Через какое-то время Фелладу удалось немного успокоиться. К тому же он почувствовал, что здорово проголодался, да и горло не мешало промочить. Поудобнее усевшись на ворох листьев, он сделал пару скромных глотков из фляги, с аппетитом съел небольшой кусок вяленого мяса. Еду и воду, несмотря на полное отсутствие всякой надежды на спасение, он все-таки решил экономить. А вдруг, его все же хватятся и начнут искать, или землетрясение повторится, и каким-нибудь чудесным образом гора расколется, освободив проход. Да мало ли чего может произойти чудесного и необъяснимого с рациональной точки зрения.
   Теша себя подобными мыслями и от всей души надеясь на чудо, молодой человек прекрасно осознавал, что чудес не бывает. Никто его не спохватится еще как минимум две недели, и землетрясение, если даже и повторится, скорее всего, еще надежнее похоронит пещеру под более толстым слоем скальных обломков. Имеющийся запас воды даже при самом скромном потреблении он растянет максимум на неделю, затем организм начнет активно обезвоживаться. Сколько времени получится протянуть без воды, Фелладу не было известно. Дней пять? Неделю? Выходит, помощи ему не дождаться даже в том случае, если его поисками все-таки займутся сразу же после того, как товарищи поймут, что с ним что-то не так.
   Размышления о том, что помощи ждать по большому счету не приходится, вовсе не прибавили оптимизма узнику каменного склепа. Сознание юноши как бы разделилось на две части. Одна продолжала надеяться на чудо, другая посредством хитроумных логических доводов пыталась всячески развеять эти и без того иллюзорные надежды.
* * *
   В конце концов, Феллад не заметил, как заснул. Сон его был сумбурным, абсолютно лишенным смысла и более всего напоминал горячечный бред больного лихорадкой. Он то парил высоко над землей, нырял в облачную муть или взмывал над ослепительно-белой пеленой туч. Затем он погружался в водную толщу, любовался там различными морскими гадами и причудливыми изломами коралловых ветвей. Наконец он ощутил себя зажатым со всех сторон. Его тело было окружено камнем так, что ни вздохнуть, ни шевельнуть пальцем возможности не представлялось. Странно, но, несмотря на свое бедственное положение, он до сих пор был жив и вполне здоров. Поначалу вокруг стояла непроницаемая мгла, затем откуда-то появился слабый свет, и вскоре Феллад как бы со стороны увидел свое тело вмурованным в кусок прозрачного как стекло камня.
   «Кажется, что-то подобное когда-то со мной уже происходило, – равнодушно подумал юноша. – Только вот никак не могу вспомнить, когда я ощущал себя мухой в янтаре… Муха в янтаре?.. Муха в янтаре?!»
   Последняя мысль оказалась ключевой. Феллад неожиданно явственно представил свое состояние перед тем, как войти в контакт с мыслящей грибницей, именовавшей себя Протием. Тогда он какое-то время был также слеп, глух и находился в сковывающей движения субстанции.
   «Протий! – мысленно позвал он. – Отзовись, гриб, если это ты!»
   Но никто на его зов не отреагировал. Вместо этого прямо перед его лицом появились два мрачных сгустка непроницаемой тьмы. И вновь Фелладу показалось, что когда-то он это уже видел. Только вот где и при каких обстоятельствах – он не помнил. Постепенно оба черных, как беззвездная ночь пятна начали трансформироваться и вскоре превратились в пару пронзительных темных глаз и еще через небольшой промежуток времени перед взором Феллада нарисовалась усатая физиономия его бывшего учителя Пархая Лихого.
   – Ну здравствуй, мой мальчик, – тихим совершенно бесцветным голосом сказал Пархай. – Несказанно рад очередной встрече с тобой. Чего такой грустный, Фелл?
   Юноша попытался ответить, но не смог пошевелить языком. Даже широко распахнутые веки ему не подчинялись, не говоря о конечностях и мимических мышцах лица. Однако чтобы хоть как-то дать понять Пархаю, что тот им услышан, он отчаянно начал водить глазами взад-вперед и вверх-вниз. На его счастье глазные мышцы оказались вполне работоспособны и своеобразное послание достигло цели.
