Страница:
– Не понял? – Я резко открыл глаза, ошущая, как кровь приливает к голове.
– Говорю же тебе, в этом краю два вида анчуток обитают. Дикушники – вон они вокруг сигают, точно ужаленные. И конопельники. Что одни, что другие – Солнцелик обереги! А уж коли вместе соберутся, так вам отныне лучше ведомо, что бывает. – Пущенная феей волна смела анчуток и отбросила к стене крепостной башни, точно осенний ветер опавшие листья. Однако, в отличие от жухлой листвы, мерзкие твари стремглав бросились на прежние боевые позиции, норовя поближе подобраться к освещенному кругу. – Экие мрази неуемные! Одно слово – дикушники. Ведь с виду-то невелички, а коли разом навалятся – и слону не устоять.
– А где Оринка-то? – вновь задал вопрос я.
– Коноплю палит, – без тени улыбки сообщила фея.
– Что?!
– Коноплю палит, – повторила Делли. – Говорю же тебе, Виктор! Те, вторые анчутки, что здесь попервах были, конопельниками зовутся. У них завсегда гнездовище в зарослях конопли. Росточком эти твари поменьше дикушников будут, и лютости в них такой нет. Но зато как возьмутся морок на встречных-поперечных наводить, так ни зверю, ни человеку, да что человеку, и чародею иной раз не устоять.
– Так, выходит, никакого Сфинкса не было? – с надеждой спросил я.
– Да ужо откуда ему здесь взяться-то?! Не иначе, как из ваших же голов! Поморочь у вас на глазах была. Но когда б Оринка дурман-траву не подожгла, вы б совсем с ума сбрендили. А уж к утру, поди, и костей ваших не сыскать было. Так что, спасибо ей скажите за жизни убереженные. Не учуяли бы конопельники, что угодья их в огне, не сносить бы вам головушки буйные.
– Да уж, спасибо! Эк она быстро сориентировалась!
– Скажешь! – ухмыльнулась фея. – Вы еще в воротах стояли, а девчонка уже за травой отправилась.
– Так что ж это получается, выходит, и она знала, что нас в замке ожидает?! – Я вскинулся, опять пытаясь встать.
– Да лежи ты спокойно! – прикрикнула чародейка. – Знала – не знала! Тебе что ни скажи, ты бы всё равно ей не поверил. А ежели кудесница знала, да не сказала, видать, на роду вам написано с анчутками повстречаться.
– М-м… – Из круга, где под светом фар загорал Вадим Ратников, донесся звук, которым, должно быть, числившийся в школьной программе Герасим приветствовал любимую собачонку. – М-м-м… – Глаза исполняющего обязанности государя приоткрылись, точно смотровые щели в броне БТРа. – Во бли-ин… Вот это мы конкретно нажрались! О-о-о! Черти еще прыгают… – Он снова закрыл глаза, поняв бесперспективность надежд на скорое прояснение в мозгах.
В этот миг первая пичуга, вероятно, разбуженная безрадостной речью могутного витязя, робко чвиркнула, сообщая всему лесу и окрестностям о предчувствии рассвета.
– Что уж теперь говорить, – вздохнула Делли, когда мы проезжали под аркой ворот. – Замок вы наверняка погубили. Анчутки – твари въедливые! Ежели привяжутся к месту, то их ни заговором, ни полымем не отвадить. Чуть темень, они уж тут как тут будут.
Я невзначай кинул взгляд на створку ворот со всё еще болтающимся обрывком шнура с вислой печатью.
– Ваше счастье, – заметив направление моего взгляда, горько усмехнулась фея, – что сургуч ломать не стали. А то бы еще пуще стряслось, чем ныне сталось.
Я тяжело вздохнул, понимая справедливость упрека.
– А вы тоже, феи да кудесницы, не могли понятно объяснить, что и почему.
– А понятно об том никому не ведомо, – покачала головой умудренная предвечными знаниями спутница. – Всяко случиться может. Не анчутки, так другая нечисть пожаловала бы. Кто божью защиту порушит, над тем ее и не будет. Это здесь всякий сызмальства знает.
– И что, это навсегда… – Я с ужасом вспомнил перипетии сегодняшней ночи, и мне очень захотелось, чтобы Нычка-Солнцелик, или уж кто здесь, на местных небесах, занимается вопросами безопасности, не затаил на меня обиды.
– Кто знает? – Чародейка устало пожала плечами. – Может статься, что ежели верным путем идем, то и не навсегда. А может, и по-иному как.
– Не, ну круто! – пробасил за ее спиной Вадим, всё еще до конца не оклемавшийся после ночного кошмара. – И че теперь будет?
– Не ведаю, – призналась фея. – Может статься, други мои верные, что и впрямь след вам в обратный путь пуститься. Как люди говорят, подобру-поздорову.
– Клин, – в голосе Ратникова слышались просительные интонации, – может, действительно… Типа, ну его к этим, как их, анчуткам! В жизни всяко бывает! Когда. – мы, когда – нас. Ну, мы же конкретно рубились, без дураков!
– С дураками, – процедил я. – Вадик, слушай меня внимательно и постарайся вникнуть. Мне уже по барабану, есть в этой стране король или нет. Более того, насколько я успел заметить, кроме тех, кто собирается сесть на престол и кучки их лизоблюдов, это вообще всем по барабану. Если местное население такой расклад устраивает, почему меня он должен допекать?
Но! Дело мы уже начали, накопали кучу разного материала, с которым не ясно, что делать. Наловили шелупони полный невод и навредили всем местным крутым, до кого только смогли дотянуться. Только из-за нашего расследования неплохой, в сущности, парень, Финнэст, смотрит на мир пустыми глазами и ищет мышь. А замечательная девушка Оринка, которая сегодня ночью спасла жизнь и тебе, и мне, вообще бросила дом, семью и хозяйство и поперлась хрен его знает куда. Сам знаешь, что из этого вышло. Так что теперь для нас распутать этот чертов клубок – дело чести. Иначе я себя просто уважать не смогу. Понимаешь?
– Да я ж типа ничего, – попытался вставить сконфуженный Ратников.
– Вадим, – продолжал настаивать я, несмотря на полное отсутствие сопротивления со стороны друга. – Если ты видишь хоть один веский довод… Повторяю, веский, чтобы нам свернуть свою работу, назови мне его сейчас или молчи. Я лично таких доводов не вижу. А то, что я облажался, как последний дурак… Что ж, впредь буду умнее.
