— А Националка[1] где проходит, Борода?
   — Дижонская дорога?
   — Черт возьми, я же не спрашиваю тебя о дороге на Карпатра?
   — Ну что ж, посмотри вон туда.
   — Где растут деревья?
   — Да, там растут тополя вдоль дороги.
   — Хорошо, жди меня там с Жозефиной. Через минут пятнадцать я вернусь, этого достаточно, чтобы послать телеграмму…
   С той особой послушностью, которая характерна для отношений между бандитами и теми, кого они выбирают себе в главари, Борода и Жозефина подчинились приказу Лупара. Они сошли с проселочной дороги и пересекли поперек поле, двигаясь к Национальной дороге Париж — Дижон, на которую еще издалека указал Борода.
   Посмотрев вслед своим удалявшимся сообщникам, Лупар двинулся в обратном направлении. На всякий случай, чтобы чувствовать себя более уверенно, он снял куртку и вывернул ее. Куртка эта была необычная, подкладка представляла собой еще одну куртку, другого цвета и с иным расположением карманов. Таким образом, Лупар переоделся как бы в другую одежду, которая, если и не сделала его совсем неузнаваемым, то, по крайней мере, сильно изменила его внешность. Подойдя к первым домикам городка Веррей, он заметил, что в нем царит оживление, по всей вероятности, здесь уже знали о происшедшей катастрофе… Со своими сообщниками он сделал большой крюк после того, как они сошли с поезда. Они не решились идти вдоль путей, так как опасались, что, заметив неладное, машинист скорого поезда мог остановиться и увидеть их. Правда, из-за этого они потеряли много времени. Подходя к Веррею, Лупар оглянулся. С высоты небольшого холма он мог увидеть вдалеке красноватые вспышки пламени, временами ветер даже доносил издалека невнятный шум голосов…
   «Отлично, — подумал Лупар, — Симплон-экспресс с ходу налетел на оставшийся кусок состава поезда, брошенный на произвол судьбы. Должно быть, хорошая там была мясорубка!»
   Затем, придав лицу соответствующее выражение, он принялся расспрашивать жителей городка, разбуженных посреди ночи, которые, кое-как одевшись, бежали по улицам, спеша оказать помощь пострадавшим:
   — Пожалуйста, не подскажете, где телеграф? По какой стороне?
   На почте приемщица телеграмм потеряла голову от свалившихся на городок событий. Не задавая лишних вопросов, наверняка приняв бандита за одного из тех, кому удалось спастись в происшедшей катастрофе, она протянула Лупару бланк, на котором тот написал:
   «Париж, улица Бонапарт, 142, инспектору Сыскной полиции Жюву.
   Все идет хорошо, обнаружил всю банду, включая Лупара. Совершили налет, но он не совсем удался. Подробности позже. Уверен, можем покончить с ними, будьте складе Берси один оружием завтра вечером одиннадцать часов, возле складов компании Кесслер. Привет. Фандор. «
   Лупар перечитал текст и остался им доволен.
   Он направился к окошку.
   «Тем более, — размышлял Лупар, — девять шансов из десяти, что этот осел журналист лежит где-нибудь возле полотна, раздавленный в лепешку. «
   Почтовая служащая протянула руку, чтобы взять телеграмму.
   Бандит принял самый любезный вид.
   — Пожалуйста, ознакомьтесь с текстом телеграммы, — добавил он, — прочитайте его, мадам… Вы понимаете? Это должно остаться тайной…
   Женщина понимающе кивнула:
   — Вы можете положиться на меня, месье… Боже мой, неужели эта катастрофа подстроена преступниками?
   — Итак, я надеюсь на вас?
   И, попрощавшись, Лупар вышел из почтовой конторы, едва не столкнувшись с двумя жандармами, посланными начальником вокзала отправить срочные служебные телеграммы…
   Через десять минут быстрой ходьбы Лупар уже был рядом с Жозефиной и Бородой.
