— Вы уверены, что ему обязательно нужен подгубный ремень? — внимательно глядя на мою морду, осведомился тот джентльмен, что повыше.
— Вообще этот конь запросто без него обойдется, — уверенно отвечал кучер. — Он, конечно, горяч, но совершенно без норова. И губы у него очень чуткие. А подгубный ремень у него для легкости управления со стороны неумелых наших клиентов.
— Снимите! — тут же велел джентльмен. — Нам с ним предстоит длинный путь, — с нежностью похлопав меня по шее, продолжал он. — И облегчать ничего мне не надо.
Стоило ему взять в руки вожжи, как я сразу почувствовал руку мастера. На меня повеяло давно забытыми временами. Мне, наконец, повстречался настоящий ценитель езды, и я проявил себя в полном блеске. Джентльмену я очень понравился. Наняв меня еще несколько раз, он купил меня у владельца конюшен для близкого друга, которому требовалась спокойная лошадь для верховой езды. Коню в моем положении лучшего и пожелать было нельзя.
Глава XXX
Глава XXXI
Глава XXXII
Глава XXXIII
Глава XXXIV
— Вообще этот конь запросто без него обойдется, — уверенно отвечал кучер. — Он, конечно, горяч, но совершенно без норова. И губы у него очень чуткие. А подгубный ремень у него для легкости управления со стороны неумелых наших клиентов.
— Снимите! — тут же велел джентльмен. — Нам с ним предстоит длинный путь, — с нежностью похлопав меня по шее, продолжал он. — И облегчать ничего мне не надо.
Стоило ему взять в руки вожжи, как я сразу почувствовал руку мастера. На меня повеяло давно забытыми временами. Мне, наконец, повстречался настоящий ценитель езды, и я проявил себя в полном блеске. Джентльмену я очень понравился. Наняв меня еще несколько раз, он купил меня у владельца конюшен для близкого друга, которому требовалась спокойная лошадь для верховой езды. Коню в моем положении лучшего и пожелать было нельзя.
Глава XXX
БЕЗЗАСТЕНЧИВОЕ ВОРОВСТВО
Мистер Барри, мой новый хозяин, оказался молодым бизнесменом. Семьи у него еще не было, и он слишком много работал. Это забеспокоило доктора. Однажды он посоветовал Барри ежедневно ездить верхом. Так вот и был куплен я.
В лошадях мистер Барри смыслил не много. Правда, это ему не мешало очень ласково со мной обращаться. Денник он мне нанял тоже отличный. Расплачиваясь с конюхом, он заказал мне самое лучшее сено и превосходную пищу, в состав которой входили овес, вика, дробленые бобы, отруби и райграс.
— Еды, пожалуйста, не жалей, — велел конюху мой хозяин. — Корми его досыта, я все оплачу.
Услыхав это, я очень обрадовался. О такой пище, как он мне заказал, любая лошадь может только мечтать.
Первые дни конюх со мной обходился прекрасно. Однажды он при мне рассказал знакомому, что много лет был конюхом в самой большой гостинице города. После этого мне стало ясно, откуда у него такая сноровка и совершенно верный подход к лошади. Но к тому времени, как мы с ним познакомились, он из гостиничных конюшен ушел. Теперь у него появилось собственное дело. Сам он выращивал для продажи на рынке фрукты и овощи. А его жена с той же целью разводила кроликов и домашнюю птицу.
Некоторое время спустя я вдруг стал ощущать, что моему организму катастрофически не хватает овса. Всем остальным конюх кормил меня по-прежнему много. Но овес… Ни одна лошадь на свете не сохранит без него надолго здоровья. Через несколько недель такой жизни я стал ощущать, что слабею. Я пытался хоть как-нибудь намекнуть на это хозяину. Но при всей доброте мой мистер Барри чересчур мало знал лошадей, и ему было попросту непонятно, что творится со мной.
Так продолжалось целых два месяца. Я уже был близок к серьезной болезни от истощения, когда хозяин поехал на мне верхом в гости к близкому другу. Друг жил на ферме и хорошо понимал в лошадях. Едва поздоровавшись с мистером Барри, этот джентльмен начал внимательно меня оглядывать.
— Что-то твой конь выглядит хуже, чем раньше, — с тревогой произнес он. — Может быть, чем-нибудь болен?
— Вроде нет, — пожал мой хозяин плечами. — Вообще-то я тоже в последнее время стал замечать в нем какую-то вялость. Но конюх, который за ним ухаживает, мне все объяснил. Оказывается, даже самые горячие лошади начинают осенью хуже двигаться.
— Полная чушь! — возмутился друг. — Во-первых, сейчас разгар августа. До осени еще далеко. А потом, лошади ведь не впадают в спячку. При нормальном питании и хорошем уходе они будут одинаково бодрыми в любой сезон. Кстати, чем ты его кормишь?
Хозяин тщательно перечислил все замечательные продукты, которыми распорядился меня кормить.
— Уж не знаю, кто там ест овес, за который ты платишь, — тщательно ощупывая меня, проговорил друг-фермер. — Но этому бедняге его явно не достается. Скажи, Барри, ты очень гнал по дороге ко мне?
— Гнал? — удивился хозяин. — Да мы ехали совсем медленно.
— Положи-ка руку сюда, — велел этот наблюдательный джентльмен.
Хозяин послушно положил руку на мою шею.
— Видишь, какой он горячий и потный, — продолжал фермер. — Можно подумать, ты несся во весь опор от самого дома. Я бы на твоем месте заглядывал к нему в денник почаще. Не хотелось бы думать плохо о твоем конюхе, но проверить, по-моему, не мешает. К сожалению, есть негодяи, которые воруют даже у бессловесных животных. Хорошо хоть своим конюхам я вполне могу доверять.
В это время к нам как раз приблизился конюх, который должен был отвести меня на конюшню.
— Дай этому коню побольше овса, — велел фермер. — Пусть ест, сколько хочет.
Друг Барри был человеком умным и проницательным. На своем языке я часто рассказывал своему хозяину все, что видел в конюшне. Не моя вина, что он не понял меня. Если бы он смог меня выслушать, ему было давно бы известно, что сын нашего конюха каждый день заходил вместе с отцом в помещение, где среди хомутов и упряжи находился ларь с овсом. Закрывать дверь они не считали нужным, и я прекрасно все видел. Наполнив мешок овсом из ларя, сын отправлялся домой, а мне перепадали лишь жалкие крохи.