– Должна тебе заметить, Виктор, – стараясь утихомирить припадок самобичевания, увещевая, заговорила мудрая фея, – что Оринка не токмо по своей воле поднялась да пошла. Она ж, поди, не селянка какая, а кудесница. Видение ей было…
– Стоп! – Я затормозил «ниссана». – Видение… Действительно видение! Она, я помню, наблюдала какие-то вроде картины в лесу у деда Пихто. Возможно, и о событиях этой ночи она знала заранее. Не зря же мы еще во двор не вошли, а она уже на поиски конопли отправилась! Ни тьмы, ни дикого зверя не побоялась.
– Ну, дикий зверь ее, положим, не тронет. Да и ко тьме лесной она привычна, – медленно проговорила фея. – А вот что ей ведомо было, каким вы нынче козлом скакать будете, может, и верно.
Я поморщился, услышав нелестное сравнение, отпущенное Делли, но продолжил, чеканя каждое слово:
– В таком случае я очень хочу знать, что еще видела Орина в своем волшебном чане. Мы исполнили все условия, взяли ее с собой и, кажется, больше нет резона скрывать от нас информацию, имеющую прямое или косвенное отношение к расследуемому делу.
– Что ты на меня-то оком грозным сверкаешь? – Чаровница дала шпоры коню. – Как вернется, у нее и спроси.
Лужайка по ту сторону замкового рва всё еще напоминала ночевку очень бедного цыганского табора. Единственная кибитка, правда, едва ли не доверху забитая хвостнями, красовалась посреди лагеря. Вокруг нее своеобразной продуваемой всеми ветрами стеной располагались собранные из плащей импровизированные палатки. Чуть поодаль бродили стреноженные кони, деловито щипая траву и, похоже, не обращая внимания на резво скачущего между палатками и выпасом юного грифона.
Завидев нас, он со всех ног бросился навстречу, курлыча и хлопая крыльями. Потревоженный этим шумом часовой, дремавший у костра, поспешно вскочил, салютуя чудом выжившему начальству.
– Дозвольте вам доложить, за время ночного дозора никакой беды или иной напасти в лагере не стряслось! – звучно отрапортовал он, пожирая глазами командиров. Хотя что-то в его взгляде говорило, что хороший кусок прожаренного мяса он бы пожирал с куда большим удовольствием.
– Вольно, боец! – Лицо Вадюни расплылось в улыбке. – Служи по уставу, завоюешь честь и славу!
– Где Орина, свет Радиоловна? – перебил я друга, желавшего, по видимости, ознакомить караульного с прочими азами военной мудрости, украшавшими в недавнем прошлом стены Вадюниной казармы.
– Так ведь… – замялся стольник, – не могу знать. Вечор как ушла, так доселе и не вернулась.
– Что? – Я напрягся, лихорадочно прокручивая в голове варианты, когда юной кудеснице вдруг не хватает заготовленной для сожжения конопли. – А ну, всем подъем! Сорок пять секунд, выходи строиться!
– По-одъем! Подъе-ом! – заорал дневальный, распугивая дичь на пару верст в округе.
– Ну что ты, Виктор. – Делли положила руку мне на плечо. – Не горячись. Может, ничего ужасного еще и не стряслось. Пешком же идет! Или же поутру с устатку сон ее сморил. Девонька-то молода-молодешенька, силы полной в ней и на треть нет. – Она хотела добавить еще что-то, но тут украшенный гирляндой из волчьей плети Проглот насторожился, поднял длинные уши и угрожающе щелкнул клювом.
Из леса послышалось ржание, и пасущиеся у кромки рва кони, подняв морды, лениво ответили невидимому за деревьями сородичу.
– О, в натуре вот, кажись, и Оринка, – облегченно вздохнул Вадим.
– Ну уж нет. – Я посмотрел на изготовившегося к прыжку грифона. Хвост его методично хлопал по земле, взбивая коктейль из пыли и сухих листьев. – Похоже, не она.
Глава 21
– Говорю же тебе, в этом краю два вида анчуток обитают. Дикушники – вон они вокруг сигают, точно ужаленные. И конопельники. Что одни, что другие – Солнцелик обереги! А уж коли вместе соберутся, так вам отныне лучше ведомо, что бывает. – Пущенная феей волна смела анчуток и отбросила к стене крепостной башни, точно осенний ветер опавшие листья. Однако, в отличие от жухлой листвы, мерзкие твари стремглав бросились на прежние боевые позиции, норовя поближе подобраться к освещенному кругу. – Экие мрази неуемные! Одно слово – дикушники. Ведь с виду-то невелички, а коли разом навалятся – и слону не устоять.
– А где Оринка-то? – вновь задал вопрос я.
– Коноплю палит, – без тени улыбки сообщила фея.
– Что?!
– Коноплю палит, – повторила Делли. – Говорю же тебе, Виктор! Те, вторые анчутки, что здесь попервах были, конопельниками зовутся. У них завсегда гнездовище в зарослях конопли. Росточком эти твари поменьше дикушников будут, и лютости в них такой нет. Но зато как возьмутся морок на встречных-поперечных наводить, так ни зверю, ни человеку, да что человеку, и чародею иной раз не устоять.
– Так, выходит, никакого Сфинкса не было? – с надеждой спросил я.
– Да ужо откуда ему здесь взяться-то?! Не иначе, как из ваших же голов! Поморочь у вас на глазах была. Но когда б Оринка дурман-траву не подожгла, вы б совсем с ума сбрендили. А уж к утру, поди, и костей ваших не сыскать было. Так что, спасибо ей скажите за жизни убереженные. Не учуяли бы конопельники, что угодья их в огне, не сносить бы вам головушки буйные.
– Да уж, спасибо! Эк она быстро сориентировалась!
– Скажешь! – ухмыльнулась фея. – Вы еще в воротах стояли, а девчонка уже за травой отправилась.
– Так что ж это получается, выходит, и она знала, что нас в замке ожидает?! – Я вскинулся, опять пытаясь встать.
– Да лежи ты спокойно! – прикрикнула чародейка. – Знала – не знала! Тебе что ни скажи, ты бы всё равно ей не поверил. А ежели кудесница знала, да не сказала, видать, на роду вам написано с анчутками повстречаться.
– М-м… – Из круга, где под светом фар загорал Вадим Ратников, донесся звук, которым, должно быть, числившийся в школьной программе Герасим приветствовал любимую собачонку. – М-м-м… – Глаза исполняющего обязанности государя приоткрылись, точно смотровые щели в броне БТРа. – Во бли-ин… Вот это мы конкретно нажрались! О-о-о! Черти еще прыгают… – Он снова закрыл глаза, поняв бесперспективность надежд на скорое прояснение в мозгах.
В этот миг первая пичуга, вероятно, разбуженная безрадостной речью могутного витязя, робко чвиркнула, сообщая всему лесу и окрестностям о предчувствии рассвета.