   — Эй, — спросил он, — ничего нового?
   — Ничего!
   — Проходит что-нибудь?
   — Что?
   — Машины?
   — Да, ты хочешь заполучить одну из них?
   Лупар пожал плечами.
   — Жозефина! — позвал он. — Спустись к дороге, пройди вдоль нее метров пятьсот и, как только увидишь первую же машину, сразу начинай кричать… Ори: «на помощь, убивают», короче, что хочешь, только останови ее! Скумекала? Давай, пошла…
   — Но Лупар…
   — Иди, я тебе сказал… Бог мой, ты перестанешь трястись от страха?
   Девушка удалилась, покорно подчинившись приказу.
   Пять минут спустя Борода и Лупар увидели, как Жозефина спустилась к дороге и остановилась на обочине.
   — Твоя пушка заряжена, Борода?
   — Шесть горячих, старина Лупар…
   — Отлично, ты — справа, я — слева…
   При последних словах Лупара до них четко донесся шум мотора, который, постепенно нарастая, разбудил ночную идиллию сельской местности. Повернув головы, бандиты заметили приближающийся к ним яркий свет фар…
   Лупар расхохотался:
   — Гляди, Борода, какие ацетиленовые фары, какие указатели поворота, а? Для нас такое авто — подарок с неба.
   Автомобиль подъезжал все ближе и ближе. Когда он почти поравнялся с Жозефиной, та бросилась к дороге, испуская душераздирающие крики:
   — На помощь! Убивают! Сжальтесь! Остановитесь!..
   Резким движением водитель, удивленный неожиданным появлением женщины на этой большой пустынной дороге, нажал на тормоза… В это время с заднего сиденья машины, которая была «двойным фаэтоном», поднялся пассажир и, наклонив голову, крикнул:
   — Что такое? Что происходит? Остановитесь!
   Жозефина продолжала бежать за машиной. Автомобиль, повинуясь тормозам, остановился. Он уже почти замер на месте, когда с обеих сторон дороги к нему бросились Лупар и Борода.
   — Твой пассажир! — крикнул Лупар. — Я беру на себя водилу!..
   Пока Борода старался схватить за горло владельца машины, Лупар сломил сопротивление водителя:
   — Без шума, лады? Иначе ты пропал!
   Все произошло за несколько секунд, и сейчас Лупар и Борода, ставшие хозяевами положения, держали пистолеты приставленными ко лбу незнакомцев…
   — Жозефина! — приказал Лупар. — Свяжи-ка их мне!
   Лупар показал глазами на свернутый в кольцо шнур, торчавший из его кармана.
   Когда это было сделано, Лупар на всякий случай заткнул кляпом рот обоим пассажирам и скомандовал Бороде:
   — Уложи их на краю дороги… хотя, погоди, лучше отведи их на метров пятьсот в сторону поля, так их не сразу найдут.
   — Врезать им?
   Бандит мгновение посомневался:
   — Да ну их! Не стоит пачкать руки. Хотя… Ну ладно, врежь им в полсилы… Ты понимаешь меня, Борода, пару раз по морде, этого им будет достаточно…
   Лупар сел в автомобиль и как опытный водитель развернул его в обратном направлении.
   — Ну как, порядок? — спросил он у своего лейтенанта, который возвращался к дороге…
   — Еще бы! Только, может быть, я немного перестарался? Они лежат пластом.
   Лупар равнодушно махнул рукой.
   — Залезай, Жозефина! Давай, Борода!
   — Итак, в Пантрюш! Жалко, придется бросить эту тачку, хотя она превосходна, но ничего не поделаешь, с ней мы можем засыпаться.
   И после минутного молчания, Лупар, сжав зубы, тихо добавил для себя:
   — Посмотрим, чья возьмет, Жюв!..


Глава XV

Катастрофа Симплон-экспресса!


