Свэйнстон Стеф. Год нашей войны

   – Мой повелитель, я бы осмелился утверждать, что самого флота больше нет. – Опять тишина. – Ата украла из Дива шестьдесят кораблей. Те, которые она не смогла обеспечить командой, были сожжены, все остальные она отвела к Травяному острову. Оттуда послала эскадру, которая спалила все доки, порты и суда, имевшиеся в распоряжении Тумана. Уцелела только бухта Ондина – фюрд Свэллоу сумел защитить ее. Помимо этого, Ата не потерпела ни одной неудачи. Ее корабли вернулись к Травяному острову, где находятся по сей момент. Сама она перемещается из башни в башню, а они практически неприступны. Я направил ее пехоту в поместье Ондин и намерен использовать их против Насекомых в Рейчизуотере, пока состязание Аты и Тумана не завершится.
   – Как Мореход?
   – В последний раз, когда я его видел, он собирался срочно направиться в Перегрин, пока Ата не поймала его.
   – Нет. В смысле, что у него осталось?
   – Все то, что два дня назад не стояло непосредственно у причалов и потому спаслось. То есть один корабль – «Медовый канюк» с верной командой.
   – И все?
   – Да, одно-единственное судно с прямым парусным вооружением, мой повелитель. Под началом у Аты восемьдесят кораблей – я считал.
   – Таким образом, она пытается полностью блокировать выход к морю. – Император по-волчьи оскалился.
   – Не пытается, мой повелитель, – она уже преуспела в этом.
   – Чего же она хочет от нас?
   Я порылся в своей затуманенной дурью памяти, и от этого усилия у меня возникло неприятное ощущение, что меня вот-вот подбросит вверх.
   – Она шлет следующее сообщение: «Я хочу сместить Тумана Волнореза и вернусь в Замок только затем, чтобы получить титул. В противном случае я клянусь рыскать вдоль побережья и пускать ко дну корабли до скончания своих дней».
   Император был в ярости. Я молчал. Его пальцы сжались в кулаки.
   – Кроме этого, Ата попросила меня передать: она сожалеет о погибших людях, однако уверена, что бессмысленных потерь можно было бы избежать, если бы Туман не поддерживал короля Станиэля. Ей неприятно и грустно осознавать, что Туман не обладает необходимой гибкостью мышления и не желает понять, какой прекрасный шанс спасти Лоуспасс он из упрямства отвергает.
   Император резко наклонился ко мне, и его парчовый плащ жемчужного цвета неуклюже смялся. Свет лампы вспыхнул на остроконечной короне из белого золота.
   – А тон?
   Истерическая веселость. Туман крушил ее жизнь и надежды, и тут ей представился шанс все изменить. Теперь она свободна, и у нее бездна возможностей.
   – Она преисполнена решимости, – сказал я.
   – Туман передавал какое-либо послание?
   – Я оставил его, когда «Медовый канюк» отправлялся в путь. Его дружелюбие похоже на треснувшее стекло, которое рассыплется при первом же прикосновении. Он говорит так: собирать подати противозаконно, а пиратские действия Аты в отношении прибрежных городой поистине ужасны. Он призывает вас и Круг признать, что она зашла слишком далеко. Он просит о разводе и ниспровержении ее в поток времени. А также говорит, что любое дополнительное наказание… любое дополнительное наказание для Аты – на усмотрение императора. Он собирается сам вернуть себе свои корабли и свою дочь и доказать, что титул принадлежит ему по праву.
   Эсзаи никогда не просят о помощи. Это может заставить мир сомневаться в том, что они – лучшие.
