– Нет, не могу, я договорилась, что вечером зайду к Делл. А вы празднуйте без меня.
   Она тряхнула прямыми волосами, и Чарли подумала, насколько лучше Тесс выглядела, когда пользовалась косметикой и завивала волосы.
   – Тут страшная давка, я приду за учебниками попозже, – сказала Тесс, и не успела Чарли опомниться, как она помахала рукой и вышла из магазина.
 
   Вернувшись в общежитие, Чарли принялась раздумывать, звонить ли Питеру. На первый взгляд она его не обманывала. После их знакомства он привез ее и Тесс к общежитию Моррис-хаус, и, значит, ему было известно, что она не живет в «Квадрате». Но, с другой стороны, призналась себе Чарли, она не была до конца честной.
   Накануне их с Мариной отъезда в Питсбург она сообщила Питеру, что, возможно, больше не вернется в колледж.
   – Мой отец болен, – сказала или, вернее, солгала она Питеру. В тот момент Чарли сумела убедить себя, что потерю работы по своим эмоциональным, если не физическим, последствиям можно вполне приравнять к болезни, что между этими двумя понятиями нет большой разницы.
   Однако она не пошла дальше и не стала объяснять Питеру, что ей придется работать, чтобы выплачивать взносы за дом. Удобнее было сказать, что она нужна матери, и не вдаваться в подробности.
   Чарли расчесывала длинные волосы, смотрела на себя в зеркало и спрашивала, не откажется ли от нее Питер, когда узнает правду. Но тут она вспомнила слезы на глазах отца при виде подарка Марины и слезы на глазах Марины, когда она отказалась взять его обратно. И Чарли поняла, что Марина преподала ей урок смирения, она показала Чарли, что ценнее всего в жизни любовь к людям и мужество оставаться самим собой. Чарли посмотрела на купленный в прошлом году свитер и старые джинсы и поняла, что наступил момент истины. Она сжала кулаки, чтобы поддержать свою решимость, встала и пошла в коридор к телефону, заказать разговор с Амхерстом.
 
   Вечером во вторник ресторан Паккарда был необычно пуст; многие студентки определенно еще не вернулись в колледж к новому семестру. Чарли тыкала вилкой в гамбургер с жареной картошкой и смотрела, как Питер пьет из кружки бочковое пиво. Она не удивилась, что он обрадовался ее звонку; она также не удивилась, когда он предложил ей встретиться вечером. Но она очень сомневалась, что он снова пригласит ее после сегодняшнего свидания. Чарли преклонялась перед его умением скрывать свои чувства и спрашивала себя, как бы он отнесся к рождественскому ужину из картофельной запеканки с мясом. Почему-то она не могла представить себе Питера в их тесной кухне за столом, покрытым клеенкой и уставленным дешевой фаянсовой посудой.
   – Питер, – начала она, – я хочу кое в чем тебе признаться.
   Он смотрел на нее с выжидающей улыбкой, словно опасаясь того, что она ему сейчас скажет.
   Чарли выпрямилась на стуле и крепко сжала в руке стакан с имбирным пивом.
   – Мне кажется, я виновата в том, что у тебя сложилось обо мне неправильное представление.
   – Вот как? – поднял он брови.
   Чарли водила пальцами по запотевшему холодному стакану.
   – Я в Смитовском колледже только потому, что получила здесь стипендию.
   – Ты хочешь подчеркнуть, что умнее меня? – спросил он уже с другой улыбкой, делавшей его похожим на обиженного мальчика, и снова отпил пива.
   – Я хочу подчеркнуть, что моя семья бедна.
   Питер ел бутерброд с мясом и помидорами. Он молчал.
   – Мой отец работает, я хочу сказать, работал, на сталелитейном заводе, – быстро сказала Чарли, опасаясь, что может передумать, и нервно рассмеялась. – Теперь он больше не работает. Он получает пособие.
   Питер медленно жевал.