   Лупар и его сообщники, которые соскочили с поезда воспользовавшись моментом, когда отцепленные вагоны поезда на секунду замерли, чтобы покатиться затем в обратном направлении по наклонному в этом месте железнодорожному полотну, и постарались как можно быстрее скрыться в ближайшем лесу, не видели, как произошла катастрофа.
   Час спустя после происшествия Фандор разговаривал со служащим Компании железных дорог.
   — Повезло, месье, — говорил уцелевший кондуктор поезда, до сих пор еще бледный от пережитого, — повезло, что удар пришелся, когда мы поднимались в гору и наша скорость была гораздо меньшей… Случись это на десять минут позже, никому бы не удалось остаться в живых!
   — Да, повезло, — повторил журналист, вытирая носовым платком лицо, все грязное от сажи и пыли, — не считая бедняги-машиниста, получившего серьезные травмы, и женщины, которую только что унесли и у которой обнаружили многочисленные переломы на ногах, мне кажется, тяжелораненых в поезде больше нет… Те два вагона, что съехали с рельсов, были почти пустые?
   — Совершенно верно, месье, почти пустые…
   Фандор помогал спасать людей, не жалея своих сил. Хотя пережитое потрясение было велико, он быстро обрел хладнокровие и стал одним из первых, кто начал помогать спасателям, вытаскивающим из-под обломков поезда пассажиров…
   Вскоре прибыла еще одна команда спасателей. Изможденный, Фандор отошел от места катастрофы, отыскивая, где можно удобнее растянуться на земле и спокойно обдумать происшедшее…
   Проходя вдоль насыпи полотна, он услышал, как кто-то его зовет:
   — Месье! Месье!
   — Да?
   — Как все это гнусно, не правда ли?
   Фандор, присмотревшись, узнал «возлюбленного» Жозефины, с которого налетчики стащили его драгоценный пояс.
   — Да, — ответил он, — и нам нужно поздравить себя, что мы так хорошо отделались. А ваша жена, что с ней стало?
   — Моя жена? Ах, месье! В этом и заключается самое ужасное! Это не моя жена! Это… это просто подружка… Вы понимаете, месье, что после всего, что случилось, моя жена, настоящая, законная жена узнает всю эту историю — и тогда я пропал, погиб! К тому же… мне нравилась эта милашка, которая была со мной в поезде… Остается только догадываться, что с ней случилось!
   — Как, вы ничего не знаете о ней?
   «Ах да, наверное, этот добрый малый не заметил, что Жозефина была сообщницей грабителей?»
   — Нет, я ничего не знаю, вы же сами видели, как они у меня ее увели? У меня просто голова идет кругом. Бедное дитя совсем пропало, я искал ее везде, но увы… Вот ведь не везет, месье, я познакомился с ней лишь две недели тому назад и никак не мог с ней встретиться в Париже. Наконец я сумел передать ей насчет этой поездки, и мы условились встретиться на Лионском вокзале. И вот тебе на, эта катастрофа разбила все мои планы… Какое невезение! Я страшно боюсь, что она могла погибнуть и что увижу ее на носилках, истекающей кровью…
   — А, так вы назначили встречу на вокзале? Она знала, что у вас с собой крупная сумма денег?
   — Да, месье… О, мои бедные деньги! Я разорен!
   — Ничего, не убивайтесь так! Ваших грабителей арестуют, мы видели их и дадим полиции их приметы…
   — Да, да, тем более, что один мне точно знаком…
   Имя Лупара чуть не сорвалось с губ Фандора. Но из-за осторожности он промолчал:
   — Кто? Который из них?
   — Один из моих работников, бочар…
   — Вы виноторговец?
   — Точнее сказать, посредник в торговле вином, месье… Из Берси… Я собирался оплатить долги своим доверенным лицам, примерно сто пятьдесят тысяч франков, которые похитили у меня бандиты…
   — Как это «примерно»? Но кто вы на самом деле, месье? Как вас зовут?
