- Многие считают, и я тоже, ваша алия девяностых счастливая, - Йоси так же ускорил шаги. - В сорочке родилась. Нас, в семидесятых, считали профанами и лжецами. Диплом, ясное дело, я купил в своем бандитском Ростове. А про свою старенькую "Победу", которую оставил отцу, я и заикнуться не мог. Хохотали. Мол, врет русский как сивый мерин... Оказалось, наша любимая радиостанция "Кол Исраэль", вопившая "Вы желанны! Вас ждут!" врала, как нанятая. В канцеляриях -мисрадах ихних, над нами глумились. Давали понять, незваный гость хуже татарина... А сейчас-то! В каждом районе создан для вас, эмигрантов, специальный отдел, Рокезет-клита называется. Клерки вокруг новичков хороводят, в чем, дорогой-перламутровый, нуждаешься?.. Слушай, парень, все обойдется, не журись. Как вас зовут?.. В кафе "Атара" бывали?.. Знаменитое кафе. Заглянем на чашку кофе. Приглашаю...
Дождь накрапывал все сильнее. Юра взглянул на часы. Ладно, переждем в кафе...
- Ты думаешь, я преувеличиваю? - начал Йоси, когда у них приняли заказ. - Взглянем на вещи шире... Смотри, кроме государственной рокезет-клиты, сколько вокруг вас хлопотунов? "Мосты мира" есть такая организация. Еду привозит, сам видел, целыми коробками, вещи доставляет, кому что надо... Христианское братство, или как его там? из Голландии, которое оплачивает новичкам счета зубных врачей, дает деньги на мебель, слышал про такое братство? Для меня, старожила, это чистая фантастика. Нам кто помогал? Никто... - Видно, такая была у Йоси манера убеждать собеседника. Сам себе вопрос задаст, сам и ответит... - Важно, Юра, чтоб у человека не было ощущения заброшенности. И чтоб себя уважал. Не случайно говорится, как ты смотришься в зеркало, так оно тебя отражает! Ты... можно будем на "ты"?
Юра улыбнулся натянуто. Он уже не раз встречал таких встревоженных старожилов, которые считали полумиллионную алию девяностых для Израиля Божьим даром, манной небесной и всерьез опасались, что она вдруг исчезнет, как вода в решете. Поднял глаза на неугомонного Йоси. Лицо у здоровяка круглое, добродушное, раскормленное, с обвисшими брылями тщательно выбритых щек.
"Гаргантюа..." - Усмехнулся Юра, но уж по-доброму.
-...Но эйфория в Израиле - это лишь первый этап. Наши сионские мудрецы, наше несчастье! конечно, о вашем брате и думать не думают. Потому, Юра, каждого из вас подкарауливает следующий период. Какой?.. Депрессия. Работы нет. Иврит - язык сломаешь. Со всех сторон обманывают. Квартирные маклеры подсовывают уже сданную ранее квартиру. Лавочники берут на работу, а через две недели, месяц - "ты нам не нужен..." И не платят, жлобы. Все в новичке кипит. У самого кипело... От одного берега отплыл, до другого, чувствуешь, не дотянешь...
Мама Голда говорила, страдания новичка в Эрец Исраэль, увы, неизбежны. Неизбежны, видите ли... Но, Юрий батькович, тот, кто преодолел этот страшноватый этап, мисрадные и прочие хляби, может жить в Израиле уже вполне по человечески... Какие пирожные закажем? Сухие или с заварным кремом?.. Я же сказал - приглашаю! И вот тогда, Юра, поверьте, с новичка быстро облетает совковая шелуха: страх лишиться куска хлеба; страх перед фараонами. Мы им, Юра, еще покажем! Тут нет вопроса... И возрождается у бывшего россиянина, обостряется чувство собственного достоинства... Что? Тебе смертельно надоел агитпроп? Это не агитпроп, Юра. Это моя жизнь. Лично моя...
- С нее бы и начал, если душа просит. Без агитпропа...
- Э, Юра, я думал, что ты простой человек, как я. А ты кто? Ты фрукт!.. Ладно, Йоси не обидчив... - Отхлебнул кофе. - Тебе интересно? Расскажу... Я прилетел из своей батьковщины и узнал что? Что в Израиле мне делать нечего. Совершенно. Я не нужен никому, Моя профессия санитарный врач. В Израиле грязь есть, а санитарных врачей нет. И все! Чиновник мне сообщает: "Ты не доктор и доктором не будешь!" Ужас? Ужас, Юра!.. Снимал я подвал у каблана-инсталлятора. Подымаюсь в его апартаменты: "Шеф, работа нужна". На постройке, кроме меня, все до одного арабы. Один из них во время обеденного перерыва говорит мне на ломаном иврите: "Зачем ты сюда приехал? Это наша земля." Я ему в ответ на ломаном иврите тоже что-либо дружелюбное... Когда идешь затем с сорокакилограммовым мешком на плечах по настилу на высоте третьего-четвертого этажа, и чувствуешь за спиной дыхание-сопение араба, думаешь про себя: чуть толкнет он тебя, миролюб, будешь греметь до земли. И костей не соберут...
Два года носил мешки с цементом. Не сдох... Отыскал работу получше богатый мебельный магазин "Рохитей Кирьят Ювель". Открыт с девяти до девяти... Хозяин румын. Начинал он с того, что таскал на своем горбу шкафы. Работники, кроме меня, все сабры. У всех на головах белые вязаные кипы. Молчаливые, чужие люди. И вот, прилетела ко мне мать в гости. И умерла. Слушай, как обернулись ко мне чужие! Румын закрыл на сутки магазин. Лишился тридцати тысяч шекелей минимум. И все до одного пошли хоронить. Ибо нужен для посмертной молитвы-кадиша "миньян", не меньше десяти мужчин. Узнали, что в Ростове остался мой старик - отец. Тут же собрали денег в шапку, чтоб я мог туда слетать. В горе посидеть с ним, а захочет, забрать в Израиль...
Слушай, восемь лет там крутился. Никуда не хотелось уходить. Были, как одна семья. Во время войны в Персидском заливе скады жгли город, мебели никто не покупал, хозяин ходил больной. Отчего, думаешь? "Нет работы, половину надо уволить, а как я могу кого-либо уволить? У всех дети..." И, благодарение Богу, никого не уволил... Юра, в какой стране ты такое встретишь?.. Обзавелся я другом-израильтянином. Шолом Гендлер его имя. Шолом из потомственной религиозной семьи. Снял кипу, ушел из ешивы: потерял после катастрофы веру во Всевышнего. Израиль любил как Бога... Дядя у него в Лондоне, денежный мешок. Звал. Не уехал... Юра, в какой еще стране!.. Однажды прибежал радостный, принес мне газету, а в ней, слушай! немыслимое: "Требуются санитарные врачи". Помчался по объявлению. Из ста пятидесяти взяли двоих. Оказалось, американский еврей придумал фирму, "БИОЛАБ" название. Биологическая лаборатория. "Хватит, сказал, утопать в грязи. Будем изменять санитарное лицо израильских гостиниц, ресторанов. Учить дикарей-владельцев американским законам гигиены..." Я и сейчас там. За день получаю столько же, сколько в мебельном за месяц... Спасибо, Юра, за поздравление... Это я к тому, что никогда не надо паниковать. Потому что у нас, в Эреце, все есть. И великие таланты, и великие жулики. А наш израильский "пофигизм" любому другому сто очков вперед даст... Не знаешь, что такое "пофигизм"? Свежачок! Всем все по фигу... Прибыла девочка-скрипачка. Играет на улице. Талантливо - не талантливо - всем по фигу. Случайно услышал японец-бизнесмен. Чуть не рехнулся. Увез и девочку, и всю ее семью к себе в Японию. Девочка в тот же год завоевала там первое место на международном конкурсе скрипачей... Теперь ее зовут обратно, в Израиль...
