Дмитрий Суслин
Как Димка за права человека боролся
Повесть
1
Самый печальный день
Мама Димку все-таки выпорола. А потом сама же и расплакалась. Села рядом с ним на диван и стала плакать. А я еще раньше расплакался, еще до того, как она его бить начала. Если бы у нас было две комнаты, то я бы обязательно убежал в другую комнату и закрыл за собой дверь, чтобы ничего не видеть. Но у нас только одна. Поэтому я сидел за шкафом на нашей с Димкой кровати и плакал.
А Димка не плакал. Он ни слова не проронил, когда его мама ремнем лупила. Он только тогда разревелся, когда мама начала плакать. Так мы все трое и плакали. Сначала они вдвоем сидели, а потом я к ним подошел.
Димка это мой старший брат. Я учусь в третьем классе, а он в пятом. В пятом «Б». Сегодня закончилась первая четверть, а у него в дневнике четвертная двойка по русскому. Вот его мама и наказала. Она уже две недели обещала это сделать, если он двойку принесет. Мы очень надеялись, что двойки не будет, но Татьяна Анатольевна ему все-таки двойку поставила. Как он ни старался. Но эти тесты и диктанты! Димка их терпеть не может. Всегда за них двойки получает.
Хорошо начался пятый класс. Ничего не скажешь. Не зря нас уже сейчас им пугают. Да-да, наша учительница Маргарита Павловна так и говорит:
– Ничего, вот перейдете в пятый класс, там вам учителя покажут, что такое настоящая учеба. Там вас жалеть не будут. Три шкуры с вас драть будут. Что заслужите, то и получите.
Вот так оно у Димки и получилось. А когда он у Ольги Васильевны учился, то у него двоек не было. Тройки были. Куда же без них? А вот двоек не было.
А теперь вот.
Мне Димку очень жалко. И себя тоже. Мне ведь тоже через два года в пятый класс идти. А теперь я уже заранее туда не хочу. Какая радость учиться, когда с тебя три шкуры дерут?
У нас дом рядом со школой стоит. Надо только дорогу перейти, и ты дома. Так вот, мы два часа до дома шли. А потом еще час во дворе на лавочке сидели. Домой не шли. Не хотелось. Хотя мамы дома не было. Она у нас поздно приходит. Сидели и молчали. Говорить не хотелось. Только когда дождь пошел, мы домой поднялись. Димка, как мы в квартиру зашли, сразу же разделся и пошел за шкаф. Лег там на кровать, лицом зарылся в подушку и ни слова. Даже есть не стал. Я тоже не стал, хотя очень хотел. А потом мама пришла…
Вообще нас мама никогда не бьет. Ругается, конечно, как все мамы. Ну, там, подзатыльник иногда даст, по рукам шлепнет. А так, чтобы ремнем, никогда. И вот сегодня такое. Прямо напасть на нашу семью!
Потом мама, вся расстроенная, даже какая-то серая, я ее никогда такой не видел, ушла на кухню, стала посудой греметь, а мы с братом остались вдвоем. Мы еще некоторое время поревели, а потом устали. Нельзя же реветь вечно. Димка достал свой мобильный телефон и стал с ним играть. А меня даже не замечает.
– Дим, – прошептал я, прижимаясь к нему, – больно было?
Димка шмыгнул носом и прошептал в ответ:
– Не больно. Я уже ничего не чувствую. А вот тут, – он ткнул мобильником себе в грудь, – вот тут больно.
– Ничего, – попытался я его успокоить, – в следующей четверти ты исправишься.
– А если не исправлюсь? – тихо воскликнул Димка. – Если опять двойка будет? Опять меня драть придется?
Я поежился от страха. А что, если действительно опять двойка будет? Двойки они ведь такие. Раз, и появляются.
Мы опять помолчали. Потом нас мама на ужин позвала. Мы ели молча, хотя обычно у нас за столом всегда шумно, без аппетита. И еда мне казалась какой-то безвкусной. Даже жевать ее было тяжело, и приходилось все чаем запивать. Но хуже всего стало, когда мама пирожные достала.
– Вот, – словно извиняясь, сказала она, – я специально купила, чтобы отметить конец четверти.
