Страница:
Некоторые из тварей поднимались на задние ноги, и их усики подрагивали, когда они начинали принюхиваться. Ондинские солдаты прижимались все плотнее друг к другу, постепенно сдавая позиции. Они бились за каждый метр берегового пространства, но все же отступали. Расстояние между ними и основными силами Насекомых быстро сокращалось.
В крови подскочил адреналин.
– Эти же целая дивизия! – вскричал я.
– Я надеялась, что их будет гораздо больше, – вздохнула Ата.
– Я вижу Лучника!
Его было невозможно не заметить. Золотые чешуйки доспехов Сейкера блестели в лучах утреннего солнца. С обнаженной головой, в развевающемся плаще, он махал солдатам, выстраивая их в круг, и тут же отпихивал кого-то себе за спину.
Свэллоу. Это была Свэллоу Ондин, одной рукой опиравшаяся на свою трость, а другой прижимавшая к груди Сиан.
Гончий стоял плечом к плечу с Молнией. Немного попятившись на мокром песке, он быстро перенацелил лук и снова натянул его тетиву.
Утреннее солнце превращало их фигуры всего лишь в синеватые тени, танцующие на мокром песке. Воздух был очень чист, и до нас доносились отзвуки криков – это Молния пытался сохранить боевые порядки, однако строй то и дело ломался из-за тех солдат, которые, позабыв про все, бежали к воде.
Ата в самый последний момент резко положила право руля, едва царапнув килем по песчаному дну, и «Штормовой буревестник», накренившись, начал дрейфовать почти параллельно берегу Ондина. Корабль шел чуть ли не против ветра, постепенно теряя скорость, и остановился напротив того места, где из последних сил люди сражались с Насекомыми.
– Это бревно так неповоротливо, – сокрушалась Ата. – Если мы подойдем еще ближе, то сядем на мель.
Насекомые приближались. Молния стрелял прямо по ним. Он выпускал стрелы с совершенно немыслимой быстротой. Колчан на его правом бедре был уже пуст, теперь ему приходилось использовать запасной, висевший на спине. Твари бежали прямо на него, а он поражал их стрелами – одну за другой. Дистанция между ним и Насекомыми сокращалась с каждой секундой – тридцать метров, двадцать, десять…
Я слышал, как плачет Сиан.
– У нас всего минута! – в отчаянии закричал я.
Ата спустилась на нижнюю палубу.
– Нужно забрать их.
Она начала отдавать приказы, и ее громовой голос разносился по всему кораблю. Сразу же загремела толстая якорная цепь, выползая из отверстия на носу каравеллы. «Штормовой буревестник» успел развернуться вокруг своей оси, пока основной якорь прочно зацепился за дно, после чего в море скользнул кормовой. Команда Аты начала на веревках спускать лодки, по три с каждой стороны корабля.
Все шесть лодок одновременно легли на воду. В каждую из них по веревочным лестницам спустились моряки и, все как один, начали вставлять весла в уключины.
Ата повернулась ко мне.
– Вестник, жди здесь.
Она уцепилась за веревочную лестницу и скрылась за бортом.
Я наблюдал, как шесть небольших суденышек, рассекая волны и оставляя белые пенные следы, несутся на выручку гибнущему фюрду.
Большинство солдат уже находились по пояс в воде. Около пятидесяти лучников стояли, одной рукой подняв свои луки над головой, а в другой сжимая обнаженные мечи. Насекомые упорно преследовали людей, они тоже залезали в воду, втягивая брюхо и щелкая челюстями.
Ата спокойно стояла на носу раскачивающейся лодки, которая благодаря невероятным усилиям гребцов словно стрела летела по волнам. Шесть суденышек одновременно достигли ондинских воинов – и это чуть не окончилось трагедией, поскольку люди едва их не перевернули в отчаянных попытках быстрее забраться на борт.
Хватаясь за весла и расталкивая друг друга, они не обращали никакого внимания на призывы Аты прекратить панику. Отбрасывая луки, они буквально штурмовали лодки. Гребцы помогали им, перегибаясь через борта и затаскивая их внутрь – за пояса, крылья, руки…
Когда суденышки приблизились к берегу, те, кто уже находился в них, принялись подцеплять еще сражавшихся солдат крюками за одежду, а затем закидывать кверху задом на борт. Перегруженные лодки скребли днищами по песку.
Молния что-то сказал Свэллоу, все еще находившейся на берегу, и она тут же скинула свои стальные поножи и поспешила к лодке – к счастью, не к той, где находилась Ата. Гончий нес Сиан. Сам Молния снял шелковую тетиву со своего огромного лука, поднял его над головой и тоже вошел в воду. Их отход прикрывали несколько последних ондинцев.
Шесть лодок были так забиты людьми – примерно по семьдесят человек в каждой, – что всем приходилось стоять. Гребцы вынули весла из уключин и теперь работали ими в гэллейнской манере. Благодаря их мастерству ни одна из лодок не перевернулась, и маленькая флотилия медленно приближалась к кораблю.
Побережье было оставлено Насекомым.
Казалось, обратный путь занял целую вечность. Я видел, как Насекомые расчленяли тела, лежавшие на песке. Один из них просунул голову под труп и перевернул его, а двое других, вцепившись жвалами в руки, разорвали тело на части.
Меня трясло.
Молния может вернуть мне шприц. У корабельного врача должно иметься немного лекарств – в смысле наркотиков, – которые остановят мою агонию. Я сказал себе: Янт, не будь таким безвольным сукиным сыном. Я прекратил бессмысленную борьбу с сотрясавшей меня дрожью, расслабился, и она полностью охватила все мое существо.
Когда Свэллоу взобралась по веревочной лестнице и неловко перегнулась через борт, я подскочил к ней и помог спуститься на палубу. Она выглядела ужасно нелепо с намотанной на шею светло-зеленой мантией и выглядывавшим из лифа платья маленьким кинжалом.
Я обнял ее.
– Что случилось с твоим поместьем? – спросил я.
– Мое поместье! – воскликнула она, из ее глаз брызнули слезы. – Оно кишит Насекомыми! Боже правый! Насекомые захватили всю империю, и теперь, чтобы спастись, нам придется вечно обитать в море!
– Рейчиз, Хасилит и Равнинные земли все еще держатся, – попробовал я ее подбодрить. – Свэллоу, ты должна быть сильной.
Обняв девушку одной рукой, я, чтобы успокоить ее, рассказал о приказе императора, и все это время мокрые солдаты один за другим поднимались на борт «Буревестника».
Молния стоял на корме и продолжал методично расстреливать оставшихся на побережье Насекомых. Никакой другой лучник не смог бы поразить цель на таком расстоянии. Он не прекращал стрелять до тех пор, пока Ата не скомандовала поднять якоря, после чего мы начали постепенно удаляться от кишащего Насекомыми берега.
