Страница:
Те, кто сидит в кабинах «суперкобр», – лучшие снайперы. Они уделают новых сербов также точно, как прежних…
Но где же, собственно, этот сбитый молокосос, ради которого они сюда прилетели? Капитан неожиданно ощутил какое-то беспокойство. Тот давно уже должен был…
Огненный ад разверзся внезапно и ужасно. Под градом свинца, хлестнувшего вдруг из нескольких десятков стволов с обоих склонов, корпус вертолета даже не загудел, а застонал протяжно и жалобно. Уткнувшись лицом в жесткую балканскую траву, Дядя Том видел, как снаряды выбивают вокруг него фонтанчики пыли, оставляя после себя огненный след, как взлетают в воздух осколки камней и клочья дерна.
Засада! Чертовы сербы. Сколько же их здесь?! Одних пулеметов больше десятка. В один миг он понял, что миссия провалилась. Парня, конечно, сцапали, и ему уже не поможешь. Надо думать о том, как вытягивать команду и собственную задницу!
– Парни! TRAP! – срывая связки, заорал капитан Мэтью в микрофон, и его голос эхом отозвался в наушниках, вмонтированных в шлем каждого солдата. – Поддерживать плотный заградительный огонь! Начинаем отход! Повторяю, все отходим. Без спешки, шаг за шагом, черт побери!
Капитан видел своих людей. Они возвращались к вертолету умелыми пружинистыми перебежками, задерживаясь за каждым камнем, каждым бугорком, чтобы, прикрывая товарищей, отстрелять еще один магазин и снова стремительно сорваться с места. Молодцы! Но, проклятье, кого-то уже подстрелили! Двое тащат его, ухватив за ремни снаряжения, и ноги в грубых солдатских ботинках бессильно волочатся, путаясь в пожухлой траве. А может, он еще жив? Дай-то Господи!
Вот рядовой Макс Погодян (к его имени почему-то прилепилось это «Семь футов из России») со своим гранатометом. Припал на колено, пристроил трубу на плече, хлопок, взвивается сзади пыль, и разрывная граната уходит в сторону ближайшего сербского пулемета. Макс вскакивает, но вдруг роняет оружие и сгибается в три погибели, разинув в безмолвном крике рот. Неужели конец? Нет, он выпрямился и тяжело, пошатываясь из стороны в сторону побежал, нелепо обхватив туловище накрест длинными руками…
Капитан Мэтью видел своих солдат. И совсем не видел сербов. Только огненные трассы, летящие откуда-то из густых зарослей и каменных завалов на склонах. Эти сукины дети расстреливают его морских пехотинцев, как в тире!
Сосредоточившись, Дядя Том улучил момент, когда невидимый стрелок, что настойчиво нащупывал его короткими злыми очередями, не давая поднять головы, ослабил огонь, видимо меняя магазин, и, напружинив свое большое тренированное тело, бросился внутрь вертолета. Там в поте лица трудились три человека в летных комбинезонах. Три шестиствольных «минигана» в их руках заполняли нутро «суперстэллиона» почти непрерывным ревом. Бесконечным звенящим потоком сыпались за борт гильзы – бортовые стрелки ожесточенно прочесывали склоны длинными очередями. Только благодаря им у морских пехотинцев еще оставался шанс. Капитан прошел вперед. Пилоты прокручивали ротор на малом газу, готовые к взлету в любую секунду.
«А девчонка-то молодец», – отметил про себя Дядя Том. Это ее первая серьезная передряга, а выглядит на миллион долларов, только губы кусает. Хотя, возможно, она сейчас просто не осознает всей опасности. Зато уж о первом пилоте такого не скажешь. В нем капитан был уверен давно и твердо.
Сорвав с головы каску, он нахлобучил летный шлем и подключился к бортовой линии. «Долина слишком узкая, – думал он, отчаянно вызывая вертолеты огневой поддержки, – „харриеры“ могут попасть по своим, особенно если будут работать бомбами крупного калибра. В этом случае осколков хватит всем. Остаются „кобры“. Ну же, где они?» – Спокойно, старина! – откликнулся наконец ведущий пары «свордов», явно разобравшись по голосу в душевном состоянии капитана. – Сейчас мы все устроим. Твоя толстая черная жена не проденет нитки в иголку точнее! Готовь пузырь «Джонни Уокера», кэп! «Сворд-2», я «Сворд-1», побрей-ка правый склон, левый – мой.
И тут же, появившись неизвестно откуда, стремительный силуэт «суперкобры» помчался над склоном ущелья, и под скошенным носом вертолета затрепетали языки пламени. Отрывистые очереди трехствольной 20-миллиметровой пушки раскаленным ножом прошлись внизу по деревьям, обращая в пыль вековые валуны и, наверное, разрывая в клочья людские тела. Сербам действительно сейчас становилось жарко…
Первая «Стрела» сорвалась с правого склона и, прочертив размытый след в стороне от вертолета, разорвалась где-то в темнеющей вышине над долиной. Ракета не напугала экипаж удачливой «кобры». Скорее наоборот, добавила ему боевого азарта и опасного чувства неуязвимости.
«Кобра» чуть нырнула и крутанулась, обильно поливая склон огнем. И тут… Капитан Мэтью не заметил следующей «Стрелы», как не заметили ее и пилоты «кобры». Да что там, они просто не заметили собственной смерти… Ракета угодила прямо в кабину. Спереди и чуть сбоку. Сработал контактный взрыватель осколочно-стержневой боевой части, заодно вызывая специально рассчитанную детонацию ракетного двигателя, и красавица «кобра», вмиг обратившись в бесформенный огненный ком, роняя обломки, начала падать, а когда ударилась о землю – разлетелась в стороны мириадами огненных брызг… Дядя Том мысленно застонал, глядя на неимоверно быстро вырастающий столб густого дыма. Невидимый сербский зенитчик выиграл эту огневую дуэль…
Пилот второй «суперкобры» зашел на крутой вираж, практически положив свою машину на бок, резко свернул с боевого курса и косой свечой взмыл ввысь, выходя из опасной зоны над ущельем. Маневр делал честь его мастерству, но уж никак не храбрости.
– Эй, «Сворд-1»! Что это ты, черт возьми, делаешь?! – в гневе и отчаянье закричал в микрофон опомнившийся капитан.
– Я «Сворд-2», «Сворд-1» сбит! – отозвался в наушниках дрожащий голос. – Эти сволочи пускают «Стрелы». Ухожу на базу!
– Черт побери, «Сворд-2», вернись! Ты не можешь нас бросить!!!
