Стрейн Алекс. В ожидании чуда

   – Ты научилась хорошо справляться с домашними обязанностями, – прервал он затянувшееся молчание.
   – Спасибо, конечно, но, к твоему сведению, я всегда это умела. По крайней мере, с тринадцати лет, – совсем нелюбезно ответила она.
   – И довольно прилично готовишь, – продолжил он, словно не слыша ее сварливой реплики.
   – А готовить я научилась еще раньше, – не преминула она заметить.
   – И ты хорошо выглядишь, – невозмутимо переключился Рик на ее персону, являя собой просто образец выдержки и терпения.
   Кристин подняла глаза от тарелки и не мигая стала смотреть на Рика.
   Развлекается, поняла она. У него новая игра, как забавно! Наверное, это демонстрация понадобилась ему для того, чтобы вывести меня из себя или сбить с толку.
   – Рик, я уже говорила, что не собираюсь заниматься обсуждением собственной персоны.
   – Отчего так?
   – Нет никакого желания обсуждать то, что тебя уже не касается.
   – Так-так... – протянул он. – Мне кажется или ты на самом деле горишь желанием начать ссору?
   – Нет, не горю, – после короткой паузы ответила Кристин, чувствуя внезапно накатившую на нее волну свинцовой усталости.
   Если им суждено провести еще несколько часов под одной крышей, то они должны установить что-то вроде временного перемирия. Иначе все действительно может закончиться ссорой.
   – Хорошо, – коротко ответил Рик.
   Говорить было не о чем, молчание давило, и Кристин встала и принялась собирать грязную посуду.
   Рик снова потянулся к приемнику и принялся терзать настройку. Но то ли погода решительно препятствовала приему радиоволн, то ли батарейки приказали долго жить, но из динамика неслось только приглушенное и невнятное бормотание пополам с шипением и свистом.
   Рик склонился к самому динамику, пытаясь вычленить человеческую речь из этой какофонии звуков, и, если судить по мрачному выражению его лица, услышанные новости не были из разряда радостных. Хотя куда уж хуже!.. Похоже, они застряли на этой ферме на неопределенное время. Кристин боялась даже представить, на сколько именно растянется эта неопределенность...
   Она поставила последнюю вымытую тарелку на полку и взглянула на часы. Всего три пополудни, а темно словно поздним вечером. Пока она готовила ланч, воздух в кухне чуть-чуть прогрелся, но сейчас комната стремительно выстывала. Совсем скоро в доме будет темно, хоть глаз выколи, и холодно, как на Северном полюсе. Как бы то ни было, оставалось надеяться на лучшее и готовиться к худшему. И Кристин отправилась в кладовку, чтобы решить проблему освещения.
   В кладовке она нашла картонную коробку с парафиновыми свечами и несколько запасных одеял.
   – Кристин, ты где? – позвал из коридора Рик.
   – В кладовке, – коротко отозвалась она.
   – Тебе помочь? – секунду спустя любезно поинтересовался Рик от двери, на что Кристин так же любезно заверила, что со всем справится сама.
   Они оба ухватились за это негласное перемирие, потому что оно было одним из условий – если хотите! – выживания при сложившихся обстоятельствах. Вынужденная мера!
   Это перемирие ровным счетом ничего не значит, думала Кристин, выбираясь из кладовки. Так во время великой засухи у водоема мирно сосуществуют львы и антилопы... В темноте она споткнулась о какую-то железяку на полу и едва не растянулась в дверях. Сзади что-то жутко загремело и загудело, словно Кристин умудрилась устроить камнепад.
   – С тобой все в порядке? – Рик караулил ее у дверей, и Кристин, вылетая из кладовки, едва не врезалась в него, затормозив в самый последний момент.
   – Да! – ответила она, после чего вручила Рику несколько свечей и два одеяла.
   Одно из них он сразу же накинул на плечи и стал похож на пассажира потерпевшего бедствие корабля и благополучно спасенного из морской пучины. Это было вполне разумно, учитывая, что температура воздуха в доме так опустилась, что изо рта шел пар.
   – Что ты хочешь делать? – поинтересовался Рик, следуя за Кристин.
   – Разложить свечи. Рик, перестань за мной ходить.
   – Движение – это жизнь... – изрек он и задумчиво добавил, – и тепло.
   Кристин принялась расставлять свечи сначала на кухне, потом в гостиной, а Рик уселся на диван, закутался в одеяло и нахохлился.
