Стеф СВЭЙНСТОН
ГОД НАШЕЙ ВОЙНЫ

   Прежде всего – огромная благодарность Саймону Спэнтону. Спасибо моим эсзаям – бессмертным агентам Мику Читхему и Саймону Кевено за их неоценимую помощь. Моя признательность Бену Джипсу за его превосходный совет. Благодарность и любовь Брайану, непоколебимость которого делает мою силу неодолимой.

ГЛАВА 1

   Сразу по прибытии в Лоуспасс я купил газету и прочитал ее, сидя в тени крепостной стены. Заголовок гласил: «Замок призывает подкрепление. Наступление Рейчизуотера продолжается». Хмыкнув, я принялся за передовицу:
 
   Замок потребовал, чтобы восемь тысяч свежих пехотинцев из Равнинных земель присоединились к авианскому фюрду на Лоуспасском фронте. Авианские солдаты под командованием короля Данлина Рейчизуотера отбросили Насекомых на запад и заняли развалины города Лоуспасса, который был захвачен мерзкими тварями в ходе их прошлогоднего наступления.
   Во время совместной пресс-конференции в пятницу, на которой в качестве представителя Замка присутствовал Комета, король Рейчизуотер объявил, что в результате боевых действий было отвоевано порядка пяти километров наших земель. Король отметил, что впервые за последние двадцать лет удалось отодвинуть Стену назад. Чтобы продолжить наступление, его величество обратился за подкреплением к «нашим братьям с Равнин». Комета сообщил, что император «удовлетворен успехом Авианской операции».
   Сейчас Лоуспасс – это печальное зрелище, которое вызывает шок у всех, кто впервые столкнулся с «творениями» Насекомых. К опаленным стенам и остовамдеревянных строений – город подожгли перед эвакуацией – Насекомые добавили свои жилища с остроконечными крышами, сделанные словно бы из серой бумаги. Земля испещрена их тоннелями.
   За последние две недели самые тяжелые потери понесла авианская пехота – тысяча убитыми и почти столько же ранеными. Кавалерия потеряла пятьсот человек, а среди лучников под командованием Молнии – двенадцать раненых. Ни один из бессмертных не пострадал, и они продолжают поднимать боевой дух войск. Ветеранам военной кампании были обещаны имения на отвоеванных землях.
   Комета также сказал, что, несмотря на столь впечатляющие достижения, угроза появления роя Насекомых сохраняется. Он сообщил, что строения за Стеной протянулись на многие километры. "Лететь над ними – это как…"
 
   Я узнал собственное, весьма неточно процитированное высказывание, после чего открыл пятую страницу газеты, где мой взгляд наткнулся на карикатуру, главный персонаж которой был удивительно похож на Молнию. Он вцепился в хорошенькую девушку с гитарой. Фигура девушки, подобно призраку, распадалась на маленькие, вырезанные из дерева сердечки. Внизу имелась подпись: «Хочешь проглотить? Размечтался!»
   Хихикая, я свернул газету, засунул ее за пояс и направился к скалистому утесу. Внизу шумела река. Я сделал несколько шагов, а затем побежал, все быстрее и быстрее. Три, два, один – и вот, оттолкнувшись от края скалы и расправив крылья, я уже лечу. Неторопливо и солидно я начал по длинной дуге снижаться к лагерю.
 
   Днем наш лагерь в Лоуспассе наполнял речную долину шумом и блеском. Палатки, словно разноцветные чешуйки на крыле бабочки, полностью закрывали землю.
