Но всегда до пяти отсутствующая Лидия каким-то образом оказалась у нее за спиной и через плечо девочки рассматривала рисунок.
   – У тебя здорово получается, – тихо проговорила она.
   – Простите. – Кристин смутилась и быстро убрала блокнот.
   – Нет-нет, не нужно извиняться, я польщена, что это привлекло тебя. Не хочешь зайти в гости на чашечку чаю?
   – Я бы с удовольствием, но... – Кристин оглянулась на свой дом, где ее ждала куча домашней работы.
   – Ничего, это не займет у тебя много времени, – по-своему разрешила этот вопрос Лидия и, подхватив Кристин под локоток, увлекла за собой в дом.
   Вместо нескольких минут Кристин провела в доме Лидии почти три часа, забыв обо всем.
   Жилище Лидии поразило девушку. Да, внешность оказалась обманчивой, а за скромным фасадом скрывался настоящий бриллиант. В доме было множество книг, ковров ручной работы и произведений искусства, на которые Кристин взирала с восторгом. И был запах, который до боли напомнил ей запахи, что витали в доме Ромеро – самом прекрасном месте на земле, где доводилось бывать Кристин.
   Слово за слово Лидии очень быстро удалось разговорить Кристин, после чего она заявила, что у Кристин настоящий художественный талант, который Кристин просто обязана развивать и совершенствовать. И она, Лидия, готова ей в этом помочь. Как Кристин смотрит на то, что она будет давать ей уроки? Скажем, два раза в неделю?
   – Простите, я не могу... – выговорила Кристин, почувствовав знакомое оледенение внутри.
   Она была бесконечно благодарна пожилой женщине за заботу, за непринужденное общение, которого уже очень давно не было в ее тусклом существовании, но у Кристин не было денег на эти уроки. К тому же она не сомневалась, что отец не одобрит эту затею.
   Но Лидия только тряхнула головой, отчего ее седые волосы слегка взметнулись и тут же снова превратились в тщательно уложенную прическу – в Лидии все было безупречно.
   – Глупости. Не нужно ни о чем беспокоиться. И это не благотворительность, – сказала она, заметив, что Кристин собралась протестовать. – Ты сама не понимаешь, от чего хочешь отказаться. И я себе не прощу, если не помогу тебе. Это дар божий – неужели ты хочешь его просто закопать в землю?!
   Кристин не была уверена, что это дар божий, но Лидия оказалась очень упорной особой в достижении поставленных целей. К тому же, как заверила ее Лидия, эти уроки вовсе не будут бесплатными: платой за уроки станет ее первая картина. И вообще, пусть Кристин не комплексует и чувствует себя инновационным проектом, в который инвесторы вкладывают средства! Лидия могла быть весьма убедительной, а Кристин очень хотелось продолжить это знакомство, и в итоге она согласилась.
   Их сотрудничество было более чем плодотворным, и спустя полгода Лидия призналась, что не ожидала столь быстрой «окупаемости проекта» и у нее еще никогда не было столь способной ученицы. Лидия говорила, что у Кристин свой неповторимый стиль и безупречное, почти ангельское видение мира, что ее картины завораживают. Она называла Кристин редчайшей жемчужиной в море бездарности... Кристин с благодарностью принимала все похвалы, но считала, что Лидия преувеличивает.
   У Лидии не было детей, у Кристин не было матери... Наверное, это еще больше сблизило их. Лидия стала ее подругой, наставницей, учителем и патронессой. Она стала ее ангелом-хранителем. Лидия учила Кристин всему, что знала сама, и всегда поддерживала. Они много разговаривали – у них оказалось множество общих тем для беседы. Их общение прерывалось только летом, когда неизменно приезжал сеньор Габриель и увозил Кристин на ранчо.
   Отец, к счастью, перестал чернить Габриеля в глазах Кристин, но каждый раз она чувствовала его молчаливое сопротивление и неудовольствие ее отъездом. В год, когда ей исполнилось семнадцать, она не смогла поехать на ранчо из-за болезни отца. Джонатан болел долго и, если так можно выразиться, самозабвенно. Он изводил Кристин жалобами и упреками попеременно и требовал к себе постоянного внимания.
   С наступлением осени болезнь отца волшебным образом пошла на убыль. Кристин все понимала и злилась на него. И от этого ей было стыдно. А потом она заметила в нем перемены. Джонатан словно встряхнулся, повеселел, все чаще стал задерживаться с работы. А в середине ноября Кристин, придя из школы, застала в доме женщину, которую сначала приняла за новую домработницу. Но Джонатан, чуть смущаясь, представил их друг другу, и оказалось, что Дороти вовсе не приходящая прислуга, а подруга отца и они встречаются уже несколько недель.