   — Господин Марсиаль… Меня все знают на винных складах. Марсиаль из дома «Кесслер и Баррю…» Ах, я уверен, что этот налет был заранее подготовлен! Мне решили отомстить! Этот бочар не мог не знать, что каждый раз, когда я уезжаю в деловую поездку, я беру с собой крупные суммы денег!
   — Какая неосторожность!
   — Эх, разве мог я предвидеть такое? В конце концов, деньги еще не потеряны!
   — Как не потеряны? Вы знаете, где искать грабителей?
   — Нет, просто они взяли лишь половину банкнот.
   — Значит, при вас была не вся сумма?
   — Да нет же, представьте себе, — толстяк доверительно наклонился к журналисту, — что ограбленными оказались сами грабители! Каждый месяц, отправляясь в поездку, чтобы оплатить свои счета, я застраховываю себя от подобного рода неожиданностей…
   — Но как же? Как?
   — Очень просто. Например, сегодня мне нужно было раздать своим доверенным сто пятьдесят тысяч франков. Вчера я собрал эти деньги, взял банкноты и ножницами разрезал их на две половины. С собой я взял сто пятьдесят половинок тысячефранковых купюр — их то и забрали у меня грабители, — для которых эти банкноты не представляют никакой ценности, пока у них не будет других ста пятидесяти половинок…
   — Ничего не понимаю, — выдавил из себя Фандор.
   — Ну, это, если хотите, способ обезопасить себя от разного рода случайностей… Каждый месяц я беру с собой лишь половинки денежных банкнот, а в следующем месяце отдаю своим кредиторам другие половинки. Они склеивают обе части и получается обычная банкнота, которую принимают у них без проблем… Я же, со своей стороны, спокоен, если в случае какого-либо несчастья, как это произошло со мной сегодня, я потеряю ту или иную пачку банкнот, мне останется лишь заявить о потере во Французский банк, чтобы никто не мог воспользоваться утерянными половинками, дать номера банкнот и подождать, когда через три месяца мне выдадут новые купюры…
   — Но где же другие половинки банкнот?
   — О, в безопасном месте, у меня дома, в Берси.
   Фандор секунду помолчал, затем вдруг закусил губу, о чем-то напряженно раздумывая… После этого журналист поспешил покинуть господина Марсиаля, который остался стоять с открытым ртом, удивленный подобным поведением своего собеседника, и подбежал к одному из служащих, работавших в команде спасателей:
   — Пожалуйста, один вопрос.
   Служащий обернулся к нему.
   — Когда пути будут очищены от обломков?
   — Через час, месье…
   — До этого времени ни один поезд не пойдет на Париж?
   — Нет, месье!
   — Благодарю вас…
   Фандор пошел назад вдоль железнодорожного полотна.
   «Отлично! Я как раз прибуду вовремя… Теперь же надо составить телеграмму для „Капиталь“ и отнести ее на почту… У меня еще есть время!»
   Журналист вытащил из кармана блокнот, с которым никогда не расставался, и, присев на траву, росшую по склону насыпи, начал набрасывать статью. Но Фандор переоценил свои силы. На протяжении нескольких часов он пережил массу волнений и был совершенно измотан, душой и телом… Фандор писал в течение минут десяти, затем незаметно впал в полусонное состояние — и вот уже его карандаш выпал из руки, а голова склонилась на плечо… Фандор спал как убитый…
   — Осел! Идиот! Раззява! — награждал себя нелестными эпитетами Фандор. — Все пропало! А что скажут в газете?
   Когда он очнулся, уже были сумерки. Действительно, все вышло ужасно нелепо.
   Фандор как сумасшедший бросился к станции:
   — Когда идет ближайший поезд на Париж?
   — Через две минуты, месье, уже дали свисток…
   — Это скорый?
   — Нет, этот поезд прибывает в Париж в десять часов.