– Что уж теперь говорить, – вздохнула Делли, когда мы проезжали под аркой ворот. – Замок вы наверняка погубили. Анчутки – твари въедливые! Ежели привяжутся к месту, то их ни заговором, ни полымем не отвадить. Чуть темень, они уж тут как тут будут.
Я невзначай кинул взгляд на створку ворот со всё еще болтающимся обрывком шнура с вислой печатью.
– Ваше счастье, – заметив направление моего взгляда, горько усмехнулась фея, – что сургуч ломать не стали. А то бы еще пуще стряслось, чем ныне сталось.
Я тяжело вздохнул, понимая справедливость упрека.
– А вы тоже, феи да кудесницы, не могли понятно объяснить, что и почему.
– А понятно об том никому не ведомо, – покачала головой умудренная предвечными знаниями спутница. – Всяко случиться может. Не анчутки, так другая нечисть пожаловала бы. Кто божью защиту порушит, над тем ее и не будет. Это здесь всякий сызмальства знает.
– И что, это навсегда… – Я с ужасом вспомнил перипетии сегодняшней ночи, и мне очень захотелось, чтобы Нычка-Солнцелик, или уж кто здесь, на местных небесах, занимается вопросами безопасности, не затаил на меня обиды.
– Кто знает? – Чародейка устало пожала плечами. – Может статься, что ежели верным путем идем, то и не навсегда. А может, и по-иному как.
– Не, ну круто! – пробасил за ее спиной Вадим, всё еще до конца не оклемавшийся после ночного кошмара. – И че теперь будет?
– Не ведаю, – призналась фея. – Может статься, други мои верные, что и впрямь след вам в обратный путь пуститься. Как люди говорят, подобру-поздорову.
– Клин, – в голосе Ратникова слышались просительные интонации, – может, действительно… Типа, ну его к этим, как их, анчуткам! В жизни всяко бывает! Когда. – мы, когда – нас. Ну, мы же конкретно рубились, без дураков!
– С дураками, – процедил я. – Вадик, слушай меня внимательно и постарайся вникнуть. Мне уже по барабану, есть в этой стране король или нет. Более того, насколько я успел заметить, кроме тех, кто собирается сесть на престол и кучки их лизоблюдов, это вообще всем по барабану. Если местное население такой расклад устраивает, почему меня он должен допекать?
Но! Дело мы уже начали, накопали кучу разного материала, с которым не ясно, что делать. Наловили шелупони полный невод и навредили всем местным крутым, до кого только смогли дотянуться. Только из-за нашего расследования неплохой, в сущности, парень, Финнэст, смотрит на мир пустыми глазами и ищет мышь. А замечательная девушка Оринка, которая сегодня ночью спасла жизнь и тебе, и мне, вообще бросила дом, семью и хозяйство и поперлась хрен его знает куда. Сам знаешь, что из этого вышло. Так что теперь для нас распутать этот чертов клубок – дело чести. Иначе я себя просто уважать не смогу. Понимаешь?
– Да я ж типа ничего, – попытался вставить сконфуженный Ратников.
– Вадим, – продолжал настаивать я, несмотря на полное отсутствие сопротивления со стороны друга. – Если ты видишь хоть один веский довод… Повторяю, веский, чтобы нам свернуть свою работу, назови мне его сейчас или молчи. Я лично таких доводов не вижу. А то, что я облажался, как последний дурак… Что ж, впредь буду умнее.
– Должна тебе заметить, Виктор, – стараясь утихомирить припадок самобичевания, увещевая, заговорила мудрая фея, – что Оринка не токмо по своей воле поднялась да пошла. Она ж, поди, не селянка какая, а кудесница. Видение ей было…
– Стоп! – Я затормозил «ниссана». – Видение… Действительно видение! Она, я помню, наблюдала какие-то вроде картины в лесу у деда Пихто. Возможно, и о событиях этой ночи она знала заранее. Не зря же мы еще во двор не вошли, а она уже на поиски конопли отправилась! Ни тьмы, ни дикого зверя не побоялась.
– Ну, дикий зверь ее, положим, не тронет. Да и ко тьме лесной она привычна, – медленно проговорила фея. – А вот что ей ведомо было, каким вы нынче козлом скакать будете, может, и верно.
Я поморщился, услышав нелестное сравнение, отпущенное Делли, но продолжил, чеканя каждое слово:
– В таком случае я очень хочу знать, что еще видела Орина в своем волшебном чане. Мы исполнили все условия, взяли ее с собой и, кажется, больше нет резона скрывать от нас информацию, имеющую прямое или косвенное отношение к расследуемому делу.
– Что ты на меня-то оком грозным сверкаешь? – Чаровница дала шпоры коню. – Как вернется, у нее и спроси.
Лужайка по ту сторону замкового рва всё еще напоминала ночевку очень бедного цыганского табора. Единственная кибитка, правда, едва ли не доверху забитая хвостнями, красовалась посреди лагеря. Вокруг нее своеобразной продуваемой всеми ветрами стеной располагались собранные из плащей импровизированные палатки. Чуть поодаль бродили стреноженные кони, деловито щипая траву и, похоже, не обращая внимания на резво скачущего между палатками и выпасом юного грифона.
Завидев нас, он со всех ног бросился навстречу, курлыча и хлопая крыльями. Потревоженный этим шумом часовой, дремавший у костра, поспешно вскочил, салютуя чудом выжившему начальству.
– Дозвольте вам доложить, за время ночного дозора никакой беды или иной напасти в лагере не стряслось! – звучно отрапортовал он, пожирая глазами командиров. Хотя что-то в его взгляде говорило, что хороший кусок прожаренного мяса он бы пожирал с куда большим удовольствием.
– Вольно, боец! – Лицо Вадюни расплылось в улыбке. – Служи по уставу, завоюешь честь и славу!
– Где Орина, свет Радиоловна? – перебил я друга, желавшего, по видимости, ознакомить караульного с прочими азами военной мудрости, украшавшими в недавнем прошлом стены Вадюниной казармы.
– Так ведь… – замялся стольник, – не могу знать. Вечор как ушла, так доселе и не вернулась.
– Что? – Я напрягся, лихорадочно прокручивая в голове варианты, когда юной кудеснице вдруг не хватает заготовленной для сожжения конопли. – А ну, всем подъем! Сорок пять секунд, выходи строиться!
– По-одъем! Подъе-ом! – заорал дневальный, распугивая дичь на пару верст в округе.
– Ну что ты, Виктор. – Делли положила руку мне на плечо. – Не горячись. Может, ничего ужасного еще и не стряслось. Пешком же идет! Или же поутру с устатку сон ее сморил. Девонька-то молода-молодешенька, силы полной в ней и на треть нет. – Она хотела добавить еще что-то, но тут украшенный гирляндой из волчьей плети Проглот насторожился, поднял длинные уши и угрожающе щелкнул клювом.