   – А, понимаю, – ухмыльнулся Пархай, – ты не можешь разговаривать. По какой-то причине ты оказался внутри этой хрустальной глыбы и теперь считаешь себя ее пленником.
   «Ничего себе, считаю себя пленником! – с негодованием подумал юноша. – У старого пердуна либо крыша поехала, либо зрение совсем ослабло, коли он не замечает очевидных фактов. Я вовсе не считаю себя пленником, я и есть пленник, непонятно кем и для чего помещенный в огромный кусок прозрачного минерала».
   То ли Пархай Лихой умудрился войти с Фелладом в ментальный контакт и прочитать его мысли, то ли ему что-то подсказало выражение глаз юноши. Тем не менее, он осклабился в саркастической ухмылке, словно нелепое положение его бывшего подопечного было чем-то забавным, достойным столь неадекватной реакции.
   Веселье Пархая продолжалось достаточно долго, чтобы еще больше взбесить пленника. Вдоволь насладившись видом беспомощного Феллада, Пархай наконец перестал улыбаться. После того, как его физиономия приобрела свое обычное угрюмое выражение, он заговорил:
   – Балбес ты, братец! Только что ты витал, словно птица над облаками, затем подобно рыбе резвился в глубинах океана, и тебе ничуть не мешало присутствие воздуха или воды, чтобы совершать различного рода движения. Так почему же, угодив в кусок обыкновенного хрусталя, ты не можешь двинуть ни рукой, ни ногой, даже почтительно поприветствовать своего старого учителя ты не в состоянии. Кстати, факт твоего непочтительного поведения меня обижает больше всего.
   «Вот засранец! – подумал молодой человек. – Видите ли, его обижает факт моего непочтительного поведения, а тот факт, что бывший курсант попал в безвыходное положение, его не настораживает. Лучше бы взял камень потяжелее и расколол хрусталь, тогда у бывшего воспитанника хотя бы появилась возможность оказать достойные почести своему уважаемому учителю».
   Однако, по известной причине он так и не смог излить свое негодование на голову Пархая.
   Тем временем начальник сциллийской школы пластунов, продолжал отчитывать Феллада, будто нерадивого курсанта:
   – Не ожидал я от тебя подобного поведения. Дожил до того момента, когда старого Пархая попросту игнорируют. А ведь, если помнишь, мы с тобой перед твоим убытием в лагерь Убанги такую пьянку закатили, любо дорого вспомнить. Ты, кажется, тогда малость перебрал и отрубился на моем топчане…
   «К чему это он вспоминает о том позорном случае?» – недоуменно подумал Феллад.
   – К тому же, – будто отвечая на немой вопрос юноши, продолжал Пархай Лихой, – если тебе окончательно не отшибло память, ты тогда из вот этих моих рук принял мутаген. Так какого хрена ты еще продолжаешь торчать в этой глыбе и не выберешься оттуда, чтобы, самым подобающим образом, поприветствовать своего уважаемого учителя…
   Старый пластун принялся снова муссировать тему невоспитанности современной молодежи, а в голове Феллада тем временем начали формироваться смутные образы его первой и последней пьянки в компании Пархая Лихого. Он вдруг отчетливо вспомнил тяжелый взгляд двух горящих глаз и загадочные слова, которые учитель произнес сразу после того, как тягучая невыносимо горькая жидкость огненной лавой опалила гортань и едва не выжгла дотла его желудок: «Теперь ты – метаморф. Привыкай пока к своему новому состоянию, когда наступит необходимость, твои способности проявятся сами».
   «Метаморф?.. Что за странное слово, никогда не слышал, – мысленно рассуждал юноша. – Хорошо, пусть я какой-то там метаморф, остается узнать, что это за зверь и с чем его едят, но самое главное – каким образом мне это может пригодиться?»
