Страница:
Р2 выскочил из гнезда и запрыгал мячиком по палубе. Скайуокер же окунулся в каскады огня, позволяя Великой силе направлять клинок. Боевые дроиды разваливались на части.
— Иди туда, не бойся! А я — за Оби-Ваном! Приходилось кричать, чтобы его было слышно сквозь рев бластеров и грохот взрывающихся дроидов.
— Не нужно.
Анакин крутанулся на месте и обнаружил у себя за спиной Кеноби, который аккуратно разделывал металлическую черепную коробку очередного дроида.
— Ценю твои намерения, Анакин, — с улыбкой произнес магистр. — Но я уже пришел за тобой.
Ну вот, а это Анакин и Оби-Ван. Они ближе, чем просто друзья. Ближе, чем братья. Хотя Оби-Ван на шестнадцать лет старше Анакина, они вместе стали мужчинами. Один без другого не живет. Война сплавила две жизни в одну.
Мы говорим сейчас не о Войне клонов. Война Оби-Вана и Анакина началась на Набу, когда от рук ситха погиб Куай-Гон Джинн. Учитель и падаван стали рыцарями одновременно и сражались в этой войне тринадцать лет. Война — это их жизнь.
А жизнь — их оружие.
Говорите, что хотите о мудрости древнего мастера Йоды или смертоносном искусстве Мейса Винду, храбрости Ки-Ади-Мунди, хитрости Шаак Ти. Мы не оспариваем величие этих джедаев, но оно бледнеет перед легендой, которой обросла жизнь Оби-Вана Кеноби и Анакина Скайуокера.
Эти двое всегда стоят до последнего.
Когда они вместе, их никто не остановит. Не победит. Они — квинтэссенция рыцарей Ордена. Когда хорошим парням просто необходимо, ну позарез нужно выиграть, приходит вызов.
Оби-Ван и Анакин всегда откликаются на этот зов.
Победит ли легендарный ум Оби-Вана Кеноби прямолинейную, не признающую правил мощь Анакина Скайуокера? Этот вопрос — повод для школьных драк, пари и дискуссий по всей Республике. Хотя споры кончаются, как правило, тем, что стороны соглашаются друг с другом.
И это неважно, так как Анакин и Оби-Ван никогда не бьются друг с другом.
У них и не получилось бы.
Они — команда, двойка. В высшем ее понимании.
И оба уверены, что так будет всегда.
Глава 2
— Иди туда, не бойся! А я — за Оби-Ваном! Приходилось кричать, чтобы его было слышно сквозь рев бластеров и грохот взрывающихся дроидов.
— Не нужно.
Анакин крутанулся на месте и обнаружил у себя за спиной Кеноби, который аккуратно разделывал металлическую черепную коробку очередного дроида.
— Ценю твои намерения, Анакин, — с улыбкой произнес магистр. — Но я уже пришел за тобой.
***
Ну вот, а это Анакин и Оби-Ван. Они ближе, чем просто друзья. Ближе, чем братья. Хотя Оби-Ван на шестнадцать лет старше Анакина, они вместе стали мужчинами. Один без другого не живет. Война сплавила две жизни в одну.
Мы говорим сейчас не о Войне клонов. Война Оби-Вана и Анакина началась на Набу, когда от рук ситха погиб Куай-Гон Джинн. Учитель и падаван стали рыцарями одновременно и сражались в этой войне тринадцать лет. Война — это их жизнь.
А жизнь — их оружие.
Говорите, что хотите о мудрости древнего мастера Йоды или смертоносном искусстве Мейса Винду, храбрости Ки-Ади-Мунди, хитрости Шаак Ти. Мы не оспариваем величие этих джедаев, но оно бледнеет перед легендой, которой обросла жизнь Оби-Вана Кеноби и Анакина Скайуокера.
Эти двое всегда стоят до последнего.
Когда они вместе, их никто не остановит. Не победит. Они — квинтэссенция рыцарей Ордена. Когда хорошим парням просто необходимо, ну позарез нужно выиграть, приходит вызов.
Оби-Ван и Анакин всегда откликаются на этот зов.
Победит ли легендарный ум Оби-Вана Кеноби прямолинейную, не признающую правил мощь Анакина Скайуокера? Этот вопрос — повод для школьных драк, пари и дискуссий по всей Республике. Хотя споры кончаются, как правило, тем, что стороны соглашаются друг с другом.
И это неважно, так как Анакин и Оби-Ван никогда не бьются друг с другом.
У них и не получилось бы.
Они — команда, двойка. В высшем ее понимании.
И оба уверены, что так будет всегда.
Глава 2
ДУКУ
Плазменная буря, бушевавшая на летной палубе, подарила неожиданную передышку. Боевые дроиды укрылись за кораблями, кое-кто даже выскользнул в люки. Оби-Ван убрал меч.
— Ненавижу, когда они вот так поступают, — со знакомой гримасой высказался он.
Оружие Анакина уже висело на поясе.
— Как поступают?
— Выходят из боя и отступают безо всякой причины.
— Причина всегда найдется, учитель. Оби-Ван кивнул.
— Поэтому и ненавижу.
Анакин посмотрел на кучи дымящегося и еще потрескивающего мусора, в основном состоящего из различных механических частей, которые некогда составляли вполне целых и работоспособных дроидов. Затем принялся стаскивать черную перчатку с руки.
— Р2, где канцлер?
Маленький деятельный астродроид присосался к информационному разъему в стене. Встроенный голографический проектор нарисовал возле сапога младшего джедая призрачный образ: большое вращающееся кресло и прикованный к нему Палпатин. Даже в миниатюре канцлер выглядел измученным, больным — но живым.
У Анакина сердце болезненно ударилось о ребра. Он не опоздал. В этот раз — не опоздал.
Скайуокер опустился на одно колено и, прищурившись, всмотрелся в голограмму. С последней встречи канцлер как будто постарел лет на десять. Анакин заиграл желваками. Если Гривус заставил Палпатина страдать… хоть пальцем тронул…
Вторая рука, на которой осталась перчатка, сжалась в кулак с такой силой, что электронная отдача протеза ударила в плечо.
— Место определил? — осведомился Кеноби.
Голограмма зарябила и сменилась схематическим планом крейсера. Почти на самом острие конуса Р2-Д2 поместил ярко-синий пульсар.
— В генеральской каюте, — хмыкнул Оби-Ван. — А где сам Гривус?
Пульсирующая точка сместилась в ходовую рубку.
— Х-мм. Охрана?
Голограмма опять трансформировалась в изображение каюты. Похоже, канцлер пребывал в одиночестве: развернутое к изогнутой смотровой стене кресло стояло в самом центре пустого сводчатого помещения.
