Страница:
Меня разбудила резкая остановка. Я скатился с сиденья и прижался носом к окну. Воздух в этом странном месте был пропитан запахом масла. Из передней части трамвая донесся скрежет, свидетельствовавший о том, что вагон отцепляли, после чего ватага мальчишек взялась за скобы по его бокам и отбуксировала в темный провал ворот большого ангара. Я прислушался к голосам снаружи: «Раз, два, три – взяли!» Неряшливые на вид ребята вбежали по ступенькам в вагон и принялись осматривать места под сиденьями на предмет потерянных пассажирами вещей. В конце концов они в изумлении столпились передо мной.
– Кто это?
– Что это?
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя здесь быть не должно!
– Дети, которые едут до конечной остановки, уже никогда не возвращаются!
– Заткнись, Сэм.
– Пожалуйста, отпустите меня, – взмолился, я. – Я обещаю вознаграждение любому, кто покажет мне путь в Галт.
Они начали ухмыляться, услышав мой акцент и чересчур старательное произношение, – я отлично знал язык, но владел им еще недостаточно свободно – говорил по-книжному, слишком правильно. Грязные лица округлились подобно воздушным шарам, однако предлагать помощь они не спешили. Вместо этого один из них наклонился вперед и прижал меня к сиденью. Из-под его полосатого жилета на груди пробивались рыжие волосы, а изо рта пахло луком и каким-то маслом. Мне даже показалось, будто я слышал, как закрутились шарики и ролики в его мозгу, пока он медленно соображал что к чему.
– Я тебя знаю, – вдруг заявил он.
О нет. Пожалуйста. Не сейчас.
– Я так не думаю.
– Ты тот тип, которого ищет Петергласс. Лучники объявили награду в двадцать фунтов тому, кто сообщит о местонахождении твоего логова. – Вся толпа застыла при упоминании такой невероятной суммы. – И пятьдесят фунтов за твое мертвое тело. – Они осмотрели меня инквизиторским взглядом. – Но главное – это сто фунтов тому, кто притащит тебя к ним живым, чтобы они сами с тобой поквитались.
Ну, по крайней мере, у меня появился шанс выбраться отсюда с целой шкурой.
– Нет. Боюсь, вы ошибаетесь. Я не знаю Петергласса. И никогда не слышал о Лучниках. Вам наверняка нужен кто-то другой.
– Ага. Вокруг просто сотни таких, как ты, кошачьи глазки.
– Тогда, возможно, это один из них.
Я попытался встать, но меня цепко ухватили десятки рук.
Я слышал, что толпа очень тонко чувствует, что правильно, а что – нет. Толпа, состоящая из одних детей, четко знает, сколько карамелек можно купить на сто фунтов. Меня вытащили из трамвая и куда-то поволокли, одновременно пиная и толкая, в то время как Волосатая Грудь и старшие мальчишки совещались. Малышня была чертовски сильной – я не мог не только отпихнуть их от себя, но даже посмотреть поверх их потных голов. В каждый сантиметр моей одежды вцепились грязные руки. Мальчишки висели на мне, как гири. Вся банда, как волна, вынесла меня на яркое солнце и повалила на землю. Несколько человек тут же уселись на мои крылья.
От группы совещавшихся отделился Волосатая Грудь и объявил:
– Мы доставим его к Фелиситии. Он будет злее Насекомого, если мы продадим это чудо, не показав ему.
– У меня есть имя – Янт, – с негодованием произнес я с земли.
Он взял меня за футболку и потянул вверх.
– Ты сам в этом признался.
Все это время из-за ближайших трамваев выглядывали любопытные мальчишки и, обнаружив незапланированное развлечение, пролезали сквозь грязные решетки, перепрыгивали через медные рельсы и присоединялись к банде. Оставленные без присмотра трамваи разъезжались в разные стороны, и неотцепленные тросы натягивались сильнее и сильнее. Волосатая Грудь явно не хотел привлекать внимание работников старше двадцати и поэтому приказал большей части детей заняться работой. Из тех, что остались, некоторые побежали за своими велосипедами, остальные вцепились в меня и не отпускали. Их главарь поднял свой ухоженный велосипед на плечо, а второй рукой крепко ухватил меня за запястье, и мы отправились в дорогу, в долгий путь по улицам Хасилита. Мы миновали множество аллей и переулков, а орава беспризорников не отставала от нас ни на шаг. Кричавшие дети то и дело выезжали вперед на своих деревянных, велосипедах, а потом растягивались по улице позади нас, подобно хвосту кометы.
Велосипед, прислоненный к стене возле входа в бар, был не просто сокровищем. Узкая лента, приводившая в движение колеса, была не холщовой, а кожаной, причем очень хорошей выделки. Раму легкого, изящного велосипеда любовно выпилили из красного дерева и отполировали почти до блеска. Мальчишки восторженно тыкали пальцами в резные фигуры – лошадей, ястребов и змей. Сиденьем служила волчья голова, а руль украшали розовые перья и атласные лоскуты. Над дверью бара красовалась вывеска: «Пьян за пенни, мертвецки – за два, место на полу – бесплатно». Два юноши-близнеца, одетые в подновленные кольчуги фюрда и, видимо, служившие здесь охранниками, ни слова не говоря, впустили нас в помещение. Мы с трудом протиснулись внутрь, затем толпа расступилась, дав возможность нам с Волосатой Грудью пройти вперед. Мы оказались в довольно маленьком зале, всего с шестью круглыми столами, за которыми играли в карты, курили и пили вино. Посетителями были по большей части молодые люди, одетые в кожу и замшу. Они молча смотрели на нас. С хрустом распахнулся веер, и из-за него раздался голос:
– Вэнс, дорогуша, что ты нам принес?
– Я – Янт Шира, и я…
Вэнс скрутил мне руку.
– Это тот парень, который торговал наркотой в Галте. Как вы знаете, лорд Авер-Фальконе, Петергласс-Лучник предлагает за его голову награду. Я нашел его… – Почувствовав неуверенность, он замолчал.
Авер-Фальконе? Это фамилия губернаторской семьи. Я задумался, почему беспризорник с улицы выбрал в качестве псевдонима имя людей, которых всем его дружкам полагалось ненавидеть.
Веер немного опустился, открыв моему взору сильно накрашенное лицо.
– Правда? – произнесли напомаженные губы. – Риданнец, как забавно! А разве не все они остались за Стеной? Тогда понятно, почему тебя до сих пор не могли поймать, проказник.