   Солдаты патрулировали Стену Насекомых, а изможденные лошади тащили крытые повозки по изрытой копытами и колесами дороге. У крепости их разгружали, а раненых сразу заносили внутрь. С воздуха повозки казались не больше спичечных коробков, выстроенных в линию. С той стороны, где тренировались несколько взводов, доносились голоса командиров, выкрикивавших команды; остальные солдаты отдыхали, сидя по несколько человек на траве или под тентами вокруг костров. Флаги подразделений фюрда развевались на ветру подобно ярким цветным язычкам пламени. Белые орлы на синих знаменах Авии, и раковина моллюска на стягах земель Саммердэй, изображение сжатой в кулак руки на флагах города Хасилита, а на знаменах Равнинных земель – звезды, плуги и корабли. В центре лагеря гордо реял флаг Замка с начертанным на нем сверкающим красно-золотым солнцем. Символ нашей стойкости развевался на отвоеванной у Насекомых земле, и солдаты, проходившие под ним, смотрели вверх с улыбкой.
 
   Я влетел в полночь, почти ничего не видя и пытаясь вспомнить, насколько далеко протянулась долина. Балансируя на длинных крыльях, я начал постепенно опускаться. Река напоминала осколок серебристого зеркала, лежащий позади изломанной линии черных холмов, а неподалеку уже виднелась Стена.
   Слишком быстро. Я лечу слишком быстро.
   Вот так лучше.
   Я опустился ниже. Возведенная на разделявшей долину огромной скале крепость Лоуспасса возвышалась теперь за моей спиной. Темная земля подо мной была испещрена красными пятнами – лагерными кострами фюрда. Приблизившись, я увидел бледные лица солдат, сидевших возле огня, и ничего более. Меня обеспокоила тишина, которой меня встречал Лоуспасс. Я замедлился, сложил крылья и аккуратно приземлился на кусочке земли в двух метрах от кучи спальных мешков, из которой тут же послышался визг.
   Я прошел между палаток к шатру Замка. Из-под неплотно прикрытого полога пробивалась узкая полоска света. Я постоял немного, пытаясь уловить обрывки фраз, которые доносились изнутри, но потом вспомнил, что те, кто подслушивает, редко узнают о себе что-либо хорошее.
   – Добро пожаловать, Комета, – кивнул в мою сторону Данлин.
   – Можешь называть меня Янт, – ответил я.
   Когда мои глаза привыкли к свету, я увидел, что вокруг маленького стола сидели трое мужчин. Они играли в карты. Стенки огромного шатра скрывались в тени. Центральный шест был украшен красными и желтыми лентами. Я поклонился королю Данлину Рейчизуотеру и его брату Станиэлю, после чего поприветствовал Молнию, главного стрелка Замка.
   Тасуя карты, Молния взглянул на меня и слегка улыбнулся.
   – Что нового?
   – Див выиграл у Хасилита два-ноль.
   Он зевнул.
   – Ты можешь хоть иногда быть серьезным?
   Данлин наклонился вперед.
   – Тебе удалось?
   – Естественно. Ваше величество, с побережья к нам направляются пять тысяч солдат. Через неделю они будут здесь. К тому же я был в Замке и говорил с императором. Он очень доволен достигнутыми результатами и поддерживает все планы, о которых вы велели мне доложить…
   – Подожди-ка! Разве мы просили пять, а не восемь?
   – Я могу привести еще три из Авии, если вы дадите мне время.
   Мне стало немного стыдно, что последние несколько дней я провел в Замке со своей женой, вместо того чтобы работать. Из всех, кого я знал, лишь король Данлин Рейчизуотер обладал достаточной силой воли, чтобы находиться на фронте неделями, не чувствуя потребности провести ночь с женщиной.
   Он покачал головой.
   – Лучше из Равнинных земель, а не из Авии. Иначе кто будет нас кормить?
   – Мой король, на побережье осталось очень мало солдат, и большинство из них слишком молоды. Никто пока не ропщет, однако, я думаю, не стоит забирать у них так много людей.
   – Раз моя родная Авия отдает все, что может, то, значит, и Равнинные земли должны делать то же самое.
   – Позволю себе небольшое критическое замечание, – осторожно возразил я. – Это ваш план – изгнать Насекомых с земель, где они неплохо обосновались, и он уже стоил многих жизней.