   Стены и купол огромного зала были настолько далеко от меня, что казалось, будто пространство, заключенное между нами, почти безгранично. Я с легкостью мог бы взлететь в этом необъятном помещении, паря между стройными витыми колоннами, вдоль галерей, расположенных на нескольких уровнях. Центральное место – не по расположению, а по значимости – занимал трон императора: он находился у дальней от входа стены, под балдахином, украшенным парчовой драпировкой с кисточками по краям. Ткань была искусно вышита – с одной стороны красовался герб Авии, с другой – Хасилит Морена, а между ними – герб Равнинных земель. На последнем был изображен необузданный белый скакун размером с человека, серебряные подковы которого едва виднелись из-за костлявого плеча императора. Поднеся скрюченный палец к сухим губам, Сан поинтересовался, что я думаю о поведении Аты. Я ответил, что это неслыханно и эсзаи должны сражаться не друг с другом, а с Насекомыми, и он знал, что я действительно считаю именно так. Я не стал поддерживать Тумана или Ату. Я не стал говорить, чья вина меньше. Ощутив прилив мужества, я решился узнать:
   – Что будет делать Замок?
   – Делать? – переспросил он таким тоном, что я, против собственной воли, ощутил себя мелким и незначительным. – Ну, Комета, я думаю, мы просто дадим ситуации разрешиться естественным путем.
   – Да, мой повелитель, – кротко отозвался я.
   – Отправляйся и наблюдай за ними. Это ведь состязание Аты и Тумана, не так ли? Как еще мы сможем определить, кто из них лучший Мореход? Она впитала все его знания. Теперь посмотрим, как она сможет ими распорядиться. Я буду ждать твоих регулярных докладов.
   – Да, мой повелитель.
   К моему удивлению, я чувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы стоять, причем достаточно грациозно. Повернувшись, я собрался покинуть зал.
   – Комета, откуда в Авии Насекомые?
   На этот раз мое молчание было ненамеренным. Я просто не знал, что сказать – Насекомые прибывают потому, что мы не уничтожаем их. Их слишком много, и со всеми нам не справиться.
   – Я не знаю, – промямлил я.
   Сан пришел в ярость. Он ударил кулаком по мраморному подлокотнику трона, и балдахин с кисточками задрожал.
   – И почему же ты не знаешь? – потребовал он ответа.
   Как будто Насекомые имели ко мне какое-то отношение. Я замер.
   Он сдвинулся вперед на своих белых подушках и уставился вниз, прямо на меня.
   – Почему их так много? Скажи мне! Что они такого делают, чего не было раньше? И что в ответ предпринимаем мы? Или чего мы, наоборот, не предпринимаем? Подумай об этом. И завтра утром приходи сюда. Дай мне ответ. Мне нужны ответы!
   – Это не… – На языке вертелось мальчишеское: «Это нечестно», однако Сан заставил меня замолчать.
   – Подумай как следует. Для чего ты вообще здесь? У тебя же ясный ум. Так используй его! Заслуживаешь ли ты того, чтобы быть бессмертным? Я начинаю в этом сомневаться. Завтра возвращайся сюда и объясни мне, почему Лоуспасс вновь почти потерян. Теперь иди.
   Я торопливо поклонился, спеша покинуть Тронный зал. Приказ императора был невыполним. Как мог я узнать, что двигало Насекомыми? И одновременно следить за Туманом и Атой? Это было выше моих сил, но эсзаи не знают слова «невозможно».
   Я не успел еще спуститься вниз, как Сан позвал меня обратно и поручил написать письмо Кармине в Хасилит с обещанием помочь.
   – Да, да, конечно, – согласился я, пытаясь бороться с нараставшим во мне смятением.
   Зал начал кружиться вокруг меня. Несколько длинных шнурков у меня в волосах расплелись, сползли на пол и теперь там извивались. Некоторые из них начали подбираться к браслетам на моих крыльях.
   Подобно белой гончей, преследовавшей изможденную бегством кошку, император отпустил меня и снова позвал назад.
   – Ты сказал, что у Аты хватало людей только на десяток кораблей, – невинно начал он. – И где же, интересно, она нашла еще две тысячи моряков? Тоже украла?