Вместо ответа я от удивления широко открыл рот. Что здесь происходит и кто это передо мной? Я мог поклясться, что Авер-Фальконе – парень. Однако он был одет в зеленое платье, а я точно знал, что мужчины, и даже мальчики, в платьях не ходят. Девочкам можно носить брюки, а вот мальчикам платья – нет. Может, в таком случае это была девочка? Так? Значит, она просто выглядела как мальчик. Или, возможно, я попал на костюмированную вечеринку. Я читал о маскарадах, но полагал, что обычно на них гораздо веселее. Хасилит снова поставил меня лицом к лицу с чем-то непонятным. Стоит мне почувствовать себя увереннее в этом городе, как он снова меня дезориентирует. Трамваи, море, деньги. Толпы, преступность, иерархия. Я думал, что уже преодолел состояние культурного шока и смогу без труда приспособиться к любым новшествам. Но сидевшее передо мной создание умудрилось самим фактом своего существования полностью выбить меня из колеи. И я не мог спросить об этом своего хозяина!
– Риданнец?..
Я слегка расправил свои непропорционально большие крылья. Моренцианцы были ленивыми и вялыми людьми и поэтому нуждались в велосипедах. Я просто бежал туда, куда мне нужно, люди же этого никогда не делали.
– Только наполовину, – ответил я. – Я могу бегать и летать.
Мальчик тоненько засмеялся, и остальные присутствовавшие засмеялись вслед за ним.
– Летать? Что, правда? Я не верю!
И пусть не верит. Возможно, ему придет в голову сбросить меня с крыши.
– Шира, – произнес он вслух. – Это имя ты получил, потому что незаконнорожденный. У риданнцев с этим очень строго. Ты сирота, насколько я понимаю. – Я кивнул. – И не женат. Ах ты, бедняжка, тебя, надо полагать, оставили умирать на каком-нибудь крохотном уступе далеко в горах. Я понимаю, почему ты решил податься в город.
– В прошлом году я сбежал из Дарклинга, потому что снежная лавина разрушила мой дом, – сообщил я ему. Сам того не желая, я с такой горячностью произнес последнюю фразу, что они даже переглянулась. – В доме осталась Эйлен Дара. Она в бурю выгнала меня на улицу, так что я спасся благодаря ее жестокости. Когда снег и ветер утихли, я поднялся в воздух и отправился на восток, и летел, пока не упал от усталости.
– И теперь ты торгуешь дурью? – Ехидная улыбка. – В это трудно поверить. Чтобы так хорошо говорить на моренцианском, ты должен был прожить здесь много лет. Дорогой мой, да из-за того, что ты торгуешь наркотой, Петергласс просто прыгает от злости – ведь это его сфера. А у тебя качественнее, дешевле и дозы больше, чем у него. Зачем ты продаешь эту боль и страдания в красивой обертке удовольствия?
– Наркоманы все равно раздобудут дурь, у меня или у кого-нибудь другого. А мой товар купить проще и безопаснее.
Доттерель однажды разъяснил мне основы финансовой деятельности, и тогда в моей голове созрел грязный и коварный план. Я фанатично следовал ему, одержимый жаждой наживы, жаждой денег. Это стало моей новой верой. Я был подмастерьем, и зарплаты мне не платили, однако ночь за ночью я собирал свою дань на улицах и причалах. Удивительно, но у меня оказался прямо-таки талант к зарабатыванию денег. Я мог заговорить с любым, ибо все здесь жаждали моего товара. Я складывал мятые купюры в маленькую жестяную коробочку и собирался остановиться, только когда она заполнится до краев. Моей целью было накопить достаточно денег, чтобы покинуть Хасилит или открыть свою аптеку и жениться, найти любовь и понимание. Я трудился, чтобы жить лучше, – в чем я виноват? Меня считали опасным, поскольку я умело обращался не только с монетами, купюрами и белым порошком, – жизнь в Дарклинге научила меня искусству выживания в большей степени, чем привязанности и раскаянию.
Грудастая девица, сидевшая слева от Авер-Фальконе, глотнула розового коктейля из своего высокого стакана и проговорила:
– Нам пора. Убейте его, да и дело с концом.
– Тихо, Лэйс, тихо! Ты что же, не чуешь запаха денег?
Я заявил, что работаю только на себя и только в одиночестве. Это было ошибкой. Авер-Фальконе встал и махнул Вэнсу. Тот вместе со своими ребятами рванул вперед и принялся профессионально выколачивать из меня заблуждение. Удар в живот – и я согнулся пополам. Затем по затылку, в челюсть и под колено. Одному из них мне удалось врезать по скуле, он в ответ пнул меня ногой по яйцам. Я упал на опилки, скорчившись от боли. Перед глазами колыхалась черная пелена. Я сплюнул желчь – Господи, не дай мне проблеваться на глазах у этих парней. Нижняя половина тела горела адским огнем.
В поле зрения появилась пара белых босоножек на высоком каблуке.
– Ну что же ты, мой бесхарактерный злодей! Какой стыд.
– Помочись на него, – предложил Вэнс.
– Как будто недостаточно просто лишить его последнего шанса.
Авер-Фальконе посадил меня так, чтобы я мог видеть стол, и резко сдернул длинную скатерть. На пол слетели бутылки и лампы, а я оторопело уставился на клетку, стоявшую под ним. В ней сидела девочка, которая тут же отпрянула от решетки. Она была страшно грязной и оборванной, а в глазах плескался нечеловеческий ужас.
– Итак, ударим по рукам, – объявил Авер-Фальконе. – Янт Шира, прошу, присоединяйся к нам. Колесо – это самая крутая банда Восточного берега Хасилита. Мы предлагаем тебе защиту от Петергласса в обмен на три четверти твоего дохода.
Все еще страдая от приступов тошноты, я пожал плечами и потряс головой. Обычно мне не требовалось убежище. Обычно я мог удрать от кареты, запряженной четверкой лошадей.
– Если ты откажешься, я отпущу Серии на свободу. Она принадлежит к Лучникам Петергласса и передаст ему наше сообщение, получив которое он сразу же нанесет мне визит. Здесь, в этом зале, произойдет обмен – я вручу ему тебя, а он мне стопку купюр. И я не думаю, что ты долго протянешь у него в гостях.
Светловолосая девушка, сидевшая в клетке, жадно впитывала каждое слово. Она понимала, что сейчас преимущество было не на моей стороне, и смотрела на меня с таким же любопытством, как и я на нее.