   Наконец Пархай перестал огульно и, по мнению Феллада, необоснованно обвинять молодое поколение в глупости, распущенности и неуважении к старшим. Он с силой шлепнул себя по лбу и громко завопил:
   – Ах да, как же я мог забыть! Знание о том, что ты метаморф до поры до времени так запрятано в твоем подсознании, что оттуда его не выдернул бы целый легион самых упертых психотерапевтов, даже в том случае, если бы им было доподлинно известно что-нибудь об этом! – Затем он продолжил более спокойным голосом: – Видишь ли, Фелл, специально для тебя и конкретно с учетом генетических особенностей твоего организма нашими биохимиками и Деревьями был разработан на основе вытяжки из какого-то весьма редкого растения состав – генетический пластификатор или мутаген. Не будем углубляться в бесконечные ряды химических формул, описывающих это вещество, признаться, я и сам об этом ничего не знаю, стоит лишь отметить, что при приеме внутрь оно каким-то образом оказало влияние на генетическую структуру всех клеток твоего организма. Сделало твое тело пластичным, способным принимать форму любого предмета или вообще существовать вне какой-либо формы, например в виде гигантской разумной амебы, безмятежно парящей в мутных водах реки или какого-нибудь пруда.
   Феллад представил себя огромным сгустком протоплазмы, «безмятежно парящим в воде», и его всего передернуло. Впрочем, новость о том, что он вдруг стал каким-то метаморфом, ничуть не обрадовала юношу, поскольку в данном конкретном случае он не видел никакой перспективы выбраться из хрустального плена даже с помощью своих новых возможностей. Хотя, если старый пластун, брызжа во все стороны слюной, с самодовольным видом расхваливает этот самый мутаген, которым исподтишка напоил пьяного курсанта, значит где-то рядом действительно «зарыта собака» и ему – Фелладу стоит лишь немного поднапрячь мозги, и он сам без посторонней помощи сможет выбраться на волю.
   «Что там говорил старый хрен о том, что мне доступно принять форму любого предмета? – начал размышлять Феллад. – А если не только форму, но и некоторые свойства? Стоит, например, попробовать стать хрусталем, конечно не в буквальном, а переносном смысле. Что мне это даст? – Задал он сам себе вопрос и тут же сам на него и ответил: – Хотя бы разберусь в свойствах этого минерала, может быть, удастся обнаружить какую-нибудь, хотя бы крошечную слабину. Поскольку в планы Пархая Лихого, по всей видимости, не входит хотя бы пальцем пошевелить ради спасение ближнего, придется как-то выкручиваться самому».
   Феллад попытался, как можно глубже внедрить ментальные щупальца в прозрачную глыбу кварца. Это ему вполне удалось. Вскоре он знал практически все о природе этого минерала, вплоть до молекулярной структуры. Но самое главное, он понял, каким образом можно разрушить кристалл изнутри.
   Для этого ему понадобилось воспользоваться своими вновь приобретенными способностями метаморфа. Для начала Феллад представил, что его тело составляет единое целое с его прозрачной «темницей». Убедившись в том, что все идет согласно его плана, он начал раскачивать клетки своего организма так, чтобы их колебания вошли в резонанс с собственной частотой хрустальной глыбы. Поймав нужную частоту, юноша постепенно начал увеличивать амплитуду колебательного процесса. Вскоре Феллад уже всем своим существом почувствовал, что внутри объема гигантского кристалла начали возникать локальные зоны напряжения. Глыба угрожающе загудела, и Феллад догадался, что вполне добился желаемого. Он посмотрел на ухмыляющуюся физиономию своего бывшего учителя и понял, что Пархай им доволен. Дальше все пошло без участия юноши. Ему лишь оставалось стать снова человеком, чтобы ненароком не разлететься на мелкие кусочки вместе со своей тюрьмой. Тем временем хрусталь продолжал все громче и громче гудеть, и закончилось все это тем, что, достигнув определенного пика громкости, гигантский кристалл с ужасающим грохотом раскололся на мелкие кусочки.
* * *
   Феллад лишь успел плотно закрыть глаза, Чтобы их не повредило острыми осколками, а когда раскрыл, снова нашел себя лежащим на куче сухих листьев в каменной пещере, где он был точно таким же пленником, каким пребывал в своем недавнем сне. Имелась, конечно, разница – во сне он был полностью лишен свободы передвижения, здесь он мог перемещаться в пределах ограниченного пространственного объема, но по большому счету разница эта была не велика.