   Он подождал, пока я обдумывал варианты ответа. Избежать правды не представлялось возможным, однако внезапно я понял, что вопрос Сана вошел в конфликт с моей личной преданностью. Я не хотел навлекать на Сейкера Микуотера какие бы то ни было проблемы. Эта позиция была частью моего менталитета, и я сохранил ее еще со времен, проведенных в хасилитской банде. Все прокатит, кроме лжи, измены и предательства.
   – Скажи мне, Комета, – вежливо произнес император, совсем не так, как орал по поводу Насекомых.
   Я был прав – он наказывал меня страхом.
   – Молния, – прошептал я, – снабдил ее моряками и стрелками, чтобы защищать ее остров…
   Сан глубоко, драматически вздохнул.
   – Я так и думал.
   Я сцепил руки на животе – во-первых, словно бы пытаясь защититься, а во-вторых, желудок уже начинал скручивать спазм.
   – Отправляйся и скажи Молнии, что я хочу его видеть, – приказал император. – И немедленно, пожалуйста, – добавил он.
   Я шел вниз по истоптанному бордовому ковру, каждую секунду ожидая, что меня позовут обратно, и при этом ускоряя шаг, пока не миновал ширму. Дыхание перехватило, рот наполнился слюной. Двое стражников распахнули украшенные гербами двери, и я выскочил из зала, шелестя перьями и шелком. Мне удалось добежать до террасы, прежде чем меня вырвало.
 
   Начищенное до блеска чучело Насекомого с венком увядших цветов на шее охраняло мою комнату в башне. Для большей устойчивости оно было прислонено к стене. Несколько выбоин на красно-коричневом хитине делало чучело похожим на древнюю мебель. Его звали Бабочка, и сейчас он переживал жестокий допрос с пристрастием. Я бродил вокруг него и тыкал в полупрозрачную коричневатую оболочку его задних ног. Я вертел усик-антенну в ее шарнирном креплении, придавая ей неестественный угол наклона. На Бабочке была надета ржавая кираса с гербом и ножны, из которых выглядывала маргаритка. За многие годы Бабочку наряжали в самые разнообразные костюмы, которые иногда я даже специально заказывал у портного.
   – Бабочка, мне нужно узнать, откуда вы приходите к нам. Я хотел бы знать, куда вы направляетесь. Пункт назначения, маршрут, протяженность пути, время прибытия, по каким картам… и под чьим командованием. Клянусь – это важнее, чем вся моя жизнь, а она имеет довольно большое значение, по крайней мере для меня.
   Авианцы считают, что Насекомые неразумны, но можем ли мы знать наверняка?
   – Ты живешь в Замке и полностью находишься во власти своего врага, великого императора Сана, поставленного Богом губернатора Четырехземелья. Ты должен следовать каждому его слову, как и все мы, простые бессмертные.
   Чучело ничего не ответило. Я крепко обнял его, а потом прислонил обратно к грубой стене и сел за письменный стол. Будучи всего лишь пустым панцирем, Бабочка напоминал огромные причудливые доспехи. Это было первое Насекомое, которое я убил, – первое из сотен, – и я до сих пор хранил его и бережно ухаживал за ним. Его выпуклое шипастое брюхо имело тонкие, но прочные стенки, посередине спины проходил, словно позвоночник, шов, также усеянный шипами. Челюсти, похожие на остро заточенные косы, соединялись с грудным отделом. Там, кстати, были прилажены петли, чтобы можно было заглянуть внутрь ребристой утробы чудища.
   Я снял чайник с огня и налил две чашки кофе. Тут из-за занавески, разделявшей нашу круглую комнату на два полукруга, появилась Терн. Она протерла глаза, прогоняя сон, и жалобно попросила:
   – Янт… Янт, пожалуйста, заканчивай эти чертовы драмы.
   – Кофе?
   – Как можно заключать Бабочку в объятия?