– Мне очень жаль, – голос в наушниках становился заметно уверенней, – но у меня осколочные повреждения, а мы над вражеской территорией. Так что выбирайтесь как можете, желаю удачи!
Дядя Том вспомнил мерзкого прыщавого юнца, пилота ведомой «кобры», и почти увидел, с каким наслаждением набьет ему морду, когда вернется на «Кирсардж». Если только вернется…
Из-за этого засранца теперь может случиться что угодно. Впрочем, ему не впервой рассчитывать только на себя. Капитан Мэтью сорвал с головы шлем и схватился за рацию.
– Сид! Слушай меня, Сид! Выводи своих людей к вертушке и немедленно взлетай! Немедленно! Сид! Отвечай! Прием, мать твою!
Но лейтенант Хэмболтон не слышал, не мог слышать своего командира. Он лежал ничком у аппарели, и на затылке его кевларового шлема ворсились края выходного отверстия от сербской пули… Мимо один за другим проскакивали внутрь «стэллиона» его морские пехотинцы. Кто-то на бегу бросал ставший теперь балластом пулемет, кто-то тащил на себе тело раненого товарища, но и тех и других роднило то, что они больше не были бойцами. Они увидели смерть и хотели только выжить, им больше не было дела до репутации их боевой команды.
– Сэр! – попытался сквозь грохот боя докричаться до командира капитан Грейс. – «Дак-2» на взлете.
– Разрешить, черт побери! Пусть поторопятся! – рявкнул Дядя Том, перехватывая гашетку пулемета с правого борта у чернокожего капрала, который вдруг тихо охнул, покачнулся и вяло сполз по стенке, медленно склонясь головой к коленям.
– Он не просит разрешения, он уже в воздухе!
– Отлично, пусть катит! – зарычал капитан, молясь, чтобы не кончились патроны в огромном ящике для боезапаса.
– Медик! – истошно закричал пулеметчик левого борта, бросив свое оружие и поддерживая за плечо раненого друга…
Тевье Штекель опрометью бросился к ним через весь грузопассажирский отсек.
Разогнав вокруг себя при взлете волны травы, ведомый «суперстэллион», неловко покачиваясь, набирал высоту под огнем сербов.
«Слава тебе, Господи! – мысленно возносил благодарственные молитвы Дядя Том, не давая замолчать знакомому еще со времен Вьетнама „минигану“. – Да святится имя твое! Половина моих людей уже спасена…» А это еще что?! Молитвы мигом вылетели у капитана из головы. Внизу, словно пытаясь допрыгнуть до улетающего вертолета, заметались три фигурки. Лиц не было видно, но по расцветке камуфляжа безошибочно опознавались морские пехотинцы США!
Ах, сукин сын! Бросил своих на поле боя… Приказывать ему вернуться бесполезно. И этих не спасешь, и остальных погубишь. Проклятье! Им уже ничем не помочь. Его и этих троих несчастных разделяет всего полмили, но с таким же успехом они могли бы оказаться на Марсе…
О Боже! Эти позорные задницы поднимают лапы вверх. Они сдаются!
Капитан Мэтью, кляня своих подопечных, приготовился длинной очередью встретить сербов, которые кинутся брать американцев в плен. Черта с два! Они тоже не идиоты, эти сербы, не торопятся подходить, пока не кончен бой.
А бой кипел в долине, хлестал свинцом наперекрест. Лишь трое морских пехотинцев, вдруг перестав в нем участвовать, одиноко и нелепо стояли с поднятыми руками в самом его горниле. Им оставалось только ожидать, когда к ним подойдут угрюмые черноволосые люди, говорящие на чужом языке, с суровыми, разгоряченными боем лицами. Их уложат на землю, обыщут и уведут через горы в плен…
Длинная зеленая граната ударила в борт «суперстэллиона», пробила обшивку, но почему-то не взорвалась, а застряла, зацепившись хвостовиком. Капитан Мэтью отшатнулся и замер. Мария Хуанита впервые испустила пронзительный, истинно женский визг и, отбросив ремни, рванулась из своего левого пилотского кресла. Первый пилот едва успел навалиться на нее, удерживая на месте. Стрелок левого борта («Как его там? Чиллини?» – мелькнула у капитана мысль) подскочил к гранате и, вопреки всем правилам саперного дела ухватив ее обеими руками за боевую часть, уперся ногой в борт, дернул на себя раз, другой и наконец отбросил эту смертоносную игрушку в бойницу.
Капитан почувствовал, как по спине сбегают струйки холодного пота, но тут же взял себя в руки и скомандовал:
– TRAP! TRAP! Ускорить движение! Шевелите ленивыми задницами! Быстрее, если хотите еще раз увидеть своих мамочек!
Но пехотинцы и так старались изо всех сил. Плотный огонь не давал им поднять головы, волоком они тащили к вертолету уже нескольких.
Худощавый паренек в камуфляже непривычной расцветки и с широкой черной повязкой, перехватывавшей густые волосы, внезапно вырос из травы метрах в десяти от вертолета. С ловкостью, выдававшей профессионала, он от бедра навел гранатомет прямо в широкий борт «суперстэллиона». Ближайший к нему морской пехотинец, совершенно ошалев от неожиданности, вскочил и, вместо того чтобы стрелять, заорал «Ноу!» и растопырил руки, словно пытаясь не пустить гранату к цели. На какой-то миг время для капитана Мэтью замерло. Палец гранатометчика уже скользил по спусковому крючку, когда Дядя Том судорожно перекинул свой тяжелый пулемет справа налево. Неприцельная очередь, которую шестиствольное орудие смерти выплюнуло со скорострельностью четыре тысячи выстрелов в минуту, буквально перерубила серба пополам. Граната со зловещим шелестом пронеслась над самым вертолетом, едва не задев лопасть винта.
Дядя Том обессилено прислонился к стене, и вдруг перед его мысленным взором ясно возникли угольно-черные, с расширенными ненавистью зрачками глаза серба. Капитан Мэтью и не думал, что может быть ТАКАЯ ненависть, нет, не дикая звериная, а осмысленная, бесконечная… Черная повязка… Он где-то слышал, что такие повязки носят сербы, потерявшие на войне всех своих близких и обрекшие себя на месть и смерть…
Унтер-офицер Владо Джурджевич упал навзничь, чувствуя, как его грубая куртка становится на спине горячей и вязкой. Глаза уже не видели заката. В них отражались языки большого огня, в котором корчился, погибая, его город… Огня, что безжалостно поглотил его дом и сад, его отца и мать, и любимую сестренку Зденку. Попала ли его граната?! «Господи, возьми мою душу! Но пусть попадет…» – цепенея, шептали губы последнюю молитву сербского воина.