Сейкер подскочил к Ате, занявшей свое место у штурвала.
– Вернись обратно, – рявкнул он.
Она ударила кулаком по компасу и выругалась, после чего искоса взглянула на Молнию.
– Побереги стрелы.
– Если я не смогу спасти Микуотер, то лучше погибну на этом берегу!
– О, заткнись. У тебя еще будет прекрасный шанс расстаться с жизнью, когда мы окажемся в Лоуспассе.
– Лоуспасс? Ата…
– Я хочу стать Атой Туманом. Восемьдесят кораблей будут ждать нас у Шелдрейк-Пойнта сегодня вечером. На борту у них солдаты, жаждущие славы под предводительством Торнадо, нашего непобедимого воина.
Молния указал на толпу позади себя.
– Перед тобой тринадцатая дивизия Ондинского фюрда. Это отборная пехота, хотя и сильно потрепанная. Надеюсь, ты взяла моих лучников, которых я посылал тебе на помощь? Их достаточно, чтобы поддержать хасилитских стрелков? А то у них не их арбалеты, а сущее наказание, которое годится только для ближнего боя.
– Твои лучники на кораблях основной эскадры, а кроме того, в моем распоряжении десять тысяч солдат из Моренции плюс те, кто самостоятельно добрался до моего острова. Они напрасно сочли его подходящим убежищем…
– Понятно.
– Сейкер Молния, ты у меня в долгу.
Он взглянул на Ату с нескрываемой ненавистью, но потом взял себя в руки и подчеркнуто официально поклонился.
– Да, – мрачно изрек Молния. – Это так.
Сиан не отходила от Свэллоу – замерзшая и напуганная, она вцепилась в нее своими худенькими ручонками и не говорила ни слова. Свэллоу сидела рядом со мной на палубе, вытирая слезы намокшими красно-коричневыми крыльями. Когда она погладила меня по руке, я выдавил из себя улыбку и сжал ее ладонь.
– Что с тобой такое? – спросила она.
Она привыкла видеть меня изможденным, но не настолько разбитым.
– Его тошнит, – вместо меня ответила Ата. – Слушай, когда твои уроды в доспехах наконец уберутся от этого чертова компаса?
– Его укусили?
– Да кому он нужен, миледи?
Я отвернулся. Если бы не эта отвратительная слабость, я пошел бы и вмазался. Круг больше не рвался, значит, все остальные эсзаи живы, и Фехтовальщик продолжает удерживать Хасилит. Я подумал об аллее Роул, Нидл-Парке, доках Восточного берега – и обо всей прекрасной, качественной дури, которую там продают в любое время дня и ночи подростки, у каждого из которых есть за пазухой острый нож. Низкие голоса заскаев, темные силуэты на перекрестках или открытый с помощью отмычки ящик в полевом госпитале, полный пузырьков с лекарствами. Что-нибудь, только бы облегчить эти муки.
– Его ломает, – невозмутимо сообщила Ата. Лучник демонстративно изучал пенный след за кормой. Ата посмотрела на меня с таким выражением, будто я являл собой существо, недостойное даже презрения, которому для полной моральной деградации не хватает лишь стать объектом для всеобщих насмешек.
– Я думала, – продолжала она, словно бы размышляя вслух, – что смерть – худшее зло, потому как, будь иначе, эсзаи бы умирали. Я и предположить не могла, что кто-то из них предпочтет жизнь, подобную смерти.
Это было уже слишком. Что она могла знать? Я попытался встать, но мне удалось лишь подняться на колени. Я судорожно вздохнул, мучаясь рядом с душившим меня океаном. Попытался удержаться на плаву.
– Вестник совсем плох, Молния, – пробурчала Ата. – Надеюсь, тебя не постигнет та же участь.
Провалился в пучину.
Я лежал на койке, трясясь и извиваясь. Как только меня начинало в очередной раз скручивать, я принимался скрести и царапать грубый деревянный пол. Свэллоу достался пациент не из легких, ибо, пребывая в сознании, я орал на нее на десяти разных языках.
– Прекратите этот кошмар! Мне надо быть сильным! У нас мало времени!
– Тихо, Янт.
– Осталось всего три недели!
– Ты обезумел… Он был рядом с Туманом, не так ли?
– Да. – Голос Молнии. – И это стало для него страшным открытием – то, что эсзаи тоже умирают.
– Но почему я не могу понять ни слова из того, что он говорит?
Я очнулся в тишине. В каюте было темно. Я сунул сложенные ладони между коленей, но позу менять не решился, лишь немного расправил одно из крыльев и накрыл им свое трясущееся тело. Я никак не мог сообразить, где нахожусь.
Наконец более догадливая часть моего сознания подсказала, что я застрял посреди океана, похожего на расплавленную смолу, поверхность которого почему-то отражала одновременно тысячи лиц. Целое стадо сине-серых слоников на журавлиных ногах скакали по моей подушке. Я поймал одного из них, и он начал бродить по моей руке, как маленькое Насекомое.
– Не могу поверить, что солнце опять когда-нибудь взойдет, – прозвучал голос.
Я с огромным трудом повернул голову, чувствуя корку там, где на лице запеклась рвота. Авианский солдат сидел, скрестив ноги, на полу, на его лицо падала тень. Гончий в своем длинном, навощенном плаще стоял у иллюминатора и смотрел куда-то вдаль. Он был похож на лунатика.
Солдат приделывал к стрелам оперение, видимо, ощипав перед этим не одного гуся. Стрелы были острыми, словно шило, благодаря чему легко пробивали панцири Насекомых, и, кроме того, по всей длине были усеяны толстыми шипами, чтобы нанести тварям как можно больший ущерб.
В каюте непрерывно что-то скрипело. Лампа, свисавшая на цепи с низкого потолка, раскачивалась, и ее тень металась по стенам и полу. Ее желтый свет перемешивался с кроваво-красными отблесками, словно бы исторгнутыми болезненной галлюцинацией, которые врывались в каюту через иллюминатор.
– Когда Бог вернется к нам, – проговорил Гончий, – он будет потрясен. – В его голосе прозвучал мрачный юмор.
– Если он вернется завтра, это будет спасением.
– Возможно, и так. Возможно, и так. Говорят, что он печется о Четырехземелье, несмотря ни на что. Вполне вероятно, это и есть то пришествие, которого так ждут бессмертные.
– Бог прекратил бы эту войну, даровав нам спокойствие и процветание. То, что происходит сейчас, вовсе не похоже на долгожданный мир.