   Терн указала на чучело своей маленькой ручкой с накрашенными бронзовым лаком ногтями. Белый пеньюар с завязками на шее скорее подчеркивал, чем скрывал, нежные изгибы ее великолепной фигуры. На плечи ниспадали волны глянцевых темных волос, а крылья на спине призывно разошлись в стороны.
   – Я должен найти путь остановить Насекомых, мой котенок, – объяснил я.
   – Объятия вряд ли помогут.
   – Ты великолепна.
   За персиковыми духами я чувствовал аромат ее тела. На губах еще виднелись следы помады, а в волосах – блестки.
   – А ты – вовсе нет, – топнула она ножкой, и в ее сладком голосе прозвучали сердитые нотки. – Всю ночь не спать!
   – Прости, любовь моя.
   – Иди в постель, – с притворной суровостью велела она.
   Ее гнев постепенно превращался в желание:
   – Не сейчас. Мне нужно уколоться.
   Она прижалась ко мне, обвила мою талию хрупкими руками и положила голову мне на плечо. Я нежно обнял ее. Кожа Терн была мягкой.
   Сегодня я вновь разочаровал мою крошку. Нам не нужно было слов – я чувствовал ее эмоции, как потоки воздуха во время полета. Но на ее печаль я должен был ответить жестокой неумолимостью.
   – А потом мне нужно будет вернуться к императору, который только и ждет повода, чтобы избавиться от своего преданного Вестника, а возможно, и от тебя заодно, поскольку котята, подобные тебе, слишком игривы для Круга. К тому же необходимо слетать в Рейчизуотер и проведать твою родню. Может кого из них съели? И наконец, мне приказано отправиться на побережье и удостовериться в том, что Туман и Ата уже прикончили друг друга.
   Не буду описывать ее слезы, мольбы и причитания. Что такое желание Терн по сравнению с приказом императора? Но сейчас я был дома, и она хотела сделать так, чтобы я остался.
   – Я брошу тебя, – пригрозила она. – Я вернусь в Роут и буду жить там.
   – Если ты сделаешь это, – ухмыльнулся я, – то через двадцать лет превратишься в старуху, а еще через тридцать умрешь.

ГЛАВА 16

   Море шумит лишь там, где встречается с землей. Меня бесил неумолчный тихий плеск и шелест у подножия скалы, который к тому же далеко разносился над спокойной водой. Ему вторили волны, с хлюпаньем разбивавшиеся о борт корабля, что стоял на якоре в нескольких километрах от берега. Зато кроме этих в общем-то негромких звуков в мире царила тишина. На холодном небе не было ни единого облака. Меня же донимали птицы, и я поднялся над скалой. Несколько длинных, ленивых взмахов крыльями, и я оказался на достаточном удалении от пенных бурунов, после чего уже не спеша полетел над переливающимся голубым покрывалом. Я больше не слышал шума прибоя, но от быстрого полета у меня ужасно замерзло лицо. Солнце светило очень ярко, и я был вынужден постоянно щуриться. Подо мной стрелой пронесся баклан, рассекая воздух своим длинным загнутым клювом. Я нырнул вперед, и испуганная птица шарахнулась в сторону. Затем я снова набрал высоту, чтобы оказаться подальше от сверкающей поверхности моря. Я терпеть не мог его переменчивый нрав.
   «Если ты сдашь "Медового канюка", – гласил ультиматум Аты Туману, – то в целости и сохранности доберешься до Перегрина. И мы больше никогда не встретимся. Любые другие твои действия я буду рассматривать как объявление войны». Я написал это на бумажке, положил ее в свой рюкзак и сбросил на палубу «Канюка» с большой высоты. Я специально не стал приземляться – содержание записки было весьма опасным.
   Туман прочитал ее и помахал рукой с тремя пальцами.
   – Передай императору, – проорал он, – что ее время вышло. Она перешла последнюю границу!