Огненная буря, бушевавшая внутри меня, начала понемногу затихать. Я был уже избит, вернее, снова избит. Я не мог драться с этими парнями. Люди говорили, что дети трущоб совершенно неуправляемы, и их слова оказались правдой.
– Ладно… – прохрипел я. – Я знаю яды и противоядия от них. Этот наркотик – лишь одно из зелий, которые я умею готовить. Если вы будете держать Петергласса подальше от меня, то я смогу приносить Колесу двести фунтов в неделю.
– А кто удержит Фелиситию подальше от тебя? – прошептал Вэнс.
Фелисития? Это был Фелисития Авер-Фальконе? Я с трудом поднялся на ноги, и странный мальчик подал мне руку. Его ногти были накрашены лаком цвета морской волны и украшены стразами. На меня снизошло озарение, и я поцеловал тонкие пальцы Фелиситии. На обратной стороне его запястья красовались дорожки уколов, покрасневшие и распухшие. Я сразу же понял, в чем дело, – у него имелись свои причины вербовать меня.
Веер раскрылся, подобно хвосту павлина, и скрыл внезапно вспыхнувший румянец на щеках главаря Колеса.
– Если бы я знал, кто ты, то сразу поклялся бы в верности, – проговорил я.
Передо мной сидел младший сын губернатора, который, сбежав из дома, стал проклятием семьи, но все равно носил родовое имя. Я знал, как важно сделать вид, будто меня впечатлил его титул.
Никто из присутствующих в баре не осмеливался дышать, и тут Фелисития наконец улыбнулся.
– Больше не упоминай об этом.
– Ты закончил? – От грубого окрика Лэйс зашевелились перья на веере. – Мы закончили с этим козлиной?
– Да. О да. Хм.
– У нас билеты в «Кддшеон» на Февверсов. Прямо сейчас. Пошли. – Окружавшие их юнцы быстро поставили свои стаканы, подхватили куртки и направились к выходу. Снаружи донесся грохот велосипедных колес.
Лэйс потянула Фелиситию за руку, но он вывернулся и снова обратился ко мне:
– Хочешь пойти с нами?
Я поперхнулся слюной. Мне еще никогда не приходилось бывать в местах, подобных «Кампеону». Я всегда опасался яркого света и больших скоплений взбудораженных людей. Если собрать воедино все звуки, которые раздаются в Дарклинге, то они все равно не смогут сравниться по громкости даже с одним ночным представлением в Хасилите. Похоже, это будет моим первым вступительным испытанием.
– Да… О да. Я бы с радостью.
– Умеешь ездить на велосипеде?
– Я встречусь с вами там.
Сзади платье Лэйс украшали перья, по последней моде изображавшие крылья авианской аристократии. Однако ее фальшивые перышки не могли тягаться с моими настоящими. Фелисития подошел поближе, за ним, переливаясь, потянулся полутораметровый шифоновый шлейф изумрудного цвета, усеянный сверкающими глазками Насекомых. Я даже не знал, стоит мне начать беспокоиться или нет. Чего он хочет? Я привык к смирению и поэтому сделал вид, что не замечаю его руку на своей заднице.
Все эти жалостливые воспоминания вызвали у меня острое чувство голода, и оно на корню пресекло желание предаваться мыслям о прошлом. Я принялся за работу над корреспонденцией Замка и трудился, пока напольные часы не пробили полночь. К тому времени я был уже настолько голоден, что не мог ни на чем сосредоточиться, и в конце концов отправился в Большой зал, где эсзаям, гостям и даже слугам круглосуточно подавали еду.
В Замке было так тихо, что казалось, будто в нем никого нет. Я чувствовал себя великолепно. Я счастлив наедине с собой, пока не услышу, как люди наслаждаются друг другом, и тогда я начинаю сравнивать себя с ними. Странно, но если бы вокруг не было других людей, я бы никогда не ощущал себя одиноким.
ГЛАВА 12
– Кто это?
– Что это?
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя здесь быть не должно!
– Дети, которые едут до конечной остановки, уже никогда не возвращаются!
– Заткнись, Сэм.
– Пожалуйста, отпустите меня, – взмолился, я. – Я обещаю вознаграждение любому, кто покажет мне путь в Галт.
Они начали ухмыляться, услышав мой акцент и чересчур старательное произношение, – я отлично знал язык, но владел им еще недостаточно свободно – говорил по-книжному, слишком правильно. Грязные лица округлились подобно воздушным шарам, однако предлагать помощь они не спешили. Вместо этого один из них наклонился вперед и прижал меня к сиденью. Из-под его полосатого жилета на груди пробивались рыжие волосы, а изо рта пахло луком и каким-то маслом. Мне даже показалось, будто я слышал, как закрутились шарики и ролики в его мозгу, пока он медленно соображал что к чему.
– Я тебя знаю, – вдруг заявил он.
О нет. Пожалуйста. Не сейчас.
– Я так не думаю.
– Ты тот тип, которого ищет Петергласс. Лучники объявили награду в двадцать фунтов тому, кто сообщит о местонахождении твоего логова. – Вся толпа застыла при упоминании такой невероятной суммы. – И пятьдесят фунтов за твое мертвое тело. – Они осмотрели меня инквизиторским взглядом. – Но главное – это сто фунтов тому, кто притащит тебя к ним живым, чтобы они сами с тобой поквитались.
Ну, по крайней мере, у меня появился шанс выбраться отсюда с целой шкурой.
– Нет. Боюсь, вы ошибаетесь. Я не знаю Петергласса. И никогда не слышал о Лучниках. Вам наверняка нужен кто-то другой.
– Ага. Вокруг просто сотни таких, как ты, кошачьи глазки.
– Тогда, возможно, это один из них.
Я попытался встать, но меня цепко ухватили десятки рук.
Я слышал, что толпа очень тонко чувствует, что правильно, а что – нет. Толпа, состоящая из одних детей, четко знает, сколько карамелек можно купить на сто фунтов. Меня вытащили из трамвая и куда-то поволокли, одновременно пиная и толкая, в то время как Волосатая Грудь и старшие мальчишки совещались. Малышня была чертовски сильной – я не мог не только отпихнуть их от себя, но даже посмотреть поверх их потных голов. В каждый сантиметр моей одежды вцепились грязные руки. Мальчишки висели на мне, как гири. Вся банда, как волна, вынесла меня на яркое солнце и повалила на землю. Несколько человек тут же уселись на мои крылья.
