— Харг слишком увлечен законами теории вероятности и удачи, — произнес Тормайл-Лолис, — и для него удовольствие заключено в выигрыше, в победе. Удача — его истинная госпожа, а фортуна — божество. Странная вещь, — нараспев произнесла она, — что образованный человек может возводить в абсолют такие призрачные понятия. Хотя эта концепция заслуживает того, чтобы над ней поразмыслить. Но игрок в данном случае не прав. Ведь ему нечего терять, а, значит, и ставить на кон.
   Дюмарест сказал твердо:
   — Ты слышал условия. Ты согласен играть?
   — С игроком — да. Но не на его условиях. Каждый из вас должен испытать свою собственную удачу и судьбу. И если он проиграет, то я возьму только одну его жизнь, а не ваши. А если он выиграет, то я обещаю доставить его в безопасное и удобное место.
   — Безопасное место? — Харг был в недоумении. — Что ты хочешь сказать?
   — Планета, на которой ты сможешь выжить. Одна из обитаемых планет, населенная схожими с вами существами. — Она немного помолчала. — Айетт? Да, на планету, которую вы называете Айетт.
   — А ты можешь сделать это?
   Конечно, Тормайл это мог. Для всемогущего создания, сумевшего вытащить их беспомощный корабль из другой части Галактики и притащить его сюда, на край света, не было ничего невозможного. Харг задал вопрос просто так, чтобы подтвердить свои убеждения. Когда существо кивнуло в ответ, он начал перемешивать колоду карт.
   — Стой, — жестко остановил его Эрл, — это ведь твоя жизнь, Харг. Помни об этом.
   — Да, она моя. И я помню об этом с момента рождения.
   — Не будь глупцом! — яростно вмешалась Мари, — идти к карточному столу с ощущением неизбежного проигрыша, как сейчас у тебя, — это верный провал! Ты же сам прекрасно знаешь это, как профессиональный игрок! Оставайся с нами и жди другой возможности. Ведь если ты проиграешь, то уже будет поздно возвращаться назад! — она сжала губы, чувствуя свое бессилие переубедить его, видя, как он расчищает стол для карт. Она попыталась снова: — Ты помнишь наш уговор? Доля от доходов в новом доме? Харг, остановись. Пожалуйста, не делай этого.
   Он, не обращая внимания на ее призыв, тасовал колоду. Протянув ее Тормайлу, он сказал:
   — Выбирай.
   — Ты — первый.
   Харг резким движением вынул одну карту снизу колоды, уповая на удачу, за которой он безуспешно гонялся всю свою жизнь и, не глядя, опустил ее на стол. Затем он протянул колоду девушке, напряженно ожидая ее выбора; дыхания его не было слышно, пот выступил над пухлой верхней губой.
   — Дама! — выдохнул Харг, глядя на ее карту. Затем перевернул свою и громко рассмеялся. В его смехе была боль и покорность судьбе. — Джокер! Ну что ж, я всегда был глупцом и шутом в своей жизни. Твои действия, Тормайл?
   И Харг начал умирать. У всех на глазах… Он умирал медленно, мучительно и страшно. Его тело словно съеживалось, уменьшалось, раздираемое изнутри на кусочки жесточайшей болью. Его лицо отражало страшные муки, страдания и отчаяние. Дыхание было прерывистым, тяжелым; он громко застонал в агонии…
   Дюмарест поднялся на ноги. Его лицо было почти черным, когда он поднял одно из копий и, примерившись к его длине и весу, изо всех сил бросил его, направляя острие в сердце корчившейся массы, которая еще недавно была его живым и теплым спутником. Копье глубоко вонзилось в то место, где должно было быть сердце Харга. Тело мгновенно осело на землю, и наступила пронзительная тишина…
   Дюмарест поднял окровавленное копье и с ненавистью метнул его в улыбающееся лицо Тормайла-Лолис.
