Страница:
— Художницей по тканям.
— Ах да, правильно! Во всяком случае, сейчас я не хочу слушать о твоих колебаниях и сомнениях. Парень просто изнывает от любви. Это написано у него на лице. В конце концов ты этого заслуживаешь.
— Наверное, — со вздохом согласилась Селина. Ей давно пора изменить сложившийся в глазах окружающих образ кокетки. Ей бы хотелось, чтобы о ней думали как о свободной и независимой женщине. Вероятно, у нее не хватает присущей всем Фонтенам целеустремленности, но уж легкомысленной она точно не была.
Она никогда не искала любовных приключений. Напротив, в свои двадцать три года Селина оставалась девственницей, наверное, последней на планете. Ни разу ей не встретился мужчина, которому она готова была сказать: «Я согласна» или даже «Я согласна хоть сейчас».
Опасаясь насмешек, она никому не призналась бы в этом. Над ней и так с самого детства смеялись. Ее уже давно тошнило от дурацкого прозвища Селинка-былинка, которое ей дали за худобу и высокий рост.
— Наверное, он и в самом деле великолепен, — заметила Селина, возвращая на лицо приветливую улыбку и продвигаясь вдоль стола. Добавила на тарелку тоненький ломтик своего любимого сыра «порт-салют», пару крекеров и десяток свежих ягод лесной земляники, залитых шоколадом. Она решила обратить все в шутку, зная, что только так сможет избавиться от своей настырной сестрицы. — Но боюсь, он не совсем в моем вкусе. Ты же знаешь: мне никогда не нравились блондины. Вот если бы он был темным вроде Тома Круза или Сильвестра Сталлоне, то…
— Ну пожалуйста! Этот парень просто создан для тебя. И еще: он не полицейский, не адвокат, не репортер и не врач. Я специально спрашивала.
Селина рассмеялась немудреной шутке сестры. Та нарочно перечислила профессии, о которых Селина и слышать не хотела после прошлогоднего происшествия.
— Тогда как насчет «Я устала и у меня болит голова»? — продолжала отнекиваться Селина.
— Никаких возражений! — Джекки взяла с тарелки Селины одну ягодку и отправила ее в рот. — Ну, правда, Селина, мне обидно — ты отвергаешь всякого, с кем я хочу тебя познакомить. Ты же не знаешь, что теряешь.
Селина заметила, как сестра бросила взгляд в противоположный угол зала. Там стоял ее муж, Гарри О'Киф — высокий красивый мужчина, — и о чем-то беседовал с их английским кузеном. Он старался сохранить равновесие, держа в руке рюмку перье, а на плечах своего сына, трехлетнего Николаса.
На глаза Селины внезапно навернулись слезы, и она поспешила отвернуться, пока Джекки ничего не заметила.
«Я прекрасно знаю, что я теряю, — подумала она, и грусть наполнила все ее существо. — Может быть, у меня никогда не будет того, что есть у тебя. Не будет мужа, не будет ребенка. У меня просто не будет времени. — Она почувствовала, как ее начала бить дрожь. — О Боже, только не здесь! И не сейчас!»
Она сдерживалась из последних сил. Еще секунда — и она разревется у всех на глазах.
Селина хотела было броситься бежать, но страх сковал ее тело. Она даже не увидела, а только почувствовала, как Джекки подхватила из ее рук тарелку и поставила на стол.
— Какая же я дура! — воскликнула она. — Во мне столько же способности к сопереживанию, как в большегрузном самосвале. Ведь ты расстроилась из-за Ли? Ты так его и не забыла. — Она подвела сестру к ближайшему креслу и усадила рядом с собой, согнав оттуда двух гостей.
Не переставая дрожать, Селина попыталась улыбнуться, моргая и молясь за здоровье изобретателя водостойкой туши для ресниц.
— Нет, я не… Я не думала о нем.
— Сестричка, не надо храбриться. Лучше поплачь. — Джекки крепко обняла Селину за плечи. — Когда я вспоминаю, как этот мерзавец потребовал вернуть ему кольцо, не дождавшись, пока ты выйдешь из больницы, я готова…
— Дорогая, дорогая, с тобой все в порядке? — Из-за плеча Селины в облаке «Шанель №19» возникла мать и стала хлопать ее по щекам, будто та была без сознания.
— Д-да, м-ма-мочка. В-все хоро… — Селина пыталась вставить хоть слово в промежутках между похлопываниями.
— Это все из-за Ли, — объяснила Джекки. — Она никак не забудет о нем.