Они мечтали о пришествии Бога, поскольку больше не верили в Замок. Терзаемый яростью, душевными и физическими муками, я молча теребил одеяло. Целое тысячелетие Замок сдерживал Насекомых и обеспечивал нерушимую целостность Круга. Теперь равновесие нарушено, повсюду Насекомые, и все это по моей вине.
– Я сомневаюсь, что даже император знает, как спасти Четырехземелье. Думаю, рано или поздно он тоже оставит нас.
– Черт тебя возьми, Бателер! Ты слышал, как капитан Дей и мой господин говорили, что Круг, как и раньше, крепок и силен.
Солдат посмотрел на меня. Я сделал вид, что по-прежнему пребываю в коме, благо это было проще простого. Он взглянул на Гончего, как будто собирался заметить, что если вон то неподвижное тело и есть сила эсзаев, то мы все обречены.
– Прозвучали ли из уст Молнии еще какие-нибудь откровения?
Гончий закусил губу.
– Имей уважение.
– О, я весь исполнен уважения. Молния присутствовал при сотворении мира…
– Круга.
– Да, Круга. Так что он может знать, как и когда все это закончится.
Гончий принялся перекладывать готовые стрелы в свой кожаный колчан.
– Я не являюсь доверенным лицом моего господина, – проговорил он. – При мне никогда не обсуждались тайны Замка. За все время существования Круга Насекомые никогда не продвигались от Лоуспасса так далеко на юг – Кариама Эске говорит, что они добрались даже до ее поместья. Если бессмертные не смогут остановить Насекомых у Эске и Шивела, то Замок окажется под угрозой.
– Сан не собирается отозвать эсзаев обратно?
– Император Сан – это не Станиэль Рейчизуотер! Проклятье!
Искренне расстроенный Гончий потер переносицу и покачал головой.
Корпевший над стрелами солдат по имени Бателер продолжил:
– Император создал Круг и разделил данное ему Богом бессмертие, когда Насекомые уничтожили его легионы, состоявшие из смертных. Я теряюсь в догадках. – что он предпримет, если Круг падет?
– Думай что хочешь.
– Спроси у Молнии.
– Я не могу задавать моему господину подобные вопросы!
Я с трудом сел и прислонился к стене.
– Спроси у меня.
Глаза Бателера округлились, он словно окаменел.
– Я спустился с небес на землю во имя империи и ваших жизней, – произнес я слабым голосом, – а вы сидите и строите предположения. Я умираю от усталости, а вы только богохульствуете.
– Прости меня!
– – Император, как и прежде, находится в Замке, и, значит, все будет хорошо. Сан учит нас, что никто не знает, когда Бог вернется, но могу уверить тебя – к такому событию нельзя подготовиться.
– Мы не это имели в виду, Вестник!
Я вызывающе взглянул на него.
– Я увижу тебя среди лучников?
– Конечно!
– Прекрасно. Тогда налей мне немного воды и убирайся отсюда!
В комнате отвратительно воняло блевотиной. Кроме черной испачканной рубахи, расстегнутой на груди, мою наготу прикрывали джинсы. Ноги были босы. Я положил оба крыла на койку, хрустнул суставами и вытер пот со шрама-символа Колеса на плече.
Тени на одежде и лице Гончего напоминали синяки, с тем только отличием, что их перемещения никак не были связаны с его мимикой. Эту иллюзию создавал жуткий красный свет, который, многократно преломляясь в капельках воды, вливался в каюту сквозь иллюминатор.
Я все еще дрожал. Вдруг тело пронзила кошмарная боль, и я застонал. Ныла каждая мышца. Неужели на меня накатывает новая волна? Мне нужна передышка!
– Молния рассказал мне об истинной причине твоего состояния, – проинформировал меня Гончий.
– Это истинная правда – я завязал, к сожалению, слишком резко.
– Не беспокойся, я сохраню твой секрет.
– Ты видел Круг изнутри, – пробурчал я. – Я почти пришел в себя.
– Да, так ты сможешь принести больше пользы.
Трясущейся рукой я поднял тост в его честь и осторожно отхлебнул из стакана, прислушиваясь к тому, как мои внутренности размышляют, принять этот глоток или нет. Я был весь склизкий от пота, волосы превратились в сосульки и прилипли к спине. Я с трудом выпутал из них свои серьги.
– Мы встретились с флотом?
– Да, четыре дня назад. Комета, я прошу прощения за лучника, но ты должен понять: в рядах авианских солдат сейчас процветает инакомыслие. Они знают, что Элеонора Танагер стала нашей королевой, и хотят присоединиться к ней.
Гончий улыбнулся. Я мог поклясться, что он тоже поддерживает Элеонору.
– И никто не закричал, что это измена?
– Элеонора – не узурпатор. Ее называют другом императора… О Станиэле я ничего не знаю. Среди солдат и матросов ходит множество слухов. Ата сказала нам: «Подождите, и вы сможете отправить в Рейчизуотер самого Торнадо, признанного силача Круга, и четыре тысячи лоуспасских воинов». Это заставило их задуматься.
– Понимаю. Что это за красный свет? – Гончий смешался, снова взглянул в иллюминатор, но ответить не успел – в каюту вошла Ата.
– А, наркоман оклемался, – хмыкнула она, после чего сунула мне в руки деревянную миску, полную холодных макарон.
Я тут же начал с жадностью поедать их прямо руками – я был зверски голоден.
– Если бы Сан решил сделать эсзаем лучшего в мире мастера по лихорадочной дрожи и заблевыванию всего доступного окружающего пространства – тебе не было бы равных. Лежать в собственной рвоте…
Ну, это лучше, чем лежать в чьей-то еще. На меня снизошло упоительное чувство одержанной победы. Я сделал это. Я смог. Я буду свободным.
– Ты бредил о весьма интересных вещах, Янт Шира.
– Откуда взялся этот красный свет? – спросил я с набитым ртом.
– Мы плывем вдоль берега Роута.
– Роут? О нет… Насекомые?
– Думаю, тебе лучше выйти на палубу и посмотреть самому.
Я доел, помылся и последовал за Атой на палубу, ощущая ужасное беспокойство. Я присоединился к Молнии и Гончему, стоявшим на корме, и устремил взгляд на запад. Там, на горизонте, будто бы кто-то поставил гигантскую арку, которая вела в алый с бордовыми сполохами мир.
Роут, выстроенная в готическом стиле столица поместья Терн, и городская ратуша Слита Кузнеца находились где-то в глубине пылающей арки, и их не было видно. Перед моим взором расстилалась выгоревшая черная земля. Я потер сухие глаза и сумел рассмотреть две высокие опоры в центре красного зарева. Горел сталелитейный завод.
Один из огромных складов угля перегрелся и вспыхнул. Мы все инстинктивно пригнулись, когда вдали прогремел глухой взрыв.
