Страница:
С другой стороны, порой в школе он слышал, как кто-то (обычно заплаканная девочка) говорил: «Моя двоюродная сестра оказалась в Программе...» И тогда темный страх снова его душил. Еще он страшно злился — кто имеет право так пугать бедную девочку?
Однако уже через несколько дней та бедная, заплаканная девочка начинала улыбаться. Тогда страх и гнев Сюи тоже постепенно слабели и улетучивались. Тем не менее его никогда не покидало чувство беспомощности и смутное недоверие к правительству.
Вот так обстояли дела.
И когда в этом году Сюя перешел в третий класс средней школы, он, как и другие его одноклассники, предположил, что все будет хорошо. Собственно говоря, что им еще оставалось делать?
Но вышло иначе.
— Этого не может быть!
Стул загрохотал, когда кто-то вскочил на ноги. Обладателя визгливого голоса Сюя определил прежде, чем бросил взгляд на стол позади Хироки Сугимуры. Кёити Мотобути, староста мальчиков класса. Лицо его не просто побледнело. Оно даже как-то посерело, составляя некий сюрреальный контраст с его очками в серебристой оправе. Теперь Кёити напоминал один из шелкографических оттисков Энди Уорхола. Оттиски эти приводились у них в учебниках как «типичный образчик упадочнического искусства американских империалистов».
Некоторые одноклассники надеялись, что Кёити сумеет выдать какую-то подходяще-рациональную форму протеста. Убивать приятелей, с которыми ты только вчера тусовался? Нет, невозможно. Здесь какая-то ошибка. Эй, староста, разве ты для нас все это дело не уладишь?
Но Кёити капитально их разочаровал.
— М-мой отец — ответственный за охрану окружающей среды в п-правительстве префектуры. Как мог класс, в к-котором я учусь, быть выбран для П-программы?..
Дрожь в голосе старосты выдавала его безумную взвинченность.
Мужчина по фамилии Сакамоти ухмыльнулся и покачал головой.
— Вот так так, — сказал он. — Ты Кёити Мотобути, верно? Ты должен знать, что такое равенство. Все люди рождены равными. Должность твоего отца в правительстве префектуры никаких особых привилегий тебе не дает. Ты такой же, как все. Послушайте меня, ученики. Кто-то вышел из богатой семьи, кто-то из бедной. Вы все должны понимать, что сами по себе чего-то стоите. А значит, Кёити, давай не впадать в иллюзию, будто ты какой-то особенный. Потому что никакой ты не особенный!
Сакамоти так рявкнул последнюю фразу, что Кёити буквально рухнул обратно на стул. Инструктор некоторое время сверлил Кёити глазами, а затем на его физиономии снова расплылась улыбка.
— Ваш класс будет упомянут в сегодняшних утренних новостях. Разумеется, поскольку проведение Программы засекречено, подробности останутся в тайне до конца игры. Но, должен вам сказать, ваших родителей уже обо всем известили. Все по-прежнему выглядели растерянными и ошарашенными. Одноклассникам убивать друг друга? Немыслимо.
— Значит, вы все еще не верите в реальность того, что происходит?
Сакамоти с озадаченным видом почесал в затылке. Затем повернулся к двери.
— Эй, парни! — крикнул он. — Марш сюда!
Тут дверь скользнула в сторону, и в класс вбежали трое мужчин в камуфляже, тяжелых ботинках и со стальными шлемами со значком персика под мышками. Сразу же стало понятно, что это солдаты сил особого назначения. За плечом у каждого висела винтовка со штыком, а к поясу была пристегнута кобура с пистолетом. Один солдат, высокий, с вьющимися волосами, казался каким-то бесшабашным. Другой был среднего роста, с привлекательным мальчишеским лицом. На губах третьего играла легкая усмешка. Они принесли большой нейлоновый пакет наподобие черного спального мешка. Из пакета местами что-то выпирало, вызывая ассоциацию с ананасами.
Сакамоти отошел к окну, и трое мужчин положили пакет на кафедру. Внутри пакета, судя по всему, было что-то мягкое, поскольку оба его конца свесились с кафедры.
— Позвольте мне представить вам этих людей, — объявил Сакамоти. — Они окажут вам немалую помощь при выполнении Программы. Итак, господин Тахара, господин Кондо и господин Номура. А теперь, господа, не будете ли вы так любезны показать этим школьникам, что там внутри?
Бесшабашный, по фамилии Тахара, подступил к кафедре, взялся за молнию и раскрыл пакет. Оттуда хлынуло что-то красное...
Не успел Тахара до конца расстегнуть молнию, как одна из девочек в переднем ряду пронзительно завизжала, и к ней тут же присоединились остальные. Загрохотали столы и стулья, а к девичьему хору добавились восклицания мальчиков.
Сюя затаил дыхание.
Внутри полуоткрытого пакета находилось тело господина Macao Хаясиды, их классного руководителя. Вернее, теперь это был их бывший классный руководитель. Собственно говоря, он также был бывшим господином Хаясидой.
Тонкий синевато-серый костюм учителя насквозь пропитался кровью. От его больших черных очков, за которые его прозвали Стрекозой, осталась только половина. Соответственно только половина осталась от головы господина Хаясиды. Из-под единственной линзы в потолок тупо таращился багровый глаз. Серая масса — должно быть, мозги учителя — липла к остаткам волос. Словно испытывая облегчение от возможности наконец-то вырваться на свободу, левая рука господина Хаясиды, все еще с часами на ней, выскользнула из пакета и свесилась с кафедры. Ученики в переднем ряду могли видеть, как секундная стрелка все еще ходит по кругу.
— Так, ну ладно, а теперь тихо. Тихо. Молчать!
Сакамоти хлопнул в ладоши, но девочки не прекратили своего визга.
Внезапно солдат по фамилии Кондо достал пистолет.
Сюя ожидал предупредительного выстрела в потолок, однако вместо этого солдат схватил пакет с телом господина Хаясиды и скинул его с кафедры. Затем Кондо схватил труп за шею и поднял его повыше. Он выглядел совсем как герой научно-фантастического фильма, борющийся с гигантским червем.
Наконец солдат всадил две пули в голову господина Хаясиды. Остатки головы разлетелись по сторонам. Крупнокалиберные пули разорвали кости черепа и мозги, клочья которого забрызгали лица и школьную форму учеников в переднем ряду.
Эхо пистолетных выстрелов затихло. От головы господина Хаясиды почти ничего не осталось.
Солдат бросил тело учителя сбоку от кафедры. В классе воцарилась гробовое молчание.