— Вовсе нет…
— О моя бедная, дорогая, дорогая девочка!.. — Франсина Фонтен прекратила хлопать дочь по щекам, обошла вокруг кресла и присела рядом. Схватив руку Селины, она сжала ее своими ладонями. — Этот гадкий человек не стоит ни одной твоей слезинки.
Если бы Селине не было так плохо, она бы рассмеялась. Чуть больше года назад мать тем же самым тоном уговаривала ее принять предложение о замужестве от Лиланда Даубера Третьего. Вся семья считала его идеальной партией: серьезный молодой человек, который наконец наставит ее на путь истинный. У Ли была вилла в Риме, замок в Швейцарии, сеть прибыльных гостиниц и ответы на любые вопросы.
Селине всегда хотелось иметь мужа и детей, гораздо больше, чем делать карьеру, хотя она никогда бы не решилась сказать этого вслух своим родственникам — соискателям Нобелевской премии, деловым гениям, которым всегда сопутствовала удача.
Селина всерьез увлеклась Ли. Влюбленной девушке показалось, что он и есть тот единственный, которого она ждала всю жизнь. Особенно Селину растрогало кольцо, которое он надел ей на палец в знак их помолвки тем декабрьским вечером, когда они словно дети носились по парку Линкольна в Чикаго и лепили снежную бабу.
Вечер закончился совсем не так, как они оба ожидали. Внезапное прекращение всяких связей между ней и Лиландом Даубером несколько недель спустя стало для всех полной неожиданностью. И прежде всего — для нее самой. Она действительно верила, что небезразлична ему, а он оставил ее, когда она так в нем нуждалась.
— Дело… не в Ли. — Селина пыталась дышать ровно и спокойно.
— Тогда в чем? — потребовала ответа Джекки.
— Это… я… — Селина остановилась в последний момент, когда роковые слова уже готовы были сорваться с языка.
Слова, которые сказали врачи перед ее вылетом во Францию: «Неожиданное осложнение, мисс Фонтен. Необходима еще одна операция… Ее нельзя ни в коем случае откладывать».
Они сыпали профессиональными терминами, но суть была ясна: предстоящая операция рискованна, но если ее не сделать, Селина обречена.
Осколок пули, засевший глубоко в спине, тот самый, что врачи поначалу ради ее блага решили не извлекать — он такой маленький, она даже не будет чувствовать его присутствия, — вдруг начал смещаться и медленно приближаться к жизненно важной артерии. Еще немного, и он убьет ее. Может, это случится даже не в этом и не в следующем месяце, но времени у нее не больше года. Спасти ее может только операция. Операция должна состояться через две недели.
— Я… я просто устала. — Селина говорила теперь спокойно, переводя взгляд с матери на сестру. — Только и всего. Обычная усталость. Я еще не акклиматизировалась.
У нее не хватило бы смелости сообщить им страшную новость. Во всяком случае, этой ночью. Ее родные только отошли от переживаний, которые она им доставила в прошлом году. Пусть хотя бы праздник не будет ничем омрачен. Завтра или послезавтра она скажет. Время еще есть.
— Дорогая, дорогая, это точно, что больше тебя ничто не тревожит?
— Да, мама. Я пожелаю вам спокойной ночи и поднимусь к себе. Извинись за меня перед дядей Эдуардом и тетей Патрицией. — Селина чмокнула воздух около щек матери и повернулась к Жаклин: — Поцелуй от меня маленького Николаса.
— Ну конечно. Ты вправду не хочешь остаться? Подожди хотя бы начала затмения.
— Нет, я пойду. Оставляю вам, ученым людям, наблюдать затмение. Завтра вы мне расскажете, как все было. Я ведь по другой части — я же вышивальщица.
Джекки крепко обняла сестру.
— Ну, иди отдыхай. — Она понизила голос до шепота: — Если я встречу парня с широкой улыбкой и темными волосами в стиле Тома Круза или Сильвестра Сталлоне, я познакомлю его с тобой.
— Непременно. — Селина изобразила на лице нечто, что, на ее взгляд, выглядело как «усталая, но довольная улыбка», и, вскочив с кресла, бросила: — Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, Джекки.
— Я не шучу…
Последние слова сестры настигли ее, когда она, пробираясь сквозь толпу, была уже на полпути к выходу.
