Свет Жанна Леонидовна. Роман

   — Успокойся, не делала.
   — Тогда кто?
   Он опять вскочил и забегал по комнате, вцепившись руками в свои коротко остриженные волосы. У Аллы зарябило в глазах, и она уже хотела попросить его сесть, как со своего места у двери поднялся Рекс, подошел к Толику и толкнул его носом.
   — Чего тебе, пес?
   Рекс смотрел на парня и тихонько ворчал.
   — Он тебе намекает, что лучше сесть.
   — Да? Ну, ладно, только мне сидеть трудно.
   — Это реакция на шок. Юлька, вон, наоборот, спит — тоже реакция на шок. Бедные мои детки, отдохнули, называется!
   — Дети забудут, — авторитетным голосом заявил Толик, усаживаясь, — это мы с вами всю оставшуюся жизнь помнить будем.
   Рекс убедился, что парень сел, и улегся, но не спал, а продолжал следить за каждым движением Толика.
   — Все, вышел я из доверия у собаки, как жить теперь?!
   — Ты знаешь, а ведь собаки почему-то невзлюбили Николая и Зойку, их двоих. Тебя приняли нормально, даже мотоциклистов приняли нормально, а на этих двоих все время кидаются. Такие дрессированные — не должны они так себя вести, загадка какая-то.
   — Вот бы ее разгадать!
   — Буря закончится, пусть милиция разгадывает.
   — Да ничего они не разгадают. Повесят убийство на меня — и все.
   — Почему ты так решил?
   — А как же! Вы — женщина, дети тут ваши. Эти, потерпевшие, ранены, один без сознания был. Или я, или Николай. Выберут меня: он все-таки офицер, а я что, солдат, подумаешь!
   — Нет, Толик, не нужно так думать. Я уверена, что правда будет найдена.
   — Кто ее искать будет?! Мы с вами?
   — А хоть бы и так. Я все время думаю, анализирую… Скажи, что ты успел о Зойке узнать?
   — Сирота она, из детдома, в этом городе у нее подруга — я ее видел, она в кино с нами была.
   — Это она сама тебе рассказала?
   — Да. Мать ее — племянница хозяйки — умерла молодой, а родственники ее взять не захотели и сдали в детдом.
   — Этого не может быть! А мне она сказала, что ее мать была в ссоре со моей свекровью и только года четыре назад помирилась с нею. Чему верить?
   — Да. Вранье на вранье. Интересно, а о подруге она правду рассказала? Подруга, вроде бы, покупает квартиру, которую ей Зойка нашла.
   — Стоп. Как это — Зойка нашла? Она ведь в другом городе живет.
   — Она здесь часто бывает. Нашла квартиру и договорилась с хозяином, что тот возьмет с покупателя — с подружки, значит, зойкиной — на пару штук больше, и эти деньги он Зойке отдаст, гонорар.
   — А ему какая выгода?
   — Там, с этой квартирой, что-то нечисто — я не знаю, что. То ли долг какой-то висит, то ли еще что. Кажется, Зойка фальшивые квитанции об оплате сделала…
   — И ты собирался жениться на такой девушке? Да она ведь преступница!
   — Алла Сергеевна, она сказала, что ей такая жизнь надоела, хочет семью, дом, детей.
   — И ты поверил?
   — Конечно, людям нужно верить, как иначе жить?
   — Тогда ты, может быть, знаешь что она искала в этом доме? Она меня о сейфе спрашивала.
   — Да? Понятия не имею! А что, есть сейф?
   — И я понятия не имею. Зачем она, вообще, сюда пришла? Что ей здесь было нужно? Мне теперь ясно, что она не родственница хозяйке.
   — Я же вам говорю, у нее были шашни с Николаем.
   — Ага, и он спокойно смотрел, как она с тобой флиртует.
   — Флир… чего?
   — Шашни, говоря твоим языком.
   — Вот и убил потому — приревновал.
   — Ох, Толик, ну, ты и фантазер! Ну, зачем она Николаю нужна? Драная кошка некормленая.
   — Вы… зря так о ней, она…а вы… нехорошо это.