Из леса послышалось ржание, и пасущиеся у кромки рва кони, подняв морды, лениво ответили невидимому за деревьями сородичу.
– О, в натуре вот, кажись, и Оринка, – облегченно вздохнул Вадим.
– Ну уж нет. – Я посмотрел на изготовившегося к прыжку грифона. Хвост его методично хлопал по земле, взбивая коктейль из пыли и сухих листьев. – Похоже, не она.
Глава 21
Сказ о том, что охота пуще неволи, особенно если это охота на тебя
Лес, окружавший замок, всё еще хранил молчание, хотя встревоженные сороки вовсю стрекотали, комментируя происходящее в недоступной нашему взору чаще. Увы, мне не дано было понять их язык. Но, без сомнения, на одинокую девушку эти бойкие стрекотухи так бы не реагировали.
Наше волнение передалось и страже. Построенные на импровизированном плацу вояки начали тревожно озираться вокруг, выискивая притаившуюся опасность.
– Может, дозор по тропе выслать? – понижая голос до шепота, спросил Вавила Несусветович. – А то не ровен час лиходеи какие за богатой добычей явятся.
– Оно бы стоило, – кивнул я. – Отряди трех человек.
Но действительность, как это в обычае у действительности, опередила самонадеянные людские планы. В просвете листвы блеснула златом и каменьями драгоценная конская сбруя, и на поляну неспешным парадным, едва ли не цирковым шагом выступил красавец скакун цвета отливающего серебром воронова крыла. В седле высился статный мужчина, которого, судя по доспеху и оружию, пожалуй, стоило бы именовать витязем, когда б не взгляд, холодный и жестокий, какой бывает у наемных убийц, а не у людей чести.
– Сколько самомнения! – пробормотал я под нос, настороженно глядя, с какой издевательской иронией, не сводя с нас пристального взгляда, склоняет неизвестный всадник крупную голову.
– Чуть свет, а вы уж на ногах, голуби мои! – гулко произнес он, неспешно постукивая по высокому голенищу сапога крученой плетью. – Ну, может, оно и к лучшему.
Никогда прежде мне не доводилось видеть самодовольное лицо этого человека. Весь его облик свидетельствовал о грубой звериной силе, и воля его, казалось, была того же порядка, бездумная и свирепая.
Никогда еще ни нужда, ни случай не сводили нас так близко, но вот голос, звучащий ныне ревом тигра, осилившего крупную дичь, мне прежде слышать приходилось. Хотя и в сильно искаженном виде. Он звучал из-за непроницаемо черной глади трофейного зеркала связи. Если отбросить версию о внезапной гастроли неведомого пародиста по лесным чащобам, перед нами был не кто иной, как таинственный наушник короля Барсиада, вознесенный мановением пера разбойный атаман Ян Кукуевич.
– Гляжу, мне тут не рады, – не меняя глумливого выражения лица, посетовал руководитель организованной преступной группировки. – А вот с чего бы это? Никого вроде еще и пальцем не тронул, а поди ж ты! Отчего морды воротите?
Его слова были встречены дружным молчанием. Мы с Вадимом, не отрываясь, созерцали еще одного претендента на субурбанский престол. А стражники уныло озирались вокруг, глядя, как из-за подлеска и окрестных деревьев, уже не таясь, выступают воины с натянутыми луками.
– Что ж, не желаете слова молвить, меня слушайте. Только копья да мечи наземь побросайте, а то как бы беда не случилась. – Наше крохотное войско продолжало молча стоять у моста, не повинуясь бандитскому приказу, но и не горя желанием бросаться на врага в поисках неминуемой погибели. – Я тут по зорьке ранней лесом еду, зрю – девчонка махонькая по тропке бредет. Дай-ка, думаю, провожу, коли уж все равно по пути. – Атаман неторопливо стянул с лопатообразной руки замшевую перчатку и щелкнул пальцами, словно подзывая гарсона.
Из леса выехали еще два всадника, меж которыми, спотыкаясь, брела Оринка. Руки ее длинными веревками были привязаны к седлам, и мрачного вида наездники, душегубы атаманской свиты, не сводили с нее глаз, должно быть, опасаясь проделок юной ведуньи.
– Клин, – задумчиво глядя на разворачивающуюся перед нами мрачную картину провала и разгрома, тихо произнес Вадим. Впрочем, как всегда, это ему удалось довольно плохо. – А в натуре, если я этому уроду ща из «мосберга» в лобешник загадаю?
Желание моего друга было естественным, а потому легко предсказуемым. Я покосился на лучников, держащих стрелы на тетивах, на ехидную усмешку королевского наушника, на стражников, готовых расстаться со штатным оружием скорее, чем с жизнью, на фею… На то место, где еще мгновение назад красовалась наша распрекрасная Делли. Ни феи, ни ее волшебного скакуна не было и в помине!
– Вадик, есть две новости, – не разжимая зубов, проговорил я. – Одна плохая, другая вовсе отвратительная.
– Н-ну? – процедил И.О. государя, не сводя гипнотизирующего взгляда с Кукуева сына.
– Во-первых, патроны у тебя закончились еще в башне, перезарядить ружбайку ты не успеваешь. А во-вторых, Делли опять исчезла.
– Бляха муха! – Злой Бодун скривил вдрызг исцарапанное анчутками лицо, отчего оно приобрело вид маски, с помощью которой чукотские шаманы отгоняют злых духов.
– Что это вы, любезные, на меня шнифтами-то скрежещете? – заметив гримасу на физиономии Вадима, поинтересовался его перспективный конкурент. – Так и без них остаться можно. Ну-ка, без глупостей! Я сказал – оружие на землю и три шага в сторону! Али очами своими глупыми не видите, что вам тут башку сложить, как голодной комарихе пискнуть? Покумекайте, стал бы я в такую даль волочься, когда б мне головы ваши понадобились? Неча дурить, парни, разговор есть! Серьезный! – Он легко пришпорил коня, и тот вынес его к мосту, как говорится, в два прыжка. – Исполняющий обязанности государя, могутный витязь по прозванию Вадим Злой Бодун Ратников, ты, стало быть, будешь? Читал твою прелестную[21] грамотку, – оценивающе смерив взглядом моего напарника, усмехнулся Ян Кукуевич. – Хорош, нечего сказать! – Он повернул голову в мою сторону. – Ну, твой-то лик мне уже видеть доводилось. Теперь поближе знакомство сведем, – обнадежил меня всадник на антрацитовом коне, проехав мимо шеренги оробевших стражников. – А это, по всему видать, нерушимое войско государево?
