Стюарт Энн. Полуночная роза

   — Думаю, я не ошибусь, если отвечу, что вы хотите меня, — произнесла она спокойно. — Едва ли вы похищаете женщин просто из желания устроить скандал. И еще, я думаю, что с теми, кто сам готов пойти вам навстречу, куда удобнее.
   — Как правило, — согласился Николас, не двигаясь с места.
   — Значит, остается только месть? Но вам ведь было проще отдать меня местным властям. Они бы несомненно поверили вам, а не мне.
   — Возможно. Правда, должен сказать, что моя репутация известна и в окрестностях Энсли-Холла. В общем-то там бы вполне могли поверить и вам. Правда, вам трудно было бы оправдаться. Вы же пытались подсунуть мне яд, не так ли? — как бы между прочим поинтересовался он.
   — Да.
   Жизлен была почти уверена, что он обрушится на нее в гневе. Вместо этого в его завораживающих глазах промелькнула едва заметная улыбка.
   — Я был почти уверен, что вы признаетесь, — сказал он. — И, как мне кажется, это весьма достойно с вашей стороны. Конечно, я бы поступил разумней, передав вас местным властям. Но дело в том, что власти вполне могли подумать, что у того, кто хотел меня отравить, имелись на то причины.
   — Если бы у них хватило сообразительности.
   — А разве я мог такое допустить? Предположим, вас решили бы освободить и даже счесть героиней, что вполне могло статься с этих разгневанных отцов. Ведь вы бы снова принялись за свое, правда? Вы же не согласитесь смириться с поражением и пообещать больше никогда ко мне не приближаться, и не успокоитесь, пока не всадите мне нож между лопаток.
   — О, вот этого я не знаю! Может быть, я смогу вас пристрелить.
   — Для этого требуется хотя бы поверхностное знакомство с огнестрельным оружием.
   Жизлен не ответила. Она действительно не разбиралась в огнестрельном оружии, но не сомневалась, что сумела бы с двадцати шагов размозжить ему голову, появись у нее хоть малейшая возможность.
   — Зато яд можно достать всегда, — наконец ответила она.
   — Конечно, — согласился он, неторопливо входя в комнату. — Вот потому-то я и не намерен отпускать вас от себя до тех пор, пока не придумаю, как сделать, чтобы вы перестали быть мне опасны.
   — Ответ очевиден, — сказала Жизлен, внимательно за ним наблюдая. — Вы должны меня убить. Тогда я больше не доставлю вам неприятностей.
   Он сел на кровать и, приподняв ноги, вытянул их. Она не отодвинулась, хотя ей стоило труда этого не сделать, и ощутила тепло его тела.
   — А вам бы этого хотелось? — спросил он лениво. — Насколько я знаю, представителей высшего сословия не казнят через повешение, хотя, возможно, для меня и сделают исключение.
   — Вы всегда сможете скрыться.
   — Но меня начнет преследовать ваша тень. Нет уж, благодарю. Меня и так преследует множество призраков, у меня в жизни хватает того, о чем приходится сожалеть, поэтому я предпочитаю, чтобы вы остались живы и сгорали от ненависти. Кроме того, вы ведь на самом деле не хотите умирать, правда? — протянув руку, он дотронулся до ее распущенных волос и щеки.
   Жизлен смотрела на него, ощущая прикосновение его пальцев. Минуло десять лет с тех пор, как она стояла совершенно одна на мосту в самом сердце города, готовая броситься в покрытые коркой льда темные воды Сены, десять лет с тех пор, как она, отвергнув смерть, предпочла жизнь. Выбрала непроходящую боль взамен сладостного забытья, которое ее манило.
   Опустив глаза, Жизлен взглянула на его руку. А может быть, и стоит погибнуть от этих белых, холеных рук, рук, которые хоть и не впрямую, но все же были в ответе за гибель ее семьи. Наверное, будет только справедливо, если на него падет и эта ответственность.