   Наконечник, обагренный кровью Харга, разлетелся на мелкие кусочки, а древко, не долетев, упало вниз, словно натолкнувшись на невидимый барьер…
   Тормайл произнес негромко:
   — Это уже второй раз, когда ты пытаешься применить оружие против меня, Эрл. Неужели ты никогда не научишься чему-либо?
   Мари, задыхаясь, вскочила на ноги, сжимая кулаки в бессильной ярости. Она направилась к Тормайлу, выплевывая ему в лицо слова, полные страдания, боли и ярости:
   — Ты — грязное, бессердечное животное! Ты — зверь и садист! Будь ты проклят! Как ты мог сделать такое?
   Тормайл спокойно ответил, глядя ей в лицо:
   — Мы играли, и он проиграл.
   Потом он повернулся к Эрлу, и заинтересованно спросил его: — Ты убил его. Из любви?
   — Это было милосердие и сострадание. То, что тебе не дано понять никогда.
   — Потому что он испытывал боль и мучения? Вам следовало оставить его одного. Он все равно не сознавал полностью, что с ним происходит. Я преобразовывал материю, из которой было создано его тело, пытался придать ей иную форму. Это был эксперимент для выяснения, насколько ваша структура гибка и способна быть изменяема. А теперь, похоже, мне придется запастись новым материалом, — его рука поднялась, указывая на Тека Кволиша, — им будете вы.
   Тек исчез. Тормайл повернулся к Майенн: — И вы. — Майенн исчезла также. Взгляд Тормайла-Лолис остановился на Карне и Мари: — Вы тоже.
   Они пропали, словно испарившись.
   Тормайл исчез…
* * *
   Дарока пытался поддерживать слабый огонь, подкладывая в костер сухие листья и щепки, придвинувшись как можно ближе к дарящему тепло огню, как это делали давным-давно его предки, которым огонь давал возможность уцелеть и выжить. Напротив него сидел Сак Кволиш и, спрятав лицо в ладонях, оплакивал своего брата.
   — Да, дело — дрянь, — пробормотал Чом, глядя на Дюмареста, перебиравшего копья, — Харг умер, и от него не осталось даже пятнышка на поверхности этой проклятой планеты. Может это предостережение, а? Харг хотел оказаться умнее, но он не учел того, что имел дело отнюдь не с неопытной и наивной молоденькой девушкой, а с всемогущим планетарным мозгом. Похоже, пытаться играть с этим разумом — пропащее дело!
   — Но он все-таки попытался, — тихо ответил Эрл.
   — Да, попытался. Но проиграл и умер с твоим копьем в сердце. Наверно, ты все-таки поспешил, Эрл. Надо было подождать немного. Если Лолис-Тормайл сказала правду, то он мог бы быть жив сейчас. Он бы был другим, но живым.
   — Живым, и похожим на что? — Дюмарест резко отбросил два копья и взял другие. — На существо, копошащееся в грязи? Или став отталкивающим уродом?
   — Он принял смерть честно, — сказал Дарока, — ни один человек не сможет пожелать себе лучшего. Если со мной случится что-либо похожее, я надеюсь, что рука Эрла не дрогнет и он проявит то же сострадание и ко мне. — Дарока зябко повел плечами и придвинулся ближе к огню, — мне это кажется, или действительно становится все холоднее?
   Дюмарест посмотрел на небо. Оно казалось ниже, чем раньше, а макушка их корабля была покрыта инеем. Листья на кустарниках и деревьях пожухли и завяли. Эрл поднялся и прошел в сторону корабля. Там чувствовался все усиливающийся мороз и надвигающаяся стужа. Эрл посмотрел вниз, на долину. Там все еще оставалось по-прежнему. Эрл медленно вернулся назад к костру:
   — Мороз распространяется отсюда вниз, в долину, и постоянно усиливается.
   Чом пожал плечами:
   — Он хочет, чтобы мы убрались подальше от корабля? Но зачем ему это? Ведь корабль закупорен, и мы все равно не можем на нем никуда исчезнуть.