Так продолжалось еще неделю. Потом в конюшню неожиданно вошел полицейский, который тащил за собой сына конюха. Следом появился второй полицейский.
— Говори, где твой отец держит овес? — строго спросили они у мальчика.
Тот сперва делал вид, что не знает. Кончилось тем, что его все же заставили показать ларь. Филчер, мой конюх, в это время как раз меня чистил. Увидав полицейских, он попытался сбежать, но его поймали. Вначале он сидел в полицейском участке. Затем состоялся суд. Мальчика оправдали, а конюху пришлось два месяца просидеть р тюрьме. Очень хотел бы надеяться, что он с тех пор перестал воровать пищу у лошадей.
В лошадях мистер Барри смыслил не много. Правда, это ему не мешало очень ласково со мной обращаться. Денник он мне нанял тоже отличный. Расплачиваясь с конюхом, он заказал мне самое лучшее сено и превосходную пищу, в состав которой входили овес, вика, дробленые бобы, отруби и райграс.
— Еды, пожалуйста, не жалей, — велел конюху мой хозяин. — Корми его досыта, я все оплачу.
Услыхав это, я очень обрадовался. О такой пище, как он мне заказал, любая лошадь может только мечтать.
Первые дни конюх со мной обходился прекрасно. Однажды он при мне рассказал знакомому, что много лет был конюхом в самой большой гостинице города. После этого мне стало ясно, откуда у него такая сноровка и совершенно верный подход к лошади. Но к тому времени, как мы с ним познакомились, он из гостиничных конюшен ушел. Теперь у него появилось собственное дело. Сам он выращивал для продажи на рынке фрукты и овощи. А его жена с той же целью разводила кроликов и домашнюю птицу.
Некоторое время спустя я вдруг стал ощущать, что моему организму катастрофически не хватает овса. Всем остальным конюх кормил меня по-прежнему много. Но овес… Ни одна лошадь на свете не сохранит без него надолго здоровья. Через несколько недель такой жизни я стал ощущать, что слабею. Я пытался хоть как-нибудь намекнуть на это хозяину. Но при всей доброте мой мистер Барри чересчур мало знал лошадей, и ему было попросту непонятно, что творится со мной.
Так продолжалось целых два месяца. Я уже был близок к серьезной болезни от истощения, когда хозяин поехал на мне верхом в гости к близкому другу. Друг жил на ферме и хорошо понимал в лошадях. Едва поздоровавшись с мистером Барри, этот джентльмен начал внимательно меня оглядывать.
— Что-то твой конь выглядит хуже, чем раньше, — с тревогой произнес он. — Может быть, чем-нибудь болен?
— Вроде нет, — пожал мой хозяин плечами. — Вообще-то я тоже в последнее время стал замечать в нем какую-то вялость. Но конюх, который за ним ухаживает, мне все объяснил. Оказывается, даже самые горячие лошади начинают осенью хуже двигаться.
— Полная чушь! — возмутился друг. — Во-первых, сейчас разгар августа. До осени еще далеко. А потом, лошади ведь не впадают в спячку. При нормальном питании и хорошем уходе они будут одинаково бодрыми в любой сезон. Кстати, чем ты его кормишь?
Хозяин тщательно перечислил все замечательные продукты, которыми распорядился меня кормить.
— Уж не знаю, кто там ест овес, за который ты платишь, — тщательно ощупывая меня, проговорил друг-фермер. — Но этому бедняге его явно не достается. Скажи, Барри, ты очень гнал по дороге ко мне?
— Гнал? — удивился хозяин. — Да мы ехали совсем медленно.
— Положи-ка руку сюда, — велел этот наблюдательный джентльмен.
Хозяин послушно положил руку на мою шею.
— Видишь, какой он горячий и потный, — продолжал фермер. — Можно подумать, ты несся во весь опор от самого дома. Я бы на твоем месте заглядывал к нему в денник почаще. Не хотелось бы думать плохо о твоем конюхе, но проверить, по-моему, не мешает. К сожалению, есть негодяи, которые воруют даже у бессловесных животных. Хорошо хоть своим конюхам я вполне могу доверять.
В это время к нам как раз приблизился конюх, который должен был отвести меня на конюшню.
— Дай этому коню побольше овса, — велел фермер. — Пусть ест, сколько хочет.
Друг Барри был человеком умным и проницательным. На своем языке я часто рассказывал своему хозяину все, что видел в конюшне. Не моя вина, что он не понял меня. Если бы он смог меня выслушать, ему было давно бы известно, что сын нашего конюха каждый день заходил вместе с отцом в помещение, где среди хомутов и упряжи находился ларь с овсом. Закрывать дверь они не считали нужным, и я прекрасно все видел. Наполнив мешок овсом из ларя, сын отправлялся домой, а мне перепадали лишь жалкие крохи.
Так продолжалось еще неделю. Потом в конюшню неожиданно вошел полицейский, который тащил за собой сына конюха. Следом появился второй полицейский.
— Говори, где твой отец держит овес? — строго спросили они у мальчика.
Тот сперва делал вид, что не знает. Кончилось тем, что его все же заставили показать ларь. Филчер, мой конюх, в это время как раз меня чистил. Увидав полицейских, он попытался сбежать, но его поймали. Вначале он сидел в полицейском участке. Затем состоялся суд. Мальчика оправдали, а конюху пришлось два месяца просидеть р тюрьме. Очень хотел бы надеяться, что он с тех пор перестал воровать пищу у лошадей.
Глава XXXI
ПРОЙДОХА
Несколько дней спустя хозяин нашел мне нового конюха. Звали его Альфред Смирк. Внешне он выглядел весьма импозантно. Высокого роста, приятной наружности. Однако за всю свою жизнь я не встречал среди конюхов второго такого пройдохи.
Как он при хозяине меня ласково гладил! Как старательно прочесывал мне гриву и хвост перед выходом из конюшни! Когда хозяин собирался верхом, этот конюх не забывал натереть мне маслом копыта, и казалось, что я просто сияю от чистоты. Однако, находясь без свидетелей, Альфред Смирк поступал совсем по-другому. Ему даже не приходило в голову почистить меня как следует после прогулки. Хозяин-то все равно не увидит. Вскоре я с горечью убедился, что этого конюха совершенно не интересую. Для него я был обыкновенным домашним животным, вроде коровы или гуся.