Морские пехотинцы группы TRAP стягивались под огнем все ближе к вертолету. Быстро и слаженно они работали, дрались и – спасали себя. Пока группа прикрытия, рассыпавшись между камней, вела бой, другие затаскивали внутрь раненых. Те, кто мог еще передвигаться самостоятельно, ковыляли сами.
Капрала Айзека Смита сербская пуля настигла в последнюю минуту, пробив заднюю пластину бронежилета, и он, захлебываясь, повалился ничком, царапая ногтями металл аппарели. Его втащили внутрь за руки.
Съежившись в своем кресле, намертво привязанная к нему ремнями Мария Хуанита через плечо смотрела на все остановившимися глазами.
Последним, выпустив на прощанье все оставшиеся патроны уже поверх закрывающейся аппарели, отступил мастер-сержант Швайнеман, яростно отплевываясь смешанной англо-немецкой бранью.
– А-а-а-а! Шайзе! Ферфлюхтише швайнен! Проклятые славянские недоноски! Унтерменшен!!!
– Взлетай! Взлетай! На взлет! – исступленно заорали сразу несколько глоток.
– Спокойно, парни, – холодно процедил сквозь зубы капитан Джерреми Грейс, поворачивая рукоятку изменения шага винта. – Расслабьтесь! «Дак-1» увезет вас отсюда. Мэри! – обернулся он. – Как ты?
– Я в порядке, Джерри… Сэр. Взлетаем, – слабо отозвалась Хуанита.
Дядя Том ухватил за воротник бронежилета ошалевшего от боя рядового первого класса Чарли Добсона, чернокожего малого с повадками жулика из Гарлема, и пинком отправил к пулемету правого борта.
– Стреляй, мать твою! И не вздумай наложить в штаны!
Прошитый в десятках мест сербскими пулями, но еще живой и готовый бороться за свою жизнь до конца, «суперстэллион» с громовым рокотом оторвался от негостеприимной балканской земли.
Переступая через стонущих, ругающихся и молящихся раненых, над которыми их товарищи уже рвали пластиковые обертки пакетов первой помощи, Дядя Том пробирался к своему откидному сиденью. Но оно оказалось занято. Рядовой первого класса с почти непроизносимым именем Рафал Пшенджештыкевич, устроившись на нем и шипя под нос польские ругательства, бинтовал себе прошитое пулей запястье. Нагло взглянув на своего капитана снизу вверх, он произнес с непонятным торжеством:
– Я же говорил, эти славяне еще надерут задницу вашей хваленой Америке! Да здравствуют сербы, сэр!
Капитан Мэтью, оплеухой согнав наглеца со своего сиденья, тяжело опустился туда сам и взял переговорное устройство.
– Джерри, передай на базу, что операция прекращена, мы возвращаемся! Имеем на борту восемь раненых.
Хотя нет. Пожалуй, уже семь… Чернокожий сержант Стив Упарра, на которого вдруг перестал обращать внимание Тевье Штекель, лежал на спине в распахнутом на окровавленной груди бронежилете, вытянувшись вдоль прохода так неподвижно, как лежат только мертвые. Даже люди, впавшие в кому, все-таки излучают вокруг себя неуловимую пульсацию живого тела… Сержант жил в Бронксе. Он так хотел перебраться со своими стариками куда-нибудь в район попрестижнее. Пару раз он даже приглашал капитана в гости, но все как-то не получалось. Теперь придется пойти и рассказать им о сыне. Только что рассказать?
– «Гнездо», «Гнездо», прием! Я «Дак-1»! Возвращаюсь домой с парой дробин в перьях. У меня тут настоящий летучий госпиталь – восьмерых наших парней подстрелили.
Сквозь эфир пробился бодрый голос ведущего четверки «харриеров»:
– Алло, «Дак-1»! Я «Хэллрайдер-3», я все слышал. Похоже, вам, парни, здорово досталось. Уходите скорее – сейчас я врежу по этому чертову ущелью!
– Забудь об этом, сынок! – с горькой решимостью оборвал его Дядя Том. – Там осталось трое или четверо наших. Живых!
– Я «Хэллрайдер-3», вас понял. А жаль! Сербов не остановили бы и три сотни!
Частые удары пуль о корпус «стэллиона» стали уже почти привычными, адским треском на них отзывались все три бортовых пулемета.
И вдруг все заглушил страшный грохот. Многотонный вертолет встряхнуло, словно взятого за шиворот нашкодившего щенка. Но лишь встряхнуло – и только. По звуку, а вернее по тому, что они пока были живы, капитан догадался, что сработал самоликвидатор гранаты. Оружие дьявола! В этот миг его осенило. Вот почему сербы не использовали свои гранатометы раньше, вот почему позволили отступить к вертолету группе TRAP! Еще бы – чем добивать поодиночке отчаявшихся морских пехотинцев, куда проще загнать их всех в вертушку, дать взлететь – и разом покончить со всеми всего одной надкалиберной гранатой.
Грянул второй взрыв, и все силовые конструкции «суперстэллиона» вновь отозвались каким-то дребезгом. Но на сей раз этим дело не закончилось. Прошитый трассерами балканский пейзаж в блистере и боковых иллюминаторах начал, все ускоряясь, нестись по кругу, пока не слился в размытые причудливые полосы. Вертолет, вращаясь вокруг оси основного винта, терял высоту.
– Рулевой винт отказал!! – отчаянно выкрикнула Мария Хуанита, лихорадочно дергая тумблеры. Первый пилот не ответил. В невероятном напряжении, без остатка пожиравшем все его внимание, он пытался выровнять машину.
Капитан Мэтью заставил себя повернуться и, бросив взгляд в грузовой отсек, увидел перекошенные лица солдат. Один из них вдруг попытался вскочить, но центробежная сила сбила его на пол. Тогда он прополз вперед на четвереньках и, прислонившись к переборке, направил автоматическую винтовку прямо в спину пилотам. Стоя на коленях и кривя чуть задетую пулей щеку, он истерически завизжал, перекрывая вой турбин:
– Взлетай! Взлетай, мать твою! Я не хочу!!! Капитан Мэтью опрокинул паникера тяжелым ударом в челюсть, испытав мимолетное наслаждение от того, что бьет белого.
– Рулевой винт работает! – захлебываясь слезами счастья, доложила Мария Хуанита.
– Мы сделали это! – капитан Грейс сумел наконец выровнять машину и под непрерывным обстрелом снова набрать высоту.