Оставленному без присмотра заводу хватило одной искры – или печи, которую рабочие забыли погасить, когда убегали от приближающихся Насекомых, – и теперь огонь полностью вышел из-под контроля. Ни одно здание не могло уцелеть в этом аду.
Небо слева и справа от огненной арки казалось еще более голубым. Все остальное было черным. Синий, красный и черный – цвета Роута.
– Что мы теперь будем делать без оружейной? – спросил Гончий.
– Придется рассчитывать на Моренцию.
Я простонал. Дури, чтобы забыться, не было, и мысли о Терн буквально оглушили меня. Все, чем она владела, находилось в ее доме в Роуте. Ей ни в коем случае нельзя покидать Замок, за толстыми стенами которого она находилась в полной безопасности. Я не хотел, чтобы Терн видела, как гибнет в огне ее родной город, – пройдя через такое кошмарное испытание, она изменилась бы навсегда, а ее голос потерял свою нежность.
Молния напряженно тер свой шрам.
– Я видел, как строился этот город. Я живой свидетель неувядаемого расцвета и славы Авии на протяжении пятнадцати столетий. Это не может закончиться сейчас… Насекомые проедают себе дорогу к сердцу моей страны, и, клянусь Богом, я убью их всех до единого.
Я наблюдал за тем, как огонь пожирает прекрасный город. Город, за который я нес ответственность, который знал и любил.
– Алмаз Шателена. Корона Эсмериллиона…
Все люди. Все их дома.
– Хрустальные статуи Жегера…
Надеюсь, что наш управляющий добрался до Рейчизуотера.
– Поэзия Конюра. Роутские клинки… – звучал голос из золотого века.
По крайней мере, спаслись дети.
– Вино Донэйса. Башни Пентис. Мост Микуотера…
– Сейкер! – не выдержала Ата. – Сейкер, прекрати немедленно!
Она посмотрела на компас и слегка повернула штурвал. Ата выглядела бесстрастной и какой-то отрешенной. Длинные русые волосы Гончего спутались, глаза потемнели и запали. И я, как бледная тень самого себя. И лица солдат и моряков над поручнями всех восьмидесяти кораблей. Я никогда бы не подумал, что одиннадцать тысяч человек могут хранить такую гробовую тишину. Никто не издавал ни звука. Никто не спал. Мы просто стояли и смотрели, как Роут погружается в огненную пучину.
ГЛАВА 24
В крови подскочил адреналин.
– Эти же целая дивизия! – вскричал я.
– Я надеялась, что их будет гораздо больше, – вздохнула Ата.
– Я вижу Лучника!
Его было невозможно не заметить. Золотые чешуйки доспехов Сейкера блестели в лучах утреннего солнца. С обнаженной головой, в развевающемся плаще, он махал солдатам, выстраивая их в круг, и тут же отпихивал кого-то себе за спину.
Свэллоу. Это была Свэллоу Ондин, одной рукой опиравшаяся на свою трость, а другой прижимавшая к груди Сиан.
Гончий стоял плечом к плечу с Молнией. Немного попятившись на мокром песке, он быстро перенацелил лук и снова натянул его тетиву.
Утреннее солнце превращало их фигуры всего лишь в синеватые тени, танцующие на мокром песке. Воздух был очень чист, и до нас доносились отзвуки криков – это Молния пытался сохранить боевые порядки, однако строй то и дело ломался из-за тех солдат, которые, позабыв про все, бежали к воде.
Ата в самый последний момент резко положила право руля, едва царапнув килем по песчаному дну, и «Штормовой буревестник», накренившись, начал дрейфовать почти параллельно берегу Ондина. Корабль шел чуть ли не против ветра, постепенно теряя скорость, и остановился напротив того места, где из последних сил люди сражались с Насекомыми.
– Это бревно так неповоротливо, – сокрушалась Ата. – Если мы подойдем еще ближе, то сядем на мель.
Насекомые приближались. Молния стрелял прямо по ним. Он выпускал стрелы с совершенно немыслимой быстротой. Колчан на его правом бедре был уже пуст, теперь ему приходилось использовать запасной, висевший на спине. Твари бежали прямо на него, а он поражал их стрелами – одну за другой. Дистанция между ним и Насекомыми сокращалась с каждой секундой – тридцать метров, двадцать, десять…
Я слышал, как плачет Сиан.
– У нас всего минута! – в отчаянии закричал я.
Ата спустилась на нижнюю палубу.
– Нужно забрать их.
Она начала отдавать приказы, и ее громовой голос разносился по всему кораблю. Сразу же загремела толстая якорная цепь, выползая из отверстия на носу каравеллы. «Штормовой буревестник» успел развернуться вокруг своей оси, пока основной якорь прочно зацепился за дно, после чего в море скользнул кормовой. Команда Аты начала на веревках спускать лодки, по три с каждой стороны корабля.
Все шесть лодок одновременно легли на воду. В каждую из них по веревочным лестницам спустились моряки и, все как один, начали вставлять весла в уключины.
Ата повернулась ко мне.
– Вестник, жди здесь.
Она уцепилась за веревочную лестницу и скрылась за бортом.
Я наблюдал, как шесть небольших суденышек, рассекая волны и оставляя белые пенные следы, несутся на выручку гибнущему фюрду.
Большинство солдат уже находились по пояс в воде. Около пятидесяти лучников стояли, одной рукой подняв свои луки над головой, а в другой сжимая обнаженные мечи. Насекомые упорно преследовали людей, они тоже залезали в воду, втягивая брюхо и щелкая челюстями.
Ата спокойно стояла на носу раскачивающейся лодки, которая благодаря невероятным усилиям гребцов словно стрела летела по волнам. Шесть суденышек одновременно достигли ондинских воинов – и это чуть не окончилось трагедией, поскольку люди едва их не перевернули в отчаянных попытках быстрее забраться на борт.
Хватаясь за весла и расталкивая друг друга, они не обращали никакого внимания на призывы Аты прекратить панику. Отбрасывая луки, они буквально штурмовали лодки. Гребцы помогали им, перегибаясь через борта и затаскивая их внутрь – за пояса, крылья, руки…
Когда суденышки приблизились к берегу, те, кто уже находился в них, принялись подцеплять еще сражавшихся солдат крюками за одежду, а затем закидывать кверху задом на борт. Перегруженные лодки скребли днищами по песку.
Молния что-то сказал Свэллоу, все еще находившейся на берегу, и она тут же скинула свои стальные поножи и поспешила к лодке – к счастью, не к той, где находилась Ата. Гончий нес Сиан. Сам Молния снял шелковую тетиву со своего огромного лука, поднял его над головой и тоже вошел в воду. Их отход прикрывали несколько последних ондинцев.