   — Мы все узнаем, — трезво заметил Дарока, — когда он будет готов дать нам полный ответ и начнет свой эксперимент. — Он подбросил в огонь еще охапку веток, слегка отстранившись от поднявшегося дыма. — Я долго думал над всем происходящим. Нам известно, что Тормайл скучает, томится однообразием своего существования. Мы знаем и то, что он намерен узнать значение чувства, которое у нас зовется любовью. Но Тормайл не является живым существом и, значит, это недоступно ему. Что же случится в том случае, если он поймет, что потерпел поражение?
   — Мы будем мертвы, — сказал Чом обреченно.
   — А может, и нет. По крайней мере, не в том смысле, который мы вкладываем в слово «смерть». Ведь понятие времени для Тормайла и для нас совершенно несхоже. И, я думаю, что пока мы не наскучим ему, мы будем оставаться живыми.
   — Наскучим?
   — Да, пока он проявляет к нам интерес и любопытство. Что скажешь ты, Эрл?
   — Я думаю, что нам надо вооружаться и быть готовыми двинуться в путь.
   — Куда? — Сак Кволиш поднял голову. Его лицо было искажено страданием, горечью, глаза были красными и опухшими, — бегать по кругу, услаждая это чудовище до тех пор, пока он не заберет нас всех, как моего брата? Чтобы забрать нас и раздробить на молекулы, как он проделал это с Горликом и Лолис? Чтобы он материализовал нас в иную оболочку, как Харга? Вы помните, на что он был похож, когда умирал? Когда я представляю Тека на его месте, мне хочется вывернуться наизнанку.
   — Замолчи, — резко оборвал его Чом, потом добавил, смягчившись, — ведь Тормайл забрал не только Тека. Он забрал и Дженку, не забывай.
   — Мари и Карна тоже, — медленно прибавил Дарока. — Но почему он сделал именно такой выбор?
   — Это так важно?
   — Это может оказаться важным, — настаивал Дарока, — ведь, вспомни, что Дженка любила Эрла. Тек и его брат были очень близки, а братская любовь бывает крепкой и сильной. Карн? Он очень любил свой корабль.
   — А Мари? — Чом потер щеки и тряхнул головой, — однажды мне показалось, что она неравнодушна к Харгу, но он мертв. Может, это вы? Вы не были ее любовником?
   — Нет, не был. Но ее профессия имеет самое близкое и непосредственное отношение к любви, к той ее форме, которую многие недалекие люди считают единственно возможной и главной. Это ее бизнес, и в мыслях она наверняка называла свои дома пристанищами удовольствия, утех, наслаждений и любви. Нам известна разница, но поймет ли это Тормайл?
   — Мари была профессионалом в деле, которое занимает и озадачивает Тормайла так глубоко, — тихо сказал Чом, — и если бы наше положение не было бы столь мрачным, я бы, ей Богу, повеселился бы, раздумывая над этим казусом.
   Но им всем было очень далеко до веселья. Холод крепчал слишком быстро, корабль оставался неприступным, и в памяти оставшихся были слишком ярки и болезненны воспоминания о мучительной смерти Харга. Они вздрогнули, внезапно услышав ненавистный голос, который на этот раз донес до них шум листвы и ветер:
   — Эксперимент начинается. Те, кто недавно исчез, находятся в конце той долины. Ваши действия по их спасению предопределят их дальнейшую судьбу. Отправляйтесь в путь.
   — Тек жив! — Сак мгновенно вскочил на ноги, его глаза зажглись огнем действия. — Вы слышали? Они все живы!
   Живы, в ожидании уготовленной им смерти, мучений, пыток, которые сможет придумать изощренный монстр в своем безумном желании постичь смысл недоступного его пониманию чувства, которое люди зовут любовью…

Глава 10

   Долина изменилась. Холод, распространившийся от точки расположения корабля, заставил умереть растительность, сковал льдом речушку. Деревья стояли безлистные, их стволы и голые ветви были покрыты блестящей изморозью.