Мне сразу расхотелось их кушать эти пирожные. В первый раз со мной такое случилось в жизни.
Смотрю, и Димка тоже на пирожные не смотрит, уткнулся в свой бокал с чаем и делает вид, что пьет.
– Не хочется? – спросила мама.
– Не хочется, – сказал я.
А Димка ничего не сказал. Мама молча убрала их в холодильник. Лучше бы она их вовсе не доставала.
2
Димка принимает решение
А потом мама телевизор стала смотреть, а мы пошли купаться. Мы с Димкой всегда вместе купаемся. Вместе ведь интереснее. В воде столько игр можно придумать. Только сегодня мы играть не стали. Просто сели в воду и сразу стали головы намыливать. От горячей воды, от душистой мыльной пены все равно как-то легче нам стало и не так грустно. Смотрю, даже Димка уже не такой мрачный. Теперь только задумчивость у него в зеленых глазах осталась. Я обрадовался. Раз он теперь не так переживает, значит, и я тоже могу поиграть. Я взял из нашего тазика с игрушками водолаза и акулу и стал с ними играть. Сначала у меня водолаз от акулы уплывал, а она его все равно съедала, затем наоборот, он был охотником на акул и гонялся за ней. Обычно в эту игру мы вдвоем играем. Жутко весело. Но сейчас мне пришлось сразу за двоих отдуваться. Что делать?
Вообще мы с Димкой очень друг на друга похожи. Нас даже близнецами дразнят. Только он чуть выше и сильнее, а так нас и не отличишь. Что значит, братья.
– И все-таки так не должно быть, – сказал вдруг Димка и стукнул кулаком по воде, я аж водолаза выронил. А потом он еще раз стукнул и еще.
Это первые громкие слова, которые я от него услышал, с того момента, как мы домой зашли.
– Что не должно быть? – спросил я.
– Нельзя детей бить.
– Конечно нельзя, – согласился я.
– Даже за двойки нельзя.
– И за четвертные?
– За любые.
Я задумался, а потом спросил:
– А взрослых можно?
– И взрослых тоже нельзя. Только детей особенно.
– Кому нельзя детей бить? Только взрослым или детям?
– Никому.
– Да, а помнишь, как ты меня на прошлой неделе побил, когда я твою мобилу спрятал?
Димка покраснел:
– Ты мне тогда тоже хорошо дал. Это мы подрались. Так не считается.
– Считается, – сказал я, – еще как считается. Ты меня старше и сильнее. Ты тогда меня поколотил и я плакал.
– Ты у нас вообще плакса.
Это верно. Меня очень легко до слез довести. Это потому что я самый младший в семье. Во всяком случае, так мама говорит.
– Конечно, – говорю, – любой заплачет, когда его бьют, а он и ответить не может, как следует.
– Я больше не буду с тобой драться, – буркнул мой брат.
– Ну, иногда подраться можно, – немного подумав, сказал я. – А то неинтересно будет.
– Хочешь, я тебе спину мочалкой потру? – сказал Димка.
Я очень люблю, когда мне спину мочалкой трут.
– Давай. Потом я тебе.
А потом, Димка вдруг мне говорит:
– Ты, Лешка, еще маленький, не все понимаешь. Есть такие законы, которые запрещают детей бить.
– Что это за законы такие? – удивился я.
– Какие-то права, называются. Точно не помню, а только к нам в класс девчонки приходили из десятого класса, рассказывали. Жаль, что я тогда плохо слушал. Если бы знал, показал бы маме, когда она за ремень схватилась, и не пришлось бы тогда нам всем плакать.
Я разозлился на Димку:
– А почему ты плохо слушал? Слушать надо, когда такие нужные вещи рассказывают.
– Да, вот, так вышло, – мой брат развел руками. – Я тогда у Ваньки Парандеева как раз игру новую скачал, хотелось опробовать.
На это мне возразить нечего. Игры, хоть в мобильнике, хоть в компьютере, это такая вещь, как увлечешься, ничего на свете не замечаешь. Я сам однажды так заигрался на перемене, что даже на урок опоздал, потому что звонка не услышал, и у меня Маргарита Павловна отняла телефон, еле потом выпросил.