   – Приятно познакомиться, – вежливо сказала Кристин. – Хотите чаю? Кофе? Может быть, сок?
   – Чаю... – ответила Дороти, очень скромно присев на краешек софы.
   Кристин отправилась готовить чай, оставив Джонатана и Дороти в гостиной. Она попыталась оценить пассию отца: полновата, черты лица самые обычные – увидишь такую в толпе и не вспомнишь потом ни одной подробности! – вот только глаза... Цепкие и холодные. И подбородок слишком решительный для этого лица. Кристин почувствовала беспокойство, но тут же подумала о том, что отец и так слишком долго был один, а то, что он представил Дороти своей подругой, ничего еще не значит.
   Как оказалось впоследствии, Кристин сильно ошибалась.
   Дороти быстро освоилась в их доме и стала проводить в нем слишком много времени. Через неделю она представила Кристин и ее отцу своего сына Тома, который был старше Кристин на два года и вызывал у девушки еще меньше симпатии, чем его мать, а на День благодарения по инициативе Дороти был устроен семейный ужин...
   Кристин очень не нравилась подобная стремительность, но, когда она попыталась поговорить с отцом, Джонатан ничего не захотел слушать. Более того, он заявил, что устал от одиночества, а Дороти ему очень нравится и он настроен очень серьезно. Кристин осторожно посоветовала ему не торопить события и как следует все обдумать, на что Джонатан разозлился и сказал, что это вовсе не ее дело. Через два дня после этого разговора Дороти переехала к ним, а на Рождество Джонатан оформил свои отношения с Дороти.
   «Папа сильно изменился. С появлением Дороти он потерял интерес ко всему, кроме самой Дороти. Он плывет по течению, ловит каждое ее слово, делает только так, как скажет Дороти... Так корабль-призрак, неуправляемый и молчаливый, двигается, подчиняясь воле ветра и волн. Он как... «Летучий голландец», мертвый корабль, который только издали кажется нормальным, а подойдя ближе, замечаешь, что он совершенно безжизнен.
   И он снова начал пить. Хотя это уже не так заметно, как в те первые, самые страшные дни, но все равно слишком часто от него пахнет алкоголем. Преодолев себя, я пыталась поговорить с Дороти, но она заявила, что это не только не опасно, а даже полезно, потому что таким образом мужчины снимают стресс. И я вдруг поняла, что она не только не противится его пагубной привычке, а, наоборот, поощряет его и даже сама покупает ему спиртное.
   От меня больше ничего не зависит. Дороти окружила отца такой «заботой» и опекой, что мне иногда становится немного не по себе. Она контролирует каждый его шаг. За несколько месяцев эта женщина все взяла в свои руки, и собственный дом стал для меня чужим. Иногда мне кажется, что я ее ненавижу. И дело вовсе не в банальной ревности. Но еще больше я ненавижу Тома с его прыщавым лицом и липким взглядом. Он нечасто приезжает, но в те дни я стараюсь как можно меньше времени находиться дома. Мне кажется, что он следит за мной, подглядывает в замочную скважину, так что я даже не рискую переодеваться и принимать ванну, пока он в доме.
   Последним шансом хоть что-то изменить был разговор с папой. Но он выслушал меня молча и у него был такой отсутствующий взгляд, что я поняла: все старания напрасны. В ответ на мои слова он заявил, что Дороти безумно его люби
   Но во всей этой череде неприятностей должны быть и хорошие моменты, и они есть. Во-первых, меня оставили в покое. Никто не интересуется, где я провожу время. Мне кажется, меня бы не хватились, даже если бы я вообще исчезла. У меня масса времени, которое я посвящаю рисованию. Я участвовала в первой в своей жизни выставке, и две моих картины были проданы. У меня появились деньги, заработанные собственным трудом! Летом я собираюсь отправиться на ранчо Ромеро – сеньор Габриель строго предупредил меня в последнем письме, что не примет отказа, и я уже приняла это приглашение. А потом я поступаю в распоряжение Лидии – меня ждет художественный колледж...»
   Кристин выдержала ровно полгода рядом с новоиспеченным счастливым семейством. Именно рядом, потому что так и не вошла в него: у нее не было, нет и не будет шанса это сделать – это Кристин понимала предельно ясно. И она начала осуществлять свой план, начальным пунктом которого был ее визит на ранчо.