«Главное теперь – уйти за гребень хребта», – думал Дядя Том. О возвращении на «Кирсардж» на искалеченной, едва удерживающейся в воздухе машине лучше и не думать! Не дотянуть. Но совсем рядом – нейтральная Албания. Всего какой-то десяток километров! Конечно, их ждет позор, а его лично – неизбежная отставка «без почестей»… Плевать! Зато его ребята будут живы.
– Джерри! Рули на Албанию! Граница рядом. Интернируемся.
Морские пехотинцы, затаив дыхание, прислушивались к спасительно ровному гулу турбин. Даже раненые притихли. О боли они вспомнят потом, когда поймут, что остались живы.
Край гребня хребта внизу ушел под стеклянный нос вертолета всего метрах в десяти, и в этот миг самоликвидатор осколочной гранаты китайского производства заставил ее лопнуть прямо по курсу. Вспыхнул похожий нарождение маленькой новой звезды огненный шар, и лобовое остекление брызнуло в лицо первому пилоту. Капитан Грейс откинулся назад с иссеченным осколками лицом и обвис на привязных ремнях, ставших скользкими от его крови.
– Джерри!! – душераздирающе закричала второй пилот и, бросив рычаг управления, закрыла лицо руками.
Капитан Мэтью попытался в стремительном броске добраться до пульта, но не успел. Высота была слишком мала, и вертолет рухнул вниз, прямо на кроны развесистых грабов. Мелькнули, стремительно надвигаясь, зеленые ветви, и полные животного ужаса вопли погибающих людей потонули в оглушительном треске сминающихся конструкций вертолета.
В краткий миг капитан морской пехоты США Томас Мэтью успел осознать неизбежность гибели. «На этот раз, похоже, все… – с непостижимой скоростью мелькнуло в его голове. – Эти белые найдут тысячу причин, чтобы оставить Бесс с ребятишками без страховки… Домик придется продать… О Господи! Да святится имя…»
Рухнув на гребень, «суперстэллион» разломился пополам. Толстый хвост так и остался на месте, застряв между валунами, а искореженная кабина с грохотом понеслась вниз, круша деревья. Двигатели все еще продолжали работать; мелькали, срезая тонкие стволы и цепляясь за камни, огромные лопасти, и вертолет, полулетящий-полукатящийся по склону, бился, как чудовищная раненая птица. А потом взорвались топливные баки, и над горами вырос оранжевый клубящийся столб пламени.
Закат почти догорел. Красное и розовое сменилось черным и фиолетовым. Небо склонилось над долиной, как траурное знамя. Обломки вертолетов еще чадили, и трепещущий мертвенный свет языков пламени бросал на землю неровные блики. Призрачными тенями бродили меж них сербские солдаты, отыскивая что-то среди искореженных кусков металла, пластика и изуродованных трупов.
Часовой на гребне горы, изнывая от скуки, пытался разобрать едва различимые надписи на оторванном хвосте вертолета. Ядовито-желтая поверх темной защитной окраски предупреждала, что стоять вблизи работающего рулевого винта – опасно. Часовой не сдержал горькой усмешки. Чуть дальше, у самого рваного края разлома, размашистыми корявыми буквами было написано «Иду и возвращаюсь!» Наверное, девиз экипажа. Вот тебе и вернулись… Часовой задумался, прислонив к валуну автоматическую винтовку. Высоко в небе загорались яркие, словно бриллианты, балканские звезды. В старину говорили, что когда где-нибудь умирает человек, с неба скатывается его звезда. Брехня это… Красиво, но брехня. Иначе над Сербией днем и ночью уже давно бы шли целые ливни из звезд! А ведь они по-прежнему на месте, сияют себе, прекрасные и безразличные к людским делам. Часовой достал из бокового кармана жилета никелированную губную гармонику, и вскоре над ущельем, погружавшимся в ночь, поплыла грустная мелодия старинной песенки, сложенной еще в пору Первой мировой сербскими солдатами, тосковавшими на острове Корфу о покинутой своей прекрасной родине. «Живела Сербия…»
И теперь, когда все кончилось, именно резервисты первыми «сломались», заливая крепкой ракией потрясения этого долгого дня – сначала налет на лагерь беженцев, а потом жестокий бой с вертолетами, бой, в котором погибла половина роты.
В стане русских бойцы охраны во главе со своим командиром этим вечером тоже пили, и к середине ночи на всей базе было трудно найти трезвого человека. Корсар, выйдя на улицу, оценил обстановку и, вернувшись, распорядился:
– Наверх никому не выходить. У сербов «большой купон», и хрен его знает, какие эмоции мы вызовем. Мне так просто стыдно! Какие-то резервисты завалили «тандер» из трехдюймовой зенитки, что еще по цеппелинам, небось, стреляла, а мы просидели в норах, даже не дернувшись. Наверняка так или иначе нам это выскажут, но сегодня еще и морду могут набить. Вопросы есть?
Вопросов не было. Измотанные летчики и сами не стремились наружу, и правильно было бы разойтись по отсекам, а не сидеть в «красном уголке», непонятно чего ожидая. Корсар собрался было скомандовать «отбой», но громыхнула дверь и в комнату ввалился Тамашаивич с налитыми кровью глазами:
– Сволочи, – сообщил он с порога. Корсар внутренне подобрался, готовясь к неприятностям. Но дальнейшая речь майора показала, что имеются в виду не его летчики:
– Свиньи пьяные. Знаешь, что сейчас эти запасные натворили? Уехали на радарную станцию, к женщинам. – Как ни странно, в подпитии Тамашаивич начинал заметно лучше говорить по-русски, это летчики отмечали уже не в первый раз.
– Уж не знаю, как это вышло, но станцию они сожгли. Блок какой-то. Новый надо теперь доставать. Локатор был, конечно, так себе, но сегодня нам помог…
– А что было сегодня? Почему здесь стреляли? – спросил Казак и тут же заработал сразу два враждебных взгляда – от Хомяка и Деда – мол, не лезь, человек и так на взводе.
Но где же, собственно, этот сбитый молокосос, ради которого они сюда прилетели? Капитан неожиданно ощутил какое-то беспокойство. Тот давно уже должен был…
Огненный ад разверзся внезапно и ужасно. Под градом свинца, хлестнувшего вдруг из нескольких десятков стволов с обоих склонов, корпус вертолета даже не загудел, а застонал протяжно и жалобно. Уткнувшись лицом в жесткую балканскую траву, Дядя Том видел, как снаряды выбивают вокруг него фонтанчики пыли, оставляя после себя огненный след, как взлетают в воздух осколки камней и клочья дерна.