Тут мама к нам заглянула:
– А ну, хватит в воде торчать! Сколько можно. Быстро выходите и ложитесь спать. Никаких телевизоров и сотовых на ночь.
Обычно мы дольше купаемся. Но сейчас не поспоришь. Пришлось вылезать.
– Ничего, – сказал Димка, помогая мне вытереться. – Одна из тех девчонок, в нашем доме живет. Я ее знаю. Вот пойду завтра к ней, и все у нее узнаю.
– Сейчас уже поздно, – удивился я. – Тебя уже побили.
– Правду узнать никогда не поздно. Найду тот закон, выпишу его и покажу маме. Пусть знает, что она почти преступление совершила.
Я так ничего и не понял. При чем тут закон? И что это такое?
А ночью у Димки случился приступ. Это потому что он астмой болеет. Очень опасная и тяжелая болезнь. Человек даже умереть может. Когда у Димки такие приступы бывают, я весь холодею и тоже дышать не могу, хотя у меня никакой астмы нет. Очень это страшно.
Наша мама врач, и даже кандидат наук. Она как раз эту болезнь и лечит. Даже в детской больнице работает, где дети с астмой лежат. Димка тоже один раз лежал. Мама его почти вылечила. У нас приступов уже год не было. Нет, полтора. А сегодня случился. Под утро. Они чаще всего под утро случаются, когда больше всего спать хочется. Только я сразу просыпаюсь, когда мама начинает бегать, суетиться и давать моему брату всякие препараты. А Димка в это время так тяжело дышит, в груди у него что-то свистит и хрипит, а сам он становится весь белый, потный и чужой. Затем его начинает душить кашель. Это хуже всего. Мне сразу жить не хочется. Я начинаю плакать, а мама меня ругает.
– Чего ревешь?
– Ага, – отвечаю, – а вдруг Дима умрет? Я боюсь!
– Не говори таких вещей! Никогда, ты слышишь? Ишь, чего выдумал.
Дима сидит на стуле рядом с кроватью, мама растирает ему руки и ноги, я с него глаз не спускаю, и трясусь от страха. Через какое-то время ему становится легче. Это понятно, когда кашель смягчается и становится реже. Я внимательно за ним наблюдаю. Ага, вот он начал розоветь, вот уже на меня смотрит и понимает, что это я перед ним, а не пустота. Я сразу ему улыбаться начинаю. А он мне. Я взял его руку и крепко в нее вцепился, как будто Димка убежать хочет, а я его не пускаю.
Мама дала ему стакан молока, затем ингалятор, чтобы смягчить дыхание. Через полчаса все успокаивается, и мы ложимся спать. Измученный Дима засыпает первым. Затем я. Уже, во сне я слышу, как в своей кровати всхлипывает мама. Мне так ее становится жалко. И Димку тоже и себя. Слезы сами на глаза наворачиваются, но сил, чтобы плакать уже нет. Я засыпаю.
3
Катя знает все
Утром мама на работу не пошла. Сказала, что до обеда будет с нами. Это, значит, что она за Димкой наблюдать будет. Так всегда после приступа бывает.
А чего за ним наблюдать? Он такой, как будто ничего ночью и не случилось. Как проснулся, сразу за свой мобильник и давай играть.
– Мам, – заныл я, – мы гулять сегодня пойдем?
– Щас! – в голосе у мамы возмущение. – Прямо без еды и без одежды. В трусах и майках, да? Идите, ради бога.
– Ну, мам, а после завтрака? У нас же каникулы.
– У вас каникулы? – мама сделала круглые глаза. Димка сразу сделал вид, что ничего не слышит и не видит, кроме своей игры, хотя на самом деле он очень даже внимательно слушает. – Я не ослышалась?
– Каникулы, – сказал я. А чего мне было бояться? Я ведь двойку за четверть не получал.
– Никаких гулять, – отрезала мама. – Будете все каникулы заниматься русским языком.
– А меня за что? – закричал я. – Я ведь не двоечник!
Димка молча, показал мне кулак.