— Не вижу смысла, — буркнул Анакин.
— А я вижу. Ловушка.
Едва ли Анакин его слышал. Он смотрел на облитый черной перчаткой кулак. Скайуокер раскрыл ладонь, сжал пальцы, вновь раскрыл. Боль из плеча перетекла ниже, в бицепс… И на том не остановилась.
Ошпарило локоть, предплечье; запястье как будто обложили углями, а ладонь. Ладонь пылала.
Но это же не его рука. Не его кисть, не его запястье, не его локоть. Имплант, протез, сотворенный из дюрастила и сервомоторов.
— Анакин?
Скайуокер с трудом разлепил губы.
— Больно…
— Это же протез! Когда ты оборудовал его сенсорами на боль?
— Это не я! В том-то и дело.
— Это воображаемая боль, Анакин…
— Нет.
Сердце почти остановилось, голос Скайуокера был холоден, словно космос.
— Я его чувствую.
— Кого?
— Дуку. Он здесь. Здесь, на корабле.
— А-а…— Оби-Ван кивнул. — Я так и думал.
— Вы знали?
— Догадывался. Как ты думаешь, Гривус не мог отыскать сигнал маяка? Это ловушка. Капкан для джедаев, — Кеноби положил ладонь Анакину на плечо; рука была теплой, но лицо — мрачнее тучи, Скайуокер никогда его не видел таким.Вероятнее всего, для нас. Лично.
— Думаете о том, как он пытался завербовать вас на Геонозисе перед тем, как послать на казнь? — уточнил Анакин.
— Нам могут дать второй шанс. Не так уж и невозможно.
Скайуокер выпрямился. Дюрастиловый кулак застыл в сантиметре от рукояти меча.
— Пусть спрашивает. Ответ у меня на поясе.
— Остынь, Анакин. В первую очередь — безопасность Верховного канцлера.
— Да-да, разумеется, — отмахнулся Скайуокер; лед в его груди начал таять. — Хорошо, ловушка так ловушка. Что дальше?
Направляясь к ближайшему выходу из ангара, Оби-Ван позволил себе улыбнуться.
— Ничего оригинального, мой юный друг. Мы в нее попадемся.
— Это я умею, — Анакин повернулся к астродроиду. — Р2, жди здесь…
В ответ он получил возмущенную тираду.
— И не спорь. Оставайся. Я серьезно.
Р2-Д2 весьма нелюбезно высказался о хозяине и его приказах.
— Послушай, кто-то должен поддерживать контакт с компьютером. Ты видишь на мне хоть один разъем?
Астродроид уступил, хотя для начала посоветовал, где искать.
Кеноби с трудом сохранил спокойствие.
— Ну и разговорчики у вас, напарники! Анакин бросил на магистра предупреждающий взгляд.
— Осторожнее, учитель, вы оскорбите Р2 в лучших чувствах…
Он замолчал с удивлением на липе, как будто пытался нахмуриться и улыбнуться одновременно.
— Анакин?
Он не ответил. Не мог ответить. Он разглядывал образ у себя в голове. Нет, не образ. Реальность.
Воспоминание о том, что еще не случилось.
Он увидел стоящего на коленях Дуку. Увидел скрещенные у шеи графа клинки.
На сердце как будто разошлись тучи: тучи Джабиима, Ааргонара, Камино, даже тускенского лагеря. Впервые за много лет Анакин чувствовал себя молодым: таким, каким был на самом деле.
Молодым, свободным и полным света.
— Учитель… — голос словно принадлежал другому; тому, кто не видел всего, что видел Анакин, не совершил того, что тот совершил. — Учитель, здесь… и сейчас… вы и я…
— Да?
Скайуокер моргнул.
— Я думаю, мы вот-вот выиграем войну.
Огромная полусфера прозрачной стены была расцвечена сценами красочной битвы. Хитроумные сенсорные алгоритмы спрессовали сражение, растянувшееся по всей орбите столицы, в картинку, которой можно было наслаждаться невооруженным глазом: крейсера, обменивающиеся выстрелами в сотнях километрах друг от друга, для зрителей как будто стояли броня к броне, связанные огненными веревками. Залпы турболазеров казались булавками, воткнутыми в дефлекторные поля. Но порой их раздувало миниатюрными сверхновыми звездами, которые заглатывали корабль целиком. Танцующая мошкара истребителей, словно мотыльки-тени в короткую весну Корусканта, превратились в мерцающие облака.
В центре пустого пространства, вокруг которого развивалась отфильтрованная компьютером бойня, стояло кресло — единственный предмет меблировки. Официально оно именовалось генеральским креслом, так как само помещение в острие корабельного конуса звалось генеральской каютой.
Спиной к креслу и человеку, прикованному к нему, сложив руки под плащом из шелковистой армированной ткани, стоял граф Дуку.
Стоял Дарт Тиранус, повелитель ситхов.
Он разглядывал творение учителя и видел, что оно хорошо.
Более того. Великолепно.
Даже слабая дрожь палубы под ногами, когда время от времени во флагман попадала торпеда или выстрел, казалась аплодисментами.
Приглушенно зажужжал интерком, раздался голос — электронный и притом странно эмоциональный, как будто человеку вздумалось использовать вокодер дроида.
— Повелитель Тиранус, прибыли Кеноби и Скайуокер.
— Да, — Дуку уже почувствовал их присутствие. — Ведите их ко мне.
— Мой господин, я должен еще раз перечислить свои возражения…
Граф повернулся. С высоты немалого роста он взглянул на полупрозрачную голограмму командира «Незримой длани».
— Ваши возражения уже приняты к сведению, генерал. А джедаев предоставьте мне.
— Но если они придут к вам, то попадут прямиком к канцлеру! Зачем ему вообще оставаться на моем корабле? — сварливо осведомился собеседник. — Его следует спрятать. Его следует охранять. Еще несколько часов назад его следовало вывезти из системы.
— Дела таковы, — сообщил граф Дуку, — какими их видит Дарт Сидиус. Желаете упорствовать, прошу вас, не стесняйтесь и обращайтесь с жалобой непосредственно к нему.
— Я… не считаю нужным.
— Вот и славно. Займитесь пока десантом, который намерен взять нас на абордаж. А без своих ручных клонов джедаи не представляют для меня опасности.
Палуба опять задрожала, на этот раз гораздо мощнее; внезапно изменился вектор искусственной силы тяжести, любого другого, послабее, сбило бы с ног. Великая сила, помогающая сохранить достоинство и степенность, предоставила возможность Дуку лишь слегка приподнять бровь в знак реакции.