– Ос-смелюсь доложить, – задыхаясь от собственной храбрости, выдавил молчавший дотоле Несусветович, – что пред тобой, охальник, не вои безродные, а стольники достопочтенного Уряда Нежданных Дел. А что в страже ныне, так это – согласно личному повелению его преимущества, исполняющего обязанности государя нашего.
– Во как! – с деланным восхищением покачал головой королевский наушник, пряча усмешку. – Мздоимцы, выходит, вельмочтимые. Ну так вот, мздоимцы! Навострите уши, повторять не буду. Стольниками к себе я вас не возьму, уж не обессудьте, но десятскими в Елдинский гарнизон таких-то бравых парней отчего и не записать? А там, глядишь, верная служба наверх-то и вынесет. Времени для многомудрых дум вам не даю. На что мне десятские с мыслями, в Ирийских[22] садах блуждающими? Разом говорите, что вам милее: мертвый стольник или живой десятский?
Я отвернулся и стал разглядывать рассохшиеся доски, служившие навесом для боевой галереи замка. Доносившиеся из шеренги разнобойные возгласы даже самый завзятый толкователь священных текстов не перевел бы иначе, как гимн верноподданническому чувству.
– Под тебя хотим, батюшка! С тобой, отец родной!
Давно ли столь же бурно и искренне встречали стражники урядного обоза весть о своем негаданном возвышении?!
– Ну, коли под меня хотите, там вам и быть! – щедро обнадежил переветников милостивый победитель.
– Веди нас, повелитель!
– А ты что же стоишь? – послышался насмешливый окрик бывшего атамана. – Страх, что ли, язык сковал, али с ушами плохо?
– Я так себе меркую, – разнесся над поляной негромкий, но твердый голос последнего из нежданнодельцев, – что лучше мне туточки остаться.
Упрямая нотка, сквозившая в его словах, звучала непривычно, но как-то очень естественно для человека, стоящего рядом с нами.
– Чья школа! – Звучный бас Ратникова был полон неподдельной гордости.
Я резко повернул голову. Там, где еще минуту назад была ровная шеренга переметных храбрецов, стоял один насупленный угрюмый Вавила Несусветович.
– Ишь ты! – мотнул головой Кукуев сын. – Что-то я нынче с утра не к добру милостив. К чему бы это? Смерти ищешь, дядька?! Ну, это дело у нас не затягивается! А вот об удавке такого не скажешь. – Он громко рассмеялся собственной шутке, и вся стая, правильно истолковав сигнал вожака, разразилась гавкающим хохотом, улюлюканьем и свистом.
– Да уж лучше так, честным урядником на суку, чем у тебя, мразь подколодная, в холуях!
Лицо Кукуевича стало медленно наливаться кровью. Ни цвет лица, ни взгляд не предвещали ничего хорошего. Когда б я поспорил, что бывший разбойник-профи прокручивает в голове самые изощренные виды пыток и казней, прикидывая, в каком порядке применить их к непокорному, чтобы смерть в петле показалась тому желанным избавлением от мук, непременно бы выиграл. Вот только выигрыш, увы, получать было бы некому. Равнодушно смотреть, как разбойное шакалье измывается над верным нашим соратником, мы бы не смогли, а значит, наверняка бы ввязались в безнадежную, но такую, черт возьми, желанную драку. А поскольку чудес не бывает, точнее, бывают, но как раз сейчас ждать их было неоткуда, то на этой полянке скорее всего кучку наших мелко нарубленных останков и закопают.
В миг, пока эта радужная картина крутилась перед моим внутренним взором, а Ян Кукуевич, багровея, сжимал пудовые кулаки, собираясь выдохнуть заветное «Взять его!», среди декораций надвигающейся трагедии появился еще один персонаж.
– Где моя мышь? – надсадно возопил Финнэст, вылезая из палатки. – Найдите мне мышь!
Неожиданное явление сбило разбушевавшегося злодея с шага, заставляя его невольно отпрянуть в сторону.
– Это еще кто таков?!
– Он блаженный! – выкрикнула Оринка, пытаясь разорвать путы. – Не троньте его!
– Кликуш мне здесь недоставало! – перенося гнев на новую жертву, окрысился разбойник. – А по одежке судя, так из Юшкиных гридней будет. Не тот ли, что засаду нашу порушил?
– Тот, тот! – послышалось из-за деревьев, где, должно быть, отсиживались недавние ватажники лихого батьки Соловья.
– Повесить его, – коротко отчеканил бандит, окончательно сбрасывая с себя скверно подогнанную маску вельможи.
Молящий взгляд Оринки перелетел через поляну к нам с Вадимом, сверля, будто зубоврачебный бур, и требуя помощи. Впрочем, мы и сами лихорадочно перебирали варианты спасения несчастного.
– Не стоило бы, – словно в пространство, выразительно произнес я.
– Пугать меня вздумал?
Я равнодушно пожал плечами.
– Очень нужно! А только от живого-то гридня польза немалая, а от мертвого только воронью обед.
– Ну-ка, ну-ка? – Атаман поворотил коня, заинтересованно глядя на разумника. – В чем же ты пользу узрел?
– Вы же умный человек! Сами посудите, – заговорил я с ласковой настойчивостью, с какой, бывало, убеждал перепуганных свидетелей давать чистосердечные показания. – Как вы абсолютно верно заметили, Финнэст состоит в свите Юшки-каана. Вернее, состоял до недавнего времени. Пока каану не вздумалось испытать на преданном, сильном и здоровом гридне новое мурлюкское оружие, которое, извольте видеть, лишает человека разума. При этом мозг его не поврежден, он просто живет в другом мире, где всем доволен и где ему, вероятно, зачем-то нужна мышь. Он, должно быть, даже не заметит, если вы его повесите.
– Во как? – заинтересованно повторил королевский наушник. – Занятно.
– Не то слово, – согласился я. – Ведь ежели каан на ближних да верных испытывает такое оружие массового поражения, то уж со всем остальным населением Субурбании он и вовсе церемониться не станет.
– Пожалуй, что и так. – Атаман заговорщицки усмехнулся. – Ежели прочим верным воочию показать, какову их добрый хозяин им цену полагает, навряд у него впредь сторонники отыщутся. Ай да одинец! Сообразительный, шельма! Ну что ж, будь по-твоему. Этих, – он кивнул на Финнэста и урядника, – я не казню. И девчонку, коль поклянется страшно, что ведовать да хворь насылать не станет, развяжу. Что же касательно вас, то вот, как Нычка светел, говорю: ежели обо всем полюбовно договоримся, то в обиде не останетесь.
«Героями не рождаются», – гласит старинная пословица. Но, как добавлял наш замначальника следственного управления: «Героями умирают». Что и говорить, подобный финал – вполне достойный повод для вдохновенных исполнителей баллад, но складывать головы посреди чужого леса в чужих землях чуждого мира – есть в этом что-то неправильное. Да и делу, которое я так недавно окрестил «делом чести», геройское сложение головы ничем не поспособствует.