Осталось 42 ученика
4
5
Однако уже через несколько дней та бедная, заплаканная девочка начинала улыбаться. Тогда страх и гнев Сюи тоже постепенно слабели и улетучивались. Тем не менее его никогда не покидало чувство беспомощности и смутное недоверие к правительству.
Вот так обстояли дела.
И когда в этом году Сюя перешел в третий класс средней школы, он, как и другие его одноклассники, предположил, что все будет хорошо. Собственно говоря, что им еще оставалось делать?
Но вышло иначе.
* * *
— Этого не может быть!
Стул загрохотал, когда кто-то вскочил на ноги. Обладателя визгливого голоса Сюя определил прежде, чем бросил взгляд на стол позади Хироки Сугимуры. Кёити Мотобути, староста мальчиков класса. Лицо его не просто побледнело. Оно даже как-то посерело, составляя некий сюрреальный контраст с его очками в серебристой оправе. Теперь Кёити напоминал один из шелкографических оттисков Энди Уорхола. Оттиски эти приводились у них в учебниках как «типичный образчик упадочнического искусства американских империалистов».
Некоторые одноклассники надеялись, что Кёити сумеет выдать какую-то подходяще-рациональную форму протеста. Убивать приятелей, с которыми ты только вчера тусовался? Нет, невозможно. Здесь какая-то ошибка. Эй, староста, разве ты для нас все это дело не уладишь?
Но Кёити капитально их разочаровал.
— М-мой отец — ответственный за охрану окружающей среды в п-правительстве префектуры. Как мог класс, в к-котором я учусь, быть выбран для П-программы?..
Дрожь в голосе старосты выдавала его безумную взвинченность.
Мужчина по фамилии Сакамоти ухмыльнулся и покачал головой.
— Вот так так, — сказал он. — Ты Кёити Мотобути, верно? Ты должен знать, что такое равенство. Все люди рождены равными. Должность твоего отца в правительстве префектуры никаких особых привилегий тебе не дает. Ты такой же, как все. Послушайте меня, ученики. Кто-то вышел из богатой семьи, кто-то из бедной. Вы все должны понимать, что сами по себе чего-то стоите. А значит, Кёити, давай не впадать в иллюзию, будто ты какой-то особенный. Потому что никакой ты не особенный!
Сакамоти так рявкнул последнюю фразу, что Кёити буквально рухнул обратно на стул. Инструктор некоторое время сверлил Кёити глазами, а затем на его физиономии снова расплылась улыбка.
— Ваш класс будет упомянут в сегодняшних утренних новостях. Разумеется, поскольку проведение Программы засекречено, подробности останутся в тайне до конца игры. Но, должен вам сказать, ваших родителей уже обо всем известили. Все по-прежнему выглядели растерянными и ошарашенными. Одноклассникам убивать друг друга? Немыслимо.
— Значит, вы все еще не верите в реальность того, что происходит?
Сакамоти с озадаченным видом почесал в затылке. Затем повернулся к двери.
— Эй, парни! — крикнул он. — Марш сюда!
Тут дверь скользнула в сторону, и в класс вбежали трое мужчин в камуфляже, тяжелых ботинках и со стальными шлемами со значком персика под мышками. Сразу же стало понятно, что это солдаты сил особого назначения. За плечом у каждого висела винтовка со штыком, а к поясу была пристегнута кобура с пистолетом. Один солдат, высокий, с вьющимися волосами, казался каким-то бесшабашным. Другой был среднего роста, с привлекательным мальчишеским лицом. На губах третьего играла легкая усмешка. Они принесли большой нейлоновый пакет наподобие черного спального мешка. Из пакета местами что-то выпирало, вызывая ассоциацию с ананасами.
Сакамоти отошел к окну, и трое мужчин положили пакет на кафедру. Внутри пакета, судя по всему, было что-то мягкое, поскольку оба его конца свесились с кафедры.
— Позвольте мне представить вам этих людей, — объявил Сакамоти. — Они окажут вам немалую помощь при выполнении Программы. Итак, господин Тахара, господин Кондо и господин Номура. А теперь, господа, не будете ли вы так любезны показать этим школьникам, что там внутри?
Бесшабашный, по фамилии Тахара, подступил к кафедре, взялся за молнию и раскрыл пакет. Оттуда хлынуло что-то красное...
Не успел Тахара до конца расстегнуть молнию, как одна из девочек в переднем ряду пронзительно завизжала, и к ней тут же присоединились остальные. Загрохотали столы и стулья, а к девичьему хору добавились восклицания мальчиков.
Сюя затаил дыхание.
Внутри полуоткрытого пакета находилось тело господина Macao Хаясиды, их классного руководителя. Вернее, теперь это был их бывший классный руководитель. Собственно говоря, он также был бывшим господином Хаясидой.
Тонкий синевато-серый костюм учителя насквозь пропитался кровью. От его больших черных очков, за которые его прозвали Стрекозой, осталась только половина. Соответственно только половина осталась от головы господина Хаясиды. Из-под единственной линзы в потолок тупо таращился багровый глаз. Серая масса — должно быть, мозги учителя — липла к остаткам волос. Словно испытывая облегчение от возможности наконец-то вырваться на свободу, левая рука господина Хаясиды, все еще с часами на ней, выскользнула из пакета и свесилась с кафедры. Ученики в переднем ряду могли видеть, как секундная стрелка все еще ходит по кругу.
— Так, ну ладно, а теперь тихо. Тихо. Молчать!
Сакамоти хлопнул в ладоши, но девочки не прекратили своего визга.
Внезапно солдат по фамилии Кондо достал пистолет.
Сюя ожидал предупредительного выстрела в потолок, однако вместо этого солдат схватил пакет с телом господина Хаясиды и скинул его с кафедры. Затем Кондо схватил труп за шею и поднял его повыше. Он выглядел совсем как герой научно-фантастического фильма, борющийся с гигантским червем.
Наконец солдат всадил две пули в голову господина Хаясиды. Остатки головы разлетелись по сторонам. Крупнокалиберные пули разорвали кости черепа и мозги, клочья которого забрызгали лица и школьную форму учеников в переднем ряду.
Эхо пистолетных выстрелов затихло. От головы господина Хаясиды почти ничего не осталось.
Солдат бросил тело учителя сбоку от кафедры. В классе воцарилась гробовое молчание.
Осталось 42 ученика
4
Большинство учеников, поначалу вскочивших со своих мест, робко опустились обратно. Необаятельный солдат по фамилии Номура отволок пакет с телом господина Хаясиды в угол аудитории, затем опять присоединился к двум остальным. Сакамоти снова занял свое место за кафедрой.
Тишину в классе внезапно нарушили чьи-то стоны, и кого-то вырвало на пол. По аудитории стала растекаться кислая вонь.