   – Теперь об одежде, которую ты на мне видел. Я ее или брала у Марины, или купила со скидкой в магазине, где работала прошлым летом. А вот это... – Чарли посмотрела на свои старые джинсы и свитер, – это то, что я обычно ношу.
   Ей хотелось, чтобы он хоть что-нибудь сказал. Что угодно. Чарли почему-то стало холодно.
   – Что еще ты собираешься мне сообщить?
   Чарли глубоко вздохнула и продолжала:
   – Я убираю на кухне в нашем общежитии Моррис-хаус. Это моя обязанность, предусмотренная рабочей программой.
   Он кивнул, продолжая жевать.
   – Пожалуйста, скажи что-нибудь, – попросила она, наклонившись вперед.
   Он проглотил и отхлебнул пива.
   – Ты хочешь сказать, что встречаешься со мной только из-за денег?
   Чарли потрясла головой.
   – Пожалуй, сначала это было первое, что меня в тебе привлекало.
   – А сейчас?
   – Сейчас? Я даже не знаю. Пожалуй, нет. Если бы это было так, я не сказала бы тебе правду.
   Питер откинулся на спинку стула и засунул руки в карманы дорогого мягкого джемпера.
   – Ты стыдишься своей бедности?
   – Больше не стыжусь. Но стыдилась.
   – Деньги имеют большое значение для некоторых людей, – заметил он. – Например, для моей матери. Она не доверяет людям, у которых их нет. Для этого, правда, есть причина. Она считает, что зарабатывать деньги – это самое главное занятие в жизни.
   – Тогда, наверное, – печально заметила Чарли, – она будет обо мне невысокого мнения.
   Питер взял руку Чарли в свою.
   – Ты не слушаешь меня внимательно. Причина, почему моя мать считает деньги самой важной вещью на свете, состоит в том, что их у нее раньше не было.
   – Как не было? – широко открыла глаза Чарли.
   – Элизабет Хобарт, гранд-дама текстильной промышленности, выросла в лачуге без водопровода в бедном районе Филадельфии. Если она терпеть не может бедности, то только потому, что бедность напоминает ей ее молодость.
   – У нас есть горячая вода, – похвалилась Чарли. – И электричество тоже.
   Питер сжал ее руку.
   – И еще у тебя есть замечательное чувство юмора. И чувство собственного достоинства.
   Чарли посмотрела на их сплетенные руки.
   – Теперь, когда ты знаешь всю правду, – сказала она, – ты по-прежнему хочешь со мной встречаться?
   – Хочу. И еще я думал о том, что ты наверняка очень понравишься матери.
 
   Чарли и Питер часто виделись. В День святого Валентина он подарил ей копилку в виде медвежонка и сказал, что лучший способ заиметь деньги – это копить их. Он опустил в новую копилку двадцать пять центов, чтобы положить начало капиталу.
   В один из дней в конце февраля Чарли отправилась на обычную утреннюю пробежку вокруг пруда. Воздух еще был по-зимнему холодным, но уже почти рассвело, так как дело шло к весне. Райский пруд еще был покрыт толстым слоем льда, но Чарли знала, что скользкие места на дорожке скоро исчезнут и парк заполнят бегуны, велосипедисты и влюбленные парочки. Она бежала мимо ректорского особняка на холме и думала о том, какой счастливой она себя чувствует в последнее время. Чарли мало видела Марину, но знала, что та собирается пройти третий курс в каком-то колледже за границей. Тесс строила такие же планы, и их встречи с Чарли тоже были очень короткими. Чарли никуда не отправлялась и в следующем году собиралась продолжить учебу в том же Смитовском колледже, за что постоянно благодарила судьбу.
   Странно, конечно, не слышать из соседней комнаты частого бормотания Марины с ее славянским акцентом, не видеть в коридоре Тесс в новых необычных нарядах, прямых кафтанах из натуральных тканей с широкими рукавами. Странно жить без друзей и без Питера. В мае Питер получит степень бакалавра, и хотя он обещал приезжать из Бостона на субботу и воскресенье, осенью он уже поступит в аспирантуру в Гарварде.