   Я махнул крыльями в ответ и, поймав свежий бриз, последовал за кораблем.
   Я слушал, как Волнорез обращался к своим людям. Он говорил сразу со всей командой. Моряки, плотно столпившись на корме, ловили каждое его слово. Поначалу команда была явно напугана и настроена пессимистично, однако дикий энтузиазм эсзая был заразителен.
   – Это – самый быстрый корабль из всех, что когда-либо бороздили океан, – ревел Туман, потрясая кулаками, – а вы – лучшая команда, которой мог бы гордиться любой капитан! Если сейчас вы поработаете как следует, то в скором времени станете управлять собственными кораблями.
   Он расхваливал их с такой горячностью и обещал такие награды, что они наконец начали ухмыляться и толкать друг друга локтями. Он объяснил им последовательность действий и распределил судовые роли. Затем он ткнул пальцем туда, где я кружил в воздухе. Грязные лица уставились наверх, как полосатые грибы в ящике для растений.
   – Видите! – прокричал Туман. – Янт сопровождает нас! Это – лучший впередсмотрящий, которого «Медовый канюк» мог только пожелать! Теперь за дело. Мне нужна скорость!
   Небо было чистым, с суши дул приличный ветерок. Я наблюдал за «Канюком» с достаточной высоты. Вся команда собралась на палубе, и закипела работа. Сначала корабль засосал в себя якорь на длинной мокрой цепи. Затем свободу получил ослепительно белый парус, он расправился и, поймав ветер, надулся. Одновременно с этим развернулись еще три полотнища. Синий флаг Перегрина развевался впереди. Корабль разрезал волны, постепенно набирая скорость. Туман стоял на капитанском мостике и кричал что-то вниз, на главную палубу. Люди сообща тянули просмоленные веревки. Сравнительно небольшой парус с потрясающе ярким изображением солнца натянулся над носом корабля. Огромное судно устремилось вперед, все увеличивая скорость. Туман со вздувшимися на руках жилами вращал штурвал. Я упал в новый воздушный поток и принялся внимательно наблюдать за тем, как Моряк управляет кораблем. Ветер наполнил все паруса, и «Канюк», задрав нос, понесся вперед.
   Я несколько раз облетел вокруг корабля и вскоре был весь мокрый от брызг. Тогда я решил занять более спокойную позицию. Стараясь не задеть край паруса, я без особого труда поймал тот же ветер, что гнал вперед «Канюка», и получил таким образом возможность, не затрачивая лишних усилий, нестись вперед рядом с кораблем. Холодный воздух, казалось, сам поддерживал мои крылья. Это был прекрасный полет.
   Заекай, находившиеся на палубе, поначалу бросали на меня любопытные взгляды, а потом привыкли и потеряли интерес, к тому же Туман загружал их все новой и новой работой. Они действовали очень быстро и слаженно, чему в немалой степени помогало то, что Туман знал всех по именам. Стоя у штурвала, он зажег спичку, чиркнув ею по компасу. Затем он ухмыльнулся своему помощнику. Когда тот наконец ушел с мостика, выражение лица Тумана стало отрешенным и задумчивым. Он вглядывался в горизонт. Сильный ветер трепал его плащ, и это, похоже, здорово злило Тумана, поскольку он носил его для того, чтобы скрыть бинты, стягивавшие переломанные ребра.
   И, невзирая на боль в груди, Мореход умудрялся поворачивать штурвал. Правда, у одного человека, даже такого могучего, как Туман, не хватило бы сил удержать столь величественный корабль на нужном курсе. Для этого под палубой имелась целая система механизмов, с помощью которой осуществлялось управление судном даже в самых тяжелых условиях.