   Еще юношу охватило весьма приятное чувство. Такие ощущения испытываешь какое-то время после весьма реалистичного сновидения, где ты свободно паришь, отталкиваясь от земли лишь силой своей мысли. Проснувшись, тебе кажется, что во сне ты приобрел чудесную способность летать без крыльев. Ты даже пробуешь наяву повторить то же самое, что совсем недавно свободно проделывал в своем сновидении. Однако после двух-трех неудачных попыток ощущение эйфории сменяется тоскливой безысходностью, в душе остается лишь горькое чувство разочарования и слабая надежда, что после следующего подобного сна ты все-таки научишься летать без крыльев или каких других приспособлений.
   И все-таки Феллад был абсолютно уверен в том, что все, только что им виденное, не было обычным сном в прямом понимании этого явления. Теперь он вспомнил, как Пархай во время их совместной пьянки, воспользовавшись его неадекватным состоянием, заставил принять внутрь вязкую тягучую жидкость, весьма противную на вкус. Мало того, он сразу поверил словам своего учителя, что это был действительно генетический пластификатор, позволяющий его организму входить в аморфное состояние. Вопрос: «Для чего понадобился столь неординарный эксперимент над его биологическим естеством?» отпадал как-то сам собой, поскольку иначе, как, воспользовавшись вновь приобретенными чудесными качествами своего организма, ему отсюда не выбраться. Оставалось найти ответ на вопрос: «Почему мутаген был введен в режиме строжайшей секретности от него – Феллада?». Насколько понимал юноша, для этого придется обратиться непосредственно к Деревьям, но так как в ближайшем будущем такая встреча ему не светила, придется потерпеть до возвращения в базовый лагерь Убанги. Так или иначе, юноша был уверен, что в своем чудесном сне получил вполне эффективное средство, с помощью которого ему наконец-то удастся покинуть стены своей каменной темницы, которая, несмотря на краткий срок пребывания, успела надоесть ему хуже горькой редьки.
   Прежде чем приступить к разработке плана своего освобождения, Феллад вытащил из заплечного мешка солидный шмат вяленого мяса, прессованный блок ассорти из сухофруктов и, запивая пищу водой из фляги, с аппетитом позавтракал. На этот раз он не жалел ни воду, ни пищу, поскольку не видел никакого смысла в дальнейшей экономии – он либо очень скоро выходит отсюда, либо остается здесь навсегда и, в крайнем случае, с помощью острого листа решает проблему нехватки продуктов питания, воды и кислорода. Все-таки мысль о возможном самоубийстве хоть и рассматривалась юношей, но рассматривалась как-то не очень серьезно, поскольку он был полностью уверен в успехе намеченной операции.
   После приема пищи, он тщательно сполоснул лицо, истратив на это остатки бесценной влаги. Затем уселся на полу в позе лотоса и на продолжительное время вошел в состояние транса. Этому методу поиска наиболее коротких путей решения самых сложных задач когда-то обучил его Мудрый Квакх. Суть его заключается в том, что рациональная часть сознания полностью отключается, а вместо нее начинает интенсивно работать иррациональная составляющая человеческого мышления, по-другому – подсознание. Главное, перед тем, как полностью погрузиться в транс, необходимо четко поставить задачу, и все как бы само собой образуется – через какой-то промежуток времени человек как бы из ниоткуда получает все ответы на заданные самому себе вопросы. Иными словами, логика индивидуума в данном случае в поисках решения проблемы не принимает никакого участия, этим занимается интуиция в обход его сознания.
   Пока Феллад пребывал в состоянии полной отрешенности от окружающего материального мира, его головной мозг работал со скоростью, намного превосходящей производительность любого, самого мощного компьютера древних. Причем в отличие от набитых «умным железом» и гудящих как пчелиные ульи неподъемных ящиков делал он это в полной тишине. Феллад также не подозревал, что в подобных случаях его подсознание не только анализирует данные, хранящиеся в подкорковом слое его головного мозга, оно напрямую подключается к потокам единого энергоинформационного поля Вселенной. Фигурально выражаясь, он был букашкой, использующей безграничные запасы озера Байкал для утоления сиюминутной жажды, совершенно не подозревая, каковы истинные размеры водоема.