   — Извини, извини, но я не верю, что Николай мог на нее позариться. Он видный мужик, ему другая женщина нужна.
   — Вроде вас? — вдруг язвительно осведомился Толик.
   Алла даже растерялась.
   — Что ты, Толик, как ты можешь такое говорить?! Я замужем, мои дети здесь со мной, а ты намекаешь, что я…
   — Но вы столько времени с ним проводили!
   — Так я же хозяйка дома, а обстоятельства экстраординарные — с кем же еще он должен был их обсуждать? Не с тобой ведь и не с Зойкой.
   — Простите меня, я дурак, болтаю, сам не знаю, что. Это я от расстройства. А так, я совсем не дурак, учился в школе хорошо, и на права быстро сдал, другие по два-три раза пересдавали.
   — Причем здесь твои права?
   — Ни при чем, это я для примера… что не дурак… а просто, болтанул, не сердитесь, хорошо?
   — В одном ты прав: Зойка, действительно слушалась Николая. Почему?
   Вдруг Толик вскочил, заставив Аллу вздрогнуть. Рекс тоже вскочил и заворчал.
   — Алла Сергеевна, а ведь это и мотоциклисты сделать могли!
   — Что это?
   — Ну, с Зойкой…
   — Так. Приехали. А они-то при чем? Пораненные люди. Тем более, Николай их в комнате запер, когда я одного из них у двери кабинета застала.
   — Да? Тогда отпадает. Вот черт, крутится что-то в голове, а поймать не могу.
   — И у меня та же история. Это от усталости. Спать нужно ложиться. Иди к себе и постарайся уснуть.
   — Хорошо. А куда — к себе? Я же у мотоциклистов спал!
   — Да, как это я не подумала! Что же делать? Может быть, в зойкиной спальне ляжешь?
   — Что вы, я там не засну…
   Его прервало рычание собак. Оба пса вскочили и бросились к окну.
   Сквозь приглушенный шум бури стало слышно царапанье и стук в окно, закрытое ставнями.
   — Тсс, — шепотом произнес Толик и на цыпочках пошел к окну. Он отогнал собак и стал открывать оконную створку. Алла напряженно ждала. Она вздрогнула, когда Толик открыл ставню, и в комнату ворвался холодный ветер, швырнувший добрую пригоршню дождевых струй чуть ли не на середину комнаты. За окном был человек.
   Толик помог ему влезть, и когда тот встал на ноги и выпрямился, Алла не сумела удержать возглас: в комнате стоял один из мотоциклистов, обвязанный по поясу веревкой, скрученной из разорванных простыней.
   — Не бойтесь меня, — произнес он негромко, — я вас не обижу. Я друг.
   Придя в себя, Алла с Толиком заговорили в два голоса:" Мужик, ты чо, ты чо людей пугаешь, разве так можно, вы же ранены, вам нужно лежать, как вы до нас добрались, я думал ты мотоциклист, а ты каскадер, что за дела, объясните, наконец, в чем дело".
   Пришелец спокойно выслушал их и спросил:
   — Можно мне в ванную — я руки испачкал о карниз, не переношу, когда руки грязные?
   — Да, конечно, — растерянно ответила Алла.
   Вдруг он закачался и стал нашаривать стул. Толик подскочил к нему, поддержал и усадил в кресло, приговаривая, что если голова ушиблена, нужно в койке лежать, а не Супермена разыгрывать.
   Больной посидел минуту и стал вставать со словами:
   — Ну-ка, парень, проводи меня, пожалуйста, в ванную.
   — Во упертый, — почти восхищенно прокомментировал Толик, но все-таки повел гостя к открытой двери в ванную комнату.
   — Надо бы ему переодеться, — подумала Алла, — он совершенно вымок.
   В этой комнате за шторой была устроена небольшая гардеробная с комодами и большим зеркальным шкафом. Вещи ее мужа, которые он не взял с собой лежали в этом шкафу.
   Отдернув занавеску, она увидела, что мужчины, прошедшие в ванную, не закрыли за собой дверь и прекрасно отражаются в зеркале.
   Алла начала открывать шкаф, но остановилась: ее поразило увиденное в зеркале.
