Страница:
А теперь - по порядку - про другую заграницу.
Это, разумеется, Вьетнам, который и оставшимся на родине украинским братьям Фила тоже, впрочем, не был чужим.
У него наколка на руке, широкие жирные буквы голубого колера: USMC, что значит United States Marine Corps.
- Я был морским пехотинцем во Вьетнаме. Два захода. С шестьдесят восьмого по семьдесят второй год.
- Ты добровольно пошел?
- Морпехи - они все добровольцы.
- Ты защищал демократию, которая вам, американцам, так дорога, или просто по молодости искал приключений?
- Приключений... Ну и демократию - да, тоже.
- Русских видел там?
- Нет, но техники много было русской.
- Ты кем там был?
- Сначала взрывником, а после пулеметчиком в вертолете.
- Опасная это была работка!
- Yeah! - смеется он беззлобно. И стучит себя по колену, потом по другому. Слышен неживой стук. Там, внутри, - пластиковые суставы - подстрелили снизу из джунглей, когда летел на вертолете.
- Ну и что ты сейчас думаешь про ту войну?
- Та война была stupid (глупая).
- Вот интересно, что ты думаешь про вьетнамцев сейчас?
- У меня против них prejudice (предубеждение). Я с этим ничего не могу поделать. Они наших убивали, мы их, ничего хорошего. Не то что я их ненавижу просто нервничаю, когда они мне попадаются.
- Они что, были сильно жестокие?
- Не больше, чем мы. Одно и то же делали - уши отрезали у убитых и раненых. Самому не доводилось, но наши ребята, другие - случалось и отрезали.
- А вот у ветеранов, говорят, проблемы с психикой и отсюда якобы запои?
- Не знаю насчет всех ветеранов, а у морской пехоты точно с психикой что-то. Это ж люди, профессия которых - убивать. Так чего от них ожидать? Девяносто процентов нашего брата тогда сразу разошлись по тюрьмам - в первые же три месяца, как из армии вернулись. (Вместо "войны" или "Вьетнама" он употребляет относительно мирное слово "армия". - Прим. авт.)
"Морпехи - ненормальные!" - Это он, он сказал, не я.
Фил продолжает:
- Я сам пил день и ночь, как вырывался в увольнение. Не переставая. Это было stupid - пить. Я вот раньше собирал ружья. Было двести стволов, хорошая коллекция! А потом продал все, как запил... Дружки мои все пьют, а я такой один - бросил и два года держусь!
- А ты почему бросил?
- Да я просто понял, что уж совсем допился (и то правда, от хорошей жизни люди ведь пить не бросают. - Прим. авт.). Жена боялась дома показываться, когда я бывал выпивши. А это уж все...
- Тяжело теперь жить, одиноко? Без водки, без собутыльников?
- Нет, я по алкоголю не скучаю. Ремонтирую компьютеры - на дому, надомник я. Самоучка. Всегда думал, что для компьютерщика я туповат. И вот как-то у сына сломалась компьютерная приставка к телевизору. Я ее отремонтировал, ну и стал дальше копаться и научился... И по Интернету общаюсь с людьми - с Германией связываюсь, с Россией. На какой предмет общаемся? Так, рассказываю про свою жизнь.
- Вот ты говорил про сына. Сын взрослый у тебя?
- Сыну двадцать два года, а он все дома живет, с родителями (это для американского быта - клинический случай. - Прим. авт.). Он лентяй! Ведь была у него работа, так он ее потерял - из-за лени. Я его критикую, а он отвечает: "Посмотри на себя".
- Это за Вьетнам он тебя корит?
- Нет-нет. За жизнь, но не за Вьетнам.
- То есть это раньше была антивоенная истерия, а теперь нету?
- Да. Это было когда-то, но уж давно кончилось.
При вопросе про отпускные поездки Фил смеется: не с его доходами путешествовать. Он только за казенный счет путешествовал, ездил за границу, правда, с оружием.
- В Атлантик-Сити ездил пару раз. А так-то - home buddy (домосед). Читаю книжки.
- Да ну?
- Точно! Особо я люблю научную фантастику. Айзек Азимов у меня самый любимый автор.
И то верно - американцы самые удачливые и яркие фантасты.
Америка вообще не похожа на страну, даже на очень чужую, - это как бы другая планета. Ее заселили земляне, и что-то земное тут, конечно, есть. Но в основном просто какой-то Марс... Он у американских фантастов, если вы заметили, часто встречается - может, и не зря, военная такая планета, а чужие планеты и континенты или страны без войн-то не даются.
- У меня книг полно дома! - хвастается, как какой-то "шестидесятник". А ведь раньше дом весь винтовками был уставлен. Вот перемена! Что-то похожее, кстати, и с нашими "шестидесятниками" случилось - они ленинизм поменяли на склонность к демократии...
Мы с Филом договорились еще встретиться и поговорить поплотнее, сделать настоящее интервью, а то что ж, в баре болтать - нешто это серьезно. В назначенное время я к нему приехал домой... Издалека дом смотрелся обыкновенной русской щитовой бедной одноэтажной дачкой на шести сотках. Хлам какой-то совершенно советского беспомощного вида раскидан, а вот еще ржавый остов машины стоит - таких полно в московских, вдали от центра дворах... Для Америки это все бедно... Спросил у соседа, который в своей машине проезжал мимо, и тот меня отослал на ближайшую заправку: там в магазинчике продавщицей работает Салли, жена Фила. Она не знала ничего про мужа, она звала меня еще заходить и смотрела на меня растерянными глазами (я же, глядя на нее, вспоминал рассказ Фила о том, как ей было несладко, когда он уходил в свои запои).
Я после еще заезжал к ней, и звонил Филу, и дозванивался, и снова с ним договаривался, и приезжал на скудные его шесть американских соток. И все зря: похоже было, что он просто не хочет меня видеть. Или запил снова, сорвавшись после двух лет "просушки". Мне иногда даже представлялось, как он прячется в своем щитовом домике или, может, в леске у дороги, раскрашенный в боевые камуфляжные цвета, с одним из своих бывших двухсот ружей, которое чудом сохранилось, и берет меня, подозрительного визитера из коммунистической страны, красного вьетнамского союзника, на мушку и подолгу водит за мной ствол в тяжком раздумье...
После этого наваждения я к земляку почему-то уж больше не ездил: знаете, прямо как отрезало.
ГЛАВА 19
Пьяный за рулем - американский преступник
Вся Москва безнаказанно водит свои автомобили по пьянке. Всем это сходит с рук. И только одному человеку не повезло: он попался. Он стал изгоем и парией. Он один против всего остального общества. Все знают: "Да, попал этот МакГофф..." На него разве только пальцем не показывают.
