Глава 1
Ночью улицы Кловиса оказывались во власти многочисленных страшных тайн, которые хранили старинные каменные стены причудливых кривых улиц и улочек. На город опускалось тяжелое молчание, изредка нарушаемое шелестом ветра с нижних равнин и нестройным звучанием колоколов, подвешенных к остроконечным двускатным крышам. Бледные фонари покачивались, словно призрачные звезды; их слабый свет тонул в тумане, наползающем с полей, и свете ярких прожекторов заводов и мастерских северной части города, где люди и машины остервенело вгрызались в недра планеты ради их богатств; сквозь рваные тучи, ползущие по небу и закрывающие город сверху, печально и мрачно смотрела луна, подчеркивая своим мертвым светом всесилие потустороннего мира…
Дюмарест выжидал… Его глаза настороженно изучали улицу, ухо старалось уловить любой малейший звук, который мог таить в себе опасность. Улица казалась пустынной, но это ничего не значило; грабители могли притаиться в подъездах домов, в темных аллеях и простенках, готовые наброситься на любого, кто случайно окажется здесь в это опасное время. Он будет не единственным, кого после рассвета, при робком свете раннего солнца найдут ограбленным и убитым…
Осторожно и внимательно Эрл отделился от стены дома и ступил на тротуар. Его ботинки глухо стучали по неровной каменной дороге. Было уже слишком поздно и опасно ходить по городу, и Эрл пожалел о часе, который он потерял, не удержавшись от соблазна посмотреть красивое представление. Это были танцовщицы: их легкие и грациозные движения, красочные воздушные одежды, руки, то взлетающие, то опускающиеся в ритме какого-то древнего обволакивающего танца… Дюмарест был околдован и потрясен.
Теперь он мог лишь сожалеть о том, что позволил себе так расслабиться и потерять время; его путешествие по ночному городу могло закончиться печально…
Дюмарест достиг противоположного конца улицы, повернул направо и был уже в двадцати ярдах от угла, когда услышал звуки шагов бегущего человека, догонявшего его. Эрл тут же отпрыгнул в сторону и прижался к стене; его рука автоматически потянулась за девятидюймовым ножом, спрятанным за голенищем сапога. Лезвие блеснуло в лунном свете. Изменчивый блик упал на лицо бегущего. Эрл убрал нож:
– Лимейн!
– Что… – Лимейн остановился, шатаясь. Его лицо в лунном свете было жутким, искажено гримасой боли и отчаяния. Пальцы прижатой к телу руки были покрыты запекшейся кровью. Он лихорадочно всматривался в лицо приближавшегося Эрла. – О, Господи, Эрл, это ты! А я думал… – Он осекся, обернулся, прислушиваясь к разорвавшим тишину ночи громким шагам в начале улицы. – Стража! Это за мной, они схватят меня! Эрл, тебе лучше исчезнуть.
– Прекрати! – Дюмарест закинул руку Лимейна себе на плечи и, почти взвалив на себя обессилевшее и истекающее кровью тело, побежал вниз по улице. Черная пасть аллеи зияла чуть левее; Эрл свернул туда, слыша, как шаги преследователей становятся все громче и громче.
Аллея оказалась ловушкой, стена перегораживала ее дальний конец. Увидев это, Эрл повернул было назад, но тут его свободная рука скользнула по стене, и пальцы наткнулись на деревянную поверхность двери. Дюмарест толкнул ее. Засов был заперт. Он толкнул сильнее и почувствовал, что дверь подается. Она открылась, и он протиснулся внутрь. Бережно поддерживая раненого, он привалился к двери, вслушиваясь в шаги на улице.
Мигнул свет; кто-то пытался зажечь светильник:
– Кто там? Что вам надо?
– Тихо! – Дюмарест повернул голову и увидел сидящую на кровати женщину; в руке она держала зажженную свечу.
– Все нормально, – быстро сказал он. – Мы тебя не обидим. Только помолчи, пожалуйста.
Она покраснела и встала. Босая, она была чуть ниже его ростом. Ногти и волосы ее были покрыты золотистой краской, что вполне определенно говорило о ее профессии. Сквозь желтую шелковую рубашку было видно красивое тело и высокая, волнующая грудь. Ее губы были красными, полными и очень чувственными.
– Ты немного запоздал, – прошептала она, – но я всегда готова заняться делом. А что с твоим дружком? Он пьян?
– Да помолчи же ты! – Дюмарест прикрыл ладонью пляшущий огонек свечи и прислушивался.
Из-за двери донеслись резкие голоса:
– Да нет его здесь! Будь я проклят, если я когда-нибудь видел, чтоб человек с такой раной так быстро бегал!
– Он очень вынослив, – ответил второй голос, – и страшно напуган. Человек, который испытывает страх, зачастую способен на немыслимые вещи! Он, должно быть, бежал гораздо быстрее, чем мы рассчитывали, но, в любом случае, его здесь нет. Темное дело.
Скрип их ботинок по дороге слабо отдавался в тишине; они уходили.
– Эрл! – Лимейн попытался освободиться от поддерживающих его рук. – Эрл, я…
Дюмарест прикрыл ему рот рукой.
– Тише!
Зашелестел шелк, женщина осторожно двигалась в темноте. Эрл почувствовал приятный запах ее духов.
– Они уже ушли, – произнесла она. – Можно мне зажечь огонь?
– Нет, – тихо сказал Эрл. – Тише!
Минут десять он ждал, прислушиваясь около двери. Тишину в комнате нарушали только шелест одежды и прерывистое дыханием Лимейна.
Снаружи вновь раздался звук шагов. Они возвратились.
– Нам не везет, – произнес первый голос. – Если бы он прятался где-то здесь, то он бы уже вышел. Значит, он улизнул.
– Неважно… – Второй охранник был настроен философски. – Он ничего не взял с собой, значит, нечего и жалеть. Кроме того, мы его ранили. Давай еще раз осмотрим все вокруг, и если не найдем, то скажем, что он мертв. Премии, конечно, нам не видать, зато без работы не останемся! Идет?
– Годится, – ответил первый. – Волноваться не стоит…
Шаги вновь стали удаляться; скрип сапог сливался с утренней молитвой городских колоколов…
Лимейн умирал. Дюмарест понимал это, вглядываясь в заострившиеся черты друга при дрожащем пламени свечи. Пляшущий огонек подчеркивал осунувшееся лицо, ввалившиеся щеки и обтянутые кожей скулы, темные круги под глазами, крепко сжатые губы. Все его лицо было покрыто крупными каплями пота и искажено судорогой боли и страдания.