Засада! Чертовы сербы. Сколько же их здесь?! Одних пулеметов больше десятка. В один миг он понял, что миссия провалилась. Парня, конечно, сцапали, и ему уже не поможешь. Надо думать о том, как вытягивать команду и собственную задницу!
– Парни! TRAP! – срывая связки, заорал капитан Мэтью в микрофон, и его голос эхом отозвался в наушниках, вмонтированных в шлем каждого солдата. – Поддерживать плотный заградительный огонь! Начинаем отход! Повторяю, все отходим. Без спешки, шаг за шагом, черт побери!
Капитан видел своих людей. Они возвращались к вертолету умелыми пружинистыми перебежками, задерживаясь за каждым камнем, каждым бугорком, чтобы, прикрывая товарищей, отстрелять еще один магазин и снова стремительно сорваться с места. Молодцы! Но, проклятье, кого-то уже подстрелили! Двое тащат его, ухватив за ремни снаряжения, и ноги в грубых солдатских ботинках бессильно волочатся, путаясь в пожухлой траве. А может, он еще жив? Дай-то Господи!
Вот рядовой Макс Погодян (к его имени почему-то прилепилось это «Семь футов из России») со своим гранатометом. Припал на колено, пристроил трубу на плече, хлопок, взвивается сзади пыль, и разрывная граната уходит в сторону ближайшего сербского пулемета. Макс вскакивает, но вдруг роняет оружие и сгибается в три погибели, разинув в безмолвном крике рот. Неужели конец? Нет, он выпрямился и тяжело, пошатываясь из стороны в сторону побежал, нелепо обхватив туловище накрест длинными руками…
Капитан Мэтью видел своих солдат. И совсем не видел сербов. Только огненные трассы, летящие откуда-то из густых зарослей и каменных завалов на склонах. Эти сукины дети расстреливают его морских пехотинцев, как в тире!
Сосредоточившись, Дядя Том улучил момент, когда невидимый стрелок, что настойчиво нащупывал его короткими злыми очередями, не давая поднять головы, ослабил огонь, видимо меняя магазин, и, напружинив свое большое тренированное тело, бросился внутрь вертолета. Там в поте лица трудились три человека в летных комбинезонах. Три шестиствольных «минигана» в их руках заполняли нутро «суперстэллиона» почти непрерывным ревом. Бесконечным звенящим потоком сыпались за борт гильзы – бортовые стрелки ожесточенно прочесывали склоны длинными очередями. Только благодаря им у морских пехотинцев еще оставался шанс. Капитан прошел вперед. Пилоты прокручивали ротор на малом газу, готовые к взлету в любую секунду.
«А девчонка-то молодец», – отметил про себя Дядя Том. Это ее первая серьезная передряга, а выглядит на миллион долларов, только губы кусает. Хотя, возможно, она сейчас просто не осознает всей опасности. Зато уж о первом пилоте такого не скажешь. В нем капитан был уверен давно и твердо.
Сорвав с головы каску, он нахлобучил летный шлем и подключился к бортовой линии. «Долина слишком узкая, – думал он, отчаянно вызывая вертолеты огневой поддержки, – „харриеры“ могут попасть по своим, особенно если будут работать бомбами крупного калибра. В этом случае осколков хватит всем. Остаются „кобры“. Ну же, где они?» – Спокойно, старина! – откликнулся наконец ведущий пары «свордов», явно разобравшись по голосу в душевном состоянии капитана. – Сейчас мы все устроим. Твоя толстая черная жена не проденет нитки в иголку точнее! Готовь пузырь «Джонни Уокера», кэп! «Сворд-2», я «Сворд-1», побрей-ка правый склон, левый – мой.
И тут же, появившись неизвестно откуда, стремительный силуэт «суперкобры» помчался над склоном ущелья, и под скошенным носом вертолета затрепетали языки пламени. Отрывистые очереди трехствольной 20-миллиметровой пушки раскаленным ножом прошлись внизу по деревьям, обращая в пыль вековые валуны и, наверное, разрывая в клочья людские тела. Сербам действительно сейчас становилось жарко…
Первая «Стрела» сорвалась с правого склона и, прочертив размытый след в стороне от вертолета, разорвалась где-то в темнеющей вышине над долиной. Ракета не напугала экипаж удачливой «кобры». Скорее наоборот, добавила ему боевого азарта и опасного чувства неуязвимости.
«Кобра» чуть нырнула и крутанулась, обильно поливая склон огнем. И тут… Капитан Мэтью не заметил следующей «Стрелы», как не заметили ее и пилоты «кобры». Да что там, они просто не заметили собственной смерти… Ракета угодила прямо в кабину. Спереди и чуть сбоку. Сработал контактный взрыватель осколочно-стержневой боевой части, заодно вызывая специально рассчитанную детонацию ракетного двигателя, и красавица «кобра», вмиг обратившись в бесформенный огненный ком, роняя обломки, начала падать, а когда ударилась о землю – разлетелась в стороны мириадами огненных брызг… Дядя Том мысленно застонал, глядя на неимоверно быстро вырастающий столб густого дыма. Невидимый сербский зенитчик выиграл эту огневую дуэль…
Пилот второй «суперкобры» зашел на крутой вираж, практически положив свою машину на бок, резко свернул с боевого курса и косой свечой взмыл ввысь, выходя из опасной зоны над ущельем. Маневр делал честь его мастерству, но уж никак не храбрости.
– Эй, «Сворд-1»! Что это ты, черт возьми, делаешь?! – в гневе и отчаянье закричал в микрофон опомнившийся капитан.
– Я «Сворд-2», «Сворд-1» сбит! – отозвался в наушниках дрожащий голос. – Эти сволочи пускают «Стрелы». Ухожу на базу!
– Черт побери, «Сворд-2», вернись! Ты не можешь нас бросить!!!
– Мне очень жаль, – голос в наушниках становился заметно уверенней, – но у меня осколочные повреждения, а мы над вражеской территорией. Так что выбирайтесь как можете, желаю удачи!
Дядя Том вспомнил мерзкого прыщавого юнца, пилота ведомой «кобры», и почти увидел, с каким наслаждением набьет ему морду, когда вернется на «Кирсардж». Если только вернется…
Из-за этого засранца теперь может случиться что угодно. Впрочем, ему не впервой рассчитывать только на себя. Капитан Мэтью сорвал с головы шлем и схватился за рацию.
– Сид! Слушай меня, Сид! Выводи своих людей к вертушке и немедленно взлетай! Немедленно! Сид! Отвечай! Прием, мать твою!