Год назад Майк совершил страшное преступление: его поймали за рулем пьяным. И с тех пор за это мучают, издеваются, унижают, тянут деньги. Майк живет в постоянном страхе. Он практически бросил пить. Редкие спорадические пьянки не могут утолить его жажду. Обиднее всего то, что все кругом пьют, как пили! А он - один такой...
Вы усмехнетесь и спросите: а что ж он сразу не дал гаишнику 100 долларов, чтоб назавтра забыть о неприятности? Или на худой конец назавтра 400 долларов, чтоб забыть послезавтра?
А потому не дал, что нет в Америке русских гаишников. Так что некому дать денег. Невозможно тут откупиться от судьбы, и потому остается человек со своей бедой один на один. В мире капитала, как писала "Правда" - та, которая в кавычках, - никому нет дела до проблем "маленького" человека.
В первый раз его поймали пять лет назад. Он ехал из бара домой в ночи, разумеется, пьяный. И тут его догоняет и тормозит полицейская машина, а в ней лично начальник московской полиции Ральф Рогато, широко известный своей итальянской неподкупностью и беспощадностью к правонарушителям. Майк заспорил, что он-де не пьяный. Ну что, поехали в госпиталь. Померили там алкоголь в крови, оказалось - 1,22 промилле. (А позволено в Америке напиваться за рулем не более чем на 0,8 - если человек автолюбитель; профессионалам разрешают не более 0,4. Опытные люди, чтоб не превысить, пьют один дринк в час. Дринк, условная американская единица, составляет ничтожно малую величину - кружка пива, или рюмка водки, или стакан вина. - Прим. авт.)
Тогда, по первому разу, он легко отделался, считай, даром ушел. Всего-то 300 долларов штрафа, да еще 1000 адвокату, потому что не положено в условиях развитой демократии судить гражданина без защитника. Ну и еще по мелочи, это простая американская рутина: просидеть десять дней - разумеется, выходных - на лекциях о вреде алкоголя. И еще - я чуть не забыл такую мелочь - Майк четыре субботы подряд, в самую июльскую жару, по десять часов без перекура, выполнял общественные работы, как-то: сеял траву, сажал деревья, мел улицы и трудился на заводе по переработке мусора.
В общем, отделался парень легким испугом.
Легкость оказалась обманчивой. Сегодня, с высоты своей мудрости, Майк уже осознает:
- Зря я тогда не сделал выводов. Я продолжал по пьянке садиться за руль...
Но выводы сделать было все-таки очень непросто... Потому что трезвость и автомобиль в Москве, как и почти везде в Америке, - понятия практически несовместимые. Ведь пешком тут ходить не принято, даже когда близко. Тротуаров почти нет... И потом, даже живущие в пределах пешей досягаемости не могут же всю жизнь ходить в один и тот же бар.
И вот спустя четыре года новый, второй удар судьбы пришелся Майку по тому же самому месту. Дело было в Атланте. Там он выпил, сел за руль и попал в ДТП - столкнулся с легковушкой.
Та машина хоть и была виновата, но оказалась трезвой, и потому отвечать пришлось одному Майку. А Майк всю ночь просидел в атлантском баре Buckhead ("Оленья голова"). И алкоголя у него в крови было почти в два раза больше, чем позволяет полиция, - 1,3 промилле. Представьте себе: ночь на нарах, а утром вместо опохмелки - в суд. Суд благодаря всеобщей компьютеризации был очень короткий. Поскольку первая поимка всплыла сразу, Майк оказался особо опасным рецидивистом. И приговор ему был такой: 30 суток тюрьмы. Если нет возражений, можно прямо сейчас приступать...
Ну и кроме того, разумеется, опять ударили долларом. Адвокат - 1500. Штраф - 1800. Оплата услуг преподавателей в автошколе (занятия там - часть наказания) - 300.
А, не хотите сразу в тюрьму, еще будете с адвокатом совещаться? И то сказать, пусть свои полторы "штуки" отрабатывает... Тогда платите залог - 1200 - и мы вас пока выпускаем.
Праздник этого временного освобождения был вполне "со слезами на глазах". В расстроенных чувствах прибыл Майк в Москву. На автобусе. С пересадками. Зато в пути можно было спокойно выпивать.
Расходы множились. Ремонт обеих машин - 8 тысяч. Поскольку все застраховано, платит вроде бы страховая компания. Но это только на первый взгляд так кажется. А на самом деле, узнав, что авария была по пьянке, компания расстраивается и поднимает страховку. К примеру, обыкновенно Майк платит страховки за две машины и одну моторную лодку - тысячу в год. А теперь поднимают до 10 тысяч. Вот вам и якобы бесплатный ремонт. Страховая компания еще и "штуку" наварила на чужом горе. Таким образом, в целях экономии "шевроле-блейзер" придется продать, а ездить на оставшейся "субару" десятилетней давности. Тогда плата за страховку упадет тыщ до трех. Если совсем прижмет, тогда впору и лодку продавать.
Кроме материальной стороны удар был нанесен и по моральному облику пострадавшего. Отец расстроился: сын - правонарушитель! Мать плакала, но сына, родную кровь, выгораживала: это закон слишком суровый, а мой мальчик, он хороший!
С лета и до января Майк готовился к новому суду. Исправно платил штрафы и бесплатно занимался общественно полезным трудом: чистил по Москве всякую грязь, какая попадется, мусор собирал... За это мэрия охарактеризовала его положительно в особом письме (выдано для предъявления в суде). Еще он ходил в церковь и там в свободное от работы (и от пьянства тоже) время красил лавки. И батюшка ему дал божескую характеристику...
Майк понимал, что посадить могут в любой момент. И в январе поехал в Атланту, собственно говоря, сдаваться. Чемоданчик прихватил допровский... Перед его мысленным взором проносилась, как положено, вся его юная предыдущая жизнь.
Но суд в Атланте принял к сведению как квитанции об уплате всего, так и характеристики с мест жительства, работы и отправления религиозных культов: молодец!
Майк, вздыхая, рассказал мне о крушении своей частной жизни, то есть фактически о ее упразднении. Потому что если его поймают в третий и решительный раз, то отнимут права. А это будет означать полную потерю работы! Ведь ни метро, ни иного какого общественного транспорта не то что в Подмосковье, но и даже в Москве нет. А работу, которая заключается в проверке торговых точек на обвес и обсчет, Майк выполняет при помощи автомобиля. В общем, безработица и крах всей жизни... А пешком до бара не дойти...
- Ну так дома пей!
- Как это - дома? Ты с ума сошел? Вот так цинично на глазах у родителей? Все-таки я их уважаю. Тем более один я не могу пить, а чтоб компанию пьяную домой тащить, так лучше умереть, чем такой позор...