   Гость и Толик открыли воду в раковине, но никто и не думал умываться. Они стояли, сблизив головы, и явно шептали что-то друг другу.
   Алла попыталась расслышать их шепот, но текущая вода заглушала голоса.
   Боясь, что ее поймают врасплох, она все-таки достала из шкафа сухое белье и брюки с рубашкой, и вернувшись в комнату, мужчины увидели ее поправляющей одеяла на детях.
   Гость, судя по всему, пришел в себя, потому что ушел переодеваться самостоятельно, а Толик сел во второе кресло и погрузился в размышления.
   Алла тоже молчала. Она никак не могла осознать увиденное в зеркале, но спрашивать у Толика не стала: история, в которую попала она с детьми перестала быть странной и становилась страшной, нужно было думать, как выпутаться из нее живыми и, если повезет, невредимыми.
   Толик время от времени взглядывал на нее, но ничего не говорил. Молчание становилось тягостным, но тут Супермен вошел в комнату и сказал, что мокрую одежду развесил на сушилке для полотенец, если хозяйка не возражает.
   — Хозяйка! — с горечью подумала Алла, — все вытворяют, что хотят. Кто все эти люди?!
   Вслух же она произнесла что-то вежливое ничего не значащее, затем собралась с духом и спросила:
   — Можно узнать, почему вы к нам таким странным образом забрались? Есть ведь двери, в конце концов, послали бы друга, чтобы он меня позвал! Вы только утром в себя пришли, разве можно вам такой акробатикой заниматься? А если бы сорвались, как бы я перед законом оправдывалась?
   Гость выслушал ее и вежливо спросил:
   — Могу я быть с вами откровенным?
   — Ваша откровенность зависит от моего ответа? Почему? Я ведь все равно не смогу узнать, врете вы или говорите правду! Так что врите спокойно, тем более, что вы уже начали это делать.
   — Когда это?!
   — А когда вопрос свой задали! Такие вопросы задают, когда соврать хотят. Так я вас слушаю — чему вы хотите, чтобы я поверила?
   Гость удивленно оглянулся на захохотавшего Толика и тоже хохотнул.
   — А вы дама с юмором, как я посмотрю.
   — Конечно, а как же! Поводов для юмора много, невозможно не острить! Чужие покалеченные люди, мертвая девушка, выдающая себя за родственницу хозяев, влезающий в окно полутруп… Просто животики надорвешь! Буря еще эта! С ума сойти можно от веселья!
   — Между прочим, буря слабеет, — сообщил гость, — ветер стихает, и дождь уже не так льет.
   — Почему же вы так вымокли?
   — Я под водосточную трубу попал. Нижнюю часть трубы сорвало, вот и хлещет из нее на уровне карниза.
   — Господи, я даже и не задумалась ни разу, что дом может быть поврежден!
   — Ничего, лишь бы не разрушился.
   — Типун вам на язык. Хорошо, о чем вы собирались со мной откровенничать?
   — Сначала ответьте мне на пару вопросов. Ответите?
   — Смотря, что за вопросы.
   — Очень простые вопросы. Почему вы сказали о девушке, что она выдавала себя за родственницу? Вы ей не поверили?
   — Не поверила.
   Вроде бы, гость продолжал смотреть на нее, но у Аллы создалось впечатление, что он бросил на Толика молниеносный взгляд, под которым тот сжался.
   — А мне поверите, если я скажу…
   — Что вы троюродный дедушка хозяина? — перебила его Алла, — не поверю! Но если попросите, сделаю вид, что верю.
   — Я ценю ваш юмор, но давайте говорить серьезно. Вы понимаете, что попали в серьезную переделку?
   — Допустим, нет. Объясните мне.
   — В этом доме спрятана чрезвычайно ценная вещь, не принадлежащая хозяину. Вернее, она принадлежала ему, но теперь она уже не его. Но он ее прячет, не хочет отдавать, а это неправильно.
   — Кому он должен отдать эту вещь? Кто ее новый хозяин?
   — Этого я вам сказать не могу, это секрет.
   — И что же это за вещь?
   — Этого я вам тоже сказать не могу — это не ваше дело.