   Его рука скользнула к ее обнаженной шее и теперь в его пальцах она ощутила железную силу.
   — Я, разумеется, могу и передумать, — пробормотал он. — Мне совсем не трудно сломать вам шею. Такую тоненькую, хрупкую шейку, которой удалось избежать гильотины. Скажите-ка мне, ведь именно это не дает вам покоя? Вы ненавидите меня из-за того, что вы почему-то выжили, а не погибли вместе с родными? Вы не хотите винить в этом себя, и потому упрекаете меня?
   Жизлен не поморщилась, не пошевелилась, чувствуя, как все плотнее сжимаются его пальцы.
   — Ну давайте же, — сказала она гневно, готовая к смерти.
   — Может быть, — ответил он, и, поймав ее губы, поцеловал ее до того напористо и грубо, что ей стало больно, а потом, оставив ее в полной растерянности, стремительно вышел из комнаты. Он закрыл за собой дверь, а Жизлен сидела неподвижно, задохнувшись от непролитых слез.
   В тот день и на следующий тоже Николас не ехал с ней в карете. Спальня, которую он снял в следующей на пути гостинице, предназначалась только ей одной. Он даже не стал с ней вместе есть.
   Она должна была быть признательна за передышку, но отчего-то ее злость только усилилась. Он просто продлевал ее пытку, откладывая неизбежную расплату. А поскольку она не знала, какой будет эта расплата, нервы ее были напряжены до предела. На третье утро с начала их путешествия Жизлен поняла, что она больше не в состоянии выносить неизвестность. Она устала ждать, когда ей на голову упадет карающий топор, не хотела больше трястись в разбитой карете, сидеть в убогих гостиницах, уставясь на огонь, наедине со своими воспоминаниями. Она решила, что настало время все выяснить.
   На рассвете, наспех одевшись в батистовую рубашку и панталоны Элин и накинув сверху самое безобидное из платьев, которые упаковал для нее Трактирщик, она подоткнула его в талии так, чтобы оно было покороче, и отправилась на поиски своего тюремщика. В этот ранний час общая комната была пуста.
   Никого не было видно, ни хозяина, ни его любезной жены, ни слуг, ни служанок, ни даже проклятого слуги Блэкторна. Жизлен бесшумно прошла через сумрачную комнату к кухне, где, как ей показалось, кто-то двигался.
   — Слушаю, мисс, — молоденькая ловкая служанка повернула к ней красное от напряжения лицо. — Вы чего-нибудь ходите? Я могу приготовить вам завтрак, — у нас есть ветчина, холодная говядина, свежее печенье и портер и…
   — У вас, наверное, нет кофе? — спросила Жизлен с тоской, забыв на мгновенье о более важных заботах, которые привели ее сюда. Хозяева английских гостиниц пока не переняли континентального обычая пить кофе, и она не сделала и глотка с тех пор, как Николас увез ее из Энсли-Холла.
   — Нет, мисс, но я могу заварить для вас прекрасный чай.
   Жизлен отрицательно покачала головой.
   — Не сейчас. Я ищу… — она запнулась, подумав о том, как ей назвать человека, который привез ее сюда. Она точно знала, что в первой гостинице, где они остановились, он назвался чужим именем, хотя так и не поняла, почему. Он ведь едва ли боялся, что кто-то будет разыскивать ее. О ней некому волноваться, кроме беспомощной Элин.
   — Вашего брата? — удачно подсказала девушка. — Да, брата, — согласилась Жизлен, в тайне ужаснувшись подобной мысли. Конечно, они оба с Блэкторном были темноволосы, но на этом их сходство как внешне, так и внутренне заканчивалось. Если Николас Блэкторн был безнравственным, несущим разрушение дьяволом, то она — ангелом мщения.
   «Похоже, ангел далековато зашел», — подумала она и впервые за долгое время чуть не засмеялась. Лицо девушки стало еще краснее, только на этот раз, скорее, от растерянности, а не от жара, исходившего от плиты.