Она летела мимо ошарашенных гостей, мимо официантов, мимо слуг, пока не оказалась в самой старой части замка. Вдали от людей она почувствовала себя немного лучше. «Ну, давай, Селина, — уговаривала она себя, переходя на медленный, исполненный чувства собственного достоинства твердый шаг. — Где же хваленая сила духа рода Фонтенов?» Она остановилась в пустынном коридоре и перевела дух.
Почему-то ее многочисленным родственникам Бог дал либо волю, либо ум, либо решимость — качества, считавшиеся у Фонтенов фамильными. Ей же достались только лишь знаменитые огненно-рыжие волосы.
Нет, нет, нет! Она плотно сжала веки, отгоняя хорошо знакомое ощущение собственной неполноценности. Может быть, она недостойна их всех, но не из-за этого ей так не везет. Она еще не нашла своего места в жизни, но когда-нибудь это произойдет. Только надо непременно избавиться от привычки жалеть себя. И от привычки паниковать.
Она открыла глаза, сбросила с ног итальянские лодочки, схватила их, прижала к груди, и, расправив плечи, уверенно двинулась по коридору к своей комнате. Вокруг господствовала тишина, лишь изредка нарушаемая отголосками празднества.
Она выбрала эту часть замка, потому что тут всегда было тихо. С этим крылом дома были связаны самые приятные воспоминания детства. С этими комнатами в готическом стиле, с этими старинными коврами.
Селина остановилась возле гобелена, освещаемого старой лампадой. Именно коллекция гобеленов, хранящаяся в замке, стала главной причиной, почему она выбрала профессию художественного ткачества. В коллекции были уникальные образцы: средневековые материалы и техника странным образом сочетались с современной цветовой гаммой и узором. И ей тоже хотелось создать что-либо подобное — неповторимое и вечное.
Вздохнув, она повернулась и пошла дальше. Трудно винить семью за то, что ее новое увлечение не приняли всерьез. Ведь раньше она уже пыталась и открыть собственный ресторан, и стать фотомоделью и тренером по аэробике. И ничто не могло удержать ее больше года.
Но они поймут: нынешняя ее страсть — это настоящее.
У нее будет время всем доказать. Куча времени. Через две недели она ляжет в клинику, и все будет в порядке. Бояться нечего.
Держась за эту мысль как за спасательный круг, Селина пошла дальше, любуясь другим милым ее сердцу орнаментом: двумя переплетенными буквами «Г» и «Р», вырезанными над всеми дверями замка.
Семейное предание гласило, что буквы вырезали во времена первого хозяина замка — Гастона де Варенна. По тому же преданию, Гастон де Варенн был большим ценителем женской красоты, во всяком случае, до тех пор, пока не встретил свою будущую жену. Та настолько покорила его сердце, что ее инициалами украсили двери всех замков, которыми он владел, — а таких в округе было несколько. Правда, нигде в архивах не сохранилось записей с полным именем женщины, а со временем оно забылось, так что инициалы несли на себе отпечаток некой тайны.
Грустная улыбка тронула губы Селины, когда она вошла в следующий коридор. Будучи маленькой девочкой, она часто представляла себя загадочной леди Р., воображала, как на белоснежном коне она сопровождает своего красавца рыцаря на красочные турниры и роскошные пиры, на которых все женщины носят большие изысканные шляпы.
Улыбка сама собой угасла. Как трудно расставаться с некоторыми мечтами! Ведь до сих пор ей хотелось иметь рядом именно такого мужчину — мягкого, учтивого, задумчивого, говорящего тихим голосом. Одним словом, настоящего рыцаря, готового преданно служить своей даме.
Как же она ошиблась, приняв за своего героя человека, предавшего ее, как только с ней случилась беда!..
На этот раз при воспоминании о Ли она почувствовала гнев, ярость и… боль. У него не было права винить ее за инцидент в парке Линкольна. Правда, ей пришла в голову внезапная мысль пойти туда погулять — это казалось очень романтичным. Но если бы он не сцепился с бандой вооруженных подростков, которые попытались угнать его новенький «БМВ», ее бы не ранили.
В газетах это назвали «инцидентом с ограблением машины». Одна роковая секунда, которая изменила всю ее жизнь и лишила будущего.
У нее вдруг все поплыло перед глазами. Неужели она в последний раз видит эти ухоженные залы и гобелены Лафонтена? Неужели в будущем году она сюда уже не вернется?
Последние несколько шагов до своей комнаты Селина пронеслась опрометью. Ничего не видя от слез, она закрыла дверь и швырнула в сторону туфли, как будто именно в них был источник ее страхов. Ее сердце колотилось, голова раскалывалась от боли.