Зато о себе Альфред Смирк заботился неустанно. Он был убежден в неотразимой своей красоте. Помещение для седел и сбруи превратилось при нем в настоящую гардеробную. Мой молодой конюх часами простаивал там перед зеркалом, то примеряя разные галстуки, то причесываясь, то завивая щегольские свои усы. Видел бы это хозяин! Но при хозяине Альфред Смирк вел себя совсем по-другому. Все указания он выслушивал очень внимательно, а на вопросы умел ответить так вежливо, что скоро прослыл «замечательным молодым человеком».
Знал бы хозяин, что «замечательный молодой человек» столь редко меняет солому в моем деннике, что глаза у меня слезятся от дурных запахов, а аппетит готов пропасть окончательно. Правда, пару недель спустя мистеру Барри все же стало казаться, что в деннике пахнет не так, как надо.
— Мне не нравится этот запах, Альфред, — сморщил нос мой хозяин. — По-моему, надо тебе тут почистить как следует и промыть водой.
— Воля, конечно, ваша, сэр, — ничуть не смутился нахал, — но позволю себе заметить, такое мытье очень опасно для здоровья коня. Если я слишком сильно полью тут водой, он может легко простудиться.
— Простужать его, конечно, не надо, — поспешил ответить хозяин. — Но все-таки в деннике пахнуть так не должно. Может быть, что-то случилось со стоками?
— Вполне вероятно, сэр, — обрадовался Альфред Смирк. — Я сам тоже иногда чувствую, как тянет какой-то вонью.
— Вот и вызови мастера, пусть проверит, — велел мистер Барри.
— Слушаюсь, сэр, — почтительно поклонился конюх.
Разыскав мастера, он привел его ко мне в денник. Мастер внимательно все проверил. Разумеется, никаких неполадок со стороны обнаружено не было. Мне, однако, от этого не сделалось легче. Альфред ухаживал за мною все хуже и хуже. Наконец у меня от сырой соломы стали болеть ноги. Кроме того, он меня проезжал очень редко. Если хозяина не было, я иногда простаивал без движения в деннике по нескольку дней подряд. Кормил же меня Альфред столь сытно, как при нормальной нагрузке. От этого я тяжелел, нервничал и все заметнее терял форму.
Во время одной из прогулок с хозяином у меня так заболели ноги, что я два раза споткнулся. Мистер Барри был столь поражен, что на обратном пути счел своим долгом заехать к ветеринару. Выслушав мистера Барри, ветеринар осмотрел мои ноги.
— У вашего коня воспаление стрелки, — укоряюще произнес он. — Не понимаю, как вы столько времени не замечали! Болезнь очень запущена. Поглядите! Он у вас еле стоит на ногах.
— Как же Альфред мог не заметить? — всплеснул руками хозяин. — Он так хорошо смотрит за ним!
— Хорошо смотрит? — произнес с сомнением ветеринар. — Должен вас огорчить: эта болезнь как раз следствие плохого ухода. Почти убежден, что ваш конюх очень редко менял в деннике подстилку. Коня завтра пришлите опять ко мне. Надо заняться как следует его копытами. А конюху вашему я дам с собой мазь и объясню, как ею пользоваться.
На другой день Альфред привел меня к этому ветеринару. Врач как следует прочистил мои больные копыта, а потом обложил их паклей, пропитанной каким-то едким лекарством. Процедура была не из самых приятных, но я, разумеется, терпеливо сносил ее. Ведь все это делалось исключительно мне во благо.
Ветеринар очень строго поговорил с Альфредом. Он велел ленивому конюху каждый день убирать начисто мой денник. Кроме того, мне стали давать силос и отруби. Эта пища настолько укрепила мой организм, что вскоре здоровье вернулось. Однако у мистера Барри я все равно не остался. Мой молодой бизнесмен страшно был раздосадован, что два конюха подряд обвели его вокруг пальца. Рисковать с третьим конюхом он не захотел. Может быть, мистер Барри, со своей точки зрения, поступил правильно. Нельзя держать породистых лошадей человеку, который настолько не понимает в них. Короче говоря, вскоре я был опять продан.
Как он при хозяине меня ласково гладил! Как старательно прочесывал мне гриву и хвост перед выходом из конюшни! Когда хозяин собирался верхом, этот конюх не забывал натереть мне маслом копыта, и казалось, что я просто сияю от чистоты. Однако, находясь без свидетелей, Альфред Смирк поступал совсем по-другому. Ему даже не приходило в голову почистить меня как следует после прогулки. Хозяин-то все равно не увидит. Вскоре я с горечью убедился, что этого конюха совершенно не интересую. Для него я был обыкновенным домашним животным, вроде коровы или гуся.
Зато о себе Альфред Смирк заботился неустанно. Он был убежден в неотразимой своей красоте. Помещение для седел и сбруи превратилось при нем в настоящую гардеробную. Мой молодой конюх часами простаивал там перед зеркалом, то примеряя разные галстуки, то причесываясь, то завивая щегольские свои усы. Видел бы это хозяин! Но при хозяине Альфред Смирк вел себя совсем по-другому. Все указания он выслушивал очень внимательно, а на вопросы умел ответить так вежливо, что скоро прослыл «замечательным молодым человеком».
Знал бы хозяин, что «замечательный молодой человек» столь редко меняет солому в моем деннике, что глаза у меня слезятся от дурных запахов, а аппетит готов пропасть окончательно. Правда, пару недель спустя мистеру Барри все же стало казаться, что в деннике пахнет не так, как надо.
— Мне не нравится этот запах, Альфред, — сморщил нос мой хозяин. — По-моему, надо тебе тут почистить как следует и промыть водой.
— Воля, конечно, ваша, сэр, — ничуть не смутился нахал, — но позволю себе заметить, такое мытье очень опасно для здоровья коня. Если я слишком сильно полью тут водой, он может легко простудиться.
— Простужать его, конечно, не надо, — поспешил ответить хозяин. — Но все-таки в деннике пахнуть так не должно. Может быть, что-то случилось со стоками?
— Вполне вероятно, сэр, — обрадовался Альфред Смирк. — Я сам тоже иногда чувствую, как тянет какой-то вонью.
— Вот и вызови мастера, пусть проверит, — велел мистер Барри.
— Слушаюсь, сэр, — почтительно поклонился конюх.