– Эрл, – прошептал он, – я свалял дурака. Ты осудишь меня, я знаю, но у меня просто не было выхода. Я взял все жалованье с завода и пошел к Фу Кану. Я надеялся выиграть, но прогорел. По-моему, я слегка рехнулся после всего этого. Он хранит деньги в сейфе, за стеллажами, и я попытался украсть часть. Конечно, не все; только сумму, которой хватило бы на дальний перелет домой, на родину. Его стража засекла меня прежде, чем я успел что-нибудь сделать. Они стреляли в меня, но мне удалось уйти. Остальное тебе известно…
Он застонал и судорожно дернулся:
– О, Господи, Эрл, эта боль!.. Боль…
– Что с ним? – спросила женщина. – Он болен?
– Он ранен, – ответил Эрл, оглядывая комнату.
Комната соответствовала своему назначению, типичная в своем роде, если принять во внимание профессию хозяйки. Большая двуспальная кровать с высоким матрацем занимала один угол; стол, несколько кресел, шкаф, кухня, ванна с душем, будуар… – ничего особенного, что могло бы привлечь требовательный взгляд.
– Достань простыню, – требовательно сказал Эрл. – Освободи стол и расстели ее там. Приготовь все необходимое для перевязки.
– А ты заплатишь? – ее голос звучал размеренно, медленно-привычно; но в нем были слышны и твердые металлические нотки. – Он ранен, а те двое – стражники, и они преследовали его; если он виновен, то у меня будут большие неприятности.
– Не волнуйся, неприятностей не будет, – сказал Эрл. – И мы заплатим.
Дюмарест держал Лимейна на руках, пока женщина готовила стол: застилала его пурпурной простыней и ставила лампу, чтобы было светлее. Эрл осторожно опустил тело друга на ровную поверхность, слегка расслабился, чтобы дать немного отдохнуть затекшим плечу и руке и стал осматривать раны. Дело было плохо. Кровотечение возобновилось, как только Эрл убрал руку Лимейна, зажимавшую рану. Рана, нанесенная лазером, была очень глубокой, были задеты артерии, сожжены мышцы; Лимейн наверняка потерял очень много крови, и казалось невероятным, что он вообще мог двигаться с таким страшным ранением.
– Эрл! – Лимейн метался от сильной боли. – Боже, Эрл, сделай хоть что-нибудь!
– Дай ему вина, – сказал Дюмарест женщине. – Покрепче, если есть. У тебя найдется еще одна простыня, на бинты?
Эрл осторожно, стараясь причинять как можно меньше страданий раненому, перевязывал раны, а женщина смачивала бинты крепким бренди. Эрл пытался остановить кровь, бьющую из раны, но это было невозможно. Нужна была немедленная хирургическая операция; тогда бы оставался хоть какой-то шанс. А так надежды не было никакой.
– Эрл! – Лимейн попытался отстранить руку женщины; напиток придал ему сил, на бледных щеках и скулах выступил лихорадочный румянец. – Дело плохо, Эрл?
– Плохо.
– Я умираю?
– Да, – ответил Эрл спокойно. Лимейн не был желторотым юнцом, а мужчине ложь ни к чему. – Тебе больно?
– Уже нет, – прошептал Лимейн. – Терпимо, не так, как раньше. Он чуть повернул голову; мерцающее пламя свечи делало его лицо похожим на череп.
– Так много надо было сделать, а теперь не удастся… Если бы карты легли, как надо, я бы… – Он судорожно вздохнул; на его лицо постепенно проявлялась печать смерти. – Эрл, ты можешь исполнить одну мою просьбу?
– Какую?
– Ты очень мудр, – улыбнулся Лимейн. – Ты не хочешь обещать, пока не знаешь, о чем пойдет речь! Но я не прошу о многом. Только передай весточку моему брату; он живет на Лоуме. Скажи ему, что ответа с Шема, Делфа и Кловиса до сих пор нет.
– Можно, я пошлю это сообщение письмом?
– Нет, Эрл. Есть серьезные причины, по которым необходимо передать это с глазу на глаз. Поэтому я прошу об этом тебя. На Лоуме, Эрл, не забудь. И еще. Я думаю, тебя это заинтересует. Ты ищешь свою родную планету – Земля, так она называется, верно? Так вот, на Лоуме есть один человек, который, быть может, поможет тебе в твоих поисках, скажет, где она находится.
Эрл наклонился вперед, его лицо осветила надежда:
– Как его зовут?
– Делмайер. Он землевладелец, гроуэр. Гроуэр Делмайер. У него обширные владения, он богат и коллекционирует предметы старины, раритеты. Повидайся с ним, Эрл. Поговори. Я не могу ничего обещать тебе, но, может, он окажется тебе полезен.
Дюмарест колебался. Еще один промах? Еще одна неоправдавшаяся надежда и разочарование? Земля, он твердо знал это, лежала где-то в этой Галактике. Но точные ее координаты были ему неизвестны. Сознание близости родной планеты и бессилие быстро отыскать ее, надежда, умиравшая уже неоднократно, вызывали в нем глухое раздражение и усталость.
– Эрл, пожалуйста. – Лимейн положил руку на ладонь Эрла и слегка пожал ее. – Я умираю, и мы оба знаем это. Ты все равно покинешь эту планету в поисках своей родины, так почему бы тебе не побывать на Лоуме? Передай мое послание, и может статься, ты спасешь целую страну.
Преувеличение? Умирающий обычно смотрит на мир, который покидает, слегка искаженно, предвзято; но Эрл видел перед собой умное лицо, слышал рассуждения человека, находящегося в полном сознании, а не бред умирающего. А почему бы и нет, подумал Эрл. Одна планета ничем не лучше и не хуже другой, и, кроме того, возможно, этот Делмайер действительно сможет сообщить ему что-нибудь важное о Земле.
– Хорошо, – сказал Эрл. – Я передам.
– Бог наградит тебя, Эрл. – Рука Лимейна соскользнула бессильно, потом потянулась к карману:
– Адрес… он записан здесь… мой брат – хороший человек… поможет. – Лимейн вдруг открыл глаза и твердо произнес: – Ты не пожалеешь, Эрл. Я уверен.
– Он умирает, – неожиданно произнесла женщина. – Может, он просит о чем-то? Ему нужен священник? Здесь есть рядом маленькая церковь, в конце взлетного поля. Я могу сходить. – Пламя свечи дрожало в ее руке.
– Нет, – ответил Эрл. – Уже поздно.
– Еще нет, – произнесла она настойчиво, – я побегу бегом и могу успеть!