— И могу ли я предложить вам принять чуть больше мер по обороне корабля? Если его уничтожат, вместе с вами и мной, это несколько повлияет на исход всей войны, вы так не думаете, генерал?
— уже сделано, мой господин. Желает ли господин отследить, как продвигаются дела у джедаев? Я могу перевести сигнал с камер слежения на этот канал.
— Благодарю вас, генерал. Это было бы замечательно.
— Мой господин как всегда милостив. Конец связи.
Граф позволил себе почти невесомую улыбку. Непоколебимая вежливость — отличительный знак истинного аристократа — пропадала втуне и все же каким-то образом всегда оказывала воздействие на сброд. Как и на тех, кто обладал интеллектом сброда, вне зависимости от положения и образования. К тому же киборги омерзительны…
Граф вздохнул. Генерал был полезен; он не просто умелый и знающий командир, вскоре он превратится в великолепнейшую мишень, в крюк, на который можно будет повесить каждое из преступлений этой печально необходимой войны. Кому-то придется взять на себя незавидную роль, генерал для этого просто создан. В отличие от Дуку, разумеется.
Собственно, по этой причине и была развязана битва у Корусканта.
И не только она одна.
Теперь полупрозрачная голограмма изображала крохотные фигурки Кеноби и Скайуокера; все это Дуку видел раньше: плечом к плечу, крутят лазерными мечами, с энтузиазмом потроша дроида за дроидом, дроида за дроидом. Уверенные в своей неотвратимой победе, хотя находятся именно там, где их хотят видеть ситхи.
Словно дети, право слово. Дуку покачал головой.
Как-то даже слишком легко.
Дуку, Дарт Тиранус, граф Серенно.
Некогда великий магистр Ордена, ныне равный по величию повелитель ситхов, Дуку — темный колосс, попирающий Галактику. Проклятие продажной Республики, штандарт хранящей твердые устои Конфедерации независимых систем, он само воплощение священного ужаса.
За двадцать пять тысяч лет истории Ордена он был одним из самых уважаемых и могучих джедаев. Потом на седьмом десятке Дуку решил, что его принципы не позволяют ему служить Республике. Он распрощался с Куай-Гон Джинном, который сам к тому времени полноправно стал легендарным магистром, распрощался с близкими друзьями из Совета, Мейсом Винду и древним мастером Йодой, распрощался с самим Орденом.
Его числят среди Потерянных: джедаи, которые провозгласили, что порывают с Орденом и отказываются от рыцарства, чтобы служить целям, более высоким, чем может предложить Орден. Двадцать Потерянных, так их называют после того, как к их числу присоединился Дуку, их помнят с почтением и сожалением, в Архивах, словно в святилище, среди прочих стоят их изображения.
И эти скульптуры из бронзиума служат печальным напоминанием, что чаяния некоторых джедаев даже Орден не в силах реализовать.
Дуку поселился в фамильном особняке на планете Серенно. Принял наследный титул правителя и стал одним из самых богатых обитателей Галактики. Невероятное по размерам состояние могло бы позволить Дуку купить любого из непуганых республиканских сенаторов. Он мог бы скупать их сотнями. Наверное, он мог бы сам править Республикой.
Но человек таких принципов, такого происхождения не опускается до владения мусорной кучей, не становится повелителем орды мусорщиков, дерущихся из-за объедка посвежее. Республику граф иначе и не рассматривал.
Вместо тривиального захвата власти он пустил семейное богатство и растущее влияние на очистку Галактики от мерзости так называемой демократии.
Он стал воплощением Сепаратистов, их лицом и глашатаем. Для Конфедерации неприсоединившихся систем он — то, что Палпатин для Республики. Живой символ справедливости и обоснованности существования.
Такова официальная история.
Такова история, в которую сам Дуку иногда почти верит в минуты слабости.
Истина сложнее.
Дуку… другой.
Он не слишком отчетливо помнит, когда обнаружилось различие; может быть, в детстве, когда его, юного падавана, предал другой ученик, назвавшись его другом. Дориан Нод сказал ему прямо в лицо: «Ты понятия не имеешь, что такое дружба».
Он и не отрицал.
Разумеется, он разозлился; пришел в ярость от того, что его репутацию посмели подвергнуть сомнению и риску. На себя злился тоже — за то, что так крупно ошибся в суждении. Он доверился тому, кто на самом деле оказался врагом. Самым ошеломительным ударом было то, что, наябедничав старшим, второй мальчик ждал, что Дуку поддержит его ложь во имя так называемой «дружбы».
Это было настолько абсурдно, что Дуку не знал, как отреагировать.
Вообще-то он никогда не бывает на сто процентов уверен, что имеется в виду, когда речь идет о дружбе. Любовь, ненависть, радость, злость… Дуку ощущает энергию чувств у остальных, у прочих, но все ощущения сводились к другого рода эмоциям.
Тем, которые имели смысл.
Ревность — понятна, и — одержимость; Дуку гневается, когда кто-нибудь покушается на его собственность.
Нетерпимость: к трудновоспитуемой вселенной и ее недисциплинированным обитателям.
Злоба — есть отдохновение, свежесть, восстановление сил. Граф получает удовольствие от страданий своих врагов.
Гордость — достоинство аристократа, негодование — неотъемлемое право, когда кто-то оспаривает его честь или право стоять на верхней ступеньке естественной иерархии власти.
И мораль ярости имеет для него смысл, когда непоправимо запутавшиеся в повседневных делах низшие существа не желают признавать явную очевидность истины о том, Как Должно Быть Устроено Общество.
Дуку способен справиться с чувствами, которые к нему питают окружающие. Графа заботит лишь то, что для него могут сделать. Или ему.
Вполне вероятно, он то, что он есть, потому что прочие существа всего-навсего… не интересны.
Или даже в каком-то смысле нереальны.
Граф Дуку видит окружающих как абстракции, простые наброски, которые делятся на две категории. Первая — АКТИВ. Существа, которых можно использовать для достижения различных целей. Таковыми, к примеру, являлись (большую часть его жизни и в некоторой степени сейчас) те же джедаи, в частности Мейс Винду и Йода, которые столько времени считали его своим другом, что не видели, чем он занят. А ныне, разумеется, Торговая федерация, Межгалактический банковский клан, ТехноСоюз, Корпоративный альянс и торговцы оружием с Геонозиса. И остальной плебс Галактики, который существовал в основном для того, чтобы внимать и аплодировать.
Вторая группа — УГРОЗА. К ней относились все те, кого нельзя было включить в первую группу.
Категории номер три не существовало.