А со мной, Юра, что было! Пришел в "лишкат гиюз" - военкомат. Нужна была справка, чтоб выпустили в Штаты туристом. Солдатка открывает мои данные, говорит: "Ты умер в 91-м году". Я смеюсь. Вот он я, справочку гоните немедля, без нее в аэропорту Бен Гуриона не выпустят на волю... Оказалось, оживлять солдата-запасника это долгий процесс. Выдали справку: "Был мертвым с 91-го года..." В аэропорту посмеялись, и все. Всем все по фигу, Юра!.. Нет, надо смотреть на вещи шире, тогда и от полицейского крика не оглохнешь...
Юра взглянул на часы и торопливо поднялся.
- Значит, Йоси, сейчас вы на коне. У вас все хорошо. Поздравляю еще раз...
Какое же было удивление Юры, когда спустя неделю, на очередном говорении "ВОЗВРАЩЕНИЯ В СИОН" он увидел Йоси. Тот приближался к нему, рассекая толпу, как ледокол. На нем лица не было. Рот приоткрыт точно от крика. В расширившихся глазах ужас.
Увел Йоси подальше от толчеи, завернул в ближайшее кафе.
- ... Уезжает! - просипел Йоси. - Что делать, Юра?
Тут только выяснилось, они оба рвались к министру полиции по одному и тому же делу. Спасать семью Лары. Йоси любит Лару больше жизни, мечтает жениться. А Лариса... куда, зачем она бежит?.. Он, Йоси, не может ее потерять. И не сможет отсюда уехать. От тут прижился. Это его родная страна...
Юра поежился: страшноватое это зрелище - слезы, блеснувшие на глазах могучего Самсона. Таких дров наломает...
И вдруг его осенило. - Лариса... религиозная?
- Не очень. Но в субботу зажигает свечи...
- Пойдет учится в американскую ешиву "Сион", на полном обеспечении?..
Вместе двинулись к равву Бенджамину. Рав, как и надеялся Юра, проявил и понимание и добрую волю.
От жизнерадостного, счастливого Йоси Юре затем трудно было отбиться...
В ту же зиму Юрий Аксельрод "пробил" детский садик для ребенка одинокой матери, устроил вне очереди в больницу старика, у которого обнаружили рак. Сумел добиться даже, казалось, и вовсе немыслимого: отвоевал дешевую государственную квартиру для марокканской семьи, где было двенадцать детей мал мала меньше... Случались у него в подобной "пожарной помощи" и неожиданные удачи, и постыдные неудачи, которые он теперь тоже называл "пофигизмом", все, де, всем по фигу... но нет, черт возьми! не всем! Впервые у Юрия появилось бодрящее, укрепляющее душу ощущение, что он в своей стране чего-то м о ж е т. Может помочь, оттащить отчаявшегося человека от края бездны. И даже, чего ранее и не ожидал, осчастливить...
Рав Бенджамин, который принимал Юрины дела близко к сердцу, рассказал ему в те дни: главой Госдепартамента Америки при Президенте Рейгане был мудрый старик Шульц. Он выдвинул здравую идею: не считать приземление новичка в аэропорту имени Бен Гуриона завершением его репатриации. Тот, кто прижился в стране, остается. Кто ощущает себя "Узником Сиона", отправляется в Штаты или куда угодно - по закону Божескому и человеческому. Без помех.. "Однако времена Рейгана и Шульца минули... - Так завершил раввин свой исторический экскурс. - "Мышеловка имени Бен Гуриона - Рабина захлопнулась..."
Все удачи и провалы Юры - энтузиаста "ВОЗВРАЩЕНИЯ...", как легко понять, случились не в один день. А в тот памятный день, когда он "врезал" генералам за их "стратегическое мышление", у дверей его дома появился, вслед за бывшим министром Богорадом, еще один человек. Более никто из соседей, близких и дальних, даже мимо дома не проходил... Постучалась уже знакомая Юре миниатюрная и злющая, по убеждению Марийки, Шушана Шухман, профессор Еврейского Иерусалимского Университета и "сестра военного времени", как она объявила. Шушана никуда не звала. Никаких общественных движений и партий не создавала, просто сказала, что у нее с Юрой разговор. Предложила встретиться в субботу.
Юра извинился: - В субботу, Шушана, я весь день с семьей.
Договорились на воскресенье. - А пока прочитайте для затравки, просипела она, протянув ему две книги только что вышедшие в Израиле и Штатах. Название первой - "Золото евреев". Автор - доктор исторических наук Эдит Зартель. Юра проглотил ее за ночь. "Сионизм - золото евреев...- писала доктор Эдит. - Не слишком ли дорогая цена?"
Тема не нова: оголтелые спекуляции Бен Гуриона и его агентов на жертвах Холокоста. Особенно в те дни, когда англичане не пропускали в Палестину пароходы с беженцами, выжившими в гитлеровских лагерях, и беженцы грозили взорвать и самих себя, и пароходы... "Тот факт, что они (люди Бен Гуриона) не щадили себя в борьбе за создание еврейского государства, не освобождает их от вины за то, что они привязывали взрывчатку к женщинам беженкам... чтобы мир сострадал их мукам..." Юра отбросил книгу. "Ничего нового? спросил самого себя. - Пожалуй, есть. Раньше о бесчеловечности практиков сионизма звонили лишь американские колокола, ныне запретные в Эрец Исраэль темы начали звучать и в израильской работе. Прогресс."
Вторую книгу писали в четыре руки. Сразу двое историков, Zeev Sternhell и D. Maisel. Оба имени Юре были неведомы: в Москве издавать и, тем более, переводить на русский историков Израиля или Штатов не спешили никогда. "The Founding Myths of Israel" Замах серьезный. Основные мифы Израиля. Выпустил западный университет. На английском.. Историки не израильтяне? Со стороны? О чем они? Пробежал взглядом текст:
"...Партия "Мапай", особенно Давид Бен Гурион и Берл Кацнельсон никогда не верили в реальность "мечты" о новом обществе, в реальность её осуществления даже большинством рабочего класса, считавшего себя социалистами..."
Юра ощутил вдруг чувство досады, почти протеста; и уж точно отторжения от того, что прочтет об отце-основателе Израиля Бен Гурионе что-либо холодно академическое, недружелюбное, может быть, даже злобное. Усмехнулся этому вдруг взыгравшему в нем чувству, в котором было что-то от яростного и тупого фанатизма израильской улицы, не желавшей расставаться со своими привычными представлениями...