   Лабиринт, запутанный и бесконечный лабиринт, думал Эрл, сквозь который они должны были пробираться, подгоняемые усиливающимся холодом и притягиваемые неведомой целью, лежащей в конце их пути. Майенн и остальные… Мысль о Дженке словно подстегнула, пробудила его. Она ждала, верила и надеялась на него. Он не мог предать ее надежды.
   Но он старался быть осторожен, несмотря на необходимость передвигаться быстро.
   — Подожди! — он резко остановил Сака Кволиша, слепо рванувшегося вперед, — старайся думать, а не рваться очертя голову. Нам неизвестно, что за сюрпризы ждут нас впереди.
   — Меня ждет брат, и именно это заботит меня сейчас больше всего.
   — Чем ты поможешь ему, если погибнешь? — Дюмарест резко остановился и стал осматриваться. Деревья тянулись вверх, пятнами заслоняя небо, отчего им приходилось двигаться в полумраке. Земля была влажной и местами скользкой, и Эрл тщательно старался не сбиться с чуть заметной тропы, выбранной им ранее. Очаг холода они оставили позади; стало немного теплее.
   Чом вздрогнул и затаил дыхание, почувствовав какое-то движение сбоку от себя:
   — Что это? Существо, созданное и материализованное по прихоти Тормайла?
   Оно показалось снова: низко планируя, с глазами, хищно и свирепо сверкавшими в полумраке. Словно сторожевой пес, бдительно следящий, чтобы они ни на дюйм не уклонились от предложенного им пути, а может, еще что-нибудь, более опасное.
   Дюмарест посмотрел на Дароку:
   — Приготовь свой лук.
   — Ты хочешь, чтобы я убил его, Эрл?
   — Если тебе это удастся. — Дюмарест напряженно следил, как товарищ тщательно прицелился, отведя лук чуть назад, и медленно спустил тетиву. Стрела прошелестела между ветвей и ударила в цель.
   Раздался звук, похожий на шипение воздуха, выходящего из проколотого баллона. Это была игрушечная бутафория, собранная из кусков, словно мозаика. Чом рассмеялся, забыв про свой недавний страх:
   — Если все опасности, которые нам угрожают, похожи на эту, то нам не о чем беспокоиться!
   Он поднял свою дубину и ударил ею по стволу дерева. Камень оставил вмятину на мягкой древесине. В другой руке Чом сжимал копье, а к его поясу были привязаны два самодельных ножа, тщательно отточенных Эрлом:
   — Мы выстоим и против армии подобных чудес!
   — Вполне возможно, — согласился с ним Эрл, — но только если мы будем и впредь действовать сообща, вместе. Я думаю, что это пробный шар, а нас ждет что-то гораздо более серьезное. Держитесь теснее и прикрывайте друг друга. Чом, следи за левой частью, а ты, Сак, смотри вправо. Дарока, иди позади всех. И держи свой лук наготове.
   Сам Дюмарест пошел впереди, сжимая обеими руками древко копья, готовый в любую минуту отразить внезапное нападение или удар. Копье было ему менее привычно, чем кинжал, но оно имело преимущество длины. Как и остальные, Эрл был вооружен и деревянными ножами. У Сака была еще и дубинка, а у Дароки — его лук. Словно туземцы, они нырнули в сгущавшиеся заросли и постепенно темнеющий лес.
   — Что теперь? — Сак выражал нетерпение, видя, что Эрл снова остановился. — К черту, Эрл! С такой скоростью мы никогда никуда не доберемся! Почему бы нам не рвануть вперед побыстрее?
   — Через это? — конец копья Эрла указывал на странные серебряные нити, перегородившие их путь.