   Несмотря на обилие приближающихся перемен, Чарли была в прекрасном настроении; впереди у нее достаточно времени для занятий и для того, чтобы обеспечить себе будущее. С друзьями или без них, с Питером или без него. Она также решила осуществить кое-какие перемены в своей жизни и в дальнейшем специализироваться в экономических, а не в гуманитарных науках. Родители мечтали видеть ее учительницей, но учителя зарабатывают гроши. Она займется бизнесом, и тогда ей не придется волноваться об увольнении или о забастовках и трехпроцентном повышении зарплаты для компенсации инфляции. Холодный утренний воздух наполнял ее легкие, а вместе с ним приходило чувство свободы и уверенности в себе.
   Чарли приближалась к «Квадрату», общежитию для богатых студенток, у которых были деньги, но не было Питера и такой подруги, как Марина. Вдруг Чарли услышала шаги у себя за спиной. Она обернулась, не прерывая бега, но никого и ничего не увидела, только призрачные тени деревьев на подтаявшем снегу, их неясные силуэты на рассветном небе.
   Чарли прибавила ходу. Внезапно кто-то выскочил из кустов и схватил ее за руку. Чарли, споткнувшись, резко остановилась. Она обернулась и увидела возбужденное лицо маленького человечка. Его рука протянулась к ее волосам. Чарли попыталась увернуться. Странный человечек расхохотался пронзительным смехом.
   – Какие у тебя красивые волосы! Какие красивые волосы! – взвизгнул он.
   Чарли вспомнила: это был тот самый ненормальный тип, которого она видела в магазине у Делл.
   – Что вам надо? – закричала она. – Оставьте меня в покое!
   Человечек ухватил целую прядь ее волос.
   Чарли пронзительно закричала.
   – Я люблю тебя! – завопил человечек.
   Чарли вырвалась и побежала.
   – Вернись! – вопил он ей вслед.
   Чарли обернулась. Он мчался за ней, и расстояние между ними сокращалось.
   «Вилли, – вспомнила она, задыхаясь от бега. – Его зовут Вилли».
   – Я вас знаю! – крикнула она в ответ. – Убирайтесь!
   Маленькие глазки быстро моргали.
   – Пожалуйста. Прошу тебя, не убегай от меня.
   Чарли повернула к холму.
   – Какие у тебя красивые волосы! Какие красивые волосы!
   Чарли оглянулась в надежде на помощь. Хоть бы кто-нибудь оказался поблизости. Хоть одна живая душа. Никого. Слишком рано для прогулок. Она единственная такая идиотка... Вдруг Чарли опять споткнулась и потеряла равновесие. Ноги заскользили по льду. Чарли упала как раз в тот момент, когда Вилли вновь настиг ее.
   Он схватил ее за волосы. Чарли попыталась высвободить пряди, которые он сжал в кулаке, и почувствовала сильную боль. Земля под ней покачнулась, и она покатилась по склону вниз к пруду. Она обо что-то ударилась. Боль пронзила голову. «Камень, – догадалась она. – Я ударилась головой о камень». Чарли ощутила во рту металлический привкус крови и потеряла сознание.
 
   Это было похоже на голос ее матери, но слова звучали приглушенно, неясно, как если бы Чарли находилась под толщей воды. Она попыталась открыть глаза, но не смогла. Она попыталась заговорить. Снова безуспешно. Что-то лежало у нее в руке, теплое, живое. Наверное, чужая рука. Чарли хотела ее пожать, но не могла.
   Чарли не двигалась, стараясь разобрать отдаленные звуки. Звуки смолкли, но Чарли осталась. Непонятно где, но все равно осталась.
   Вновь и вновь она возвращалась из тьмы и молчания к серому свету и неясным звукам. Иногда она ничего не слышала, иногда до ее слуха доходили отдельные слова. Иногда ей казалось, что это мать... Иногда она думала, что это Тесс... Звуки были как частицы головоломки, которую она складывала по воскресеньям на кружевной скатерти обеденного стола у бабушки О’Брайан.