Такие мысли крутились у меня в голове, когда, смирившись с немилосердной реальностью, я лихорадочно просчитывал варианты наших действий в этой сложившейся, как карточный домик, ситуации.
«Кукуевич считает, что он победил. Хорошо, пусть себе пока считает. Если мы останемся живы, такой образ мыслей даже к лучшему. От чего зависит, будем мы живы или нет? От того, насколько мы ему окажемся нужны. Ну, с Вадимом всё более или менее понятно. Мало того, что он формально старший из присутствующих ныне в Субурбании мздоимцев, он еще де-юре глава Союза Кланов „За Соборную Субурбанию“. То есть по политическому весу номинально равен Юшке-каану. Подчинив Вадюню, Кукуевич убивает одним залпом трех зайцев. Первый: убирает с дороги возможного конкурента; второй: заручается поддержкой могущественного, особенно в левобережных землях, Союза Кланов; и третье, вернее, третий заяц – если в народном сознании Ян Кукуевич будет стоять над главой Союза Кланов, то и глава конкурирующего Союза будет восприниматься фигурой нижестоящей. Ну да бог с ними, с ушастыми! Лишь бы Вадим жив остался.
Для чего могу пригодиться Кукуеву сыну я? Ну, в качестве заложника, при помощи которого можно шантажировать Вадюню, это ясно. Но сейчас таких заложников, кроме меня, еще трое. В наших интересах сократить число веревочек, за которые можно дергать невольных марионеток, до минимума. Значит, необходимо, чтобы претендент на вакантный трон нуждался в каждом из нас лично. Для чего может пригодиться одинец-следознавец криминальному авторитету? Дурацкий вопрос! Для того, чтобы свалить другого такого же криминального авторитета! Как в нашем мире, так и в этом – разница невелика. А значит, прости, вельмочтимый Юшка-каан, – «была без радости любовь, разлука будет без печали!».
Между тем вывалившие из леса представители вооруженного электората Яна Кукуевича обступили нас плотной массой, разглядывая, тыкая пальцами и во всю прыть обсуждая «охотничью добычу». Не обращая внимания на разухабистый сброд, затянутый в драгоценное кафтанье, предводитель разбойного люда неспешным шагом въезжал в распахнутые ворота, как гордый триумфатор в капитулировавшую цитадель.
– Этих – в башню! – вспомнив о нашем существовании, лениво бросил он через плечо, и слова его, ударившись о каменный свод арки, прозвучали грозно, точно приговор.
– Клин, – успевая ткнуть сапогом в чью-то слишком приблизившуюся любопытную морду, склонился ко мне Ратников, – а по жизни, ночевать-то здесь нельзя.
Лицо моего друга было бледно, и эта бледность была заметна даже под бесчисленными царапинами, оставшимися от когтей и зубов анчуток.
– А то не ясно, – хмуро ответил я, и лицо мое в этот момент, должно быть, являло сходную картину. – Стало быть, выбираться отсюда будем до заката.
Признаться, я небольшой знаток подземелий, но, вероятно, все они хуже обычных камер предварительного заключения, с которыми мне приходилось иметь дело. А уж в башне, арендованной Соловьем-разбойником, и подавно. Однако, желая продемонстрировать нам свою добрую волю, королевский наушник оставил это средство вразумления для иного случая и поселил почетных заложников в большой зале второго этажа, где до недавнего времени весело пировали борцы с безопасностью дорожного движения, а вслед за ними – наши стольники. Теперь они вместе с остальными представителями незаконного вооруженного формирования жгли костры во дворе замка, а мы, запертые в башне под крепкой сторожей, сидели вокруг стола, пытаясь, пока есть время, оценить обстановку.
Наше волнение передалось и страже. Построенные на импровизированном плацу вояки начали тревожно озираться вокруг, выискивая притаившуюся опасность.
– Может, дозор по тропе выслать? – понижая голос до шепота, спросил Вавила Несусветович. – А то не ровен час лиходеи какие за богатой добычей явятся.
– Оно бы стоило, – кивнул я. – Отряди трех человек.
Но действительность, как это в обычае у действительности, опередила самонадеянные людские планы. В просвете листвы блеснула златом и каменьями драгоценная конская сбруя, и на поляну неспешным парадным, едва ли не цирковым шагом выступил красавец скакун цвета отливающего серебром воронова крыла. В седле высился статный мужчина, которого, судя по доспеху и оружию, пожалуй, стоило бы именовать витязем, когда б не взгляд, холодный и жестокий, какой бывает у наемных убийц, а не у людей чести.
– Сколько самомнения! – пробормотал я под нос, настороженно глядя, с какой издевательской иронией, не сводя с нас пристального взгляда, склоняет неизвестный всадник крупную голову.
– Чуть свет, а вы уж на ногах, голуби мои! – гулко произнес он, неспешно постукивая по высокому голенищу сапога крученой плетью. – Ну, может, оно и к лучшему.
Никогда прежде мне не доводилось видеть самодовольное лицо этого человека. Весь его облик свидетельствовал о грубой звериной силе, и воля его, казалось, была того же порядка, бездумная и свирепая.
Никогда еще ни нужда, ни случай не сводили нас так близко, но вот голос, звучащий ныне ревом тигра, осилившего крупную дичь, мне прежде слышать приходилось. Хотя и в сильно искаженном виде. Он звучал из-за непроницаемо черной глади трофейного зеркала связи. Если отбросить версию о внезапной гастроли неведомого пародиста по лесным чащобам, перед нами был не кто иной, как таинственный наушник короля Барсиада, вознесенный мановением пера разбойный атаман Ян Кукуевич.
– Гляжу, мне тут не рады, – не меняя глумливого выражения лица, посетовал руководитель организованной преступной группировки. – А вот с чего бы это? Никого вроде еще и пальцем не тронул, а поди ж ты! Отчего морды воротите?
Его слова были встречены дружным молчанием. Мы с Вадимом, не отрываясь, созерцали еще одного претендента на субурбанский престол. А стражники уныло озирались вокруг, глядя, как из-за подлеска и окрестных деревьев, уже не таясь, выступают воины с натянутыми луками.
– Что ж, не желаете слова молвить, меня слушайте. Только копья да мечи наземь побросайте, а то как бы беда не случилась. – Наше крохотное войско продолжало молча стоять у моста, не повинуясь бандитскому приказу, но и не горя желанием бросаться на врага в поисках неминуемой погибели. – Я тут по зорьке ранней лесом еду, зрю – девчонка махонькая по тропке бредет. Дай-ка, думаю, провожу, коли уж все равно по пути. – Атаман неторопливо стянул с лопатообразной руки замшевую перчатку и щелкнул пальцами, словно подзывая гарсона.