   — Я точно не знаю, мисс. Я могу поискать…
   — Я сама его найду, — твердо сказала Жизлен. Она решительно пересекла маленькую кухоньку. Она была маленькая, куда меньше крупной, одетой в мешковатое платье служанки, но воля ее была в десятки раз сильнее.
   — Где он? — снова повторила она.
   — Он в спальне, которая выходит в холл. Вторая дверь, мисс. Но он не один.
   — Я в этом не сомневалась, — сухо ответила она, и отправилась туда, куда указала ей девушка.
   Жизлен не стала стучать. Она хотела поставить Блэкторна в дурацкое положение, застав его с одной из служанок, и готовясь произнести хорошо отрепетированную речь. Но, распахнув дверь, она застыла на пороге, обуреваемая неожиданно нахлынувшими чувствами.
   Он спал, а во взгляде служанки читались одновременно испуг и готовность защищаться. Темная голова Николаса покоилась на полной белой груди девушки, а розовое покрывало из Дамаска, вероятно, взятое в одной из верхних комнат, почти не прикрывало его тела. Жизлен стояла молча, оглядывая линию его спины, изгиб плоских ягодиц и длинные ноги, обвившиеся вокруг коренастых ног девушки. Его пальцы запутались в волосах потаскухи, в комнате пахло как в борделе, — дешевыми духами, потом и плотью. Жизлен постояла еще с минуту, вспоминая эти запахи, а потом, повернувшись на каблуках, ушла, бесшумно закрыв за собой дверь.
   Она не знала, где найти уборную, и потому, выскользнув на улицу, на прохладный утренний воздух, упала на колени в маленьком садике, и ее стало выворачивать наизнанку.
   Прошла вечность, прежде чем она немного пришла в себя, хотя и не перестала дрожать от тошноты и стыда. Она не думала, что все еще так уязвима. Но запах, стоявший в этой комнате, то, как лежал Николас Блэкторн, столбик монет на столе возле кровати — все это разбудило воспоминания, которые, как ей казалось, она похоронила навсегда. Другие комнаты. Столбики монет. Вот только рядом с ней ни разу не оказалось Николаса Блэкторна, и его длинные пальцы ни разу не запутались в ее волосах.
   Жизлен была до того погружена в свои мысли, что не услышала шума, наполнившего двор гостиницы. Звуки голосов, ржанье лошадей, позвякивание уздечек, окрики кучера. Только вернувшись в неожиданно оживившуюся кухню, она поняла, что гостиница проснулась, чтобы принять вновь прибывших постояльцев.
   Она сделала несколько шагов в сторону кухни, опасаясь, что сейчас появится Блэкторн, но он, вероятно, продолжал спать, не подозревая о незадачливом соглядатае. В общей комнате человек шесть усталых путников отдавали должное плотному завтраку, перед тем, как отправиться дальше на север в почтовой карете. Жизлен помедлила в дверях, и перед ней забрезжили признаки надежды. В самые черные дни ее жизни у нее всегда появлялся шанс рискнуть. В карете, направлявшейся в Ньюкасл, найдется свободное место — если мисс решила ехать, и если она готова не медля отправиться в путь.
   Она здорово боялась, поднимаясь по лестнице, почти уверенная, что наверху ее поджидает Блэкторн. Его нигде не было видно: Увы, нигде не было видно и денег.
   Бросив в саквояж несколько платьев, она сбежала вниз по лестнице во двор гостиницы. Заходить снова в комнату служанки и обшаривать карманы валявшихся на стуле штанов Блэкторна в поисках необходимых ей нескольких шиллингов было слишком рискованно. Значит, оставалось разыскать Трактирщика.
   Последний, как оказалось, спал в карете, натянув до самого подбородка потертое одеяло. Ей показалось, что он спит глубоко, одурманенный виски и портером, но, приоткрыв дверь кареты, она увидела, что он проснулся, и спросонья удивленно уставился на нее.