Когда-нибудь исчезнет вторая; если Дуку называет тебя угрозой, то выносит тем смертный приговор. Который, между прочим, граф планирует вынести кое-кому из союзников — главам уже упомянутых Торговой федерации, Корпоративного альянса и оружейников с Геонозиса. Путь ситхов — предательство.
Граф Дуку наблюдал за миниатюрными голограммами с клиническим отвращением. Джедаи увязли в смехотворном фарсе с погоней, дроиды-разрушители гоняли доблестных рыцарей по кабинам турболифтов, которые ездили вверх, вниз и даже вбок.
— Стыдно будет сдаваться ему в плен, — медленно и задумчиво, как будто бы сам с собой, заговорил граф Дуку.
Голос, который ответил ему, был настолько знаком, что порой собственные мысли джедая-отщепенца озвучивались им же.
— Стыд ты переживешь, Дарт Тиранус. В конце концов, разве не он — величайший из ныне живущих джедаев, а? И разве мы не постарались, чтобы вся Галактика разделяла наше мнение о нем?
— Именно так, учитель. Именно так.
Граф снова вздохнул. Сегодня он ощущал каждый час из восьмидесяти трех прожитых лет.
— Утомительно изображать так долго злодея, учитель. Я надеюсь на почетное взятие в плен.
Плен, который позволит ему с комфортом пересидеть остаток войны; плен, который позволит ему отречься от бывших союзников, убедительно разоблачить преступления Сепаратистов против цивилизации и связать себя с новым правительством. Репутация идеалиста и честного человека останется незапятнанной.
Новое правительство…
Все эти долгие годы оно было их путеводной звездой. Никаких шумных свар ради невежественных плебеев и недочеловеков, из-за которых граф презирал Республику. Правительство, которому он будет служить, станет воплощением Власти.
Человеческой власти.
И совсем не случайно, что в Конфедерацию входят неймодианцы, скакоанны, куаррены, мууны и госсамы, сай миртианы, кооривары и геонозианцы. В конце войны не-людей раздавят, лишат собственности, их миры и богатства передадут в руки тех, кому их можно доверить.
То есть — людям.
Дуку будет служить Империи Человека.
И будет служить ей так, как умеет. Он для этого родился. Он уничтожит Орден, чтобы создать его заново: не закованный в кандалы продажными самовлюбленными недоносками, гордо именующими себя политиками, но свободный, несущий Галактике истинный порядок и мир. Галактика столь остро нуждается в них обоих.
Орден, который не будет пускаться в переговоры. Не примется размышлять.
Орден, который станет силой.
Выжившие джедаи пополнят армию ситхов.
Станут кулаком Империи.
А сам Кулак — мощью, недоступной джедаям даже в самых сумрачных снах. Не одни лишь джедаи в Галактике пользуются Великой силой. От Хапоса до Харуун Кэла, от Киффу до Датомира восприимчивые к Силе люди и почти люди отказывались жертвовать своих детей Храму, отдавать их на службу длиной в жизнь. Ситхам они не откажут.
Им не дадут возможности отказать.
Дуку нахмурился. Кеноби вместе со Скайуокером развлекали единственного зрителя низкопробной комедией, декорацией которой служил очередной турболифт. Очевидно, Гривус веселился, поигрывая управлением шахтами. Боевые дроиды упорно занимались самоуничтожением.
Воистину, как все это…
Неблагородно.
— Учитель, могу ли я предложить один последний шанс для Кеноби? Поддержка джедая его уровня будет ценной для нашей Империи.
— Ах да, Кеноби, — голос шуршал, словно шелк. — Тебя давно интересует Кеноби, не так ли?
— Разумеется. Я близко знал его учителя и в некотором смысле могу называть его внуком…
— Слишком старый. Голова слишком забита. Неизлечимо отравлен джедаями. Мы установили этот факт еще на Геонозисе, не так ли? Он служит самой Великой силе, реальность — ничто по сравнению с подобными убеждениями.
Дуку вновь вздохнул. Какие могут быть трудности, ведь он уже приговорил Кеноби к смерти.
— Полагаю, все верно. Как удачно, что я никогда не страдал подобными иллюзиями.
— Кеноби должен умереть. Сегодня. От твоей руки. Его смерть — ключ, которым мы замкнем замок на цепи, навечно приковав к себе Скайуокера.
Дуку понял: смерть наставника не только подтолкнет уже нестабильного эмоционально Скайуокера вниз по самому темному склону, но и уберет основное препятствие на пути. Пока жив Кеноби, Скайуокер не задержится в стане ситхов: несокрушимая вера магистра в джедайские ценности крепким узлом затягивает повязку на глазах у Скайуокера.
Хотя сомнения не развеялись окончательно. Как-то слишком уж быстро все случилось; обдумал ли Сидиус все возможные варианты?
— Я должен спросить, учитель, воистину ли Скайуокер тот человек, что нам нужен?
— Он могуч. Потенциально сильнее даже меня.
— Вот поэтому, — задумчиво произнес Дуку, — не лучше ли его убить?
— Ты уверен, что сможешь?
— Умоляю вас. Что проку в силе, если нет дисциплины? Мальчишка опасен для себя не меньше, чем для своих врагов. А эта его механическая рука…Дуку оттопырил нижнюю губу. — Отвратительно.
— Тогда предложи ему взять меч в другую руку. Граф пренебрежительно фыркнул.
— Благородный человек учится сражаться одной рукой, — Дуку отмахнулся.А он даже не полностью человек. Я еще могу простить Гривуса за использование биоконструктов. Он и без них отвратителен, так что механика его лишь украсит. Но сплав дроида и человека? Возмутительно. Дурной вкус. Как можно иметь с таким дело?
— Какой я везучий, — шелк в голосе учителя стал почти невесом. — У меня ученик, который считает возможным читать лекцию мне.
Граф приподнял бровь.
— Я зашел за черту, учитель, — с непринужденным изяществом признал он.Я не вступаю в спор, я лишь рассуждаю.
— Рука Скайуокера делает его еще более пригодным для наших целей. Она — символ жертвы, которую он принес ради мира и справедливости. Знак героизма, который он должен публично носить до конца своих дней. Каждый, кто поглядит на него, не усомнится ни в чести его, ни в отваге, ни в целостности. Он идеален. Прекрасен. Остается единственный вопрос… сумеет ли он преодолеть искусственные ограничения джедайских доктрин? И, мой милый граф, сегодняшняя операция затем и предпринята, чтобы это выяснить.