Шесть лодок были так забиты людьми – примерно по семьдесят человек в каждой, – что всем приходилось стоять. Гребцы вынули весла из уключин и теперь работали ими в гэллейнской манере. Благодаря их мастерству ни одна из лодок не перевернулась, и маленькая флотилия медленно приближалась к кораблю.
Побережье было оставлено Насекомым.
Казалось, обратный путь занял целую вечность. Я видел, как Насекомые расчленяли тела, лежавшие на песке. Один из них просунул голову под труп и перевернул его, а двое других, вцепившись жвалами в руки, разорвали тело на части.
Меня трясло.
Молния может вернуть мне шприц. У корабельного врача должно иметься немного лекарств – в смысле наркотиков, – которые остановят мою агонию. Я сказал себе: Янт, не будь таким безвольным сукиным сыном. Я прекратил бессмысленную борьбу с сотрясавшей меня дрожью, расслабился, и она полностью охватила все мое существо.
Когда Свэллоу взобралась по веревочной лестнице и неловко перегнулась через борт, я подскочил к ней и помог спуститься на палубу. Она выглядела ужасно нелепо с намотанной на шею светло-зеленой мантией и выглядывавшим из лифа платья маленьким кинжалом.
Я обнял ее.
– Что случилось с твоим поместьем? – спросил я.
– Мое поместье! – воскликнула она, из ее глаз брызнули слезы. – Оно кишит Насекомыми! Боже правый! Насекомые захватили всю империю, и теперь, чтобы спастись, нам придется вечно обитать в море!
– Рейчиз, Хасилит и Равнинные земли все еще держатся, – попробовал я ее подбодрить. – Свэллоу, ты должна быть сильной.
Обняв девушку одной рукой, я, чтобы успокоить ее, рассказал о приказе императора, и все это время мокрые солдаты один за другим поднимались на борт «Буревестника».
Молния стоял на корме и продолжал методично расстреливать оставшихся на побережье Насекомых. Никакой другой лучник не смог бы поразить цель на таком расстоянии. Он не прекращал стрелять до тех пор, пока Ата не скомандовала поднять якоря, после чего мы начали постепенно удаляться от кишащего Насекомыми берега.
Сейкер подскочил к Ате, занявшей свое место у штурвала.
– Вернись обратно, – рявкнул он.
Она ударила кулаком по компасу и выругалась, после чего искоса взглянула на Молнию.
– Побереги стрелы.
– Если я не смогу спасти Микуотер, то лучше погибну на этом берегу!
– О, заткнись. У тебя еще будет прекрасный шанс расстаться с жизнью, когда мы окажемся в Лоуспассе.
– Лоуспасс? Ата…
– Я хочу стать Атой Туманом. Восемьдесят кораблей будут ждать нас у Шелдрейк-Пойнта сегодня вечером. На борту у них солдаты, жаждущие славы под предводительством Торнадо, нашего непобедимого воина.
Молния указал на толпу позади себя.
– Перед тобой тринадцатая дивизия Ондинского фюрда. Это отборная пехота, хотя и сильно потрепанная. Надеюсь, ты взяла моих лучников, которых я посылал тебе на помощь? Их достаточно, чтобы поддержать хасилитских стрелков? А то у них не их арбалеты, а сущее наказание, которое годится только для ближнего боя.
– Твои лучники на кораблях основной эскадры, а кроме того, в моем распоряжении десять тысяч солдат из Моренции плюс те, кто самостоятельно добрался до моего острова. Они напрасно сочли его подходящим убежищем…
– Понятно.
– Сейкер Молния, ты у меня в долгу.
Он взглянул на Ату с нескрываемой ненавистью, но потом взял себя в руки и подчеркнуто официально поклонился.
– Да, – мрачно изрек Молния. – Это так.
Сиан не отходила от Свэллоу – замерзшая и напуганная, она вцепилась в нее своими худенькими ручонками и не говорила ни слова. Свэллоу сидела рядом со мной на палубе, вытирая слезы намокшими красно-коричневыми крыльями. Когда она погладила меня по руке, я выдавил из себя улыбку и сжал ее ладонь.
– Что с тобой такое? – спросила она.
Она привыкла видеть меня изможденным, но не настолько разбитым.
– Его тошнит, – вместо меня ответила Ата. – Слушай, когда твои уроды в доспехах наконец уберутся от этого чертова компаса?
– Его укусили?
– Да кому он нужен, миледи?
Я отвернулся. Если бы не эта отвратительная слабость, я пошел бы и вмазался. Круг больше не рвался, значит, все остальные эсзаи живы, и Фехтовальщик продолжает удерживать Хасилит. Я подумал об аллее Роул, Нидл-Парке, доках Восточного берега – и обо всей прекрасной, качественной дури, которую там продают в любое время дня и ночи подростки, у каждого из которых есть за пазухой острый нож. Низкие голоса заскаев, темные силуэты на перекрестках или открытый с помощью отмычки ящик в полевом госпитале, полный пузырьков с лекарствами. Что-нибудь, только бы облегчить эти муки.
– Его ломает, – невозмутимо сообщила Ата. Лучник демонстративно изучал пенный след за кормой. Ата посмотрела на меня с таким выражением, будто я являл собой существо, недостойное даже презрения, которому для полной моральной деградации не хватает лишь стать объектом для всеобщих насмешек.
– Я думала, – продолжала она, словно бы размышляя вслух, – что смерть – худшее зло, потому как, будь иначе, эсзаи бы умирали. Я и предположить не могла, что кто-то из них предпочтет жизнь, подобную смерти.
Это было уже слишком. Что она могла знать? Я попытался встать, но мне удалось лишь подняться на колени. Я судорожно вздохнул, мучаясь рядом с душившим меня океаном. Попытался удержаться на плаву.
– Вестник совсем плох, Молния, – пробурчала Ата. – Надеюсь, тебя не постигнет та же участь.
Провалился в пучину.
Я лежал на койке, трясясь и извиваясь. Как только меня начинало в очередной раз скручивать, я принимался скрести и царапать грубый деревянный пол. Свэллоу достался пациент не из легких, ибо, пребывая в сознании, я орал на нее на десяти разных языках.
– Прекратите этот кошмар! Мне надо быть сильным! У нас мало времени!
– Тихо, Янт.
– Осталось всего три недели!
– Ты обезумел… Он был рядом с Туманом, не так ли?
– Да. – Голос Молнии. – И это стало для него страшным открытием – то, что эсзаи тоже умирают.
– Но почему я не могу понять ни слова из того, что он говорит?