   Вся семья собралась в столовой. Отец с матерью, Бобби и Данни. Но подождите, а где же Шон Патрик? Где Морин и Шейла? Она повернулась к бабушке, чтобы спросить, и вдруг вспомнила, что бабушка и дедушка давным-давно умерли. Почему они здесь? Как они сюда попали?
   Чарли услышала вдалеке еще один голос. Это был мужской голос. Потом женский. Стол с кружевной скатертью исчез. Она старалась разобрать, что говорят голоса, но ничего не понимала. Голова казалась слишком тяжелой, усталость невыносимой. Куда легче было просто бездумно лежать, покачиваясь на волнах сна.
   Наконец глаза Чарли открылись. Она видела над собой белый потолок, слышала, как кто-то двинул стулом.
   – Доктор!
   Тут не было сомнений, это голос матери. Чарли медленно повернула голову. Конни О’Брайан стояла у кровати, слезы катились по ее щекам.
   – Чарли! – закричала мать и изо всех сил сжала ее руку. – Господи, ты пришла в себя. Скажи мне, что ты меня слышишь.
   – Мама? – хрипло спросила Чарли. У нее пересохло в горле.
   – Спасибо тебе, Господи! – зарыдала мать и упала на стул. – Спасибо, что ты проснулась.
   Чарли огляделась. Длинная трубка тянулась от ее руки к капельнице. Простыня, прикрывавшая ее, была белой и сильно накрахмаленной. Большие круглые часы на стене показывали четыре пятнадцать.
   Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина в длинном белом халате.
   – Ну-ну, – сказал незнакомец, подходя к кровати, – значит, вы все-таки решили вернуться к жизни. Я доктор Чалмерс. Не пытайтесь говорить. Сначала надо вытащить зонд.
   Чарли посмотрела на мать и закрыла глаза. Когда она их снова открыла, доктор стоял, склонившись над ней, рядом с ним была сестра.
   – Сейчас все будет в порядке, Чарли, – сказал он. – Только не двигайтесь. Это немного неприятно, но не больно.
   Он прикоснулся руками к ее носу, и Чарли снова закрыла глаза. Она почувствовала, как у нее из желудка вытаскивают что-то вроде длинной змеи и этот предмет щекочет пищевод.
   – Вот и все, – сказал доктор.
   Чарли закашлялась.
   – Как вы себя чувствуете? – спросил доктор Чалмерс.
   – Все как в тумане, – сказала Чарли и снова приготовилась заснуть.
   – Вы понимаете, где находитесь?
   Чарли вспомнила обеденный стол с кружевной скатертью... Бабушку. Потом она вспомнила утреннюю пробежку и Вилли... Как он схватил ее, и она упала...
   – Я в больнице, – сказала Чарли слабым голосом. – Я пробыла здесь целый день?
   – Целый день? – удивилась миссис О’Брайан. – Боже мой.
   Она не отпускала руку дочери.
   Доктор Чалмерс взял другую руку Чарли и проверил пульс.
   – Вы упали и сильно разбились, – объяснил он.
   – Да, я помню, – пробормотала Чарли. – Вилли хотел...
   – Вилли Бенсон сказал, что хотел только потрогать ваши волосы. Вам повезло, что вы упали. Иначе неизвестно, что бы он натворил.
   Чарли вспомнила страшного маленького человечка, и ее опять охватил холодный ужас.
   – Его снова отправили в клинику, – пояснила миссис О’Брайан. – Таких больных вообще нельзя выпускать.
   Чарли хотела кивнуть, но у нее слишком болела голова.
   – Почему я в больнице? – спросила она и тут же поняла смехотворность своего вопроса. Она знала, почему оказалась в больнице. Она споткнулась... Интересно, почему у нее так плохо работает голова?
   – Все будет в порядке, Чарли, – наклонился к ней доктор Чалмерс. – Но вы были в коме.
   – В коме? Весь день?
   – Немного больше, чем день, – улыбнулся он.
   Чарли посмотрела на мать, которая наконец перестала плакать.
   – Ты когда приехала, мама?