Крыть было нечем. Темный властелин не просто познакомил Дуку с океаном возможностей, каких не представишь даже в самых радужных мечтах, но Дарт Сидиус к тому же был столь тонким политическим манипулятором, что рядом с ним меркла даже мощь темной стороны, если можно так выразиться. Говорят же, когда Великая сила захлопывает люк, она распахивает иллюминаторы… и возле каждого, потрескавшегося за последние тринадцать лет, стоит повелитель ситхов, высматривает, высчитывает, как получше проскользнуть внутрь.
Дополнить план учителя почти невозможно: Дуку вынужденно признал, что его собственная идея о Кеноби рождена сентиментальностью. Определенно им нужен Скайуокер.
Наверное… Дарт Сидиус потратил много лет, чтобы сделать этого мальчика необходимым.
Сегодняшнее испытание вычеркнет слово «наверное».
Граф не сомневался в исходе. Дуку понимал, что сегодня испытывают не только Скайуокера, хотя Сидиус никогда и ничего не говорил напрямик. Дуку был уверен, что он тоже проходит тест. Сегодняшний успех покажет учителю, что его ученик достоин мантии магистра. В финале сражения он пригласит Скайуокера искупаться в лучах славы, он приведет его на темную сторону, как Сидиус привел туда его самого.
О поражении граф не думал. С чего бы?
— Но… простите меня, учитель, но если Кеноби падет от моего меча, послушает ли мои слова Скайуокер? Признайте, что биография этого юноши не пестрит упоминаниями о покорности и послушании.
— Сила его не в послушании. Сила его рождена от удачливости и изобретательности. С ним не нужно ломать голову над инструкциями, которые необходимы тому же Гривусу. Даже слепые глупцы в Совете джедаев достаточно зрячи, чтобы это понять; хотя даже они не пытаются, как делали раньше, говорить ему как, в основном они говорят ему что. Способ он находит самостоятельно. Всегда находит.
Дуку кивнул. Впервые за то время, как Сидиус раскрыл истинные детали своего шедевра, граф позволил себе вздохнуть свободнее и пофантазировать.
Героически пленив графа Дуку, Анакин Скайуокер станет несомненным героем, величайшим героем в истории Республики, возможно, самого Ордена. Потеря обожаемого напарника добавит щепотку трагедии и придаст меланхолический вес каждому его слову, когда юный рыцарь будет давать бесчисленные интервью репортерам Голографической сети, обнажая продажность Сената, когда деликатно (о, весьма деликатно, чтобы не сказать неохотно) намекнет, что коррупция в Ордене является причиной продолжительной войны.
— Ненавижу, когда они вот так поступают, — со знакомой гримасой высказался он.
Оружие Анакина уже висело на поясе.
— Как поступают?
— Выходят из боя и отступают безо всякой причины.
— Причина всегда найдется, учитель. Оби-Ван кивнул.
— Поэтому и ненавижу.
Анакин посмотрел на кучи дымящегося и еще потрескивающего мусора, в основном состоящего из различных механических частей, которые некогда составляли вполне целых и работоспособных дроидов. Затем принялся стаскивать черную перчатку с руки.
— Р2, где канцлер?
Маленький деятельный астродроид присосался к информационному разъему в стене. Встроенный голографический проектор нарисовал возле сапога младшего джедая призрачный образ: большое вращающееся кресло и прикованный к нему Палпатин. Даже в миниатюре канцлер выглядел измученным, больным — но живым.
У Анакина сердце болезненно ударилось о ребра. Он не опоздал. В этот раз — не опоздал.
Скайуокер опустился на одно колено и, прищурившись, всмотрелся в голограмму. С последней встречи канцлер как будто постарел лет на десять. Анакин заиграл желваками. Если Гривус заставил Палпатина страдать… хоть пальцем тронул…
Вторая рука, на которой осталась перчатка, сжалась в кулак с такой силой, что электронная отдача протеза ударила в плечо.
— Место определил? — осведомился Кеноби.
Голограмма зарябила и сменилась схематическим планом крейсера. Почти на самом острие конуса Р2-Д2 поместил ярко-синий пульсар.
— В генеральской каюте, — хмыкнул Оби-Ван. — А где сам Гривус?
Пульсирующая точка сместилась в ходовую рубку.
— Х-мм. Охрана?
Голограмма опять трансформировалась в изображение каюты. Похоже, канцлер пребывал в одиночестве: развернутое к изогнутой смотровой стене кресло стояло в самом центре пустого сводчатого помещения.
— Не вижу смысла, — буркнул Анакин.
— А я вижу. Ловушка.
Едва ли Анакин его слышал. Он смотрел на облитый черной перчаткой кулак. Скайуокер раскрыл ладонь, сжал пальцы, вновь раскрыл. Боль из плеча перетекла ниже, в бицепс… И на том не остановилась.
Ошпарило локоть, предплечье; запястье как будто обложили углями, а ладонь. Ладонь пылала.
Но это же не его рука. Не его кисть, не его запястье, не его локоть. Имплант, протез, сотворенный из дюрастила и сервомоторов.
— Анакин?
Скайуокер с трудом разлепил губы.
— Больно…
— Это же протез! Когда ты оборудовал его сенсорами на боль?
— Это не я! В том-то и дело.
— Это воображаемая боль, Анакин…
— Нет.
Сердце почти остановилось, голос Скайуокера был холоден, словно космос.
— Я его чувствую.
— Кого?
— Дуку. Он здесь. Здесь, на корабле.
— А-а…— Оби-Ван кивнул. — Я так и думал.
— Вы знали?
— Догадывался. Как ты думаешь, Гривус не мог отыскать сигнал маяка? Это ловушка. Капкан для джедаев, — Кеноби положил ладонь Анакину на плечо; рука была теплой, но лицо — мрачнее тучи, Скайуокер никогда его не видел таким.Вероятнее всего, для нас. Лично.
— Думаете о том, как он пытался завербовать вас на Геонозисе перед тем, как послать на казнь? — уточнил Анакин.
— Нам могут дать второй шанс. Не так уж и невозможно.
Скайуокер выпрямился. Дюрастиловый кулак застыл в сантиметре от рукояти меча.
— Пусть спрашивает. Ответ у меня на поясе.
— Остынь, Анакин. В первую очередь — безопасность Верховного канцлера.
— Да-да, разумеется, — отмахнулся Скайуокер; лед в его груди начал таять. — Хорошо, ловушка так ловушка. Что дальше?
Направляясь к ближайшему выходу из ангара, Оби-Ван позволил себе улыбнуться.
— Ничего оригинального, мой юный друг. Мы в нее попадемся.
— Это я умею, — Анакин повернулся к астродроиду. — Р2, жди здесь…
В ответ он получил возмущенную тираду.
— И не спорь. Оставайся. Я серьезно.