   – А ты предпочел бы остаться в этом тупике еще на пару тысячелетий?
   Я вздохнул.
   – Цель Замка – защищать заскаев от Насекомых, а их никогда не бывает мало. Если же вы используете весь военный ресурс поколения, то мы вряд ли сможем гарантировать даже сохранение существующего равновесия.
   – Бессмертные иногда утомляют, – обратился Данлин к брату. – Нам вполне по силам победить Насекомых. С восемью тысячами мы сможем контролировать их передвижение. Мы должны поддерживать друг друга!
   – Я многое видел, – устало проговорил я, – и могу с полной ответственностью утверждать, что в таком деле не стоит горячиться.
   Рейчизуотер уже приготовился дать мне отпор, но вмешался Молния:
   – Ваше величество, не стоит спорить с Кометой.
   – Прости, Янт.
   – Нет, нет, это моя вина. Я слишком долго летел и немного устал.
   Мне принесли стул и налили красного вина из хрустального графина. Выпив на голодный желудок, я вскоре почувствовал головокружение. Остальные продолжали играть в карты.
   – Ты действительно выглядишь изможденным, – заметил Молния, и в его голосе явственно звучала подозрительность.
   Изображение стилизованного алмаза – символа Микуотера – сверкнуло в свете лампы на его плече. Такой же знак имелся и на колчане со стрелами, свисавшем со спинки стула. Там же обнаружился и небольшой современный композитный лук из полированного дерева, украшенный золотом, с затейливо изогнутыми кончиками. Это означало, что Молния хочет покрасоваться, поскольку в бою он обычно пользовался большим луком. Молния был немного выше Данлина, гораздо шире в плечах, чем Станиэль, и более мускулистый, нежели я.
   Между Данлином и Станиэлем имелось определенное сходство, однако Данлину досталась вся сила и темная мощь, а его младший брат походил на сухой тростник.
   – Мы должны сосредоточиться на кампании, – прорычал Данлин. – Особенно завтра, ибо нам предстоит тяжелый день. А от тебя и твоих людей, Лучник, будет зависеть слишком многое.
   Молния промолчал.
   – И Вестник? Янт?..
   – К вашим услугам, – отозвался я.
   Данлин наполнил кубок, поднял его и произнес тост в честь императора. Я легонько стукнул о его кубок своим и, сделав маленький глоток, поставил его на стол. Мне не хотелось, чтобы он видел, как дрожит моя рука.
   На лице Данлина появилось выражение задумчивости.
   – Из бессмертных, помимо вас двоих, к нам присоединятся Торнадо, Туман и Ата. Райн останется в крепости Лоуспасса. Такого многочисленного собрания Круга не было уже… сколько лет?
   – Всего сотню, – ответил я.
   Бледные глаза Станиэля светились энтузиазмом, а его костлявая рука нервно теребила белобрысую бородку. Без сомнений, он представлял себе, как напишет потом: Станиэль Рейчизуотер при поддержке бессмертных бесстрашно сражался с Насекомыми.
   По-авиански бессмертные называются «эсзаи». В своих стихах Станиэль изображал нас, бессмертных, как некую божественную силу, своего брата-силача – как героического воина, и таким образом отблески нашей славы падали и на него самого, хотя я ни разу не видел, чтобы Станиэль держал в руках меч. В его обязанности входило следить за тем, чтобы всех раненых или отравившихся едой доставили обратно в крепость и чтобы фюрды, возвращаясь на родину, не задерживались и не занимались грабежом. Однако с самого начала он передал эти полномочия мне и теперь был занят лишь тем, что исписывал своими виршами блокнот за блокнотом.
   – У меня флешь червей, – сообщил Молния. – Господа? О, понятно. Жаль. Значит, я получаю амфитеатр Рейчизуотеров и библиотеку Станиэля. – Он сдавал, и карты с красными рубашками гнулись в его больших руках. – Я ставлю Микуотерский мост, который, как вы знаете, является одним из семи чудес света, так что отнеситесь к этому соответственно. Янт, ты играешь?