   Мать быстро взглянула на доктора, словно спрашивая разрешения.
   – Скоро будет три недели, – ответила она. – В тот день, когда все случилось.
   – Три недели? – не веря переспросила Чарли, обращаясь к доктору.
   – Трудно что-нибудь предсказать, когда человек в коме. Хотелось бы думать, что таким образом природа помогает залечивать раны без лишних страданий.
   Чарли закрыла глаза. Три недели. Неужели она пролежала на этой кровати без сознания целых три недели? Три потерянных недели из ее жизни. Она испуганно открыла глаза.
   – Питер! – воскликнула она.
   – Питер приходил сюда каждый вечер, – кивнула миссис О’Брайан. – Он хороший мальчик.
   – Откуда... Как он узнал?
   – Ему позвонила твоя подруга Тесс.
   Чарли снова закрыла глаза. «Тесс, – подумала она. – Бедняга Тесс».
   – Тесс тоже приходила каждый день, – услышала она голос матери. – И Марина. Добрая Марина.
   – Я очень устала, – сказала Чарли так тихо, что сама почти не услышала своего голоса. – Я так сильно устала.
 
   Когда Чарли проснулась, часы на стене показывали половину восьмого. В комнате было темно, лишь маленькая лампочка светилась в углу.
   – Мама, – позвала она и почувствовала прикосновение руки.
   – Я здесь, дорогая.
   Мать зажгла лампу над кроватью и налила воды в стакан из голубого пластмассового кувшина. Она опустила в стакан соломинку и поднесла к губам Чарли. Чарли медленно пила. Вода была приятно прохладной.
   – Кажется, мне стало лучше, – сказала Чарли. – Как долго я еще здесь пробуду?
   – Все зависит от обстоятельств, – ответила миссис О’Брайан, сидя в кресле рядом с кроватью. – Мы с отцом считаем, что ты должна вернуться домой.
   – Домой? Я не могу, мама. У меня занятия...
   – Твое здоровье важнее любых занятий.
   Мать, конечно, права. Мысль о теплой мягкой постели дома была особенно привлекательной, так как сейчас Чарли лежала на твердом, жестком матрасе. Но тут Чарли вспомнила о Питере...
   – Нет, мама, я останусь здесь. Мне необходимо закончить семестр.
   Мать погладила ее руку.
   – Мы потом поговорим об этом, – сказала она, и как раз в этот момент дверь в палату открылась. Это был Питер.
   Он подошел к кровати. Питер был таким красивым в белом свитере и серых брюках. Он выглядел странно повзрослевшим.
   «Дурочка, неужели ты не понимаешь, почему он повзрослел? – сказала себе Чарли. – Он на три недели старше, чем в последний раз, когда вы виделись. Он старше на три недели, и ты тоже».
   Чарли попыталась улыбнуться.
   – Не буду вам мешать, – сказала миссис О’Брайан, поднимаясь с кресла. – Если что понадобится, я в коридоре.
   Питер сел на край кровати и погладил Чарли по волосам. Он улыбался и молчал. Потом нагнулся и обнял Чарли.
   – Наверное, я ужасно выгляжу, – сказала Чарли.
   – Ты очень красивая.
   Она притронулась к выпуклости у себя на лбу. Он отвел в сторону ее пальцы.
   – У тебя здесь наложены швы, – пояснил он.
   – О Господи, – застонала она. – Неужели останется рубец?
   – Может быть, небольшой шрам, – улыбнулся Питер. – Ты можешь говорить всем, что это боевое ранение.
   И тут Чарли заплакала, впервые после своего пробуждения.
   – Все будет в порядке, – шептал Питер и гладил ее волосы. – Все будет хорошо. Все уладится.
   – Все произошло так быстро, – сказала Чарли.
   – Я очень беспокоился за тебя, – признался Питер.
   – Я думала, он собирается меня изнасиловать.
   – Забудь об этом. Его здесь больше нет.
   – Обними меня, Питер.
   – А я что делаю?
   – Поцелуй меня, Питер.