Единственная теперь для него возможность расслабиться - это взять отпуск и уехать на дачу, что на берегу озера, и там сесть и пить вволю.
В итоге на том январском слушании суд, учитывая примерное поведение МакГоффа, решил его поощрить, то есть скостить срок. Вместо тридцати дней предложено ему было отсидеть всего пять. Усталый от прений и пререканий адвокат советовал сдаться, отсидеть и забыть... Тем более что ему наперед уплачено, на результат, собственно, плевать, лишь бы дело с плеч долой. А то придется из-за каких-то полутора тыщ второй раз в суд тащиться.
- Но теперь, теперь-то это для меня урок. Я теперь понял важную вещь в жизни!
Я знал наперед, что он мне сообщит.
Он скажет: "Я ездил и штрафовал продавцов за недовесы, и сам на глаз отличал ошибку от злого умысла, и на сотни долларов наказывал людей своей властью, и был собой вполне доволен и никогда не мучился. Но теперь я знаю истину: не судите, да не судимы будете!"
Однако и размечтался же я. Нет, никогда не понять иностранному путешественнику жизни в чужой стране. Вот какую мудрость вынес Майк из этой катастрофы:
- Теперь я знаю: нельзя по пьянке садиться за руль!
Впрочем, если перевести это на русский, получится что-то вроде: кара Божья неотвратима.
ГЛАВА 20
Miss Moscow
Выезжающий из Москвы в Нью-Йорк натыкается на странный дорожный знак: "Эту милю шоссе поддерживает в чистоте Дженни Хейм - Мисс Пенсильвания".
Мало ли непонятного в чужой стране! Да полно. И потому я много раз проезжал мимо загадочного знака туда-сюда, не особо задумываясь о его смысле. Но однажды я таки все бросил и пошел выяснять, какая могучая и безжалостная сила вышвырнула первую красавицу огромного - нормальные страницу атласа занимают, а этот забрал целый разворот - штата на самое дно жизни: в уборщицы.
Ну, узнал номер в справочной, позвонил, назначила она мне встречу. Еду... Это ведь точно не каждый день случается, чтобы рассматривать красавиц - не издали и мельком, а вблизи и долго, пока самому не надоест. Когда так, издалека, чувствуешь себя обманутым... ну мелькнет по ТВ хорошенькое личико, и что? Или карточка в газете; там можно точно рассмотреть, что ноги длинные и бюст имеется, и все. Из-за чего же, думаешь, убивались люди? Серо, бледно... Еще, конечно, требуется красавице соблюсти такое условие: чтоб не так, что у тебя одного слюни текут, а других не впечатляет. И еще чтоб не такие были, которые сами себя считают красавицами, и больше никто, а настоящие, писаные. Писаная красавица ведь почему так называется? А на нее выписана справка об официальной красоте. Но лучше, конечно, от таких писаных красавиц держаться подальше, чтоб своими руками не создавать себе в жизни лишних разочарований. Я однажды брал интервью у одной Мисс Россия. Оно хоть было и короткое, минут десять, но уж как-нибудь смог я ее рассмотреть и оценить. Она была девушка с хорошими манерами и в замечательном платье, и была она несколько длиннее моих 1,8 метра - причем последнее да точно ли ее украшало? Но, боюсь, она прежде в жизни никогда не испытывала горячего чувства, с которым редкие счастливые девушки натыкаются на глупые напряженные взгляды встречных мужчин.
В общем, к встрече с первой красавицей большого штата я, как видите, готовился.
И вот, значит, захожу... Слава Богу! Ничего у меня при виде ее не пересохло, и не взволновалось, и не отвлекло меня от размеренного существования, и я мог себе позволить роскошь спокойной ленивой беседы с разумной долей любопытства. И равнодушно попивать холодный американский чай... Справедливости ради надо сказать, что красавицей она была пять лет назад, еще в тинэйджерах.
- Дженни, скажи, пожалуйста, а с чего вдруг ты решила выставляться на конкурсе красоты? - Вы подтвердите, что я свое впечатление от ее красоты довольно деликатно выразил.
- Это когда в первый раз?
- А было несколько? Ну давай с первого начнем...
На тот первый конкурс она попала в минимально возможном, восьмилетнем возрасте. И это было логичным этапом в жизни девочки, которой просто некуда было девать свои огромные запасы энергии. Впрочем, сама она думает, что главное, что ее туда затащило, - это уроки танцев, которые она брала с трех лет. Точнее, она приобрела привычку к сцене и способность не стесняться и не комплексовать перед посторонними. Может, это и есть главное американское искусство, главное жизненное умение, которым там дорожат, да как будто и не зря, - выйти неважно перед кем и делать и говорить, что считаешь нужным, а что другие про тебя думают и во что тебя оценивают, так это их личное мнение.
Ну вот, и вышла она тогда на подиум. Надо сказать, что бюст у нее на конкурсе не обмеряли. И в купальнике не выгоняли под капризный мужской глаз. А велели представиться и коротко рассказать о себе. Она и доложила насчет школы, сказала пару слов про родной второй класс и замечательные отличные оценки и любимый предмет - science (наука, в смысле - естествознание). Никакого места тогда она не заняла, но и не расстроилась.
- Мне было интересно, я получила новый опыт. Я в это все ввязывалась для развлечения, ну так его и получила.
И вот по логике жизни из такой уже к восьми годам железной, самоутверждающейся девочки должна б вырасти такая стерва... Но нет! Она и не царственна, и не надменна, не носится со своей красотой, вот нет. А что ж она? Ничего! Улыбается, конечно, но как-то так запросто, чтоб тебя подбодрить. И так смотришь, вроде нормальная она, несмотря на впечатляющие регалии. Отчего, интересно, так? Может, из-за заморского принципа: твоя свобода кончается там, где начинается чужая?
Ну вот. В оргкомитете конкурса лежал все эти годы адрес Дженни. Лежал, лежал - и вдруг взяли да послали по нему приглашение. И оно пришло в последний день, когда еще можно было туда послать заявление с анкетой! Там у них, может, кто выпал в последний момент, ну и решили с запасной скамейки взять позабытую девчонку... Ну что, плюнуть, обидеться, испугаться бесполезной суеты, как бы "ну вот еще"? Но нет, не таков мистер Хейм, папаша красавицы, мелкий бизнесмен и общественник - член горсовета!
Он, кстати, сидит тут же с нами в комнате, переживает за дочку и подсказывает ей, когда она нечаянно забывает про какое-то свое давнишнее достижение.
- Нельзя такой шанс упускать! Это хорошо и для развлечения, и познавательно, и с образовательной точки зрения выгодно - разных новых людей увидишь, ситуации всякие неожиданные будут... Непременно участвовать! - решил он тогда.