   – Проклятые глупые авианцы, – недовольно пробормотал я.
   – Это просто развлечение. Утром я верну тебе имение.
   Я отказался, поскольку не видел смысла в карточных играх. Моя реакция гораздо быстрее, чем у авианцев, и если бы я захотел стать победителем, то мог бы это сделать исключительно за счет ловкости рук. Но если не прибегать к жульничеству, то я проиграл бы Данлину, ибо он – умелый карточный стратег, а Данлин, в свою очередь, уступил бы Молнии, потому что тот играет в карты полторы тысячи лет и без труда видит насквозь любую стратегию. Мне было трудно сосредоточиться. Я почувствовал, что меня немного трясет, и на тот случай, если мои товарищи это заметили, посетовал на усталость. Я поднялся, сдвинув стул на сырую траву.
   – С вашего разрешения, я откланяюсь.
   – Жду тебя на рассвете, – милостиво отпустил меня король.
   – Сладких снов, – пожелал Молния.
 
   Легкий ветерок показался мне живительным. Мы находились возле самого подножия горного хребта, и, призвав на помощь воображение, я почувствовал аромат горной сосны и холодное дыхание ледников, пробивающиеся сквозь резкие запахи готовившейся на кострах еды и давно не мытых тел. Я понимал, что это лишь плод моей фантазии, но мысль о покрытых снегом вершинах, откуда к нам в Лоуспасс прилетел этот ветер, вызвала у меня приступ ностальгии. Я тут же с горечью вспомнил, что подобное состояние души является еще одним признаком ломки.
   У меня нет своей палатки, да она мне и не нужна. Поэтому я поспешил в шатер Молнии, где гора меховых одеял, сваленных у входа, служила мне постелью. Он не тронул мои карты и одежду, которые грудой лежали там, где я их оставил. Только теперь они стали сырыми от росы. Кое-как я зажег свечу, достал свои инструменты и сделал укол. Вскоре я свернулся калачиком и уснул, погрузившись в мучительные галлюцинации.
   И спал, пока золотистый рассвет не разбудил меня своим тяжелым сапогом.
   Я зевнул и потянулся, постепенно приходя в себя. Я лежал, закутавшись в одеяла. Мне было тепло и уютно. Я взглянул на долину Лоуспасса, простиравшуюся до самой Стены. Поднимающиеся к небу столбы серо-голубого дыма от сотен костров расчертили все окружающее меня пространство, приглушая солнечный свет. Солдаты собирались в группы и направлялись в сторону самого высокого и широкого столба, ибо там раздавали завтрак. Фронтовая еда была на удивление вкусной – скорее всего, потому, что лишь немногие люди сами стремились встать под знамена фюрда, а для Замка было предпочтительнее привлечь их хоть чем-то, нежели заставлять. Я смотрел, как солдаты сворачивают низкие зеленые палатки и привязывают их к центральным шестам. Некоторое время я в приятной полудреме наблюдал за всей этой суетой и понял, что хорошо бы уколоться еще разок. Моя игла лежала на развернутой карте, но, как только я протянул к ней руку, тяжелый сапог придавил мою кисть к земле.
   – Нет! – рявкнул Молния. Он закинул оба конца алого шарфа на одно плечо, присел и забрал ложку, шприц и свернутую бумагу. – Я присмотрю за этим.
   – О нет! Молния, да брось ты! Не начинай снова.
   – Нас ждет Данлин. И я хочу, чтобы ты поговорил с Торнадо. Так что поднимайся!
