Внизу была одна большая комната, которая стала гостиной. Мебель в ней была обита зеленым бархатом, а на белых обоях красовался рисунок огромной решетки, увитой плющом. На стенах вместо картин разместилось целое семейство летящих керамических гусей.
   Гостиная окнами выходила в сад, который был устроен еще рациональней, чем дом. Здесь все было ненастоящим. Бетонное покрытие имитировало мощеную дорожку. Два ярко-красных гнома «ловили рыбу» в небольшом пруду, хотя рыбы в нем не водилось, даже головастиков весной не бывало. Вместо клумб стояли металлические контейнеры с пластиковыми цветами. Весной там «росли» нарциссы и гиацинты. Потом их протирали и убирали, а на их месте «вырастали» розовые кусты и другие летние цветы. Осенью их место занимали чудесные пластиковые хризантемы. Все остальные жители Фитона выращивали настоящие цветы. Их садики были небольшие, но и они требовали много времени и труда.
   — Как глупо, — говаривал Сесил Докси своей жене Мейбл, наблюдая, как его соседи борются с тлей и увядшими бутонами настоящих хризантем. — Зачем создавать себе лишнюю работу?
   Мейбл в ответ ничего не говорила, потому что она любила настоящие цветы, но сказать об этом значило вступить в спор.
   При входе в дом располагалась столовая, где стояли стол и стулья, сделанные из чего-то похожего на дерево, но на самом деле из искусственного, огнестойкого, грязеотталкивающего материала.
   Единственной гордостью Мейбл была кухня. Это была довольно просторная комната, обставленная точно так, как на выставке «Красивый дом». Более рационально устроенной кухни просто не могло существовать.
   В тот день, когда пришло письмо, было дождливо и ветрено. Сесил и Мейбл Докси завтракали. Сесил любовался своими пластиковыми розами, которые стойко переносили непогоду, не то что соседские, которые слиплись под дождем.
   Мейбл Докси всегда была скромной. Ее красавица мать пользовалась успехом в обществе и мечтала, чтобы дочь была веселой маленькой девочкой, которой она могла бы гордиться перед многочисленными друзьями. Поэтому ее раздражало, что Мейбл всегда делала так, чтобы ее не замечали, даже старалась казаться меньше, чем была. Если бы отец был рядом, он бы понял и посочувствовал маленькой Мейбл, потому что сам был скромным и тихим, но он все время пропадал на работе и редко видел дочь.
   Мейбл усердно училась в школе, но была скорее труженицей, чем умницей, и поэтому не смогла осуществить свою мечту поступить в университет и уехать подальше от дома. Вместо этого она устроилась на работу в местный банк. «Ну, по крайней мере, это надежная работа, — говорила ее мать друзьям, — а ей нужна надежная работа, потому что бедняжка такая застенчивая и, я подозреваю, скучная, что вряд ли ей удастся выйти замуж». Мейбл знала, какого мнения о ней мать, и поэтому почувствовала себя самым счастливым человеком на земле, когда помощник управляющего банком Сесил Докси сделал ей предложение. Она была так ему благодарна за возможность уйти от родителей и иметь свой дом, что приняла это чувство за любовь. Ее отец очень беспокоился за их брак, поскольку считал Докси ужасно скучным человеком.
   — Мейбл, ты еще так молода, — говорил он дочери. — Не торопись сделать что-то, о чем будешь потом жалеть.
   Мейбл с горящими глазами отвечала:
   — Я тороплюсь сделать то, чего очень сильно хочу.
   Как раз когда Сесил Докси, тогда уже управляющий, уходил на пенсию, его родители умерли и, поскольку брат Кристофер был забыт, ему достались все их деньги. На них Сесил купил Данроамин. Мейбл считала Данроамин замечательным домом и знала, что должна быть счастлива в таком доме и благодарна дорогому Сесилу за то, что он его купил.
   Но почему-то ничего этого она не чувствовала и даже, наоборот, была подавлена.