   Он целовал ее волосы, лоб, потрескавшиеся губы.
   – Я так по тебе скучал, – сказал он.
   Она коснулась его щеки и посмотрела в добрые карие глаза за стеклами очков. В этих глазах она увидела любовь.
 
   Дни были заполнены физиотерапией, чтобы восстановить ее силы, сном, чтобы укрепить ее душу, и визитами многочисленных посетителей, которые поднимали ее настроение. Прошло более недели с тех пор, как Чарли пришла в себя. Миссис О’Брайан только что взбила подушку и помогла дочери устроиться поудобнее; она сочла это подходящим моментом, чтобы вновь попытаться убедить Чарли вернуться в Питсбург.
   – Я чувствую себя хорошо, мама, и хочу остаться здесь.
   – Я думала, матери знают, что лучше для их детей.
   – Согласна с тобой. Но ведь ты воспитала меня самостоятельной, я сама принимаю решения. Я хочу остаться в колледже, мама. Слишком много я вложила труда, чтобы бросить все на полдороге.
   Конни налила Чарли воды из голубого кувшина. Поправила цветы в букете, присланном Мариной и Тесс.
   – И еще, мама, – продолжала Чарли, – как насчет других детей? Ты ведь очень долго отсутствовала. Уверена, что им сильно недостает тебя.
   Конни вздохнула, покачала головой и сложила руки на груди.
   – Я очень испугалась. Ты ведь тоже моя доченька. Я до сих пор не могу опомниться.
   Чарли взяла мать за руку.
   – Теперь все позади, мама. Обещаю звонить тебе каждый день.
   – Каждый день? – недоверчиво спросила миссис О’Брайан.
   – Каждый день, – подтвердила Чарли.
   Врачи заверили Конни О’Брайан, что дело идет к полному выздоровлению, друзья убедили ее, что не оставят Чарли одну, и она, поцеловав дочь, благополучно отбыла в Питсбург.
   Марина и Тесс принесли Чарли учебники и задания; Питер проводил с ней целые часы, помогая нагнать пропущенное и заполнить бесконечные документы для получения страховки. К счастью, ее страховки было достаточно, чтобы оплатить возрастающие больничные счета. Через полтора месяца после ужасного происшествия доктор объявил, что она может покинуть больницу.
   Вечером накануне выписки кто-то постучал в дверь ее палаты.
   – Войдите, – отозвалась Чарли. Она стояла у зеркала, стараясь прикрыть прядью волос багровый шрам на лбу. Она ожидала увидеть Питера или Тесс и Марину, но это был Венс Ховард.
   – На мой взгляд, ты совсем не похожа на больную, – сказал он.
   – Совершенно верно, я совсем здорова. Что ты здесь делаешь, Венс?
   Венс рассмеялся и подал ей букет белых роз, который он прятал за спиной.
   – Как ты можешь спрашивать? У вас в колледже и в Амхерсте только и говорят о тебе. «Второкурсница Смитовского колледжа дает отпор похитителю». Этим полны все газеты.
   – Боже мой, как неудобно, – простонала Чарли и взяла у Венса букет роз. – Какие красивые, спасибо.
   – Я сомневался, надо ли мне приходить. Я знаю, что вы с Питером Хобартом...
   – Ты не ошибся насчет нас с Питером.
   Венс кивнул.
   – Я только хотел сказать, если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, звони.
   – Спасибо, только я не знаю...
   – Можешь звонить мне или в офис отца. – Венс откашлялся. – Знаешь, он нажал на кое-какие рычаги. Это он отправил Вилли Бенсона в подходящее местечко.
   – Мне сказали, что Вилли Бенсона задержали, но я не знала, что твой отец...
   – Это входит в круг его обязанностей перед избирателями, – пожал плечами Венс.
   – Тогда спасибо.
   – Как идут у тебя дела? Я имею в виду твои занятия.
   Венс показал на книги, разложенные у Чарли на кровати.
   – Не слишком успешно. Трудно догонять, когда так отстанешь. К тому же я решила теперь специализироваться в экономике. Это усложняет задачу.