   Наверное, такое поведение, а главное, внешний вид Молнии должны были меня вдохновить. Он надел доспехи – медную чешуйчатую кольчугу, чем-то напоминавшую перья, которая закрывала его грудь и мощные руки до локтей. На Молнии были также кожаные штаны со шнуровкой по бокам, а на бедре висел роутский меч. Шарф с вышитыми знаками отличия Замка лежал на взъерошенных перьях его более длинных, чем у других авианцев, крыльев. Кто-то другой наверняка поразился бы красоте доспехов, а я начал размышлять о том, сколько роутские ремесленники за них получили и не перепадет ли что-нибудь и мне.
   Чувствуя себя грязным и ничтожным, я проследовал за солнцем, изображенным на мантии Молнии, наружу и далее через весь лагерь. Вокруг были лица – кто-то сидел У погасших и подернувшихся пеплом костров, кто-то прилаживал завязки походных мешков, кто-то проверял застежки кирасы, кто-то дул на горячий, обжигающий губы кофе. Солдаты, завидев нас, вставали, а после того как мы проходили мимо, снова садились, так что мы шли сквозь живую волну, состоявшую из удивленных людей.
   Между солдатами основного фюрда и избранными существовала большая разница. Последние гордились своим воинским статусом и соревновались между собой, стараясь привлечь внимание правителей и бессмертных. Их мечи всегда были острыми как бритва. Когда мы проходили мимо, они моментально вскакивали на ноги.
   Подавляющее большинство лучников относились к избранными, поскольку на их обучение уходило долгое время. Они ждали у шатра Молнии, и тот кивками отвечал на их приветствия, причем некоторым почти по-дружески. Его доспехи, похожие на чешую золотой рыбки, сверкали на солнце.
   Мы дошли до месторасположения основного фюрда, состоявшего из необученных солдат и плохо вооруженных рекрутов. Большая часть оружейных мастерских находилась в Роуте, поместье моей жены. По указанию Замка они снабжали солдат щитами, мечами и пиками, однако призванные на войну фермеры не могли позволить себе ничего, кроме самого дешевого снаряжения. Они носили очень простую, к тому же, как правило, местами уже изорванную и запачканную одежду. Некоторые прилаживали на себе покореженные куски доспехов, наверняка найденные на поле боя. Эти мужчины и женщины неуклюже поднимались на ноги, держа при этом в руках миски с едой. В их лагере царил беспорядок, заштопанные палатки были натянуты кое-как. Некоторые из них представляли собой и вовсе просто каркасы, с которых свисали утяжеленные снизу сетки от москитов.
   Командование основным фюрдом входило в обязанности Торнадо. Он сидел, скрестив ноги, на траве, голый по пояс, и водил лезвием боевого топора по огромному точильному камню, оглашая пол-лагеря звуками, напоминающими визг пилы. Над потрескавшимся кожаным ремнем нависал живот. Торнадо был великаном двух с половиной метров ростом, самым крупным и сильным из эсзаев Замка. Никто не мог победить его вот уже тысячу лет. Темно-русые волосы Тауни были острижены почти под корень, и вместе с буйной растительностью на груди и руках это производило странное впечатление. Однако эти густые заросли не могли скрыть бледных шрамов, толщиной с палец и длиной с ладонь, покрывавших его грудь и живот. Пока он возился со своим топором, на его загорелых плечах перекатывались бугры мышц. Вместе с мускулами двигалась и древняя поблекшая от солнца татуировка на предплечье.
   В отличие от большинства эсзаев, у Торнадо никогда ничего не было – ни земельных владений, ни денег, кроме нескольких грошей на пиво. Он пользовался репутацией безумнца, бросавшего вызов смерти в самой гуще боя. Но если бы он не спорил с безносой так часто и так яростно, то не научился бы с ней справляться. В этом мы с Тауни похожи – мы оба считаем, что наша связь с жизнью гораздо слабее, чем полагают люди.
   Верная подруга Тауни, Вирео Саммердэй, тоже была великаншей. Она пыталась почесаться, ковыряясь палочкой в щели своих доспехов. Я не мог понять Вирео – она меня не боялась, но и симпатии не испытывала. Она никогда не назовет лопату лопатой, если может окрестить ее паршивой сволочью. Молния поклонился ей, а она подмигнула мне.