– Вы должны отвечать друг за друга, – устало сказала мама. – Так должно быть всегда. У вас кроме друг друга никого нет.
Она так часто говорит.
Затем мама достала фонендоскоп, поставила нам градусники, смерила давление. Мы были вполне здоровы. Даже Димка. Потом мы завтракали, а после завтрака мама долго работала за компьютером, а Димка писал упражнения по русскому языку. Вот так, у людей каникулы, а мой брат должен сидеть и делать эти дурацкие упражнения. А я теперь тоже словно наказан, потому что ни телевизор включить, ни радио, и компьютер занят. Играть мне теперь не с кем, потому что брат мой занимается. Даже на мобильнике поиграть нельзя, потому что звук надо отключать. А что за игра без звука? Я чуть с ума не сошел, пока Димка писал. Этот час мне показался вечностью. А потом мама проверила у Димы работу, все там перечеркнула, отругала его, по голове ему настучала и велела все переписать заново. Я чуть не взвыл. Да что это такое делается?
А Димка ничего говорить не стал. Гордо сел и стал писать. Тут я не выдержал и стал ныть:
– А мне что делать? Я больше не могу тихо сидеть. Я играть хочу.
А мама на меня наорала:
– Займись чем-нибудь! Книжку почитай!
– Не хочу я читать! Я гулять хочу.
– Одевайся и иди.
– Я без Димы не пойду.
– Дима сегодня гулять не пойдет! Он болеет.
– Значит, и я не пойду.
– Значит, не пойдешь!
Вот и весь разговор. Но я не сдавался:
– Я играть хочу! С Димой. Пусть он потом напишет!
Тут мама по-настоящему разозлилась. Лицо у нее потемнело. Глаза сузились.
– Лешка, ты у меня сейчас тоже ремня получишь!
Но я тоже разозлился:
– Ну и получу! Подумаешь! Давай, выпори меня, как Димку вчера! Ремнем!
Мама вздрогнула и жалобно так Димке говорит:
– Дима, что ты молчишь? Он же твой брат. Ты должен на него влияние оказывать.
Димка посмотрел на меня, потом на маму, вздохнул и пошел в чулан, затем пришел с моим баяном и сунул мне его в руки.
– Пусть играет. Мне это не мешает, – сказал Димка и так на меня посмотрел, что мне сразу спорить расхотелось, хотя сейчас меньше всего на свете мне хотелось играть на баяне.
– Точно, – обрадовалась мама. – Теперь все заняты. Никто без дела не сидит. Только ты, Леха, иди на кухню играть.
Мне ничего не осталось делать, как поплестись на кухню и играть на баяне.
Так прошел еще час, мама печатала, Димка писал, я играл на баяне. Сначала я играл нарочно плохо и громко, потом мне это надоело, и я стал нормально играть.
Потом мы пообедали, мама собралась и ушла. Наконец-то мы остались одни.
– Давай играть, – подскочил я к брату. – Во что будем?
– Не хочу, – угрюмо ответил Димка. – Устал я.
Вот те раз! Я его столько ждал, а он теперь играть не хочет. Безобразие.
– А что тогда будем делать?
– Ничего.
– Это почему?
– Мне подумать надо.
– О чем ты будешь думать?
– О своем.
– А мне что тогда делать?
– Делай, что хочешь.
Тут мне совсем обидно стало. Да что это такое получается? Я тут его ждал, ждал, чуть с ума не сошел от безделья, а он? А он играть не хочет.
– Дим, ну чего ты, в самом деле? Мне же скучно!
– Леха, ты без меня что, ничем заняться не можешь?
– Не могу. Давай, играть.
Все-таки я его уломал. И мы стали играть в наши любимые игры. В настольный хоккей, в баскетбол, сражались на шпагах. И все же Димка был не такой, как обычно. Все-таки двойки вредно получать. Вот они проклятые, что с человеком делают. Был человек, веселый, добрый, а тут не мальчик, а какая-то тряпка. Все игры проиграл, мне даже неинтересно стало. Пришлось нам телевизор включить и мультфильмы смотреть. Гляжу, а он и мультики плохо смотрит, о чем-то своем думает. Мне сразу тоже неинтересно стало.