   Изабель едва не задушила ее в объятиях при встрече (Кристин улыбнулась, вспомнив неуемный восторг подруги и ее буйную радость), сеньора Августина прослезилась и тут же начала хлопотать вокруг «бедной девочки», а сеньор Габриель обнял и сказал, что они рады приветствовать ее дома. Он так и выразился – «дома», как будто это был и дом Кристин. И от избытка чувств она тогда не выдержала и совсем по-детски расплакалась, и все кинулись ее утешать... Позже сеньор Габриель осторожно поинтересовался реакцией на ее отъезд Джонатана – он до сих пор очень болезненно переживал разлад в их отношениях.
   Из писем Кристин Габриель знал о женитьбе ее отца, но информация была слишком осторожной и строго дозированной, чтобы Габриель мог представить истинное положение вещей. Кристин просто было стыдно открыть ему всю правду.
   Сейчас же, отвечая на вопрос Габриеля, Кристин довольно непринужденно улыбнулась и ограничилась полуправдой.
   – Никто не был против.
   На самом деле она просто уехала, оставив лишь записку, в полной уверенности, что мачеха и сводный братец будут счастливы, что она перестанет мозолить им глаза. А отец... Ему уже давно все равно, и он, скорее всего, даже не заметит отъезда родной дочери, как не замечал ее постоянного отсутствия дома.
   Никто не знал – даже Лидия – как неуверенно и скованно она себя чувствует, как страшится того, что ждет ее в будущем. Кристин очень многого стала бояться, а ее страх и подозрения ассоциировались с чем-то неясным и тяжелым, ворочающимся в глубине души, как клубок холодных змей.
   – Какие у тебя планы, Кристин?
   – Поступить в колледж, – ответила она.
   – Насчет колледжа можешь не волноваться, я помогу тебе.
   – Нет, спасибо, не нужно. Я хочу добиться всего сама. Я очень вам благодарна за поддержку и за то, что вы пригласили меня на ранчо, но больше я не хочу беспокоить вас.
   – Что за глупости? – попытался возмутиться Габриель, но Кристин твердо стояла на своем. Только так, и никак иначе.
   – Но почему, Кристин? Это не благотворительность, и моя помощь нисколько не оскорбит тебя, – все еще продолжал настаивать Габриель. – Ты мне как дочь, дорогая, точно так же я помог бы Антонио или Изабель!
   – Я знаю. И спасибо вам огромное. – Кристин подавила непрошеные слезы и тепло улыбнулась Габриелю. – Вы мне и так слишком много помогаете.
   – Хорошо, поступай как знаешь. Только помни, что здесь твой дом и тебя всегда рады видеть здесь.
   Кристин захлопнула старую, пожелтевшую от времени тетрадь и невидящим взглядом уставилась в стену, на которой плясали тени, вызванные к жизни желтым колеблющимся светом свечи. Она собиралась написать несколько писем, но, пока искала в ящике секретера чистые листы, наткнулась на свой дневник и не смогла удержаться – засела за чтение.
   Она снова, год за годом, проживала свою жизнь: целых семь лет, вплоть до того дня, когда она приехала на ранчо Ромеро. Это был не лучший период в ее жизни. Она хотела только надеяться, что жизнь сполна компенсирует ей эти годы радужным будущим. Она до сих пор надеялась на это...

10

   Кристин сунула тетрадь и неиспользованные листы – настроение писать письма у нее уже пропало – обратно в секретер и взглянула на часы. Почти восемь. Конец света не спешит наступать, а значит, самое время подумать об ужине и потом отправляться спать. Возможно, буря завтра утихнет и все наконец-то наладится.
   Она вышла из комнаты и поежилась – холод был почти нестерпимым. Кристин плотно прикрыла дверь своей комнаты и пошла по темному коридору. Дверной проем, ведущий в гостиную, был темен, но внимание Кристин привлекли какие-то странные, едва слышные постукивания. Кристин остановилась, прислушиваясь к звуку, и крадучись двинулась вперед.
   Кристин услышала негромкое чертыханье Рика. Потом он что-то неразборчиво пробормотал, заскрипели пружины дивана... А через мгновение перед ней открылась картина: Рик сидел на диване с ноутбуком на коленях, на небольшом столике перед ним лежали листы бумаги, несколько пластиковых файлов и догорала свеча. Отсутствие удобств Рик пытался компенсировать личными дизайнерскими разработками, превратив одно из одеял в подобие пончо. Голубоватое свечение экрана освещало его лицо.
