Стрелкова Ирина. Чет и нечет

игра (казах.).)
- Играем иногда. Но больше в футбол.
- Чудак. Футбол - это спорт. Ак-суек - это... В общем, кто-то
ищет ак-суек, а кто-то ищет девчонку. Эх, мне бы сейчас твои годы! -
Кенжегали помолчал. - Слушай, Еркин, ты ведь знаешь Софью Казимировну?
У нее должна быть дочка твоих примерно лет. Как ее зовут?
- Сауле.
- Почему не дали русского имени?
- Не знаю, - сказал Еркин. - А разве плохое имя Сауле?
- Да нет, хорошее. Слушай, Еркин, а она что... красивая?
- Очень, - серьезно ответил Еркин.
- Самая красивая в Чупчи?
Кенжегали собирался посоветовать младшему брату влюбиться в дочь
Софьи Казимировны, в дочь Сони. Однако что-то в настроении мальчишки
удержало его от обычных в ауле вольностей насчет девчонок.
- Пойду-ка я спать, - зевнул он. - Я ведь рано ложусь, рано
встаю.
Еркин слышал: льется вода в стакан, брат запивает таблетки, затем
поудобнее укладывается на кошме. Однако нет - поворочался и снова
вышел из юрты:
- Ты напрасно думаешь, Еркин, что судьба Чупчи решается только
здесь. Ты же сам видишь. Электричество, радио. А оставайся мы на
месте, в своих аулах, ничего бы здесь не было. Так что ко всем этим
переменам приложили свою руку и мы.
- Я понимаю, агай, - сказал Еркин. - Только отец наш так говорит.
Когда казах в своем ауле живет - он все хорошие обычаи других себе
берет. Но когда в город едет - тащит все старые аульные привычки,
боится лицо потерять.

ОСЕНЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

На школьном крыльце стоит женщина в строгом синем костюме. Седые
волосы туго зачесаны назад. Рядом с ней - высокий грузный человек с
огромной головой, пегие волосы ежиком. Головастый глянул на Машу,
глянул на Витю - морщины вдоль щек раздвинулись, складки на лбу пошли
вверх: новенькие.
Головастый стоял там, где рядом с завучами всегда стоят
директора, и он, конечно, был директором школы: длинной, одноэтажной,
огороженной низким глиняным забором, отрезавшим от полупустыни
вытянутый прямоугольник. Есть места, где можно не тратиться на асфальт
для двора: все гладко и каменно от природы.
- Степанова Маша - восьмой "Б", - протрубила завуч густым басом.
- Степанов Витя - пятый "Б".
В класс Маша не торопилась. В длинном коридоре, как во всех
школах, пахло непросохшей масляной краской. Пробивался и еще какой-то
тяжеловатый дух. Маша не знала: так пахнут все постройки из самана. На
забеленных стенах висели плакаты и монтажи. На одном кумаче написано:
"Кош кельдыныз", и тут же рядом - "Добро пожаловать". Отец заранее
предупредил: здесь в одних классах преподают на казахском языке, в
других - на русском. Для детей военнослужащих уроки казахского языка
необязательны, но отец советовал Маше и Вите учесть: никакое знание не
бывает лишним.
По дороге в класс Маша замечала: вот учительская, вот пионерская,
вот канцелярия, вот кабинет физики. Новичку первым делом приходится
изучить школьную географию, где что размещается.
- А ты, оказывается, не из бойких. - Маша ощутила у себя на плече
тяжелую руку, увидела синий рукав костюма завуча. - Пойдем, у меня
первый урок в твоем классе... Ну, понравилась наша школа?
- Да! - Сколько раз ей приходилось лгать, отвечая на такой
вопрос.
Их обогнал рыжий мальчишка:
- Здрасссте, Серафффима Гавриловна!
Будь на месте Маши Витя, он узнал бы Ржавого Гвоздя, что
встретился ему и Салману в степи, за арбой старика.
Входя в класс, Серафима Гавриловна подтолкнула Машу на лобное
место между дверью и доской:
- Я привела к вам новую ученицу, Степанову Машу. Она приехала в
Чупчи издалека...