   Воспользовавшись его минутной растерянностью, она строго сказала:
   — Уже половина десятого, его светлость готов ехать.
   Трактирщик сделал шаг ей навстречу, не успев сообразить, что для половины десятого на улице темновато, и что едва ли Жизлен поручено передать ему приказ. Но в ту минуту, как он, осознав свою ошибку, повернулся, она уже успела схватить деревянную бадью и с силой обрушила ее ему на голову. Трактирщик рухнул на землю, а ей оставалось только надеяться, что она не убила его. В конце концов хоть он и был ее врагом, он-то всего-навсего выполнял распоряжения хозяина. Ее ненависть и готовность решиться на убийство распространились только на Блэкторна.
   Спустя десять минут, она уже устроилась на сиденье переполненной почтовой кареты. Лошади резво тронулись с места, и Жилли затаила дыхание, боясь услышать перепуганные крики тех, кто нашел в кустах тело Трактирщика, или гневные возгласы вставшего со служанкиной постели Блэкторна. Но кроме шума колес до нее не долетело ни звука, разве что позвякивание поводьев, да цокот копыт — экипаж увозил ее, оставляя позади надежду на отмщенье. Откинувшись, она закрыла глаза, сожалея, что не может поблагодарить Бога за свое освобождение.
   Но Бог ее детства давно безмолвствовал, признанный вне закона революционным правительством Франции. Как всегда, ей оставалось надеяться лишь на себя. Молиться только о себе. И думать, что этого достаточно.

9

   Николас Блэкторн никогда не испытывал неудобств из-за своего поистине нестерпимого характера. Он без раздумий обрушивался на того, кто первым попадался ему под руку, если на него находил приступ ярости, и даже определенное удовольствие, видя, как пасует перед ним сильный противник.
   Иногда он мог нагнать страху и на женщину, пускай это еще раз доказывало, что он не джентльмен. Он думал об этом, лежа в постели служанки, глаза которой сейчас заполнял почти животный страх. Возможно, она даже привыкла к тому, что ее били, но он не собирался причинять ей боль. Несмотря на дурной нрав, он не любил применять силу. Он просто разглядывал женщину, в чью постель он попал спьяну, пока она не выскользнула тихо из комнаты, видимо, не надеясь на возобновление бурных ночных утех.
   Дверь за ней закрылась. Он окинул взглядом стол. Она ухитрилась прихватить с собой монеты, и, возможно, карманы его штанов стали значительно легче. Он сел на кровати и, стараясь не обращать внимания на шум в голове — верный признак злоупотребления спиртным и угрызений совести, отбросил розовое покрывало.
   Неизвестно, почему он чувствовал себя виноватым. Не менее таинственным было и его внезапно вспыхнувшее отвращение к девушке, которая развлекала его прошлой ночью. Николас терпеть не мог копаться в своей душе, но еще больше он не любил глупость. И он отлично знал, что ненавидит не девушку, а самого себя.
   Умывальные принадлежности так же, как и покрывало из дамаста, оказались приличней, чем бывало обычно в комнатах у прислуги. Ясно, что она готовилась к его приходу. Ну что ж, он хотя бы имеет возможность как следует смыть следы прошедшей ночи прохладной водой и мылом, пахнущим розами. Николас пожалел, что нельзя с той же легкостью освежить мозги.
   В кухне был беспорядок, слуги мыли посуду после завтрака, в котором, видимо, участвовало много постояльцев. К счастью, в общем зале было пусто. Он сел возле камина и, взяв кувшин, с портером из рук хозяина, стал смотреть на огонь.
   — Э-ээ, прохладное утро, ваша светлость, — боязливо произнес хозяин.
   Николас не ответил. Возможно, этот человек хотел получить что-то за услуги девицы, но он не собирался платить дважды, тем более, что сожалел о случившемся.