И анкету послали экспресс-почтой, и побежали покупать дочке специальное конкурсное платье цвета аквамарин.
И поехала Дженни на два дня в столицу штата город Харрисберг. В первый день она ходила в своем новом платье по сцене туда-сюда, как ей сказали. И еще кроме того танцевала. На второй день и проблемы красоты и грации ушли на второй план: надо было оказаться не только симпатичной, как в первый день, но и умненькой. Да и это еще не самое важное! А что? Угадать вы не сможете ни за что и никогда. Потому что оно, это главное, весьма неожиданно: это общественная работа. Ну, ведь не плохо? Впрочем, это для вас неожиданность. А Дженни к этому годами готовилась. Уж она-то знала, что в первую очередь ценится в девушке там у них, у антиподов, которые ходят вверх ногами, - если исходить из того, что это мы нормальные и вверх головой ходим именно мы.
И тут я себе не откажу в удовольствии и дам вам обильные цитаты из записей, которые Дженни делала у себя в тетрадках в возрасте гораздо более юном, чем сейчас.
"Я всегда предпочитала активный стиль жизни. Мне было всего полгода, когда я взяла первый урок плавания. С тех пор я не останавливаюсь на достигнутом..." - это написано в десять лет.
А вот что она пишет годом позже: "Я люблю свою комнату, компьютеры, деньги, еду, и моя любимая вещь - это жизнь. В жизни есть много прекрасных и значительных вещей, таких, как мои лучшие друзья и мои спортивные трофеи. Кем быть, когда вырасту? Одна из карьер, о которой я размышляю, - это быть владелицей итальянского ресторана. Это было бы очень здорово. Я ведь и готовить люблю, и командовать.
Другое дело, которым я бы хотела заниматься, - быть детским психиатром. Когда у моего брата или у моих друзей возникают проблемы, они приходят ко мне".
А мы - все-таки до чего ж люди доверчивые и наивные; уж советской власти давно нету, а мы все верим ее байкам, что в Америке мир чистогана и человек человеку - волк, а? Забавно это все же.
И вот в результате в свои шестнадцать лет Дженни Хейм пришла к конкурсу красоты с послужным списком, который советскому человеку не накопить и за двести лет:
президент класса;
президент школы;
сбор пожертвований для больных раком;
занятия с детьми по воскресеньям в костеле (толкование Библии);
редактор книги о школе (разновидность дембельского альбома, размножается типографским способом);
член общества трезвости, задача которого - отучать школьников от вождения автомобиля в пьяном виде (права дают с 14 лет, и люди ездят в школу на машинах second hand);
член юридического клуба (там играют в процессы, судей и адвокатов);
член школьной cheer team (команды болельщиц) на соревнованиях по американскому футболу;
капитан девической футбольной сборной школы;
дипломант курсов искусственного дыхания;
репортер школьного ТВ (есть вырезка из местной газеты, с фото, на котором она с микрофоном в руке берет интервью у сенатора штата - посетителя школы);
финалистка национального конкурса на лучший дизайн книжной закладки на рождественскую тему, проводимого "Макдональдсом";
кларнетистка школьного оркестра.
Не много ли для одного человека? Если вы намекаете на то, что у них не все в жизни честно, особенно после Уотергейта, то это уж точно не ко мне.
Тут надо еще отметить, что это не так чтобы особенное вундеркиндство, не гордое одиночество гения - заметьте, по списку видно, что она такая не одна, что эти комитеты и клубы из кого-то же еще состояли, не из одного ведь человека!
Еще бы не забыть про хобби, а без них красавицей не бывать даже самой Венере Милосской. Так они таковы: джазовые танцы, коллекционирование слонов и сочинение коротких рассказов. Здесь уместно уточнить, что слонов Дженни за всю свою, правда пока недолгую, жизнь насобирала всего-то двадцать штук. Живых?! Нет - статуэтки... Да и с рассказами будет для вас сенсация; вы уже приготовились узнать про то, что они печатаются в New Yorker и получают национальные премии, - так успокойтесь: никто этих рассказов в глаза не видел. Лежат себе в тумбочке, никуда не лезут и ни на что не претендуют.
Видите, все-таки она на самом деле приятная девушка.
Когда выяснилось, что общественная жизнь красавиц - участниц того первого конкурса удалась, их стали допрашивать об интимном:
- Если бы вам необходимо было превратиться в овощ, то какой бы вы выбрали? - К такому вопросу приготовиться невозможно. Это же не простой вопросик типа: "Кто из американских астронавтов впервые в истории человечества совершил полет в космос?"
- Ну а ты что на это? - продолжаю любопытствовать я.
- Не помню...
- Эх ты, самое интересное забыла...
- Знаешь, я не была уверена, что выиграю, но все равно старалась.
- А там все были красавицы?
- Большинство.
- Были красивей тебя?
- Да полно, - легко признается она.
- Спрашивали, пьешь ли ты и куришь?
- Нет, как можно, подразумевалось же, что - нет. Это как бы идеал американской девушки, куда ж тут пить и курить?
- Ну а ты?
- Не пью и не курю.
После победы на уровне штата она поехала в Теннесси - на национальный конкурс. А там вошла в первую десятку. Тоже неплохо.
- Думала ли ты делать карьеру на красоте?
- Нет, я же коротковата - у меня всего пять футов и четыре дюйма (около 160 см. - Прим. авт.). Еще хотя бы дюйма три, я б подумала... А так бесполезно.
Совсем забыл, она еще на каком-то конкурсе выиграла стипендию в 10 тысяч долларов. Но отказалась от нее, потому что деньги давал один колледж во Флориде и потратить их можно было только в нем одном. А она нашла себе учебное заведение повыше рангом.
Это Easton, в Пенсильвании же. Она там изучает биологию, а дальше намерена получить диплом педиатра.
Ну что, опять полно общественной работы. Наверно, если привыкнуть, потом тяжело бросить - типа никотина. Так вот после уроков Дженни идет к матерям-одиночкам и помогает им воспитывать детей.
С той же прямотой, с которой говорит на тему своей общественной жизни, она рассказывает и о личной:
- Нет, я ни с кем не обручена еще - слишком для этого молода. Но бойфренд есть. Он в том же колледже учится, на бизнесмена.
- Ну а уборщицей на шоссе ты уже не работаешь, так?
Папаша красавицы делает обиженное лицо, но она первая успевает меня отбрить:
- Почему же? Убираю! Два раза в год. В основном, конечно, из-за младшего брата, надо его приучать. Ему это сейчас надо больше, чем мне (он собирается в университет). Впрочем, я и сама это еще смогу использовать.