От группы совещавшихся отделился Волосатая Грудь и объявил:
– Мы доставим его к Фелиситии. Он будет злее Насекомого, если мы продадим это чудо, не показав ему.
– У меня есть имя – Янт, – с негодованием произнес я с земли.
Он взял меня за футболку и потянул вверх.
– Ты сам в этом признался.
Все это время из-за ближайших трамваев выглядывали любопытные мальчишки и, обнаружив незапланированное развлечение, пролезали сквозь грязные решетки, перепрыгивали через медные рельсы и присоединялись к банде. Оставленные без присмотра трамваи разъезжались в разные стороны, и неотцепленные тросы натягивались сильнее и сильнее. Волосатая Грудь явно не хотел привлекать внимание работников старше двадцати и поэтому приказал большей части детей заняться работой. Из тех, что остались, некоторые побежали за своими велосипедами, остальные вцепились в меня и не отпускали. Их главарь поднял свой ухоженный велосипед на плечо, а второй рукой крепко ухватил меня за запястье, и мы отправились в дорогу, в долгий путь по улицам Хасилита. Мы миновали множество аллей и переулков, а орава беспризорников не отставала от нас ни на шаг. Кричавшие дети то и дело выезжали вперед на своих деревянных, велосипедах, а потом растягивались по улице позади нас, подобно хвосту кометы.
Велосипед, прислоненный к стене возле входа в бар, был не просто сокровищем. Узкая лента, приводившая в движение колеса, была не холщовой, а кожаной, причем очень хорошей выделки. Раму легкого, изящного велосипеда любовно выпилили из красного дерева и отполировали почти до блеска. Мальчишки восторженно тыкали пальцами в резные фигуры – лошадей, ястребов и змей. Сиденьем служила волчья голова, а руль украшали розовые перья и атласные лоскуты. Над дверью бара красовалась вывеска: «Пьян за пенни, мертвецки – за два, место на полу – бесплатно». Два юноши-близнеца, одетые в подновленные кольчуги фюрда и, видимо, служившие здесь охранниками, ни слова не говоря, впустили нас в помещение. Мы с трудом протиснулись внутрь, затем толпа расступилась, дав возможность нам с Волосатой Грудью пройти вперед. Мы оказались в довольно маленьком зале, всего с шестью круглыми столами, за которыми играли в карты, курили и пили вино. Посетителями были по большей части молодые люди, одетые в кожу и замшу. Они молча смотрели на нас. С хрустом распахнулся веер, и из-за него раздался голос:
– Вэнс, дорогуша, что ты нам принес?
– Я – Янт Шира, и я…
Вэнс скрутил мне руку.
– Это тот парень, который торговал наркотой в Галте. Как вы знаете, лорд Авер-Фальконе, Петергласс-Лучник предлагает за его голову награду. Я нашел его… – Почувствовав неуверенность, он замолчал.
Авер-Фальконе? Это фамилия губернаторской семьи. Я задумался, почему беспризорник с улицы выбрал в качестве псевдонима имя людей, которых всем его дружкам полагалось ненавидеть.
Веер немного опустился, открыв моему взору сильно накрашенное лицо.
– Правда? – произнесли напомаженные губы. – Риданнец, как забавно! А разве не все они остались за Стеной? Тогда понятно, почему тебя до сих пор не могли поймать, проказник.
Вместо ответа я от удивления широко открыл рот. Что здесь происходит и кто это передо мной? Я мог поклясться, что Авер-Фальконе – парень. Однако он был одет в зеленое платье, а я точно знал, что мужчины, и даже мальчики, в платьях не ходят. Девочкам можно носить брюки, а вот мальчикам платья – нет. Может, в таком случае это была девочка? Так? Значит, она просто выглядела как мальчик. Или, возможно, я попал на костюмированную вечеринку. Я читал о маскарадах, но полагал, что обычно на них гораздо веселее. Хасилит снова поставил меня лицом к лицу с чем-то непонятным. Стоит мне почувствовать себя увереннее в этом городе, как он снова меня дезориентирует. Трамваи, море, деньги. Толпы, преступность, иерархия. Я думал, что уже преодолел состояние культурного шока и смогу без труда приспособиться к любым новшествам. Но сидевшее передо мной создание умудрилось самим фактом своего существования полностью выбить меня из колеи. И я не мог спросить об этом своего хозяина!
– Риданнец?..
Я слегка расправил свои непропорционально большие крылья. Моренцианцы были ленивыми и вялыми людьми и поэтому нуждались в велосипедах. Я просто бежал туда, куда мне нужно, люди же этого никогда не делали.
– Только наполовину, – ответил я. – Я могу бегать и летать.
Мальчик тоненько засмеялся, и остальные присутствовавшие засмеялись вслед за ним.
– Летать? Что, правда? Я не верю!
И пусть не верит. Возможно, ему придет в голову сбросить меня с крыши.
– Шира, – произнес он вслух. – Это имя ты получил, потому что незаконнорожденный. У риданнцев с этим очень строго. Ты сирота, насколько я понимаю. – Я кивнул. – И не женат. Ах ты, бедняжка, тебя, надо полагать, оставили умирать на каком-нибудь крохотном уступе далеко в горах. Я понимаю, почему ты решил податься в город.
– В прошлом году я сбежал из Дарклинга, потому что снежная лавина разрушила мой дом, – сообщил я ему. Сам того не желая, я с такой горячностью произнес последнюю фразу, что они даже переглянулась. – В доме осталась Эйлен Дара. Она в бурю выгнала меня на улицу, так что я спасся благодаря ее жестокости. Когда снег и ветер утихли, я поднялся в воздух и отправился на восток, и летел, пока не упал от усталости.
– И теперь ты торгуешь дурью? – Ехидная улыбка. – В это трудно поверить. Чтобы так хорошо говорить на моренцианском, ты должен был прожить здесь много лет. Дорогой мой, да из-за того, что ты торгуешь наркотой, Петергласс просто прыгает от злости – ведь это его сфера. А у тебя качественнее, дешевле и дозы больше, чем у него. Зачем ты продаешь эту боль и страдания в красивой обертке удовольствия?
– Наркоманы все равно раздобудут дурь, у меня или у кого-нибудь другого. А мой товар купить проще и безопаснее.