Р2-Д2 весьма нелюбезно высказался о хозяине и его приказах.
— Послушай, кто-то должен поддерживать контакт с компьютером. Ты видишь на мне хоть один разъем?
Астродроид уступил, хотя для начала посоветовал, где искать.
Кеноби с трудом сохранил спокойствие.
— Ну и разговорчики у вас, напарники! Анакин бросил на магистра предупреждающий взгляд.
— Осторожнее, учитель, вы оскорбите Р2 в лучших чувствах…
Он замолчал с удивлением на липе, как будто пытался нахмуриться и улыбнуться одновременно.
— Анакин?
Он не ответил. Не мог ответить. Он разглядывал образ у себя в голове. Нет, не образ. Реальность.
Воспоминание о том, что еще не случилось.
Он увидел стоящего на коленях Дуку. Увидел скрещенные у шеи графа клинки.
На сердце как будто разошлись тучи: тучи Джабиима, Ааргонара, Камино, даже тускенского лагеря. Впервые за много лет Анакин чувствовал себя молодым: таким, каким был на самом деле.
Молодым, свободным и полным света.
— Учитель… — голос словно принадлежал другому; тому, кто не видел всего, что видел Анакин, не совершил того, что тот совершил. — Учитель, здесь… и сейчас… вы и я…
— Да?
Скайуокер моргнул.
— Я думаю, мы вот-вот выиграем войну.
***
Огромная полусфера прозрачной стены была расцвечена сценами красочной битвы. Хитроумные сенсорные алгоритмы спрессовали сражение, растянувшееся по всей орбите столицы, в картинку, которой можно было наслаждаться невооруженным глазом: крейсера, обменивающиеся выстрелами в сотнях километрах друг от друга, для зрителей как будто стояли броня к броне, связанные огненными веревками. Залпы турболазеров казались булавками, воткнутыми в дефлекторные поля. Но порой их раздувало миниатюрными сверхновыми звездами, которые заглатывали корабль целиком. Танцующая мошкара истребителей, словно мотыльки-тени в короткую весну Корусканта, превратились в мерцающие облака.
В центре пустого пространства, вокруг которого развивалась отфильтрованная компьютером бойня, стояло кресло — единственный предмет меблировки. Официально оно именовалось генеральским креслом, так как само помещение в острие корабельного конуса звалось генеральской каютой.
Спиной к креслу и человеку, прикованному к нему, сложив руки под плащом из шелковистой армированной ткани, стоял граф Дуку.
Стоял Дарт Тиранус, повелитель ситхов.
Он разглядывал творение учителя и видел, что оно хорошо.
Более того. Великолепно.
Даже слабая дрожь палубы под ногами, когда время от времени во флагман попадала торпеда или выстрел, казалась аплодисментами.
Приглушенно зажужжал интерком, раздался голос — электронный и притом странно эмоциональный, как будто человеку вздумалось использовать вокодер дроида.
— Повелитель Тиранус, прибыли Кеноби и Скайуокер.
— Да, — Дуку уже почувствовал их присутствие. — Ведите их ко мне.
— Мой господин, я должен еще раз перечислить свои возражения…
Граф повернулся. С высоты немалого роста он взглянул на полупрозрачную голограмму командира «Незримой длани».
— Ваши возражения уже приняты к сведению, генерал. А джедаев предоставьте мне.
— Но если они придут к вам, то попадут прямиком к канцлеру! Зачем ему вообще оставаться на моем корабле? — сварливо осведомился собеседник. — Его следует спрятать. Его следует охранять. Еще несколько часов назад его следовало вывезти из системы.
— Дела таковы, — сообщил граф Дуку, — какими их видит Дарт Сидиус. Желаете упорствовать, прошу вас, не стесняйтесь и обращайтесь с жалобой непосредственно к нему.
— Я… не считаю нужным.
— Вот и славно. Займитесь пока десантом, который намерен взять нас на абордаж. А без своих ручных клонов джедаи не представляют для меня опасности.
Палуба опять задрожала, на этот раз гораздо мощнее; внезапно изменился вектор искусственной силы тяжести, любого другого, послабее, сбило бы с ног. Великая сила, помогающая сохранить достоинство и степенность, предоставила возможность Дуку лишь слегка приподнять бровь в знак реакции.
— И могу ли я предложить вам принять чуть больше мер по обороне корабля? Если его уничтожат, вместе с вами и мной, это несколько повлияет на исход всей войны, вы так не думаете, генерал?
— уже сделано, мой господин. Желает ли господин отследить, как продвигаются дела у джедаев? Я могу перевести сигнал с камер слежения на этот канал.
— Благодарю вас, генерал. Это было бы замечательно.
— Мой господин как всегда милостив. Конец связи.
Граф позволил себе почти невесомую улыбку. Непоколебимая вежливость — отличительный знак истинного аристократа — пропадала втуне и все же каким-то образом всегда оказывала воздействие на сброд. Как и на тех, кто обладал интеллектом сброда, вне зависимости от положения и образования. К тому же киборги омерзительны…
Граф вздохнул. Генерал был полезен; он не просто умелый и знающий командир, вскоре он превратится в великолепнейшую мишень, в крюк, на который можно будет повесить каждое из преступлений этой печально необходимой войны. Кому-то придется взять на себя незавидную роль, генерал для этого просто создан. В отличие от Дуку, разумеется.
Собственно, по этой причине и была развязана битва у Корусканта.
И не только она одна.
Теперь полупрозрачная голограмма изображала крохотные фигурки Кеноби и Скайуокера; все это Дуку видел раньше: плечом к плечу, крутят лазерными мечами, с энтузиазмом потроша дроида за дроидом, дроида за дроидом. Уверенные в своей неотвратимой победе, хотя находятся именно там, где их хотят видеть ситхи.
Словно дети, право слово. Дуку покачал головой.
Как-то даже слишком легко.
***
Дуку, Дарт Тиранус, граф Серенно.
Некогда великий магистр Ордена, ныне равный по величию повелитель ситхов, Дуку — темный колосс, попирающий Галактику. Проклятие продажной Республики, штандарт хранящей твердые устои Конфедерации независимых систем, он само воплощение священного ужаса.
За двадцать пять тысяч лет истории Ордена он был одним из самых уважаемых и могучих джедаев. Потом на седьмом десятке Дуку решил, что его принципы не позволяют ему служить Республике. Он распрощался с Куай-Гон Джинном, который сам к тому времени полноправно стал легендарным магистром, распрощался с близкими друзьями из Совета, Мейсом Винду и древним мастером Йодой, распрощался с самим Орденом.