Разыскав мастера, он привел его ко мне в денник. Мастер внимательно все проверил. Разумеется, никаких неполадок со стороны обнаружено не было. Мне, однако, от этого не сделалось легче. Альфред ухаживал за мною все хуже и хуже. Наконец у меня от сырой соломы стали болеть ноги. Кроме того, он меня проезжал очень редко. Если хозяина не было, я иногда простаивал без движения в деннике по нескольку дней подряд. Кормил же меня Альфред столь сытно, как при нормальной нагрузке. От этого я тяжелел, нервничал и все заметнее терял форму.
Во время одной из прогулок с хозяином у меня так заболели ноги, что я два раза споткнулся. Мистер Барри был столь поражен, что на обратном пути счел своим долгом заехать к ветеринару. Выслушав мистера Барри, ветеринар осмотрел мои ноги.
— У вашего коня воспаление стрелки, — укоряюще произнес он. — Не понимаю, как вы столько времени не замечали! Болезнь очень запущена. Поглядите! Он у вас еле стоит на ногах.
— Как же Альфред мог не заметить? — всплеснул руками хозяин. — Он так хорошо смотрит за ним!
— Хорошо смотрит? — произнес с сомнением ветеринар. — Должен вас огорчить: эта болезнь как раз следствие плохого ухода. Почти убежден, что ваш конюх очень редко менял в деннике подстилку. Коня завтра пришлите опять ко мне. Надо заняться как следует его копытами. А конюху вашему я дам с собой мазь и объясню, как ею пользоваться.
На другой день Альфред привел меня к этому ветеринару. Врач как следует прочистил мои больные копыта, а потом обложил их паклей, пропитанной каким-то едким лекарством. Процедура была не из самых приятных, но я, разумеется, терпеливо сносил ее. Ведь все это делалось исключительно мне во благо.
Ветеринар очень строго поговорил с Альфредом. Он велел ленивому конюху каждый день убирать начисто мой денник. Кроме того, мне стали давать силос и отруби. Эта пища настолько укрепила мой организм, что вскоре здоровье вернулось. Однако у мистера Барри я все равно не остался. Мой молодой бизнесмен страшно был раздосадован, что два конюха подряд обвели его вокруг пальца. Рисковать с третьим конюхом он не захотел. Может быть, мистер Барри, со своей точки зрения, поступил правильно. Нельзя держать породистых лошадей человеку, который настолько не понимает в них. Короче говоря, вскоре я был опять продан.
Глава XXXII
ЯРМАРКА ЛОШАДЕЙ
Если вас ни разу не продавали на ярмарке лошадей, вы наверняка сочтете ее интересным и красочным зрелищем. Пройдя длинные ряды молодых лошадей, полюбовавшись уэльскими пони, ростом не выше дорогого моего Меррилегса, миновав разные породы тяжеловозов с кокетливыми ленточками на длинных хвостах, вы, наконец, попадете туда, где стоят чистокровные жеребцы и кобылы, карьера которых пошла на убыль из-за чьей-то преступной неосторожности.
Удивительно, но какого-нибудь шрама на вашем теле или совсем немного испорченного дыхания оказывается вполне достаточно, чтобы чистокровную лошадь перевели из высшего класса в средний. Почему-то при этом никто не принимает в расчет, что мы еще полны сил и по-прежнему не только хотим, но и можем отлично служить. Чем больше я думаю об этой несправедливости, тем сильней удивляюсь людям.
После нас, лошадей, хоть и подпорченных, но благородных, на ярмарке были выставлены совсем уж несчастные существа. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: они сломлены непосильной работой и невыносимыми условиями, в которых оказались по вине нерадивых хозяев. Одни из этих бедняг едва были в силах ходить, другие тоскливо отвесили нижние губы или, плотно прижав к головам уши, с грустью озирались по сторонам. Они были настолько истощены, что можно было пересчитать все их ребра. Кожа их была испещрена язвами и старыми шрамами. Все радости жизни остались у таких лошадей в прошлом, настоящее же не сулило ничего, кроме горя. Их вид наводил на меня тоску. Любому из нас вполне может быть уготовлена такая ужасная старость!
Торговцы на ярмарке изо всех сил завышали цены. Покупатели, напротив, старались их сбить. Подобные ухищрения создавали очень нервозную атмосферу, которая не улучшала наши характеры и самочувствие.
Меня поместили вместе с вполне приличными лошадьми. Издали я привлекал внимание самой изысканной публики. Однако, едва заметив, что у меня на коленях шрамы, покупатели из джентльменов пренебрежительно морщились и уходили. Люди, чье положение было немного пониже, не упускали случая осмотреть меня от зубов до копыт. Я безошибочно определял их душевные качества. Иные обращались со мной так грубо, словно перед ними стоял не конь, а механизм из железа. Другие, наоборот, ласково похлопывали меня. А некоторые из них даже вежливо обращались ко мне, спрашивая, не позволю ли я как следует себя осмотреть. Иметь дело с подобными покупателями — наслаждение. Они исполнены настоящего благородства.
Среди них мне особенно приглянулся один человек. Он не принадлежал к джентльменам, однако в нем не было ничего от плохо воспитанных простолюдинов или горластых выскочек, которые почему-то воображают, что туго набитый деньгами карман и благородство происхождения — одно и то же. Он был хорошо сложен и, без сомнения, в лошадях разбирался великолепно. Разговаривал он со мной очень ласково, а в серых его глазах я без труда уловил доброту и веселый нрав. К тому же от этого человека не разило ни табаком, ни пивом. Как я мечтал после всех неприятностей достаться именно этому человеку! Он предложил моему продавцу двадцать три фунта. Увы, того цена не устроила, и замечательный человек с сожалением удалился. Я с грустью смотрел ему вслед.
Следом за ним ко мне подошел субъект с пренеприятнейшим голосом. Сердце у меня екнуло. Вот уж кому не хотел бы принадлежать ни под каким видом! Но они с моим продавцом тоже не сговорились. Затем меня осмотрело еще несколько человек. Эти явно околачивались на ярмарке просто, чтобы убить время, и волноваться по их поводу не приходилось. Куда хуже почувствовал я себя, когда передо мной вновь возник мужчина с этим ужасным голосом. Он немного повысил цену. Как я боялся, что он меня купит!
— Погодите-ка! Погодите! — вдруг подбежал ко мне покупатель, который мне показался столь симпатичен. — По-моему, мы с этим конем подходим друг другу, — поглаживая меня, продолжал он. — Так уж и быть, даю двадцать четыре фунта.
— Двадцать пять, и он ваш, — ответил торговец.