Доттерель однажды разъяснил мне основы финансовой деятельности, и тогда в моей голове созрел грязный и коварный план. Я фанатично следовал ему, одержимый жаждой наживы, жаждой денег. Это стало моей новой верой. Я был подмастерьем, и зарплаты мне не платили, однако ночь за ночью я собирал свою дань на улицах и причалах. Удивительно, но у меня оказался прямо-таки талант к зарабатыванию денег. Я мог заговорить с любым, ибо все здесь жаждали моего товара. Я складывал мятые купюры в маленькую жестяную коробочку и собирался остановиться, только когда она заполнится до краев. Моей целью было накопить достаточно денег, чтобы покинуть Хасилит или открыть свою аптеку и жениться, найти любовь и понимание. Я трудился, чтобы жить лучше, – в чем я виноват? Меня считали опасным, поскольку я умело обращался не только с монетами, купюрами и белым порошком, – жизнь в Дарклинге научила меня искусству выживания в большей степени, чем привязанности и раскаянию.
Грудастая девица, сидевшая слева от Авер-Фальконе, глотнула розового коктейля из своего высокого стакана и проговорила:
– Нам пора. Убейте его, да и дело с концом.
– Тихо, Лэйс, тихо! Ты что же, не чуешь запаха денег?
Я заявил, что работаю только на себя и только в одиночестве. Это было ошибкой. Авер-Фальконе встал и махнул Вэнсу. Тот вместе со своими ребятами рванул вперед и принялся профессионально выколачивать из меня заблуждение. Удар в живот – и я согнулся пополам. Затем по затылку, в челюсть и под колено. Одному из них мне удалось врезать по скуле, он в ответ пнул меня ногой по яйцам. Я упал на опилки, скорчившись от боли. Перед глазами колыхалась черная пелена. Я сплюнул желчь – Господи, не дай мне проблеваться на глазах у этих парней. Нижняя половина тела горела адским огнем.
В поле зрения появилась пара белых босоножек на высоком каблуке.
– Ну что же ты, мой бесхарактерный злодей! Какой стыд.
– Помочись на него, – предложил Вэнс.
– Как будто недостаточно просто лишить его последнего шанса.
Авер-Фальконе посадил меня так, чтобы я мог видеть стол, и резко сдернул длинную скатерть. На пол слетели бутылки и лампы, а я оторопело уставился на клетку, стоявшую под ним. В ней сидела девочка, которая тут же отпрянула от решетки. Она была страшно грязной и оборванной, а в глазах плескался нечеловеческий ужас.
– Итак, ударим по рукам, – объявил Авер-Фальконе. – Янт Шира, прошу, присоединяйся к нам. Колесо – это самая крутая банда Восточного берега Хасилита. Мы предлагаем тебе защиту от Петергласса в обмен на три четверти твоего дохода.
Все еще страдая от приступов тошноты, я пожал плечами и потряс головой. Обычно мне не требовалось убежище. Обычно я мог удрать от кареты, запряженной четверкой лошадей.
– Если ты откажешься, я отпущу Серии на свободу. Она принадлежит к Лучникам Петергласса и передаст ему наше сообщение, получив которое он сразу же нанесет мне визит. Здесь, в этом зале, произойдет обмен – я вручу ему тебя, а он мне стопку купюр. И я не думаю, что ты долго протянешь у него в гостях.
Светловолосая девушка, сидевшая в клетке, жадно впитывала каждое слово. Она понимала, что сейчас преимущество было не на моей стороне, и смотрела на меня с таким же любопытством, как и я на нее.
Огненная буря, бушевавшая внутри меня, начала понемногу затихать. Я был уже избит, вернее, снова избит. Я не мог драться с этими парнями. Люди говорили, что дети трущоб совершенно неуправляемы, и их слова оказались правдой.
– Ладно… – прохрипел я. – Я знаю яды и противоядия от них. Этот наркотик – лишь одно из зелий, которые я умею готовить. Если вы будете держать Петергласса подальше от меня, то я смогу приносить Колесу двести фунтов в неделю.
– А кто удержит Фелиситию подальше от тебя? – прошептал Вэнс.
Фелисития? Это был Фелисития Авер-Фальконе? Я с трудом поднялся на ноги, и странный мальчик подал мне руку. Его ногти были накрашены лаком цвета морской волны и украшены стразами. На меня снизошло озарение, и я поцеловал тонкие пальцы Фелиситии. На обратной стороне его запястья красовались дорожки уколов, покрасневшие и распухшие. Я сразу же понял, в чем дело, – у него имелись свои причины вербовать меня.
Веер раскрылся, подобно хвосту павлина, и скрыл внезапно вспыхнувший румянец на щеках главаря Колеса.
– Если бы я знал, кто ты, то сразу поклялся бы в верности, – проговорил я.
Передо мной сидел младший сын губернатора, который, сбежав из дома, стал проклятием семьи, но все равно носил родовое имя. Я знал, как важно сделать вид, будто меня впечатлил его титул.
Никто из присутствующих в баре не осмеливался дышать, и тут Фелисития наконец улыбнулся.
– Больше не упоминай об этом.
– Ты закончил? – От грубого окрика Лэйс зашевелились перья на веере. – Мы закончили с этим козлиной?
– Да. О да. Хм.
– У нас билеты в «Кддшеон» на Февверсов. Прямо сейчас. Пошли. – Окружавшие их юнцы быстро поставили свои стаканы, подхватили куртки и направились к выходу. Снаружи донесся грохот велосипедных колес.
Лэйс потянула Фелиситию за руку, но он вывернулся и снова обратился ко мне:
– Хочешь пойти с нами?
Я поперхнулся слюной. Мне еще никогда не приходилось бывать в местах, подобных «Кампеону». Я всегда опасался яркого света и больших скоплений взбудораженных людей. Если собрать воедино все звуки, которые раздаются в Дарклинге, то они все равно не смогут сравниться по громкости даже с одним ночным представлением в Хасилите. Похоже, это будет моим первым вступительным испытанием.
– Да… О да. Я бы с радостью.
– Умеешь ездить на велосипеде?
– Я встречусь с вами там.
Сзади платье Лэйс украшали перья, по последней моде изображавшие крылья авианской аристократии. Однако ее фальшивые перышки не могли тягаться с моими настоящими. Фелисития подошел поближе, за ним, переливаясь, потянулся полутораметровый шифоновый шлейф изумрудного цвета, усеянный сверкающими глазками Насекомых. Я даже не знал, стоит мне начать беспокоиться или нет. Чего он хочет? Я привык к смирению и поэтому сделал вид, что не замечаю его руку на своей заднице.