   — Здесь только что останавливалась почтовая карета, — продолжал хозяин отважно, пока Николас задумчиво отпивал глоток теплого напитка, морщась от того, что это не кофе. — В это время года в каретах часто бывают свободные места, — не унимался хозяин, и наконец Николас, не выдержав, с досадой посмотрел на него, подумав о том, что все владельцы гостиниц удивительно похожи друг на друга, независимо от размеров своих заведений, мест, где они расположены, и числа постояльцев. Он везде встречал одинаковых маленьких человечков, подобострастных и настолько похожих друг на друга, что ему порой трудно было сразу сообра-зить, где он находится.
   — Это очень любопытно, — ответил Николас голосом, в котором слышались предгрозовые нотки. — Но, вероятно, у вас имеется повод, чтобы обсудить это со мной именно сейчас?
   — Да, милорд.
   Николас ждал. Он был слишком утомлен, слишком сердит и все еще не достаточно трезв, чтобы напрягать мысли.
   — Почтовая карета, — повторил он безучастно.
   — Да, милорд. Когда мисс уехала отсюда примерно полчаса тому назад, свободных мест уже не осталось.
   Николас вскочил, и взревев от злости, швырнул в огонь кувшин с недопитым портером. Он летел вверх по лестнице, перескакивая через три ступеньки, хотя знал наверняка, что спальня Жизлен окажется пустой.
   Стоя посреди комнаты, он отчаянно ругался, и услыхав чьи-то нетвердые шаги, подумал, что на этот раз ошибся и что хозяин, должно быть, оказался из другой породы, и потому ведет себя неосмотрительно. Николас Блэкторн был сейчас очень опасен.
   — Она сбежала, да? — услышал он голос Трактирщика за своей спиной. Николас повернулся в бешенстве, готовый накинуться на него и замер от изумления, охладившего его гнев.
   — Никогда не думал, что доживу до того дня, когда тебя перехитрит баба, — произнес он, оглядывая разбитую голову и растерянное лицо своего слуги.
   — Я тоже, — мрачно ответил Трак. — Но она не обычная женщина. Она так меня огрела по голове, что я свалился в кусты. Я даже не знаю, сколько я там провалялся. С виду не скажешь, что у такой пигалицы столько силы.
   Николас вспомнил о своей отчаянной борьбе в комнате Элин, сразу после того, как он начал приходить в себя после отравления. У него на теле еще до сих пор остались синяки.
   — Она сбежала, Трак, ты прав. Полчаса назад. Ты уже запряг лошадей?
   — Все готово.
   — Тогда расплатись с этим болваном-хозяином и собери вещи. Править я буду сам. Не бывать тому, чтобы я не нагнал почтовой кареты, — он снова окинул взглядом опустевшую комнату. — Будь она проклята, — пробормотал он.
   — Может, вам нехорошо? — не слишком любезно поинтересовалась краснолицая особа, от которой пахло гусиным жиром.
   Жилли так и подмывало ответить, что воздух в карете был бы куда чище, если бы соседка изредка пользовалась водой и мылом, но она удержалась.
   Ей, конечно, стало бы легче, если бы кому-нибудь пришло в голову приоткрыть окно или если бы она смогла поменять место и не сидеть против хода, отчего ей всегда делалось дурно. Но она лишь коротко ответила «нет», тоном, который не располагал к дальнейшим расспросам. Она отдавала себе отчет в том, как странно она выглядит. Маленькая черноволосая женщина, в яркой, не по размеру одежде, путешествующая одна в почтовой карете, не могла не производить странного впечатления на попутчиков. Тем более что она говорила с французским акцентом, что было уже не только странно, но и опасно. Она, как могла, старалась избавиться от этого недостатка, но все же он давал о себе знать, особенно в минуты волнения. А то, что сейчас она волновалась, не подлежало сомнению: Жизлен не знала, насколько ей удастся опередить Блэкторна. Она была уверена, что он пустится в погоню. Он не из тех, кто позволит себя обдурить, и даже если он устал играть в кошки-мышки, то все равно не даст ей улизнуть. Конечно, человек разумный счел бы такой выход наилучшим, но Николас, увы, не был разумным человеком.