Я очнулся в тишине. В каюте было темно. Я сунул сложенные ладони между коленей, но позу менять не решился, лишь немного расправил одно из крыльев и накрыл им свое трясущееся тело. Я никак не мог сообразить, где нахожусь.
Наконец более догадливая часть моего сознания подсказала, что я застрял посреди океана, похожего на расплавленную смолу, поверхность которого почему-то отражала одновременно тысячи лиц. Целое стадо сине-серых слоников на журавлиных ногах скакали по моей подушке. Я поймал одного из них, и он начал бродить по моей руке, как маленькое Насекомое.
– Не могу поверить, что солнце опять когда-нибудь взойдет, – прозвучал голос.
Я с огромным трудом повернул голову, чувствуя корку там, где на лице запеклась рвота. Авианский солдат сидел, скрестив ноги, на полу, на его лицо падала тень. Гончий в своем длинном, навощенном плаще стоял у иллюминатора и смотрел куда-то вдаль. Он был похож на лунатика.
Солдат приделывал к стрелам оперение, видимо, ощипав перед этим не одного гуся. Стрелы были острыми, словно шило, благодаря чему легко пробивали панцири Насекомых, и, кроме того, по всей длине были усеяны толстыми шипами, чтобы нанести тварям как можно больший ущерб.
В каюте непрерывно что-то скрипело. Лампа, свисавшая на цепи с низкого потолка, раскачивалась, и ее тень металась по стенам и полу. Ее желтый свет перемешивался с кроваво-красными отблесками, словно бы исторгнутыми болезненной галлюцинацией, которые врывались в каюту через иллюминатор.
– Когда Бог вернется к нам, – проговорил Гончий, – он будет потрясен. – В его голосе прозвучал мрачный юмор.
– Если он вернется завтра, это будет спасением.
– Возможно, и так. Возможно, и так. Говорят, что он печется о Четырехземелье, несмотря ни на что. Вполне вероятно, это и есть то пришествие, которого так ждут бессмертные.
– Бог прекратил бы эту войну, даровав нам спокойствие и процветание. То, что происходит сейчас, вовсе не похоже на долгожданный мир.
Они мечтали о пришествии Бога, поскольку больше не верили в Замок. Терзаемый яростью, душевными и физическими муками, я молча теребил одеяло. Целое тысячелетие Замок сдерживал Насекомых и обеспечивал нерушимую целостность Круга. Теперь равновесие нарушено, повсюду Насекомые, и все это по моей вине.
– Я сомневаюсь, что даже император знает, как спасти Четырехземелье. Думаю, рано или поздно он тоже оставит нас.
– Черт тебя возьми, Бателер! Ты слышал, как капитан Дей и мой господин говорили, что Круг, как и раньше, крепок и силен.
Солдат посмотрел на меня. Я сделал вид, что по-прежнему пребываю в коме, благо это было проще простого. Он взглянул на Гончего, как будто собирался заметить, что если вон то неподвижное тело и есть сила эсзаев, то мы все обречены.
– Прозвучали ли из уст Молнии еще какие-нибудь откровения?
Гончий закусил губу.
– Имей уважение.
– О, я весь исполнен уважения. Молния присутствовал при сотворении мира…
– Круга.
– Да, Круга. Так что он может знать, как и когда все это закончится.
Гончий принялся перекладывать готовые стрелы в свой кожаный колчан.
– Я не являюсь доверенным лицом моего господина, – проговорил он. – При мне никогда не обсуждались тайны Замка. За все время существования Круга Насекомые никогда не продвигались от Лоуспасса так далеко на юг – Кариама Эске говорит, что они добрались даже до ее поместья. Если бессмертные не смогут остановить Насекомых у Эске и Шивела, то Замок окажется под угрозой.
– Сан не собирается отозвать эсзаев обратно?
– Император Сан – это не Станиэль Рейчизуотер! Проклятье!
Искренне расстроенный Гончий потер переносицу и покачал головой.
Корпевший над стрелами солдат по имени Бателер продолжил:
– Император создал Круг и разделил данное ему Богом бессмертие, когда Насекомые уничтожили его легионы, состоявшие из смертных. Я теряюсь в догадках. – что он предпримет, если Круг падет?
– Думай что хочешь.
– Спроси у Молнии.
– Я не могу задавать моему господину подобные вопросы!
Я с трудом сел и прислонился к стене.
– Спроси у меня.
Глаза Бателера округлились, он словно окаменел.
– Я спустился с небес на землю во имя империи и ваших жизней, – произнес я слабым голосом, – а вы сидите и строите предположения. Я умираю от усталости, а вы только богохульствуете.
– Прости меня!
– – Император, как и прежде, находится в Замке, и, значит, все будет хорошо. Сан учит нас, что никто не знает, когда Бог вернется, но могу уверить тебя – к такому событию нельзя подготовиться.
– Мы не это имели в виду, Вестник!
Я вызывающе взглянул на него.
– Я увижу тебя среди лучников?
– Конечно!
– Прекрасно. Тогда налей мне немного воды и убирайся отсюда!
В комнате отвратительно воняло блевотиной. Кроме черной испачканной рубахи, расстегнутой на груди, мою наготу прикрывали джинсы. Ноги были босы. Я положил оба крыла на койку, хрустнул суставами и вытер пот со шрама-символа Колеса на плече.
Тени на одежде и лице Гончего напоминали синяки, с тем только отличием, что их перемещения никак не были связаны с его мимикой. Эту иллюзию создавал жуткий красный свет, который, многократно преломляясь в капельках воды, вливался в каюту сквозь иллюминатор.
Я все еще дрожал. Вдруг тело пронзила кошмарная боль, и я застонал. Ныла каждая мышца. Неужели на меня накатывает новая волна? Мне нужна передышка!
– Молния рассказал мне об истинной причине твоего состояния, – проинформировал меня Гончий.
– Это истинная правда – я завязал, к сожалению, слишком резко.
– Не беспокойся, я сохраню твой секрет.
– Ты видел Круг изнутри, – пробурчал я. – Я почти пришел в себя.
– Да, так ты сможешь принести больше пользы.
Трясущейся рукой я поднял тост в его честь и осторожно отхлебнул из стакана, прислушиваясь к тому, как мои внутренности размышляют, принять этот глоток или нет. Я был весь склизкий от пота, волосы превратились в сосульки и прилипли к спине. Я с трудом выпутал из них свои серьги.
– Мы встретились с флотом?
– Да, четыре дня назад. Комета, я прошу прощения за лучника, но ты должен понять: в рядах авианских солдат сейчас процветает инакомыслие. Они знают, что Элеонора Танагер стала нашей королевой, и хотят присоединиться к ней.
Гончий улыбнулся. Я мог поклясться, что он тоже поддерживает Элеонору.
– И никто не закричал, что это измена?