   — Кому нужны два дурацких гнома? — с обидой думала она и с завистью незаметно поглядывала из окна на соседских детей. Ах, если бы только у них с Сесилом был ребенок!
   В этот дождливый ветреный день, когда почтальон постучал в дверь, Мейбл поспешила сама взять почту — Сесил был не тот человек, который должен открывать входную дверь.
   Там было одно-единственное письмо — длинный белый конверт с турецкой маркой. Сесил осторожно вскрыл конверт ножом — это был хороший конверт, который можно было бы использовать еще раз. Он сразу это заметил как очень аккуратный и наблюдательный человек. Обратил внимание, что конверт был отправлен из отеля в Стамбуле, взглянул на подпись в конце письма, чтобы знать, от кого оно, но не смог разобрать. Однако секретарь в отеле, который напечатал письмо, приписал внизу: «Сэр Уильям Хугл». Сесилу, как управляющему банка, было знакомо это имя.
   О гибели Кристофера Докси при землетрясении писали все газеты, но для Сесила этого имени просто не существовало. С тех пор как Кристофер сбежал из дома отца, прихватив с собой некоторые вещи, он был в глазах Сесила вором. И лучше всего о нем было просто забыть. В Фитоне никому и в голову не приходило, что обыкновенные мистер и миссис Докси, проживающие в Данроамине и выращивающие пластиковые цветы, имеют какое-то отношение к знаменитому художнику.
   По радио в новостях сообщали, что в последние годы картины Кристофера стоили довольно дорого, и это вызвало у Мейбл вопрос:
   — Дорогой, не ты ли случайно являешься его наследником?
   — Думаю, это я, — кивнул Сесил. — Видимо, со временем с нами свяжутся.
   И теперь, приступив к чтению письма, он сказал Мейбл:
   — Это из Турции, наверняка про наследство от Кристофера. Удивительно, как быстро они нашли мой адрес.
   Но по мере чтения письма выражение лица Сесила разительно менялось. Он ворчал и недовольно хмыкал, Мейбл видела, как его бледное лицо стало красным, а потом и пурпурным. Когда он дочитал, то с такой силой ударил кулаком по столу, что если бы стол был сделан из обычного дерева, он наверняка бы треснул.
   — Безобразие! Как он смеет вмешиваться в чужие дела?! Зачем он разыскал мой адрес?! Как он смеет учить меня, что надо делать и чего не делать?!?
   — Кто, дорогой? — тихо спросила Мейбл.
   Сесил едва мог говорить, так он был рассержен.
   — Сэр Уильям Хугл. Похоже, у Кристофера была жена полька, и у них трое детей.
   Мейбл понятия не имела, кто такой сэр Уильям Хугл и почему так разозлился Сесил, поэтому она сказала, всеми силами пытаясь скрыть свой ужас:
   — Трое детей!
   Сесил готов был ударить Мейбл за то, что она повторяла каждое его слово.
   — Слушай! — заорал он. — Вот последний абзац письма: «Я планирую привезти детей к вам в конце недели. Я пришлю телеграмму с указанием времени нашего прибытия».
 
   В тот день, когда сэр Уильям вернулся в лагерь № 1, детям стало уже лучше. Сильный холод, который наступил после землетрясения, прошел, и они сидели на солнышке у больничной палатки и завтракали. Они выглядели, как жалкие оборванцы.
   — Бедняги, вам нужна новая одежда, — сказал сэр Уильям. — Нам надо пойти в магазин.
   Анна удивилась его незнанию.
   — Здесь нет магазинов, а в гуманитарной помощи нет детской одежды.
   — Должны привезти, — пояснил Гасси. — Нам медсестра сказала.
   — Думаю, не стоит ждать, — сказал сэр Уильям. — Поехали в Стамбул. Там хорошие магазины.
   Дети уставились на него так, как будто он бредил. Конечно, они слышали о Стамбуле, но никогда там не были. Кристофер без особой надобности не заезжал в города, поскольку там сложно было найти место для стоянки дома на колесах. Франческо, привыкший путешествовать со скоростью Того, предположил:
   — Стамбул ведь далеко?