Это, разумеется, Вьетнам, который и оставшимся на родине украинским братьям Фила тоже, впрочем, не был чужим.
У него наколка на руке, широкие жирные буквы голубого колера: USMC, что значит United States Marine Corps.
- Я был морским пехотинцем во Вьетнаме. Два захода. С шестьдесят восьмого по семьдесят второй год.
- Ты добровольно пошел?
- Морпехи - они все добровольцы.
- Ты защищал демократию, которая вам, американцам, так дорога, или просто по молодости искал приключений?
- Приключений... Ну и демократию - да, тоже.
- Русских видел там?
- Нет, но техники много было русской.
- Ты кем там был?
- Сначала взрывником, а после пулеметчиком в вертолете.
- Опасная это была работка!
- Yeah! - смеется он беззлобно. И стучит себя по колену, потом по другому. Слышен неживой стук. Там, внутри, - пластиковые суставы - подстрелили снизу из джунглей, когда летел на вертолете.
- Ну и что ты сейчас думаешь про ту войну?
- Та война была stupid (глупая).
- Вот интересно, что ты думаешь про вьетнамцев сейчас?
- У меня против них prejudice (предубеждение). Я с этим ничего не могу поделать. Они наших убивали, мы их, ничего хорошего. Не то что я их ненавижу просто нервничаю, когда они мне попадаются.
- Они что, были сильно жестокие?
- Не больше, чем мы. Одно и то же делали - уши отрезали у убитых и раненых. Самому не доводилось, но наши ребята, другие - случалось и отрезали.
- А вот у ветеранов, говорят, проблемы с психикой и отсюда якобы запои?
- Не знаю насчет всех ветеранов, а у морской пехоты точно с психикой что-то. Это ж люди, профессия которых - убивать. Так чего от них ожидать? Девяносто процентов нашего брата тогда сразу разошлись по тюрьмам - в первые же три месяца, как из армии вернулись. (Вместо "войны" или "Вьетнама" он употребляет относительно мирное слово "армия". - Прим. авт.)
"Морпехи - ненормальные!" - Это он, он сказал, не я.
Фил продолжает:
- Я сам пил день и ночь, как вырывался в увольнение. Не переставая. Это было stupid - пить. Я вот раньше собирал ружья. Было двести стволов, хорошая коллекция! А потом продал все, как запил... Дружки мои все пьют, а я такой один - бросил и два года держусь!
- А ты почему бросил?
- Да я просто понял, что уж совсем допился (и то правда, от хорошей жизни люди ведь пить не бросают. - Прим. авт.). Жена боялась дома показываться, когда я бывал выпивши. А это уж все...
- Тяжело теперь жить, одиноко? Без водки, без собутыльников?
- Нет, я по алкоголю не скучаю. Ремонтирую компьютеры - на дому, надомник я. Самоучка. Всегда думал, что для компьютерщика я туповат. И вот как-то у сына сломалась компьютерная приставка к телевизору. Я ее отремонтировал, ну и стал дальше копаться и научился... И по Интернету общаюсь с людьми - с Германией связываюсь, с Россией. На какой предмет общаемся? Так, рассказываю про свою жизнь.
- Вот ты говорил про сына. Сын взрослый у тебя?
- Сыну двадцать два года, а он все дома живет, с родителями (это для американского быта - клинический случай. - Прим. авт.). Он лентяй! Ведь была у него работа, так он ее потерял - из-за лени. Я его критикую, а он отвечает: "Посмотри на себя".
- Это за Вьетнам он тебя корит?
- Нет-нет. За жизнь, но не за Вьетнам.
- То есть это раньше была антивоенная истерия, а теперь нету?
- Да. Это было когда-то, но уж давно кончилось.
При вопросе про отпускные поездки Фил смеется: не с его доходами путешествовать. Он только за казенный счет путешествовал, ездил за границу, правда, с оружием.
- В Атлантик-Сити ездил пару раз. А так-то - home buddy (домосед). Читаю книжки.
- Да ну?
- Точно! Особо я люблю научную фантастику. Айзек Азимов у меня самый любимый автор.
И то верно - американцы самые удачливые и яркие фантасты.
Америка вообще не похожа на страну, даже на очень чужую, - это как бы другая планета. Ее заселили земляне, и что-то земное тут, конечно, есть. Но в основном просто какой-то Марс... Он у американских фантастов, если вы заметили, часто встречается - может, и не зря, военная такая планета, а чужие планеты и континенты или страны без войн-то не даются.
- У меня книг полно дома! - хвастается, как какой-то "шестидесятник". А ведь раньше дом весь винтовками был уставлен. Вот перемена! Что-то похожее, кстати, и с нашими "шестидесятниками" случилось - они ленинизм поменяли на склонность к демократии...
Мы с Филом договорились еще встретиться и поговорить поплотнее, сделать настоящее интервью, а то что ж, в баре болтать - нешто это серьезно. В назначенное время я к нему приехал домой... Издалека дом смотрелся обыкновенной русской щитовой бедной одноэтажной дачкой на шести сотках. Хлам какой-то совершенно советского беспомощного вида раскидан, а вот еще ржавый остов машины стоит - таких полно в московских, вдали от центра дворах... Для Америки это все бедно... Спросил у соседа, который в своей машине проезжал мимо, и тот меня отослал на ближайшую заправку: там в магазинчике продавщицей работает Салли, жена Фила. Она не знала ничего про мужа, она звала меня еще заходить и смотрела на меня растерянными глазами (я же, глядя на нее, вспоминал рассказ Фила о том, как ей было несладко, когда он уходил в свои запои).
Я после еще заезжал к ней, и звонил Филу, и дозванивался, и снова с ним договаривался, и приезжал на скудные его шесть американских соток. И все зря: похоже было, что он просто не хочет меня видеть. Или запил снова, сорвавшись после двух лет "просушки". Мне иногда даже представлялось, как он прячется в своем щитовом домике или, может, в леске у дороги, раскрашенный в боевые камуфляжные цвета, с одним из своих бывших двухсот ружей, которое чудом сохранилось, и берет меня, подозрительного визитера из коммунистической страны, красного вьетнамского союзника, на мушку и подолгу водит за мной ствол в тяжком раздумье...
После этого наваждения я к земляку почему-то уж больше не ездил: знаете, прямо как отрезало.
ГЛАВА 19
Пьяный за рулем - американский преступник
Вся Москва безнаказанно водит свои автомобили по пьянке. Всем это сходит с рук. И только одному человеку не повезло: он попался. Он стал изгоем и парией. Он один против всего остального общества. Все знают: "Да, попал этот МакГофф..." На него разве только пальцем не показывают.