Но лейтенант Хэмболтон не слышал, не мог слышать своего командира. Он лежал ничком у аппарели, и на затылке его кевларового шлема ворсились края выходного отверстия от сербской пули… Мимо один за другим проскакивали внутрь «стэллиона» его морские пехотинцы. Кто-то на бегу бросал ставший теперь балластом пулемет, кто-то тащил на себе тело раненого товарища, но и тех и других роднило то, что они больше не были бойцами. Они увидели смерть и хотели только выжить, им больше не было дела до репутации их боевой команды.
– Сэр! – попытался сквозь грохот боя докричаться до командира капитан Грейс. – «Дак-2» на взлете.
– Разрешить, черт побери! Пусть поторопятся! – рявкнул Дядя Том, перехватывая гашетку пулемета с правого борта у чернокожего капрала, который вдруг тихо охнул, покачнулся и вяло сполз по стенке, медленно склонясь головой к коленям.
– Он не просит разрешения, он уже в воздухе!
– Отлично, пусть катит! – зарычал капитан, молясь, чтобы не кончились патроны в огромном ящике для боезапаса.
– Медик! – истошно закричал пулеметчик левого борта, бросив свое оружие и поддерживая за плечо раненого друга…
Тевье Штекель опрометью бросился к ним через весь грузопассажирский отсек.
Разогнав вокруг себя при взлете волны травы, ведомый «суперстэллион», неловко покачиваясь, набирал высоту под огнем сербов.
«Слава тебе, Господи! – мысленно возносил благодарственные молитвы Дядя Том, не давая замолчать знакомому еще со времен Вьетнама „минигану“. – Да святится имя твое! Половина моих людей уже спасена…» А это еще что?! Молитвы мигом вылетели у капитана из головы. Внизу, словно пытаясь допрыгнуть до улетающего вертолета, заметались три фигурки. Лиц не было видно, но по расцветке камуфляжа безошибочно опознавались морские пехотинцы США!
Ах, сукин сын! Бросил своих на поле боя… Приказывать ему вернуться бесполезно. И этих не спасешь, и остальных погубишь. Проклятье! Им уже ничем не помочь. Его и этих троих несчастных разделяет всего полмили, но с таким же успехом они могли бы оказаться на Марсе…
О Боже! Эти позорные задницы поднимают лапы вверх. Они сдаются!
Капитан Мэтью, кляня своих подопечных, приготовился длинной очередью встретить сербов, которые кинутся брать американцев в плен. Черта с два! Они тоже не идиоты, эти сербы, не торопятся подходить, пока не кончен бой.
А бой кипел в долине, хлестал свинцом наперекрест. Лишь трое морских пехотинцев, вдруг перестав в нем участвовать, одиноко и нелепо стояли с поднятыми руками в самом его горниле. Им оставалось только ожидать, когда к ним подойдут угрюмые черноволосые люди, говорящие на чужом языке, с суровыми, разгоряченными боем лицами. Их уложат на землю, обыщут и уведут через горы в плен…
Длинная зеленая граната ударила в борт «суперстэллиона», пробила обшивку, но почему-то не взорвалась, а застряла, зацепившись хвостовиком. Капитан Мэтью отшатнулся и замер. Мария Хуанита впервые испустила пронзительный, истинно женский визг и, отбросив ремни, рванулась из своего левого пилотского кресла. Первый пилот едва успел навалиться на нее, удерживая на месте. Стрелок левого борта («Как его там? Чиллини?» – мелькнула у капитана мысль) подскочил к гранате и, вопреки всем правилам саперного дела ухватив ее обеими руками за боевую часть, уперся ногой в борт, дернул на себя раз, другой и наконец отбросил эту смертоносную игрушку в бойницу.
Капитан почувствовал, как по спине сбегают струйки холодного пота, но тут же взял себя в руки и скомандовал:
– TRAP! TRAP! Ускорить движение! Шевелите ленивыми задницами! Быстрее, если хотите еще раз увидеть своих мамочек!
Но пехотинцы и так старались изо всех сил. Плотный огонь не давал им поднять головы, волоком они тащили к вертолету уже нескольких.
Худощавый паренек в камуфляже непривычной расцветки и с широкой черной повязкой, перехватывавшей густые волосы, внезапно вырос из травы метрах в десяти от вертолета. С ловкостью, выдававшей профессионала, он от бедра навел гранатомет прямо в широкий борт «суперстэллиона». Ближайший к нему морской пехотинец, совершенно ошалев от неожиданности, вскочил и, вместо того чтобы стрелять, заорал «Ноу!» и растопырил руки, словно пытаясь не пустить гранату к цели. На какой-то миг время для капитана Мэтью замерло. Палец гранатометчика уже скользил по спусковому крючку, когда Дядя Том судорожно перекинул свой тяжелый пулемет справа налево. Неприцельная очередь, которую шестиствольное орудие смерти выплюнуло со скорострельностью четыре тысячи выстрелов в минуту, буквально перерубила серба пополам. Граната со зловещим шелестом пронеслась над самым вертолетом, едва не задев лопасть винта.
Дядя Том обессилено прислонился к стене, и вдруг перед его мысленным взором ясно возникли угольно-черные, с расширенными ненавистью зрачками глаза серба. Капитан Мэтью и не думал, что может быть ТАКАЯ ненависть, нет, не дикая звериная, а осмысленная, бесконечная… Черная повязка… Он где-то слышал, что такие повязки носят сербы, потерявшие на войне всех своих близких и обрекшие себя на месть и смерть…
Унтер-офицер Владо Джурджевич упал навзничь, чувствуя, как его грубая куртка становится на спине горячей и вязкой. Глаза уже не видели заката. В них отражались языки большого огня, в котором корчился, погибая, его город… Огня, что безжалостно поглотил его дом и сад, его отца и мать, и любимую сестренку Зденку. Попала ли его граната?! «Господи, возьми мою душу! Но пусть попадет…» – цепенея, шептали губы последнюю молитву сербского воина.
Морские пехотинцы группы TRAP стягивались под огнем все ближе к вертолету. Быстро и слаженно они работали, дрались и – спасали себя. Пока группа прикрытия, рассыпавшись между камней, вела бой, другие затаскивали внутрь раненых. Те, кто мог еще передвигаться самостоятельно, ковыляли сами.
Капрала Айзека Смита сербская пуля настигла в последнюю минуту, пробив заднюю пластину бронежилета, и он, захлебываясь, повалился ничком, царапая ногтями металл аппарели. Его втащили внутрь за руки.
Съежившись в своем кресле, намертво привязанная к нему ремнями Мария Хуанита через плечо смотрела на все остановившимися глазами.
Последним, выпустив на прощанье все оставшиеся патроны уже поверх закрывающейся аппарели, отступил мастер-сержант Швайнеман, яростно отплевываясь смешанной англо-немецкой бранью.