— Слушайте все, — заговорил Сакамоти, скребя в затылке. — Как видите, господин Хаясида решительно воспротивился приписке вашего класса к Программе. Все получилось так внезапно, и нам правда очень жаль, однако...
В аудитории снова воцарилась тишина. Теперь ученики все осознали. Это была реальность. Никакая не ошибка и не розыгрыш. Им действительно предстояло убивать друг друга.
Сюя отчаянно попытался трезво все обдумать. Запредельность всей ситуации просто ошеломляла. Голова шла кругом из-за страшного трупа господина Хаясиды и той роли, которую он сыграл в этом фильме ужасов.
Они должны как-то спастись. Но как?.. Ага, все верно... сперва он встретится с Ёситоки... с Синдзи и Хироки... но как на самом деле проводилась Программа? Подробности никогда не оглашались. Ученикам давали оружие, чтобы они убивали друг друга. Только это и было известно. Но могли они друг с другом поговорить? Как руководство следило за игрой?
— Я... я... — В мысли Сюи вторгся знакомый голос. Он поднял голову и открыл глаза.
Ёситоки Кунинобу привстал со своего места и теперь смотрел на Сакамоти с видом человека, не уверенного в том, что ему стоит продолжать. Судя по всему, Ёситоки плохо владел собой. Сюя весь напрягся. «Не надо, Ёситоки! — мысленно взмолился он. — Не надо их провоцировать!»
— Да? Что такое? Спрашивай, о чем хочешь.
Сакамоти изобразил дружелюбную улыбку, и Ёситоки, точно кукла, продолжил:
— Я... у меня... нет родителей. Так кого вы известили?
— Да-да. — Сакамоти кивнул. — Припоминаю, что у вас в классе был кто-то из сиротского приюта. Должно быть, ты Сюя Нанахара. Так-так, из твоего личного дела следует, что ты порой высказывал опасные мысли. Таким образом...
— Я Сюя Нанахара, — вмешался Сюя. Сакамоти взглянул на него, затем снова на Ёситоки. Тот, все еще ошарашенный, посмотрел на Сюю.
— Ах, прошу прощения. Был еще один. Значит, ты Ёситоки Кунинобу. Что ж, я навестил заведующую тем учреждением, где вы оба выросли. Да-да, припоминаю... очаровательная женщина. — Сакамоти двусмысленно улыбнулся. Хотя улыбка изображала радость, в ней было что-то отвратительное.
Лицо Сюи застыло.
— Что вы сделали с госпожой Анно? — вопросил он.
— Как и господин Хаясида, она была весьма несговорчива. Ни в какую не желала примириться с вашей припиской к Программе. Тогда, исключительно ради того, чтобы ее утихомирить, — спокойно продолжал Сакамоти, — мне пришлось ее изнасиловать. О, не волнуйтесь. Могу вас заверить, что она осталась жива.
Сюя побагровел от гнева и вскочил со своего места. Однако, прежде чем он успел что-то сказать, Ёситоки воскликнул:
— Я тебя убью!
Ёситоки Кунинобу встал во весь рост, выражение его лица изменилось. Он всегда и со всеми был дружелюбен. Что бы ни случилось, невозможно было представить себе Ёситоки разгневанным. Тем не менее такое случалось. Сейчас на лице у него то же самое выражение, что и в тех немногих случаях, когда он бывал по-настоящему разъярен. Никто из класса таким его, пожалуй, еще не видел, но Сюе довелось дважды. Первый раз — в четвертом классе начальной школы, когда пса Эдди, любимца всего «Дома милосердия», прямо перед воротами переехала машина. Ёситоки тогда бешено бросился вслед за уносящимся прочь автомобилем. Второй раз — год назад, когда один мужчина попытался использовать долг учреждения, чтобы подобраться к госпоже Анно. После того как она сумела выплатить деньги и тем самым отвергла его ухаживания, мужчина публично ее обругал, явно желая, чтобы его слышали все обитатели «Благотворительного дома». Не вмешайся тогда Сюя, наглый ухажер лишился бы как минимум передних зубов, хотя Ёситоки тоже бы наверняка прилично досталось. Ёситоки был невероятно добр, и даже когда его дразнили или оскорбляли, он обычно отшучивался. Но когда причиняли боль тому, кого он по-настоящему любил, реакция Ёситоки бывала предельно резкой. И за это Сюя его обожал.
— Я убью тебя, ублюдок! — продолжал кричать Ёситоки. — Убью и с дерьмом смешаю!
— Ну и ну. — Сакамоти это явно позабавило. — Ты серьезно, Ёситоки? Ты ведь знаешь, что человек должен отвечать за свои слова.
— А ну выйдем! Я тебя точно убью! Ты меня на том свете помнить будешь!
— Прекрати, Ёситоки! Прекрати!
На отчаянный призыв Сюи Ёситоки не обратил никакого внимания.
Тут Сакамоти заговорил до странности добрым голосом, словно желая умиротворить ученика.
— Послушай, Ёситоки. Знаешь, что ты сейчас делаешь? Ты оглашаешь свою оппозицию правительству.
— Я тебя убью! — Ёситоки не унимался. — Убью тебя, гад, убью!
Сюя не мог больше сдерживаться, но как только он снова собрался выкрикнуть Ёситоки предостережение, Сакамоти покачал головой и дал знак стоявшим у кафедры трем солдатам сил особого назначения.
Вместе они составляли вокальную группу, что-то вроде «Четырех новичков». Мужчины в камуфляже, Тахара, Кондо и Номура, дружно подняли правые руки и приняли театральные позы. Но в руках у них были пистолеты. Вокальная группа спела бы теперь что-то вроде: «Ах, детка, детка, прошу, проведи со мной эту ночь...»
Сюя заметил, как Ёситоки весь напрягся.
Три пистолета выстрелили одновременно. Стоя в проходе, Ёситоки затрясся, словно танцуя буги-вуги.
Все произошло так внезапно, что ни у Норико Накагавы, сидевшей сразу позади Ёситоки, ни у всего остального класса даже не было времени пригнуться.
Грохот выстрелов еще не затих, а Ёситоки уже медленно качнулся вправо и рухнул в проход между своим столом и тем, за которым сидела Идзуми Канаи. Идзуми дико заверещала.
Троица солдат так и осталась стоять, вытянув вперед руки. От каждого из стволов вверх тянулся легкий дымок. Затем между ножек стола Сюя разглядел повернутое к нему лицо — до боли знакомое. Выпученные глаза Ёситоки, устремленные куда-то в пол, по-прежнему были открыты. Затем его правая рука судорожно задергалась.
Ёситоки!
Сюя вскочил со своего места, чтобы к нему подбежать, однако Норико Накагава, которая сидела ближе, оказалась быстрее.