   Ветер за стенами крепчал, и от его резких порывов домик содрогался, так что делалось страшно и неуютно. От окна тянуло сквозняком, и пламя свечей дрожало и металось. Кристин задернула тяжелые портьеры, отгораживаясь от враждебного мира, бесновавшегося за стенами маленького дома. Ничтожная помеха для разбушевавшейся стихии, мера эта, однако, вызывала ощущение мнимой защищенности.
   Кристин помедлила у окна, расправляя портьеры. Половина четвертого, и ей нужно придумать занятие на целый вечер, причем такое, чтобы ее интересы не перехлестнулись с интересами Рика. Она была уверена, что только в этом случае перемирие имеет право на существование.
   – Если тебе что-то нужно... – проговорила Кристин, поворачиваясь к Рику. Он по-прежнему сидел на диване и смотрел на нее.
   – Нет, кажется, ты все предусмотрела, – отозвался он.
   – Тогда я пойду.
   – Кристин... Надеюсь, тебе достанет здравого смысла не отмочить какую-нибудь глупость?
   – От-мо-чить? – по слогам переспросила она. – Я тебя не понимаю.
   – Я имею в виду пешее путешествие до города.
   Кристин невольно усмехнулась.
   – На такой поступок я вряд ли отважусь.
   – Хвала господу!
   – Ладно, если что-то все-таки тебе понадобится, скажи. Я буду в своей комнате.

8

   Кристин ушла, и Рик остался один. Он откинул голову на спинку дивана и сначала закрыл глаза, а потом очень сильно зажмурился. Голова болела невыносимо. Боль отдавала в виски и затылок, давила на глазные яблоки изнутри и даже стреляла в шею. К тому же он сильно замерз. Рик даже не помнил другого такого случая, когда бы ему было так холодно. Даже когда он ездил в Европу и в Альпах их группу накрыла небольшая лавина. Тогда все выжили и почти не пострадали – несколько синяков и вывихнутое запястье их проводника не в счет! – но почти полчаса ему пришлось выбираться из огромного сугроба. Снег был везде: под одеждой, в волосах, вокруг и, кажется, даже внутри него, но холода он не чувствовал. Сначала из-за страха, охватившего его, потом – из-за ликования, что остался жив.
   А теперь он чувствовал себя так, что до сих пор сидел в том огромном сугробе... Рик открыл глаза и увидел множество радужных колец и разноцветных мушек, оголтело прыгающих перед глазами. И сквозь все это многоцветье красоты неописанной он почему-то слишком отчетливо видел Кристин. Рик знал, что ее нет в комнате, но она словно стояла перед ним, и от этого ему было плохо и тоскливо.
   Он не думал, что эта встреча будет такой болезненно-острой. Точнее, он вообще не рассчитывал, что эта встреча состоится. Рик планировал поручить все дела своему адвокату, но Джордан неожиданно слег с пневмонией прямо накануне уик-энда. Конечно, можно было дождаться либо окончания выходных и поручить это щекотливое дело другому своему адвокату – юристов в его компании целый отдел! – или на худой конец дождаться выздоровления Джордана, но идефикс получить развод и освободиться от этого брака, завладевшая им с недавних пор, толкнула его на форсирование событий.
   Вчера, закончив проклинать все на свете за то, что он отправился сюда, Рик слегка успокоился и попробовал оценить ситуацию трезво. Сначала она не показалась ему такой уж безнадежной. И только утром стало ясно, что он застрял на ферме. Проще было сказать, что он влип... со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотя что это были за последствия, он пока и сам представлял весьма туманно. Конечно, его ждала Ирена. И еще эта задержка укорачивала его отпуск, который он с огромным трудом выкроил. И – черт побери все на свете! – он, оказывается, еще до сих пор не успокоился настолько, чтобы смотреть на Кристин равнодушно.
   Сначала Рика неприятно задело ее спокойствие и безразличие, когда она не глядя подписала бумаги на развод. А утром она держалась так, словно ее не просто раздосадовала вынужденная задержка его отъезда, а ей – ни больше ни меньше! – просто неприятно его видеть. Эта реакция покоробила и разозлила его.
   Интересно, а чего он ждал: что она закатит истерику и откажется подписывать бумаги? Что кинется ему на шею и попросит начать все сначала? Господи, да что это с ним?! Рик сильно потер ладонями лицо, словно стирая паутину, опутавшую его. Он должен был ненавидеть ее за то, что она сделала. И он был уверен, что так и есть на самом деле... до тех пор, пока не оказался на этой ферме!