Год назад Майк совершил страшное преступление: его поймали за рулем пьяным. И с тех пор за это мучают, издеваются, унижают, тянут деньги. Майк живет в постоянном страхе. Он практически бросил пить. Редкие спорадические пьянки не могут утолить его жажду. Обиднее всего то, что все кругом пьют, как пили! А он - один такой...
Вы усмехнетесь и спросите: а что ж он сразу не дал гаишнику 100 долларов, чтоб назавтра забыть о неприятности? Или на худой конец назавтра 400 долларов, чтоб забыть послезавтра?
А потому не дал, что нет в Америке русских гаишников. Так что некому дать денег. Невозможно тут откупиться от судьбы, и потому остается человек со своей бедой один на один. В мире капитала, как писала "Правда" - та, которая в кавычках, - никому нет дела до проблем "маленького" человека.
В первый раз его поймали пять лет назад. Он ехал из бара домой в ночи, разумеется, пьяный. И тут его догоняет и тормозит полицейская машина, а в ней лично начальник московской полиции Ральф Рогато, широко известный своей итальянской неподкупностью и беспощадностью к правонарушителям. Майк заспорил, что он-де не пьяный. Ну что, поехали в госпиталь. Померили там алкоголь в крови, оказалось - 1,22 промилле. (А позволено в Америке напиваться за рулем не более чем на 0,8 - если человек автолюбитель; профессионалам разрешают не более 0,4. Опытные люди, чтоб не превысить, пьют один дринк в час. Дринк, условная американская единица, составляет ничтожно малую величину - кружка пива, или рюмка водки, или стакан вина. - Прим. авт.)
Тогда, по первому разу, он легко отделался, считай, даром ушел. Всего-то 300 долларов штрафа, да еще 1000 адвокату, потому что не положено в условиях развитой демократии судить гражданина без защитника. Ну и еще по мелочи, это простая американская рутина: просидеть десять дней - разумеется, выходных - на лекциях о вреде алкоголя. И еще - я чуть не забыл такую мелочь - Майк четыре субботы подряд, в самую июльскую жару, по десять часов без перекура, выполнял общественные работы, как-то: сеял траву, сажал деревья, мел улицы и трудился на заводе по переработке мусора.
В общем, отделался парень легким испугом.
Легкость оказалась обманчивой. Сегодня, с высоты своей мудрости, Майк уже осознает:
- Зря я тогда не сделал выводов. Я продолжал по пьянке садиться за руль...
Но выводы сделать было все-таки очень непросто... Потому что трезвость и автомобиль в Москве, как и почти везде в Америке, - понятия практически несовместимые. Ведь пешком тут ходить не принято, даже когда близко. Тротуаров почти нет... И потом, даже живущие в пределах пешей досягаемости не могут же всю жизнь ходить в один и тот же бар.
И вот спустя четыре года новый, второй удар судьбы пришелся Майку по тому же самому месту. Дело было в Атланте. Там он выпил, сел за руль и попал в ДТП - столкнулся с легковушкой.
Та машина хоть и была виновата, но оказалась трезвой, и потому отвечать пришлось одному Майку. А Майк всю ночь просидел в атлантском баре Buckhead ("Оленья голова"). И алкоголя у него в крови было почти в два раза больше, чем позволяет полиция, - 1,3 промилле. Представьте себе: ночь на нарах, а утром вместо опохмелки - в суд. Суд благодаря всеобщей компьютеризации был очень короткий. Поскольку первая поимка всплыла сразу, Майк оказался особо опасным рецидивистом. И приговор ему был такой: 30 суток тюрьмы. Если нет возражений, можно прямо сейчас приступать...
Ну и кроме того, разумеется, опять ударили долларом. Адвокат - 1500. Штраф - 1800. Оплата услуг преподавателей в автошколе (занятия там - часть наказания) - 300.
А, не хотите сразу в тюрьму, еще будете с адвокатом совещаться? И то сказать, пусть свои полторы "штуки" отрабатывает... Тогда платите залог - 1200 - и мы вас пока выпускаем.
Праздник этого временного освобождения был вполне "со слезами на глазах". В расстроенных чувствах прибыл Майк в Москву. На автобусе. С пересадками. Зато в пути можно было спокойно выпивать.
Расходы множились. Ремонт обеих машин - 8 тысяч. Поскольку все застраховано, платит вроде бы страховая компания. Но это только на первый взгляд так кажется. А на самом деле, узнав, что авария была по пьянке, компания расстраивается и поднимает страховку. К примеру, обыкновенно Майк платит страховки за две машины и одну моторную лодку - тысячу в год. А теперь поднимают до 10 тысяч. Вот вам и якобы бесплатный ремонт. Страховая компания еще и "штуку" наварила на чужом горе. Таким образом, в целях экономии "шевроле-блейзер" придется продать, а ездить на оставшейся "субару" десятилетней давности. Тогда плата за страховку упадет тыщ до трех. Если совсем прижмет, тогда впору и лодку продавать.
Кроме материальной стороны удар был нанесен и по моральному облику пострадавшего. Отец расстроился: сын - правонарушитель! Мать плакала, но сына, родную кровь, выгораживала: это закон слишком суровый, а мой мальчик, он хороший!
С лета и до января Майк готовился к новому суду. Исправно платил штрафы и бесплатно занимался общественно полезным трудом: чистил по Москве всякую грязь, какая попадется, мусор собирал... За это мэрия охарактеризовала его положительно в особом письме (выдано для предъявления в суде). Еще он ходил в церковь и там в свободное от работы (и от пьянства тоже) время красил лавки. И батюшка ему дал божескую характеристику...
Майк понимал, что посадить могут в любой момент. И в январе поехал в Атланту, собственно говоря, сдаваться. Чемоданчик прихватил допровский... Перед его мысленным взором проносилась, как положено, вся его юная предыдущая жизнь.
Но суд в Атланте принял к сведению как квитанции об уплате всего, так и характеристики с мест жительства, работы и отправления религиозных культов: молодец!
Майк, вздыхая, рассказал мне о крушении своей частной жизни, то есть фактически о ее упразднении. Потому что если его поймают в третий и решительный раз, то отнимут права. А это будет означать полную потерю работы! Ведь ни метро, ни иного какого общественного транспорта не то что в Подмосковье, но и даже в Москве нет. А работу, которая заключается в проверке торговых точек на обвес и обсчет, Майк выполняет при помощи автомобиля. В общем, безработица и крах всей жизни... А пешком до бара не дойти...
- Ну так дома пей!
- Как это - дома? Ты с ума сошел? Вот так цинично на глазах у родителей? Все-таки я их уважаю. Тем более один я не могу пить, а чтоб компанию пьяную домой тащить, так лучше умереть, чем такой позор...