— Ёситоки! — воскликнула она и наклонилась к нему.
Бесшабашный Тахара прицелился в девочку и нажал на спусковой крючок. Норико полетела вперед, точно ей сделали подножку, и упала на Ёситоки. Тот все еще дергался.
Тахара тут же перевел пистолет на Сюю. В голове у Сюи лихорадочно метались мысли, но тело его замерло. Двигались только глаза. Он заметил, как из икры Норико льется кровь.
— Без моего разрешения из-за стола не вставать, — обращаясь к Норико, процедил Сакамоти. Затем он взглянул на Сюю и добавил: — То же самое касается и тебя. Сядь на место.
Сюя приложил все силы, чтобы оторвать взгляд от окровавленной ноги Норико и дергающегося под ней Ёситоки. Он посмотрел Сакамоти прямо в глаза. От страшного шока жилы у него на шее до отказа натянулись.
— Что за дьявольщина здесь происходит? — выпалил Сюя, не двигаясь с места. Тахара по-прежнему целился ему в лоб. — Что вы такое творите!? Мы должны оказать помощь Ёситоки... и Норико...
Сакамоти скривился и покачал головой.
— Брось, сядь на место, — повторил он. — Ты тоже, Норико.
Норико, совсем бледная от пережитого ужаса, медленно перевела взгляд на Сакамоти. Казалось, ее переполняет скорее гнев, нежели сильная боль от пулевого ранения. Девочка яростно засверкала глазами на инструктора.
— Пожалуйста, окажите какую-то помощь Ёситоки, — произнесла она, намеренно подчеркивая каждое слово.
Правая рука Ёситоки продолжала дергаться. Однако прямо у них на глазах это подергивание все слабело. Было очевидно, что, если Ёситоки прямо сейчас не оказать помощь, его ранения станут смертельными.
Сакамоти глубоко вздохнул, затем обратился к бесшабашному:
— Господин Тахара, будьте так любезны оказать ему помощь.
Прежде чем они смогли сообразить, что он имеет в виду, Тахара опустил пистолет и нажал на спусковой крючок. Раздался грохот. Голова Ёситоки Кунинобу лишь раз дернулась, и что-то оттуда плеснуло прямо в лицо Норико.
Потрясенная девочка немо раскрыла рот. Все ее лицо было залито темно-красной влагой.
Тут Сюя понял, что его рот тоже раскрыт.
Хотя часть головы Ёситоки была теперь снесена, он по-прежнему тупо глазел на все тот же участок пола. Однако он уже не дергался. Лежал неподвижно.
— Вот видите? — сказал Сакамоти. — Он все равно умирал. Мы оказали ему помощь. А теперь прошу вас вернуться на свои места.
— Боже... — Норико смотрела на обезображенную голову Ёситоки, — Боже мой...
Сюя тоже был потрясен и не мог оторвать глаз от лица лежащего между ножек стола Ёситоки. Разум его был так парализован, словно у него, как у Ёситоки, только что мозги разлетелись на кусочки. Сумбурные воспоминания о Ёситоки метались в его ошалелой голове. Небольшие путешествия, которые они предпринимали вдоль реки, порой делая привалы. Дождливый день, проведенный за старой настольной игрой. Как они подражали Джейку и Элвуду, героям фильма «Братья Блюз», тоже сиротам (удивительное дело, но фильм этот был дублирован и, хотя у актеров были просто жуткие голоса, стал хитом на черном рынке). И, наконец, лицо Ёситоки, совсем недавно, когда он сказал: «Знаешь, Сюя, я тут кое в кого влюбился». А потом...
— Вы что, оглохли? — поинтересовался Сакамоти. Да, Сюя был глух к его словам. Он неотрывно смотрел на Ёситоки.
То же самое происходило и с Норико. Если бы они и двинулись, то пошли бы по следам Ёситоки. Стоящий рядом с Сакамоти Тахара навел пистолет на Норико, а двое других взяли на прицел Сюю.
— Господин Сакамоти, — внезапно произнес спокойный, даже слегка беспечный голос. Только благодаря этому голосу Сюя снова пришел в себя — или, по крайней мере, молча повернул голову в сторону говорящего.
Впереди, перед опустевшим стулом Ёситоки, с поднятой рукой сидел Синдзи Мимура. Норико тоже медленно перевела взгляд на него.
— Что? Так-так, посмотрим. Ты, должно быть, Синдзи Мимура. В чем дело?
— Норико, судя по всему, ранена. Я подумал, не смогу ли я помочь ей вернуться на свое место.
Несмотря на всю тяжесть их положения, Третий говорил своим обычным голосом.
Сакамоти слегка наморщил лоб, но затем кивнул.
— Ладно, валяй. В конце концов, нам надо двигаться дальше.
Синдзи кивнул, встал и направился к Норико. Подойдя к ней, он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и нагнулся. Для начала Синдзи вытер залитое кровью Ёситоки лицо Норико. Та едва на это отреагировала. Затем Синдзи предложил Норико встать и взял ее под правую руку.
Наконец, повернувшись спиной к Сакамоти, Синдзи взглянул на Сюю, который так и остался стоять. Под четко очерченными бровями Синдзи его глаза, в которых всегда читалось легкое веселье, теперь были предельно серьезны. Он поднял правую бровь и еле заметно покачал головой. Его левая ладонь пошла вниз, словно бы что-то толкая. Сперва Сюя этого знака не понял. Тогда Синдзи его повторил.
По-прежнему потрясенный, Сюя наконец-то сообразил, что Синдзи просит его успокоиться. Глядя Синдзи в глаза, он медленно опустился на стул.
Синдзи кивнул. Затем, усадив Норико, он вернулся на свое место.
Из правой ноги Норико по-прежнему текла кровь. Белые носки и спортивные тапочки стали теперь красными, словно Норико носила один сапожок Санта-Клауса.
Мало-помалу Норико тоже приходила в себя. Она потянулась к Синдзи, желая его поблагодарить. Но тот, словно бы видя затылком, пожал плечами и удержал ее от этого жеста. Тогда Норико подалась назад и снова увидела справа от себя тело Ёситоки. Она молча смотрела на него. Глаза девочки были полны слез.
Сюя тоже смотрел на труп, хотя его частично скрывали столы. Да, это был именно труп. Никаких сомнений. Трудно было это осознать, но теперь Ёситоки, рядом с которым Сюя провел десять лет своей жизни, стал трупом.
Глядя на выпученные глаза Ёситоки, Сюя ощутил, как гнев его становится все более отчетливым, пульсируя во всем теле. Этот гнев нарастал, разливаясь по всему его телу так, что Сюю почти сводило судорогой. Чувства, притупленные первоначальным шоком, постепенно выходили на поверхность. Повернувшись к Сакамоти, Сюя оскалил зубы.