Что это изменит, думал Дюмарест. Она может привести монаха, который своими молитвами облегчит душу умирающего, но с таким же успехом она может позвать стражников, алчных до награды. Это было рискованно, и чувство самосохранения подсказало Эрлу ответ.
– Нет, – повторил он твердо.
Позолота в ее волосах сверкнула, женщина внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ты жесток, – произнесла она медленно. – О, Господи, ты жесток и несправедлив. Неужели, ты действительно друг ему?
– Да, – ответил Эрл тихо. Он посмотрел на Лимейна. Пока они спорили, он испустил последний вздох. Эрл бережно закрыл мертвецу глаза и повторил:
– Да. Но не сейчас. Умерший не испытывает нужды в друзьях.
– Он умер? – Она чуть уменьшила пламя, опустила светильник на стол. – Что мы будем делать?
– Мы будем ждать, – ответил Эрл. – Ждать рассвета…
Время тянулось медленно, и они разговорились. Ее звали Зилия, и она была профессиональной дамой для развлечений. В ее характере самым неожиданным образом сочетались твердость и мягкая сентиментальность, чувственность; она была типичным порождением большого старого города, где традиции и условности ставили ее в жесткие рамки всевозможных ограничений. На вопрос Дюмареста, как она собирается поступить с телом Лимейна, чтобы не поставить себя под удар, она лишь пожала плечами:
– Есть люди, которые могут сделать все, если им хорошо заплатить. Я возьму часть денег себе, а тело будет найдено далеко отсюда, совсем в другом месте; и не сегодня, а завтра. Сейчас уже нет времени, чтобы все подготовить, как следует. И ни у кого не возникнет лишних вопросов и подозрений по поводу моего участия. Мертвый человек, один из заводских, случайно погибший ночью… ведь он не первый и не последний, не так ли?
– Ты не любишь заводской люд? – Дюмарест задумчиво смотрел на вино в своем бокале. Она налила вина им обоим, и они примостились, беседуя, на краешке большой кровати.
– Рабочих? – она опять пожала плечами. Красивое тело на миг затрепетало под прозрачным шелком рубашки. – Меня это не касается, а вот наши правители еще натерпятся от них. Уже сейчас те, что помоложе, становятся все более независимыми и не мирятся со своим положением и бедностью. Ты и подобные тебе странники вносите свежую струю в нашу устоявшуюся, втиснутую в рамки старых законов жизнь своими рассказами о других мирах, о новых нравах, интересных людях и открытиях. Если привычка повиноваться сломана, то разве можно все повернуть вспять?
– Слепое повиновение никогда не приводило ни к чему хорошему, – сказал Эрл глухо. – Человек всегда должен спрашивать себя, почему он должен кому-то или чему-то подчиняться. Потому что тот, кто приказывает, старше? Или богаче? Или у него в руках власть? Или, может, он обладает большим опытом и знаниями? Если не задавать себе эти вопросы, то привычка слепо подчиняться неизбежно приведет к рабству ума и души.
– Сложные и глубокие мысли; наверное, это не для моего ума. – Она едва заметно улыбнулась и перевела разговор в другое русло: – Ты давно знал этого человека, Лимейна?
Эрл отхлебнул вина.
– Не очень. Мы работали вместе, и однажды он спас меня. Экскаватор сбросил груз над тем местом, где я работал. Лимейн вовремя оттолкнул меня в сторону. – Его пальцы чуть крепче сжали стекло бокала. – Экскаваторщик потом долго извинялся за свою небрежность.
– Ты убил его?
– Нет, только проучил. После этого случая мы с Лимейном сошлись теснее. Мы ели за одним столом и жили рядом в общежитии. Говорили, спорили о самых разных проблемах… Я любил его. Он был хороший человек.
– А Земля?
Дюмарест взглянул на женщину. Ее лицо казалось мягким и нежным, мерцающие блики света оттеняли золото волос и красоту тела. Эрл понял, что она интуитивно, по-женски, пытается снять его внутреннее напряжение и грусть, без утайки открывая глубину своей всепонимающей души, восхитительной женственности и теплоты.
– Это планета, – ответил он тихо.
– Твоя планета? Ты родился там?
– Да.
Она задумчиво покачала головой, пытаясь понять:
– Твой друг говорил, что ты не знаешь, где она находится. И еще, что кто-то может ответить на этот вопрос. Но если этот мир – твой, то почему ты не знаешь пути туда?
– Я покинул его, когда был слишком мал, – объяснил Эрл. – Я улетел с Земли на межзвездном корабле, когда мне было десять лет. Капитан корабля должен был оставить меня, но он оказался слишком добр. С той поры я путешествовал с ним с планеты на планету, забираясь все дальше к центру Галактики. Где небо, усыпанное звездами, кажется гораздо ниже, тяжелее; и оно не голубого цвета, как на земле, а блестящее, словно перламутр. Я забрался так далеко, что здесь никто не знает даже названия «Земля» и не может хотя бы приблизительно указать координаты.
Зилия задумчиво смотрела на него:
– И что теперь?
– Теперь я пытаюсь найти дорогу назад, – ответил он. – Вот и все. Обычная история непослушного беглеца, затерявшегося в необъятных просторах Галактики. Ты наверняка слышала похожие тысячи раз.
– Может быть. – Она прикоснулась краем своего бокала к его бокалу; раздался нежный хрустальный звон. Ее глаза сверкнули, поймали его упрямый взгляд, заблестели ярче; она сказала, ласково и тепло:
– У меня есть тост для тебя. Я хочу пожелать тебе большой удачи!
– За удачу!
Они допили вино, и Эрл задумчиво поставил пустой бокал на стол. Утром, на заре ему потребуется ясная голова и спокойная решимость: ему нужно будет пройти через весь город, добраться до взлетного поля и покинуть Кловис на одном из рейсовых кораблей.
А пока у него есть еще одно дело здесь, в этом доме. Он достал из кармана горсть тяжелых монет – местные деньги – и протянул женщине:
– Это тебе за хлопоты. Прошлые и предстоящие. Этого достаточно?
Она наклонила голову, пересчитывая монеты; золотые волосы рассыпались по плечам сказочным узором.
– Стоимость дальнего перелета… – она прошептала: – мой господин слишком щедр!
– Ты довольна?
– Почти. – Она подняла голову и улыбнулась. Ее глаза призывно заблестели, пухлые яркие губы чуть приоткрылись:
– Что касается платы за хлопоты, то здесь более чем достаточно; а если говорить об остальном – то это вам судить…
Она убрала монеты, встала, подошла к светильнику. Отблеск пламени в последний раз заиграл в золоте волос, на кончиках ее пальцев и белоснежной коже и пропал. Комната погрузилась в темноту.