- ...и живет в военном городке! - выскочила девочка с первой
парты в правом ряду. Что это у нее на лице? Веснушки? Нет, мелкие
черные родинки.
- Да, Маша Степанова дочь офицера и живет в городке, -
подтвердила Серафима Гавриловна.
- В той квартире, где жил Алик! - добавила всезнайка с пестрым
лицом.
- Фарида-а-а!.. Когда говорят старшие...
- То дети должны молчать! - тонким голоском подхватил рыжий. Он
сидел позади Фариды.
За третьей партой сидела коротко стриженная девочка с густой
блестящей челкой, брови тонкие, стрелками разлетающиеся к вискам.
Откуда взялась здесь такая? И почему сидит одна?
Серафима Гавриловна словно угадала Машины мысли:
- Доспаева, рядом с тобой место свободно?
- Нет! Нет! Со мной сидит Шолпан.
- Где она?
- Приедет.
- Почему опоздала? Это непохоже на Байжанову.
- У них приданое шьют! Шолпашку мать не отпустила! Шолпашкина
сестра замуж выходит! - Самое большое удовольствие для Фариды -
сообщать новости.
- Вот кто у нас всегда в курсе, - проворчала Серафима Гавриловна.
Старшая сестра Шолпан Байжановой тоже училась в этой школе. После
шестого класса родители оставили ее дома. Люди, живущие по старым
степным обычаям, отчего-то считают пределом девичьего образования
шестой класс. Но Шолпан, слава богу, уже в восьмом. Серафима
Гавриловна знает: если на шестом не остановили - значит, девочка
чего-то добилась, настояла на своем. Но мало ли какие бывают
неожиданности!
- Где же мы посадим новенькую? - спросила Серафима Гавриловна.
- Со мной! - крикнул рыжий с голубыми глазами.
- Акатов, ты лучше помолчи. У тебя есть сосед - Кудайбергенов.
- Да я его сейчас вышвырну! - Рыжий обеими руками уперся в
соседа, но тот двинул плечом, и Акатов плюхнулся на пол.
- Ах ты так!
- Акатов! - повысила голос Серафима Гавриловна.
- Если вы не возражаете, - сказала Маша, - я сяду за последнюю
парту.
- Садись! - кивнула Серафима Гавриловна.
Маша прошла мимо Сауле Доспаевой, надменно опустившей глаза, мимо
рыжего Нурлана.
- Ну, восьмой "Б"! - принялась распекать Серафима Гавриловна. -
Неважно вы подготовились к новому учебному году. Настроение, я вижу,
нерабочее. Не все явились к началу занятий. Допустим, у Байжановой
семейные обстоятельства. А где Садвакасов?
- Во-о-о-н бежит Садвакасов, - спокойно сообщил чернявый
Кудайбергенов и показал рукой в окно.
Все повернулись.
- Ух и жмет!
С последней парты Маша увидела, как по плоской степи бежит
мальчишка в школьной серой форме.
Скоро бегун распахнул дверь класса:
- Разрешите войти?
- Явился, не запылился! - добродушно приветствовала его Серафима
Гавриловна. - Садись.
Тяжело дыша, опоздавший прошел к последней парте, недоуменно
взглянул на Машу: откуда вдруг взялась? Сел рядом, достал из-за пазухи
потрепанную тетрадку, из кармана достал новенькую заграничную ручку.
- Расписание сказали?
- Нет еще, - ответила Маша.
От него исходил еле слышный запах дыма, горький, знакомый запах.
Маше вспомнился город, где они жили давным-давно, пестрый удод над
очагом, горьковатый, щекочущий ноздри дым.
Раскрыв тетрадку, сосед пробовал свою шикарную ручку, вывел
крупно: "Еркин Садвакасов" - и залюбовался, склонив голову набок.
- Садвакасов! - вызвала Серафима Гавриловна. - Что-то ты
загляделся на новую соседку. К доске.
Учебный год начался.
Из школы за Машей увязался рыжий Акатов.
- Понимаешь, тебе одной идти опасно. Пустыня! Тут хищные верблюды
водятся. Могут напасть.
- Отстань!