Его числят среди Потерянных: джедаи, которые провозгласили, что порывают с Орденом и отказываются от рыцарства, чтобы служить целям, более высоким, чем может предложить Орден. Двадцать Потерянных, так их называют после того, как к их числу присоединился Дуку, их помнят с почтением и сожалением, в Архивах, словно в святилище, среди прочих стоят их изображения.
И эти скульптуры из бронзиума служат печальным напоминанием, что чаяния некоторых джедаев даже Орден не в силах реализовать.
Дуку поселился в фамильном особняке на планете Серенно. Принял наследный титул правителя и стал одним из самых богатых обитателей Галактики. Невероятное по размерам состояние могло бы позволить Дуку купить любого из непуганых республиканских сенаторов. Он мог бы скупать их сотнями. Наверное, он мог бы сам править Республикой.
Но человек таких принципов, такого происхождения не опускается до владения мусорной кучей, не становится повелителем орды мусорщиков, дерущихся из-за объедка посвежее. Республику граф иначе и не рассматривал.
Вместо тривиального захвата власти он пустил семейное богатство и растущее влияние на очистку Галактики от мерзости так называемой демократии.
Он стал воплощением Сепаратистов, их лицом и глашатаем. Для Конфедерации неприсоединившихся систем он — то, что Палпатин для Республики. Живой символ справедливости и обоснованности существования.
Такова официальная история.
Такова история, в которую сам Дуку иногда почти верит в минуты слабости.
Истина сложнее.
Дуку… другой.
Он не слишком отчетливо помнит, когда обнаружилось различие; может быть, в детстве, когда его, юного падавана, предал другой ученик, назвавшись его другом. Дориан Нод сказал ему прямо в лицо: «Ты понятия не имеешь, что такое дружба».
Он и не отрицал.
Разумеется, он разозлился; пришел в ярость от того, что его репутацию посмели подвергнуть сомнению и риску. На себя злился тоже — за то, что так крупно ошибся в суждении. Он доверился тому, кто на самом деле оказался врагом. Самым ошеломительным ударом было то, что, наябедничав старшим, второй мальчик ждал, что Дуку поддержит его ложь во имя так называемой «дружбы».
Это было настолько абсурдно, что Дуку не знал, как отреагировать.
Вообще-то он никогда не бывает на сто процентов уверен, что имеется в виду, когда речь идет о дружбе. Любовь, ненависть, радость, злость… Дуку ощущает энергию чувств у остальных, у прочих, но все ощущения сводились к другого рода эмоциям.
Тем, которые имели смысл.
Ревность — понятна, и — одержимость; Дуку гневается, когда кто-нибудь покушается на его собственность.
Нетерпимость: к трудновоспитуемой вселенной и ее недисциплинированным обитателям.
Злоба — есть отдохновение, свежесть, восстановление сил. Граф получает удовольствие от страданий своих врагов.
Гордость — достоинство аристократа, негодование — неотъемлемое право, когда кто-то оспаривает его честь или право стоять на верхней ступеньке естественной иерархии власти.
И мораль ярости имеет для него смысл, когда непоправимо запутавшиеся в повседневных делах низшие существа не желают признавать явную очевидность истины о том, Как Должно Быть Устроено Общество.
Дуку способен справиться с чувствами, которые к нему питают окружающие. Графа заботит лишь то, что для него могут сделать. Или ему.
Вполне вероятно, он то, что он есть, потому что прочие существа всего-навсего… не интересны.
Или даже в каком-то смысле нереальны.
Граф Дуку видит окружающих как абстракции, простые наброски, которые делятся на две категории. Первая — АКТИВ. Существа, которых можно использовать для достижения различных целей. Таковыми, к примеру, являлись (большую часть его жизни и в некоторой степени сейчас) те же джедаи, в частности Мейс Винду и Йода, которые столько времени считали его своим другом, что не видели, чем он занят. А ныне, разумеется, Торговая федерация, Межгалактический банковский клан, ТехноСоюз, Корпоративный альянс и торговцы оружием с Геонозиса. И остальной плебс Галактики, который существовал в основном для того, чтобы внимать и аплодировать.
Вторая группа — УГРОЗА. К ней относились все те, кого нельзя было включить в первую группу.
Категории номер три не существовало.
Когда-нибудь исчезнет вторая; если Дуку называет тебя угрозой, то выносит тем смертный приговор. Который, между прочим, граф планирует вынести кое-кому из союзников — главам уже упомянутых Торговой федерации, Корпоративного альянса и оружейников с Геонозиса. Путь ситхов — предательство.
***
Граф Дуку наблюдал за миниатюрными голограммами с клиническим отвращением. Джедаи увязли в смехотворном фарсе с погоней, дроиды-разрушители гоняли доблестных рыцарей по кабинам турболифтов, которые ездили вверх, вниз и даже вбок.
— Стыдно будет сдаваться ему в плен, — медленно и задумчиво, как будто бы сам с собой, заговорил граф Дуку.
Голос, который ответил ему, был настолько знаком, что порой собственные мысли джедая-отщепенца озвучивались им же.
— Стыд ты переживешь, Дарт Тиранус. В конце концов, разве не он — величайший из ныне живущих джедаев, а? И разве мы не постарались, чтобы вся Галактика разделяла наше мнение о нем?
— Именно так, учитель. Именно так.
Граф снова вздохнул. Сегодня он ощущал каждый час из восьмидесяти трех прожитых лет.
— Утомительно изображать так долго злодея, учитель. Я надеюсь на почетное взятие в плен.
Плен, который позволит ему с комфортом пересидеть остаток войны; плен, который позволит ему отречься от бывших союзников, убедительно разоблачить преступления Сепаратистов против цивилизации и связать себя с новым правительством. Репутация идеалиста и честного человека останется незапятнанной.
Новое правительство…
Все эти долгие годы оно было их путеводной звездой. Никаких шумных свар ради невежественных плебеев и недочеловеков, из-за которых граф презирал Республику. Правительство, которому он будет служить, станет воплощением Власти.
Человеческой власти.
И совсем не случайно, что в Конфедерацию входят неймодианцы, скакоанны, куаррены, мууны и госсамы, сай миртианы, кооривары и геонозианцы. В конце войны не-людей раздавят, лишат собственности, их миры и богатства передадут в руки тех, кому их можно доверить.
То есть — людям.
Дуку будет служить Империи Человека.
И будет служить ей так, как умеет. Он для этого родился. Он уничтожит Орден, чтобы создать его заново: не закованный в кандалы продажными самовлюбленными недоносками, гордо именующими себя политиками, но свободный, несущий Галактике истинный порядок и мир. Галактика столь остро нуждается в них обоих.