   Оказалось, что он не мог даже спокойно смотреть на нее: как она двигается, как говорит, как привычно сдувает с лица и рассеянно заправляет за ухо непослушные локоны. Как готовит еду, подает на стол, как она злится и ехидничает... Это было настоящей пыткой, от которой болело все внутри. И почти теряло значение то, что стояло между ними, то, что никогда не позволит им быть вместе, – ее предательство...
   От нового приступа почти нестерпимой головной боли Рик чертыхнулся и резко дернулся. Покачиваясь, он поднялся и, волоча за собой одеяло, отправился на поиски аспирина. Он никогда не сможет забыть обман Кристин. И еще труднее ему смириться с тем, что это задело его гораздо глубже, чем он мог себе позволить. А ведь в какое-то мгновение ему казалось, что он мог полюбить ее... Почти уже любил – и оказался жестоко обманут! Идиот, был так ослеплен, что не заметил, что ангелочек оказался оборотнем!
   Ангелочек... Именно так он решил, когда увидел Кристин снова. Она приезжала на ранчо каждое лето, и Рик считал это само собой разумеющимся. Однако в прошлое лето она не приехала. Рик помнил, как Изабель то и дело звонила ей, а потом две недели ходила мрачная как туча. Антонио вспоминал ее раз по двадцать на дню, и родители были огорчены... Даже Недотрога, казалось, загрустила без нее. Эта тихая девочка вошла в их семью и стала как родная. Ее любили, за нее переживали, ее с нетерпением ждали в гости, и в то лето «без Кристин» он вдруг понял, что тоже соскучился по ней... как соскучился бы по Изабель, если бы она куда-то надолго уехала.
   Прошел еще один год, и снова наступило лето. Два последних года были для Рика весьма нелегкими и полными перемен – как приятных, так и не слишком. В конце концов, все стало потихоньку утрясаться, жизненные драмы потихоньку тускнеть и забываться... Ирена – на правах старого друга! – поддерживала его изо всех сил, но Рик все же заподозрил, что Ирена не так бескорыстна, как хочет показать. Он даже был убежден в том, что Ирена считает себя наилучшей кандидаткой на роль его жены и уверена, что этот статус у нее уже в кармане. На ранчо, где к тому времени уже в качестве помощника управляющего – Рик сам просил об этом отца – работал Алехандро, она отправилась вместе с ним. Так что они снова были вместе, как в старые добрые времена: Рик, Алекс и Ирена.
   Привычная обстановка и образ жизни, которые на ранчо не менялись сколько он себя помнил, благотворно действовали на него. Бессонница, мучающая Рика на протяжении последних месяцев, куда-то пропала: он спал, как младенец. И проснулся рано, бодрый и отдохнувший. Одним из обязательных утренних ритуалов была прогулка верхом по близлежащим окрестностям, и Рик тут же отправился седлать лошадь.
   К его удивлению и легкому раздражению, проснулась Ирена и, превозмогая утреннюю леность, сообщила, что едет с ним. Она считала, что помогает разгонять его хандру, и Рик не старался ее в этом переубедить. Кроме того, Ирена была обязана со всей серьезностью относиться к прихотям и привычкам Рика, поскольку официального объявления о грядущей свадьбе еще не было.
   Рик быстро оседлал гнедого Джокера для себя, а Алекс помог ему оседлать смирную кобылу для Ирены, и они вдвоем остановились возле крыльца, поджидая девушку. Рик оглядывал двор, опытным взглядом отмечая некоторые упущения и думая о том, почему Алекс не проявляет рвения. В конце концов, это была его работа, а старик Мартин Хэпберн, все еще являющийся управляющим, числился в этой должности лишь потому, что у отца рука не поднималась дать отставку верному служащему.
   – Черт побери, я так и думал, что все мужчины будут у стройных ножек этой крошки, – услышал он голос Алехандро и, обернувшись, увидел, что приятель заинтересованно смотрит куда-то в сторону.
   Рик посмотрел туда же. У конюшни стояли несколько человек: Антонио, седлающий двух лошадей, невысокая рыжеволосая девушка, стоящая к Рику спиной, – наверняка подружка его брата, и несколько молодых ковбоев. Рик тут же понял, почему у брата не слишком довольное выражение лица: молодые люди из кожи вон лезли, чтобы завладеть вниманием девушки, – и невольно усмехнулся. Кроме этой небольшой группки на обширном дворе больше никого не было, а вчерашняя школьница вряд ли могла привлечь внимание Алехандро. Поэтому Рик решил, что Алекс увидел пробегающую по двору Хелен, дочку управляющего, формы которой приводили в трепет добрую половину ковбоев и работников ранчо еще в прошлом году.