   — Да?! Вам не кажется, что говорить такое хозяйке это нахальство?
   — Вы не хозяйка, вы заложница вместе с вашими детьми.
   Алла вытаращила глаза и онемела от удивления. Справившись с собой, она зло спросила:
   — Чьи же мы заложники?
   — Этого вам тоже знать не нужно. Просто имейте в виду, что, сотрудничая с нами, сбережете жизни — свою и детей.
   Сказано это было таким будничным тоном, что у Аллы мороз пошел по коже: она поняла, что человек этот ничего не преувеличивает.
   — Дело еще и в том, что у нас есть конкурент. И вы поможете нам его обезвредить.
   — Какой конкурент?
   — Николай, адъютант.
   — В каком смысле он конкурент?
   — Вы задаете столько вопросов, что проще от вас избавиться уже сейчас. Замолчите и делайте то, что я вам скажу. Вы сейчас спуститесь вниз и попросите его подняться в вашу комнату. Придумайте причину. Подниметесь первая, зайдете в комнату и запрете дверь. Дальнейшее вас не касается. Отправляйтесь.
   Алла встала и посмотрела на детей.
   — Ничего мы с ними не сделаем, если вы не сделаете никакой глупости. Идите.
   Алла пошла к двери. Она уже взялась за дверную ручку, когда ее остановил голос страшного гостя:
   — Алла Сергеевна, вы меня поняли? Не наделайте глупостей.
   После этих слов она присела на корточки перед собаками и, делая вид, что гладит их, прошептала им одно слово:
   — Стеречь!
   Собаки тут же поднялись с ковра, пошли к кроватям детей и улеглись в проходе между ними. Спокойствие оставило их: теперь это были два зверя, лежащие, чисто внешне, спокойно, но готовые в любой момент броситься на подошедшего к охраняемой зоне.
   — Чего это они? — удивился Толик.
   — Волнуются, — ответила Алла, — все-таки, чужие люди в доме.
   С этими словами она вышла из комнаты.
   Постояв в коридоре, чтобы унялось сердцебиение, она подошла сначала к комнате, в которой должен был ждать сигнала — как ей думалось, — еще один «мотоциклист», и прислушалась. За дверью было тихо.
   Алла подождала несколько секунд, затем, стараясь не шуметь, открыла дверь и, сняв туфли, в одних носках вошла в комнату.
   В следующую секунду она увидела то, что заставило ее выскочить в коридор и побежать вниз по лестнице, прижимая к груди туфли.
   На последних ступеньках лестницы она подвернула ногу и упала бы, но ее поддержала чья-то рука. Это был Николай, который почему-то не спал, был при полной форме и с пистолетом в руке.
   — Что с вами, Алла Сергеевна, почему вы разутая, не спите, что случилось?
   — Я шуметь не хотела, вот и разулась. Заснуть не могу никак: буря шумит, мысли одолевают. Проголодалась вот, решила кефира или молока выпить. А может быть, чаю. Хотите чаю, Николай?
   Все это Алла говорила довольно громко, стараясь, чтобы голос ее звучал естественно. Она была уверена, что в комнате детей дверь сейчас открыта, и незваные гости вслушиваются в ее слова. Сама же она шла к кухне и тащила Николая за рукав, понуждая идти с собой.
   Николай выглядел удивленным, но шел за Аллой, видно поняв, что дело не только в чае.
   Зайдя в кухню, Алла продолжала нести какой-то вздор, а сама лихорадочно писала карандашом на салфетке: « В доме бандиты. Тот, что был без сознания, притворялся, второй убит в их комнате, Толик с ними заодно, они взяли детей в заложники, собаки стерегут детей».
   Лицо Николая мрачнело все сильнее, по мере того, как она писала.
   Он взял из ее руки карандаш и написал:"Почему вы пишете? Почему не говорите?"
   «Они предупредили меня, чтобы я не делала глупостей. Может быть, они жучка ко мне прицепили».
   Николай взял записку и сжег ее в раковине. Затем набрал воды в чайник и поставил его на огонь.