   Сэр Уильям достал из кармана сигарету и закурил ее.
   — Далеко откуда? — спросил он.
   Да, это был вопрос. Он заставил детей вспомнить о том, о чем они старались не думать. Где теперь их дом? Все пропало: Кристофер, Ольга, Жардек, Бабка, Того и даже маленький домик и дом на колесах. Когда они уйдут из палатки, им некуда будет вернуться.
   Франческо вздрогнул, а у Гасси стал такой вид, как будто его сейчас стошнит. Две слезинки скатились по щекам Анны.
   — Вы извините, — выдавила она, — но не надо было задавать такой вопрос.
   — Глупости! — воскликнул сэр Уильям. — Вы не можете навсегда оставаться в больничной палатке. Вас временно поручили мне, и я вас не оставлю, пока вы нормально не устроитесь. А теперь, Франческо, расскажи мне, как старший, что ты знаешь про свою семью.
   Франческо хотелось помочь, но все их знакомые умерли. Однако сэр Уильям об этом знал и, видимо, имел в виду более дальних родственников.
   Тогда Гасси сказал:
   — Был папа нашего папы. — Он посмотрел на Франческо и Анну. — Это был ужасный человек, который не позволял папе рисовать.
   Франческо вспомнил, как часто отец рассказывал им свою историю. Он повернулся к сэру Уильяму.
   — Поэтому папе пришлось взять из дома некоторые вещи, чтобы купить билет до Парижа, где он должен был учиться.
   Сэр Уильям кивнул.
   — И правильно сделал, потому что он стал очень хорошим художником. Вы не знаете, где жил ваш дедушка?
   Дети замотали головами. Не один раз они слышали название этого места, но поскольку никогда не были в Англии, то не запомнили его. Тут Гасси вспомнил кое-что еще.
   — Брат нашего папы уже работал в банке, когда папа еще учился в школе. — Он победоносно взглянул на Франческо и Анну. — Помните, как Кристофер нам рассказывал?
   Конечно, они помнили. На пути в Пакистан, на желтой пыльной дороге он рассказывал об этом Ольге: «Это настоящая жизнь. И я ее люблю. Солнце печет голову, вокруг нас — пряные запахи, а ты живешь себе в доме на колесах. Только подумать, если бы отцу удалось меня убедить, я был бы заперт в банке. Я даже мог бы стремиться к должности управляющего банком. Думаю, что Сесил уже давно управляющий».
   Детям было нелегко вспоминать отца и мать (которых они звали просто Кристофер и Ольга), и они хотели сменить тему, но нужно было помочь сэру Уильяму, поэтому Франческо сказал:
   — Думаю, Сесил сейчас управляющий банком.
   Сэр Уильям никогда не пропускал мимо ушей то, что ему говорили.
   — Кто такой Сесил?
   Кристофер часто рассказывал смешные истории про своего брата Сесила, и казалось странным, что кто-то его не знает.
   — Он брат нашего папы. Наш дядя, — объяснил Гасси.
   — А он женат? — спросил сэр Уильям.
   Дети покачали головами.
   — Мы не знаем. Он работал в банке, когда папа уехал в Париж, — сказал Франческо. — Два года наш папа посылал рождественские открытки своим маме и папе.
   — Со смешными рисунками, — добавил Гасси.
   — И своим адресом, — напомнила Анна.
   — Но отец все еще злился, — сказал Франческо, — и так и не ответил ему.
   Сэр Уильям выяснил все, что ему было нужно. У него были большие связи, а фамилия Докси достаточно редкая. Если хоть кто-нибудь из этой семьи еще жив, то он найдет его даже на другом конце света.
   — Военные говорят, что дорогу завтра откроют. А значит, мы сможем отправиться в Стамбул. Оттуда я позвоню в Лондон и постараюсь выяснить про ваших родственников.