Она потерла пальцами виски. Нужно скорее заснуть! Завтра утром ей будет легче. Она почувствует себя лучше. И сильнее. И посмотрит своей беде в лицо. И расскажет о ней своим близким. А сейчас не надо о ней думать.
Селина погасила свет, сразу же ощутив, насколько приятнее находиться в прохладной темноте комнаты после огней и шума главного зала. Босиком она пересекла комнату и подошла к туалетному столику. Вынула из ушей серьги, расстегнула часики и положила их на полированную поверхность.
До нее доносились звуки праздника: на улицах, окружавших замок, жители городка Сен-Пол устроили фейерверк, сопровождая сверкание и хлопки петард и шутих пением и смехом. Наверное, уже скоро полночь.
Она сняла шляпу и шагнула к окну. Свет от полной луны пробивался сквозь цветные стекла витража. За окном тихо падал снег, сияли огни в домах, мигали неоновые рекламы открытых всю ночь заведений. На обрушенной местами стене, опоясывающей древний замок, она увидела с полдесятка людей, вооруженных камерами и телескопами, направленными в небо. Селина прислонилась лбом к стеклу. Теперь серебряный свет луны освещал ее всю — с ног до головы.
Серебро. Золото. Внизу были видны плавательный бассейн с подогревом, теннисный корт, домики для гостей, двор, заставленный «мерседесами», «бугатти» и «астон-мартинами». Богатство. Она всегда считала его само собой разумеющимся. Но все богатство ее семьи не могло сейчас помочь ей. Голова болела все сильнее. Селина отвернулась от окна. Если она хочет заснуть сегодня ночью, надо принять аспирин, несмотря на ее ненависть к таблеткам.
Селина подошла к шкафу и забросила шляпу на верхнюю полку, забитую яркими беретами, косынками и шалями. Затем расстегнула платье, сняла его через голову и повесила на плечики в соседнем отделении. Оставшись в тедди — короткой золотистой комбинации из шелка и кружев — всего на грамм веса, которую она купила в Милане за шестьсот долларов, — она наклонилась к обувному отделению гардероба и стала рыться в мешанине туфель и сапог, разыскивая сумочку. Где-то в ней наверняка завалялась пачка аспирина.
Наконец она отыскала большую сумку из ярко-розовой кожи, взяла ее и опустилась на кровать. Пальцы нащупали водительское удостоверение, билет на самолет, портмоне, темные очки, путеводитель, бейсболку болельщика клуба «Чикаго кабс», плитку шоколада «Тоблерон». Аспирина не было. Селина в отчаянии закрыла глаза.
С улицы раздались крики толпы, считавшей вслух бой часов:
— Шесть… пять… четыре… три… два… один! С Новым годом!..
С Новым годом…
Из глаз Селины полились слезы. Глупо реветь только потому, что ты не отыскала аспирин, но она не могла сдержать рыданий.
Как это похоже на нее: готова в момент сорваться и нестись на другой конец света, но не может обзавестись пачкой таблеток от головной боли.
Тут она заметила, что смех и возгласы на улице стихли, и вдруг раздался вопль, в котором смешались восторг и ужас.
Селина открыла глаза и, взглянув в окно, тоже не удержалась от изумленного возгласа.
Луна медленно гасла. Исчезала! Как зачарованная Селина поднялась и сомнамбулой двинулась к окну. От необыкновенного зрелища перехватило дыхание.
Вдруг на нее упал яркий луч серо-голубого цвета. Преломившись в оконном стекле, как в линзе, он превратился в ослепительное сияние. Вздрогнув, Селина выпустила из рук сумку и подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Теряя сознание, она опрокинулась назад.
Но кровати за ней не оказалось. Не оказалось ничего!
Селина в отчаянии взмахнула руками. Но вокруг тоже ничего не было. Не за что было ухватиться. Ее охватило странное тепло, как будто тело превратилось в миллион язычков пламени. Она закричала, но не услышала звука собственного голоса. Падая в темноту, она не могла даже вздохнуть, потому что вокруг не было воздуха.
Глава 2
— Ах да, правильно! Во всяком случае, сейчас я не хочу слушать о твоих колебаниях и сомнениях. Парень просто изнывает от любви. Это написано у него на лице. В конце концов ты этого заслуживаешь.
— Наверное, — со вздохом согласилась Селина. Ей давно пора изменить сложившийся в глазах окружающих образ кокетки. Ей бы хотелось, чтобы о ней думали как о свободной и независимой женщине. Вероятно, у нее не хватает присущей всем Фонтенам целеустремленности, но уж легкомысленной она точно не была.