Все эти жалостливые воспоминания вызвали у меня острое чувство голода, и оно на корню пресекло желание предаваться мыслям о прошлом. Я принялся за работу над корреспонденцией Замка и трудился, пока напольные часы не пробили полночь. К тому времени я был уже настолько голоден, что не мог ни на чем сосредоточиться, и в конце концов отправился в Большой зал, где эсзаям, гостям и даже слугам круглосуточно подавали еду.
В Замке было так тихо, что казалось, будто в нем никого нет. Я чувствовал себя великолепно. Я счастлив наедине с собой, пока не услышу, как люди наслаждаются друг другом, и тогда я начинаю сравнивать себя с ними. Странно, но если бы вокруг не было других людей, я бы никогда не ощущал себя одиноким.
ГЛАВА 12
Большой зал был выложен темно-красной, цвета засохшей крови, плиткой. Несколько рядов колонн, располагавшихся в центре, поддерживали сводчатый потолок. Ночью Большой зал казался еще просторнее, поскольку основную часть столов убирали. Когда я попадал в поток лунного света, лившегося сквозь очередное высокое арочное окно, в морозном воздухе начинали серебриться облачка пара, которые я выдыхал. Внезапно раздался шум, и я остановился. Мое сердце бешено заколотилось.
Я стоял в тени красной колонны и пытался разобрать неясные голоса. Двое мужчин на другом конце зала яростно орали друг на друга. Я подобрался ближе. Вдруг что-то грохнуло, раздался треск и звон упавшей на пол металлической тарелки. Я осторожно подкрался еще ближе и уже мог разобрать слова.
– Я так и думал, что найду тебя здесь, ублюдок.
Голос резкий и глубокий, с округлыми и мягкими, как перезрелый фрукт, авианскими гласными. Молния. Другой голос, более тихий что-то глумливо ответил.
– Тронь Ату еще раз, и ты – труп, – рявкнул Молния.
– Я должен был догадаться, что она побежит к тебе. Порт. Шторм. Вот поймаю ее, тогда…
– Сначала тебе придется разбираться со мной, – заявил Лучник. – Любой знает, что она лучше тебя.
До меня донеслись звуки драки, затем что-то рухнуло. И наступила тишина.
Я не мог решить, что лучше – стоять и слушать либо же обнаружить свое присутствие. Когда нужно что-то сделать не раздумывая, мое сознание, как правило, заполняет пустота. Например, при встрече со стаями Насекомых или в процессе приготовления дури. Так, ладно, ухожу. Но вдруг контроль надо мной взяла в свои руки та часть меня, которая заставляет бросаться в атаку на Насекомых или вкалывать слишком большую дозу наркоты. Я глубоко вздохнул и, ступив в круг света от масляной лампы, сощурился, словно разбуженный днем филин.
– Ребята, – воззвал я, – давайте не будем драться.
Туман Волнорез сидел, откинувшись назад, на краю стола, упираясь ладонями в груду перевернутых тарелок. Из небольшого пореза на ноге на пол капала кровь. Над Туманом нависал Молния с только что отобранной у своего противника шпагой. На спине у Стрелка висел колчан со стрелами, однако стягивавший его тисненый шнурок, должно быть, развязался, и из-за этого тень моего друга, колеблющаяся на темно-красной стене, очертаниями напоминала дикобраза. Я отвлекся от мыслей о жареном поросенке и сосредоточился на морщинистом лице Тумана.
– В чем дело? – спросил я.
– Отвали, бродяга, – откликнулся Волнорез.
Молния ткнул его в плечо кончиком шпаги. Когда-то это плечо Тумана было прокушено Насекомым, и Мореход вздрогнул от боли.
Я шагнул вперед, но Молния наставил клинок на меня и провел взглядом по лезвию.
– Занимайся своими делами, – бросил он.
Он прав – это не мое дело, и он не хочет, чтобы оно становилось моим, и вообще мне не стоит ошиваться в темноте по углам.
Расстояние до Молнии я покрыл за пару прыжков и схватил его за свободную руку. Он отшвырнул меня в сторону. Туман оскалился, став на мгновение похожим на волкодава. Я чувствовал себя дворовым котом, наблюдающим за схваткой львов.
– Прекрати немедленно! – заорал Молния на Тумана.
– Тебе придется многое объяснить, Мик, – гаркнул в ответ Туман.
– Если бы не я, ты был бы никем!
– Пытаешься получить все назад? Свиньи. Летать.
Одна сторона лица Тумана скривилась, как от паралича, в презрительной усмешке. Молнии, похоже, прямо не терпелось врезать ему.
Я стащил со стола бутылку сливового вина и уселся возле колонны, продолжая наблюдать за ними. Пальцами левой руки Туман подцепил ремень, на котором у Лучника висел колчан, и попытался подтащить противника поближе к себе. Я подумал, что кожаная лямка вот-вот лопнет и стрелы рассыплются по полу, как палочки.
Молния бросил шпагу и, выхватив свой короткий меч лучника, приставил его к шее Тумана таким образом, что острие клинка торчало у того откуда-то из-за уха.
– Ты пожалеешь об этом, – прорычал Стрелок. Туман попытался пнуть его в колено. Кривая улыбка снова приклеилась к лицу Волнореза – сейчас он был очень похож на оскалившуюся акулу. Его черные волосы разметались по воротнику, и тут я заметил в них широкую белую прядь. Сначала я удивился тому, что Мореход красит волосы, а затем сообразил, что это самая настоящая седина. Туман сверлил Молнию яростным взглядом.
– Я расскажу Сану, – пригрозил я.
– Есть много фактов из жизни Янта, о которых я могу сообщить императору, – отозвался Молния.
Вот он, инстинкт вымогателя.
– Ну, вперед, – пробормотал я себе под нос.
– Только из-за того, что у тебя куча денег, ты думаешь, будто тебе все позволено?
– Это вопрос чести, не денег! – заорал Молния прямо в лицо Мореходу.
– Деньги – это честь, – заметил я в пространство, и на мгновение Туман ответил мне искренней улыбкой.
Затем она снова превратилась в оскал. Правой рукой он схватил ту руку Молнии, в которой тот держал меч, и сжал ее. Стрелок надавил посильнее, и из-за уха Тумана потекла тоненькая струйка крови. Это была схватка характеров. Мускулистая рука Молнии мелко дрожала от напряжения, а на толстой руке Тумана вздулись вены. Лучник выронил свой меч, и, аккуратно съехав со стола, Волнорез ногой прижал к полу оба клинка. Затем он поднял шпагу. Я обратил внимание: костяшки пальцев на той руке Молнии, в которой он сжимал меч, все еще оставались белыми. Он прищурился, увидев, что Туман стоит наготове с оружием.