   Следующую остановку карета должна была сделать в Ньюкасле. Жизлен никогда там не бывала, но полагала, что это достаточно большой город и что ей удастся там затеряться. Ей было хорошо знакома теснота перенаселенных кварталов, а Ньюкасл был к тому же портовым городом. Значит, она сможет покинуть этот остров, и хоть Англия перестанет быть ее домом, Николас Блэкторн ее не настигнет.
   Конечно, и она не сможет больше никогда добраться до Николаса. Но, пожалуй, все к лучшему. Чем дольше она оставалась возле него, тем меньше ощущала потребность мстить, которую так долго в себе вынашивала. Нет, она не стала по-другому относиться к этому человеку. Он лишенный совести негодяй, улыбчивый мерзавец, и ее чувства по отношению к нему совсем не смягчились. Она по-прежнему испытывала лютую ненависть. Ее слабость сейчас заключалась в другом. Слишком много ночей проспала она в мягкой постели, много дней вдоволь ела, и не страдала от холода, да к тому же рядом с ней находилась подруга, с которой она могла поговорить. Все это исцелило ее истерзанную душу, и скорее всего она не смогла бы совершить хладнокровного убийства, несмотря на то, что мечтала о справедливости.
   Сейчас было бы разумней признать поражение. Отступить добровольно, а не по принуждению. Всего несколько часов осталось до следующей остановки, и он уже никогда не сможет добраться до нее.
   Жизлен закрыла глаза, мечтая погрузиться в спасительный сон. В желудке у нее по-прежнему было ужасное неустройство, вызванное волнением и неудобствами, которые причиняла ей дорога. Если бы она смогла на несколько часов заснуть…
   — Куда это мы так несемся? — вдруг озабоченно спросил ее сосед. — Карета летит с такой скоростью, будто… — он приоткрыл окно, впустив, наконец, внутрь спасительный свежий воздух и, обращаясь к кучеру, крикнул:
   — Эй, дружище, помедленней!
   — Какой-то сумасшедший хочет нас догнать, — сообщила особа, пропахшая гусиным жиром. — Несется быстрее самого дьявола! Он сметет нас с дороги, мы перевернемся и погибнем! — воскликнула она, тоже открывая окно, чтобы посмотреть назад.
   Все пассажиры забеспокоились, и заговорили наперебой, но их волнение не могло сравниться с безмолвной паникой, охватившей Жизлен. Она-то знала, кто несся следом за почтовой каретой, погоняя как бешеный. На мгновение и ей показалось, что она сходит с ума, прикидывая не выпрыгнуть ли на полном ходу на дорогу, чтобы не позволить Николасу торжествовать. Но дверь была от нее далеко, и к тому же она была зажата двумя увесистыми пассажирами. Однако их кучер, кажется, не имел намерения сдаваться, и у нее оставалась надежда, что он все же не уступит Николасу, или что тот перевернется, не успев их нагнать. Чудеса ведь иногда случаются. Правда, обычно не с ней.
   — Догоняет, — сообщила особа, пропахшая гусиным жиром, и, повернувшись, с осуждением посмотрела на Жизлен, — и мы все, я думаю, догадываемся кого. Из-за вас мы погибнем, милая девушка.
   — Не понимаю, о чем вы, — попыталась слабо возразить Жизлен, стараясь, чтобы ее голос звучал равнодушнее.
   — Она француженка, — завопила особа. — Может, шпионка! Остановите карету, пока нас всех не убили!
   Но было уже поздно. Разбитая карета Блэкторна, несмотря на неприглядный вид, сумела набрать хорошую скорость, и поравнялась с их громоздким экипажем именно в тот момент, когда они приближались к повороту. Кучер громко выругал Блэкторна, экипаж подпрыгнул, вильнул, сошел с колеи и перевернулся.