   «Медовый канюк» довольно быстро добрался из укромной бухты, где он скрывался, до Кобальтового побережья, оставив слева но борту и скалы Вертиго, и низкий песчаный берег Ондина. Стального цвета тучи нависали над Травяным островом, словно он отражался в небе. Естественно, я увидел остров первым. Сначала он выглядел совсем плоским, однако постепенно все выше поднимался над океаном, и я уже вполне отчетливо мог разглядел обращенные на юг Апрельскую и Мартовскую башни Сута. А спустя пару минут и впередсмотрящий Тумана пронзительно завопил:
   – Травяной остров!
   Моряки явственно заволновались. Заметив серые очертания земли, они начали напряженно хмуриться, и даже работа как-то разладилась. Туман заорал на них. Потом на меня. Я опустился пониже и повис в воздухе на уровне поручней. Еще немного – и я рисковал рухнуть в море и быть затянутым под судно, чтобы потом мой обезображенный труп всплыл в кильватере «Канюка». Туман враскачку подошел к борту и, примерившись, ухватил воздух в том месте, где секунду назад была моя нога, – он зачем-то хотел заставить меня опуститься на палубу. Я быстро облетел вокруг корабля и вернулся.
   – Комета, помоги нам, – попросил он. – Пожалуйста. Когда ты там висишь, изображая еще одну ростру^[2], пользы от тебя не больше, чем от этой деревянной раскрашенной бабы.
   – Что я могу сделать? – Да все, что угодно, только на палубу и ногой не ступлю.
   – Ты знаешь, это безнадежно. Хлестать. Мертвая лошадь. Мы еще не видели ее. Эта сучка наверняка что-то замышляет. Смотреть. Прыгать. Слетай к острову, а потом расскажи, что там происходит.
   Я кивнул ему, набрал высоту и задержал дыхание на несколько мощных взмахов крыльями. А потом устремился вперед. Ветер ревел в моих крыльях. Для команды я наверняка просто исчез. Оглянувшись, я увидел корабль, который был теперь просто темной точкой посреди бескрайних водных просторов.
   За островом располагался флот Аты – умело расставленные корабли притаились, подобно охотникам. Жена Морехода выстроила сеть из пятидесяти каравелл, которые покачивались на волнах, удерживаемые якорями, и, все как одна, были развернуты носом к побережью Перегрина.
   Я полетел на уровне мачт вдоль линии каравелл и обнаружил Ату на палубе центрального судна. Рядом с ней стояли два миловидных парня. Кисточки ее шелкового платка развевались на ветру. Она помахала мне и широко улыбнулась. Все корабли находились друг от друга на равном расстоянии – примерно в один корпус. Я опустился ниже, совсем близко к белым гребням волн и лицам заскаев, удивленно наблюдавших за мной. Палубы всех кораблей были надраены до блеска, медные части сияли. Я пролетел вдоль всей армады и обратил внимание на то, как Ата умело использовала мелководье у берега.
   Самый большой корабль, «Ортолан», патрулировал рифы у дальней оконечности острова, выдававшейся в море. У него был хороший шанс поймать «Медового канюка», если бы Туман решил идти этим путем. Ему все равно пришлось бы обходить остров, и на подветренной стороне его обнаружили бы наблюдатели Апрельской и Майской башен, а затем он попал бы прямиком в капкан Аты. Я не знал, на что надеется Туман.
   – У тебя нет шансов, – сообщил я Волнорезу, вернувшись.
   – Что она сделала?
   Я рассказал ему о том, что видел, и добавил:
   – Жаль, но я ничем не могу помочь. На твоем месте я бы сдался.
   – Тощий бродяга. – Он усмехнулся.
   – Забудь о Перегрине, – взмолился я. – Отправляйся в бухту Морен или Гэллейн-Пойнт, там ты сможешь набрать подкрепление и как следует подготовиться.
   – Такого удачного момента, как сейчас, больше не будет. – Туман пнул карту, лежавшую на палубе, и она развернулась. – Спустись и взгляни сюда, – приказал он.
   Я не мог приземлиться на палубу – даже находиться рядом с кораблем было для меня слишком суровым испытанием.