– Волнорез?.. – Мой голос прозвучал жалко.
– Убирайся прочь, грязный бродяга, – угрожающе прорычал он.
Я так и сделал.
Скользя сапогами по обледеневшим булыжникам, я выбежал во внутренний двор. В центре темной площади я расправил свои еще более темные крылья и, напрягшись, поднялся к своему окну. Ставни оказались закрыты. Я распахнул их ударом ноги и опустился на подоконник. Комната показалась мне какой-то особенно неопрятной и нежилой. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был легкий стук падавших на пол капель воска, отчего тут и там образовались похожие на сталагмиты голубые наросты.
– Терн! – позвал я. – Терн! Губернатор Роута? А, черт.
В записке, лежавшей на каменной доске над потухшим очагом, жена сообщала, что уехала в Хасилит. Она намеревалась обратиться к губернатору с просьбой принять беженцев, заполонивших ее поместье, с тем условием, что она будет продолжать оказывать всяческую помощь.
Я глотнул выдохшегося вина, внезапно осознав, что все еще держу в руках бутылку. Потенциальное оружие. То есть там, в зале, у меня все время было при себе оружие. Не очень, конечно, подходящее против этих авианских лордов, подумал я и захихикал.
Я только один раз в своей жизни резал человека битым стеклом, и в тот раз это тоже был богатый лорд. Дело было еще в Хасилите. Тогда я покинул бар уже при свете луны и неторопливо брел к дому по грязным улицам Галта. В конце концов я понял, что меня кто-то преследует. Я был очень наивным и почувствовал неладное, только когда уже дошел до Опаленной улицы. Аптека была совсем рядом: я видел складочки на свернутом на ночь навесе перед входом. Я не мог рисковать, пытаясь добежать до своего жилища и скрыться там, ибо если преследователь был из банды Фелиситии, то последний мог узнать, где я живу. Поэтому я прошел чуть дальше и свернул за угол. За баром «Кентледж» пьяницы наблевали столько, что казалось, еще чуть-чуть и тротуар просто разъест. Я взял первую попавшуюся бутылку из мусорного ведра, разбил ее и остался ждать.
Из-за угла показалась фигура, и я сразу же прыгнул, пытаясь дотянуться до горла. Но это мне не удалось, и тогда я прижал «розочку» ко рту преследователя. Если бы я немного повернул ее, то она раскроила бы кожу вокруг рта, подобно резаку для леченья.
– Кто ты такой? – заорал я.
Ярость – это главное чувство, которое я помню из тех времен.
– М-м-м!
– Ах, черт.
Я осторожно убрал бутылку – мои пальцы были настолько напряжены, что она едва не лопнула, – и поймал на себе спокойный взгляд Фелиситии. По его лицу струилась кровь из многочисленных порезов, своим расположением напоминавших усы и маленькую бородку. Фелисития сомкнул губы, подобно тому, как это делают женщины, только что накрасившиеся помадой, и расплылся в широкой кроваво-красной улыбке.
– Прекрасно, мой воинственный юноша, – промолвил он. – Ты действительно нужен бандам Восточного берега.
У Тумана и Молнии таких воспоминаний быть никак не могло, но тогда даже трудно представить, какие же у них были. Я подошел к единственному чистому столу и разжег фитиль над дистиллятором, предварительно удостоверившись, что воды и листьев папоротника в резервуаре достаточно. Есть определенный набор действий, которые я произвожу машинально каждый раз, когда вхожу в эту комнату. Я не мог успокоить старших эсзаев. Я в самом деле бесполезен. Молния постоянно использовал Тумана в качестве примера, когда обучал меня боевым искусствам, то и дело отсылая к примерам его глупости и недальновидности.
Я стоял в тени красной колонны и пытался разобрать неясные голоса. Двое мужчин на другом конце зала яростно орали друг на друга. Я подобрался ближе. Вдруг что-то грохнуло, раздался треск и звон упавшей на пол металлической тарелки. Я осторожно подкрался еще ближе и уже мог разобрать слова.
– Я так и думал, что найду тебя здесь, ублюдок.
Голос резкий и глубокий, с округлыми и мягкими, как перезрелый фрукт, авианскими гласными. Молния. Другой голос, более тихий что-то глумливо ответил.
– Тронь Ату еще раз, и ты – труп, – рявкнул Молния.
– Я должен был догадаться, что она побежит к тебе. Порт. Шторм. Вот поймаю ее, тогда…
– Сначала тебе придется разбираться со мной, – заявил Лучник. – Любой знает, что она лучше тебя.
До меня донеслись звуки драки, затем что-то рухнуло. И наступила тишина.
Я не мог решить, что лучше – стоять и слушать либо же обнаружить свое присутствие. Когда нужно что-то сделать не раздумывая, мое сознание, как правило, заполняет пустота. Например, при встрече со стаями Насекомых или в процессе приготовления дури. Так, ладно, ухожу. Но вдруг контроль надо мной взяла в свои руки та часть меня, которая заставляет бросаться в атаку на Насекомых или вкалывать слишком большую дозу наркоты. Я глубоко вздохнул и, ступив в круг света от масляной лампы, сощурился, словно разбуженный днем филин.
– Ребята, – воззвал я, – давайте не будем драться.
Туман Волнорез сидел, откинувшись назад, на краю стола, упираясь ладонями в груду перевернутых тарелок. Из небольшого пореза на ноге на пол капала кровь. Над Туманом нависал Молния с только что отобранной у своего противника шпагой. На спине у Стрелка висел колчан со стрелами, однако стягивавший его тисненый шнурок, должно быть, развязался, и из-за этого тень моего друга, колеблющаяся на темно-красной стене, очертаниями напоминала дикобраза. Я отвлекся от мыслей о жареном поросенке и сосредоточился на морщинистом лице Тумана.
– В чем дело? – спросил я.
– Отвали, бродяга, – откликнулся Волнорез.
Молния ткнул его в плечо кончиком шпаги. Когда-то это плечо Тумана было прокушено Насекомым, и Мореход вздрогнул от боли.
Я шагнул вперед, но Молния наставил клинок на меня и провел взглядом по лезвию.
– Занимайся своими делами, – бросил он.
Он прав – это не мое дело, и он не хочет, чтобы оно становилось моим, и вообще мне не стоит ошиваться в темноте по углам.