А потом были только тепло и нежность, мягкость губ, кожи, волнующий запах духов и бесконечный, неутоленный, всепоглощающий жар ее роскошного, волшебного тела…
Дюмарест выжидал… Его глаза настороженно изучали улицу, ухо старалось уловить любой малейший звук, который мог таить в себе опасность. Улица казалась пустынной, но это ничего не значило; грабители могли притаиться в подъездах домов, в темных аллеях и простенках, готовые наброситься на любого, кто случайно окажется здесь в это опасное время. Он будет не единственным, кого после рассвета, при робком свете раннего солнца найдут ограбленным и убитым…
Осторожно и внимательно Эрл отделился от стены дома и ступил на тротуар. Его ботинки глухо стучали по неровной каменной дороге. Было уже слишком поздно и опасно ходить по городу, и Эрл пожалел о часе, который он потерял, не удержавшись от соблазна посмотреть красивое представление. Это были танцовщицы: их легкие и грациозные движения, красочные воздушные одежды, руки, то взлетающие, то опускающиеся в ритме какого-то древнего обволакивающего танца… Дюмарест был околдован и потрясен.
Теперь он мог лишь сожалеть о том, что позволил себе так расслабиться и потерять время; его путешествие по ночному городу могло закончиться печально…
Дюмарест достиг противоположного конца улицы, повернул направо и был уже в двадцати ярдах от угла, когда услышал звуки шагов бегущего человека, догонявшего его. Эрл тут же отпрыгнул в сторону и прижался к стене; его рука автоматически потянулась за девятидюймовым ножом, спрятанным за голенищем сапога. Лезвие блеснуло в лунном свете. Изменчивый блик упал на лицо бегущего. Эрл убрал нож:
– Лимейн!
– Что… – Лимейн остановился, шатаясь. Его лицо в лунном свете было жутким, искажено гримасой боли и отчаяния. Пальцы прижатой к телу руки были покрыты запекшейся кровью. Он лихорадочно всматривался в лицо приближавшегося Эрла. – О, Господи, Эрл, это ты! А я думал… – Он осекся, обернулся, прислушиваясь к разорвавшим тишину ночи громким шагам в начале улицы. – Стража! Это за мной, они схватят меня! Эрл, тебе лучше исчезнуть.
– Прекрати! – Дюмарест закинул руку Лимейна себе на плечи и, почти взвалив на себя обессилевшее и истекающее кровью тело, побежал вниз по улице. Черная пасть аллеи зияла чуть левее; Эрл свернул туда, слыша, как шаги преследователей становятся все громче и громче.
Аллея оказалась ловушкой, стена перегораживала ее дальний конец. Увидев это, Эрл повернул было назад, но тут его свободная рука скользнула по стене, и пальцы наткнулись на деревянную поверхность двери. Дюмарест толкнул ее. Засов был заперт. Он толкнул сильнее и почувствовал, что дверь подается. Она открылась, и он протиснулся внутрь. Бережно поддерживая раненого, он привалился к двери, вслушиваясь в шаги на улице.
Мигнул свет; кто-то пытался зажечь светильник:
– Кто там? Что вам надо?
– Тихо! – Дюмарест повернул голову и увидел сидящую на кровати женщину; в руке она держала зажженную свечу.
– Все нормально, – быстро сказал он. – Мы тебя не обидим. Только помолчи, пожалуйста.
Она покраснела и встала. Босая, она была чуть ниже его ростом. Ногти и волосы ее были покрыты золотистой краской, что вполне определенно говорило о ее профессии. Сквозь желтую шелковую рубашку было видно красивое тело и высокая, волнующая грудь. Ее губы были красными, полными и очень чувственными.
– Ты немного запоздал, – прошептала она, – но я всегда готова заняться делом. А что с твоим дружком? Он пьян?
– Да помолчи же ты! – Дюмарест прикрыл ладонью пляшущий огонек свечи и прислушивался.
Из-за двери донеслись резкие голоса:
– Да нет его здесь! Будь я проклят, если я когда-нибудь видел, чтоб человек с такой раной так быстро бегал!
– Он очень вынослив, – ответил второй голос, – и страшно напуган. Человек, который испытывает страх, зачастую способен на немыслимые вещи! Он, должно быть, бежал гораздо быстрее, чем мы рассчитывали, но, в любом случае, его здесь нет. Темное дело.
Скрип их ботинок по дороге слабо отдавался в тишине; они уходили.
– Эрл! – Лимейн попытался освободиться от поддерживающих его рук. – Эрл, я…
Дюмарест прикрыл ему рот рукой.
– Тише!
Зашелестел шелк, женщина осторожно двигалась в темноте. Эрл почувствовал приятный запах ее духов.
– Они уже ушли, – произнесла она. – Можно мне зажечь огонь?
– Нет, – тихо сказал Эрл. – Тише!
Минут десять он ждал, прислушиваясь около двери. Тишину в комнате нарушали только шелест одежды и прерывистое дыханием Лимейна.
Снаружи вновь раздался звук шагов. Они возвратились.
– Нам не везет, – произнес первый голос. – Если бы он прятался где-то здесь, то он бы уже вышел. Значит, он улизнул.
– Неважно… – Второй охранник был настроен философски. – Он ничего не взял с собой, значит, нечего и жалеть. Кроме того, мы его ранили. Давай еще раз осмотрим все вокруг, и если не найдем, то скажем, что он мертв. Премии, конечно, нам не видать, зато без работы не останемся! Идет?
– Годится, – ответил первый. – Волноваться не стоит…
Шаги вновь стали удаляться; скрип сапог сливался с утренней молитвой городских колоколов…
Лимейн умирал. Дюмарест понимал это, вглядываясь в заострившиеся черты друга при дрожащем пламени свечи. Пляшущий огонек подчеркивал осунувшееся лицо, ввалившиеся щеки и обтянутые кожей скулы, темные круги под глазами, крепко сжатые губы. Все его лицо было покрыто крупными каплями пота и искажено судорогой боли и страдания.
– Эрл, – прошептал он, – я свалял дурака. Ты осудишь меня, я знаю, но у меня просто не было выхода. Я взял все жалованье с завода и пошел к Фу Кану. Я надеялся выиграть, но прогорел. По-моему, я слегка рехнулся после всего этого. Он хранит деньги в сейфе, за стеллажами, и я попытался украсть часть. Конечно, не все; только сумму, которой хватило бы на дальний перелет домой, на родину. Его стража засекла меня прежде, чем я успел что-нибудь сделать. Они стреляли в меня, но мне удалось уйти. Остальное тебе известно…
Он застонал и судорожно дернулся:
– О, Господи, Эрл, эта боль!.. Боль…
– Что с ним? – спросила женщина. – Он болен?