- Польщен вашему вниманию! - продолжал кривляться Акатов. - Нет,
не так... Польщен вашего внимания. Скажи, пожалуйста, какой тут нужен
падеж?
- Отстань!
Они миновали переезд. Показались дома военного городка.
За спиной взвизгнули тормоза. Зеленый военный "газик", дверцу
распахивает лейтенант Рябов.
- Маша, домой?
- Здравия желаем! - Рыжий нахально откозырнул Рябову. - Разрешите
доложить? Назначен сопровождать. Несу, так сказать, конвойную службу.
Замечания будут?
- Вольно! - засмеялся Рябов.
- Иными словами: можете убираться?
Рябов пропустил Машу на заднее сиденье.
- Бойкий парнишка, - сказал он о рыжем. - Ребята прозвали его
Ржавым Гвоздем. Наверное, не только за цвет волос.
Местных ребят Рябов знает хорошо. В части он считается вроде
ответственного за шефство над школой. Под его начальством приезжают
солдаты на школьные вечера, на матчи со старшеклассниками.
По пути, в автобусе, Рябов напоминает Муромцеву:
- Только без происшествий. Понятно?
Володя Муромцев - москвич, из интеллигентной семьи - слушает
наставления с корректной улыбкой, отвечает туманно:
- Наши первыми не начнут. Но навряд ли обойдется.
Рябов и сам понимает: навряд ли. Часть многое делает для школы,
но все налаженные шефские отношения летят к чертям, стоит на школьном
вечере кому-то из солдат неосторожно поглядеть на красивую ученицу.
Майор Коротун возмущается: "Ненормальные отношения с местным
населением". Зато директор школы Ахметов посмеивается: "Почему
ненормальные? Молодость!"
Рябову симпатичен грузный, медлительный директор школы по
прозвищу Голова.
В этот день директор пригласил шефа из городка по делу
малоприятному.
- Милиция беспокоится, - отпыхиваясь, выкладывал Канапия
Ахметович. - Участковый Букашев, вы его знаете. Через Чупчи уплывает
краденый каракуль. Кто-то провозит, но кто - пока неизвестно. Букашев
считает, что тут замешаны наши ученики. Ему известно, что у жуликов за
посыльного какой-то мальчишка.
- Каракуль? - Рябов покрутил головой. - Дело серьезное. Жаль,
если кто-то из ребят попал в такую компанию. Там умеют держать за
горло. Букашев про кого-нибудь конкретно спрашивал?
- Как всегда, про Мазитова из пятого "Б". Про Акатова из восьмого
"Б"...
- Насчет Акатова - чепуха. Он талантливый мальчик.
- Я помню его деда, акына Садыка. Не первой руки акын, но
случалось, выступал на больших айтысах вместе с Джамбулом, с
Байганиным. Они - орлы, а он - крикливая лягушка. По-нынешнему
сказать: не стеснялся подхалтурить. По пирам с домброй таскался. -
Директор говорил все медленнее, неохотнее. - Вы, наверное, осудите
меня, но я, вопреки своим учительским обязанностям, не беспристрастен
к своим ученикам, не даю каждому в своем сердце места поровну. В уме -
да, но в сердце - нет. Вы знаете младшего сына Садвакасова?
- Еркина? В шахматы не раз сражались. Умный парень.
- У казахов есть такая похвала человеку: "журекты", "львиное
сердце". Львиное сердце мы противопоставляем волчьему, ненасытному.
Журекты! Такой человек не идет, как собака за чужим караваном. Он сам
поворачивает коня на истинный путь. А ваш Акатов, что о нем сказать?
Легкий человек. Все, что он делает, несерьезно. Если добивается успеха
- легкий успех.
Во время разговора пришла Серафима Гавриловна.
- Мы с лейтенантом о каракуле говорим, - сообщил ей Голова. -
Кое-что проясняется.
- Мазитов? - спросила она.
- Возможно. Однако Геннадий Васильевич считает, что надо поискать
кого-нибудь потрусливей, помягче...
Лейтенант удивился: разве он это говорил?