– Может, видик посмотрим? – предложил я. – Давай Шрека?
– Давай, – вяло согласился Димка, а ведь это его любимый фильм.
Поставил я кассету, а он не смеется. Серьезно смотрит, даже над ослом не хохочет. Я совсем расстроился. Вчера у нас день был жуткий, а сегодня не лучше.
– Дим, ты теперь всегда такой будешь? – спросил я.
– Какой такой? – удивился он.
– Не веселый, – говорю.
– А чего веселиться? Я ведь теперь не человек. Я двоечник. Нам, двоечникам веселиться не положено. Не имеем таких прав.
Опять права какие-то. Вчера он о них твердил.
– Я маму попрошу, она тебе купит эти права, – сказал я.
Тут Димка первый раз за день улыбнулся.
– Эх, Леха, Леха, – говорит, – ничего ты не понимаешь.
– Так объясни, – говорю.
– Не могу. Я сам не все знаю.
Тут я вспомнил, что он про какую-то девчонку говорил.
– Пойдем тогда узнаем, прямо сейчас у той старшеклассницы, про которую ты рассказывал.
– Нам же нельзя из дома выходить.
– Так она же в нашем доме живет. Ты сам говорил. Если мы к ней пойдем, то и получится, что мы из дома и не вышли. Она не в нашем подъезде живет?
– Нет, она в соседнем подъезде.
– Вот видишь, – обрадовался я. – Соседний подъезд, это же почти наш. Когда мама идет к тете Вере, она даже пальто зимой не одевает. Значит, получается, что и мы не выйдем из дома, потому что соседний подъезд не считается.
Димка посмотрел на меня и вдруг просветлел, глаза у него сразу прозрачными стали.
– А ведь верно, – говорит. – Пошли к ней.
Мы быстро собрались, и побежали в соседний подъезд. Мы очень торопились, потому что боялись передумать и хотели быстрее все сделать, пока наша смелость не пропала. Вбежали мы в соседний подъезд, и я спросил:
– А в какой она квартире живет?
Димка растерянно закрутил головой:
– Ты думаешь, я знаю?
– Что же нам, во все квартиры звонить? Тут знаешь, их сколько?
Наш дом большой, целых двенадцать этажей, на каждом этаже по четыре квартиры, это столько квартир получится!
– Что же делать?
Смотрю, а Димка опять неживой становится. Тут я испугался и сразу придумал, что нам делать.
– Пойдем, – говорю, – к Катьке Лемминг. Она всегда все про всех знает.
– Точно, она все знает, – обрадовался Димка.
И мы побежали на четвертый этаж.
Катька, это наша подружка. Вернее моя. Да, моя, потому что я ее с детского сада знаю. Мы в одну группу ходили. В общем, так, я даже на ней жениться собираюсь. Уже давно. Целых четыре года. Раньше я всем об этом говорил, что Катя моя невеста. Сейчас стесняюсь, но это не значит, что я передумал. Ничуть.
Правда в последнее время Катя себя как-то странно ведет. Когда мы встречаемся, она больше с Димкой играет, чем со мной. Мне это обидно. Я начинаю злиться, а ей хоть бы что. Девчонки они такие. Непостоянные. Не то что, я. В общем, я стараюсь с Катей встречаться, когда брата рядом нет. Это редко бывает, поэтому и с Катей я играю не часто. Жаль что она из другого класса. То ли дело в садике было! Разлучила нас жестокая жизнь.
Теперь ради брата я даже решил пожертвовать собой, то есть не собой конечно, а Катей.
Добежали мы до Катиной квартиры и стали звонить.
– Кто там? – прозвучал голос за дверью.
Мы облегченно вздохнули. Какое счастье, что она дома! Ее на каникулы очень часто к бабушке отправляют на житье. Так, что нам повезло.
– Катя, открывай! Это мы, Коржики! – закричал я.