– Он ранен, – ответил Эрл, оглядывая комнату.
Комната соответствовала своему назначению, типичная в своем роде, если принять во внимание профессию хозяйки. Большая двуспальная кровать с высоким матрацем занимала один угол; стол, несколько кресел, шкаф, кухня, ванна с душем, будуар… – ничего особенного, что могло бы привлечь требовательный взгляд.
– Достань простыню, – требовательно сказал Эрл. – Освободи стол и расстели ее там. Приготовь все необходимое для перевязки.
– А ты заплатишь? – ее голос звучал размеренно, медленно-привычно; но в нем были слышны и твердые металлические нотки. – Он ранен, а те двое – стражники, и они преследовали его; если он виновен, то у меня будут большие неприятности.
– Не волнуйся, неприятностей не будет, – сказал Эрл. – И мы заплатим.
Дюмарест держал Лимейна на руках, пока женщина готовила стол: застилала его пурпурной простыней и ставила лампу, чтобы было светлее. Эрл осторожно опустил тело друга на ровную поверхность, слегка расслабился, чтобы дать немного отдохнуть затекшим плечу и руке и стал осматривать раны. Дело было плохо. Кровотечение возобновилось, как только Эрл убрал руку Лимейна, зажимавшую рану. Рана, нанесенная лазером, была очень глубокой, были задеты артерии, сожжены мышцы; Лимейн наверняка потерял очень много крови, и казалось невероятным, что он вообще мог двигаться с таким страшным ранением.
– Эрл! – Лимейн метался от сильной боли. – Боже, Эрл, сделай хоть что-нибудь!
– Дай ему вина, – сказал Дюмарест женщине. – Покрепче, если есть. У тебя найдется еще одна простыня, на бинты?
Эрл осторожно, стараясь причинять как можно меньше страданий раненому, перевязывал раны, а женщина смачивала бинты крепким бренди. Эрл пытался остановить кровь, бьющую из раны, но это было невозможно. Нужна была немедленная хирургическая операция; тогда бы оставался хоть какой-то шанс. А так надежды не было никакой.
– Эрл! – Лимейн попытался отстранить руку женщины; напиток придал ему сил, на бледных щеках и скулах выступил лихорадочный румянец. – Дело плохо, Эрл?
– Плохо.
– Я умираю?
– Да, – ответил Эрл спокойно. Лимейн не был желторотым юнцом, а мужчине ложь ни к чему. – Тебе больно?
– Уже нет, – прошептал Лимейн. – Терпимо, не так, как раньше. Он чуть повернул голову; мерцающее пламя свечи делало его лицо похожим на череп.
– Так много надо было сделать, а теперь не удастся… Если бы карты легли, как надо, я бы… – Он судорожно вздохнул; на его лицо постепенно проявлялась печать смерти. – Эрл, ты можешь исполнить одну мою просьбу?
– Какую?
– Ты очень мудр, – улыбнулся Лимейн. – Ты не хочешь обещать, пока не знаешь, о чем пойдет речь! Но я не прошу о многом. Только передай весточку моему брату; он живет на Лоуме. Скажи ему, что ответа с Шема, Делфа и Кловиса до сих пор нет.
– Можно, я пошлю это сообщение письмом?
– Нет, Эрл. Есть серьезные причины, по которым необходимо передать это с глазу на глаз. Поэтому я прошу об этом тебя. На Лоуме, Эрл, не забудь. И еще. Я думаю, тебя это заинтересует. Ты ищешь свою родную планету – Земля, так она называется, верно? Так вот, на Лоуме есть один человек, который, быть может, поможет тебе в твоих поисках, скажет, где она находится.
Эрл наклонился вперед, его лицо осветила надежда:
– Как его зовут?
– Делмайер. Он землевладелец, гроуэр. Гроуэр Делмайер. У него обширные владения, он богат и коллекционирует предметы старины, раритеты. Повидайся с ним, Эрл. Поговори. Я не могу ничего обещать тебе, но, может, он окажется тебе полезен.
Дюмарест колебался. Еще один промах? Еще одна неоправдавшаяся надежда и разочарование? Земля, он твердо знал это, лежала где-то в этой Галактике. Но точные ее координаты были ему неизвестны. Сознание близости родной планеты и бессилие быстро отыскать ее, надежда, умиравшая уже неоднократно, вызывали в нем глухое раздражение и усталость.
– Эрл, пожалуйста. – Лимейн положил руку на ладонь Эрла и слегка пожал ее. – Я умираю, и мы оба знаем это. Ты все равно покинешь эту планету в поисках своей родины, так почему бы тебе не побывать на Лоуме? Передай мое послание, и может статься, ты спасешь целую страну.
Преувеличение? Умирающий обычно смотрит на мир, который покидает, слегка искаженно, предвзято; но Эрл видел перед собой умное лицо, слышал рассуждения человека, находящегося в полном сознании, а не бред умирающего. А почему бы и нет, подумал Эрл. Одна планета ничем не лучше и не хуже другой, и, кроме того, возможно, этот Делмайер действительно сможет сообщить ему что-нибудь важное о Земле.
– Хорошо, – сказал Эрл. – Я передам.
– Бог наградит тебя, Эрл. – Рука Лимейна соскользнула бессильно, потом потянулась к карману:
– Адрес… он записан здесь… мой брат – хороший человек… поможет. – Лимейн вдруг открыл глаза и твердо произнес: – Ты не пожалеешь, Эрл. Я уверен.
– Он умирает, – неожиданно произнесла женщина. – Может, он просит о чем-то? Ему нужен священник? Здесь есть рядом маленькая церковь, в конце взлетного поля. Я могу сходить. – Пламя свечи дрожало в ее руке.
– Нет, – ответил Эрл. – Уже поздно.
– Еще нет, – произнесла она настойчиво, – я побегу бегом и могу успеть!
Что это изменит, думал Дюмарест. Она может привести монаха, который своими молитвами облегчит душу умирающего, но с таким же успехом она может позвать стражников, алчных до награды. Это было рискованно, и чувство самосохранения подсказало Эрлу ответ.
– Нет, – повторил он твердо.
Позолота в ее волосах сверкнула, женщина внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ты жесток, – произнесла она медленно. – О, Господи, ты жесток и несправедлив. Неужели, ты действительно друг ему?
– Да, – ответил Эрл тихо. Он посмотрел на Лимейна. Пока они спорили, он испустил последний вздох. Эрл бережно закрыл мертвецу глаза и повторил:
– Да. Но не сейчас. Умерший не испытывает нужды в друзьях.