— Двадцать четыре и десять шиллингов, — прибавил еще немного милый мой покупатель.
— Идет, — сдался торговец. — Вы потом сами поймете: в этом коне прямо уйма хороших качеств. А уж кеб и вовсе лучше него никто не сможет возить.
Мой новый хозяин расплатился наличными, и мы пошли с ним в гостиницу. Там мне дали прекрасный овес. Пока я ел, хозяин со мной беседовал. Когда я насытился, хозяин принес седло и уздечку, и мы с ним пустились в путь по направлению к Лондону.
Приехали мы лишь к вечеру. На улицах Лондона ярко горели газовые фонари. Я миновал уже множество улиц и перекрестков, а город все не кончался. Как раз к тому времени, когда я уже думал, что мы вечно будем ехать по этой брусчатке, хозяин меня осадил перед стоянкой кебов.
— Мое почтение Мистеру Губернатору, — крикнул он какому-то джентльмену.
— Добрый вечер! — откликнулся тот. — Вижу, ты неплохого коня приобрел.
— Кажется, да, — ответил хозяин.
— Что ж, желаю тебе удачи с ним, — снова услышал я голос Мистера Губернатора.
— Спасибо! — засмеялся хозяин, и мы с ним поехали дальше.
Свернув на какую-то улицу, мы попетляли еще немного и наконец остановились в проулке. На одной стороне его стояли маленькие домишки, а на другой — конюшни и сараи для экипажей. Хозяин свистнул. Дверь одного из домов распахнулась, и навстречу нам выбежала молодая женщина. За ней по пятам неслись мальчик и девочка.
— Ну, Гарри, открой-ка ворота, — спешившись, велел мой хозяин мальчишке. — А ты, — обратился он к своей прелестной жене, — принеси-ка пока что фонарь.
Минуту спустя все семейство обступило меня во дворе у конюшни.
— Он не кусается, папа? — спросила девочка.
— Конечно, нет, Долли, — ласково поглядел на нее мой хозяин. — Этот конь такой же хороший, как твой котенок. Можешь смело погладить его.
Я тут же почувствовал прикосновение детской руки. Конечно, у меня нет уверенности, что породистого коня можно всерьез сравнивать даже с очень хорошим котенком. Но, несмотря на это, мне было очень приятно, что Долли меня погладила по плечу.
— Пока ты его почистишь, я принесу отрубей, — сказала жена хозяина.
— Правильно, — согласился тот. — Не только ему, но и мне настал момент закусить. Надеюсь, для меня ты тоже что-нибудь припасла?
— Сосиски в тесте и пирог с яблоками! — прокричал мальчик.
Все засмеялись. Я разглядывал их счастливые лица и радовался, что теперь буду жить среди этих людей. Когда же хозяин отвел меня в чистый, очень уютный денник и досыта накормил, во мне снова окрепла вера, что счастливые мгновения моей жизни еще не все позади.
Удивительно, но какого-нибудь шрама на вашем теле или совсем немного испорченного дыхания оказывается вполне достаточно, чтобы чистокровную лошадь перевели из высшего класса в средний. Почему-то при этом никто не принимает в расчет, что мы еще полны сил и по-прежнему не только хотим, но и можем отлично служить. Чем больше я думаю об этой несправедливости, тем сильней удивляюсь людям.
После нас, лошадей, хоть и подпорченных, но благородных, на ярмарке были выставлены совсем уж несчастные существа. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: они сломлены непосильной работой и невыносимыми условиями, в которых оказались по вине нерадивых хозяев. Одни из этих бедняг едва были в силах ходить, другие тоскливо отвесили нижние губы или, плотно прижав к головам уши, с грустью озирались по сторонам. Они были настолько истощены, что можно было пересчитать все их ребра. Кожа их была испещрена язвами и старыми шрамами. Все радости жизни остались у таких лошадей в прошлом, настоящее же не сулило ничего, кроме горя. Их вид наводил на меня тоску. Любому из нас вполне может быть уготовлена такая ужасная старость!
Торговцы на ярмарке изо всех сил завышали цены. Покупатели, напротив, старались их сбить. Подобные ухищрения создавали очень нервозную атмосферу, которая не улучшала наши характеры и самочувствие.
Меня поместили вместе с вполне приличными лошадьми. Издали я привлекал внимание самой изысканной публики. Однако, едва заметив, что у меня на коленях шрамы, покупатели из джентльменов пренебрежительно морщились и уходили. Люди, чье положение было немного пониже, не упускали случая осмотреть меня от зубов до копыт. Я безошибочно определял их душевные качества. Иные обращались со мной так грубо, словно перед ними стоял не конь, а механизм из железа. Другие, наоборот, ласково похлопывали меня. А некоторые из них даже вежливо обращались ко мне, спрашивая, не позволю ли я как следует себя осмотреть. Иметь дело с подобными покупателями — наслаждение. Они исполнены настоящего благородства.
Среди них мне особенно приглянулся один человек. Он не принадлежал к джентльменам, однако в нем не было ничего от плохо воспитанных простолюдинов или горластых выскочек, которые почему-то воображают, что туго набитый деньгами карман и благородство происхождения — одно и то же. Он был хорошо сложен и, без сомнения, в лошадях разбирался великолепно. Разговаривал он со мной очень ласково, а в серых его глазах я без труда уловил доброту и веселый нрав. К тому же от этого человека не разило ни табаком, ни пивом. Как я мечтал после всех неприятностей достаться именно этому человеку! Он предложил моему продавцу двадцать три фунта. Увы, того цена не устроила, и замечательный человек с сожалением удалился. Я с грустью смотрел ему вслед.
Следом за ним ко мне подошел субъект с пренеприятнейшим голосом. Сердце у меня екнуло. Вот уж кому не хотел бы принадлежать ни под каким видом! Но они с моим продавцом тоже не сговорились. Затем меня осмотрело еще несколько человек. Эти явно околачивались на ярмарке просто, чтобы убить время, и волноваться по их поводу не приходилось. Куда хуже почувствовал я себя, когда передо мной вновь возник мужчина с этим ужасным голосом. Он немного повысил цену. Как я боялся, что он меня купит!
— Погодите-ка! Погодите! — вдруг подбежал ко мне покупатель, который мне показался столь симпатичен. — По-моему, мы с этим конем подходим друг другу, — поглаживая меня, продолжал он. — Так уж и быть, даю двадцать четыре фунта.
— Двадцать пять, и он ваш, — ответил торговец.