А того вид ученика, похоже, позабавил. Сюя уже был на грани того, чтобы взорваться точно так же, как Ёситоки. Но затем...
Синдзи Мимура вмешался в самый критический момент, прося его успокоиться... Сюя тут же вспомнил, как считанные секунды тому назад получил от него знак. Все верно... если он сейчас вспылит, он, разумеется, кончит как Ёситоки. А что еще более важно... девочка, которую Ёситоки так обожал, теперь серьезно ранена. Если он прямо сейчас погибнет... что тогда будет с Норико Накагавой?
Сюя усилием воли постарался отвести взгляд от Сакамоти. Он уставился в свой стол. Горе душило Сюю, а сердце его буквально разрывалось от гнева и скорби, которым не был выхода.
Сакамоти негромко рассмеялся. И отвернулся от Сюи.
Пытаясь утихомирить неуемную дрожь, Сюя крепко сжал под столом оба кулака. Он сжимал их все крепче и крепче. Нелегко было обуздать свои эмоции, когда прямо перед ним лежал труп Ёситоки.
Просто непостижимо! Как такое могло произойти? Как можно было потерять человека... человека, настолько близкого?
«Ёситоки всегда был со мной, — думал Сюя. — Неважно, какой ерундой мы занимались. А как насчет того раза, когда он тонул в речке, и я его вытащил? Или когда мы маялись дурью, собирая уйму кузнечиков? Потом мы засунули их в небольшую коробку, и все они в итоге подохли. А нам обоим стало от этого очень скверно. Или как мы соперничали, добиваясь внимания того пса Эдди? Или как мы откололи тот номер в школе и спрятались на чердаке над учительской? Нас чуть было там не застукали, но мы все-таки сумели сбежать и потом славно посмеялись... Мы с Ёситоки всегда были вместе. Это точно. Он всегда был со мной. Так как же он мог теперь оставить меня?»
Синдзи снова поднял руку.
— У меня есть еще один вопрос, господин Сакамоти.
— Опять ты? В чем дело?
— Норико ранена. Я так понимаю, нам предстоит участвовать в Программе. Разве это не сделает игру несправедливой?
— Ну да, пожалуй, сделает. И что с того?
— Думаю, это означает, что Норико должна подлечиться. А это в свою очередь означает, что осуществление Программы должно быть отложено до ее выздоровления. Разве не так?
Сюя, только что едва сумевший сдержать свой гнев, был совершенно поражен непоколебимым спокойствием, звучавшим в речи Синдзи Мимуры. Хотя казалось немного странным, что Сюя так этому поразился. Да, Синдзи Мимура был гораздо спокойнее Сюи и лучше держал себя в руках. Кроме того, Синдзи был прав. Если его просьба будет удовлетворена, им удастся выиграть немного времени. Тогда они, вполне возможно, смогут спастись.
Сакамоти громко заржал.
— Да, Синдзи, это очень интересное предложение.
Однако затем Сакамоти предложил альтернативное решение проблемы:
— Может, нам лучше прямо сейчас убить Норико Накагаву? Тогда игра станет справедливой.
Норико и все остальные вновь оцепенели. Сюя заметил, как Синдзи весь напрягся, выдавая истинную реакцию:
— Я забираю назад свое предложение. Ничего-ничего, я просто пошутил.
Сакамоти снова заржал, реагируя на юморное предложение Синдзи. Тахара, чья рука уже потянулась к кобуре пистолета, быстро вернул ее к ремню винтовки у него на плече.
Затем Сакамоти снова хлопнул в ладоши.
— Ну ладно, а теперь слушайте. Прежде всего, вы все различаетесь по своему интеллекту, физическому развитию и т.д. и т.п. Мы рождены неравными. А потому мы не станем лечить Норико Накагаву... эй, там!! Не шушукаться! — внезапно заорал Сакамоти. Затем он резко швырнул какую-то белую штуковину туда, где Фумиё Фудзиёси (ученица номер 18) о чем-то шептала сидящей рядом с ней старосте девочек класса Юкиэ Уцуми. Сюя на мгновение задумался: может, это кусок мела. Разумеется, учитывая все обстоятельства, такой вариант казался нелепым.
Штуковина издала глухой звук — примерно как гвоздь, вбитый в гроб. Тонкий нож торчал из самой середины чистого, широкого лба Фумиё Фудзиёси.
Юкиэ с широко распахнутыми глазами уставилась на эту картину. Причем картина эта казалась еще более дикой оттого, что Фумиё поднимала глаза, силясь увидеть нож, всаженный ей в лоб. Голова ее запрокинулась. Затем девочка повалилась набок. Падая, она левым виском ударилась об угол стола и слегка его сдвинула.
Здесь уже никаких сомнений быть не могло: остаться в живых с ножом во лбу было никак невозможно.
Никто даже не шевельнулся. Никто не сказал ни слова. Юкиэ сделала глубокий вдох и опустила взгляд на Фумиё. Норико тоже туда смотрела. Синдзи Мимура сжал губы, видя как Фумиё, подобно Ёситоки Кунинобу, обрушивается в проход.
Сюя затаил дыхание. В горле у него пересохло.
«Он так запросто это сделал! — подумал он. — Захотелось — и сделал! Прихоти ради! Проклятье! Наша жизнь и смерть теперь целиком в руках этого гада Сакамоти!»
— Оба-на! Классно у меня получилось! Впрочем, весьма сожалею. Когда инструктор кого-то убивает, это против правил, ведь так? — Сакамоти закрыл глаза и почесал в затылке. Затем его физиономия снова посерьезнела, и он продолжил: — Мне требуется все ваше внимание. Целиком. Импульсивные действия строго запрещены. Да, мне будет очень жаль. Но если кто-то еще станет шептаться, он тут же получит нож в башку!
Сюя сжал зубы и приказал себе хранить терпение. Он снова и снова себе это приказывал, стараясь не смотреть на своих мертвых одноклассников.
Тем не менее глаза его опять потянуло к лицу Ёситоки, и Сюе не осталось ничего другого, кроме как на него смотреть. Он чувствовал, что вот-вот расплачется.
Осталось 40 учеников
Тишину в классе внезапно нарушили чьи-то стоны, и кого-то вырвало на пол. По аудитории стала растекаться кислая вонь.
— Слушайте все, — заговорил Сакамоти, скребя в затылке. — Как видите, господин Хаясида решительно воспротивился приписке вашего класса к Программе. Все получилось так внезапно, и нам правда очень жаль, однако...
В аудитории снова воцарилась тишина. Теперь ученики все осознали. Это была реальность. Никакая не ошибка и не розыгрыш. Им действительно предстояло убивать друг друга.