   Он не сразу заметил Кристин, а заметив, оторвался от своего занятия, распрямился, потянулся и размял пальцы.
   – Что ты делаешь? – осведомилась она.
   – Пока не сел аккумулятор, нужно кое-что доделать.
   Ах да, его бизнес, подумала Кристин и сказала:
   – Наверное, у тебя теперь возникнет масса проблем.
   – Проблем?
   – Я имела в виду твое отсутствие на рабочем месте.
   – Никаких проблем: я как раз решил устроить себе небольшой отпуск, – ответил Рик, чувствуя что-то вроде легкой неловкости.
   Кристин вовсе не обязательно знать, что эти несколько дней он решил провести с Иреной.
   – Понятно, – отозвалась Кристин. – Хочешь поужинать?
   Рик неожиданно улыбнулся.
   – Боюсь, ты немного опоздала.
   – Хочешь сказать, что успел уничтожить все продукты в доме? – как-то слишком легкомысленно поинтересовалась Кристин.
   – Разве я похож на закоренелого эгоиста?
   – Вообще-то нет, – тихо призналась она. – Просто твое заявление наталкивает на некоторые выводы.
   – Я только имел в виду, что ужин уже готов.
   – Готов? Ты приготовил ужин? А как же твои угрозы насчет недельной уборки? – растерянно пробормотала Кристин.
   – Наверное, я преувеличил собственную беспомощность. К тому же мне нужно было хоть как-то согреться. – Рик закрыл ноутбук и переложил его на столик. Потом встал, плотнее стянул одеяло на груди одной рукой, а другой взял свечу в старом медном подсвечнике со стола. – Пошли? – то ли спросил, то ли предложил он. Кристин кивнула.
   Приготовленный Риком ужин оказался в сумке-холодильнике, что несказанно изумило Кристин. Она-то точно не сообразила бы использовать теплоизоляционные свойства этого нехитрого приспособления. Кристин не удержалась и сказала об этом Рику. Он пожал плечами. Рик казался слишком спокойным и даже дружелюбным для их вынужденного перемирия.
   Ох не к добру это, рассеянно подумала Кристин, доставая столовые приборы.
   – Я даже не знала, что здесь есть такие подсвечники, – сказала она.
   – Они были в кладовке, разве ты не видела?
   – Вообще-то нет.
   У Кристин не было желания тщательно исследовать все закоулки в доме. В первое время у нее даже было чувство, что старое жилище безмолвно протестует против ее пребывания здесь, что она пришлась не по душе старому дому. По ночам на чердаке скрипели половицы, шуршали по углам мыши, а сам дом, кажется, тяжело вздыхал. Много ночей Кристин провела без сна, закутавшись в одеяло и слушая эти звуки. А потом... Потом приехала Лидия и сделала ей строгий выговор, призванный вразумить Кристин и наставить ее на путь истинный.
   Этот выговор встряхнул Кристин, прогнал хандру и пробудил жуткую работоспособность. Они вместе сделали генеральную уборку в доме – делала, конечно, Кристин, а Лидия занималась руководством – разобрали кучи старого хлама на чердаке, сшили новые занавески и переделали еще много всяких дел, после чего дом засиял и как-то встряхнулся, помолодел. Мариза привезла горшки с цветами, которые Кристин расставила в хорошо продуманном беспорядке. Дом перестал вздыхать и охать по ночам, а Кристин избавилась от бессонницы.
   – Кристин, ау-у... – позвал Рик, и она, выплыв из омута воспоминаний, беспомощно моргнула.
   – Извини, задумалась.
   – Я уже понял. Ты порезала весь хлеб, который был в доме.
   – Действительно, – сконфуженно пробормотала Кристин и торопливо принялась убирать нарезанные кусочки в полиэтиленовый пакет. – Ничего страшного, – сообщила она, не глядя на Рика, – зато теперь не придется его резать на завтрак.
   – А заодно на обед и на ужин.
   – Что?
   – Когда я ходил за документами, заодно в машине прослушал прогноз погоды по приемнику. Похоже, нам не стоит надеяться на скорое улучшение погоды. Если только синоптики по своему обыкновению не перестраховываются.
   – А есть надежда, что они перестраховываются? – робко осведомилась Кристин.
   – Учитывая, что данные получены со спутника, процент этой надежды равен нулю.