   Жизлен успела взглянуть на Николаса за минуту до падения, и подумала, что подобное могло привидеться разве что перед смертью. Больше всего он походил сейчас на дьявола, — с развевающимися на ветру черными волосами, с красивым, но потемневшим от ярости и напряжения лицом, гото-вый до смерти загнать своих лошадей.
   Потом она потеряла его из виду. Карета рухнула с ужасающим грохотом, пассажиры попадали кто куда, и Жизлен решила, что ее молитвы были услышаны, и что милосердный Господь все же существует.
   Правда, вскоре она снова в этом засомневалась. Мир вокруг нее был темен, тяжел, зловонен и сотрясался от стонов и возмущенных возгласов. Жизлен почти не могла дышать, двигаться и вскоре с ужасом поняла, что толстая леди приземлилась прямо ей на голову.
   А потом она чуть не задохнулась и не ослепла от света и воздуха, которые хлынули на нее, когда придавивший ее и издававший отчаянные вопли груз убрали.
   Блэкторн не обращал внимания на крики пассажиров. Он не обращал внимания на отчаянные попытки Жизлен оттолкнуть его, он просто грубо схватил ее, и вытащил из опрокинувшегося экипажа. Он кинул ее в свою карету, забрался следом, и через минуту они уже снова мчались вперед.
   Перевернувшийся экипаж стремительно исчезал из вида, а заляпанные грязью пассажиры сердито грозили им кулаками.
   — Вы не намерены им помочь? — спросила Жизлен. — Кто-то ведь мог пострадать.
   — Им повезло, что остались живы, — прорычал Блэкторн. Его глаза напоминали сейчас льдины. — И вам тоже.
   Жизлен осмелилась взглянуть на него. Все ее тело болело, она до сих пор ощущала запах гусиного жира, а последний шанс убежать был потерян. Второй раз он ее не упустит.
   — Возможно, мне и повезло, — проговорила она, — а, возможно, и нет.
   — Я слишком мягко с вами обращаюсь, — сказал Блэкторн. — Не надейтесь, что я совершу еще раз ту же ошибку. Я не люблю, когда из меня делают дурака. К тому же я весьма сочувствую Трактирщику, у него сильно разбита голова. Меня только удивляет, что вы не поискали меня, а напали на него.
   — Я искала, — сказала Жизлен, не успев подумать, надо ли об этом ему говорить.
   Ярость Блэкторна мгновенно утихла, он молча смотрел на нее.
   — Вероятно, я слишком крепко спал, или… был рассеян.
   К собственному удивлению, Жизлен почувствовала, что краснеет.
   — Вы спали, — решительно ответила она.
   — Если вам вдруг стало одиноко, вы могли к нам присоединиться.
   То, что он сказал, не было столь уж оскорбительным, но именно эти слова оказались последней каплей. Жизлен бросилась на него, охваченная желанием побольнее его ударить.
   Не прошло и минуты, как она уже лежала на спине, и он прижимал ее к сиденью, крепко схватив за запястья и придавив ей ноги своими коленями. Жизлен задохнулась, притихла. Он же, казалось, теперь был доволен, глаза его перестали гореть сумасшедшим огнем, и она неожиданно призналась себе, что его тяжесть ощущать все же приятнее, чем вес пропахшей жиром тетки.
   — Ваши силы восстановились, — наконец проговорила она.
   — Неужели вы так наивны, что в самом деле надеялись одержать надо мной верх? Просто перед тем, как вы в прошлый раз напали, меня два дня кряду выворачивало наизнанку. Естественно, на время это отнимет силы у кого хотите.
   — Жаль, что я не убила вас.
   — Послушайте, не будьте так однообразны. Разумеется, вы сожалеете, что не убили меня — и нам обоим это давно известно. Вам это не удалось, и это тоже неоспоримый факт, как и то, что теперь все в моих руках. Вы не сможете от меня убежать, как бы ни старались.