Сюя отчаянно попытался трезво все обдумать. Запредельность всей ситуации просто ошеломляла. Голова шла кругом из-за страшного трупа господина Хаясиды и той роли, которую он сыграл в этом фильме ужасов.
Они должны как-то спастись. Но как?.. Ага, все верно... сперва он встретится с Ёситоки... с Синдзи и Хироки... но как на самом деле проводилась Программа? Подробности никогда не оглашались. Ученикам давали оружие, чтобы они убивали друг друга. Только это и было известно. Но могли они друг с другом поговорить? Как руководство следило за игрой?
— Я... я... — В мысли Сюи вторгся знакомый голос. Он поднял голову и открыл глаза.
Ёситоки Кунинобу привстал со своего места и теперь смотрел на Сакамоти с видом человека, не уверенного в том, что ему стоит продолжать. Судя по всему, Ёситоки плохо владел собой. Сюя весь напрягся. «Не надо, Ёситоки! — мысленно взмолился он. — Не надо их провоцировать!»
— Да? Что такое? Спрашивай, о чем хочешь.
Сакамоти изобразил дружелюбную улыбку, и Ёситоки, точно кукла, продолжил:
— Я... у меня... нет родителей. Так кого вы известили?
— Да-да. — Сакамоти кивнул. — Припоминаю, что у вас в классе был кто-то из сиротского приюта. Должно быть, ты Сюя Нанахара. Так-так, из твоего личного дела следует, что ты порой высказывал опасные мысли. Таким образом...
— Я Сюя Нанахара, — вмешался Сюя. Сакамоти взглянул на него, затем снова на Ёситоки. Тот, все еще ошарашенный, посмотрел на Сюю.
— Ах, прошу прощения. Был еще один. Значит, ты Ёситоки Кунинобу. Что ж, я навестил заведующую тем учреждением, где вы оба выросли. Да-да, припоминаю... очаровательная женщина. — Сакамоти двусмысленно улыбнулся. Хотя улыбка изображала радость, в ней было что-то отвратительное.
Лицо Сюи застыло.
— Что вы сделали с госпожой Анно? — вопросил он.
— Как и господин Хаясида, она была весьма несговорчива. Ни в какую не желала примириться с вашей припиской к Программе. Тогда, исключительно ради того, чтобы ее утихомирить, — спокойно продолжал Сакамоти, — мне пришлось ее изнасиловать. О, не волнуйтесь. Могу вас заверить, что она осталась жива.
Сюя побагровел от гнева и вскочил со своего места. Однако, прежде чем он успел что-то сказать, Ёситоки воскликнул:
— Я тебя убью!
Ёситоки Кунинобу встал во весь рост, выражение его лица изменилось. Он всегда и со всеми был дружелюбен. Что бы ни случилось, невозможно было представить себе Ёситоки разгневанным. Тем не менее такое случалось. Сейчас на лице у него то же самое выражение, что и в тех немногих случаях, когда он бывал по-настоящему разъярен. Никто из класса таким его, пожалуй, еще не видел, но Сюе довелось дважды. Первый раз — в четвертом классе начальной школы, когда пса Эдди, любимца всего «Дома милосердия», прямо перед воротами переехала машина. Ёситоки тогда бешено бросился вслед за уносящимся прочь автомобилем. Второй раз — год назад, когда один мужчина попытался использовать долг учреждения, чтобы подобраться к госпоже Анно. После того как она сумела выплатить деньги и тем самым отвергла его ухаживания, мужчина публично ее обругал, явно желая, чтобы его слышали все обитатели «Благотворительного дома». Не вмешайся тогда Сюя, наглый ухажер лишился бы как минимум передних зубов, хотя Ёситоки тоже бы наверняка прилично досталось. Ёситоки был невероятно добр, и даже когда его дразнили или оскорбляли, он обычно отшучивался. Но когда причиняли боль тому, кого он по-настоящему любил, реакция Ёситоки бывала предельно резкой. И за это Сюя его обожал.
— Я убью тебя, ублюдок! — продолжал кричать Ёситоки. — Убью и с дерьмом смешаю!
— Ну и ну. — Сакамоти это явно позабавило. — Ты серьезно, Ёситоки? Ты ведь знаешь, что человек должен отвечать за свои слова.
— А ну выйдем! Я тебя точно убью! Ты меня на том свете помнить будешь!
— Прекрати, Ёситоки! Прекрати!
На отчаянный призыв Сюи Ёситоки не обратил никакого внимания.
Тут Сакамоти заговорил до странности добрым голосом, словно желая умиротворить ученика.
— Послушай, Ёситоки. Знаешь, что ты сейчас делаешь? Ты оглашаешь свою оппозицию правительству.
— Я тебя убью! — Ёситоки не унимался. — Убью тебя, гад, убью!
Сюя не мог больше сдерживаться, но как только он снова собрался выкрикнуть Ёситоки предостережение, Сакамоти покачал головой и дал знак стоявшим у кафедры трем солдатам сил особого назначения.
Вместе они составляли вокальную группу, что-то вроде «Четырех новичков». Мужчины в камуфляже, Тахара, Кондо и Номура, дружно подняли правые руки и приняли театральные позы. Но в руках у них были пистолеты. Вокальная группа спела бы теперь что-то вроде: «Ах, детка, детка, прошу, проведи со мной эту ночь...»
Сюя заметил, как Ёситоки весь напрягся.
Три пистолета выстрелили одновременно. Стоя в проходе, Ёситоки затрясся, словно танцуя буги-вуги.
Все произошло так внезапно, что ни у Норико Накагавы, сидевшей сразу позади Ёситоки, ни у всего остального класса даже не было времени пригнуться.
Грохот выстрелов еще не затих, а Ёситоки уже медленно качнулся вправо и рухнул в проход между своим столом и тем, за которым сидела Идзуми Канаи. Идзуми дико заверещала.
Троица солдат так и осталась стоять, вытянув вперед руки. От каждого из стволов вверх тянулся легкий дымок. Затем между ножек стола Сюя разглядел повернутое к нему лицо — до боли знакомое. Выпученные глаза Ёситоки, устремленные куда-то в пол, по-прежнему были открыты. Затем его правая рука судорожно задергалась.
Ёситоки!
Сюя вскочил со своего места, чтобы к нему подбежать, однако Норико Накагава, которая сидела ближе, оказалась быстрее.
— Ёситоки! — воскликнула она и наклонилась к нему.
Бесшабашный Тахара прицелился в девочку и нажал на спусковой крючок. Норико полетела вперед, точно ей сделали подножку, и упала на Ёситоки. Тот все еще дергался.