   — Если это потребуется, то — да! — Сак рванулся вперед. Концом копья он задел одну из нитей, и внезапно почувствовал, как проваливается в открывшуюся под ним пустоту…
   Сак закричал, падая, но реакция Эрла оказалась мгновенной: он успел схватить проваливающегося человека за руку. Эрл отбросил копье в сторону и распластался на краю открывшейся расщелины. Внизу была черная пустота, из которой слышался гул и скрежет, словно гигантские машины работали на всю мощь. Сак висел внизу, уронив копье в чернеющую бездну, цепляясь из последних сил за руку Эрла и повернув к нему молящее лицо, искаженное ужасом и страхом:
   — Эрл! Ради всего святого!
   Сак был тяжел, земля по краям отверстия осыпалась и не давала возможности опереться. Дюмарест изо всех сил напрягал мышцы, стараясь не ослабить хватки, чувствуя, как влажная почва под ним постепенно уходит в отверстие. Чом вышел из оцепенения и, бросившись вперед, изо всей силы вцепился в ноги Дюмареста, тормозя и его неминуемое падение. Вдвоем они постепенно вытянули Сака. Тот встал на дрожащие ноги и взглянул в глаза Эрла, не веря, что все-таки остался жив…
   — Хорошенькие штучки, — проворчал Чом, стараясь восстановить дыхание, — ни черта не понимаю! Если он хочет, чтобы мы добрались до конца долины, то зачем он вытворяет такое?
   — Может, он хочет заставить нас отказаться от принятого решения, — предположил Дарока, — но тогда зачем ему понадобился холод? Ведь таким образом он нам не оставил иного выбора, как только двигаться вперед, убегая от стужи. Крысы в лабиринте, — задумчиво произнес он, — мне довелось однажды видеть похожий эксперимент. На одной стороне находилась пища, помещенная туда исследователями, а на другой были сами крысы. Они были голодны и хотели есть, но для того, чтобы добыть еду, они должны были преодолеть сложный, запутанный лабиринт. И, конечно, на всем протяжении лабиринта были расположены разные штучки, угрожавшие их жизни: высокое напряжение, ловушки и прочее, что приближало их состояние к настоящему безумию. А основная идея заключалась в том, чтобы эксперимент выявил наиболее умную или, возможно, наиболее послушную и живучую крысу из всех.
   — Но ведь мы не крысы, — произнес резко Сак. Он стоял, все еще не сумев побороть дрожь, на краю расщелины. — Эрл, ты спас мне жизнь. Мое падение, если бы оно все-таки произошло, наверняка стоило бы мне жизни. Но ты сохранил мое бренное существование. И отныне и до конца я готов слушаться тебя и подчиняться беспрекословно.
   Дюмарест посмотрел на серебристые струны, на уходящую в полумрак тропинку. Похоже, что наступил момент пиковой ситуации: кто знает, какие засады и ловушки подстерегают их впереди. И он тихо произнес:
   — Похоже, нам лучше вернуться.
   — Назад? К кораблю? — Сак колебался: он дал твердое слово, нарушить которое не имел права. — Но что будет с остальными? С моим братом?
   — Мы пройдем вдоль края долины, оставив скалы сбоку. Это единственная возможность для нас выяснить, что находится у нас по краю пути.
   — Это только в том случае, если нам удастся добраться до скал, — тихо заметил Дарока. Он поднял свой лук и стал прицеливаться в тени существ, парящих над ними среди деревьев. Их становилось все больше, но их контуры не были отчетливо видны в наступивших сумерках, прицелиться было довольно сложно. Дарока заметил, что эти существа во многом отличаются от того, которого он так удачно подстрелил.
   Чом шумно вздохнул:
   — Они прикончат нас поодиночке.
   — Мы будем бороться. Надо только держаться всем вместе и быть предельно осторожными. Не стоит задерживаться из-за мелочей. Будьте настороже, держитесь поближе к деревьям. Путь обратно проще: он нам известен. Давайте торопиться.