   — Ах, Алла Сергеевна, — говорил он при этом, — дорого бы я отдал, чтобы называть вас просто Аллочкой! Ваш муж неправ: нельзя хорошенькую женщину оставлять одну, да еще и на отдыхе. Вы достаньте чего-нибудь из холодильника — пусть это будет поздний ужин, я тоже проголодался.
   Жестами он показывал Алле, чтобы она успокоилась и накрыла на стол. Сам же стащил сапоги и бесшумно выскочил в холл.
   Алла начала греметь посудой, открывать и закрывать холодильник, шуршать бумагой. Придав голосу легкую игривость, она отвечала Николаю, который в это время надевал бронежилет, принесенный им из холла:
   — Однако, вы осмелели. Это буря на вас так действует?
   — Нет, безделье. Я всегда глупею от безделья.
   Приблизившись вплотную к Алле и почти прижав губы к ее уху, он зашептал:
   — Сделайте вид, что я к вам пристаю: пищите и отбивайтесь. И когда я выйду, не останавливайтесь.
   Алла тут же начала причитать:
   — Ну, что вы, Николай, нельзя же так, я мужу пожалуюсь, прекратите, я вам говорю!
   Николай выскочил из кухни, а она продолжала визжать, двигала по столу чашки и блюдца, бросила на пол ложку и нож, разбила банку — изображала сопротивление неожиданному любовному натиску мужчины.
   Затем, словно сдавшись, она простонала:
   — Ну, не здесь же! Поднимемся наверх. Зойкина комната пустая. Отпустите меня, наконец! Я первая поднимусь.
   Засвистел чайник, Алла выключила газ и, не в силах больше играть спектакль, отправилась в мансарду.
   Наверху царила странная тишина, на площадке никого не было. Не понимая, куда делся Николай, она вошла в комнату, предварительно взлохматив волосы и расстегнув две лишние пуговицы на рубашке.
   Двое мужчин встретили ее глумливыми взглядами, но от реплик воздержались и выскочили в коридор.
   Алла немедленно заперла за ними дверь и стала двигать к ней комод. Тут проснулся Лешка и сел в постели.
   — Мам, чего ты делаешь?
   — Тихо! — прошипела Алла, — помоги-ка мне!
   Вдвоем они кое-как загородили дверь, и Алла потащила в ванную комнату раскладушку, а затем — постели.
   — Мам?! Зачем это?
   — Здесь спать будем.
   — Зачем?
   — Слушай, давай ты не будешь спрашивать, хорошо? Черт, не помещается раскладушка! Я тебе в ванне постелю, а мы с Юлькой на полу ляжем.
   — Ну, ты даешь, — только и промолвил сын, выглядывая из ванны, когда Алла приволокла Юльку, так и не проснувшуюся, и уложила ее в приготовленную на полу постель.
   — Ложись и спи, — велела она мальчику.
   — Я все равно не засну.
   — Полежи и заснешь. Или хотя бы лежи молча. У меня сил нет тебе отвечать.
   — Хорошо, — вдруг покладисто согласился мальчик, улегся и закутался чуть ли не с головой.
   Алла не могла понять, куда делся Николай, но решила, что наступило время беспокоиться лишь о себе, а потому задернула получше шторы на окнах, велела собакам стеречь, выключила везде свет, и ушла в ванную, закрыв и заперев дверь в комнату.
   Со стоном утомления легла она рядом со спящей Юлькой и неожиданно для себя заснула, как провалилась во мрак сна.
   Так же внезапно, как и заснула, Алла проснулась. Что-то вырвало ее из сна, но что, понять она не могла. Прислушавшись к темноте, она поняла, что дети рядом и спят.
   Юлька дышала спокойно, ее сон перестал быть каменным забытьем, наступающим в результате действия успокоительного, а перешел в спокойный и тихий сон здорового ребенка.
   — Пусть бы и весь день проспала, — подумала Алла, — может быть, во сне успокоится окончательно. Я бы и сама спала, не просыпаясь. И чего я часы сюда не взяла?! Что сейчас — ночь, утро, день?
   Ответа на этот вопрос не было. Пространством вокруг владели непроглядная темнота и тишина, лишь ветер шумел над крышей мансарды. Впрочем, и он притих: не было уже в его голосе неистовства бури. Просто сильный ночной ветер, шумящий в кронах деревьев, порождая в сердце тревогу и страх.