Из леса выехали еще два всадника, меж которыми, спотыкаясь, брела Оринка. Руки ее длинными веревками были привязаны к седлам, и мрачного вида наездники, душегубы атаманской свиты, не сводили с нее глаз, должно быть, опасаясь проделок юной ведуньи.
– Клин, – задумчиво глядя на разворачивающуюся перед нами мрачную картину провала и разгрома, тихо произнес Вадим. Впрочем, как всегда, это ему удалось довольно плохо. – А в натуре, если я этому уроду ща из «мосберга» в лобешник загадаю?
Желание моего друга было естественным, а потому легко предсказуемым. Я покосился на лучников, держащих стрелы на тетивах, на ехидную усмешку королевского наушника, на стражников, готовых расстаться со штатным оружием скорее, чем с жизнью, на фею… На то место, где еще мгновение назад красовалась наша распрекрасная Делли. Ни феи, ни ее волшебного скакуна не было и в помине!
– Вадик, есть две новости, – не разжимая зубов, проговорил я. – Одна плохая, другая вовсе отвратительная.
– Н-ну? – процедил И.О. государя, не сводя гипнотизирующего взгляда с Кукуева сына.
– Во-первых, патроны у тебя закончились еще в башне, перезарядить ружбайку ты не успеваешь. А во-вторых, Делли опять исчезла.
– Бляха муха! – Злой Бодун скривил вдрызг исцарапанное анчутками лицо, отчего оно приобрело вид маски, с помощью которой чукотские шаманы отгоняют злых духов.
– Что это вы, любезные, на меня шнифтами-то скрежещете? – заметив гримасу на физиономии Вадима, поинтересовался его перспективный конкурент. – Так и без них остаться можно. Ну-ка, без глупостей! Я сказал – оружие на землю и три шага в сторону! Али очами своими глупыми не видите, что вам тут башку сложить, как голодной комарихе пискнуть? Покумекайте, стал бы я в такую даль волочься, когда б мне головы ваши понадобились? Неча дурить, парни, разговор есть! Серьезный! – Он легко пришпорил коня, и тот вынес его к мосту, как говорится, в два прыжка. – Исполняющий обязанности государя, могутный витязь по прозванию Вадим Злой Бодун Ратников, ты, стало быть, будешь? Читал твою прелестную[21] грамотку, – оценивающе смерив взглядом моего напарника, усмехнулся Ян Кукуевич. – Хорош, нечего сказать! – Он повернул голову в мою сторону. – Ну, твой-то лик мне уже видеть доводилось. Теперь поближе знакомство сведем, – обнадежил меня всадник на антрацитовом коне, проехав мимо шеренги оробевших стражников. – А это, по всему видать, нерушимое войско государево?
– Ос-смелюсь доложить, – задыхаясь от собственной храбрости, выдавил молчавший дотоле Несусветович, – что пред тобой, охальник, не вои безродные, а стольники достопочтенного Уряда Нежданных Дел. А что в страже ныне, так это – согласно личному повелению его преимущества, исполняющего обязанности государя нашего.
– Во как! – с деланным восхищением покачал головой королевский наушник, пряча усмешку. – Мздоимцы, выходит, вельмочтимые. Ну так вот, мздоимцы! Навострите уши, повторять не буду. Стольниками к себе я вас не возьму, уж не обессудьте, но десятскими в Елдинский гарнизон таких-то бравых парней отчего и не записать? А там, глядишь, верная служба наверх-то и вынесет. Времени для многомудрых дум вам не даю. На что мне десятские с мыслями, в Ирийских[22] садах блуждающими? Разом говорите, что вам милее: мертвый стольник или живой десятский?
Я отвернулся и стал разглядывать рассохшиеся доски, служившие навесом для боевой галереи замка. Доносившиеся из шеренги разнобойные возгласы даже самый завзятый толкователь священных текстов не перевел бы иначе, как гимн верноподданническому чувству.
– Под тебя хотим, батюшка! С тобой, отец родной!
Давно ли столь же бурно и искренне встречали стражники урядного обоза весть о своем негаданном возвышении?!
– Ну, коли под меня хотите, там вам и быть! – щедро обнадежил переветников милостивый победитель.
– Веди нас, повелитель!
– А ты что же стоишь? – послышался насмешливый окрик бывшего атамана. – Страх, что ли, язык сковал, али с ушами плохо?
– Я так себе меркую, – разнесся над поляной негромкий, но твердый голос последнего из нежданнодельцев, – что лучше мне туточки остаться.
Упрямая нотка, сквозившая в его словах, звучала непривычно, но как-то очень естественно для человека, стоящего рядом с нами.
– Чья школа! – Звучный бас Ратникова был полон неподдельной гордости.
Я резко повернул голову. Там, где еще минуту назад была ровная шеренга переметных храбрецов, стоял один насупленный угрюмый Вавила Несусветович.
– Ишь ты! – мотнул головой Кукуев сын. – Что-то я нынче с утра не к добру милостив. К чему бы это? Смерти ищешь, дядька?! Ну, это дело у нас не затягивается! А вот об удавке такого не скажешь. – Он громко рассмеялся собственной шутке, и вся стая, правильно истолковав сигнал вожака, разразилась гавкающим хохотом, улюлюканьем и свистом.
– Да уж лучше так, честным урядником на суку, чем у тебя, мразь подколодная, в холуях!
Лицо Кукуевича стало медленно наливаться кровью. Ни цвет лица, ни взгляд не предвещали ничего хорошего. Когда б я поспорил, что бывший разбойник-профи прокручивает в голове самые изощренные виды пыток и казней, прикидывая, в каком порядке применить их к непокорному, чтобы смерть в петле показалась тому желанным избавлением от мук, непременно бы выиграл. Вот только выигрыш, увы, получать было бы некому. Равнодушно смотреть, как разбойное шакалье измывается над верным нашим соратником, мы бы не смогли, а значит, наверняка бы ввязались в безнадежную, но такую, черт возьми, желанную драку. А поскольку чудес не бывает, точнее, бывают, но как раз сейчас ждать их было неоткуда, то на этой полянке скорее всего кучку наших мелко нарубленных останков и закопают.
В миг, пока эта радужная картина крутилась перед моим внутренним взором, а Ян Кукуевич, багровея, сжимал пудовые кулаки, собираясь выдохнуть заветное «Взять его!», среди декораций надвигающейся трагедии появился еще один персонаж.
– Где моя мышь? – надсадно возопил Финнэст, вылезая из палатки. – Найдите мне мышь!
Неожиданное явление сбило разбушевавшегося злодея с шага, заставляя его невольно отпрянуть в сторону.