Подумал весело: "Это у меня от гида Джорджа осталось..."
На самом деле, осталось не только "от гида Джорджа..." Ироническое отношение к современным историкам у Юры сложилось давно. Может быть, с тех пор, когда отец произнес за столом непонятную десятилетнему сыну фразу: "Мы все пленники исторических фальшивок. Один "Краткий Курс "чего стоит..."
В доме Аксельродов гости, как известно, не переводились. Наведывался и знаменитый Марк Галлай, сбивший над военной Москвой первый "Юнкерс -88". Авиаторы-ветераны, по обыкновению, вспоминали о своих схватках с "люфтваффе". Посмеивались над очередным томом "Истории отечественной войны", вышедшем в те годы. Умница Марк Галлай, летчик и военный писатель, как-то бросил с сердцем о современных историках войны: "Врут, как нанятые!" Эти слова запомнились Юре на всю жизнь...
"И вот опять... современные историки..." Да, и в книгах и почти во всех статьях авторы - доктора исторических наук...
Смятенные мысли Юры были прерваны приходом гостя. Явился, как всегда, без звонка, добряк Сулико. Юра выглянул к нему с книгой, заложенной бумажкой. Старик поинтересовался, чем это Юра так увлечен?
-Да вот, - мрачновато ответил Юра. - Современные историки. Льют и льют на Бен Гуриона. Зациклились на нем, что ли?
-Льют на Бен Гуриона? - повторил Сулико безо всякого удивления. - И решительным жестом руки словно отмел все, что мог услышать. - Бросил настороженный взгляд на Юру, произнес убежденно: - Не обращай, Юра, на это никакого внимания. Все годы не утихает здесь партийная драчка. Льют друг на друга без устали...Сомневаешься, спроси Шушану, она тут хорошо похлебала...
-... Почему дала вам книгу, ясно? - спросила Шушана, явившаяся к Юре в воскресный вечер. - Чтоб вы не воображали, что судьба Израиля тревожит только вас, совестливого парня. Не мечите бисер перед свиньями! У вас трое детей. Засветитесь, жизни не будет.
- Шушана, извините, я так думаю.
- Я думаю об Израиле гораздо радикальнее, чем вы. Но бисера не мечу.
Юра встал с дивана, принес из кухни табуретку, сел рядом c Шушаной. - Я весь внимание.
- Откровенность за откровенность?.. Согласна!
Ураганом налетел первый в этом году раскаленный хамсин, стекла задрожали, позванивая. Шушана поднялась, закрыла плотно окна. Стало душно. Шушана вытерла платком раскрасневшееся лицо и высказала вдруг совершенно для Юры неожиданное:
- Это государство, на мой взгляд, не может существовать ни по каким параметрам. Я работаю, в основном, с военными, в фирме "Таасия Авирит", знаю: на наших полигонах из десяти ракет взлетают только две. В лучшем случае. Почему? Сборка электронной начинки требует такой чистоты, что, если рабочий с утра ел селедку или что-либо острое, его не допустят к ракете. Не вымыл руки специальным мылом - тоже... У нас немало талантливых ребят, есть оригинальные идеи, но жить это не может. Руки так, как по инструкции, не моют... Притча, по вашему? Эта притча полностью относится к нашему любимому государству. Здесь ничего не может взлететь. Техники, политики, экономисты, сидельцы в мисрадах руки не моют...
- Да вы поэт. Шушана! "Руки не моют..." - это блистательная поэтическая метафора.
- Оставьте меня с вашей поэзией! - воскликнула она почему-то раздраженно. - Сейча-ас получите прозу... Сейча-ас! - От волнения запела, растягивая гласные. Так поют в Израиле, чаще всего, говорившие в своих семьях на идиш. - Официальная статистика определяет ежегодный рост экономики на четыре-пять процентов, умалчивая при этом, что каждый раз мы получаем подарком из-за границы почти десять процентов... То есть ежегодно мы не на пять процентов растем, а на пять процентов теря-ем. Вот вам проза! Экономика постоянно работает на минус... За счет чего покрывается минус? За счет общего обнищания, массовых увольнений... Сколько может жить смертельно больной, прикрепленный к "машине жизни"? Год? Десять лет?.. Глава "Хамаса" злобствует: "Четыре года!" Злобствует, но, мерзавец с кровавыми руками, от правды недалек. Израиля, как еврейского государства, не станет еще при нашей жизни...
- Всевышний не даст Израилю погибнуть! - вырвалось у Юры. Собственному детищу!..
- О, мамочка моя! - ахнула Шушана. - Такое услышать от вас, логика по складу ума!.. Земного человека, математика... Верить в безусловную божественную детерминированность мира... после Холокоста?!. - Она вскинула на Юру глаза. Обожгла взглядом, показалось ему.
Таким долгим "обжигающим" взглядом она, случалось, буравила многих соседей и университетских коллег в черных кипах. Традиционно-религиозные семьи вопросов не вызывали. Как и те, кто молниеносно сменили партийный билет КПСС на черную кипу. Но такие, как Юра... из обманутых, хлебнувших горюшка солдат или диссидентов с "верхним" образованием... Где истовость и догматизм ортодоксов, бегущих от сомнений, чаще всего от неудовлетворенности жизнью, а то и от душевного краха... Сколько здесь сломанных судеб, тем более, среди ученых - физиков, биологов, медиков, которым не удалось, по разным причинам, состояться в науке, осуществить свои замыслы, мечты. И ныне цепляющихся за мифы... Ох, не хотелось бы ей видеть среди них симпатичного соседа, в беседах с которым отводила душу!...
- Разве гибели нельзя предотвратить? - продолжал Юра тоскливо: у него и в мыслях не было, что его еретические мысли о будущем Израиля могут иметь столь беспощадное, математически строгое воплощение.
- Предо-отвратить?! Не-эт! Поздно! В технике есть такое понятие: выход за вертикаль центра тяжести. Поставьте банку на ребро. Допустим, стоит. Чуть больше наклонили, центр тяжести вышел за вертикаль - она падает. В Израиле нечто подобное. Случись такое четверть века назад, помог бы еврейский мир. Сейчас не поможет и это. Банка падает...
Тут ворвались в комнату Игорек с дружками, запищала Ахава, Юра посадил Игорька на колени, беседа грозила утонуть в крике и реве, Шушана смахнула платком пузырьки пены, которые от возбуждения выступили у нее по краям губ, и предложила, пока дождь притих, перейти к ней.
- Правда, у меня тоже шумно. Приехала в страну дочь вместе с моим первым мужем. Полгода назад. Собрала дружков-подружек потанцевать. Давид, мой старшенький, тоже примчал на встречу с родней... Укроемся от них на втором этаже, договорим.
Перебежали к Шушане под вновь припустившим дождем. Танцевали одни девчонки. "Шерочка с машерочкой," Шушана усмехнулась.