Орден, который не будет пускаться в переговоры. Не примется размышлять.
Орден, который станет силой.
Выжившие джедаи пополнят армию ситхов.
Станут кулаком Империи.
А сам Кулак — мощью, недоступной джедаям даже в самых сумрачных снах. Не одни лишь джедаи в Галактике пользуются Великой силой. От Хапоса до Харуун Кэла, от Киффу до Датомира восприимчивые к Силе люди и почти люди отказывались жертвовать своих детей Храму, отдавать их на службу длиной в жизнь. Ситхам они не откажут.
Им не дадут возможности отказать.
Дуку нахмурился. Кеноби вместе со Скайуокером развлекали единственного зрителя низкопробной комедией, декорацией которой служил очередной турболифт. Очевидно, Гривус веселился, поигрывая управлением шахтами. Боевые дроиды упорно занимались самоуничтожением.
Воистину, как все это…
Неблагородно.
— Учитель, могу ли я предложить один последний шанс для Кеноби? Поддержка джедая его уровня будет ценной для нашей Империи.
— Ах да, Кеноби, — голос шуршал, словно шелк. — Тебя давно интересует Кеноби, не так ли?
— Разумеется. Я близко знал его учителя и в некотором смысле могу называть его внуком…
— Слишком старый. Голова слишком забита. Неизлечимо отравлен джедаями. Мы установили этот факт еще на Геонозисе, не так ли? Он служит самой Великой силе, реальность — ничто по сравнению с подобными убеждениями.
Дуку вновь вздохнул. Какие могут быть трудности, ведь он уже приговорил Кеноби к смерти.
— Полагаю, все верно. Как удачно, что я никогда не страдал подобными иллюзиями.
— Кеноби должен умереть. Сегодня. От твоей руки. Его смерть — ключ, которым мы замкнем замок на цепи, навечно приковав к себе Скайуокера.
Дуку понял: смерть наставника не только подтолкнет уже нестабильного эмоционально Скайуокера вниз по самому темному склону, но и уберет основное препятствие на пути. Пока жив Кеноби, Скайуокер не задержится в стане ситхов: несокрушимая вера магистра в джедайские ценности крепким узлом затягивает повязку на глазах у Скайуокера.
Хотя сомнения не развеялись окончательно. Как-то слишком уж быстро все случилось; обдумал ли Сидиус все возможные варианты?
— Я должен спросить, учитель, воистину ли Скайуокер тот человек, что нам нужен?
— Он могуч. Потенциально сильнее даже меня.
— Вот поэтому, — задумчиво произнес Дуку, — не лучше ли его убить?
— Ты уверен, что сможешь?
— Умоляю вас. Что проку в силе, если нет дисциплины? Мальчишка опасен для себя не меньше, чем для своих врагов. А эта его механическая рука…Дуку оттопырил нижнюю губу. — Отвратительно.
— Тогда предложи ему взять меч в другую руку. Граф пренебрежительно фыркнул.
— Благородный человек учится сражаться одной рукой, — Дуку отмахнулся.А он даже не полностью человек. Я еще могу простить Гривуса за использование биоконструктов. Он и без них отвратителен, так что механика его лишь украсит. Но сплав дроида и человека? Возмутительно. Дурной вкус. Как можно иметь с таким дело?
— Какой я везучий, — шелк в голосе учителя стал почти невесом. — У меня ученик, который считает возможным читать лекцию мне.
Граф приподнял бровь.
— Я зашел за черту, учитель, — с непринужденным изяществом признал он.Я не вступаю в спор, я лишь рассуждаю.
— Рука Скайуокера делает его еще более пригодным для наших целей. Она — символ жертвы, которую он принес ради мира и справедливости. Знак героизма, который он должен публично носить до конца своих дней. Каждый, кто поглядит на него, не усомнится ни в чести его, ни в отваге, ни в целостности. Он идеален. Прекрасен. Остается единственный вопрос… сумеет ли он преодолеть искусственные ограничения джедайских доктрин? И, мой милый граф, сегодняшняя операция затем и предпринята, чтобы это выяснить.
Крыть было нечем. Темный властелин не просто познакомил Дуку с океаном возможностей, каких не представишь даже в самых радужных мечтах, но Дарт Сидиус к тому же был столь тонким политическим манипулятором, что рядом с ним меркла даже мощь темной стороны, если можно так выразиться. Говорят же, когда Великая сила захлопывает люк, она распахивает иллюминаторы… и возле каждого, потрескавшегося за последние тринадцать лет, стоит повелитель ситхов, высматривает, высчитывает, как получше проскользнуть внутрь.
Дополнить план учителя почти невозможно: Дуку вынужденно признал, что его собственная идея о Кеноби рождена сентиментальностью. Определенно им нужен Скайуокер.
Наверное… Дарт Сидиус потратил много лет, чтобы сделать этого мальчика необходимым.
Сегодняшнее испытание вычеркнет слово «наверное».
Граф не сомневался в исходе. Дуку понимал, что сегодня испытывают не только Скайуокера, хотя Сидиус никогда и ничего не говорил напрямик. Дуку был уверен, что он тоже проходит тест. Сегодняшний успех покажет учителю, что его ученик достоин мантии магистра. В финале сражения он пригласит Скайуокера искупаться в лучах славы, он приведет его на темную сторону, как Сидиус привел туда его самого.
О поражении граф не думал. С чего бы?
— Но… простите меня, учитель, но если Кеноби падет от моего меча, послушает ли мои слова Скайуокер? Признайте, что биография этого юноши не пестрит упоминаниями о покорности и послушании.
— Сила его не в послушании. Сила его рождена от удачливости и изобретательности. С ним не нужно ломать голову над инструкциями, которые необходимы тому же Гривусу. Даже слепые глупцы в Совете джедаев достаточно зрячи, чтобы это понять; хотя даже они не пытаются, как делали раньше, говорить ему как, в основном они говорят ему что. Способ он находит самостоятельно. Всегда находит.
Дуку кивнул. Впервые за то время, как Сидиус раскрыл истинные детали своего шедевра, граф позволил себе вздохнуть свободнее и пофантазировать.
Героически пленив графа Дуку, Анакин Скайуокер станет несомненным героем, величайшим героем в истории Республики, возможно, самого Ордена. Потеря обожаемого напарника добавит щепотку трагедии и придаст меланхолический вес каждому его слову, когда юный рыцарь будет давать бесчисленные интервью репортерам Голографической сети, обнажая продажность Сената, когда деликатно (о, весьма деликатно, чтобы не сказать неохотно) намекнет, что коррупция в Ордене является причиной продолжительной войны.