   – О ком ты? – лениво осведомился Рик.
   – Об этой рыжеволосой ведьмочке, Кристин, для которой твой брат седлает лошадь.
   – Кристин? – Рик удивился и обрадовался, услышав это имя.
   Они с Иреной приехали вчера очень поздно, и Рик даже не знал, что Кристин здесь.
   – Она самая. Девчонка превратилась в весьма аппетитную штучку.
   Рика ужасно покоробили эти слова. Лицо его застыло, а брови невольно сошлись в одну линию. Кристин никакая не «крошка», не «ведьмочка», и уж подавно не «штучка»! Кристин, тихоня и скромняга, умеющая молчать и слушать и в отличие от большинства девчонок своего возраста – а Рик немало их повидал, поскольку у Изабель то и дело гостила какая-нибудь подруга, – не помешанная на косметике, тряпках, мальчиках и... глупом хихиканье, которое выводило его из себя!
   Они всегда запросто разговаривали о довольно сложных для ее возраста вещах, и Кристин не только всегда поддерживала беседу, но и вставляла весьма разумные замечания к месту. А это такая редкость вообще и для такой малышки в частности. У нее были волосы оттенка красного дерева, какой ему еще никогда не доводилось видеть, а ее огромные серо-зеленые глаза были то не по-детски серьезными и даже печальными, то озорными и смешливыми, как у проказливого бесенка...
   А Алекс... пялился на нее и говорил пошлости, и всего этого Рик просто не мог стерпеть.
   – Не смей на нее пялиться, – грубо сказал он.
   – Ты шутишь? – Улыбка медленно сползла с губ Алехандро, когда он понял, что Рик страшно далек от веселости.
   – Нет, я не шучу.
   – Чем ты так разозлил Рика, Алехандро? – никем не замеченная Ирена подплыла к ним, помахивая зажатыми в пальцах очками.
   Очки были от какого-то супермодного дизайнера и стоили примерно тысячу долларов. Рику всегда нравилась элегантная небрежность Ирены в обращении с дорогими вещами, но сейчас он снова ощутил приступ раздражения – уже не легкого, похожего на досаду, а самого настоящего, с примесью злости. Втрое больше стоил ее костюм для верховой езды, не считая украшений, количество которых в столь ранний час Рик посчитал верхом безвкусицы.
   – Дорогая кузина, – приторно пропел Алекс, с улыбкой глядя на Ирену, – как приятно тебя видеть. Замечательно выглядишь... – он поцеловал ее в щечку, – и вкусно пахнешь.
   От этой вольности Ирена капризно изогнула верхнюю губу.
   – Тебе тоже не помешало бы пахнуть чуть вкуснее, чем лошадьми и коровами.
   – Что поделать, дорогая, я с самого раннего утра на ногах, а моя работа слишком отличается от труда «белых воротничков».
   Алекс даже руками развел, словно извинялся за то, что работает не в офисе.
   Раздражение Рика усилилось, и он, оставив любезничающих кузенов, направился к группке молодых людей, в центре внимания которых была Кристин. Ковбои при виде сына хозяина поздоровались и быстро ретировались.
   – Доброе утро! – поздоровался он.
   Кристин медленно – Рику показалось, что слишком медленно – повернулась. Несколько секунд она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   – Риккардо, вы приехали! – воскликнула Кристин слишком громко и стушевалась, а в ее глазах Рик мгновенно уловил что-то большее, чем просто радость.
   Но он мгновенно забыл о своем открытии, потому что наконец-то разглядел Кристин как следует. Веснушки, раньше усеивающие ее аккуратный носик, куда-то подевались, а глаза, кажется, стали еще больше. А в их серо-зеленой глубине появились загадочность и закрытость, словно Кристин хранила какую-то тайну. Ее кожа была очень белой и полупрозрачной, а нежные розовые губы показались ему бархатистыми лепестками роз...
   На этой ноте Рик опомнился и встряхнулся. Эк его занесло, он словно на какое-то мгновение превратился в подростка, находящегося под воздействием неуемных гормонов.
   – ...А мы как раз собрались с Антонио на прогулку, – услышал он слова Кристин, хотя и так все было ясно.