Почти все девчонки были на удивление стройны, длинноноги, а дочь Шушаны - глаз не оторвешь. Не по-израильски белолица. Огненные иудейские глаза с новомодными синими веками, толстая, цвета пшеницы, коса, завернутая на темени валиком. Царевна.
Был и один кавалер. Но Юра его как бы и не заметил. Задержался на мгновение. Шушана, шедшая за ним, слегка подтолкнула его в спину.
Поднялись наверх. Музыка и шарканье ног доносились и сюда, но глуховато. Не мешали. Разговор как-то сам по себе принял иной уклон:
- У нас в Литве еврейские девочки никогда не торговали своим телом, сказала Шушана - Тут все иначе, - с горечью добавила она. - В домах беда, безденежье. Иные девчата сообразили, что они за день могут заработать больше, чем несчастный папа, убирающий дерьмо на улицах, за месяц. В этом тоже сказывается характер нашего общества, в котором, Юра, "не моют руки..."
Юру как жаром обдало. "А Марийка?!.. Пока колебались - ехать в Израиль-не ехать, мать ей все своих танцоров подкидывала. Клюнет - не клюнет? Сама призналась..." Захотелось выскочить из дома Шушаны, побыть наедине с собой... И ушел бы, да пронзила мысль, что насторожит соседку и... выдаст этим Марийку. А что было, быльем поросло!.. Заставил себя остаться, хотя какое-то время ничего не слышал, ничего не понимал... Наконец, нашел в себе силы, поднял глаза на Шушану. Ее темно-красное от несходящего израильского загара нервное лицо с запалыми щеками искажено страданием. Задержал взгляд на нем, и словно впервые увидел Шушану. Лет сорока пяти-пятидесяти. Маленькая, худющая, как подросток, порывистая, властная. Глазастая, как и дочь, только глаза притушены, в них многолетняя усталость.
Шушане стало вдруг нестерпимо жарко в ее плотном вязаном свитере с высоким, как у летчиков, воротом. Вытерла шею платком. Пышущая жаром Шушана вызвала в памяти Юры огненную армянку, которая кричала ему в Ереване, что если не она, то ее сыны непременно отнимут у турок Арарат. Сжатые в кулаки руки Шушаны, похоже, сильные, цепкие, вызывают уважение. Такая своего врага и задушить может. Силы хватит. "Есть женщины в русских селеньях..." мелькнуло у него. Захотелось вдруг выговориться перед этой пронзительно умной, сильной, недюжинной женщиной, страсть и боль которой оказались и его, Юриной, болью и страстью.
На стене, над письменным столом Шушаны, висел в дубовой рамке большой портрет мужчины, напоминающего своими острыми, смуглыми чертами и худобой вождя индейского племени. Брат? Муж? Ни разу здесь не видел... В глазах мужчины, казалось, было что-то от магнита. От них было трудно отвести взгляд.
Стараясь не смотреть на него, Юра заговорил вдруг о самом своем сокровенном, о чем не говорил никогда и никому.
- Я думаю во многом... как и вы, Шушана: все государства, созданные под идею, так сказать, хорошо поджаренные на "изме" - любом "изме"! сходны по психологическим и аморальным основам, недолговечны. И тем уж взаимосвязаны. Одно перетекает в другое - и своим доктринерством, и неизбежным террором. Ленин - Гитлер - сталинские марионетки в "народных демократиях" - Холокост одна пуповина у них. Как в Торе: "Авраам родил Исаака... Исаак родил Якова"... и так далее. Это социологический закон, о котором здесь никогда не упоминают. Я, во всяком случае, нигде этого не читал... - Юра еще долго говорил о лживости и недолговечности всех идеологических государств "государств будущего", морщась: разбередили рану -: "руки не моют..." Поднялся, сказал, что пора купать малюток, а он, вот, выскочил из дома и засиделся. - Но что же делать, Шушана?
- Пре-эжде всего, не мальчишничать! Поверьте мне, я хорошо нахлебалась от этого великовозрастного мальчишничанья. Сыта по горло.
- Профессор Богорад - это тоже мальчишничанье?
- О, нет! Он очень уважаемый в стране человек. Известный химик. В молодости был нашим еврейским Кибальчичем: изготовил бомбу, взорвавшую гостиницу "Кинг Джордж" - штаб английских колониальных войск. Выдал его Бен Гурион, как и всех остальных, англичанам. Не сбежал бы Богорад, повесили бы...
Простился с Шушаной сердечно, понял - единомышленники. Был в этом уверен более полугода, до того часа, когда зимой прогремела на всю страну автоматная очередь врача Баруха Гольдштейна по арабам, молившимся в Хевроне, в усыпальнице Махпела...
Юра, махнув рукой провожавшей его Шушане, сделал несколько шагов в сторону своего дома и наткнулся... на Сулико. Тот стоял сгорбленный, словно нес непосильную тяжесть. Сухое, желтоватое, как из пергамента, лицо старика было таким, будто у него рвали зубы. Сулико кивнул на дом Шушаны, из открытых окон которого доносились дергающиеся ритмы рок-н- рола, под барабанную россыпь и звяканье оркестровых тарелок, и сказал, скорбно поджимая губы:
- Машиях никогда не прийдет к нам. С такой музыкой мы его не дождемся, нашего Машияха. А это полный крах, скажу я тебе...
Глава 8.
"НАВАЖДЕНИЕ БАРУХА..."
Радио в городских автобусах едва сочится, но стоит диктору произнести магические в Израиле слова "последние известия", как водитель тут же переключает трансляцию на полную мощность. Новости в притихшем автобусе звучат с оглушающей силой, нередко вызывая у пассажиров нервические восклицания, а то и слезы. Сегодняшние новости вызвали в автобусе гул, смятение. Юра Аксельрод простонал, словно его задели камнем или ножом.
- "Врач из поселения Кирьят Арба Барух Гольдштейн, - деловой скороговоркой сообщал диктор, - расстрелял из автомата 29 арабов, молившихся в пещере Махпела..."
Юра был оглушен: "У могил патриархов?! В Святом и для евреев и для арабов месте!.."
Голос диктора звенел, - словно объявлял о начале войны. Впрочем, война могла начаться в любую минуту... Юра выскочил из автобуса на первой же остановке, позвонил из автомата в свой компьютерный отдел, попросил, если можно, сегодня его заменить: он должен быть дома, рядом со своими малютками.
Местный транспорт - из Иерусалима в Эль Фрат - отправляется лишь трижды в день. Пришлось долго голосовать в толчее солдат-отпускников, на развилке шоссе на Рамаллу, наполовину перекрытом сегодня демонстрантами всех мастей "Зеленые" клеймят Рабина, "Шалом ахшав" (Мир немедленно!) - славит.
Добрался до своего Эль Фрата лишь через два с половиной часа.
Задыхаясь, влетел в дом. Никого. Лишь бабушка гремит на кухне горшками.
- Где дети?
Голос у бабушки безмятежный, "еще довоенный", мелькнуло у Юры:
- ВнучА ушла с "паровозиком". В хате холодно. Решила погреть наших козляток на солнышке.