– Он умер? – Она чуть уменьшила пламя, опустила светильник на стол. – Что мы будем делать?
– Мы будем ждать, – ответил Эрл. – Ждать рассвета…
Время тянулось медленно, и они разговорились. Ее звали Зилия, и она была профессиональной дамой для развлечений. В ее характере самым неожиданным образом сочетались твердость и мягкая сентиментальность, чувственность; она была типичным порождением большого старого города, где традиции и условности ставили ее в жесткие рамки всевозможных ограничений. На вопрос Дюмареста, как она собирается поступить с телом Лимейна, чтобы не поставить себя под удар, она лишь пожала плечами:
– Есть люди, которые могут сделать все, если им хорошо заплатить. Я возьму часть денег себе, а тело будет найдено далеко отсюда, совсем в другом месте; и не сегодня, а завтра. Сейчас уже нет времени, чтобы все подготовить, как следует. И ни у кого не возникнет лишних вопросов и подозрений по поводу моего участия. Мертвый человек, один из заводских, случайно погибший ночью… ведь он не первый и не последний, не так ли?
– Ты не любишь заводской люд? – Дюмарест задумчиво смотрел на вино в своем бокале. Она налила вина им обоим, и они примостились, беседуя, на краешке большой кровати.
– Рабочих? – она опять пожала плечами. Красивое тело на миг затрепетало под прозрачным шелком рубашки. – Меня это не касается, а вот наши правители еще натерпятся от них. Уже сейчас те, что помоложе, становятся все более независимыми и не мирятся со своим положением и бедностью. Ты и подобные тебе странники вносите свежую струю в нашу устоявшуюся, втиснутую в рамки старых законов жизнь своими рассказами о других мирах, о новых нравах, интересных людях и открытиях. Если привычка повиноваться сломана, то разве можно все повернуть вспять?
– Слепое повиновение никогда не приводило ни к чему хорошему, – сказал Эрл глухо. – Человек всегда должен спрашивать себя, почему он должен кому-то или чему-то подчиняться. Потому что тот, кто приказывает, старше? Или богаче? Или у него в руках власть? Или, может, он обладает большим опытом и знаниями? Если не задавать себе эти вопросы, то привычка слепо подчиняться неизбежно приведет к рабству ума и души.
– Сложные и глубокие мысли; наверное, это не для моего ума. – Она едва заметно улыбнулась и перевела разговор в другое русло: – Ты давно знал этого человека, Лимейна?
Эрл отхлебнул вина.
– Не очень. Мы работали вместе, и однажды он спас меня. Экскаватор сбросил груз над тем местом, где я работал. Лимейн вовремя оттолкнул меня в сторону. – Его пальцы чуть крепче сжали стекло бокала. – Экскаваторщик потом долго извинялся за свою небрежность.
– Ты убил его?
– Нет, только проучил. После этого случая мы с Лимейном сошлись теснее. Мы ели за одним столом и жили рядом в общежитии. Говорили, спорили о самых разных проблемах… Я любил его. Он был хороший человек.
– А Земля?
Дюмарест взглянул на женщину. Ее лицо казалось мягким и нежным, мерцающие блики света оттеняли золото волос и красоту тела. Эрл понял, что она интуитивно, по-женски, пытается снять его внутреннее напряжение и грусть, без утайки открывая глубину своей всепонимающей души, восхитительной женственности и теплоты.
– Это планета, – ответил он тихо.
– Твоя планета? Ты родился там?
– Да.
Она задумчиво покачала головой, пытаясь понять:
– Твой друг говорил, что ты не знаешь, где она находится. И еще, что кто-то может ответить на этот вопрос. Но если этот мир – твой, то почему ты не знаешь пути туда?
– Я покинул его, когда был слишком мал, – объяснил Эрл. – Я улетел с Земли на межзвездном корабле, когда мне было десять лет. Капитан корабля должен был оставить меня, но он оказался слишком добр. С той поры я путешествовал с ним с планеты на планету, забираясь все дальше к центру Галактики. Где небо, усыпанное звездами, кажется гораздо ниже, тяжелее; и оно не голубого цвета, как на земле, а блестящее, словно перламутр. Я забрался так далеко, что здесь никто не знает даже названия «Земля» и не может хотя бы приблизительно указать координаты.
Зилия задумчиво смотрела на него:
– И что теперь?
– Теперь я пытаюсь найти дорогу назад, – ответил он. – Вот и все. Обычная история непослушного беглеца, затерявшегося в необъятных просторах Галактики. Ты наверняка слышала похожие тысячи раз.
– Может быть. – Она прикоснулась краем своего бокала к его бокалу; раздался нежный хрустальный звон. Ее глаза сверкнули, поймали его упрямый взгляд, заблестели ярче; она сказала, ласково и тепло:
– У меня есть тост для тебя. Я хочу пожелать тебе большой удачи!
– За удачу!
Они допили вино, и Эрл задумчиво поставил пустой бокал на стол. Утром, на заре ему потребуется ясная голова и спокойная решимость: ему нужно будет пройти через весь город, добраться до взлетного поля и покинуть Кловис на одном из рейсовых кораблей.
А пока у него есть еще одно дело здесь, в этом доме. Он достал из кармана горсть тяжелых монет – местные деньги – и протянул женщине:
– Это тебе за хлопоты. Прошлые и предстоящие. Этого достаточно?
Она наклонила голову, пересчитывая монеты; золотые волосы рассыпались по плечам сказочным узором.
– Стоимость дальнего перелета… – она прошептала: – мой господин слишком щедр!
– Ты довольна?
– Почти. – Она подняла голову и улыбнулась. Ее глаза призывно заблестели, пухлые яркие губы чуть приоткрылись:
– Что касается платы за хлопоты, то здесь более чем достаточно; а если говорить об остальном – то это вам судить…
Она убрала монеты, встала, подошла к светильнику. Отблеск пламени в последний раз заиграл в золоте волос, на кончиках ее пальцев и белоснежной коже и пропал. Комната погрузилась в темноту.
А потом были только тепло и нежность, мягкость губ, кожи, волнующий запах духов и бесконечный, неутоленный, всепоглощающий жар ее роскошного, волшебного тела…
Глава 2
В то утро ветер сменился на северный; небо же оставалось чистым, без каких-либо признаков скорого дождя. Отметив все это, Квендис Лимейн пришел в плохое расположение духа: он был уверен, что в ближайшем будущем надо ждать сильной непогоды, которая принесет несчастья на его поля. Он отложил в сторону метеорологические инструменты и, слегка прищурив серые глаза, взглянул на угодья; слегка обрюзгший Квендис когда-то был подтянутым и стремительным, а теперь располнел и с головой погрузился в заботы о своем большом хозяйстве и семье.