Тахара тут же перевел пистолет на Сюю. В голове у Сюи лихорадочно метались мысли, но тело его замерло. Двигались только глаза. Он заметил, как из икры Норико льется кровь.
— Без моего разрешения из-за стола не вставать, — обращаясь к Норико, процедил Сакамоти. Затем он взглянул на Сюю и добавил: — То же самое касается и тебя. Сядь на место.
Сюя приложил все силы, чтобы оторвать взгляд от окровавленной ноги Норико и дергающегося под ней Ёситоки. Он посмотрел Сакамоти прямо в глаза. От страшного шока жилы у него на шее до отказа натянулись.
— Что за дьявольщина здесь происходит? — выпалил Сюя, не двигаясь с места. Тахара по-прежнему целился ему в лоб. — Что вы такое творите!? Мы должны оказать помощь Ёситоки... и Норико...
Сакамоти скривился и покачал головой.
— Брось, сядь на место, — повторил он. — Ты тоже, Норико.
Норико, совсем бледная от пережитого ужаса, медленно перевела взгляд на Сакамоти. Казалось, ее переполняет скорее гнев, нежели сильная боль от пулевого ранения. Девочка яростно засверкала глазами на инструктора.
— Пожалуйста, окажите какую-то помощь Ёситоки, — произнесла она, намеренно подчеркивая каждое слово.
Правая рука Ёситоки продолжала дергаться. Однако прямо у них на глазах это подергивание все слабело. Было очевидно, что, если Ёситоки прямо сейчас не оказать помощь, его ранения станут смертельными.
Сакамоти глубоко вздохнул, затем обратился к бесшабашному:
— Господин Тахара, будьте так любезны оказать ему помощь.
Прежде чем они смогли сообразить, что он имеет в виду, Тахара опустил пистолет и нажал на спусковой крючок. Раздался грохот. Голова Ёситоки Кунинобу лишь раз дернулась, и что-то оттуда плеснуло прямо в лицо Норико.
Потрясенная девочка немо раскрыла рот. Все ее лицо было залито темно-красной влагой.
Тут Сюя понял, что его рот тоже раскрыт.
Хотя часть головы Ёситоки была теперь снесена, он по-прежнему тупо глазел на все тот же участок пола. Однако он уже не дергался. Лежал неподвижно.
— Вот видите? — сказал Сакамоти. — Он все равно умирал. Мы оказали ему помощь. А теперь прошу вас вернуться на свои места.
— Боже... — Норико смотрела на обезображенную голову Ёситоки, — Боже мой...
Сюя тоже был потрясен и не мог оторвать глаз от лица лежащего между ножек стола Ёситоки. Разум его был так парализован, словно у него, как у Ёситоки, только что мозги разлетелись на кусочки. Сумбурные воспоминания о Ёситоки метались в его ошалелой голове. Небольшие путешествия, которые они предпринимали вдоль реки, порой делая привалы. Дождливый день, проведенный за старой настольной игрой. Как они подражали Джейку и Элвуду, героям фильма «Братья Блюз», тоже сиротам (удивительное дело, но фильм этот был дублирован и, хотя у актеров были просто жуткие голоса, стал хитом на черном рынке). И, наконец, лицо Ёситоки, совсем недавно, когда он сказал: «Знаешь, Сюя, я тут кое в кого влюбился». А потом...
— Вы что, оглохли? — поинтересовался Сакамоти. Да, Сюя был глух к его словам. Он неотрывно смотрел на Ёситоки.
То же самое происходило и с Норико. Если бы они и двинулись, то пошли бы по следам Ёситоки. Стоящий рядом с Сакамоти Тахара навел пистолет на Норико, а двое других взяли на прицел Сюю.
— Господин Сакамоти, — внезапно произнес спокойный, даже слегка беспечный голос. Только благодаря этому голосу Сюя снова пришел в себя — или, по крайней мере, молча повернул голову в сторону говорящего.
Впереди, перед опустевшим стулом Ёситоки, с поднятой рукой сидел Синдзи Мимура. Норико тоже медленно перевела взгляд на него.
— Что? Так-так, посмотрим. Ты, должно быть, Синдзи Мимура. В чем дело?
— Норико, судя по всему, ранена. Я подумал, не смогу ли я помочь ей вернуться на свое место.
Несмотря на всю тяжесть их положения, Третий говорил своим обычным голосом.
Сакамоти слегка наморщил лоб, но затем кивнул.
— Ладно, валяй. В конце концов, нам надо двигаться дальше.
Синдзи кивнул, встал и направился к Норико. Подойдя к ней, он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и нагнулся. Для начала Синдзи вытер залитое кровью Ёситоки лицо Норико. Та едва на это отреагировала. Затем Синдзи предложил Норико встать и взял ее под правую руку.
Наконец, повернувшись спиной к Сакамоти, Синдзи взглянул на Сюю, который так и остался стоять. Под четко очерченными бровями Синдзи его глаза, в которых всегда читалось легкое веселье, теперь были предельно серьезны. Он поднял правую бровь и еле заметно покачал головой. Его левая ладонь пошла вниз, словно бы что-то толкая. Сперва Сюя этого знака не понял. Тогда Синдзи его повторил.
По-прежнему потрясенный, Сюя наконец-то сообразил, что Синдзи просит его успокоиться. Глядя Синдзи в глаза, он медленно опустился на стул.
Синдзи кивнул. Затем, усадив Норико, он вернулся на свое место.
Из правой ноги Норико по-прежнему текла кровь. Белые носки и спортивные тапочки стали теперь красными, словно Норико носила один сапожок Санта-Клауса.
Мало-помалу Норико тоже приходила в себя. Она потянулась к Синдзи, желая его поблагодарить. Но тот, словно бы видя затылком, пожал плечами и удержал ее от этого жеста. Тогда Норико подалась назад и снова увидела справа от себя тело Ёситоки. Она молча смотрела на него. Глаза девочки были полны слез.
Сюя тоже смотрел на труп, хотя его частично скрывали столы. Да, это был именно труп. Никаких сомнений. Трудно было это осознать, но теперь Ёситоки, рядом с которым Сюя провел десять лет своей жизни, стал трупом.
Глядя на выпученные глаза Ёситоки, Сюя ощутил, как гнев его становится все более отчетливым, пульсируя во всем теле. Этот гнев нарастал, разливаясь по всему его телу так, что Сюю почти сводило судорогой. Чувства, притупленные первоначальным шоком, постепенно выходили на поверхность. Повернувшись к Сакамоти, Сюя оскалил зубы.
А того вид ученика, похоже, позабавил. Сюя уже был на грани того, чтобы взорваться точно так же, как Ёситоки. Но затем...