– Элеонора – не узурпатор. Ее называют другом императора… О Станиэле я ничего не знаю. Среди солдат и матросов ходит множество слухов. Ата сказала нам: «Подождите, и вы сможете отправить в Рейчизуотер самого Торнадо, признанного силача Круга, и четыре тысячи лоуспасских воинов». Это заставило их задуматься.
– Понимаю. Что это за красный свет? – Гончий смешался, снова взглянул в иллюминатор, но ответить не успел – в каюту вошла Ата.
– А, наркоман оклемался, – хмыкнула она, после чего сунула мне в руки деревянную миску, полную холодных макарон.
Я тут же начал с жадностью поедать их прямо руками – я был зверски голоден.
– Если бы Сан решил сделать эсзаем лучшего в мире мастера по лихорадочной дрожи и заблевыванию всего доступного окружающего пространства – тебе не было бы равных. Лежать в собственной рвоте…
Ну, это лучше, чем лежать в чьей-то еще. На меня снизошло упоительное чувство одержанной победы. Я сделал это. Я смог. Я буду свободным.
– Ты бредил о весьма интересных вещах, Янт Шира.
– Откуда взялся этот красный свет? – спросил я с набитым ртом.
– Мы плывем вдоль берега Роута.
– Роут? О нет… Насекомые?
– Думаю, тебе лучше выйти на палубу и посмотреть самому.
Я доел, помылся и последовал за Атой на палубу, ощущая ужасное беспокойство. Я присоединился к Молнии и Гончему, стоявшим на корме, и устремил взгляд на запад. Там, на горизонте, будто бы кто-то поставил гигантскую арку, которая вела в алый с бордовыми сполохами мир.
Роут, выстроенная в готическом стиле столица поместья Терн, и городская ратуша Слита Кузнеца находились где-то в глубине пылающей арки, и их не было видно. Перед моим взором расстилалась выгоревшая черная земля. Я потер сухие глаза и сумел рассмотреть две высокие опоры в центре красного зарева. Горел сталелитейный завод.
Один из огромных складов угля перегрелся и вспыхнул. Мы все инстинктивно пригнулись, когда вдали прогремел глухой взрыв.
Оставленному без присмотра заводу хватило одной искры – или печи, которую рабочие забыли погасить, когда убегали от приближающихся Насекомых, – и теперь огонь полностью вышел из-под контроля. Ни одно здание не могло уцелеть в этом аду.
Небо слева и справа от огненной арки казалось еще более голубым. Все остальное было черным. Синий, красный и черный – цвета Роута.
– Что мы теперь будем делать без оружейной? – спросил Гончий.
– Придется рассчитывать на Моренцию.
Я простонал. Дури, чтобы забыться, не было, и мысли о Терн буквально оглушили меня. Все, чем она владела, находилось в ее доме в Роуте. Ей ни в коем случае нельзя покидать Замок, за толстыми стенами которого она находилась в полной безопасности. Я не хотел, чтобы Терн видела, как гибнет в огне ее родной город, – пройдя через такое кошмарное испытание, она изменилась бы навсегда, а ее голос потерял свою нежность.
Молния напряженно тер свой шрам.
– Я видел, как строился этот город. Я живой свидетель неувядаемого расцвета и славы Авии на протяжении пятнадцати столетий. Это не может закончиться сейчас… Насекомые проедают себе дорогу к сердцу моей страны, и, клянусь Богом, я убью их всех до единого.
Я наблюдал за тем, как огонь пожирает прекрасный город. Город, за который я нес ответственность, который знал и любил.
– Алмаз Шателена. Корона Эсмериллиона…
Все люди. Все их дома.
– Хрустальные статуи Жегера…
Надеюсь, что наш управляющий добрался до Рейчизуотера.
– Поэзия Конюра. Роутские клинки… – звучал голос из золотого века.
По крайней мере, спаслись дети.
– Вино Донэйса. Башни Пентис. Мост Микуотера…
– Сейкер! – не выдержала Ата. – Сейкер, прекрати немедленно!
Она посмотрела на компас и слегка повернула штурвал. Ата выглядела бесстрастной и какой-то отрешенной. Длинные русые волосы Гончего спутались, глаза потемнели и запали. И я, как бледная тень самого себя. И лица солдат и моряков над поручнями всех восьмидесяти кораблей. Я никогда бы не подумал, что одиннадцать тысяч человек могут хранить такую гробовую тишину. Никто не издавал ни звука. Никто не спал. Мы просто стояли и смотрели, как Роут погружается в огненную пучину.
ГЛАВА 24
Наши корабли, выстроившись полумесяцем, направлялись вдоль побережья к заливу Саммердэй. Там огромные каравеллы и маленькие баркасы вошли в устье реки Ориоле.
Один за другим шесть небольших суденышек сели на мель. Ата ничего не могла поделать, поэтому мы выгрузили солдат и припасы и просто оставили зарывшиеся в песок баркасы.
Часы, все еще продолжавшие отсчитывать время в заброшенном Саммердэе, пробили пять утра, когда наша флотилия двигалась через обступившие реку руины славного города. Повсюду виднелись обгоревшие остовы когда-то больших красивых домов, а на одной из обугленных балок со скрипом крутился закопченный флюгер. Над двором заброшенного магазина летали вороны.
Через полчаса еще какие-то часы пробили пять, и по рядам солдат прокатился горький смех. Солдаты из Хасилита носили мешковатые штаны, заправленные в сапоги, доходившие лишь до середины икры. На бедрах, позвякивая цепями, болтались кинжалы, а волосы у всех были коротко острижены. Многие выглядели моложе меня, им было лет двадцать или даже пятнадцать, но, несмотря на юный возраст, многие на собственном опыте испытали, что такое жестокость. Их алебарды и доспехи являли собой дешевый ширпотреб, однако юнцы так разрисовали свою амуницию, что привлекали гораздо больше внимания, нежели авианцы со своими перьями.
Серо-зеленые воды реки становились все прозрачнее по мере того, как мы продвигались вверх по течению. В Мидлспассе русло Ориоле заметно расширилось, но течение все равно оставалось сильным, так что мы двигались вперед довольно быстро.
С каждого корабля свешивались лоты для измерения глубины.
– Пятнадцать метров. Двенадцать. Семь. Пять.
– Песчаная отмель! – закричала Ата и с силой крутанула штурвал.
Киль «Буревестника» зацепил глинистое дно. Я задержал дыхание. Ата ловко вывела корабль на глубину, и мы продолжили свой путь.
– Дальше русло реки уже не будет так резко изгибаться, но зато станет очень узким. Если хоть один корабль сядет на мель, то уже никто не сможет его обойти. Нам придется оставить здесь половину нашего воинства, и тогда уже никто не спасется. – Мой пессимизм удивил даже меня самого.