Выскочил на улицу. Откуда-то гремит чужой металлический голос. В "матюгальник" орут, что ли? Добежал до угла, откуда открывался каменистый пятачок, Сенатская площадь Эль Фрата, как называл ее Юра: на "Сенатской" происходили все сходки и партийные "разборки". Там темнела плотная, будто сбитая в кулак толпа, колыхавшаяся от возбуждения и что-то кричавшая. Подбежал ближе, сразу различил несколько "своих", в черных шляпах. Ортодоксы из американцев - самые непримиримые. А вот двое из Южной Африки, беглецы от "каторжника Манделы", как они его неизменно величали.
Дождь накрапывал все сильнее. Юра взглянул на часы. Ладно, переждем в кафе...
- Ты думаешь, я преувеличиваю? - начал Йоси, когда у них приняли заказ. - Взглянем на вещи шире... Смотри, кроме государственной рокезет-клиты, сколько вокруг вас хлопотунов? "Мосты мира" есть такая организация. Еду привозит, сам видел, целыми коробками, вещи доставляет, кому что надо... Христианское братство, или как его там? из Голландии, которое оплачивает новичкам счета зубных врачей, дает деньги на мебель, слышал про такое братство? Для меня, старожила, это чистая фантастика. Нам кто помогал? Никто... - Видно, такая была у Йоси манера убеждать собеседника. Сам себе вопрос задаст, сам и ответит... - Важно, Юра, чтоб у человека не было ощущения заброшенности. И чтоб себя уважал. Не случайно говорится, как ты смотришься в зеркало, так оно тебя отражает! Ты... можно будем на "ты"?
Юра улыбнулся натянуто. Он уже не раз встречал таких встревоженных старожилов, которые считали полумиллионную алию девяностых для Израиля Божьим даром, манной небесной и всерьез опасались, что она вдруг исчезнет, как вода в решете. Поднял глаза на неугомонного Йоси. Лицо у здоровяка круглое, добродушное, раскормленное, с обвисшими брылями тщательно выбритых щек.
"Гаргантюа..." - Усмехнулся Юра, но уж по-доброму.
-...Но эйфория в Израиле - это лишь первый этап. Наши сионские мудрецы, наше несчастье! конечно, о вашем брате и думать не думают. Потому, Юра, каждого из вас подкарауливает следующий период. Какой?.. Депрессия. Работы нет. Иврит - язык сломаешь. Со всех сторон обманывают. Квартирные маклеры подсовывают уже сданную ранее квартиру. Лавочники берут на работу, а через две недели, месяц - "ты нам не нужен..." И не платят, жлобы. Все в новичке кипит. У самого кипело... От одного берега отплыл, до другого, чувствуешь, не дотянешь...
Мама Голда говорила, страдания новичка в Эрец Исраэль, увы, неизбежны. Неизбежны, видите ли... Но, Юрий батькович, тот, кто преодолел этот страшноватый этап, мисрадные и прочие хляби, может жить в Израиле уже вполне по человечески... Какие пирожные закажем? Сухие или с заварным кремом?.. Я же сказал - приглашаю! И вот тогда, Юра, поверьте, с новичка быстро облетает совковая шелуха: страх лишиться куска хлеба; страх перед фараонами. Мы им, Юра, еще покажем! Тут нет вопроса... И возрождается у бывшего россиянина, обостряется чувство собственного достоинства... Что? Тебе смертельно надоел агитпроп? Это не агитпроп, Юра. Это моя жизнь. Лично моя...
- С нее бы и начал, если душа просит. Без агитпропа...
- Э, Юра, я думал, что ты простой человек, как я. А ты кто? Ты фрукт!.. Ладно, Йоси не обидчив... - Отхлебнул кофе. - Тебе интересно? Расскажу... Я прилетел из своей батьковщины и узнал что? Что в Израиле мне делать нечего. Совершенно. Я не нужен никому, Моя профессия санитарный врач. В Израиле грязь есть, а санитарных врачей нет. И все! Чиновник мне сообщает: "Ты не доктор и доктором не будешь!" Ужас? Ужас, Юра!.. Снимал я подвал у каблана-инсталлятора. Подымаюсь в его апартаменты: "Шеф, работа нужна". На постройке, кроме меня, все до одного арабы. Один из них во время обеденного перерыва говорит мне на ломаном иврите: "Зачем ты сюда приехал? Это наша земля." Я ему в ответ на ломаном иврите тоже что-либо дружелюбное... Когда идешь затем с сорокакилограммовым мешком на плечах по настилу на высоте третьего-четвертого этажа, и чувствуешь за спиной дыхание-сопение араба, думаешь про себя: чуть толкнет он тебя, миролюб, будешь греметь до земли. И костей не соберут...
Два года носил мешки с цементом. Не сдох... Отыскал работу получше богатый мебельный магазин "Рохитей Кирьят Ювель". Открыт с девяти до девяти... Хозяин румын. Начинал он с того, что таскал на своем горбу шкафы. Работники, кроме меня, все сабры. У всех на головах белые вязаные кипы. Молчаливые, чужие люди. И вот, прилетела ко мне мать в гости. И умерла. Слушай, как обернулись ко мне чужие! Румын закрыл на сутки магазин. Лишился тридцати тысяч шекелей минимум. И все до одного пошли хоронить. Ибо нужен для посмертной молитвы-кадиша "миньян", не меньше десяти мужчин. Узнали, что в Ростове остался мой старик - отец. Тут же собрали денег в шапку, чтоб я мог туда слетать. В горе посидеть с ним, а захочет, забрать в Израиль...
Слушай, восемь лет там крутился. Никуда не хотелось уходить. Были, как одна семья. Во время войны в Персидском заливе скады жгли город, мебели никто не покупал, хозяин ходил больной. Отчего, думаешь? "Нет работы, половину надо уволить, а как я могу кого-либо уволить? У всех дети..." И, благодарение Богу, никого не уволил... Юра, в какой стране ты такое встретишь?.. Обзавелся я другом-израильтянином. Шолом Гендлер его имя. Шолом из потомственной религиозной семьи. Снял кипу, ушел из ешивы: потерял после катастрофы веру во Всевышнего. Израиль любил как Бога... Дядя у него в Лондоне, денежный мешок. Звал. Не уехал... Юра, в какой еще стране!.. Однажды прибежал радостный, принес мне газету, а в ней, слушай! немыслимое: "Требуются санитарные врачи". Помчался по объявлению. Из ста пятидесяти взяли двоих. Оказалось, американский еврей придумал фирму, "БИОЛАБ" название. Биологическая лаборатория. "Хватит, сказал, утопать в грязи. Будем изменять санитарное лицо израильских гостиниц, ресторанов. Учить дикарей-владельцев американским законам гигиены..." Я и сейчас там. За день получаю столько же, сколько в мебельном за месяц... Спасибо, Юра, за поздравление... Это я к тому, что никогда не надо паниковать. Потому что у нас, в Эреце, все есть. И великие таланты, и великие жулики. А наш израильский "пофигизм" любому другому сто очков вперед даст... Не знаешь, что такое "пофигизм"? Свежачок! Всем все по фигу... Прибыла девочка-скрипачка. Играет на улице. Талантливо - не талантливо - всем по фигу. Случайно услышал японец-бизнесмен. Чуть не рехнулся. Увез и девочку, и всю ее семью к себе в Японию. Девочка в тот же год завоевала там первое место на международном конкурсе скрипачей... Теперь ее зовут обратно, в Израиль...