Его поля были в прекрасном состоянии; чувствовалась умелая и любящая рука. Он не скупился на технику, пропахивая землю на нужную глубину, на удобрения, которые делали землю плодородней, на воду для орошения почвы, постоянно требовавшей живительной влаги. И земля, взлелеянная несколькими поколениями его предков, по-прежнему с благодарностью отвечала на уход и внимание хорошими и обильными урожаями.
Квендис смотрел на фруктовые сады, уходившие ровными рядами деревьев на западе и востоке к самому горизонту; зеленые листья золотило восходящее солнце, ветер клонил к земле ветви, отягощенные зреющими плодами.
Его южные земли занимали поля зерновых и виноградники; на севере были посеяны овощные культуры вперемешку с бахчевыми.
Непогода угрожала прежде всего именно этим северным полям. Ураганы приносили ветра, дожди и, что самое опасное, – тучи семян сорных растений; эти сорняки мгновенно укоренялись, заглушая все полезное вокруг, и у них начинали быстро вызревать семена. Квендис знал, что надо будет тщательно следить за появлением подобных семян, вовремя выдергивать прорезающиеся ростки, перепахивать зараженные участки, снова полоть их – и так несколько раз подряд.
Надолго ли это затянется? Кто знает! Просто много хороших земель окажутся исключенными из нужного процесса, и это печально. Он подумал о том, что на севере у фермеров уже и так отобрали большую часть плодородных, черноземных земель под строительство, которое расползается, как спрут. А каждый потерянный фут земли означает потерю урожая, уменьшение производимого количества пищи, что еще опасней.
– Гроуэр Лимейн! – Обернувшись на окликнувший его девичий голос, он увидел стройную девушку. Это была одна из служанок; Скромное ситцевое платье обтягивало ее по-девичьи тоненькую фигурку; она слегка запыхалась, ее пухлые губы были приоткрыты, а в больших глазах прыгали веселые чертики.
– Госпожа послала за вами, гроуэр. Все готово к завтраку.
Это очень похоже на Сюзанну, подумал он – думать о ежедневных мелочах, таких как еда, например. Ветер с севера, его гнетет опасность бури и непогоды, а она может в это время заботиться о еде! Хотя, конечно, она права, подумал он, вздохнув. Волноваться заранее, изматывая настроением окружающих, не стоит; от этого опасность не уменьшится, зато отношение к делу рабочих хозяйства может измениться в худшую сторону. Значит, жена права. Он еще раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и ответил:
– Уже иду, Ньяла.
– Гроуэр?
– Что еще, дитя?
– Я уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, гроуэр. Может быть, вы разрешите мне пойти на танцы во время праздника урожая?
Квендис колебался, но это было неизбежно. С его благословения или нет, однако она обязательно пойдет туда, поэтому лучше сказать «да». И он знал, что Ньяла будет не одинока, что за праздником последует целая волна свадеб и обручений, и это будет в порядке вещей!
– Гроуэр?
В ее голосе уже звучало легкое нетерпение, и он понял, что не отвечал слишком долго. Старым не угнаться за молодыми, это неизбежно. Он улыбнулся, глядя на нее:
– Я просто задумался, пытаясь определить, кто твой счастливый избранник. Хемрод?
– Нет, гроуэр, это Илшем. – В глазах Ньялы не осталось и следа недовольства. – Я рассталась с Хемродом, он был непозволительно настойчив. Так вы меня отпускаете?
– Да, дитя мое, конечно.
– Спасибо, гроуэр! – Ее оливковое лицо озарила счастливая улыбка. – Мы нарожаем вам кучу ребятишек, чтобы хозяйство стало еще крепче, а земля – богаче! Это я вам обещаю!
Его улыбка погасла, как только она убежала. Он задумчиво шел к дому. Скоро родится много ребятишек. Много потенциальных работников для земли. Они будут кормить и лелеять землю, а она – вознаграждать их труд урожаями. Но ведь это не может продолжаться до бесконечности? Уже сейчас есть землевладельцы, гроуэры, у которых нет своей земли, и рабочие, у которых нет ферм. Они работают на других за деньги, еду. Конечно, это еще не повсеместный голод, это лишь уменьшенные порции, уменьшенная плата, разные ограничения – но еще не голод, хотя об этом надо думать заранее.
Бог даст, нас плохое не коснется!
Кулинария была одной из слабостей Сюзанны; стол был заставлен тарелками с вкусными пирогами, рулетами, булками, сластями; здесь же были разные мясные блюда, салаты из свежих овощей, компоты и напитки своего приготовления – это ли не награда человеку, который весь день с самого раннего утра трудился не покладая рук! Но Квендис был расстроен, и ему не хотелось есть. Он ел по привычке, не чувствуя вкуса, краем уха прислушиваясь к тихой беседе остальных. Разговор касался обычных тем: вкусы, мода, проект гроуэра Мелтона, который хотел строить дамбу и осушать часть речных земель, беспорядки и волнения среди работников гроуэра Эктона – все как всегда. Разговоры стихли, когда он попросил всех послушать его.
– Ветер северный, – веско произнес он в наступившей тишине. – Никос, возьмешь около сотни работников для наблюдений и работ в северной части угодий; Нилд, ты будешь с ребятами в южной части. Торн, когда мы сможем начать уборку урожая?
Бригадир, к которому обратился Квендиш, помолчал, прекрасно сознавая, что вопрос задан чисто риторически. Квендиш знал состояние посевов и степень созревания культур на каждом дюйме своих земель, но успех его отношений с людьми заключался в уважении, с которым он относился к мнению каждого работника; он всегда спрашивал совета, а не отдавал приказы.
– Через несколько дней, гроуэр, – ответил Торн. – Я думаю, через недельку. Очень хочется воспользоваться ясными солнечными деньками.
– Начинайте, когда сочтешь, что пора.
Квендиш встал с места, окончив завтрак и деловую беседу. Разговор за столом тотчас же возобновился; три его дочери, четыре сына, жена, бригадир, агроном, их жены – привычный круг людей, постоянно работающих вместе и связанных больше чем привычкой. Квендиш с болью подумал, что здесь нет сейчас его старшего сына, Клеона. Но тут уж ничего не поделаешь.
Сюзанна присоединилась к нему, внимательно глядя в глаза. Она была его второй женой, моложе Квендиша на десять лет, но стала прекрасной матерью всем его детям и великолепной хозяйкой. Сюзанна ласково коснулась его руки:
– Ты обеспокоен, дорогой. Думаешь о ветре с севера?