До Чупчи Маша переменила четыре школы. Ей ли не знать, что на
новом месте надо себя поставить в первый же день. Но в первый день
любой новичок действует словно впотьмах, обычаи класса и школы ему
неизвестны.
Последние два года Степановы жили в большом городе на Волге. Маша
занималась греблей и плаваньем, на детских соревнованиях брала первые
места. Но в Чупчи все это ни к чему. Здесь нужно что-то другое, а что
- Маше неизвестно, и некого спросить. Отец ее предупредил: в Чупчи
учатся ребята из аулов, они ничего не видели, не знают, кроме своей
степи. Стыдно считать себя лучше и умнее других только потому, что они
прожили всю жизнь в степи, а ты объехала всю страну, летала на
самолете, плавала на океанском теплоходе. Ладно, Маша не стала
задирать нос. Но почему Сауле Доспаева так враждебно встретила ее и не
пустила к себе на парту? Обидно!
Многое бывает обидно в первый день и после сказывается.
Недели через две комсомольский секретарь класса Доспаева подошла
к новенькой из городка.
- Степанова, какую ты можешь вести общественную работу?
- Тренером по плаванию! - Маша не ответила бы так ни Кольке, ни
Акатову, ни Еркину.
- А еще? - снисходительно улыбнулась Сауле.
- Зимой - по конькам!
Разговора не получилось.
Через неделю Сауле предложила ей пойти вожатой к
третьеклассникам.
- Ой, что ты! - вырвалось у Маши. - Я не справлюсь!
Заметила ли Сауле ее растерянность? Наверное. Они даже не
поссорились - ссорятся друзья. Они поговорили вежливо и разошлись.
Оставшись в одиночестве, Маша принялась учить казахский язык.
Голова поручил Еркину помогать новенькой.
В казахском алфавите к букве "к" привязан снизу хлыстик. Не
"калоши", не "кукла" - совсем другое "к". В нем звучит клекот степной
птицы: "ккказаккк". Буква "о" перепоясана ремешком, она выкатывается
из горла не круглая, ее надо в горле как бы сжать с боков, сделать
чуть похожей на "е" и на "у" - сразу на оба эти звука.
Маша догнала Голову в коридоре:
- Канапия Ахметович, пожалуйста, не ставьте мне пятерок.
Он недовольно подвигал морщинами:
- Ты думаешь, я ставлю тебе пятерки за то, что ты дочь
полковника? Я ставлю отметки за успехи. Для человека, который не знал
ни одного казахского слова, у тебя очень большие успехи. Например,
сегодня ответила все падежные окончания. Наверное, сосед тебе хорошо
помогает. - Морщины мягко расплылись. - Я заметил: писали русский
диктант, ты держала тетрадь, чтобы глядел. Он не стал списывать.
Характер. У него по русскому четверка. У тебя за первый диктант тоже
четверка. Я, наверное, диктую для тебя непривычно?
- У меня и в той школе была четверка.
- Очень уважаемая отметка. Пятерка по русскому - редкая птица
даже в России. У нас в восьмом "Б" пятерка только у Сауле Доспаевой. У
Акатова тройки по казахскому, по русскому - без всякого различия.
Болтает бойко, грамотности нет. У Кудайбергенова честная четверка - по
казахскому, по русскому. У твоего соседа четверка. У наших учеников
могут быть разные отметки по истории и по геометрии, но по русскому
языку и по казахскому всегда отметка одна.
Голова шел по коридору, Маша за ним.
- У меня, Степанова, с детства два родных языка. Два - равновесие
моей жизни. Я учился в Ленинграде, в институте имени Герцена, на
факультете русского языка и литературы. - Голова остановился перед
фотографией старой женщины: темное скуластое лицо, белый головной
убор, как у сагатских старух. - Вот погляди. Знаменитая Марьям
Жагор-кыз. На фотографии она уже старая. Когда была молодая, ее не так
звали. Она русская - Мария, дочь Егора, тезка твоя - Маша. Полюбила
парня-казаха, сложила о своей любви песню "Дударай". Вся степь теперь
поет... В нашей степи, Марьям, издавна живут в тесном соседстве
казахи, русские, украинцы. Такую нам судьбу подарила история. Люди,
выросшие здесь, не пили воду из разных колодцев. Ты приглядывайся,
тебе все должно быть особенно приметно.