А со мной, Юра, что было! Пришел в "лишкат гиюз" - военкомат. Нужна была справка, чтоб выпустили в Штаты туристом. Солдатка открывает мои данные, говорит: "Ты умер в 91-м году". Я смеюсь. Вот он я, справочку гоните немедля, без нее в аэропорту Бен Гуриона не выпустят на волю... Оказалось, оживлять солдата-запасника это долгий процесс. Выдали справку: "Был мертвым с 91-го года..." В аэропорту посмеялись, и все. Всем все по фигу, Юра!.. Нет, надо смотреть на вещи шире, тогда и от полицейского крика не оглохнешь...
Юра взглянул на часы и торопливо поднялся.
- Значит, Йоси, сейчас вы на коне. У вас все хорошо. Поздравляю еще раз...
Какое же было удивление Юры, когда спустя неделю, на очередном говорении "ВОЗВРАЩЕНИЯ В СИОН" он увидел Йоси. Тот приближался к нему, рассекая толпу, как ледокол. На нем лица не было. Рот приоткрыт точно от крика. В расширившихся глазах ужас.
Увел Йоси подальше от толчеи, завернул в ближайшее кафе.
- ... Уезжает! - просипел Йоси. - Что делать, Юра?
Тут только выяснилось, они оба рвались к министру полиции по одному и тому же делу. Спасать семью Лары. Йоси любит Лару больше жизни, мечтает жениться. А Лариса... куда, зачем она бежит?.. Он, Йоси, не может ее потерять. И не сможет отсюда уехать. От тут прижился. Это его родная страна...
Юра поежился: страшноватое это зрелище - слезы, блеснувшие на глазах могучего Самсона. Таких дров наломает...
И вдруг его осенило. - Лариса... религиозная?
- Не очень. Но в субботу зажигает свечи...
- Пойдет учится в американскую ешиву "Сион", на полном обеспечении?..
Вместе двинулись к равву Бенджамину. Рав, как и надеялся Юра, проявил и понимание и добрую волю.
От жизнерадостного, счастливого Йоси Юре затем трудно было отбиться...
В ту же зиму Юрий Аксельрод "пробил" детский садик для ребенка одинокой матери, устроил вне очереди в больницу старика, у которого обнаружили рак. Сумел добиться даже, казалось, и вовсе немыслимого: отвоевал дешевую государственную квартиру для марокканской семьи, где было двенадцать детей мал мала меньше... Случались у него в подобной "пожарной помощи" и неожиданные удачи, и постыдные неудачи, которые он теперь тоже называл "пофигизмом", все, де, всем по фигу... но нет, черт возьми! не всем! Впервые у Юрия появилось бодрящее, укрепляющее душу ощущение, что он в своей стране чего-то м о ж е т. Может помочь, оттащить отчаявшегося человека от края бездны. И даже, чего ранее и не ожидал, осчастливить...
Рав Бенджамин, который принимал Юрины дела близко к сердцу, рассказал ему в те дни: главой Госдепартамента Америки при Президенте Рейгане был мудрый старик Шульц. Он выдвинул здравую идею: не считать приземление новичка в аэропорту имени Бен Гуриона завершением его репатриации. Тот, кто прижился в стране, остается. Кто ощущает себя "Узником Сиона", отправляется в Штаты или куда угодно - по закону Божескому и человеческому. Без помех.. "Однако времена Рейгана и Шульца минули... - Так завершил раввин свой исторический экскурс. - "Мышеловка имени Бен Гуриона - Рабина захлопнулась..."
Все удачи и провалы Юры - энтузиаста "ВОЗВРАЩЕНИЯ...", как легко понять, случились не в один день. А в тот памятный день, когда он "врезал" генералам за их "стратегическое мышление", у дверей его дома появился, вслед за бывшим министром Богорадом, еще один человек. Более никто из соседей, близких и дальних, даже мимо дома не проходил... Постучалась уже знакомая Юре миниатюрная и злющая, по убеждению Марийки, Шушана Шухман, профессор Еврейского Иерусалимского Университета и "сестра военного времени", как она объявила. Шушана никуда не звала. Никаких общественных движений и партий не создавала, просто сказала, что у нее с Юрой разговор. Предложила встретиться в субботу.
Юра извинился: - В субботу, Шушана, я весь день с семьей.
Договорились на воскресенье. - А пока прочитайте для затравки, просипела она, протянув ему две книги только что вышедшие в Израиле и Штатах. Название первой - "Золото евреев". Автор - доктор исторических наук Эдит Зартель. Юра проглотил ее за ночь. "Сионизм - золото евреев...- писала доктор Эдит. - Не слишком ли дорогая цена?"
Тема не нова: оголтелые спекуляции Бен Гуриона и его агентов на жертвах Холокоста. Особенно в те дни, когда англичане не пропускали в Палестину пароходы с беженцами, выжившими в гитлеровских лагерях, и беженцы грозили взорвать и самих себя, и пароходы... "Тот факт, что они (люди Бен Гуриона) не щадили себя в борьбе за создание еврейского государства, не освобождает их от вины за то, что они привязывали взрывчатку к женщинам беженкам... чтобы мир сострадал их мукам..." Юра отбросил книгу. "Ничего нового? спросил самого себя. - Пожалуй, есть. Раньше о бесчеловечности практиков сионизма звонили лишь американские колокола, ныне запретные в Эрец Исраэль темы начали звучать и в израильской работе. Прогресс."
Вторую книгу писали в четыре руки. Сразу двое историков, Zeev Sternhell и D. Maisel. Оба имени Юре были неведомы: в Москве издавать и, тем более, переводить на русский историков Израиля или Штатов не спешили никогда. "The Founding Myths of Israel" Замах серьезный. Основные мифы Израиля. Выпустил западный университет. На английском.. Историки не израильтяне? Со стороны? О чем они? Пробежал взглядом текст:
"...Партия "Мапай", особенно Давид Бен Гурион и Берл Кацнельсон никогда не верили в реальность "мечты" о новом обществе, в реальность её осуществления даже большинством рабочего класса, считавшего себя социалистами..."
Юра ощутил вдруг чувство досады, почти протеста; и уж точно отторжения от того, что прочтет об отце-основателе Израиля Бен Гурионе что-либо холодно академическое, недружелюбное, может быть, даже злобное. Усмехнулся этому вдруг взыгравшему в нем чувству, в котором было что-то от яростного и тупого фанатизма израильской улицы, не желавшей расставаться со своими привычными представлениями...
Подумал весело: "Это у меня от гида Джорджа осталось..."
На самом деле, осталось не только "от гида Джорджа..." Ироническое отношение к современным историкам у Юры сложилось давно. Может быть, с тех пор, когда отец произнес за столом непонятную десятилетнему сыну фразу: "Мы все пленники исторических фальшивок. Один "Краткий Курс "чего стоит..."