   Фандор поднял руки к небу:
   «В десять часов вечера! Как я промахнулся! Я буду в Париже лишь к десяти! Неужели опоздаю? О боже, у меня нет даже времени предупредить телеграммой Жюва…»


Глава XVI

Происшествие в Берси


   Жюв провел почти весь день в квартале Фрошо. Несмотря на предпринятые меры предосторожности, газеты пронюхали о трагедии, разыгравшейся накануне в доме доктора Шалека, даже «Капиталь» поместила о ней статью, подписанную, правда, не Фандором, а другим журналистом. Газеты рассказывали своим читателям сногсшибательные вещи о докторе Шалеке, Жюве, Лупаре, самом доме, где произошло преступление, расследовании в больнице и т. д. Жюв, не пытаясь опровергнуть многочисленные неточности, допущенные пишущей братией, наоборот, старался их как можно больше раздуть; он считал — и нашел в этом поддержку самого высокого начальства префектуры, — что, хотя мощный голос прессы часто бывает необходим властям для облегчения поисков преступников, время от времени интересы дела требуют наводить журналистов на ложный след.
   Тем временем, когда люди заметили, что каменщики, электрики, оцинковщики и другие рабочие подходят к особняку доктора Шалека и принимаются за работу под присмотром лиц, одетых в штатское, вокруг дома постепенно выросла толпа любопытных.
   Сначала Жюв долго беседовал с владельцем дома, господином Натаном, известным посредником в торговле бриллиантами с улицы Прованс. Бедняга был убит, узнав, что его дом стал ареной невероятных приключений.
   Все, что ему было известно о докторе Шалеке, заключалось в том, что тот снял этот особняк четыре года назад и с тех пор вносил аккуратно в срок плату за жилье.
   — Вы не подозревали, что в доме есть электрический лифт, который доктор Шалек оборудовал под рабочий кабинет и который был похож на последний как две капли воды?
   — Нет, месье, полтора года назад мой жилец попросил у меня разрешения отремонтировать дом на свой вкус. Я, конечно, дал ему такое разрешение. Сейчас понятно, что он хотел лишь установить здесь этот странный механизм. Но скажите, месье, велик ли нанесенный ущерб? Признают ли меня ответственным за слом свода туннеля канализационного стока?
   — Что касается этого, — заявил, поднимаясь, Жюв, — не могу вам ничего сказать точно. Это дело будет решаться в суде между вами и мэрией Парижа.
   — Ах! — застонал посредник в торговле бриллиантами. — Мне одному придется расхлебывать эту скандальную историю. Могу ли, по крайней мере, спуститься, чтобы осмотреть состояние подвальных помещений?
   — Не сегодня, месье, я должен закончить осмотр дома.
   Жюв, которому помогал инспектор Мишель и районный комиссар полиции господин Дюпальон, выслушал также показания привратников квартала, нескольких соседей доктора Шалека, но не узнал ничего нового. Ни те, ни другие не видели и не слышали, что произошло. К полудню Жюву и Мишелю, решившим не покидать место расследования, принесли обед прямо в дом.
   — Чего я не могу понять, шеф, — говорил Мишель, — так это того телефонного звонка, когда к концу ночи, во время которой произошло преступление, обратились за помощью в комиссариат по улице Ларошфуко. Из двух вариантов может быть лишь один: либо это звонила сама жертва, но в таком случае она еще не была мертва, как это предполагают, когда начиналась ночь, либо кто-то другой, и тогда…
   — Вы не ошибаетесь, анализируя подобным образом проблему, но решается она очень просто: той ночью звонила не убитая женщина, так как, вспомните, когда мы обнаружили труп в половине седьмого утра, он был уже холодный. Звонок же, как нам известно, был в шесть часов, то есть когда эта женщина была давно убита…
   — Значит, звонило третье лицо?
   — Да, заинтересованное в том, чтобы обнаружили факт преступления как можно скорее. Вот только оно не ожидало нашего с Фандором возвращения…
   — То есть, по вашим словам, шеф, убийца догадывался о вашем присутствии за занавесками в рабочем кабинете в тот момент, когда совершалось преступление?