   Дюмарест пошел впереди, прокладывая путь; его глаза ни на секунду не упускали из вида любую тень, любое колебание ветви, отсекая возможную угрозу. Копье он держал наготове, способный в любой миг отразить внезапное нападение. Впереди сверкнула серебряная нить. Эрл осторожно обошел ее слева; его спутники следовали за ним, доверяя ему и полагаясь на его чувство опасности. Трижды Дюмарест замечал серебристый блеск, и трижды успешно миновал опасность. Внезапно перед ним на тропе выросла тень неизвестного существа, достигавшего в высоту половины человеческого роста. Тварь шипела, угрожающе выставив щупальца, готовясь к атаке. Эрл мгновенно метнул копье, целясь в голову зверя, затем прыгнул вперед на округлую спину, стараясь раздавить и растоптать неизвестное существо. Оно захрипело, зашипело, съежилось и… исчезло.
   — Эрл! — Чом подбегал сзади; Сак и Дарока следовали прямо за ним. — Осторожно! Сзади!
   Дюмарест резко повернулся: страшный саблезубый хищник, оскалив пасть и выпустив когти, распластался в воздухе в прыжке. Эрл присел, уперев копье в землю, и нацелив его наконечник в грудь, в сердце хищника. Тот опустился на землю, навалившись всей тяжестью на остро отточенный конец. Раздался рык ярости и боли. Дюмарест, не теряя ни секунды, вонзил деревянный нож в сверкающий глаз зверя и громко скомандовал:
   — Скорей! Бежим!
   Дюмарест проламывался сквозь ветви и кустарник, слыша дыхание Чома и Сака, бегущих следом. Впереди светлело. Эрл заметил небольшую поляну, которая вела на опушку леса. Он бросился туда, доставая на бегу нож…
   Дюмарест остановился. Вокруг было неожиданно пустынно и странно тихо. Ничего. Никого. Ни одного жуткого хищника.
   Ни одной серебряной нити. Никто не нападал на них и не угрожал. Только он и его друзья, задохнувшиеся от быстрого бега, все еще не пришедшие в себя после пережитых опасных мгновений, инстинктивно сжимающие в руках оружие…
   Дюмарест прислушался, стараясь расслабиться и прийти в себя. Неожиданно он почувствовал резкий холод, пронзивший все его тело, замораживающий тело и останавливающий кровь…
   — Что-то невообразимое, граничащее с безумием, — произнес Дарока. Он выпрямился и сдвинулся чуть вправо с видимым усилием. Его лицо посерело, осунулось, вдруг явно проступил его возраст. Исследователь, бороздивший бескрайний космос ради случайных любопытных находок, и открытий умер. Теперь, как и все, он стал обычным человеком, стремящимся выжить.
   — Это просто безумие, — еще раз сказал он. — Что же это за тест? Какое отношение он имеет к определению понятия любви?
   Дюмарест не ответил ему, идя впереди остальных. Слева высились скалы, справа подступали темные и угрожающие лесные заросли… Путь стал немного легче. Каменистая тропа у подножия скал была твердой и гладкой; попадавшиеся изредка валуны было легко обойти. И на протяжении всего их нового пути им не попалось ни одной коварной серебристой нити, и не было видно парящих существ или диких зверей.
   Только усиливающийся холод неотступно преследовал их, заставляя быстро передвигаться, подгоняя и предостерегая.
   — Может, нам стоит развести костер? — предложил Чом, — отдохнуть, поспать немного, наконец. Не мешает и перекусить: на деревьях должны быть какие-то плоды.
   — Тогда мы наверняка замерзнем, — возразил Сак.
   — Это не факт. Если перед нами поставили конкретную цель, то какой смысл отнимать наши жизни?
   — Мы должны идти, — сказал Сак упрямо, — мой брат ждет.
   — Так пусть он подождет, черт возьми! — Чом с размаху ударил дубинкой по стволу ближайшего дерева; его щеки пылали, лицо исказила злобная гримаса, — что для меня значит жизнь твоего брата? Если он уже мертв, то нам незачем торопиться, если же он жив — то может подождать и еще немного! Если мы сделаем привал, остановимся, то этот Тормайл может появиться снова. Его слова прояснят положение куда лучше, чем все наше бессмысленное путешествие!