— Двадцать четыре и десять шиллингов, — прибавил еще немного милый мой покупатель.
— Идет, — сдался торговец. — Вы потом сами поймете: в этом коне прямо уйма хороших качеств. А уж кеб и вовсе лучше него никто не сможет возить.
Мой новый хозяин расплатился наличными, и мы пошли с ним в гостиницу. Там мне дали прекрасный овес. Пока я ел, хозяин со мной беседовал. Когда я насытился, хозяин принес седло и уздечку, и мы с ним пустились в путь по направлению к Лондону.
Приехали мы лишь к вечеру. На улицах Лондона ярко горели газовые фонари. Я миновал уже множество улиц и перекрестков, а город все не кончался. Как раз к тому времени, когда я уже думал, что мы вечно будем ехать по этой брусчатке, хозяин меня осадил перед стоянкой кебов.
— Мое почтение Мистеру Губернатору, — крикнул он какому-то джентльмену.
— Добрый вечер! — откликнулся тот. — Вижу, ты неплохого коня приобрел.
— Кажется, да, — ответил хозяин.
— Что ж, желаю тебе удачи с ним, — снова услышал я голос Мистера Губернатора.
— Спасибо! — засмеялся хозяин, и мы с ним поехали дальше.
Свернув на какую-то улицу, мы попетляли еще немного и наконец остановились в проулке. На одной стороне его стояли маленькие домишки, а на другой — конюшни и сараи для экипажей. Хозяин свистнул. Дверь одного из домов распахнулась, и навстречу нам выбежала молодая женщина. За ней по пятам неслись мальчик и девочка.
— Ну, Гарри, открой-ка ворота, — спешившись, велел мой хозяин мальчишке. — А ты, — обратился он к своей прелестной жене, — принеси-ка пока что фонарь.
Минуту спустя все семейство обступило меня во дворе у конюшни.
— Он не кусается, папа? — спросила девочка.
— Конечно, нет, Долли, — ласково поглядел на нее мой хозяин. — Этот конь такой же хороший, как твой котенок. Можешь смело погладить его.
Я тут же почувствовал прикосновение детской руки. Конечно, у меня нет уверенности, что породистого коня можно всерьез сравнивать даже с очень хорошим котенком. Но, несмотря на это, мне было очень приятно, что Долли меня погладила по плечу.
— Пока ты его почистишь, я принесу отрубей, — сказала жена хозяина.
— Правильно, — согласился тот. — Не только ему, но и мне настал момент закусить. Надеюсь, для меня ты тоже что-нибудь припасла?
— Сосиски в тесте и пирог с яблоками! — прокричал мальчик.
Все засмеялись. Я разглядывал их счастливые лица и радовался, что теперь буду жить среди этих людей. Когда же хозяин отвел меня в чистый, очень уютный денник и досыта накормил, во мне снова окрепла вера, что счастливые мгновения моей жизни еще не все позади.
Глава XXXIII
НА СЛУЖБЕ У КЕБМЕНА
Попал я в семейство на редкость счастливое. И кебмен мой, Джереми Баркер (все знакомые называли его просто Джерри), и жена его, маленькая темноволосая Полли, и двое детей просто обожали друг друга. Мальчику Гарри скоро исполнилось двенадцать. Он был высокого роста и с очень открытым и благородным характером. А черноглазая Дороти (или Долли), восьми лет от роду, почти не отличалась от матери. Такая же веселая, домовитая и аккуратная. Разве что еще меньше ростом.
У Джерри был собственный кеб и, кроме меня, еще один конь белой масти по имени Капитан. Несмотря на пожилой возраст, Капитан выглядел столь благородно, а в длинных его ногах и гордо изогнутой шее чувствовалось так много породы, что я ни минуты не сомневался: в молодости он не имел себе равных. Это был настоящий старый аристократ. Жизнь его изобиловала потрясающими событиями. Когда Капитан делился со мной воспоминаниями об увиденном и пережитом, я мысленно благодарил судьбу, которая свела меня с такой замечательной личностью. Довольно скоро мне стало известно, что мой старший коллега по кебу принимал участие в Крымской войне. Его призвали на военные действия вместе с хозяином — кавалерийским офицером. Вот так и вышло, что Капитан, талант и силы которого тогда были в самом расцвете, водил в бой целый полк. Чуть позже я еще к этой теме вернусь. Пока же изложу по порядку, как проходили первые дни моей жизни у кебмена.
Утром Джерри меня хорошенько почистил. Потом меня отвели во двор.
— Полли! Долли! — крикнул хозяин жене и дочери. — Идите сюда! Вам надо как следует познакомиться с новым конем!
Что касается Гарри, то мы с ним уже познакомились.
Полли угостила меня ломтиком яблока, а Долли — куском хлеба. Они так внимательно разглядывали меня и беседовали со мной столь ласково, что я будто снова вернулся в счастливые времена, когда еще носил имя Черный Красавчик. Я, со своей стороны, постарался показать всем членам этой чудесной семьи, что отныне они могут полностью на меня положиться. Полли сразу же оценила мою красоту.
— Если бы метин на коленях у него не было, он бы и близко к нашему кебу не подошел, — с уверенностью проговорила она.
— Не понимаю, как с ним такое случилось, — задумчиво отозвался муж. — Конечно, судить тут наверняка трудно, но мне все же кажется, что не по собственной воле он рухнул. Слишком уж твердый у него и уверенный шаг. Не возражаешь, если я назову его Джеком, как нашего покойного старика?
— Конечно, нет, — ответила Полли. — Наш старый Джек был очень хорошим и добрым конем. Пусть память хотя бы так сохранится.
Потом хозяин заложил в кеб Капитана, и они отправились на работу. После обеда усталого Капитана поставили отдыхать. Я же впервые вышел на новую службу. Прежде всего Джерри тщательно подогнал под мои размеры хомут и уздечку. Движения моего хозяина напомнили мне Джона Менли, и я впервые за последние годы ощутил себя личностью. И уж совсем полное счастье охватило меня, когда выяснилось, что Джерри не признает мартингала и всяких подгубных ремней. Простая уздечка, и только. Работа снова приобретала смысл.
Миновав несколько улиц, мы выехали к той самой стоянке кебов, где мой хозяин вчера разговаривал с Мистером Губернатором. При дневном свете я смог получше разглядеть эту улицу. По одну ее сторону высились дома с красиво оформленными витринами магазинов. С другой стороны была церковь, а вокруг нее — кладбище, отгороженное чугунным забором. Вдоль этого забора и стояли в ряд кебы.