   — Убийца, не знаю, но вот доктор Шалек знал наверняка, что мы находимся там.
   — Это не меняет значения, преступление было чрезвычайно тщательно подготовлено… Но в этом деле есть еще кое-что непонятное для меня. Посудите сами, шеф, когда вы вернулись в кабинет, где была обнаружена убитая, вы подошли к балкону и нашли там между занавесками и окном следы грязи, занесенной вашей обувью. Следовательно, это было окно комнаты, где совершили преступление и где вы сидели на протяжении почти всей ночи…
   — Позвольте, я продолжу, шеф, вы, конечно, можете сказать, что труп жертвы могли перенести в этот кабинет во время вашего короткого отсутствия, но я хотел бы, с вашего позволения, заметить, что было хорошо видно, как на растрепанных волосах несчастной засохла свернувшаяся кровь. Засохшаяся кровь была обнаружена и на ковре, который был пропитан ею до самого пола; а ведь если труп был перенесен лишь за несколько минут до того, как мы его обнаружили, то подобного мы увидеть бы не смогли…
   — Дружище Мишель, — ответил Жюв, — вы совершенно правы, но верно и то, что именно в той комнате, где был обнаружен труп, убийца совершил свое преступление, то есть в той, где нас не было. Что касается следов грязи возле окна, то — какой же вы наивный — это, конечно же, наши, но перенесенные из комнаты, где мы находились, в ту, где нас не было. Это произошло как раз в тот промежуток времени, когда нас не было в доме, это же очевидно, что, кстати, еще раз доказывает, что наше присутствие было известно преступникам. Кроме того, свеча, из которой доктор Шалек накапал воска, чтобы запечатать свои письма, была почти целой, она, действительно, на наших глазах горела не больше пары минут. И вот, вновь зайдя в дом, мы находим свечу в том же виде, в котором она была, то есть, это значит, что все, буквально все, было чудесным образом подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.
   Жюв, выкуривая сигарету за сигаретой, расшагивал по комнате и продолжал рассуждать:
   — Видите ли, Мишель, мы начинаем понемногу понимать это дело, но ничто не указывает на то, каковы были мотивы преступления. Мы видим, как двигаются марионетки — Лупар, Шалек, Жозефина, но не видим веревочек, веревочки, за которую…
   — За которую дергает, возможно, не кто иной, как… Фантомас?
   Наступила тягостная пауза. Среди полицейских было негласным правилом не произносить перед Жювом имя короля преступления…
   — Вы мне сказали, Мишель, что вам больше нельзя появляться среди воров под маской Сапера…
   — Это так, господин инспектор, — ответил Мишель, вновь превратившийся в исполнительного служащего, соблюдающего иерархические формы вежливости, — меня «расколол» как раз накануне преступления в квартале Фрошо Лупар, как и моего коллегу Нонэ…
   — Кстати, Нонэ мне что-то расплывчато говорил о деле «с набережной», которое готовится Бородой и типом, известным под кличкой Бочар, вы в курсе этого?
   — К сожалению, нет, господин инспектор, я знаю об этом не более вашего, как раз в этот момент мы были вынуждены прервать нашу слежку…
   — Чем сейчас занят Нонэ?
   — Его направили в Шартр.
   Жюв с досадой пожал плечами. Ему оставалось лишь пожалеть, что в префектуре полиции существует подобная практика, когда младших инспекторов бросают по мере необходимости то на одно, то на другое дело, что мешает закончить начатую работу.
   Но это был не тот случай, чтобы обсуждать подобного рода проблемы со своим подчиненным.
   Посоветовав Мишелю подумать над тем, как вновь можно проникнуть в компанию завсегдатаев кабачка «Встреча с другом», где у полиции были тесные связи с папашей Корном, Жюв снова спустился в подвал, чтобы руководить вернувшимися с обеда рабочими. Мишель остался на первом этаже заниматься описью бумаг доктора Шалека.