   Дюмарест сказал резко:
   — Вспомни Харга. Что с ним случилось?
   — Он пытался играть и проиграл.
   — Ты хочешь испытать фортуну, как и он?
   Чом качнул головой:
   — Нет, конечно, но неужели все сводится к этому? Мы уже достаточно долго играем в его игру. И если ему нужна только любовь, то нас здесь четверо, чтобы удовлетворить это его желание. Ни одна женщина не сможет полюбить мужчину, который ведет себя подобно мыши.
   — Но он не женщина, — веско произнес Эрл, — почему ты постоянно забываешь это?
   Дюмарест понимал, что им проще представлять Тормайла именно в женском обличье: женщина, как-никак, менее опасна, чем неживое электронное существо, лишенное эмоций и сострадания. Но она была женщиной не больше, чем те существа, которые нападали на них в долине, или вся планета, на которой они оказались. Женское обличие было одним из произведений планетарного мозга — наиболее совершенным и, поэтому, наиболее опасным.
   Дарока поскользнулся, выронив копье и, стараясь удержать равновесие, в изнеможении прислонился к валуну у тропинки. Он был бледен, пот проступил на его лице; у него просто не было сил продолжать двигаться. Казалось, наступил предел его человеческих возможностей.
   — Оставьте меня, — прошептал он, — я пойду следом сразу, как только немного отдохну.
   Чом смотрел на Дароку, притопывая ногами и стуча руками одну о другую; кожа его лица покрылась тонкой изморозью:
   — Тогда он умрет, — заявил он безапелляционно, — и если в тебе еще осталась хоть капля великодушия, Эрл, ты должен облегчить его мучения.
   — Убить его? — взгляд Сака переходил с одного на другого. — Вы, похоже, шутите. Как можно убить живого человека?
   — Как можно? — Чом пожал плечами. — У тебя просто кишка тонка, мой друг, и глупый умишко. Продукт цивилизации, привыкший к комфорту, теплу и уюту! Но и я, и Эрл выживали в подобных жестких условиях, и не однажды. В таких условиях человек может положиться только на себя и друзей. Что ты собираешься делать с ним? Мы должны двигаться быстро, и наши силы тоже не беспредельны. Если мы бросим его, то он начнет замерзать, обледенеет, наконец, впадет в кому и умрет в страшных муках. Один удар копья избавит его от всех страданий. Быстро, чисто и великодушно.
   — Варварство! — Сак был не совсем прав, но Эрл не тратил время на спор. Любой человек есть отражение общества, цивилизации, воспитавшей его, и нельзя осуждать его за ошибочное убеждение, что он проявляет доброту и милосердие, оставляя жизнь товарищу, продлевая его агонию в подобной ситуации. Но Чом тоже не прав: смерть не была в данном случаем единственно возможным проявлением человеколюбия. Дарока был изможден, измучен, готов отказаться от дальнейшей борьбы, но каждый человек способен гораздо на большее, чем ему кажется; организм хранит запасы и резервы энергии, которые надо просто высвободить и использовать вовремя.
   Эрл произнес громко:
   — Дарока, послушай меня.
   — Эрл, оставьте меня, дайте мне немного передохнуть.
   — Если ты останешься здесь, то ты умрешь, — резко сказал Эрл, — неужели это то, с чем готов примириться твой пытливый ум? А теперь поднимись! Быстро!
   Эрл сгреб ворот рубахи Дароки в кулак и дернул вверх, стараясь поставить его на ноги, уводя в сторону от спасительного валуна. При этом он сжимал второй рукой шею сдавшегося и смирившегося со своей участью друга. Тряхнув Дароку изо всех сил, он ударил его по щеке, поймал испуганно-удивленный взгляд, который постепенно сменился на ненавидящий и яростный. Гнев всегда перечеркивает апатию, уничтожает ее, а именно апатия Дароки была в данном случае смертельной.