Старая песельница глядела с фотографии мудрыми зоркими глазами:
"Ну что, Марьям?"

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как-то полковник подвез из райцентра директора школы. По дороге
разговор шел о степных контрастах: радиосвязь с чабанами современная,
а дорог нет, до сих пор держатся за кочевое скотоводство, а корма
подвозит вертолет.
- Прибавьте еще одно противоречие, - заметил Голова. - Такое
достижение ума, как ваша техника, и такой поселок, как Чупчи, с
саманной школой. - Морщины на лицо директора раздвинулись в усмешке. -
У нашего Абая есть восьмистишие-загадка:
"Их восемь доблестных богатырей,
что меряются силой своей.
Верх то один берет, а то другой,
но кто из них окажется сильней?
Такая вот загадка, Николай Сергеевич. Сразу скажу ответ:
Раздумье нас к разгадке привело:
то лето и зима, добро и зло.
Сверх этих четырех - то день и ночь,
нечетное и четное число.
Полковник задумался.
- Странный список богатырей. Неравные понятия. Добро и зло, день
и ночь, чет и нечет...
- Узор мысли! Восток любит символику. Поглядите на орнамент
казахской кошмы!
- Орнамент? Да-а... Я видел у Мусеке великолепную кошму.
- Жена Садвакасова была художница, - с печалью отозвался Голова.
- Я надеялся, что кто-нибудь из их детей станет поэтом. Но все
занялись точными науками.
Некоторое время ехали молча, потом Канапия Ахметович заговорил:
- Из русских поэтов я люблю Кольцова. Он степняк, понимал
простор. Я воевал в кольцовских местах, под Воронежем... Вы, Николай
Сергеевич, откуда родом?
- Брянский.
- Лесной человек. А Садвакасов рассказывал вам, где он воевал?
- Да, под Москвой.
- Ему до сих пор часто снится, будто заплутал в лесу. Шел по
дороге, не понравилось: чего петляет? Решил, что лучше прямо. Пошел
напрямик, полсуток ходил. А выбрался на дорогу и - петля за петлей -
быстро дошел.
- Ваша речь - очень извилистая дорога! - смеясь, заметил
Степанов. - Оттого, что едем по прямой?
- Такой уж я хитрый! - простовато признался Голова. - Вы ведь
меня собирались о дочери спросить, о сыне. Я угадал? Однако мы уже
въезжаем. Скажу пока одно: у вашего сына опасный товарищ.
- Мне уже говорили. Но Витя своих друзей выбирает сам.
- Наша Серафима Гавриловна очень надеется на Витю. Он хорошо
влияет на Салмана Мазитова... Ну, благодарю, что подвезли.
Выбираясь из "газика", директор накренил своей тяжестью машину.
В последний момент Голова решил ничего не говорить полковнику о
подозрениях завуча, будто Мазитов причастен к хищению каракуля. Нет,
не Мазитов здесь замешан.
А Мазитов легок на помине: встретился директору на школьном
дворе.
- Как живешь? Какие новости? - Морщины на большом лице выразили
живейшее ожидание, будто Мазитов только и делал, что радовал директора
школы интересными новостями.
Салман прикинулся дураком и молчал.
На самом-то деле он был вовсе не дурак. Учителям давно бы
следовало догадаться: дурак и лодырь при такой жизни, как у Салмана,
давно бы пропал, а ему ничего не делается. Знание - сила. Это Салман
давно понял. Он знает, сколько баранов привезли на воскресный базар и
кто перекупщик. Знает, что в бане, в пивном ларьке, из-под прилавка
торгуют водкой, что в универмаге у продавщицы Райки есть черный ход и
отец Салмана часто пользуется этим ходом. Знает он, что Амина
встречается с черным Левкой из городка (встречаются они в Мазаре
Садыка и запирают железную дверь), а "Ф + Н = Л" пишет на стенках сама
Фарида...