   — Но они не очень хорошие, — сказал Гасси.
   Сэр Уильям успокаивающе улыбнулся.
   — Если мы их найдем, то можно попробовать переехать к ним. Я никуда не денусь и буду поддерживать с вами связь.
   Франческо вдруг вспомнил, что сэр Уильям не знает очень важной вещи.
   — Но Анне надо учиться танцам.
   — По-настоящему учиться, — добавил Гасси. — Жардек, наш дедушка, был известным учителем танцев, и он говорил, что Анна может стать прекрасной балериной.
   Сэр Уильям мало что понимал в танцах, но он был оптимистом и считал, что надо решать проблемы по мере их поступления.
   — Я уверен, что это не серьезная проблема, и уроки можно устроить, — успокоил он детей. — Но сначала надо выяснить, где ваши родственники.
   Сэр Уильям приложил все усилия, чтобы детям понравилось в Стамбуле. Он купил им новую одежду: серые фланелевые шорты с рубашками и галстуками для мальчиков и два хлопчатобумажных платья для Анны. Еще он купил им всем по свитеру на случай, если будет холодно. Потом, на четвертый день, сэру Уильяму позвонили из Лондона. Он сразу сообщил детям новости.
   — У вас есть родственники. Ваши дедушка и бабушка умерли, но дядя Сесил жив, и еще у вас есть тетя Мейбл. Они живут в доме, который называется Данроамин, в местечке под названием Фитон. Сегодня я им напишу обо всем и сообщу, что привезу вас в конце недели.

Глава 5
РЕШЕНИЕ

   На следующее после получения письма утро было ненастно как снаружи Данроамина, так и внутри него. Возмущенные слова сыпались, словно град.
   — Мы уедем, Мейбл. Мы запрем дом.
   — Мы не можем так поступить, дорогой, — сказала Мейбл. —То есть я хочу сказать, что это наш дом, куда нам ехать?
   — Я отправлю в Стамбул телеграмму. Напишу, что ты больна, это очень заразно, и мы даже увидеться с детьми не можем.
   — Но, — возмутилась Мейбл, — все ведь знают, что я не больна. Меня каждый день видят в магазине.
   — Мне нужно поговорить с моим адвокатом. Уверен, что нет таких законов, по которым я обязан брать в дом детей своего брата, особенно когда этот брат — вор.
   Мейбл подыскивала аргумент, который бы его остановил.
   — Разве это не будет выглядеть очень плохо, если люди узнают, что мы отказались принять их?
   — Да как об этом могут узнать? Дети в Турции. Я думаю, в Турции есть сиротские дома.
   — Но не для детей-англичан, дорогой.
   Сесил взглянул на письмо.
   — Они только наполовину англичане, их мать была полькой. Почему бы им не отправиться к своим польским родственникам?
   — Может, у них нет родственников в Польше, — сказала Мейбл. — Я вообще не понимаю, как ты можешь такое предлагать. Не покажется ли это странным сэру Уильяму?
   В конце концов, хотя и крайне неохотно, Сесил временно признал свое поражение. Он не мог просто взять и написать сэру Уильяму: «Нет. Я детей не приму».
   — Остается только надеяться, что у них есть какие-нибудь деньги, — сказал он. — Тогда бы мы могли отправить их в школу-интернат; в газетах писали, что его картины хорошо продавались.
   — Да, дорогой, это так, — сказала Мейбл, благодарная судьбе, что хоть с чем-то она могла согласиться, хотя в душе была категорически против интерната.
   Потом Сесил придумал себе новый повод для недовольства.
   — Если бы у нас был дом поменьше, без свободных спален, мы бы не смогли принять детей. Ты в этом виновата, Мейбл, тебе нужна была эта кухня.
   Мейбл привыкла к незаслуженным обвинениям и не удивилась, узнав, что Данроамин Сесил купил из-за нее. На самом же деле первое, что она узнала об этой покупке, были слова Сесила: «Я купил дом».