   Аллу передернуло, она постаралась улечься удобнее и снова заснуть, но не тут-то было — сон улетел и возвращаться не собирался.
   Повертевшись пару минут, она сдалась и решила, раз уж ей не удается заснуть, обдумать, наконец, события прошедших двух дней.
   — Неужели всего два дня прошло, — чуть ли не вслух удивилась она, — столько случилось разного, я думала, мы целую вечность здесь заперты.
   Значит, так. В доме орудует банда, а может быть, и две — это нужно понять.
   Если одна, то это все: мотоциклисты, Николай, Толик, Зойка… А если две?
   Мотоциклиста и Зойку убили, я в этом совершенно убеждена. Пусть Николай не втюхивает мне про кочергу! Вопрос, кто убил.
   Допустим, Николай. За что? И когда? Может быть, мотоциклисты ее убили? Ладно, с этим потом.
   Зойку убили, причем в то время, когда Юлька была в подвале, чуть ли не у нее на глазах. Значит, убийца был в подвале одновременно с Юлькой. Придется ее расспросить, когда проснется. Жалко девочку, но пусть лучше мне расскажет, чем милиции.
   Так. Теперь подумаем, чем можно убить человека на расстоянии, но бесшумно. Только пистолет с глушителем. Интересно, он совсем не издает никакого звука? Почему я раньше этим не поинтересовалась, сейчас бы знала и вопросов было бы меньше.
   Еще можно было отравить… Когда и чем? Коньяк! Нет, коньяк отпадает: Толик его тоже пил и остался жив. Значит, остаются пистолет и глушитель. Ну, не отравленной же иглой ее убили. Еще и через трубку, как…кто так убивает — пигмеи, аборигены? Фу, ты, черт, о чем я думаю!
   Примем как рабочую гипотезу, что Зойку застрелили из пистолета.
   Теперь мотоциклист. Его мог убить Николай, когда отводил в комнату, чтобы запереть. Ха! А почему он тогда и второго не кокнул? Если бы тот сопротивлялся, был бы шум, но я ведь в то же время проходила мимо — там было тихо. Нет, Николай тут ни при чем.
   Второй мотоциклисть убил своего напарника? Зачем?! По какой причине, что могло произойти? Нет, он тоже отпадает.
   Тут к ней пришла догадка, от которой Алла даже села в постели.
   — Толик, вот кто! Конечно! Он пришел убивать их обоих, но нашел только одного — видно, они догадались, что их собираются убить, и запланировали побег, но один успел вылезти в окно, а второй — нет. Вот Толик его и убил, а потом пришел ко мне в комнату, проверить, не прячу ли я его, а он тут сам в окно и влез, на ловца и зверь бежит. Да, именно так!
   Опять не то. Если Толик его убил, значит, он не с ними. Но я ведь своими глазами видела, как они шептались в ванной! Что это было?! Мама, я не пишу детективы и боевики, у меня другой жанр! Как я все это распутаю, если деталей не знаю? Ничего себе — деталь! Кто в какую банду входит…
   Допустим, что банд две. Да не допустим, их, точно, две. Николай и Толик — одна, и мотоциклисты — другая. А Зойка? Зойка, скорее всего, была с Николаем — не зря же она его слушалась. И тогда получается, что ее убили мотоциклисты.
   А вот Толик… Хотя… Я ведь не знаю, о чем они в ванной шептались! Может быть один угрожал другому и к чему-то принуждал. Вполне такое может быть.
   Если Толик с Николаем, то вполне этот оживший мотоциклист мог его заставить помогать себе: он ведь один остался, такое дело одному не провернуть.
   «Какое дело? — вдруг подумалось ей, — Я так хладнокровно рассуждаю, о деле, но о каком? Что все эти идиоты ищут? Неужели бумажки, о которых Лешка рассказал? Вот уж, идиоты, так идиоты! Дед, с его страстью к мистификациям, и не то еще мог нарассказать. Он, может быть, видел, что дети в кустах сидят — вот и рассказывал для их развлечения. А что еще можно у него в доме искать? Я думаю, даже в ЦРУ и Пентагоне знают, что у него есть, и чего нет.