Синдзи Мимура вмешался в самый критический момент, прося его успокоиться... Сюя тут же вспомнил, как считанные секунды тому назад получил от него знак. Все верно... если он сейчас вспылит, он, разумеется, кончит как Ёситоки. А что еще более важно... девочка, которую Ёситоки так обожал, теперь серьезно ранена. Если он прямо сейчас погибнет... что тогда будет с Норико Накагавой?
Сюя усилием воли постарался отвести взгляд от Сакамоти. Он уставился в свой стол. Горе душило Сюю, а сердце его буквально разрывалось от гнева и скорби, которым не был выхода.
Сакамоти негромко рассмеялся. И отвернулся от Сюи.
Пытаясь утихомирить неуемную дрожь, Сюя крепко сжал под столом оба кулака. Он сжимал их все крепче и крепче. Нелегко было обуздать свои эмоции, когда прямо перед ним лежал труп Ёситоки.
Просто непостижимо! Как такое могло произойти? Как можно было потерять человека... человека, настолько близкого?
«Ёситоки всегда был со мной, — думал Сюя. — Неважно, какой ерундой мы занимались. А как насчет того раза, когда он тонул в речке, и я его вытащил? Или когда мы маялись дурью, собирая уйму кузнечиков? Потом мы засунули их в небольшую коробку, и все они в итоге подохли. А нам обоим стало от этого очень скверно. Или как мы соперничали, добиваясь внимания того пса Эдди? Или как мы откололи тот номер в школе и спрятались на чердаке над учительской? Нас чуть было там не застукали, но мы все-таки сумели сбежать и потом славно посмеялись... Мы с Ёситоки всегда были вместе. Это точно. Он всегда был со мной. Так как же он мог теперь оставить меня?»
Синдзи снова поднял руку.
— У меня есть еще один вопрос, господин Сакамоти.
— Опять ты? В чем дело?
— Норико ранена. Я так понимаю, нам предстоит участвовать в Программе. Разве это не сделает игру несправедливой?
— Ну да, пожалуй, сделает. И что с того?
— Думаю, это означает, что Норико должна подлечиться. А это в свою очередь означает, что осуществление Программы должно быть отложено до ее выздоровления. Разве не так?
Сюя, только что едва сумевший сдержать свой гнев, был совершенно поражен непоколебимым спокойствием, звучавшим в речи Синдзи Мимуры. Хотя казалось немного странным, что Сюя так этому поразился. Да, Синдзи Мимура был гораздо спокойнее Сюи и лучше держал себя в руках. Кроме того, Синдзи был прав. Если его просьба будет удовлетворена, им удастся выиграть немного времени. Тогда они, вполне возможно, смогут спастись.
Сакамоти громко заржал.
— Да, Синдзи, это очень интересное предложение.
Однако затем Сакамоти предложил альтернативное решение проблемы:
— Может, нам лучше прямо сейчас убить Норико Накагаву? Тогда игра станет справедливой.
Норико и все остальные вновь оцепенели. Сюя заметил, как Синдзи весь напрягся, выдавая истинную реакцию:
— Я забираю назад свое предложение. Ничего-ничего, я просто пошутил.
Сакамоти снова заржал, реагируя на юморное предложение Синдзи. Тахара, чья рука уже потянулась к кобуре пистолета, быстро вернул ее к ремню винтовки у него на плече.
Затем Сакамоти снова хлопнул в ладоши.
— Ну ладно, а теперь слушайте. Прежде всего, вы все различаетесь по своему интеллекту, физическому развитию и т.д. и т.п. Мы рождены неравными. А потому мы не станем лечить Норико Накагаву... эй, там!! Не шушукаться! — внезапно заорал Сакамоти. Затем он резко швырнул какую-то белую штуковину туда, где Фумиё Фудзиёси (ученица номер 18) о чем-то шептала сидящей рядом с ней старосте девочек класса Юкиэ Уцуми. Сюя на мгновение задумался: может, это кусок мела. Разумеется, учитывая все обстоятельства, такой вариант казался нелепым.
Штуковина издала глухой звук — примерно как гвоздь, вбитый в гроб. Тонкий нож торчал из самой середины чистого, широкого лба Фумиё Фудзиёси.
Юкиэ с широко распахнутыми глазами уставилась на эту картину. Причем картина эта казалась еще более дикой оттого, что Фумиё поднимала глаза, силясь увидеть нож, всаженный ей в лоб. Голова ее запрокинулась. Затем девочка повалилась набок. Падая, она левым виском ударилась об угол стола и слегка его сдвинула.
Здесь уже никаких сомнений быть не могло: остаться в живых с ножом во лбу было никак невозможно.
Никто даже не шевельнулся. Никто не сказал ни слова. Юкиэ сделала глубокий вдох и опустила взгляд на Фумиё. Норико тоже туда смотрела. Синдзи Мимура сжал губы, видя как Фумиё, подобно Ёситоки Кунинобу, обрушивается в проход.
Сюя затаил дыхание. В горле у него пересохло.
«Он так запросто это сделал! — подумал он. — Захотелось — и сделал! Прихоти ради! Проклятье! Наша жизнь и смерть теперь целиком в руках этого гада Сакамоти!»
— Оба-на! Классно у меня получилось! Впрочем, весьма сожалею. Когда инструктор кого-то убивает, это против правил, ведь так? — Сакамоти закрыл глаза и почесал в затылке. Затем его физиономия снова посерьезнела, и он продолжил: — Мне требуется все ваше внимание. Целиком. Импульсивные действия строго запрещены. Да, мне будет очень жаль. Но если кто-то еще станет шептаться, он тут же получит нож в башку!
Сюя сжал зубы и приказал себе хранить терпение. Он снова и снова себе это приказывал, стараясь не смотреть на своих мертвых одноклассников.
Тем не менее глаза его опять потянуло к лицу Ёситоки, и Сюе не осталось ничего другого, кроме как на него смотреть. Он чувствовал, что вот-вот расплачется.
Осталось 40 учеников
5
— Позвольте, я изложу вам правила.
Сакамоти снова придал своему голосу радостный тон. В классе запахло свежей кровью Ёситоки Кунинобу. Этот запах полностью отличался от запаха засохшей крови их классного руководителя господина Хаясиды. Со своего места Сюя не видел лица Фумиё Фудзиёси, но, судя по всему, крови из ее лба вытекало немного.
Сакамоти снова придал своему голосу радостный тон. В классе запахло свежей кровью Ёситоки Кунинобу. Этот запах полностью отличался от запаха засохшей крови их классного руководителя господина Хаясиды. Со своего места Сюя не видел лица Фумиё Фудзиёси, но, судя по всему, крови из ее лба вытекало немного.