   Поэтому она переменила тему.
   — Что мы будем делать, если сэр Уильям захочет здесь переночевать?
   — Боже мой, да это просто невозможно! В письме он пишет о двух мальчиках и одной девочке. Это уже две комнаты; в любом случае я не позволю ни этому сэру Уильяму, ни какому-нибудь другому проныре переступить порог моего дома. Если я и должен приютить детей своего брата, то я сделаю все по-своему. Я полечу в Стамбул и заберу детей. Ты только представь, он пишет: «Время прибытия сообщу позже»! Кем он себя возомнил? Если кто и будет сообщать время прибытия, так это я.
   Пока велись споры в Данроамине, дети поближе узнали сэра Уильяма, которого они звали с'Уильям, потому что никогда раньше не встречали «сэров» и никогда не видели, как это пишется. И чем больше они его узнавали, тем больше он им нравился. Он был таким рассудительным и спокойным. Ему не надо было говорить, что после землетрясения им хочется есть, он сам купил каждому то, что они больше любят: Анне — бутерброд с вареными яйцами и оливками, Гасси — фрукты и шипучий лимонад. Сэр Уильям, конечно, не говорил, что черный кофе и мороженое — самые питательные десерты для детей, но если Франческо их любит, то почему нет? Он ввел только одно правило, касающееся еды.
   — Ребята, вы можете есть что хотите, но в данный момент вы, видимо, не очень-то голодные, поэтому советую взять что-нибудь с собой. В конце концов, вы же можете и посреди ночи проголодаться. Поверьте мне, тогда пара-тройка булочек будет очень кстати.
   После одного такого ночного ужина из инжира, булочек и шоколадок Гасси сказал Франческо:
   — Я считаю, что это хорошая идея — есть в постели. Вообще надо есть только тогда, когда хочется. Я так и буду делать у дяди.
   — Дядя, как англичанин, ест только в строго определенное время. Так говорит с'Уильям, — ответил Франческо.
   — Надо будет объяснить ему, что наш подход проще, — сказал Гасси. — Не надо столько готовить и накрывать на стол.
   У Франческо уже закрывались глаза — булочки ночью часто действуют усыпляюще.
   — С'Уильям думает, что у дяди нам будет хорошо. Он говорил, что так обычно бывает. Поэтому дядя, может, и одобрит нашу идею с едой.
   Сэр Уильям, которого трудно было удивить, был просто поражен пришедшей телеграммой. Не так-то просто человеку, живущему в доме под названием Данроамин, без всякого предупреждения вдруг взять и сорваться в Стамбул. Кроме того, сэр Уильям совершенно не был рад перспективе лететь домой с каким-то незнакомцем, поэтому он сразу купил четыре билета на самолет до Лондона и отправил телеграмму с номером рейса и временем прибытия. Потом он пошел за детьми.
   — Ребята, пора собираться. Через два часа мы вылетаем в Лондон, — он протянул Франческо конверт. — Думаю, вам это не понадобится, но на всякий случай вот вам мой адрес. Я не сомневаюсь, что ваш дядя Сесил просто замечательный, но иногда и лишняя помощь может пригодиться. Не переживайте, если сразу не получите ответа, потому что я целые месяцы провожу в путешествиях. Я и сейчас в Лондон только на день, утром я уеду на Аляску. И еще. У меня картина вашего отца. Может быть, найдутся и другие, но пока, судя по всему, это все, что у вас есть, поэтому на вашем месте я пока не стал бы об этом никому рассказывать. В таком деле нужно быть осторожнее, в мире полно настоящих волков.
 
   В аэропорту все произошло слишком быстро. Дети еще не успели опомниться от новых впечатлений, а перед ними уже стоял человек, внешне очень похожий на Кристофера, но при этом совершенно другой.
   И этот человек сказал:
   — Я — ваш дядя Сесил. Подождите вон там, пока я переговорю с сэром Уильямом.