   Хорошо, ищут… неважно, что, но ищут».
   — Я принимаю такую гипотезу: две команды — мотоциклисты против военных. Зойка была с мотоциклистами, но переметнулась к военным, влюбившись в Толика, за что мотоциклисты убили ее, а Толик хотел убить поэтому их, но нашел только одного, второй вовремя спрятался, хотя это ему не помогло, потому что он напоролся на Толика в моей комнате, воспользовался каким-то своим преимуществом и заставил того помогать… Вроде бы, логично.
   Картина, и в самом деле, выстраивалась довольно стройная. Оставалось понять роль Зойки и узнать, кто ее убил.
   Последнюю фразу Алла в отчаянии произнесла вслух.
   — Я, — раздался вдруг голос Юльки.
   Алла резко повернулась к ней и угадала в темноте, что девочка не спит, а сидит на постели и широко раскрытыми глазами смотрит перед собой.
   — Юленька, что ты, девочка, тебе приснилось что-то? Дать попить?
   — Мама, я не сплю, и мне ничего не приснилось. Я все понимаю и говорю то, что есть: Зойку убила я. Меня теперь посадят?
   Алла попыталась ее обнять, но Юлька отвела ее руки и сказала
   — Толик должен меня возненавидеть, ведь я убила его невесту.
   Голос ее дрогнул, в нем послышались слезы.
   Алла возразила ей:
   — Это еще не известно, убила ты или не убила. Такое в шутку не говорят, знаешь.
   — А я и не шучу.
   — Юлька, — взмолилась Алла, — это тебе приснилось, наверное…
   — Нет, — упрямо стояла на своем девочка.
   Алла рассердилась.
   — А если нет, то давай — рассказывай, — сказала она.
   — Сейчас, — ответила Юлька, — сейчас…
   Она перевела дух, сглотнула и, глядя в темноту, словно читая пылающий в ней текст, заговорила:
   — Ты, мама заснула, а мы проголодались. Я и пошла чего-нибудь взять. Лешка винограда захотел и слив. Ну, я на кухне взяла миску — ту, с желто-синими цветами, и пошла в кладовку, а когда я уже хотела из подвала выйти, туда Зойка пришла, пьяная совсем и с бутылкой в руке. И стала меня обзывать по-всякому. Ах, барышня сами кушать берут, не гнушаются… И что я уродка, и что брат идиот, а мама с чужими дядями…Такие гадости говорила. Мам, я что, правда, уродка?
   — Глупости, не думай об этом, рассказывай дальше.
   — Я ей и говорю, чтобы отстала и дала пройти, а она на меня бутылкой. Ну, я… я не знаю, что было дальше… я миской махнула на нее, а потом смотрю: она лежит, и кровь рядом, а миска разбилась. Бутылка целая осталась, вот странно, да? Мама, это я ее миской убила!
   Тут Юлька, словно бы задохнулась, и снова заплакала, но без крика, как днем, а тихо и безнадежно.
   Алла обняла ее и тихонько бормотала на ухо успокаивающие слова. С ее души свалился камень: весь день она боялась, что дочь по неосторожности могла нанести Зойке опасный удар. Но из рассказа девочки стало ясно, что удар не достиг цели, и Зойка упала, потеряв равновесие.
   — У тебя в миске были фрукты. Они же должны были рассыпаться.
   — Я подобрала и назад в кладовку отнесла, — всхлипывая ответила Юлька, — я не сразу поняла, что случилось. Они все грязные были, я их отнесла назад, а когда вышла и опять ее увидела, поняла, что это я сделала…
   И она снова заплакала.
   — Ты, Юль, слышь, не реви, — вдруг раздался запинающийся голос Лешки, — я думаю, ты ни при чем.
   Юлька немедленно замолчала и повернулась в его сторону.
   — Ты-то чего проснулся, — почти застонала Алла, — спал бы себе, всем спокойней было бы.
   — Ага, поспишь тут, сами болтают, спать не дают, и я же виноват! Юлька, не реви, еще раз говорю — ты ни при чем!