Его поля были в прекрасном состоянии; чувствовалась умелая и любящая рука. Он не скупился на технику, пропахивая землю на нужную глубину, на удобрения, которые делали землю плодородней, на воду для орошения почвы, постоянно требовавшей живительной влаги. И земля, взлелеянная несколькими поколениями его предков, по-прежнему с благодарностью отвечала на уход и внимание хорошими и обильными урожаями.
Квендис смотрел на фруктовые сады, уходившие ровными рядами деревьев на западе и востоке к самому горизонту; зеленые листья золотило восходящее солнце, ветер клонил к земле ветви, отягощенные зреющими плодами.
Его южные земли занимали поля зерновых и виноградники; на севере были посеяны овощные культуры вперемешку с бахчевыми.
Непогода угрожала прежде всего именно этим северным полям. Ураганы приносили ветра, дожди и, что самое опасное, – тучи семян сорных растений; эти сорняки мгновенно укоренялись, заглушая все полезное вокруг, и у них начинали быстро вызревать семена. Квендис знал, что надо будет тщательно следить за появлением подобных семян, вовремя выдергивать прорезающиеся ростки, перепахивать зараженные участки, снова полоть их – и так несколько раз подряд.
Надолго ли это затянется? Кто знает! Просто много хороших земель окажутся исключенными из нужного процесса, и это печально. Он подумал о том, что на севере у фермеров уже и так отобрали большую часть плодородных, черноземных земель под строительство, которое расползается, как спрут. А каждый потерянный фут земли означает потерю урожая, уменьшение производимого количества пищи, что еще опасней.
– Гроуэр Лимейн! – Обернувшись на окликнувший его девичий голос, он увидел стройную девушку. Это была одна из служанок; Скромное ситцевое платье обтягивало ее по-девичьи тоненькую фигурку; она слегка запыхалась, ее пухлые губы были приоткрыты, а в больших глазах прыгали веселые чертики.
– Госпожа послала за вами, гроуэр. Все готово к завтраку.
Это очень похоже на Сюзанну, подумал он – думать о ежедневных мелочах, таких как еда, например. Ветер с севера, его гнетет опасность бури и непогоды, а она может в это время заботиться о еде! Хотя, конечно, она права, подумал он, вздохнув. Волноваться заранее, изматывая настроением окружающих, не стоит; от этого опасность не уменьшится, зато отношение к делу рабочих хозяйства может измениться в худшую сторону. Значит, жена права. Он еще раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и ответил:
– Уже иду, Ньяла.
– Гроуэр?
– Что еще, дитя?
– Я уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, гроуэр. Может быть, вы разрешите мне пойти на танцы во время праздника урожая?
Квендис колебался, но это было неизбежно. С его благословения или нет, однако она обязательно пойдет туда, поэтому лучше сказать «да». И он знал, что Ньяла будет не одинока, что за праздником последует целая волна свадеб и обручений, и это будет в порядке вещей!
– Гроуэр?
В ее голосе уже звучало легкое нетерпение, и он понял, что не отвечал слишком долго. Старым не угнаться за молодыми, это неизбежно. Он улыбнулся, глядя на нее:
– Я просто задумался, пытаясь определить, кто твой счастливый избранник. Хемрод?
– Нет, гроуэр, это Илшем. – В глазах Ньялы не осталось и следа недовольства. – Я рассталась с Хемродом, он был непозволительно настойчив. Так вы меня отпускаете?
– Да, дитя мое, конечно.
– Спасибо, гроуэр! – Ее оливковое лицо озарила счастливая улыбка. – Мы нарожаем вам кучу ребятишек, чтобы хозяйство стало еще крепче, а земля – богаче! Это я вам обещаю!
Его улыбка погасла, как только она убежала. Он задумчиво шел к дому. Скоро родится много ребятишек. Много потенциальных работников для земли. Они будут кормить и лелеять землю, а она – вознаграждать их труд урожаями. Но ведь это не может продолжаться до бесконечности? Уже сейчас есть землевладельцы, гроуэры, у которых нет своей земли, и рабочие, у которых нет ферм. Они работают на других за деньги, еду. Конечно, это еще не повсеместный голод, это лишь уменьшенные порции, уменьшенная плата, разные ограничения – но еще не голод, хотя об этом надо думать заранее.
Бог даст, нас плохое не коснется!
Кулинария была одной из слабостей Сюзанны; стол был заставлен тарелками с вкусными пирогами, рулетами, булками, сластями; здесь же были разные мясные блюда, салаты из свежих овощей, компоты и напитки своего приготовления – это ли не награда человеку, который весь день с самого раннего утра трудился не покладая рук! Но Квендис был расстроен, и ему не хотелось есть. Он ел по привычке, не чувствуя вкуса, краем уха прислушиваясь к тихой беседе остальных. Разговор касался обычных тем: вкусы, мода, проект гроуэра Мелтона, который хотел строить дамбу и осушать часть речных земель, беспорядки и волнения среди работников гроуэра Эктона – все как всегда. Разговоры стихли, когда он попросил всех послушать его.
– Ветер северный, – веско произнес он в наступившей тишине. – Никос, возьмешь около сотни работников для наблюдений и работ в северной части угодий; Нилд, ты будешь с ребятами в южной части. Торн, когда мы сможем начать уборку урожая?
Бригадир, к которому обратился Квендиш, помолчал, прекрасно сознавая, что вопрос задан чисто риторически. Квендиш знал состояние посевов и степень созревания культур на каждом дюйме своих земель, но успех его отношений с людьми заключался в уважении, с которым он относился к мнению каждого работника; он всегда спрашивал совета, а не отдавал приказы.
– Через несколько дней, гроуэр, – ответил Торн. – Я думаю, через недельку. Очень хочется воспользоваться ясными солнечными деньками.
– Начинайте, когда сочтешь, что пора.
Квендиш встал с места, окончив завтрак и деловую беседу. Разговор за столом тотчас же возобновился; три его дочери, четыре сына, жена, бригадир, агроном, их жены – привычный круг людей, постоянно работающих вместе и связанных больше чем привычкой. Квендиш с болью подумал, что здесь нет сейчас его старшего сына, Клеона. Но тут уж ничего не поделаешь.
Сюзанна присоединилась к нему, внимательно глядя в глаза. Она была его второй женой, моложе Квендиша на десять лет, но стала прекрасной матерью всем его детям и великолепной хозяйкой. Сюзанна ласково коснулась его руки:
– Ты обеспокоен, дорогой. Думаешь о ветре с севера?