– Это еще кто таков?!
– Он блаженный! – выкрикнула Оринка, пытаясь разорвать путы. – Не троньте его!
– Кликуш мне здесь недоставало! – перенося гнев на новую жертву, окрысился разбойник. – А по одежке судя, так из Юшкиных гридней будет. Не тот ли, что засаду нашу порушил?
– Тот, тот! – послышалось из-за деревьев, где, должно быть, отсиживались недавние ватажники лихого батьки Соловья.
– Повесить его, – коротко отчеканил бандит, окончательно сбрасывая с себя скверно подогнанную маску вельможи.
Молящий взгляд Оринки перелетел через поляну к нам с Вадимом, сверля, будто зубоврачебный бур, и требуя помощи. Впрочем, мы и сами лихорадочно перебирали варианты спасения несчастного.
– Не стоило бы, – словно в пространство, выразительно произнес я.
– Пугать меня вздумал?
Я равнодушно пожал плечами.
– Очень нужно! А только от живого-то гридня польза немалая, а от мертвого только воронью обед.
– Ну-ка, ну-ка? – Атаман поворотил коня, заинтересованно глядя на разумника. – В чем же ты пользу узрел?
– Вы же умный человек! Сами посудите, – заговорил я с ласковой настойчивостью, с какой, бывало, убеждал перепуганных свидетелей давать чистосердечные показания. – Как вы абсолютно верно заметили, Финнэст состоит в свите Юшки-каана. Вернее, состоял до недавнего времени. Пока каану не вздумалось испытать на преданном, сильном и здоровом гридне новое мурлюкское оружие, которое, извольте видеть, лишает человека разума. При этом мозг его не поврежден, он просто живет в другом мире, где всем доволен и где ему, вероятно, зачем-то нужна мышь. Он, должно быть, даже не заметит, если вы его повесите.
– Во как? – заинтересованно повторил королевский наушник. – Занятно.
– Не то слово, – согласился я. – Ведь ежели каан на ближних да верных испытывает такое оружие массового поражения, то уж со всем остальным населением Субурбании он и вовсе церемониться не станет.
– Пожалуй, что и так. – Атаман заговорщицки усмехнулся. – Ежели прочим верным воочию показать, какову их добрый хозяин им цену полагает, навряд у него впредь сторонники отыщутся. Ай да одинец! Сообразительный, шельма! Ну что ж, будь по-твоему. Этих, – он кивнул на Финнэста и урядника, – я не казню. И девчонку, коль поклянется страшно, что ведовать да хворь насылать не станет, развяжу. Что же касательно вас, то вот, как Нычка светел, говорю: ежели обо всем полюбовно договоримся, то в обиде не останетесь.
«Героями не рождаются», – гласит старинная пословица. Но, как добавлял наш замначальника следственного управления: «Героями умирают». Что и говорить, подобный финал – вполне достойный повод для вдохновенных исполнителей баллад, но складывать головы посреди чужого леса в чужих землях чуждого мира – есть в этом что-то неправильное. Да и делу, которое я так недавно окрестил «делом чести», геройское сложение головы ничем не поспособствует.
Такие мысли крутились у меня в голове, когда, смирившись с немилосердной реальностью, я лихорадочно просчитывал варианты наших действий в этой сложившейся, как карточный домик, ситуации.
«Кукуевич считает, что он победил. Хорошо, пусть себе пока считает. Если мы останемся живы, такой образ мыслей даже к лучшему. От чего зависит, будем мы живы или нет? От того, насколько мы ему окажемся нужны. Ну, с Вадимом всё более или менее понятно. Мало того, что он формально старший из присутствующих ныне в Субурбании мздоимцев, он еще де-юре глава Союза Кланов „За Соборную Субурбанию“. То есть по политическому весу номинально равен Юшке-каану. Подчинив Вадюню, Кукуевич убивает одним залпом трех зайцев. Первый: убирает с дороги возможного конкурента; второй: заручается поддержкой могущественного, особенно в левобережных землях, Союза Кланов; и третье, вернее, третий заяц – если в народном сознании Ян Кукуевич будет стоять над главой Союза Кланов, то и глава конкурирующего Союза будет восприниматься фигурой нижестоящей. Ну да бог с ними, с ушастыми! Лишь бы Вадим жив остался.
Для чего могу пригодиться Кукуеву сыну я? Ну, в качестве заложника, при помощи которого можно шантажировать Вадюню, это ясно. Но сейчас таких заложников, кроме меня, еще трое. В наших интересах сократить число веревочек, за которые можно дергать невольных марионеток, до минимума. Значит, необходимо, чтобы претендент на вакантный трон нуждался в каждом из нас лично. Для чего может пригодиться одинец-следознавец криминальному авторитету? Дурацкий вопрос! Для того, чтобы свалить другого такого же криминального авторитета! Как в нашем мире, так и в этом – разница невелика. А значит, прости, вельмочтимый Юшка-каан, – «была без радости любовь, разлука будет без печали!».
Между тем вывалившие из леса представители вооруженного электората Яна Кукуевича обступили нас плотной массой, разглядывая, тыкая пальцами и во всю прыть обсуждая «охотничью добычу». Не обращая внимания на разухабистый сброд, затянутый в драгоценное кафтанье, предводитель разбойного люда неспешным шагом въезжал в распахнутые ворота, как гордый триумфатор в капитулировавшую цитадель.
– Этих – в башню! – вспомнив о нашем существовании, лениво бросил он через плечо, и слова его, ударившись о каменный свод арки, прозвучали грозно, точно приговор.
– Клин, – успевая ткнуть сапогом в чью-то слишком приблизившуюся любопытную морду, склонился ко мне Ратников, – а по жизни, ночевать-то здесь нельзя.
Лицо моего друга было бледно, и эта бледность была заметна даже под бесчисленными царапинами, оставшимися от когтей и зубов анчуток.
– А то не ясно, – хмуро ответил я, и лицо мое в этот момент, должно быть, являло сходную картину. – Стало быть, выбираться отсюда будем до заката.
Признаться, я небольшой знаток подземелий, но, вероятно, все они хуже обычных камер предварительного заключения, с которыми мне приходилось иметь дело. А уж в башне, арендованной Соловьем-разбойником, и подавно. Однако, желая продемонстрировать нам свою добрую волю, королевский наушник оставил это средство вразумления для иного случая и поселил почетных заложников в большой зале второго этажа, где до недавнего времени весело пировали борцы с безопасностью дорожного движения, а вслед за ними – наши стольники. Теперь они вместе с остальными представителями незаконного вооруженного формирования жгли костры во дворе замка, а мы, запертые в башне под крепкой сторожей, сидели вокруг стола, пытаясь, пока есть время, оценить обстановку.