– В любом случае на обратном пути не будет попутного ветра, – заметил Гончий.
– Да и ночью он дует с суши, – добавил я.
– Мы доберемся до Лоуспасса, а идти обратно мы будем вниз по течению, а это гораздо легче, – успокоила нас Ата. – Ради бога, верьте мне.
Наши каравеллы продолжали скользить по реке, но теперь со всех сторон нас окружали Бумажные земли.
– Здесь так тихо, – едва слышно пробормотала Свэллоу.
Белые бумажные постройки Насекомых начинались возле самого берега и тянулись насколько хватало глаз. Арки, ведущие в тоннели, многослойные коридоры, крыши отдельных небольших ячеек. Не осталось ни зеленых полей, ни деревьев. Берег реки был покрыт толстым слоем какой-то гнили, и ее удушающий запах быстро добрался до кораблей.
Я представил себе брачные полеты Насекомых над Крепостной скалой и толстых, бледных червей размером с человека, но еще мягкотелых и с короткими ножками, которые лежат в своих сырых гнездах, вырытых посреди куч разлагающихся останков, и молча открывают рты, требуя пищи. Меня передернуло – к сожалению, от отца мне досталось излишне живое авианское воображение.
В то же время мой риданнский инстинкт твердил мне, чтобы я бросил все, пошел и напился в хлам.
– Боже, это место просто кишит их личинками.
– Это похоже на другой мир, – прошептала Свэллоу, не подозревая, как она права.
Наконец вдали показался проклятый мост.
– Между его опорами гуляет ветер, – задумчиво проговорила Ата.
– Ты хочешь пройти под ним?
– Да. Уже скоро. – Она с трудом держала себя в руках.
«Трагопан» не вписался в очередной изгиб реки и заскреб днищем о дно.
– Соберись, Кармина! – заорала Ата.
Каравелла еще немного пробежала вдоль берега и резко повернула к середине реки, забрызгав грязью борта до самых поручней.
Из реки пило Насекомое. Его брюхо ритмично надувалось и опадало. Тварь стояла на кончиках ног, ее жвала открывались и закрывались в воде. Вскоре на водопой пришло второе Насекомое, со светло-золотистым брюхом и более темной спиной. Они потянулись друг к другу, и их антенны переплелись, а затем обе твари опустили головы и начали пить.
Один за другим шесть небольших суденышек сели на мель. Ата ничего не могла поделать, поэтому мы выгрузили солдат и припасы и просто оставили зарывшиеся в песок баркасы.
Часы, все еще продолжавшие отсчитывать время в заброшенном Саммердэе, пробили пять утра, когда наша флотилия двигалась через обступившие реку руины славного города. Повсюду виднелись обгоревшие остовы когда-то больших красивых домов, а на одной из обугленных балок со скрипом крутился закопченный флюгер. Над двором заброшенного магазина летали вороны.
Через полчаса еще какие-то часы пробили пять, и по рядам солдат прокатился горький смех. Солдаты из Хасилита носили мешковатые штаны, заправленные в сапоги, доходившие лишь до середины икры. На бедрах, позвякивая цепями, болтались кинжалы, а волосы у всех были коротко острижены. Многие выглядели моложе меня, им было лет двадцать или даже пятнадцать, но, несмотря на юный возраст, многие на собственном опыте испытали, что такое жестокость. Их алебарды и доспехи являли собой дешевый ширпотреб, однако юнцы так разрисовали свою амуницию, что привлекали гораздо больше внимания, нежели авианцы со своими перьями.
Серо-зеленые воды реки становились все прозрачнее по мере того, как мы продвигались вверх по течению. В Мидлспассе русло Ориоле заметно расширилось, но течение все равно оставалось сильным, так что мы двигались вперед довольно быстро.
С каждого корабля свешивались лоты для измерения глубины.
– Пятнадцать метров. Двенадцать. Семь. Пять.
– Песчаная отмель! – закричала Ата и с силой крутанула штурвал.
Киль «Буревестника» зацепил глинистое дно. Я задержал дыхание. Ата ловко вывела корабль на глубину, и мы продолжили свой путь.
– Дальше русло реки уже не будет так резко изгибаться, но зато станет очень узким. Если хоть один корабль сядет на мель, то уже никто не сможет его обойти. Нам придется оставить здесь половину нашего воинства, и тогда уже никто не спасется. – Мой пессимизм удивил даже меня самого.
– В любом случае на обратном пути не будет попутного ветра, – заметил Гончий.
– Да и ночью он дует с суши, – добавил я.
– Мы доберемся до Лоуспасса, а идти обратно мы будем вниз по течению, а это гораздо легче, – успокоила нас Ата. – Ради бога, верьте мне.
Наши каравеллы продолжали скользить по реке, но теперь со всех сторон нас окружали Бумажные земли.
– Здесь так тихо, – едва слышно пробормотала Свэллоу.
Белые бумажные постройки Насекомых начинались возле самого берега и тянулись насколько хватало глаз. Арки, ведущие в тоннели, многослойные коридоры, крыши отдельных небольших ячеек. Не осталось ни зеленых полей, ни деревьев. Берег реки был покрыт толстым слоем какой-то гнили, и ее удушающий запах быстро добрался до кораблей.
Я представил себе брачные полеты Насекомых над Крепостной скалой и толстых, бледных червей размером с человека, но еще мягкотелых и с короткими ножками, которые лежат в своих сырых гнездах, вырытых посреди куч разлагающихся останков, и молча открывают рты, требуя пищи. Меня передернуло – к сожалению, от отца мне досталось излишне живое авианское воображение.
В то же время мой риданнский инстинкт твердил мне, чтобы я бросил все, пошел и напился в хлам.
– Боже, это место просто кишит их личинками.
– Это похоже на другой мир, – прошептала Свэллоу, не подозревая, как она права.
Наконец вдали показался проклятый мост.
– Между его опорами гуляет ветер, – задумчиво проговорила Ата.
– Ты хочешь пройти под ним?
– Да. Уже скоро. – Она с трудом держала себя в руках.
«Трагопан» не вписался в очередной изгиб реки и заскреб днищем о дно.
– Соберись, Кармина! – заорала Ата.
Каравелла еще немного пробежала вдоль берега и резко повернула к середине реки, забрызгав грязью борта до самых поручней.
Из реки пило Насекомое. Его брюхо ритмично надувалось и опадало. Тварь стояла на кончиках ног, ее жвала открывались и закрывались в воде. Вскоре на водопой пришло второе Насекомое, со светло-золотистым брюхом и более темной спиной. Они потянулись друг к другу, и их антенны переплелись, а затем обе твари опустили головы и начали пить.