К тому времени как мы подъехали, кебов скопилось довольно много. Мы встали в самом конце очереди. Некоторые из кебменов сбились в группу и о чем-то беседовали. Другие задавали корм или воду своим лошадям. Третьи сидели на козлах с газетами.
Завидев нас, несколько кебменов подошли поближе.
— Такой черный! — поглядел на меня с восторгом один из них. — Особенно хорошо будет с ним обслуживать похороны.
— Слишком шикарно для кеба смотрится, — с таким же вниманием оглядев меня, высказался другой. — Помяни мое слово, Джерри, однажды в этом коне проявится какой-нибудь непорядок.
— Даже если и так, сам я никаких непорядков в своем новом Джеке не собираюсь выискивать, — невозмутимо отвечал мой хозяин. — Зачем раньше времени портить себе радость духа?
Я увидел, как к нам проталкивался тот самый мужчина, с которым хозяин вчера разговаривал. Высокий, широкоплечий, с серовато-седой шевелюрой, в сером пальто с пелериной, серой шляпе и длинном шарфе, человек этот выглядел внушительно и величественно. При виде его кебмены почтительно расступились.
— Великолепно, Джерри! — осмотрев меня с такой тщательностью, словно собирался купить, сказал мужчина в сером пальто. — За такого коня никаких денег не жалко.
После этого в среде кебменов за мной навсегда утвердилась репутация коня превосходных качеств. Величественный мужчина в сером пальто был среди них самым старым и опытным кебменом. На стоянке он пользовался неизменным авторитетом. Фамилия его была Грант, но тут его все называли Мистером Губернатором. Он действительно отличался благоразумием и добротой. Когда среди кебменов возникали конфликты, судьей выступал Мистер Губернатор, и ему удавалось весьма-таки ловко восстановить на стоянке мир. Я заметил у Мистера Губернатора лишь один недостаток. Выпив, он становился довольно злобным и лез в драку даже с самыми близкими своими приятелями. Впрочем, они в такие моменты его общества попросту избегали.
Первое время мне на новой работе приходилось весьма тяжело. Раньше я никогда не жил в столице. Огромное количество экипажей на улицах и шум очень меня угнетали. Разумеется, я не позволял всяким страхам повергать себя в панику. Но мне теперь приходилось все время подавлять в себе страх, и это сказывалось отрицательным образом на нервной системе. А потом я вдруг понял, что просто должен полностью доверять управление кебом Джерри. С тех пор мысли о постоянной опасности меня оставили, а еще некоторое время спустя я привык к Лондону.
Джерри был потрясающим кучером. Мы с ним понимали друг друга прекрасно. Убедившись, что от работы я никогда не отлыниваю, мой новый хозяин лишь легонько дотрагивался кнутом до моей спины. Так он показывал, что пора ехать. В остальных же случаях в кнуте просто не было необходимости.
О нашем с Капитаном здоровье Джерри заботился неустанно. В деннике нас не привязывали. Там всегда было чисто, и вода на ночь не убиралась. Так что, в отличие от большинства конюшен, здесь мы могли попить в любую минуту и ночью, и днем. Конечно, я знаю: многие конюхи разделяют совершенно ошибочное суждение, что лошадям не надо давать воды слишком часто. Знайте же, дорогие мои читатели: такое могут придумать лишь люди с очень ограниченным кругозором. Конечно же, если мы возвращаемся после поездки слишком разгоряченными, поить нас сразу нельзя. В остальных случаях все же важно оставлять нам воду. Ведь если ее достаточно, лишнего пить не будешь. Если же тебя поят лишь несколько раз в день, конечно, осушишь ведро до конца, чтобы потом не страдать от жажды. Тогда-то слишком большое количество жидкости не замедлит сказаться губительным образом на нашем дыхании и желудках. Так что и в плане воды наш Джерри поступал гораздо мудрее большинства других специалистов.
Но самым замечательным нововведением этого человека был обязательный отдых по воскресеньям. Всю неделю нам с Капитаном приходилось очень много работать. Зато воскресенья принадлежали полностью нам. По выходным мы предавались блаженному отдыху и, конечно, не упускали случая как следует поговорить. В одну из таких бесед напарник мне и поведал историю своей жизни.
У Джерри был собственный кеб и, кроме меня, еще один конь белой масти по имени Капитан. Несмотря на пожилой возраст, Капитан выглядел столь благородно, а в длинных его ногах и гордо изогнутой шее чувствовалось так много породы, что я ни минуты не сомневался: в молодости он не имел себе равных. Это был настоящий старый аристократ. Жизнь его изобиловала потрясающими событиями. Когда Капитан делился со мной воспоминаниями об увиденном и пережитом, я мысленно благодарил судьбу, которая свела меня с такой замечательной личностью. Довольно скоро мне стало известно, что мой старший коллега по кебу принимал участие в Крымской войне. Его призвали на военные действия вместе с хозяином — кавалерийским офицером. Вот так и вышло, что Капитан, талант и силы которого тогда были в самом расцвете, водил в бой целый полк. Чуть позже я еще к этой теме вернусь. Пока же изложу по порядку, как проходили первые дни моей жизни у кебмена.
Утром Джерри меня хорошенько почистил. Потом меня отвели во двор.
— Полли! Долли! — крикнул хозяин жене и дочери. — Идите сюда! Вам надо как следует познакомиться с новым конем!
Что касается Гарри, то мы с ним уже познакомились.
Полли угостила меня ломтиком яблока, а Долли — куском хлеба. Они так внимательно разглядывали меня и беседовали со мной столь ласково, что я будто снова вернулся в счастливые времена, когда еще носил имя Черный Красавчик. Я, со своей стороны, постарался показать всем членам этой чудесной семьи, что отныне они могут полностью на меня положиться. Полли сразу же оценила мою красоту.
— Если бы метин на коленях у него не было, он бы и близко к нашему кебу не подошел, — с уверенностью проговорила она.
— Не понимаю, как с ним такое случилось, — задумчиво отозвался муж. — Конечно, судить тут наверняка трудно, но мне все же кажется, что не по собственной воле он рухнул. Слишком уж твердый у него и уверенный шаг. Не возражаешь, если я назову его Джеком, как нашего покойного старика?
— Конечно, нет, — ответила Полли. — Наш старый Джек был очень хорошим и добрым конем. Пусть память хотя бы так сохранится.