   «Вон там», то есть у окошка «Информация», Анна прошептала мальчикам:
   — Лучше бы он не был так похож на Кристофера, а то боюсь, он мне не понравится.
   — Он разговаривает словно сержант, — сказал Гасси, — а выглядит как старое засохшее печенье.
   Во время полета сэр Уильям объяснил Франческо, что они с дядей сначала могут не понравиться друг другу, и необходимо, чтобы обе стороны приложили усилия. И сейчас Франческо пытался объяснить это остальным.
   — С'Уильям сказал, мы можем сначала невзлюбить дядю, но нужно потерпеть.
   — Мне не надо ждать, — возразил Гасси. — Я не люблю его с этого самого момента.
   Нечто похожее ощущал и сэр Уильям. Ему было неприятно думать, что он оставляет детей с этим человеком, но что он мог поделать? У него постоянные разъезды. Дядя Сесил был их опекуном по закону. Сэр Уильям решил, что поступает правильно и быстро попрощался.
   — Пока, ребята, — крикнул он. — Надеюсь, как-нибудь увидимся. — Потом он помахал рукой, повернулся и исчез в толпе.

Глава 6
ТЕТЯ

   На следующее утро мальчики, которых поселили в большей из спален, проснулись очень рано.
   Гасси сел на кровати и осмотрелся вокруг.
   — Какая ужасная комната!
   Франческо тоже сел.
   —Я думаю, она просто слишком чистая, а мы не привыкли к таким чистым комнатам.
   — В Стамбуле, в гостинице, комната тоже была чистая, — не согласился Гасси, — но она не была такой противной.
   Вдруг Франческо понял, что не так в комнате.
   — Тут нет картин! Даже в Стамбуле были картины, не очень хорошие, но были. А тут нет ни одной во всем доме.
   — Лучше бы мы забрали нашу картину, — сказал Гасси. — У нас было бы что-то свое, а так — ничего.
   — С'Уильям прав. Если привезти картину сюда, ее можно продать.
   — Кто?
   — Дядя. Наверное, он не очень рад, что у нас нет ни копейки.
   Гасси попытался вспомнить вчерашний вечер, но все было, как в тумане.
   — Я помню, как дядя вез нас на своей машине так долго, что я заснул.
   — Когда мы приехали, в холле нас ждала тетя. Она сказала, что ужин готов и нам надо умыться.
   — И что, мы умылись?
   — Да, а потом вошли в комнату, где едят, и там было блюдо, завернутое во что-то плотное серое, как одеяло. Тетя сказала, что это мясо в почечном пудинге. Тебя вырвало, как только ты увидел это, а потом ты пошел спать.
   — Представь, — сказал Гасси, — я помню только, что меня потом еще долго тошнило.
   Франческо продолжил рассказ.
   — Анна начала плакать. Сначала чуть-чуть, потом громче и громче, и тетя отвела ее спать.
   — А ты? — спросил Гасси. — Ты остался?
   — Да, но я не стал есть эту еду, и тетя дала мне стакан молока с шоколадом. Дядя сказал, что не следовало этого делать, потому что дети должны есть то, что им дают, но тетя ответила, что от одного раза ничего плохого не будет и что у нас был тяжелый день.
   — Что еще сказал дядя?
   Франческо обнял колени руками.
   — Он сказал, что мы плохо говорим по-английски. Помнишь, Кристофер тоже так говорил. Что сейчас летние каникулы, но скоро мы все пойдем в школу.
   — Куда?
   — Тут есть школа.
   — И Анна тоже?
   Франческо кивнул.
   — Это плохо. Я сказал дяде, что Анне нельзя идти в обычную школу, ей нужна школа, где хорошо обучают танцам —но он издал какой-то звук, похожий на плевок, и сказал: «Никогда не признавал танцы и не собираюсь».
   Гасси был просто в шоке.
   — Ты объяснил, что говорил Жардек?
   — Слово в слово, и на каждое он снова издавал этот дурацкий звук. Надежды нет, Гасси. Дядя не будет платить за уроки Анны.