Многое знает Салман, но молчит. Участковый Букашев с ног сбился:
кто провозит через Чупчи краденый каракуль? А Салман, встречая
Букашева, злорадно скалится: что ты умеешь, милиция? Только и дел у
тебя, что жаловаться Гавриловне, носить ей бумажки в синюю папку,
чтобы засадить Мазитова в колонию. Но придется подождать, милиция!
Салман своими ушами слышал: на педсовете говорилось, что сейчас вся
надежда на дружбу Мазитова с Витей Степановым.
Витя учится без двоек, даже без троек, а по ботанике и зоологии
знает в сто раз больше, чем сама учительница. Ящериц, птиц и мышей для
чучел убивает Салман - Витька при этом закрывает глаза, затыкает уши.
Но что правда, то правда: снять скальпелем мышиную шкуру или птичьи
перья с кожей может только Витя. Скальпель ему подарила Софья
Казимировна. Чтобы Витька его не потерял, Салман эту замечательную
вещь всегда прячет себе в карман.
Чучел они за осень сделали много. Но вот беда - если умеючи
взяться, можно их продать и хорошо заработать, а Витька отдает
задаром. За один почет отдает, за надпись: "Работа учеников 5-го "Б"
Мазитова С. и Степанова В". Хотя что Витьке! В доме у него полно всего
- и еда, и одежда, все есть.
Отец у Витьки добрый, мать не жадная, его сестра Салмана по
голове гладит: "Очень жесткие у тебя волосы. Разве ты злой?" Салман ее
боится немножко. Вообще он ничего не боится, ни Головы, ни Гавриловны,
ни участкового, а перед Витькиной сестрой трусит.
Недавно вечером сидели у аквариума. Люстру погасили, зажгли в
зеленой воде свет, рыбки медленно плавали - красиво! Пришла Витькина
сестра, села рядом на диване, стала рассказывать, как поймала птицу
руками. Они тогда не здесь жили. Кипел казан с бельем, птица села на
деревянную крышку, чуть не свалилась в огонь. Потом вспомнил Витька,
как заблудился в высокой траве. Маша сказала: "Я помню, ты не в траве,
ты в кукурузе заблудился, тебя полдня искали". Потом стали вспоминать,
что отец в войну мальчишкой был, двенадцати лет. Фашисты его
расстреляли вместе с родителями, а один наш офицер нашел его живого в
яме, сыном полка назвал, отвез в суворовское училище.
Вспоминали Витька с сестрой, а после поссорились. Какое море
синей - Берингово или Черное. Витька ей сказал: "Ну и дура!"
Салман не хотел, чтобы Витькина сестра дружила с Сауле. В доме у
Мазитовых не любили всю доспаевскую семью. "Я бы на месте Доспаева..."
- презрительно сплевывал отец. Был бы он не сторожем, а главным
врачом, умные порядки завел бы в больнице. И у матери Салмана свои
счеты с больницей: год назад в детской палате умерла одна из
Салмановых сестренок. "У Доспаевой в палате лежала, по ее вине
умерла", - клялась мать.
Салман не ленился, если видел, что есть возможность напакостить
Сауле. Он был изобретателен на самые дурацкие мелочи и с мальчишеской
мстительностью понимал, как может унизить Сауле, заставив ее думать о
копеечных обидах. Как-то раз он заметил: она на него поглядела
подозрительно, и был рад, словно нашел десятку: прежде Сауле Доспаева
будто и не знала, что есть в Чупчи такой человек - Салман Мазитов.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Маша простудилась, сидит дома. В прежней школе к ней бы в первый
день прибежали друзья, а тут никто не идет.
С утра пораньше Степановым привезли сайгачатину, Маша выглянула в
коридор. На полу валялись две стылые туши в пятнах запекшейся крови.
Разрешение на отстрел выхлопотал Коротун. Вчера он звал Степанова
ехать за сайгаками, но Степанов отказался: отстрел - это не охота.
На кухне мама гремит кастрюлями - собирается варить консервы из
сайгачатипы. На всех кухнях городка сегодня будут варить консервы,
потому что в городках все делается коллективно.
Маша тоскливо глядит в окно. Дым из труб, словно дома разводят
пары, собираясь в плавание.
"Скорее бы нас перевели отсюда", - думает Маша.