Расстояние до Молнии я покрыл за пару прыжков и схватил его за свободную руку. Он отшвырнул меня в сторону. Туман оскалился, став на мгновение похожим на волкодава. Я чувствовал себя дворовым котом, наблюдающим за схваткой львов.
– Прекрати немедленно! – заорал Молния на Тумана.
– Тебе придется многое объяснить, Мик, – гаркнул в ответ Туман.
– Если бы не я, ты был бы никем!
– Пытаешься получить все назад? Свиньи. Летать.
Одна сторона лица Тумана скривилась, как от паралича, в презрительной усмешке. Молнии, похоже, прямо не терпелось врезать ему.
Я стащил со стола бутылку сливового вина и уселся возле колонны, продолжая наблюдать за ними. Пальцами левой руки Туман подцепил ремень, на котором у Лучника висел колчан, и попытался подтащить противника поближе к себе. Я подумал, что кожаная лямка вот-вот лопнет и стрелы рассыплются по полу, как палочки.
Молния бросил шпагу и, выхватив свой короткий меч лучника, приставил его к шее Тумана таким образом, что острие клинка торчало у того откуда-то из-за уха.
– Ты пожалеешь об этом, – прорычал Стрелок. Туман попытался пнуть его в колено. Кривая улыбка снова приклеилась к лицу Волнореза – сейчас он был очень похож на оскалившуюся акулу. Его черные волосы разметались по воротнику, и тут я заметил в них широкую белую прядь. Сначала я удивился тому, что Мореход красит волосы, а затем сообразил, что это самая настоящая седина. Туман сверлил Молнию яростным взглядом.
– Я расскажу Сану, – пригрозил я.
– Есть много фактов из жизни Янта, о которых я могу сообщить императору, – отозвался Молния.
Вот он, инстинкт вымогателя.
– Ну, вперед, – пробормотал я себе под нос.
– Только из-за того, что у тебя куча денег, ты думаешь, будто тебе все позволено?
– Это вопрос чести, не денег! – заорал Молния прямо в лицо Мореходу.
– Деньги – это честь, – заметил я в пространство, и на мгновение Туман ответил мне искренней улыбкой.
Затем она снова превратилась в оскал. Правой рукой он схватил ту руку Молнии, в которой тот держал меч, и сжал ее. Стрелок надавил посильнее, и из-за уха Тумана потекла тоненькая струйка крови. Это была схватка характеров. Мускулистая рука Молнии мелко дрожала от напряжения, а на толстой руке Тумана вздулись вены. Лучник выронил свой меч, и, аккуратно съехав со стола, Волнорез ногой прижал к полу оба клинка. Затем он поднял шпагу. Я обратил внимание: костяшки пальцев на той руке Молнии, в которой он сжимал меч, все еще оставались белыми. Он прищурился, увидев, что Туман стоит наготове с оружием.
– Волнорез?.. – Мой голос прозвучал жалко.
– Убирайся прочь, грязный бродяга, – угрожающе прорычал он.
Я так и сделал.
Скользя сапогами по обледеневшим булыжникам, я выбежал во внутренний двор. В центре темной площади я расправил свои еще более темные крылья и, напрягшись, поднялся к своему окну. Ставни оказались закрыты. Я распахнул их ударом ноги и опустился на подоконник. Комната показалась мне какой-то особенно неопрятной и нежилой. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был легкий стук падавших на пол капель воска, отчего тут и там образовались похожие на сталагмиты голубые наросты.
– Терн! – позвал я. – Терн! Губернатор Роута? А, черт.
В записке, лежавшей на каменной доске над потухшим очагом, жена сообщала, что уехала в Хасилит. Она намеревалась обратиться к губернатору с просьбой принять беженцев, заполонивших ее поместье, с тем условием, что она будет продолжать оказывать всяческую помощь.
Я глотнул выдохшегося вина, внезапно осознав, что все еще держу в руках бутылку. Потенциальное оружие. То есть там, в зале, у меня все время было при себе оружие. Не очень, конечно, подходящее против этих авианских лордов, подумал я и захихикал.
Я только один раз в своей жизни резал человека битым стеклом, и в тот раз это тоже был богатый лорд. Дело было еще в Хасилите. Тогда я покинул бар уже при свете луны и неторопливо брел к дому по грязным улицам Галта. В конце концов я понял, что меня кто-то преследует. Я был очень наивным и почувствовал неладное, только когда уже дошел до Опаленной улицы. Аптека была совсем рядом: я видел складочки на свернутом на ночь навесе перед входом. Я не мог рисковать, пытаясь добежать до своего жилища и скрыться там, ибо если преследователь был из банды Фелиситии, то последний мог узнать, где я живу. Поэтому я прошел чуть дальше и свернул за угол. За баром «Кентледж» пьяницы наблевали столько, что казалось, еще чуть-чуть и тротуар просто разъест. Я взял первую попавшуюся бутылку из мусорного ведра, разбил ее и остался ждать.
Из-за угла показалась фигура, и я сразу же прыгнул, пытаясь дотянуться до горла. Но это мне не удалось, и тогда я прижал «розочку» ко рту преследователя. Если бы я немного повернул ее, то она раскроила бы кожу вокруг рта, подобно резаку для леченья.
– Кто ты такой? – заорал я.
Ярость – это главное чувство, которое я помню из тех времен.
– М-м-м!
– Ах, черт.
Я осторожно убрал бутылку – мои пальцы были настолько напряжены, что она едва не лопнула, – и поймал на себе спокойный взгляд Фелиситии. По его лицу струилась кровь из многочисленных порезов, своим расположением напоминавших усы и маленькую бородку. Фелисития сомкнул губы, подобно тому, как это делают женщины, только что накрасившиеся помадой, и расплылся в широкой кроваво-красной улыбке.
– Прекрасно, мой воинственный юноша, – промолвил он. – Ты действительно нужен бандам Восточного берега.
У Тумана и Молнии таких воспоминаний быть никак не могло, но тогда даже трудно представить, какие же у них были. Я подошел к единственному чистому столу и разжег фитиль над дистиллятором, предварительно удостоверившись, что воды и листьев папоротника в резервуаре достаточно. Есть определенный набор действий, которые я произвожу машинально каждый раз, когда вхожу в эту комнату. Я не мог успокоить старших эсзаев. Я в самом деле бесполезен. Молния постоянно использовал Тумана в качестве примера, когда обучал меня боевым искусствам, то и дело отсылая к примерам его глупости и недальновидности.