   – Доброе утро, сеньорита Кристин, – услышал Рик за спиной приветствие подошедшего Алекса.
   Алекс встал в некотором отдалении от Рика, и на губах его застыла неопределенная улыбка.
   – Доброе... – Кристин бегло улыбнулась Алексу, но в ее приветствии Рику мгновенно почудилось некое напряжение.
   От его внимания также не ускользнуло, что Антонио бросил на Алехандро неприязненный взгляд. Рик насторожился.
   – Ладно, Рик, увидимся за завтраком, – сказал Антонио, словно подавая Кристин некий сигнал.
   Она едва заметно кивнула, соглашаясь, и они оба легко взлетели в седла. Кристин слабо махнула рукой, и они с Антонио выехали со двора. Провожая взглядом быстро уменьшающиеся фигурки, Рик отметил, что Кристин не предложила ему присоединиться. И что она избегала смотреть на Ирену.
   – Риккардо, ты еще не передумал последовать их примеру?
   – Нет, – он оглянулся на Ирену. – Едем...
   Он буквально взлетел в седло и сверху наблюдал, как Ирена пытается взгромоздиться на лошадь. Несмотря на посещаемые курсы верховой езды с инструктором, специально для этой цели пошитый костюм и старание Ирены, в ее движениях не было и сотой доли изящества и непринужденности Кристин. Рик неотрывно думал о Кристин всю прогулку. Она очень изменилась, и он чувствовал непривычное и от этого не слишком приятное волнение. Он действительно увидел ее, осознал перемены, произошедшие в облике девушки, и в нем что-то перевернулось. Это «что-то» засело посередине груди и мягким толчком напоминало о себе каждый раз, как Кристин появлялась в его поле зрения. А через несколько дней, наблюдая, как Кристин идет с Изабель через двор, привычным жестом отбрасывая с лица волнистые локоны и легко улыбаясь чему-то, Рик вдруг отчетливо понял, что его чувства больше не могут ограничиваться братской любовью. Наверное, он шел к этому постепенно, но именно в этот момент осознал сей факт очень отчетливо и ясно. Чувство было похоже на удар молнии: мгновенная вспышка, от которой перехватило дыхание и, кажется, даже сердце пропустило несколько ударов, а потом внезапное озарение...
   События полугодовой давности были слишком ярки. Испытывая приступ саднящей боли в груди, Рик ударил кулаком по стене. Он словно пытался заглушить острой физической болью то неясное, ненужное и застарелое чувство. Но легче не стало, и на душе было все так же дискомфортно, словно кто-то привязал его сердце прочной ниткой и дергал в свое удовольствие.
   Голова Рика снова склонилась на спинку дивана. Перед его закрытыми глазами стояло лицо Кристин...

9

   – Кристин?!
   Девочка замерла, а потом быстро закрыла дневник и сунула его в ящик письменного стола. Она успела только приподняться, как в комнату вошел отец.
   – Кристин!
   – Да, папа. Что случилось?
   – Что это? – Он потряс перед ней письмом, зажатым в кулаке.
   Кристин тотчас поняла, что это.
   – Это письмо от сеньора Габриеля, – спокойно ответила она.
   – Я знаю, что это такое, – проскрежетал отец. – Что вы затеваете снова? Ты что, пишешь ему и жалуешься на свое тяжелое существование? Хочешь уехать? Тогда так и скажи! Мне никто не нужен, удерживать тебя я не стану. Черт побери, мне совсем никто не нужен!
   Последнюю фразу он произнес почти отчаянно, и от жалости у Кристин сжалось сердце. Он действительно был жалок, этот большой мужчина, ее отец, который так и не смог справиться со своей потерей. С каждым днем он все больше отдалялся от Кристин, превратившись из сильного, веселого, доброго человека в жалкую, обрюзгшую тень себя прежнего.
   – Ты же знаешь, папа, что это не так, – тихо сказала Кристин.
   – Нет, не знаю. Зачем ты пишешь ему?
   – Семья сеньора Габриеля – наши друзья. А тебе, папа, не стоит больше делать этого.
   – Не делать чего? – почти с вызовом спросил он.
   – Не пытаться вымещать свою боль и раздражение на ком-то еще. Никто ни в чем не виноват, папа.
   После этих слов отец словно окаменел. Его пальцы разжались, и письмо выскользнуло из них, упав на пол. А потом Джонатан медленно повернулся и вышел из комнаты Кристин. Наверное, это было жестоко, устало подумала Кристин. Я жестокая и ужасно себя веду. Папе сейчас плохо...