– А-а-а-а! Шайзе! Ферфлюхтише швайнен! Проклятые славянские недоноски! Унтерменшен!!!
– Взлетай! Взлетай! На взлет! – исступленно заорали сразу несколько глоток.
– Спокойно, парни, – холодно процедил сквозь зубы капитан Джерреми Грейс, поворачивая рукоятку изменения шага винта. – Расслабьтесь! «Дак-1» увезет вас отсюда. Мэри! – обернулся он. – Как ты?
– Я в порядке, Джерри… Сэр. Взлетаем, – слабо отозвалась Хуанита.
Дядя Том ухватил за воротник бронежилета ошалевшего от боя рядового первого класса Чарли Добсона, чернокожего малого с повадками жулика из Гарлема, и пинком отправил к пулемету правого борта.
– Стреляй, мать твою! И не вздумай наложить в штаны!
Прошитый в десятках мест сербскими пулями, но еще живой и готовый бороться за свою жизнь до конца, «суперстэллион» с громовым рокотом оторвался от негостеприимной балканской земли.
Переступая через стонущих, ругающихся и молящихся раненых, над которыми их товарищи уже рвали пластиковые обертки пакетов первой помощи, Дядя Том пробирался к своему откидному сиденью. Но оно оказалось занято. Рядовой первого класса с почти непроизносимым именем Рафал Пшенджештыкевич, устроившись на нем и шипя под нос польские ругательства, бинтовал себе прошитое пулей запястье. Нагло взглянув на своего капитана снизу вверх, он произнес с непонятным торжеством:
– Я же говорил, эти славяне еще надерут задницу вашей хваленой Америке! Да здравствуют сербы, сэр!
Капитан Мэтью, оплеухой согнав наглеца со своего сиденья, тяжело опустился туда сам и взял переговорное устройство.
– Джерри, передай на базу, что операция прекращена, мы возвращаемся! Имеем на борту восемь раненых.
Хотя нет. Пожалуй, уже семь… Чернокожий сержант Стив Упарра, на которого вдруг перестал обращать внимание Тевье Штекель, лежал на спине в распахнутом на окровавленной груди бронежилете, вытянувшись вдоль прохода так неподвижно, как лежат только мертвые. Даже люди, впавшие в кому, все-таки излучают вокруг себя неуловимую пульсацию живого тела… Сержант жил в Бронксе. Он так хотел перебраться со своими стариками куда-нибудь в район попрестижнее. Пару раз он даже приглашал капитана в гости, но все как-то не получалось. Теперь придется пойти и рассказать им о сыне. Только что рассказать?
– «Гнездо», «Гнездо», прием! Я «Дак-1»! Возвращаюсь домой с парой дробин в перьях. У меня тут настоящий летучий госпиталь – восьмерых наших парней подстрелили.
Сквозь эфир пробился бодрый голос ведущего четверки «харриеров»:
– Алло, «Дак-1»! Я «Хэллрайдер-3», я все слышал. Похоже, вам, парни, здорово досталось. Уходите скорее – сейчас я врежу по этому чертову ущелью!
– Забудь об этом, сынок! – с горькой решимостью оборвал его Дядя Том. – Там осталось трое или четверо наших. Живых!
– Я «Хэллрайдер-3», вас понял. А жаль! Сербов не остановили бы и три сотни!
Частые удары пуль о корпус «стэллиона» стали уже почти привычными, адским треском на них отзывались все три бортовых пулемета.
И вдруг все заглушил страшный грохот. Многотонный вертолет встряхнуло, словно взятого за шиворот нашкодившего щенка. Но лишь встряхнуло – и только. По звуку, а вернее по тому, что они пока были живы, капитан догадался, что сработал самоликвидатор гранаты. Оружие дьявола! В этот миг его осенило. Вот почему сербы не использовали свои гранатометы раньше, вот почему позволили отступить к вертолету группе TRAP! Еще бы – чем добивать поодиночке отчаявшихся морских пехотинцев, куда проще загнать их всех в вертушку, дать взлететь – и разом покончить со всеми всего одной надкалиберной гранатой.
Грянул второй взрыв, и все силовые конструкции «суперстэллиона» вновь отозвались каким-то дребезгом. Но на сей раз этим дело не закончилось. Прошитый трассерами балканский пейзаж в блистере и боковых иллюминаторах начал, все ускоряясь, нестись по кругу, пока не слился в размытые причудливые полосы. Вертолет, вращаясь вокруг оси основного винта, терял высоту.
– Рулевой винт отказал!! – отчаянно выкрикнула Мария Хуанита, лихорадочно дергая тумблеры. Первый пилот не ответил. В невероятном напряжении, без остатка пожиравшем все его внимание, он пытался выровнять машину.
Капитан Мэтью заставил себя повернуться и, бросив взгляд в грузовой отсек, увидел перекошенные лица солдат. Один из них вдруг попытался вскочить, но центробежная сила сбила его на пол. Тогда он прополз вперед на четвереньках и, прислонившись к переборке, направил автоматическую винтовку прямо в спину пилотам. Стоя на коленях и кривя чуть задетую пулей щеку, он истерически завизжал, перекрывая вой турбин:
– Взлетай! Взлетай, мать твою! Я не хочу!!! Капитан Мэтью опрокинул паникера тяжелым ударом в челюсть, испытав мимолетное наслаждение от того, что бьет белого.
– Рулевой винт работает! – захлебываясь слезами счастья, доложила Мария Хуанита.
– Мы сделали это! – капитан Грейс сумел наконец выровнять машину и под непрерывным обстрелом снова набрать высоту.
«Главное теперь – уйти за гребень хребта», – думал Дядя Том. О возвращении на «Кирсардж» на искалеченной, едва удерживающейся в воздухе машине лучше и не думать! Не дотянуть. Но совсем рядом – нейтральная Албания. Всего какой-то десяток километров! Конечно, их ждет позор, а его лично – неизбежная отставка «без почестей»… Плевать! Зато его ребята будут живы.
– Джерри! Рули на Албанию! Граница рядом. Интернируемся.
Морские пехотинцы, затаив дыхание, прислушивались к спасительно ровному гулу турбин. Даже раненые притихли. О боли они вспомнят потом, когда поймут, что остались живы.
Край гребня хребта внизу ушел под стеклянный нос вертолета всего метрах в десяти, и в этот миг самоликвидатор осколочной гранаты китайского производства заставил ее лопнуть прямо по курсу. Вспыхнул похожий нарождение маленькой новой звезды огненный шар, и лобовое остекление брызнуло в лицо первому пилоту. Капитан Грейс откинулся назад с иссеченным осколками лицом и обвис на привязных ремнях, ставших скользкими от его крови.