   – Нет, – заныл я.
   – Давай спускайся! Проклятый бродяга. Бык. Рога. – Ему надоело задирать голову и щуриться, разговаривая со мной, и он перевел взгляд на компас.
   – Ата потопит нас, если поймает! – Одна мысль об этом ввергала меня в состояние плохо контролируемой паники.
   – Да у нее кишка тонка. Это мое ремесло, и со мной никто не сравнится в целом мире. Фокусы. Дело. Я занимался этим десятилетиями.
   – Замечательно, но у нее восемьдесят кораблей, – напомнил я.
   – Готовка. Бульон. Да брось, Янт, я хочу доказать, что я – лучший, ко всем чертям.
   – Прости. Я не могу.
   – Наверное, до меня никогда не дойдет, каким образом изнеженный риданнский хлюпик сумел добиться расположения такой пылкой красотки, как Терн.
   – Я никогда не поднимал на нее руку.
   Туман ехидно скривился. Он никогда не понимал, как нужно себя вести с Атой. Ее гордый нрав и самоуверенность заставляли его забывать, что перед ним женщина, и он обращался с ней, как с мужчиной, – думаю, если бы она была одним из его моряков, то он бы выпорол ее перед всем флотом.
   Наш спор начал привлекать внимание заскаев, которые с суеверным страхом косились на меня. Туман заметил это и, забыв о препирательствах, во всю мощь голосовых связок и легких разразился потоком отборной брани. Он прижал руку ко рту и перегнулся через штурвал, хрипя и задыхаясь. Смущенный, я больше минуты ждал, когда закончится приступ. Наконец он сплюнул и вытер рот подолом своего плаща.
   – Стоило убить Сейкера, когда у меня был шанс, – прокаркал он.
   Я сложил крылья и приземлился на палубу. И тут же, вытащив из-за пояса флягу, допил остатки тернового джина. Вот она, риданнская храбрость.
   – Ты знаешь о том, что у нее в распоряжении часть фюрда Молнии?
   Туман поднял брови – очевидно, он об этом и понятия не имел.
   – Ну и черт с ним, – рявкнул он и тряхнул головой. – Я направляюсь в Рейчиз через Перегрин, и они не остановят меня. Все они – турнирные лучники. Микуотер стреляет по мишеням, он осыпает стрелами тухлые фрукты, прах его побери!
   Продолжая одной рукой держать штурвал, он выхватил шпагу из ножен и ткнул ею в карту.
   – Эти каравеллы, как они погонятся за нами? Стоя на якоре? Со свернутыми парусами? Палки. Грязь.
   Подружка Тумана сидела на ступеньках, которые вели на капитанский мостик, и наслаждалась морским воздухом. Одаривая меня типичным взглядом заскаев «я вовсе не любопытствую, но, может, чего-нибудь нужно?», она тем не менее во все глаза пялилась на меня, когда думала, что я этого не замечаю.
   Мне уже было нехорошо. Опустившись на корточки, я развернулся лицом к носу корабля – специально на тот случай, если возникнет необходимость быстро смыться. Сапоги Тумана с заправленными в них синими штанами, а также борта, украшенные искусной резьбой, полностью заслоняли мне весь обзор. Глаза слезились. Я прополз немного вперед и устроился на мятой карте, испещренной дырочками, которые оставил кончик шпаги. Травяной остров, напоминавший по форме орех, имел в длину километров тридцать и находился сравнительно недалеко от побережья Авии. Берега практически по всей длине были скалистыми, а у северной оконечности – там, где высился маяк, – неопытных моряков подстерегали малозаметные, а потому крайне опасные рифы. Для того чтобы избежать встречи с «Ортоланом», мы решили идти вдоль южного побережья, между островом и большой землей. Это был весьма мелководный проход при таком слабом приливе. Флот Аты растянулся поперек пролива.