   Тут она быстро оборвала себя. Да, ему плохо, а разве ей легко? Она чувствовала себя так, словно внезапно не просто повзрослела, а состарилась на несколько лет. А ведь ей только тринадцать!
   Кристин наклонилась и подобрала письмо. Когда отец забрал ее с ранчо, он сказал Кристин, что не простит Габриелю того, как тот обошелся с ним. Он отказывался признавать, что Габриель был прав, что, если бы не он, неизвестно, что случилось бы с Кристин. Джонатан упрямо твердил: Габриель Ромеро предал его, едва не отняв дочь, он ему больше не друг и знать его не желает. Кристин тяжело было слышать эти нелепые обвинения, но еще хуже было то, что ждало ее впереди.
   Первый год оказался самым тяжелым. Жизнь Кристин изменилась кардинальным образом. Осенью отец продал их прекрасный двухэтажный дом, мотивируя это тем, что у него нет средств содержать его, и они переехали в маленький одноэтажный коттедж в пригороде, где было всего две спальни. Из-за переезда Кристин пришлось сменить школу. Все ее друзья остались в прежней школе, а новых она так и не сумела завести: из-за переживаний и проблем она стала более замкнутой. И кроме того, у нее появилось множество забот и домашних обязанностей, о которых ее одноклассники не имели не малейшего представления.
   Раз в неделю к ним приходила женщина из специального агентства, которая выполняла самую трудоемкую часть домашней работы, но все остальное Кристин пришлось научиться делать самой, и у девочки оставалось не так много свободного времени. Но даже и эти несколько часов она не могла проводить в соответствии со своими желаниями. Кристин не могла позволить себе носить хорошую качественную одежду, у нее почти не было карманных денег, а их дом был так неуютен, что она не могла пригласить к себе друзей.
   Кристин не участвовала в большинстве школьных мероприятий, не состояла в группе поддержки школьной футбольной команды, не обсуждала мальчиков, не посещала вечеринки и воскресные пикники. Но гораздо легче было думать о том, что жесткое расписание не позволяет ей тратить драгоценное время на всякие глупости, чем стыдиться того, что она просто не может позволить себе обычное для подростка времяпрепровождение. Не может позволить себе нормальной жизни!
   Каждый день все больше отдалял ее от мечты обрести настоящих друзей, и со временем Кристин оказалась в изоляции. И все свободное время она стала посвящать чтению. Кристин читала все – от Вальтера Скотта до Жана-Жака Руссо, но в определенный момент времени ее стали привлекать дамские романы. Изящные, утонченные повествования о романтических рыцарских отношениях, которые в наши дни практически не встречаются. За редким исключением, конечно. Кристин была уверена, что она и есть это редкое исключение.
   Иногда перед сном она грезила о средневековых замках, рыцарях, развевающихся занавесях в высоком окне башни, где ждет своего рыцаря прекрасная дама... Конечно, в образе дамы была она сама, а в образе рыцаря, который вот-вот должен появиться на горизонте и спасти ее от тоски и одиночества, подарить любовь и счастье, – Риккардо Ромеро... Эти мечты имели примесь легкой горечи, потому что Кристин знала, что им никогда не стать явью, но для нее они были сродни наркотику, который помогает хоть на некоторое время забыться.
   А потом судьба сжалилась над ней, и у Кристин появилась Лидия.
   Лидии было лет под шестьдесят, и она жила в домике по соседству. О ней ходило множество слухов: будто Лидия являлась не то академиком, не то профессором, что она тайная миллионерша и вообще очень эксцентричная особа.
   Но уже то, что Лидия жила в уединении очень скромно и притом не в самом хорошем районе, частично развенчивало все эти мифы. Ее домик был маленьким – еще меньше того, где жила Кристин с отцом, но очень ухоженным. Перед домом располагался крошечный садик и прекрасно оформленные альпийские горки. Все было очень сдержанно и скромно, но необычайно красиво.
   Мимо этой красоты Кристин проходила каждый день по два раза – в школу и домой – и однажды не выдержала: девочка остановилась напротив соседского дома и почти воровато огляделась. Улица была пуста, а Лидия всегда до пяти отсутствовала. И тогда Кристин быстро выхватила из школьного рюкзачка свой блокнот и стала делать набросок. Позже он поможет ей, сейчас Кристин пыталась ухватить лишь самые главные детали, основополагающие линии и штрихи.