Единственная теперь для него возможность расслабиться - это взять отпуск и уехать на дачу, что на берегу озера, и там сесть и пить вволю.
В итоге на том январском слушании суд, учитывая примерное поведение МакГоффа, решил его поощрить, то есть скостить срок. Вместо тридцати дней предложено ему было отсидеть всего пять. Усталый от прений и пререканий адвокат советовал сдаться, отсидеть и забыть... Тем более что ему наперед уплачено, на результат, собственно, плевать, лишь бы дело с плеч долой. А то придется из-за каких-то полутора тыщ второй раз в суд тащиться.
- Но теперь, теперь-то это для меня урок. Я теперь понял важную вещь в жизни!
Я знал наперед, что он мне сообщит.
Он скажет: "Я ездил и штрафовал продавцов за недовесы, и сам на глаз отличал ошибку от злого умысла, и на сотни долларов наказывал людей своей властью, и был собой вполне доволен и никогда не мучился. Но теперь я знаю истину: не судите, да не судимы будете!"
Однако и размечтался же я. Нет, никогда не понять иностранному путешественнику жизни в чужой стране. Вот какую мудрость вынес Майк из этой катастрофы:
- Теперь я знаю: нельзя по пьянке садиться за руль!
Впрочем, если перевести это на русский, получится что-то вроде: кара Божья неотвратима.
ГЛАВА 20
Miss Moscow
Выезжающий из Москвы в Нью-Йорк натыкается на странный дорожный знак: "Эту милю шоссе поддерживает в чистоте Дженни Хейм - Мисс Пенсильвания".
Мало ли непонятного в чужой стране! Да полно. И потому я много раз проезжал мимо загадочного знака туда-сюда, не особо задумываясь о его смысле. Но однажды я таки все бросил и пошел выяснять, какая могучая и безжалостная сила вышвырнула первую красавицу огромного - нормальные страницу атласа занимают, а этот забрал целый разворот - штата на самое дно жизни: в уборщицы.
Ну, узнал номер в справочной, позвонил, назначила она мне встречу. Еду... Это ведь точно не каждый день случается, чтобы рассматривать красавиц - не издали и мельком, а вблизи и долго, пока самому не надоест. Когда так, издалека, чувствуешь себя обманутым... ну мелькнет по ТВ хорошенькое личико, и что? Или карточка в газете; там можно точно рассмотреть, что ноги длинные и бюст имеется, и все. Из-за чего же, думаешь, убивались люди? Серо, бледно... Еще, конечно, требуется красавице соблюсти такое условие: чтоб не так, что у тебя одного слюни текут, а других не впечатляет. И еще чтоб не такие были, которые сами себя считают красавицами, и больше никто, а настоящие, писаные. Писаная красавица ведь почему так называется? А на нее выписана справка об официальной красоте. Но лучше, конечно, от таких писаных красавиц держаться подальше, чтоб своими руками не создавать себе в жизни лишних разочарований. Я однажды брал интервью у одной Мисс Россия. Оно хоть было и короткое, минут десять, но уж как-нибудь смог я ее рассмотреть и оценить. Она была девушка с хорошими манерами и в замечательном платье, и была она несколько длиннее моих 1,8 метра - причем последнее да точно ли ее украшало? Но, боюсь, она прежде в жизни никогда не испытывала горячего чувства, с которым редкие счастливые девушки натыкаются на глупые напряженные взгляды встречных мужчин.
В общем, к встрече с первой красавицей большого штата я, как видите, готовился.
И вот, значит, захожу... Слава Богу! Ничего у меня при виде ее не пересохло, и не взволновалось, и не отвлекло меня от размеренного существования, и я мог себе позволить роскошь спокойной ленивой беседы с разумной долей любопытства. И равнодушно попивать холодный американский чай... Справедливости ради надо сказать, что красавицей она была пять лет назад, еще в тинэйджерах.
- Дженни, скажи, пожалуйста, а с чего вдруг ты решила выставляться на конкурсе красоты? - Вы подтвердите, что я свое впечатление от ее красоты довольно деликатно выразил.
- Это когда в первый раз?
- А было несколько? Ну давай с первого начнем...
На тот первый конкурс она попала в минимально возможном, восьмилетнем возрасте. И это было логичным этапом в жизни девочки, которой просто некуда было девать свои огромные запасы энергии. Впрочем, сама она думает, что главное, что ее туда затащило, - это уроки танцев, которые она брала с трех лет. Точнее, она приобрела привычку к сцене и способность не стесняться и не комплексовать перед посторонними. Может, это и есть главное американское искусство, главное жизненное умение, которым там дорожат, да как будто и не зря, - выйти неважно перед кем и делать и говорить, что считаешь нужным, а что другие про тебя думают и во что тебя оценивают, так это их личное мнение.
Ну вот, и вышла она тогда на подиум. Надо сказать, что бюст у нее на конкурсе не обмеряли. И в купальнике не выгоняли под капризный мужской глаз. А велели представиться и коротко рассказать о себе. Она и доложила насчет школы, сказала пару слов про родной второй класс и замечательные отличные оценки и любимый предмет - science (наука, в смысле - естествознание). Никакого места тогда она не заняла, но и не расстроилась.
- Мне было интересно, я получила новый опыт. Я в это все ввязывалась для развлечения, ну так его и получила.
И вот по логике жизни из такой уже к восьми годам железной, самоутверждающейся девочки должна б вырасти такая стерва... Но нет! Она и не царственна, и не надменна, не носится со своей красотой, вот нет. А что ж она? Ничего! Улыбается, конечно, но как-то так запросто, чтоб тебя подбодрить. И так смотришь, вроде нормальная она, несмотря на впечатляющие регалии. Отчего, интересно, так? Может, из-за заморского принципа: твоя свобода кончается там, где начинается чужая?
Ну вот. В оргкомитете конкурса лежал все эти годы адрес Дженни. Лежал, лежал - и вдруг взяли да послали по нему приглашение. И оно пришло в последний день, когда еще можно было туда послать заявление с анкетой! Там у них, может, кто выпал в последний момент, ну и решили с запасной скамейки взять позабытую девчонку... Ну что, плюнуть, обидеться, испугаться бесполезной суеты, как бы "ну вот еще"? Но нет, не таков мистер Хейм, папаша красавицы, мелкий бизнесмен и общественник - член горсовета!
Он, кстати, сидит тут же с нами в комнате, переживает за дочку и подсказывает ей, когда она нечаянно забывает про какое-то свое давнишнее достижение.
- Нельзя такой шанс упускать! Это хорошо и для развлечения, и познавательно, и с образовательной точки зрения выгодно - разных новых людей увидишь, ситуации всякие неожиданные будут... Непременно участвовать! - решил он тогда.