   Если синоптики окажутся правы, то они будут заперты в этом доме еще как минимум на сутки... Или даже на двое суток! От осознания этого факта у Кристин спина покрылась мурашками, и девушка зябко передернула плечами. Остается только надеяться, что оборудование спутника вышло из строя, в связи с чем аппараты выдали на землю ошибочную информацию. А на самом деле ураган утихнет через пару-тройку часов... Да, а в дверь сейчас постучится Санта-Клаус с мешком подарков!
   – Рик, а компьютер...
   – Что?
   – У тебя должен быть выход в Интернет!
   – Кристин, – задушевно отозвался он, – для этого нужен телефон, разве тебе это неизвестно?
   Щеки Кристин залил нервный румянец. Ну конечно, телефон! В присутствии Рика она внезапно поглупела – ничем другим оправдать ее слова нельзя.
   – Да, верно, извини.
   – Но даже если бы мне удалось сообщить о своем местоположении, вряд ли бы кто-то, находясь в здравом уме, направился мне на выручку в такую непогоду.
   Кристин кивнула.
   Колеблющийся желтый свет оставлял углы в непроницаемой темноте, высвечивая лишь небольшое пространство вокруг стола. Обстановка казалась нереальной и таинственной, и все это вкупе с миролюбием Рика делало вечер похожим на сон. Кристин вспомнился какой-то полузабытый рассказ, где главная героиня никак не могла проснуться, воспринимая сновидения как реальность...
   – Я сильно тебе мешаю? – уже совсем другим тоном поинтересовался Рик.
   – Дело совсем не в этом... – начала Кристин, но, подняв голову и замерев под пронзительным взглядом Рика, как кролик перед удавом, умолкла. Голова стала пустой и звонкой, как хрупкий хрустальный сосуд.
   – А в чем?
   Кристин моргнула и добросовестно попыталась вспомнить, что же она хотела сказать, но не смогла. В голове стоял сплошной звон, словно она только что вынырнула с большой глубины, где уже задыхалась от недостатка кислорода. Впрочем, наверное, так оно и было: пока она находилась в плену – в глубине! – его глаз, она совсем забыла, что нужно – и можно – еще и дышать!
   – Я... я вовсе не гоню тебя. К тому же, как ты уже сказал, это ведь твой дом, – неловко пробормотала она.
   – Верно, но ты не ответила на мой вопрос.
   – Ты мне не мешаешь.
   – Но...
   – Что – но?
   – Продолжай. Ты не договариваешь. Скажи то, что хотела. – Его тон стал жестким и холодным.
   Наверное, из-за этого тона у Кристин все внутри затряслось, а кожа покрылась мурашками.
   – Я чувствую себя не в своей тарелке из-за твоего присутствия! – выпалила она прежде, чем успела прикусить проклятый язык.
   – Вот как?
   Рик поставил перед ней тарелку с бифштек-сом и картошкой, и Кристин почти рухнула на стул и вцепилась в вилку, как утопающий – в спасательный круг. Рик сел напротив и молча принялся рассматривать Кристин, массируя пальцами подбородок.
   – А чего ты хотел? – почти с вызовом сказала Кристин.
   Он молчал, продолжая задумчиво изучать ее. Из-за тусклого неверного света его глаза казались черными провалами, а черты лица – заострившимися.
   – Наверное, ты права, – наконец сказал Рик и тоже взялся за вилку. – Ешь, а то ужин остынет и все мои труды пропадут.
   Кристин повиновалась, боясь поверить, что он ограничился всего лишь этой фразой. Наверное, вспомнил о перемирии... О котором она сама едва не забыла! Кристин воткнула вилку в ломтик жареной картошки.
   Очередной порыв ураганного ветра хлестко ударил в окно, так что задребезжали стекла. Кристин едва заметно вздрогнула: обещанная катастрофа показалась ей вдруг очень близкой и неминуемой.
   – Дом выдержит этот ураган, – сказал Рик, безошибочно угадав причину беспокойства Кристин.
   – Мне бы твою уверенность, – пробормотала она и принялась выводить вилкой затейливые узоры на тарелке.
   – Ты ничего не ешь, – упрекнул Рик.
   – Ем, ем, – уверила его Кристин и в подтверждение своих слов отправила многострадальный ломтик картофеля в рот.