   Покинув особняк доктора Шалека около половины восьмого вечера, Жюв решил не спеша пройтись по улице Ле-Мартир, чтобы спокойно обдумать события, которые со скоростью лавины обрушивались на него в течение последних дней.
   Когда он подходил к бульвару, его внимание привлекли крики разносчиков газет. На первых страницах мелькали мрачные заголовки, набранные крупным шрифтом:
   «Еще одна железнодорожная катастрофа».
   «Симплон-экспресс столкнулся с марсельским скорым… Много жертв»…
   Фандор, наверное, ехал этим же поездом, марсельским скорым, который был сбит Симплон-экспресс. Но Жюв тут же успокоился. На самом деле в катастрофу попал не марсельский скорый, а только два вагона из хвоста поезда, которые отцепились от остального состава.
   «Стоит ли верить, — думал он, — этим газетам».
   Остановив такси, Жюв бросил адрес водителю.
   «Как раз есть немного времени, чтобы переодеться и отправиться в префектуру, где должны располагать более точными сведениями. Там я узнаю, что стряслось с Фандором. «
   — Вам телеграмма, господин Жюв, — сказал ему консьерж.
   — Мне?
   — Кому ж еще, ведь это ваша фамилия указана в телеграмме.
   Жюв с недоверием взял голубой кусочек бумаги; в этот день его решительно поджидали сюрпризы. Надо же, он получает телеграмму у себя дома!
   Жюв был несколько удивлен. Дело в том, что он взял за правило никому не сообщать своего адреса. Если он возвращался домой, то для того, чтобы отдохнуть, и никто из его коллег из префектуры не осмеливался беспокоить его дома. Если нужно было передать ему что-то срочное, тогда просто звонили по телефону.
   Жюв нахмурил брови, затем, вскрыв наконец телеграмму, быстро пробежал ее глазами и не смог не воскликнуть от радости.
   «Отважный малый, — шептал он про себя, перепрыгивая через ступеньки, — я так переживал, не получая от тебя никаких вестей. Восемь часов! — вдруг остановился он, глянув на часы. — У меня не будет времени заехать в префектуру взять с собой пару человек. Ну, что ж! Чем меньше людей будет в этом деле, тем лучше!..»
   Быстро переодевшись и на скорую руку поужинав остатками еды, стоявшей на плите, полицейский выскочил из дому и прыгнул в трамвай на бульваре Сен-Жермен, который довез его до Ботанического сада.
   Затем с видом праздно разгуливающего человека он направился к Берси[2] вдоль берега реки, по обе стороны которой тянулись бесконечные склады бочек с вином.
   Прошло два часа, как Жюв вошел в лабиринт винных складов. Он начинал проявлять нетерпение. Со времени, на которое была назначена встреча, прошел почти час, и полицейский, оглядываясь по сторонам в этом мрачном месте, пользовавшемся дурной славой, начал беспокоиться. Почему Фандор опаздывал, может быть, с ним что-то случилось? И потом, что это за причуды назначать встречу здесь, на набережной Берси, почему на набережной?..
   Внезапно Жюв вздрогнул. Банда Цифр, дело «с набережной»… Черт!
   «Может быть, — сказал себе Жюв, — меня просто заманили в ловушку? Эта телеграмма от Фандора… Разумеется, сначала я подумал, что бравый малыш после страшной катастрофы, из которой он чудом выбрался живым, не размышляя долго, направил мне телеграмму по моему личному адресу, но на самом деле должно было быть по-другому… Фандор настолько привык телеграфировать мне в префектуру, что он не мог машинально послать мне телеграмму на дом. Впрочем, им ли послана эта телеграмма? Чем больше я думаю о ней, тем больше сомневаюсь, в ней нет точности, ясности, присущей моему юному другу… Ах, Жюв, Жюв, не дал ли ты себя одурачить, как последнего салагу?»