   Наконец юноша открыл глаза и поднялся на ноги. Если бы сторонний наблюдатель имел возможность видеть его лицо, ему бы сразу стало ясно – решение найдено. Но никого из посторонних лиц в пещере не наблюдалось, к тому же, вокруг царила такая непроглядная темень, что, если бы кто-то здесь и появился, он попросту ничего не смог бы разглядеть. Свободно ориентируясь с помощью ментального зрения, Феллад быстро натянул на себя шорты и рубаху, закинул за спину перевязь с мечом и ножнами, а сверху придавил вещевым мешком. Потом спокойно подошел к участку монолитной стены, расположенному неподалеку от заваленного каменными обломками входа. Минут пять он сосредоточенно вглядывался в ее поверхность. Что он там разглядывал известно лишь ему, однако вскоре его фигура начала испускать едва заметное призрачное свечение и терять материальность. В конце концов, Феллад стал похож на обыкновенное привидение, одно лишь появление которых вызывало душевный трепет у его далеких предков и леденило им кровь. К счастью, материалистическое мировоззрение нашего героя не допускало мысли о существовании загробной жизни в виде полупрозрачных слабосветящихся фантомных образований. К тому же, он не мог видеть себя со стороны, поэтому не имел ни единого шанса перепугаться до смерти.
   Однако психологический аспект приключившихся с телом Феллада изменений в данном случае нас интересует меньше всего. Нам интересно, что же стало дальше с отважным героем и для чего с ним произошли все вышеописанные трансформации. Поэтому не будем отвлекаться и продолжим наше повествование.
   Как только фигура человека почти полностью потеряла плотность и превратилась в, излучающее легкое зеленоватое свечение образование, он, смело шагнул прямо в стену. Как только это случилось, в опустевшей пещере вновь наступила кромешная темнота.
* * *
   Через четверть часа после своего удачного избавления из каменного плена юноша сидел на берегу вновь образованного во время землетрясения озерка и с остервенением поглощал остатки запасов пищи, коих по самым скромным оценкам рачительных интендантов ему должно было хватить еще как минимум на неделю. Однако расчеты расчетами, а голод не тетка. Феллад вовсе не ожидал, что после того, как преодолеет скальную стену столь необычайным образом, он возжаждет еды, да так сильно, что будет готов с остервенением вонзить зубы в подошвы собственных сандалий, лишь бы хоть немного утолить невыносимый голод.
   Зажмурив от удовольствия глаза, юноша подставил лучам солнца лицо, заросшее за время рейда жесткой колючей щетиной.
   «Неплохо бы выкупаться, да пройтись по щетине депилятором, – подумал пластун, но, махнув рукой, тут же передумал: – А ну ее, пусть еще подрастет, глядишь, понравится, отпущу бороду для солидности и стану блудилок в лагере пугать».
   Купаться он также передумал. Сидя в подземном склепе, он потерял не менее полутора суток, теперь их необходимо наверстать, чтобы своей задержкой с возвращением в базовый лагерь не вызвать ненужного беспокойства коллег. Вообще-то волноваться начнут лишь после трехдневного опоздания, но искать все равно не станут, так как отыскать человека в бескрайней сельве равносильно тому, что найти иголку в стоге сена. Еще месячишко для верности выждут, после этого объявят пропавшим без вести и выделят участок для условного захоронения на лагерном кладбище, со всеми подобающими почестями и соплями близких родственников. Правда, время от времени, поговаривают, случались казусы – человека похоронили в торжественной обстановке, а он вдруг заявляется на следующий день и начинает очень громко тяготиться статусом мертвеца. Но это из разряда анекдотов, поскольку Феллад не имел счастья знать ни одного пластуна, с кем когда-либо случилось подобное, к тому же, он в глаза не видел никого из тех, кто был лично знаком с таким везунчиком. Выжить лишний месяц в одиночку, в Диком Лесу или какой другой зоне отторжения считается задачей невыполнимой.
   Набив до отказа живот, Феллад, вопреки советам диетологов, не стал дожидаться, когда пища хоть немного усвоится организмом. Он вскочил на ноги и, сориентировавшись по солнцу, быстрым шагом, временами переходящим на бег, двинул в юго-восточном направлении. Тут же все его органы чувств, включая экстрасенсорные, принялись в усиленном режиме сканировать окружающее пространство. Впрочем, это вовсе не мешало свободному течению мыслей юноши. А поразмыслить было над чем. Сразу после освобождения из каменного мешка, неожиданно накатившееся на него желание побыстрее набить желудок, оттеснило на задний план все прочие проблемы. Теперь на него обрушился целый ворох разных вопросов, тем или иным боком затрагивающих тему его чудесного спасения из напрочь закупоренной пещеры.