Это мы между собой ее только Катькой называем, а при встрече только Катей. Попробуй ей скажи «Катька», она так фыркнет, да еще и скажет: «Какая я тебе Катька? Катьки все в деревне. Там коров так называют. А я Катя, понял, дурак?». Такая вот она моя Катя. А Коржики, это мы с Димкой. Такое у нас прозвище. Это потому что у нас фамилия такая Коржик. Да, такая вот веселая и редкая фамилия. Меня когда в школе к доске вызывают, сразу все улыбаться начинают. И я тоже. Мне моя фамилия нравится. Вкусная у нас с братом фамилия. Коржик, это ведь тебе не борщ и даже не салат. Коржик это коржик.
Катя открыла и удивилась:
– Привет, вы это чего? Ой, Дима, а ты правда двойку за четверть получил?
Димка не стал ломаться или врать, только головой мотнул. И правильно сделал. Чего тут такого?
Катя открыла глаза от ужаса:
– Кошмар. И что с тобой сделали дома?
Вот этот вопрос мне уже не понравился:
– Тебе, – говорю, – какое дело? Отругали и все! Ты нам лучше скажи, ты знаешь, в какой квартире девчонка из десятого класса живет?
– Какая такая девчонка?
– Тебе же сказали, из десятого класса.
– А у нас в подъезде таких не мало. Кстати, вы заходите, мальчики, чего в дверях стоите. Это неприлично.
Мы у Кати дома сто раз были. Ничего страшного. Мы зашли, но раздеваться не стали. Некогда.
– Давай, говори, – сказал я.
– А кто вам нужен? Вы мне хотя бы ее опишите? А зачем вам она? – Катя от любопытства даже покраснела. И не сводит глаз с Димки. Мне это не понравилось. Вот ведь, теперь она в него в двоечника еще больше влюбится. Некоторые девчонки, я слышал, очень любят хулиганов и двоечников.
– Давай, говори, – это я уже Димке говорю. – Как она выглядит, твоя десятиклассница.
Димка слегка смутился, а потом стал вспоминать:
– В общем, она такая, большая. Взрослая.
– Они все такие! – засмеялась Катя. – Ты что-то особенное говори. В чем она ходит? Какая у нее сумка?
– Ты думаешь, я знаю, в чем она ходит, и какая у нее сумка? – разозлился Дима. – Мне больше делать нечего, чем такие глупости помнить? Она кудрявая и полненькая слегка. В общем… красивая. Да. И улыбается всегда.
Катя задумалась.
– Кажется, я знаю, о ком вы говорите, – сказала она. – А зачем она вам?
– Тебе, какое дело? – возмутился я. – Сказано, что ищем ее и все тут.
– Тогда я ничего не скажу, – отрезала Катя. Все-таки девчонки вредный народ. Даже противный.
Тут слово взял Дима.
– Она к нам в класс приходила, – сказал он, – очень интересно рассказывала, но я не все понял, а теперь мне надо у нее спросить.
Катя посмотрела на моего брата и кивнула:
– Поняла. Она к нам тоже приходила. Про права человека рассказывала. Тебя это интересует?
– О, точно, – обрадовался Димка, – права человека. А я все никак вспомнить не мог, что там за права такие.
Я смотрел на них и не мог понять, о чем они говорят. Права человека какие-то. Вот у дяди Саши, маминого брата есть водительские права. Это чтобы машину водить. Это я понимаю. А что за права человека? Наверно тоже что-то вроде паспорта.
– Так, где она живет? – спросил Дима. – Ты скажешь?
– На десятом этаже в такой же квартире, как и моя, – стала объяснять Катя. – Или на девятом. Нет, точно, на десятом.
4
Вика дает Димке книги
Мы быстро вышли и побежали наверх. Вернее Димка побежал, даже лифт не стал вызывать. А я за ним.
– Стойте, ребята, я с вами! – закричала нам вслед Катя, и слышу, она уже за мной топает. Какие эти девчонки все любопытные.
Добежали мы до десятого этажа, стоим, отдышаться не можем. В звонок не звоним.
– Даже спасибо не сказали, – проворчала Катька.
– А ты чего за нами увязалась? – огрызнулся я. – Тебя звали?
– А я, может, тоже не все поняла, – ответила Катька. – Тоже хочу спросить кое-что. Что, не имею права?
– Имеешь, имеешь, – сказал Димка. – Тогда ты и звони.
– А вот и позвоню!