   – Доброе утро, – поприветствовал гигантов Молния.
   – Здорово, – откликнулся Тауни. – Все в порядке, Янт?
   – Да вроде.
   – Я готов уже черт знает сколько времени, а ничего не происходит, – проворчал Торнадо. – Когда мы полезем в драку?
   – Ты будешь командовать людьми из Хасилита и Эске.
   – Городскими, – уточнил я.
   – Тогда здесь ничего не изменится.
   – Когда Насекомые нападут, отступайте, – распорядился Молния. – Чтобы их направить в нужную сторону, поставим заслон из щитов. Мы приведем их в шестой загон. Вы должны попытаться преодолеть Стену. Данлин считает, что мы можем пробить их защиту и освободить еще немного земли.
   – Опа! Подожди-ка. Ты хочешь, чтобы я отправился за Стену? Ни за что, малыш. Я останусь там один, потому что городские – паршивые трусы, как ты сам знаешь. Они побегут так быстро, что, наверное, даже смогут взлететь! Отправиться за Стену – черта с два!
   – На данный момент это цель Данлина, – напомнил Молния.
   – Если бы ты думал своими яйцами, а не сердцем, то не позволил бы этим заскайским хлюпикам указывать эсзаям, как им делать свою работу.
   – Разве не мы недавно решили поддержать короля Авии?
   – Но в последний раз погибло около тысячи человек, – вмешался я.
   Если бы я был на поле боя, а не валялся в отключке, то войскам пришлось бы полегче. Молния, похоже, хотел указать мне на это, поэтому я предпочел замолчать. Тауни пререкался еще некоторое время, но потом сдался – у него было недостаточно силы воли, чтобы спорить с Молнией.
   – Послушай, Тауни, – начал я, – император поддерживает Данлина, а значит, мы должны это сделать. Никто из нас не знает, почему у императора именно такие планы. Но они могут принести пользу, пусть даже через столетие.
   Он уважал меня, понимая, что опыт дал мне спокойствие – знание, которое ограждало меня от повседневных забот. Он чувствовал это и восхищался подобной стойкостью.
   – Как скажешь, Янт. – Тауни легонько провел по блестящему лезвию топора грязным ногтем. – Но война с Насекомыми – это игра в выжидание. И будь я проклят, если хочу ее подгонять.
   Он оперся на топор и встал. Я немного отступил назад, как всегда, слегка обалдев от его размеров. Торнадо потянулся, и под слоем жира буграми заходили мускулы.
   – Будь осторожен… – начал Молния.
   – Отвали, герой-любовник, – перебил его Тауни. – Я делаю свою работу – вырезаю Насекомых. Я знаю, что выживу – за Стеной, под землей, где угодно! Данлин пытается спасти жизни простых людей. Хорошо, что он заботится о них, но он слишком усердствует. – Он прицепил топор к поясу, ущипнул стоявшую позади Вирео и обратился к ней на языке Равнинных земель: – Идем, любовь моя. Здесь все, у кого есть крылья, – сумасшедшие.
   – Что он сказал? – встрепенулся Молния.
   Я дал вольный перевод. Он посмотрел им вслед.
   – Разве все влюбленные не довольствуются своим маленьким мирком?! – воскликнул он.
 
   Я был наконец в шатре один. Молния ушел, чтобы обратиться к своим лучникам и избранным авианским пехотинцам. Их шлемы украшал синий плюмаж, а доспехи – геральдические фигурки из кости и фаянса. Крылья защищали искусно выполненные иридиевые кольчуги. Воспользовавшись шансом, я перерыл все вещи Молнии в поисках своей наркоты. Но обнаружил только пару писем, которые прочитал бы с интересом, если бы меня не так лихорадило. Дури нигде не было. Я проклял Молнию тысячу раз. Оставил после себя ужасный бардак. Сел на траву. Начал дрожать в преддверии ломки – результат паники.