Кто-то нетерпеливо давит на кнопку дверного звонка. Мама из кухни
бежит открывать.
- Проходите, проходите! - слышит Маша. - Наконец-то! Она уж
заждалась!
Маша спешно наводит порядок. Расправляет одеяло, смахивает в ящик
тумбочки скуноженные горчичники, взбивает волосы расческой.
Входит мама, за ней сияющая родинками Фарида. Всего лишь Фарида.
- Ты подумай, какая радость, - сообщает мама, - Фарида говорит,
что здешней больнице нужна медсестра.
Это на самом деле большая радость. Маша знает: всюду мама с
трудом находит хоть какую-нибудь работу.
Фарида без стеснения разглядывает Машину комнату. Еще никто из
ребят тут не бывал. Только Салман - Сашка, но он не считается. Первая
у Маши гостья - Фарида.
- Я тебе уроки принесла. Доспаева говорит: кто хочет пойти к
новенькой? Все молчат. А я и раньше тут бывала. Алику носила
новогодний подарок. Это давно было - в четвертом классе. С Аликом тоже
никто не дружил, он трус! Я и сама презираю, если мальчишка не
храбрый. У нас самый смелый в классе, по-твоему, кто? Акатов! В
прошлом году на спор с крыши прыгнул. Я Еркину сказала! "Теперь ты!" А
Еркин прыгать не захотел. Конечно, ему-то зачем, его и так все
уважают. У него на отару волки напали, а отца не было. Отбился сам. За
волка премия полагается - пятьдесят рублей.
Лицо Фариды сияет. Если уж рассказывать - так рассказывать все, и
про себя тоже.
- Мне Акатов просто жуть как нравится. Он самый остроумный в
классе. Я замечаю, он на меня иногда та-а-ак глядит! А тебе уже
кто-нибудь понравился из наших мальчишек?
- Ни... никто.
- Садвакасов, конечно, умный, брат у него академик, все
Садвакасовы в ученые вышли. Ты у Еркина ручку видела? Американская!
Ему старший брат все заграничное присылает, но Еркин никем из девчонок
не интересуется. Я в пятом классе в него влюби-и-илась! - Фарида
округляет глаза. - А сейчас в него Шолпашка по уши, а он ей - ни одной
записки. Я Нурлану каждый вечер пишу, анонимные, пусть поволнуется...
Мы теперь подруги с тобой? Ты в Нурлана не влюбляйся. Ладно? Ты в
Кольку! Он по Саулешке страдает. Колька русский - ты не знала? Его дед
еще давно, когда с басмачами воевали, фамилией поменялся с одним
узбеком. Он этого узбека от смерти спас, вот и поменялись. Такая
замечательная героическая история! Мы Колькиного деда на пионерский
сбор хотели пригласить - Гавриловна отсоветовала. У Кольки дед
необразованный. Ты сама Кольку спроси про узбека, я завтра к тебе
приду, Кольку с собой позову и Нурлана... Ладно?.. Можем в домино
сыграть, как раз четверо будет. Колька любит играть в "морского
козла", а ты умеешь?..
Маша еле успела вставить: "Умею". Да, недаром Колька
Кудайбергенов называет Фариду сорокой. Однако сам-то он не догадался
прийти к Маше. И Доспаева не пошла.
- Обязательно приходи завтра! - просит Маша. - И Нурлану скажи, и
Кольке.
- Мы теперь подруги! Конечно, приду!

За два часа Маша узнала о Чупчи столько, сколько не узнаешь и за
два месяца. Кто бы мог подумать, что у Кольки Кудайбергенова в семье
такая удивительная история! И Еркин... Все мальчишки хвастуны. А этот
хоть бы вспомнил про волка!
Под вечер Маша одна в квартире. Мама ушла, Витька с приятелем у
Рябова. Папа с утра предупредил, что поздно вернется. Тихо кругом -
слышишь, как в батареях переливается вода. Но вот кто-то ключом
поскребся в замочную скважину, отворил дверь, топает в прихожей...
Витька? Маша босиком бежит через комнату, выглядывает в коридор. На
полу сидит Сашка, разувается, оглянулся волчонком: