можно вынести все. Я могла простоять целую вечность, не сводя глаз с предмета страсти, однако мысль, что я выгляжу законченной идиоткой, вывела меня из ступора.
* * *
– Привет, красавица, – сказал Грег в качестве приветствия. – Как там индейка?– С индейкой покончено, я свободна как птица.
– Бьюсь об заклад, ты придумала эту остроту еще утром.
– Веришь или нет – прямо сейчас. Экспромт.
Тут я повернулась к Рику сделать заказ: необходимо было хоть на несколько секунд отвлечься от созерцания Грега и пересилить непреодолимое желание радостно ухмыльнуться от уха до уха, что меня не красит.
Вручив мне бокал, Рик не спросил, хорошо ли я провела День благодарения. В «Богартсе» не признают праздников, как официальных, так и неофициальных. Здесь считают – если тебе выпал великий день, о котором не терпится поведать миру, то слушатели найдутся и в другом месте. По моему убеждению, Рик заслуживает правительственной награды за то, что держит бар открытым в День благодарения и на Рождество. Лишь Богу известно, сколько убийств и самоубийств он этим предотвратил.
Грег предложил сразиться в пул, и мы направились к бильярдным столам – ждать. Записавшись на грифельной доске, старый приятель уселся напротив. Вытащив пачку сигарет, я принялась шарить в сумке, пытаясь найти зажигалку.
– Что это ты такой довольный? – непринужденно спросила я, решив пока воздержаться от признания в неумирающей любви. – И сколько это продлится?
– Всему свое время. Огоньку? – Он достал из кармана зажигалку «Бик».
– Спасибо. Кстати, с завтрашнего дня бросаю.
– О Боже, опять…
– Точно так же застонала мать, когда я поделилась с ней своими планами. От подобного отношения я уже кипятком писаю. Мне казалось, я могу рассчитывать на поддержку друзей и родственников.
– Но, Сэм, бросая курить, ты становишься невыносимой. Ты пыталась отказаться от этой привычки девять тысяч тридцать шесть раз.
– Джонни Кэш сидел на героине, алкоголе и сигаретах. Позже он признавался – труднее всего оказалось бросить курить.
– Знаю наизусть. Бросая курить, ты каждый раз кормишь меня этой басней.
– Я еще не бросаю, поэтому напоминаю тебе историю до того, как брошу.
– Ну, это совершенно меняет дело.
– Буду крайне признательна, если хоть кто-то меня немного поддержит. На этот раз я всерьез настроена расстаться с сигаретами.
– Откуда такая решимость?
– Просто осознала, что курю уже двадцать лет, можешь себе представить? Тебе не кажется, будто мы только вчера закончили высшую школу?
– Иногда кажется. Наверное, мы с тобой никак не повзрослеем.
– Ага. Тебе когда-нибудь хотелось вернуться в прошлое и снова пойти в высшую школу, зная все, что ты знаешь теперь?
– Например?
– Например, сознавая, какими глупыми мы были. Вернуться и жить в свое удовольствие, не заботясь о том, что скажут местные сливки общества или капитанши болельщиц.
– Мне и так плевать на мнение других.
– Да ладно!
– Если кому-то я нравлюсь – прекрасно, если нет – да пошли они… Это было и остается моим девизом.
– И ты уже в высшей школе так считал? Ни один старшеклассник до этого не додумается.
– Сэм, я уже в раннем детстве понял: переживать из-за мнения окружающих – пустая трата времени.
В устах многих это прозвучало бы пустой бравадой, но Грег действительно таким и был. Его искренне не заботило мнение других, включая собственных родителей. Пока остальной мир вкушал тепло и радости семейного очага, Грег проводил праздники в дешевом мотеле с очередной только что склеенной девицей или сидел в «Богартсе», потягивая пиво и играя в пул в компании других аутсайдеров. Господи, как я ему завидовала!
Через несколько минут освободился один из столов. Пока мы играли, я подробно отчитывалась Грегу о дне, проведенном в кругу семьи.
– Один положительный момент все же был, – сказала я, скиксовав девятку в угол. Обычно такой удар удается мне без труда, но необходимость поддерживать салонный разговор, когда больше всего на свете хочется узнать, что такое важное Грег хотел сообщить, выводила из равновесия. – Дядя Верн записал серии «Сумеречной зоны» специально для меня. Только представь, для человека подвиг – проронить слово или сдвинуться с места, но ведь поднялся, добыл видеомагнитофон и записал множество серий, которые мы вдвоем и посмотрели. Он даже запомнил мои любимые!
– «Сумеречная зона» в День благодарения? Лучше не придумаешь. Жаль, он не записал несколько выпусков Студжей.
– Каких еще… Ты имеешь в виду «Трех Студжей»?
– Ага.
– Ларри, Мо и Кудряшку? Тех Студжей? Они тебе что, нравятся? Ты это хочешь сказать?
– Студжи – это круто.
Вот и думай после этого, что знаешь человека. Студжи! Такого заявления мне почти хватило, чтобы допить остатки пива и уехать домой. Но через минуту его признание показалось мне даже милым – когда влюблена в парня, решительно все в нем кажется очаровательным. Клянусь, мужчины – счастливейшие сукины сыны во Вселенной.
Грег выиграл две партии из трех. Неписаный закон «Богартса» разрешает играть не больше трех партий, если рядом томятся другие желающие погонять шары. Желающих было хоть отбавляй, поэтому мы прихватили кружки и отошли в сторону. Зазвучала «Уплывай» Рэнди Ньюмена – песня, нравящаяся нам обоим. Мы стояли и слушали. Песня закончилась, наступила пауза. Что-то витало в воздухе. Грег улыбнулся мне как никогда нежно и обнял, чего не делал с тех пор, как мы расстались.
– Знаешь, Сэм, ты лучше всех. Правда.
– Ах, оставьте…
– Я серьезно. Знаешь, что мне в тебе нравится? Ты позволяешь мне валять дурака, но не даешь себя в обиду. Я люблю это в женщинах.
Я вдыхала ликер его дыхания, слыша голос, словно сквозь вату, впервые видя Грега сильно подшофе. Невыносимо трогательно было видеть, как он упился, чтобы набраться смелости сказать мне то, что должен сказать, то, о чем я уже догадалась, – он вновь полюбил меня. Леди и джентльмены, господа присяжные, доказательства ясны и убедительны: звонок с утра пораньше, просьба о встрече, неловкие паузы, сияющая от радости физиономия, беспричинная улыбка, время от времени появлявшаяся на губах, дрожащие объятия и неуклюжая попытка выразить чувства словами.