   – Ты можешь остаться на летние курсы.
   Чарли рассмеялась.
   – К сожалению, летом мне надо ехать домой и работать. Чтобы заработать на следующий учебный год.
   – Я уже все обдумал, – сказал Венс. – Если ты захочешь здесь остаться, я найду тебе работу в офисе отца.
   – Неужели?
   Дверь открылась, и вошел Питер. При виде Венса он вопросительно взглянул на Чарли.
   – Извини, я не знал, что у тебя посетители.
   – Не волнуйся, Хобарт, я как раз собирался уходить. – Он повернулся к Чарли: – Мое предложение остается в силе.
   Венс быстро прошел мимо Питера и направился к двери.
   – Спасибо, Венс, – сказала ему вслед Чарли. – Я подумаю.
   – Что это за предложение? – спросил Питер, как только за Венсом закрылась дверь.
   – Разве так здороваются? – ответила Чарли вопросом на вопрос и обняла Питера.
 
   – Я не хочу, чтобы ты летом оставалась в Нортгемптоне, – сказал Питер. – Особенно когда вокруг тебя увивается Венс Ховард.
   Они сидели на полукруглой скамье у общежития Моррис-хаус. Был теплый весенний день, но Чарли ощущала на шее дуновение свежего ветерка. Выйдя из больницы, она тут же отрезала волосы. Теперь они были совсем короткими.
   – Мои планы на лето совсем не связаны с Венсом, – возразила Чарли. – К тому же не думаю, что он вообще здесь будет.
   Питер упрямо смотрел в землю.
   – Его отец предложил тебе работу, потому что это ему выгодно. Ты дала ему шанс показать себя избирателям в лучшем свете. Бедная студенточка, которую чуть не убили, пережила страшную трагедию и теперь нуждается в помощи.
   – Сомневаюсь, Питер, что Вилли хотел меня убить. Он меня не толкал, я сама упала и покатилась вниз.
   Питер покачал головой.
   – Не имеет значения. Я не доверяю политикам и их сыновьям тоже.
   Чарли взяла Питера за руку.
   – Если я останусь здесь, то подтянусь по всем предметам да еще и заработаю деньги. Мне нужны деньги, Питер, ты знаешь.
   Он вырвал руку и встал со скамьи.
   – Я дам тебе эти проклятые деньги.
   – А я их у тебя не возьму, – рассмеялась Чарли. – Я рассчитываю только на свои силы.
   – Почему? Хочешь доказать, что тебя не интересуют мои деньги?
   – Нет, – ответила Чарли и добавила про себя: «Я хочу доказать это себе самой».
   – Но меня здесь не будет! Я уже говорил тебе, что этим летом мне придется работать в нашей компании.
   – Значит, увидимся осенью. Когда ты будешь в Гарварде.
   – До осени еще очень далеко.
   Чарли оглядела его худощавое тело. Питер стоял к ней спиной. Под тонкой вязаной с короткими рукавами рубашкой она видела его твердые мускулы и широкие плечи, «лодочные мускулы», как их называли, потому что их развивала многочасовая гребля. Интересно, какие они на ощупь, какое на ощупь все его обнаженное тело. Чарли и Питер еще не были любовниками. Чарли думала, что до несчастья они с Питером были совсем чужими, теперь же ей казалось, что они знают друг друга долгие годы. Видимо, трагедия сближает людей.
   Чарли вздохнула и коснулась его спины.
   – Что тебя гложет, Питер?
   Он повернулся к ней.
   – Меня беспокоит Венс. Я опасаюсь, что он украдет у меня мою девушку.
   «Он ревнует», – возликовала Чарли.
   – Питер, – сказала она вслух. – Прошу тебя, верь мне. В следующем семестре ты мне будешь особенно нужен. Марина собирается этот год учиться в Лондоне. А Тесс уезжает в Италию, хотя ее мать против. Она хочет научиться делать изделия из стекла.
   – Мы не говорим о Марине или Тесс. Мы говорим о нас с тобой.