   Ладно' План Б. Я нашел свой компас, нажал на кнопочку, и маленький серебряный приборчик открылся, как раковина. Внутри лежал сложенный кусочек бумаги, оторванной от карты. Всегда следует иметь при себе несколько доз. При помощи длинного ногтя я выложил аккуратную дорожку на стекле компаса, свернул пятифунтовую банкноту и вдохнул. С севера на юг.
   О да!
   Беспокойство постепенно покинуло мой разум. Даже бессмертному нелегко держать в душе столько тревог. Вытерев нос рукой, я задумался о предстоящей битве. На мне были браслеты, выцветшие джинсы и обрезанная футболка с надписью «Хасилитский Марафон 1974».
   Я взглянул на кучу своих серебристых доспехов: на кирасу, украшенную смарагдами и ониксом, на шлем с резьбой и высоким белым пером. Он прекрасно сочетался с серебристо-черными наручами. Пояс и ножны, круглый щит… Рукоять меча обвивали две змеи. На оплечье лат, укрывавших крылья, красовалась надпись «Во имя Бога и Империи». Еще у меня были окованные железом сапоги, черный плащ из тонкой тафты с застежкой из черненого серебра и черные же кожаные перчатки с изображением Замкового Солнца и моего личного знака – Колеса.
   Какого черта! Я снял футболку, засунул за пояс ледоруб и был теперь готов к любой схватке.
   – Янт?
   Это был Данлин. Он выглядел удивленным.
   – Ваше величество, – низко поклонился я.
   – Комета, – в голосе Данлина слышалось недовольство, – Торнадо уже рубится у Стены. Ты должен подняться в воздух как можно скорее.
   Поначалу я чувствовал раздражение, но потом понял, что главная цель бесконечной суеты и энтузиазма Данлина – обрести душевный покой.
   – Что на самом деле сказал император?
   Данлин оказался более проницательным, чем я рассчитывал.
   – Сан оценил дальновидность ваших поступков, – ответил я.
   – Он ничего не просил передать мне лично? – Рука Данлина покоилась на резной рукояти меча. – Я важен для императора? Он меня заметил?
   – Сейчас не время углубляться в детали!
   – Тогда после сражения, риданнец. Я прекрасно осведомлен о том, что ты помнишь каждое слово, произнесенное при дворе, и я тоже должен знать, о чем там говорилось.
   – Как пожелаете, – пожал я плечами.
   Мне хотелось выбраться на свежий воздух из того угла шатра, в который загнал меня авианский король. И я вовсе не испытывал радости оттого, что человек, которым я искренне восхищался, упоминал о моем риданнском происхождении.
   Данлин внимательно посмотрел на меня. Взгляд авианского государя светился живым, ясным умом. Его глаза были серыми, без единого пятнышка, словно серебряные монеты, – Данлин был одним из немногих, кто мог меня переглядеть.
   – Не забудь сообщить мне мнение лорда императора о нашей победе на прошлой неделе, когда я сражался рядом с Тауни.
   На его коричневой от загара шее блеснули капельки пота.
   Прямота Данлина заставила меня открыть карты.
   – Ты хочешь присоединиться к Замковому Кругу, так?
   – Именно, Комета. И хочу этого больше, чем ты можешь себе представить.
   – Ваше величество, тут я ничем помочь не могу.
   Повернувшись ко мне спиной, он убрал меч в ножны и грустно сказал:
   – В более спокойное время я имел бы шанс добиться Места, но не сейчас. Долгие годы я наблюдал, как вы – Тридцать – сражаетесь, и, конечно, я не могу биться, как Торнадо, стрелять из лука, как Молния, и двигаться так же быстро, как ты.
   – Более девяноста лет в Круг не было принято ни одного нового члена.