   Его ужасно интересовало все, что касалось загадочного мутагена, проявившего свои чудесные свойства лишь через два года после того, как он его принял. Затем эта странная трансформация, позволившая ему принять образ бестелесного духа и преодолеть пятьдесят метров каменного монолита. Рациональный ум Феллада, привыкший рассматривать каждое явление с точки зрения общепринятого научного мировоззрения, отказывался хоть как-то объяснить тот факт, что его физическая оболочка приобрела способность проходить сквозь скальную твердыню. Вообще-то он был готов без каких-либо излишних мудрствований принять эту свою новую способность. Но как с точки зрения здравого смысла объяснить то, что вместе со своей бренной плотью ему удалось протащить сквозь стену остальные вещи? Каким образом загадочный генетический пластификатор мог повлиять на мешок вместе со всем его содержимым, или на меч?
   Сколько Феллад ни бился над созданием более или менее правдоподобной теории, объясняющей произошедшее с ним, ничего у него не складывалось. Наконец он плюнул и принял наиболее приемлемую для себя версию. Она заключалась в том, что мутаген, изменивший столь странным образом структуру его организма, также оказал какое-то влияние и на его Феллада психику, что в свою очередь позволило ему трансформировать физические параметры окружающего пространства.
   «Интересно, – подумал юноша, – создатели эликсира могли предположить, что кроме обыкновенного биохимического воздействия на организм он проявит себя со столь неожиданной стороны?»
   Однако немедленного ответа на поставленный вопрос получить он не мог, поэтому выбросил из головы всякие мысли, не относящиеся к его непосредственному заданию.
* * *
   На сей раз ему не повезло. Хоть он и умудрился наверстать потерянные тридцать четыре часа и выйти в конечный пункт своего маршрута точно и в срок, однако ничего странного и необычного обнаружить не удалось. Феллад был абсолютно уверен в том, что попал именно в то место, где произошла трагическая встреча рейдсемерки с загадочным существом, но никаких следов страшного создания обнаружить не удалось. Обширный участок поймы широкой мутной реки Конг ничем не отличался от других точно таких же мест. Неисчислимые стада травоядных животных, пасущихся на бескрайних пойменных лугах, а также стаи самых разнообразных хищников и падальщиков, сосуществующих бок о бок со своими потенциальными жертвами, и вся эта живность сопровождается полчищами мух и мелкого гнуса.
   Единственным примечательным моментом, который отметил Феллад, стало появление в этом районе нескольких новых рощ кубышечников – деревьев, обороняющихся от непрошенных визитеров посредством подвижных стрекательных отростков. Впрочем, эти растения вполне безобидны, если держаться от них на безопасной дистанции.
   Когда-нибудь в процессе совместной экспансии человечества и Деревьев все здесь поменяется коренным образом, а пока это был совершенно дикий мир, к тому же абсолютно нестабильный по причине сорвавшегося с цепи неуправляемого мутагенеза. Если бы древний натуралист, хорошо знакомый с природой этих мест, каким-нибудь чудесным образом попал сюда во время описываемых событий, он ни за что не узнал бы большинство представителей животного мира и большую часть растений. Губительная радиация вкупе с различными вредными химическими веществами стали своеобразным спусковым механизмом, запустившим безудержный процесс формирования все новых и новых видов живых организмов. Конечно же, на свет появлялись не только существа, обладающие сугубо полезными для их выживания свойствами. Неуправляемый мутагенез работает одновременно в обоих направлениях. Однако, в полном соответствии с неумолимым законом выживания, закреплялись лишь положительные качества, а всякое слабое, неприспособленное существо мгновенно становилось законной добычей более сильного и адаптированного к условиям среды обитания. В свою очередь, через какой-то промежуток времени появлялось другое существо с иным набором полезных качеств, оно довольно быстро вытесняло вполне успешные ранее виды. Выражаясь фигурально, занятая Диким Лесом экваториальная часть Афры была своего рода гигантской ретортой сумасшедшего экспериментатора, манипулирующего генами и хромосомами с легкостью профессионального карточного шулера.