Потом хозяин заложил в кеб Капитана, и они отправились на работу. После обеда усталого Капитана поставили отдыхать. Я же впервые вышел на новую службу. Прежде всего Джерри тщательно подогнал под мои размеры хомут и уздечку. Движения моего хозяина напомнили мне Джона Менли, и я впервые за последние годы ощутил себя личностью. И уж совсем полное счастье охватило меня, когда выяснилось, что Джерри не признает мартингала и всяких подгубных ремней. Простая уздечка, и только. Работа снова приобретала смысл.
Миновав несколько улиц, мы выехали к той самой стоянке кебов, где мой хозяин вчера разговаривал с Мистером Губернатором. При дневном свете я смог получше разглядеть эту улицу. По одну ее сторону высились дома с красиво оформленными витринами магазинов. С другой стороны была церковь, а вокруг нее — кладбище, отгороженное чугунным забором. Вдоль этого забора и стояли в ряд кебы.
К тому времени как мы подъехали, кебов скопилось довольно много. Мы встали в самом конце очереди. Некоторые из кебменов сбились в группу и о чем-то беседовали. Другие задавали корм или воду своим лошадям. Третьи сидели на козлах с газетами.
Завидев нас, несколько кебменов подошли поближе.
— Такой черный! — поглядел на меня с восторгом один из них. — Особенно хорошо будет с ним обслуживать похороны.
— Слишком шикарно для кеба смотрится, — с таким же вниманием оглядев меня, высказался другой. — Помяни мое слово, Джерри, однажды в этом коне проявится какой-нибудь непорядок.
— Даже если и так, сам я никаких непорядков в своем новом Джеке не собираюсь выискивать, — невозмутимо отвечал мой хозяин. — Зачем раньше времени портить себе радость духа?
Я увидел, как к нам проталкивался тот самый мужчина, с которым хозяин вчера разговаривал. Высокий, широкоплечий, с серовато-седой шевелюрой, в сером пальто с пелериной, серой шляпе и длинном шарфе, человек этот выглядел внушительно и величественно. При виде его кебмены почтительно расступились.
— Великолепно, Джерри! — осмотрев меня с такой тщательностью, словно собирался купить, сказал мужчина в сером пальто. — За такого коня никаких денег не жалко.
После этого в среде кебменов за мной навсегда утвердилась репутация коня превосходных качеств. Величественный мужчина в сером пальто был среди них самым старым и опытным кебменом. На стоянке он пользовался неизменным авторитетом. Фамилия его была Грант, но тут его все называли Мистером Губернатором. Он действительно отличался благоразумием и добротой. Когда среди кебменов возникали конфликты, судьей выступал Мистер Губернатор, и ему удавалось весьма-таки ловко восстановить на стоянке мир. Я заметил у Мистера Губернатора лишь один недостаток. Выпив, он становился довольно злобным и лез в драку даже с самыми близкими своими приятелями. Впрочем, они в такие моменты его общества попросту избегали.
Первое время мне на новой работе приходилось весьма тяжело. Раньше я никогда не жил в столице. Огромное количество экипажей на улицах и шум очень меня угнетали. Разумеется, я не позволял всяким страхам повергать себя в панику. Но мне теперь приходилось все время подавлять в себе страх, и это сказывалось отрицательным образом на нервной системе. А потом я вдруг понял, что просто должен полностью доверять управление кебом Джерри. С тех пор мысли о постоянной опасности меня оставили, а еще некоторое время спустя я привык к Лондону.
Джерри был потрясающим кучером. Мы с ним понимали друг друга прекрасно. Убедившись, что от работы я никогда не отлыниваю, мой новый хозяин лишь легонько дотрагивался кнутом до моей спины. Так он показывал, что пора ехать. В остальных же случаях в кнуте просто не было необходимости.
О нашем с Капитаном здоровье Джерри заботился неустанно. В деннике нас не привязывали. Там всегда было чисто, и вода на ночь не убиралась. Так что, в отличие от большинства конюшен, здесь мы могли попить в любую минуту и ночью, и днем. Конечно, я знаю: многие конюхи разделяют совершенно ошибочное суждение, что лошадям не надо давать воды слишком часто. Знайте же, дорогие мои читатели: такое могут придумать лишь люди с очень ограниченным кругозором. Конечно же, если мы возвращаемся после поездки слишком разгоряченными, поить нас сразу нельзя. В остальных случаях все же важно оставлять нам воду. Ведь если ее достаточно, лишнего пить не будешь. Если же тебя поят лишь несколько раз в день, конечно, осушишь ведро до конца, чтобы потом не страдать от жажды. Тогда-то слишком большое количество жидкости не замедлит сказаться губительным образом на нашем дыхании и желудках. Так что и в плане воды наш Джерри поступал гораздо мудрее большинства других специалистов.
Но самым замечательным нововведением этого человека был обязательный отдых по воскресеньям. Всю неделю нам с Капитаном приходилось очень много работать. Зато воскресенья принадлежали полностью нам. По выходным мы предавались блаженному отдыху и, конечно, не упускали случая как следует поговорить. В одну из таких бесед напарник мне и поведал историю своей жизни.
Глава XXXIV
ВЕТЕРАН КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ
Как вы уже знаете, первым хозяином нашего Капитана был офицер кавалерии. Поэтому нет ничего удивительного, что мой старший напарник с юности обучался на военную лошадь.
— Учения мне очень нравились, — рассказывал он. — Идти рысью в строю, поворачиваться вместе с другими по первому же приказу хозяина, вихрем лететь на вражеские позиции… По-моему, нет большего наслаждения, чем этот единый порыв. К тому же в молодости я был не белым, а серым в яблоках. Хозяин и остальные кавалерийские офицеры единодушно превозносили мою красоту. Так что служить в полку для меня было подлинным счастьем. Я считал, что жизнь военных полна романтики и веселья. Как раз в это время и началась Крымская война.
— Учения мне очень нравились, — рассказывал он. — Идти рысью в строю, поворачиваться вместе с другими по первому же приказу хозяина, вихрем лететь на вражеские позиции… По-моему, нет большего наслаждения, чем этот единый порыв. К тому же в молодости я был не белым, а серым в яблоках. Хозяин и остальные кавалерийские офицеры единодушно превозносили мою красоту. Так что служить в полку для меня было подлинным счастьем. Я считал, что жизнь военных полна романтики и веселья. Как раз в это время и началась Крымская война.