В доме Аксельродов гости, как известно, не переводились. Наведывался и знаменитый Марк Галлай, сбивший над военной Москвой первый "Юнкерс -88". Авиаторы-ветераны, по обыкновению, вспоминали о своих схватках с "люфтваффе". Посмеивались над очередным томом "Истории отечественной войны", вышедшем в те годы. Умница Марк Галлай, летчик и военный писатель, как-то бросил с сердцем о современных историках войны: "Врут, как нанятые!" Эти слова запомнились Юре на всю жизнь...
"И вот опять... современные историки..." Да, и в книгах и почти во всех статьях авторы - доктора исторических наук...
Смятенные мысли Юры были прерваны приходом гостя. Явился, как всегда, без звонка, добряк Сулико. Юра выглянул к нему с книгой, заложенной бумажкой. Старик поинтересовался, чем это Юра так увлечен?
-Да вот, - мрачновато ответил Юра. - Современные историки. Льют и льют на Бен Гуриона. Зациклились на нем, что ли?
-Льют на Бен Гуриона? - повторил Сулико безо всякого удивления. - И решительным жестом руки словно отмел все, что мог услышать. - Бросил настороженный взгляд на Юру, произнес убежденно: - Не обращай, Юра, на это никакого внимания. Все годы не утихает здесь партийная драчка. Льют друг на друга без устали...Сомневаешься, спроси Шушану, она тут хорошо похлебала...
-... Почему дала вам книгу, ясно? - спросила Шушана, явившаяся к Юре в воскресный вечер. - Чтоб вы не воображали, что судьба Израиля тревожит только вас, совестливого парня. Не мечите бисер перед свиньями! У вас трое детей. Засветитесь, жизни не будет.
- Шушана, извините, я так думаю.
- Я думаю об Израиле гораздо радикальнее, чем вы. Но бисера не мечу.
Юра встал с дивана, принес из кухни табуретку, сел рядом c Шушаной. - Я весь внимание.
- Откровенность за откровенность?.. Согласна!
Ураганом налетел первый в этом году раскаленный хамсин, стекла задрожали, позванивая. Шушана поднялась, закрыла плотно окна. Стало душно. Шушана вытерла платком раскрасневшееся лицо и высказала вдруг совершенно для Юры неожиданное:
- Это государство, на мой взгляд, не может существовать ни по каким параметрам. Я работаю, в основном, с военными, в фирме "Таасия Авирит", знаю: на наших полигонах из десяти ракет взлетают только две. В лучшем случае. Почему? Сборка электронной начинки требует такой чистоты, что, если рабочий с утра ел селедку или что-либо острое, его не допустят к ракете. Не вымыл руки специальным мылом - тоже... У нас немало талантливых ребят, есть оригинальные идеи, но жить это не может. Руки так, как по инструкции, не моют... Притча, по вашему? Эта притча полностью относится к нашему любимому государству. Здесь ничего не может взлететь. Техники, политики, экономисты, сидельцы в мисрадах руки не моют...
- Да вы поэт. Шушана! "Руки не моют..." - это блистательная поэтическая метафора.
- Оставьте меня с вашей поэзией! - воскликнула она почему-то раздраженно. - Сейча-ас получите прозу... Сейча-ас! - От волнения запела, растягивая гласные. Так поют в Израиле, чаще всего, говорившие в своих семьях на идиш. - Официальная статистика определяет ежегодный рост экономики на четыре-пять процентов, умалчивая при этом, что каждый раз мы получаем подарком из-за границы почти десять процентов... То есть ежегодно мы не на пять процентов растем, а на пять процентов теря-ем. Вот вам проза! Экономика постоянно работает на минус... За счет чего покрывается минус? За счет общего обнищания, массовых увольнений... Сколько может жить смертельно больной, прикрепленный к "машине жизни"? Год? Десять лет?.. Глава "Хамаса" злобствует: "Четыре года!" Злобствует, но, мерзавец с кровавыми руками, от правды недалек. Израиля, как еврейского государства, не станет еще при нашей жизни...
- Всевышний не даст Израилю погибнуть! - вырвалось у Юры. Собственному детищу!..
- О, мамочка моя! - ахнула Шушана. - Такое услышать от вас, логика по складу ума!.. Земного человека, математика... Верить в безусловную божественную детерминированность мира... после Холокоста?!. - Она вскинула на Юру глаза. Обожгла взглядом, показалось ему.
Таким долгим "обжигающим" взглядом она, случалось, буравила многих соседей и университетских коллег в черных кипах. Традиционно-религиозные семьи вопросов не вызывали. Как и те, кто молниеносно сменили партийный билет КПСС на черную кипу. Но такие, как Юра... из обманутых, хлебнувших горюшка солдат или диссидентов с "верхним" образованием... Где истовость и догматизм ортодоксов, бегущих от сомнений, чаще всего от неудовлетворенности жизнью, а то и от душевного краха... Сколько здесь сломанных судеб, тем более, среди ученых - физиков, биологов, медиков, которым не удалось, по разным причинам, состояться в науке, осуществить свои замыслы, мечты. И ныне цепляющихся за мифы... Ох, не хотелось бы ей видеть среди них симпатичного соседа, в беседах с которым отводила душу!...
- Разве гибели нельзя предотвратить? - продолжал Юра тоскливо: у него и в мыслях не было, что его еретические мысли о будущем Израиля могут иметь столь беспощадное, математически строгое воплощение.
- Предо-отвратить?! Не-эт! Поздно! В технике есть такое понятие: выход за вертикаль центра тяжести. Поставьте банку на ребро. Допустим, стоит. Чуть больше наклонили, центр тяжести вышел за вертикаль - она падает. В Израиле нечто подобное. Случись такое четверть века назад, помог бы еврейский мир. Сейчас не поможет и это. Банка падает...
Тут ворвались в комнату Игорек с дружками, запищала Ахава, Юра посадил Игорька на колени, беседа грозила утонуть в крике и реве, Шушана смахнула платком пузырьки пены, которые от возбуждения выступили у нее по краям губ, и предложила, пока дождь притих, перейти к ней.
- Правда, у меня тоже шумно. Приехала в страну дочь вместе с моим первым мужем. Полгода назад. Собрала дружков-подружек потанцевать. Давид, мой старшенький, тоже примчал на встречу с родней... Укроемся от них на втором этаже, договорим.
Перебежали к Шушане под вновь припустившим дождем. Танцевали одни девчонки. "Шерочка с машерочкой," Шушана усмехнулась.
Почти все девчонки были на удивление стройны, длинноноги, а дочь Шушаны - глаз не оторвешь. Не по-израильски белолица. Огненные иудейские глаза с новомодными синими веками, толстая, цвета пшеницы, коса, завернутая на темени валиком. Царевна.
Был и один кавалер. Но Юра его как бы и не заметил. Задержался на мгновение. Шушана, шедшая за ним, слегка подтолкнула его в спину.