– Джерри!! – душераздирающе закричала второй пилот и, бросив рычаг управления, закрыла лицо руками.
Капитан Мэтью попытался в стремительном броске добраться до пульта, но не успел. Высота была слишком мала, и вертолет рухнул вниз, прямо на кроны развесистых грабов. Мелькнули, стремительно надвигаясь, зеленые ветви, и полные животного ужаса вопли погибающих людей потонули в оглушительном треске сминающихся конструкций вертолета.
В краткий миг капитан морской пехоты США Томас Мэтью успел осознать неизбежность гибели. «На этот раз, похоже, все… – с непостижимой скоростью мелькнуло в его голове. – Эти белые найдут тысячу причин, чтобы оставить Бесс с ребятишками без страховки… Домик придется продать… О Господи! Да святится имя…»
Рухнув на гребень, «суперстэллион» разломился пополам. Толстый хвост так и остался на месте, застряв между валунами, а искореженная кабина с грохотом понеслась вниз, круша деревья. Двигатели все еще продолжали работать; мелькали, срезая тонкие стволы и цепляясь за камни, огромные лопасти, и вертолет, полулетящий-полукатящийся по склону, бился, как чудовищная раненая птица. А потом взорвались топливные баки, и над горами вырос оранжевый клубящийся столб пламени.
* * *
– Поручик, осмотрите место падения и соберите все, что может представлять интерес, – приказал майор Тамашаивич только что оторвавшемуся от пулемета младшему офицеру, обладателю аккуратной бородки, и обернулся к неловко переминавшемуся с ноги на ногу в ожидании распоряжений молодому долговязому унтеру. – Славко! Примешь разведвзвод вместо бедняги Милана. Бранко! Возьми всех санитаров, собери раненых и гони в госпиталь, в Призрен. Дальше сам знаешь. С пленными в штаб отправим Шелангера.Закат почти догорел. Красное и розовое сменилось черным и фиолетовым. Небо склонилось над долиной, как траурное знамя. Обломки вертолетов еще чадили, и трепещущий мертвенный свет языков пламени бросал на землю неровные блики. Призрачными тенями бродили меж них сербские солдаты, отыскивая что-то среди искореженных кусков металла, пластика и изуродованных трупов.
Часовой на гребне горы, изнывая от скуки, пытался разобрать едва различимые надписи на оторванном хвосте вертолета. Ядовито-желтая поверх темной защитной окраски предупреждала, что стоять вблизи работающего рулевого винта – опасно. Часовой не сдержал горькой усмешки. Чуть дальше, у самого рваного края разлома, размашистыми корявыми буквами было написано «Иду и возвращаюсь!» Наверное, девиз экипажа. Вот тебе и вернулись… Часовой задумался, прислонив к валуну автоматическую винтовку. Высоко в небе загорались яркие, словно бриллианты, балканские звезды. В старину говорили, что когда где-нибудь умирает человек, с неба скатывается его звезда. Брехня это… Красиво, но брехня. Иначе над Сербией днем и ночью уже давно бы шли целые ливни из звезд! А ведь они по-прежнему на месте, сияют себе, прекрасные и безразличные к людским делам. Часовой достал из бокового кармана жилета никелированную губную гармонику, и вскоре над ущельем, погружавшимся в ночь, поплыла грустная мелодия старинной песенки, сложенной еще в пору Первой мировой сербскими солдатами, тосковавшими на острове Корфу о покинутой своей прекрасной родине. «Живела Сербия…»
* * *
Поздно ночью на базу начали возвращаться бойцы охранного батальона, следом за ними техники в своем неизменном «ЗИЛе», и последними откуда-то появились вконец измотанные резервисты – на одной «татре» вместо двух. Да и стало их гораздо меньше. Впрочем, летчики уже знали, что произошло в Призрене, – штурмовики по ошибке совершили налет на лагерь беженцев. Дело в том, что трансбалканское военное командование выделило недавно из своих запасов для беженцев несколько десятков армейских палаток, и штурмовики по трагической случайности, видимо, приняли аккуратные ряды темно-зеленых брезентовых шатров за расположение боевой части. С воздуха разобраться было и впрямь нелегко. Запасной же полк, формировавшийся в этом городе, от удара практически не пострадал. Вместе с бойцами охраны аэродрома, примчавшимися в Призрен, как только пришло сообщение о трагедии, запасники разгребали то, что осталось после налета, а вскоре приняли участие в молниеносно спланированной и исполненной операции по заманиванию группы TRAP в ловушку «на живца».И теперь, когда все кончилось, именно резервисты первыми «сломались», заливая крепкой ракией потрясения этого долгого дня – сначала налет на лагерь беженцев, а потом жестокий бой с вертолетами, бой, в котором погибла половина роты.
В стане русских бойцы охраны во главе со своим командиром этим вечером тоже пили, и к середине ночи на всей базе было трудно найти трезвого человека. Корсар, выйдя на улицу, оценил обстановку и, вернувшись, распорядился:
– Наверх никому не выходить. У сербов «большой купон», и хрен его знает, какие эмоции мы вызовем. Мне так просто стыдно! Какие-то резервисты завалили «тандер» из трехдюймовой зенитки, что еще по цеппелинам, небось, стреляла, а мы просидели в норах, даже не дернувшись. Наверняка так или иначе нам это выскажут, но сегодня еще и морду могут набить. Вопросы есть?
Вопросов не было. Измотанные летчики и сами не стремились наружу, и правильно было бы разойтись по отсекам, а не сидеть в «красном уголке», непонятно чего ожидая. Корсар собрался было скомандовать «отбой», но громыхнула дверь и в комнату ввалился Тамашаивич с налитыми кровью глазами:
– Сволочи, – сообщил он с порога. Корсар внутренне подобрался, готовясь к неприятностям. Но дальнейшая речь майора показала, что имеются в виду не его летчики:
– Свиньи пьяные. Знаешь, что сейчас эти запасные натворили? Уехали на радарную станцию, к женщинам. – Как ни странно, в подпитии Тамашаивич начинал заметно лучше говорить по-русски, это летчики отмечали уже не в первый раз.
– Уж не знаю, как это вышло, но станцию они сожгли. Блок какой-то. Новый надо теперь доставать. Локатор был, конечно, так себе, но сегодня нам помог…
– А что было сегодня? Почему здесь стреляли? – спросил Казак и тут же заработал сразу два враждебных взгляда – от Хомяка и Деда – мол, не лезь, человек и так на взводе.