   В комнате повисло молчание, нарушаемое только редким звяканьем вилки о тарелку и потрескиванием свечи. Это молчание; едва разгоняемая светом свечи темнота; стихия, бушующая за стенами дома, которые в эту минуту казались всего лишь хлипкой и ненадежной преградой; осознание того, что совместный спокойный ужин состоялся только благодаря дурацкому перемирию, а впереди у них нет ничего, даже совместного завтра... – все это свилось в горячий и горький комок, который тяжким грузом осел где-то в середине груди Кристин и давил, тяжко и больно, прямо на сердце. Кристин поняла, что больше не может есть, и отложила вилку.
   – Мне, конечно, далеко до звания шеф-повара...
   – Нет-нет, – поспешно сказала она. – Спасибо, все было отлично. Просто я не голодна.
   – Ты меня успокоила, – иронично сказал Рик, и Кристин каким-то шестым чувством поняла, что это не все и сейчас последует продолжение.
   – Сейчас я вымою посуду... – Кристин поспешно встала, отчаянно не желая быть втянутой в бесплодную дискуссию – молчать она конечно же не сможет!
   – Я сделаю все сам.
   – Но...
   – Кристин, я в состоянии убрать со стола и вымыть пару тарелок. Тем более что сейчас моя очередь...
   – Ну ладно, – неуверенно сказала она, удивленная таким поворотом. – А ты... с тобой все в порядке?
   – Конечно.
   Кристин вышла из кухни. Теперь нужно принести Рику подушку и еще одно одеяло – во имя вселенского человеколюбия, конечно! – и она может со спокойной совестью отправляться спать.
   Со спокойной совестью, но со вздыбленными нервами. Разве она может быть спокойна, пока Рик здесь?!
   Из огромного шкафа, встроенного в стену, она достала запасную подушку и еще одно одеяло и положила постельные принадлежности на диван.
   – Скромное ложе готово? – раздался от двери голос Рика, и Кристин от неожиданности вздрогнула.
   – Да, готово, – коротко отозвалась она.
   – М-да... Тяжело нам придется – ночь предстоит совсем не жаркая... – проговорил он.
   – У тебя есть рациональное предложение, как возобновить обогрев дома?
   – Вообще-то когда-то здесь было печное отопление, потом его передали на паровое... В подвале даже должен сохраниться котел. Но на то, чтобы его запустить, уйдет не один день даже при наличии инструментов... которых у нас нет.
   – Спасибо за информацию... Которая нам все равно не может помочь!
   – Но ведь ты не дослушала.
   – О, прости... Что-то еще из истории этого дома?
   – Не язви, предложение действительно целесообразное.
   – Надеюсь, ты не предлагаешь разложить костер на полу в гостиной?
   – Кристин...
   – Извини. Так что за предложение? – Она чувствовала в его словах подвох и, кажется, начинала злиться.
   – Я думаю, что нам стоит провести ночь вместе.
   – Что? – задохнувшись, пролепетала она.
   Кристин сначала подумала, что это галлюцинация, рожденная ее воображением. От слабости, охватившей ее, она едва не села на пол и изо всех сил вцепилась в спинку дивана.
   Рик же, казалось, и не замечал ее состояния. Он выглядел так, словно изобрел колесо, скороварку и заодно лекарство от всех болезней. Выражение его лица – насколько могла разглядеть Кристин – недвусмысленно говорило: «ну не молодец ли я, какая классная идея пришла в мою гениальную голову!».
   – Нам стоит провести ночь вместе, – терпеливо повторил он. – В одной комнате. В целях экономии тепла, конечно. – Теперь Рик в упор рассматривал Кристин. – Чего ты испугалась? Это вынужденная мера, необходимая для выживания.
   Этим заявлением он буквально пригвоздил Кристин к полу. Она была так ошеломлена, возмущена и – чего греха таить! – испугана, что несколько секунд не могла и слова вымолвить. Ох уж это выживание! Оно, конечно, важно, но не доходить же до таких крайностей!
   – Больше ты ничего не придумал? Давай, если у тебя есть еще какие-нибудь дикие идеи, не стесняйся, выкладывай... – выпалила она, забыв обо всем, в том числе и о выдержке, которая должна являться основной линией ее поведения.
   – Я говорю абсолютно серьезно!
   – Черт подери, я не собираюсь спать с тобой в одной комнате, ясно тебе?!
   – Мне ясно, что ты так напугана этой перспективой, что сейчас забьешься в истерике. С чего бы это, Кристин? – Рик усмехнулся. – Я торжественно клянусь, что не собираюсь покушаться на твое... На тебя.