И анкету послали экспресс-почтой, и побежали покупать дочке специальное конкурсное платье цвета аквамарин.
И поехала Дженни на два дня в столицу штата город Харрисберг. В первый день она ходила в своем новом платье по сцене туда-сюда, как ей сказали. И еще кроме того танцевала. На второй день и проблемы красоты и грации ушли на второй план: надо было оказаться не только симпатичной, как в первый день, но и умненькой. Да и это еще не самое важное! А что? Угадать вы не сможете ни за что и никогда. Потому что оно, это главное, весьма неожиданно: это общественная работа. Ну, ведь не плохо? Впрочем, это для вас неожиданность. А Дженни к этому годами готовилась. Уж она-то знала, что в первую очередь ценится в девушке там у них, у антиподов, которые ходят вверх ногами, - если исходить из того, что это мы нормальные и вверх головой ходим именно мы.
И тут я себе не откажу в удовольствии и дам вам обильные цитаты из записей, которые Дженни делала у себя в тетрадках в возрасте гораздо более юном, чем сейчас.
"Я всегда предпочитала активный стиль жизни. Мне было всего полгода, когда я взяла первый урок плавания. С тех пор я не останавливаюсь на достигнутом..." - это написано в десять лет.
А вот что она пишет годом позже: "Я люблю свою комнату, компьютеры, деньги, еду, и моя любимая вещь - это жизнь. В жизни есть много прекрасных и значительных вещей, таких, как мои лучшие друзья и мои спортивные трофеи. Кем быть, когда вырасту? Одна из карьер, о которой я размышляю, - это быть владелицей итальянского ресторана. Это было бы очень здорово. Я ведь и готовить люблю, и командовать.
Другое дело, которым я бы хотела заниматься, - быть детским психиатром. Когда у моего брата или у моих друзей возникают проблемы, они приходят ко мне".
А мы - все-таки до чего ж люди доверчивые и наивные; уж советской власти давно нету, а мы все верим ее байкам, что в Америке мир чистогана и человек человеку - волк, а? Забавно это все же.
И вот в результате в свои шестнадцать лет Дженни Хейм пришла к конкурсу красоты с послужным списком, который советскому человеку не накопить и за двести лет:
президент класса;
президент школы;
сбор пожертвований для больных раком;
занятия с детьми по воскресеньям в костеле (толкование Библии);
редактор книги о школе (разновидность дембельского альбома, размножается типографским способом);
член общества трезвости, задача которого - отучать школьников от вождения автомобиля в пьяном виде (права дают с 14 лет, и люди ездят в школу на машинах second hand);
член юридического клуба (там играют в процессы, судей и адвокатов);
член школьной cheer team (команды болельщиц) на соревнованиях по американскому футболу;
капитан девической футбольной сборной школы;
дипломант курсов искусственного дыхания;
репортер школьного ТВ (есть вырезка из местной газеты, с фото, на котором она с микрофоном в руке берет интервью у сенатора штата - посетителя школы);
финалистка национального конкурса на лучший дизайн книжной закладки на рождественскую тему, проводимого "Макдональдсом";
кларнетистка школьного оркестра.
Не много ли для одного человека? Если вы намекаете на то, что у них не все в жизни честно, особенно после Уотергейта, то это уж точно не ко мне.
Тут надо еще отметить, что это не так чтобы особенное вундеркиндство, не гордое одиночество гения - заметьте, по списку видно, что она такая не одна, что эти комитеты и клубы из кого-то же еще состояли, не из одного ведь человека!
Еще бы не забыть про хобби, а без них красавицей не бывать даже самой Венере Милосской. Так они таковы: джазовые танцы, коллекционирование слонов и сочинение коротких рассказов. Здесь уместно уточнить, что слонов Дженни за всю свою, правда пока недолгую, жизнь насобирала всего-то двадцать штук. Живых?! Нет - статуэтки... Да и с рассказами будет для вас сенсация; вы уже приготовились узнать про то, что они печатаются в New Yorker и получают национальные премии, - так успокойтесь: никто этих рассказов в глаза не видел. Лежат себе в тумбочке, никуда не лезут и ни на что не претендуют.
Видите, все-таки она на самом деле приятная девушка.
Когда выяснилось, что общественная жизнь красавиц - участниц того первого конкурса удалась, их стали допрашивать об интимном:
- Если бы вам необходимо было превратиться в овощ, то какой бы вы выбрали? - К такому вопросу приготовиться невозможно. Это же не простой вопросик типа: "Кто из американских астронавтов впервые в истории человечества совершил полет в космос?"
- Ну а ты что на это? - продолжаю любопытствовать я.
- Не помню...
- Эх ты, самое интересное забыла...
- Знаешь, я не была уверена, что выиграю, но все равно старалась.
- А там все были красавицы?
- Большинство.
- Были красивей тебя?
- Да полно, - легко признается она.
- Спрашивали, пьешь ли ты и куришь?
- Нет, как можно, подразумевалось же, что - нет. Это как бы идеал американской девушки, куда ж тут пить и курить?
- Ну а ты?
- Не пью и не курю.
После победы на уровне штата она поехала в Теннесси - на национальный конкурс. А там вошла в первую десятку. Тоже неплохо.
- Думала ли ты делать карьеру на красоте?
- Нет, я же коротковата - у меня всего пять футов и четыре дюйма (около 160 см. - Прим. авт.). Еще хотя бы дюйма три, я б подумала... А так бесполезно.
Совсем забыл, она еще на каком-то конкурсе выиграла стипендию в 10 тысяч долларов. Но отказалась от нее, потому что деньги давал один колледж во Флориде и потратить их можно было только в нем одном. А она нашла себе учебное заведение повыше рангом.
Это Easton, в Пенсильвании же. Она там изучает биологию, а дальше намерена получить диплом педиатра.
Ну что, опять полно общественной работы. Наверно, если привыкнуть, потом тяжело бросить - типа никотина. Так вот после уроков Дженни идет к матерям-одиночкам и помогает им воспитывать детей.
С той же прямотой, с которой говорит на тему своей общественной жизни, она рассказывает и о личной:
- Нет, я ни с кем не обручена еще - слишком для этого молода. Но бойфренд есть. Он в том же колледже учится, на бизнесмена.
- Ну а уборщицей на шоссе ты уже не работаешь, так?
Папаша красавицы делает обиженное лицо, но она первая успевает меня отбрить:
- Почему же? Убираю! Два раза в год. В основном, конечно, из-за младшего брата, надо его приучать. Ему это сейчас надо больше, чем мне (он собирается в университет). Впрочем, я и сама это еще смогу использовать.