И Катя смело нажала кнопку звонка.
Сначала никто не открывал, затем послышались шаги, дверь открылась, и за ней оказался какой-то высокий лысый дядька с усами, да еще и в очках. Но самое смешное, он был в халате длинном и теплом. Он удивленно на нас посмотрел, а потом спросил:
– Макулатуру собираете?
– Нет, – ответила Катя. – Нам нужна Вика Никитина из десятого А.
– Ах, Вика! – почему-то обрадовался дядька. – Так вам нужна моя дочь Виктория?
Вот тебе раз, так это, оказывается ее отец. В смысле, той девочки, которую мы ищем.
– Да, – ответила Катя.
– Тогда прошу, – и Викин отец гостеприимно пропустил нас в квартиру. – Виктория! К тебе пришли гости. Очень молодые люди. Я бы даже сказал дети.
В прихожую вышла Вика, увидела нас и заулыбалась. Я ее сразу узнал. Она иногда на нашем этаже дежурит с красной повязкой. За дисциплину отвечает. Так вот, оказывается, кто к Димке в класс приходила. Оказывается, и к Кате приходила. Несправедливо, а в нашем классе она ничего не рассказывала.
– Папа, это ребята из нашей школы, – весело сказала Вика, – это Катя Лемминг, а это Дима и Леша Коржики.
Вот это да! Она, оказывается, нас знает. И имена и фамилии. Ну, правильно. Старшеклассники все знают.
– Коржики? – удивился Викин папа.
– Это фамилия такая, – сказал Димка.
– Очень приятно, – пробормотал Викин папа. – Какие у вас фамилии необычные. Лемминг, значит, и Коржик? А мы вот просто Никитины.
– Проходите в мою комнату, – Вика гостеприимно показала нам на дверь, на которой были три большие таблички с рисунками, запрещающими одна курить, другая пить, а третья держать собак.
Но как только мы вошли в комнату Вики, к нам навстречу выскочил очень симпатичный пудель. Он сразу подбежал ко мне и стал обнюхивать мои карманы. Пришлось угостить его кириешками. Хорошо, что они у меня в кармане оказались.
– Муха, как тебе не стыдно? Опять попрошайничаешь? – делая вид, что сердится, накинулась на собаку Вика.
– Да, ладно, – сказал я, – мне не жалко.
– Садитесь, ребята на мой диван и рассказывайте, какая нужда вас привела, – сказала Вика.
Мы сели на яркий цветастый диван, и я ткнул Димку локтем, рассказывай, мол.
– Расскажи нам про права человека! – выпалил брат.
– Так я ведь вам уже рассказывала, – удивилась Вика.
Димка смутился, но тут вмешалась Катя:
– А мы не все запомнили. Хотелось кое-что уточнить.
– Кое-что уточнить? – Вика хитро улыбнулась. – Здорово. А я помню, когда я рассказывала, ты Коржик Старший, играл на своем сотовом телефоне и не слушал.
Димка покраснел, как рак и смущенно закрутил головой.
– Я слушал, я не смотрел, но я все слышал.
– Ладно, ладно, не оправдывайся. Видимо у тебя что-то случилось, раз ты о правах человека вспомнил. Ага, значит, в следующий раз не будешь играть, когда о важных вещах речь идти будет?
– Не буду, честное слово не буду!
– Ну, хорошо, что же вам рассказать? Только учтите, у меня времени очень мало. У меня очень важная встреча.
Тут оживилась Катя:
– Важная встреча? А с кем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – засмеялась Вика.
– Значит, это свидание с парнем, – с умным и всезнающим видом произнесла Катя. – И он тебя ждет под часами с букетом цветов?
– Да погоди ты со своими цветами, – возмутился Димка, он вскочил с дивана подошел к Вике и посмотрел ей в глаза: – Расскажи мне самое главное.
Вика сразу стала серьезной.
– Знаешь, что мы сделаем? Я тебе дам книги, по которым я готовилась к встрече с вами, ты их внимательно изучи, прочитай, и если ты парень не глупый, а ты, я вижу, очень даже смышленый, то тебе многое станет ясно. А если чего не поймешь, то спросишь меня. Идет?