Поднялись наверх. Музыка и шарканье ног доносились и сюда, но глуховато. Не мешали. Разговор как-то сам по себе принял иной уклон:
- У нас в Литве еврейские девочки никогда не торговали своим телом, сказала Шушана - Тут все иначе, - с горечью добавила она. - В домах беда, безденежье. Иные девчата сообразили, что они за день могут заработать больше, чем несчастный папа, убирающий дерьмо на улицах, за месяц. В этом тоже сказывается характер нашего общества, в котором, Юра, "не моют руки..."
Юру как жаром обдало. "А Марийка?!.. Пока колебались - ехать в Израиль-не ехать, мать ей все своих танцоров подкидывала. Клюнет - не клюнет? Сама призналась..." Захотелось выскочить из дома Шушаны, побыть наедине с собой... И ушел бы, да пронзила мысль, что насторожит соседку и... выдаст этим Марийку. А что было, быльем поросло!.. Заставил себя остаться, хотя какое-то время ничего не слышал, ничего не понимал... Наконец, нашел в себе силы, поднял глаза на Шушану. Ее темно-красное от несходящего израильского загара нервное лицо с запалыми щеками искажено страданием. Задержал взгляд на нем, и словно впервые увидел Шушану. Лет сорока пяти-пятидесяти. Маленькая, худющая, как подросток, порывистая, властная. Глазастая, как и дочь, только глаза притушены, в них многолетняя усталость.
Шушане стало вдруг нестерпимо жарко в ее плотном вязаном свитере с высоким, как у летчиков, воротом. Вытерла шею платком. Пышущая жаром Шушана вызвала в памяти Юры огненную армянку, которая кричала ему в Ереване, что если не она, то ее сыны непременно отнимут у турок Арарат. Сжатые в кулаки руки Шушаны, похоже, сильные, цепкие, вызывают уважение. Такая своего врага и задушить может. Силы хватит. "Есть женщины в русских селеньях..." мелькнуло у него. Захотелось вдруг выговориться перед этой пронзительно умной, сильной, недюжинной женщиной, страсть и боль которой оказались и его, Юриной, болью и страстью.
На стене, над письменным столом Шушаны, висел в дубовой рамке большой портрет мужчины, напоминающего своими острыми, смуглыми чертами и худобой вождя индейского племени. Брат? Муж? Ни разу здесь не видел... В глазах мужчины, казалось, было что-то от магнита. От них было трудно отвести взгляд.
Стараясь не смотреть на него, Юра заговорил вдруг о самом своем сокровенном, о чем не говорил никогда и никому.
- Я думаю во многом... как и вы, Шушана: все государства, созданные под идею, так сказать, хорошо поджаренные на "изме" - любом "изме"! сходны по психологическим и аморальным основам, недолговечны. И тем уж взаимосвязаны. Одно перетекает в другое - и своим доктринерством, и неизбежным террором. Ленин - Гитлер - сталинские марионетки в "народных демократиях" - Холокост одна пуповина у них. Как в Торе: "Авраам родил Исаака... Исаак родил Якова"... и так далее. Это социологический закон, о котором здесь никогда не упоминают. Я, во всяком случае, нигде этого не читал... - Юра еще долго говорил о лживости и недолговечности всех идеологических государств "государств будущего", морщась: разбередили рану -: "руки не моют..." Поднялся, сказал, что пора купать малюток, а он, вот, выскочил из дома и засиделся. - Но что же делать, Шушана?
- Пре-эжде всего, не мальчишничать! Поверьте мне, я хорошо нахлебалась от этого великовозрастного мальчишничанья. Сыта по горло.
- Профессор Богорад - это тоже мальчишничанье?
- О, нет! Он очень уважаемый в стране человек. Известный химик. В молодости был нашим еврейским Кибальчичем: изготовил бомбу, взорвавшую гостиницу "Кинг Джордж" - штаб английских колониальных войск. Выдал его Бен Гурион, как и всех остальных, англичанам. Не сбежал бы Богорад, повесили бы...
Простился с Шушаной сердечно, понял - единомышленники. Был в этом уверен более полугода, до того часа, когда зимой прогремела на всю страну автоматная очередь врача Баруха Гольдштейна по арабам, молившимся в Хевроне, в усыпальнице Махпела...
Юра, махнув рукой провожавшей его Шушане, сделал несколько шагов в сторону своего дома и наткнулся... на Сулико. Тот стоял сгорбленный, словно нес непосильную тяжесть. Сухое, желтоватое, как из пергамента, лицо старика было таким, будто у него рвали зубы. Сулико кивнул на дом Шушаны, из открытых окон которого доносились дергающиеся ритмы рок-н- рола, под барабанную россыпь и звяканье оркестровых тарелок, и сказал, скорбно поджимая губы:
- Машиях никогда не прийдет к нам. С такой музыкой мы его не дождемся, нашего Машияха. А это полный крах, скажу я тебе...
Глава 8.
"НАВАЖДЕНИЕ БАРУХА..."
Радио в городских автобусах едва сочится, но стоит диктору произнести магические в Израиле слова "последние известия", как водитель тут же переключает трансляцию на полную мощность. Новости в притихшем автобусе звучат с оглушающей силой, нередко вызывая у пассажиров нервические восклицания, а то и слезы. Сегодняшние новости вызвали в автобусе гул, смятение. Юра Аксельрод простонал, словно его задели камнем или ножом.
- "Врач из поселения Кирьят Арба Барух Гольдштейн, - деловой скороговоркой сообщал диктор, - расстрелял из автомата 29 арабов, молившихся в пещере Махпела..."
Юра был оглушен: "У могил патриархов?! В Святом и для евреев и для арабов месте!.."
Голос диктора звенел, - словно объявлял о начале войны. Впрочем, война могла начаться в любую минуту... Юра выскочил из автобуса на первой же остановке, позвонил из автомата в свой компьютерный отдел, попросил, если можно, сегодня его заменить: он должен быть дома, рядом со своими малютками.
Местный транспорт - из Иерусалима в Эль Фрат - отправляется лишь трижды в день. Пришлось долго голосовать в толчее солдат-отпускников, на развилке шоссе на Рамаллу, наполовину перекрытом сегодня демонстрантами всех мастей "Зеленые" клеймят Рабина, "Шалом ахшав" (Мир немедленно!) - славит.
Добрался до своего Эль Фрата лишь через два с половиной часа.
Задыхаясь, влетел в дом. Никого. Лишь бабушка гремит на кухне горшками.
- Где дети?
Голос у бабушки безмятежный, "еще довоенный", мелькнуло у Юры:
- ВнучА ушла с "паровозиком". В хате холодно. Решила погреть наших козляток на солнышке.
Выскочил на улицу. Откуда-то гремит чужой металлический голос. В "матюгальник" орут, что ли? Добежал до угла, откуда открывался каменистый пятачок, Сенатская площадь Эль Фрата, как называл ее Юра: на "Сенатской" происходили все сходки и партийные "разборки". Там темнела плотная, будто сбитая в кулак толпа, колыхавшаяся от возбуждения и что-то кричавшая. Подбежал ближе, сразу различил несколько "своих", в черных шляпах. Ортодоксы из американцев - самые непримиримые. А вот двое из Южной Африки, беглецы от "каторжника Манделы", как они его неизменно величали.