   Гасси был так поражен, что долго не мог говорить. Потом вскочил с постели и начал одеваться.
   — Быстрее, надо торопиться.
   Франческо удивленно смотрел на него.
   — Куда?
   — К с'Уильяму, чтобы продать нашу картину и заплатить за учебу Анны. Надо успеть, пока он не уехал на Аляску.
   Франческо покачал головой.
   — Я уже об этом думал. С'Уильям в Лондоне. Это далеко отсюда. Нам придется ехать на поезде, а у нас совсем нет денег.
   — Тогда надо позвонить.
   Франческо достал из-под подушки конверт сэра Уильяма и протянул его Гасси.
   — И об этом я подумал, но смотри — тут только адрес.
   Гасси достал листок бумаги и убедился, что это так. Там был только наспех написанный адрес и никакого телефона. Он положил записку обратно в конверт и отдал его Франческо.
   — Что же нам делать?
   — Для начала разденься и ляг обратно в постель. В этом доме все делается строго по установленному порядку. Я думаю, мы будем мыться перед тем, как одеться. Так сказала тетя. А еще надо выучить этот адрес на случай, если мы потеряем конверт.
   — Разве нельзя его где-нибудь спрятать?
   Франческо осмотрел комнату.
   — Где?
   Гасси разделся и стал надевать пижаму.
   — Давай посмотрим.
   В этот момент они услышали, как кто-то поднимается по ступенькам, и Гасси запрыгнул в кровать, а Франческо засунул конверт обратно под подушку.
   Тетя Мейбл открыла дверь. Вечером никто из них не смог разглядеть как следует тетю Мейбл — Гасси и Анна были слишком подавлены, чтобы вообще что-либо заметить, а Франческо разговаривал с дядей. Но теперь у них была возможность разглядеть ее получше, и она показалась им очень странной. «Похожа на мышку, которая боится кошки», — подумал Гасси. Но самое странное — это ее голос. Тетя говорила так, будто ей приходится выталкивать каждое слово, чтобы заставить его хоть как-нибудь прозвучать. Если она начинала долго говорить, то казалось, что ей не хватает дыхания.
   Она и выглядела как-то необычно. На ней было бесформенное платье в цветочек и фартук, на котором как будто все и держалось. Казалось, что волосы, хоть она и закалывала их шпильками, сейчас рассыпятся. В целом вид ее был какой-то мятый. Это поразило детей. Единственная англичанка, которую они когда-либо видели, была королева, чью фотографию Ольга вешала на стену во время уроков. Королева была изображена во время Цветочного праздника, и детям она очень нравилась. Они думали, что все английские леди так выглядят.
   — Доброе утро, дорогие мои, — выдохнула тетя Мейбл. —Пора принимать ванну. Франческо, ты можешь идти, потому что ваш дядя уже закончил. Придется бежать прямо так, потому что у вас пока нет халатов.
   В доме на колесах и у Жардека с Бабкой халаты были не нужны, но у Кристофера был старый халат, который он изредка надевал. Мылись они как придется. Иногда нагревали воду и заливали ее в бочку, а потом вся семья мылась по очереди. Чаще всего они мылись, как все, в придорожном ручье, озере или, если повезет, в реке. Умывались холодной водой, для чего использовали жестяной таз.
   Франческо решил, что тетя Мейбл обвиняет сэра Уильяма в том, что он не купил им халаты.
   — В гостинице, в Стамбуле, нам не нужны были халаты, потому что ванна была у каждого в спальне.
   Радость от этого воспоминания зазвенела в голосе Франческо.
   На тетю Мейбл это явно произвело впечатление, потому что она и ответить-то ничего не смогла.
   — Все эти красивые вещи купил нам с'Уильям, — сказал Гасси.
   Слова тети Мейбл прозвучали особенно глухо и отрывисто.
   — О, дорогие мои, я надеюсь, ваш дядя об этом не узнает, а то он решит, что должен ему заплатить.