Она никогда не искала любовных приключений. Напротив, в свои двадцать три года Селина оставалась девственницей, наверное, последней на планете. Ни разу ей не встретился мужчина, которому она готова была сказать: «Я согласна» или даже «Я согласна хоть сейчас».
Опасаясь насмешек, она никому не призналась бы в этом. Над ней и так с самого детства смеялись. Ее уже давно тошнило от дурацкого прозвища Селинка-былинка, которое ей дали за худобу и высокий рост.
— Наверное, он и в самом деле великолепен, — заметила Селина, возвращая на лицо приветливую улыбку и продвигаясь вдоль стола. Добавила на тарелку тоненький ломтик своего любимого сыра «порт-салют», пару крекеров и десяток свежих ягод лесной земляники, залитых шоколадом. Она решила обратить все в шутку, зная, что только так сможет избавиться от своей настырной сестрицы. — Но боюсь, он не совсем в моем вкусе. Ты же знаешь: мне никогда не нравились блондины. Вот если бы он был темным вроде Тома Круза или Сильвестра Сталлоне, то…
— Ну пожалуйста! Этот парень просто создан для тебя. И еще: он не полицейский, не адвокат, не репортер и не врач. Я специально спрашивала.
Селина рассмеялась немудреной шутке сестры. Та нарочно перечислила профессии, о которых Селина и слышать не хотела после прошлогоднего происшествия.
— Тогда как насчет «Я устала и у меня болит голова»? — продолжала отнекиваться Селина.
— Никаких возражений! — Джекки взяла с тарелки Селины одну ягодку и отправила ее в рот. — Ну, правда, Селина, мне обидно — ты отвергаешь всякого, с кем я хочу тебя познакомить. Ты же не знаешь, что теряешь.
Селина заметила, как сестра бросила взгляд в противоположный угол зала. Там стоял ее муж, Гарри О'Киф — высокий красивый мужчина, — и о чем-то беседовал с их английским кузеном. Он старался сохранить равновесие, держа в руке рюмку перье, а на плечах своего сына, трехлетнего Николаса.
На глаза Селины внезапно навернулись слезы, и она поспешила отвернуться, пока Джекки ничего не заметила.
«Я прекрасно знаю, что я теряю, — подумала она, и грусть наполнила все ее существо. — Может быть, у меня никогда не будет того, что есть у тебя. Не будет мужа, не будет ребенка. У меня просто не будет времени. — Она почувствовала, как ее начала бить дрожь. — О Боже, только не здесь! И не сейчас!»
Она сдерживалась из последних сил. Еще секунда — и она разревется у всех на глазах.
Селина хотела было броситься бежать, но страх сковал ее тело. Она даже не увидела, а только почувствовала, как Джекки подхватила из ее рук тарелку и поставила на стол.
— Какая же я дура! — воскликнула она. — Во мне столько же способности к сопереживанию, как в большегрузном самосвале. Ведь ты расстроилась из-за Ли? Ты так его и не забыла. — Она подвела сестру к ближайшему креслу и усадила рядом с собой, согнав оттуда двух гостей.
Не переставая дрожать, Селина попыталась улыбнуться, моргая и молясь за здоровье изобретателя водостойкой туши для ресниц.
— Нет, я не… Я не думала о нем.
— Сестричка, не надо храбриться. Лучше поплачь. — Джекки крепко обняла Селину за плечи. — Когда я вспоминаю, как этот мерзавец потребовал вернуть ему кольцо, не дождавшись, пока ты выйдешь из больницы, я готова…
— Дорогая, дорогая, с тобой все в порядке? — Из-за плеча Селины в облаке «Шанель №19» возникла мать и стала хлопать ее по щекам, будто та была без сознания.
— Д-да, м-ма-мочка. В-все хоро… — Селина пыталась вставить хоть слово в промежутках между похлопываниями.
— Это все из-за Ли, — объяснила Джекки. — Она никак не забудет о нем.
— Вовсе нет…
— О моя бедная, дорогая, дорогая девочка!.. — Франсина Фонтен прекратила хлопать дочь по щекам, обошла вокруг кресла и присела рядом. Схватив руку Селины, она сжала ее своими ладонями. — Этот гадкий человек не стоит ни одной твоей слезинки.
Если бы Селине не было так плохо, она бы рассмеялась. Чуть больше года назад мать тем же самым тоном уговаривала ее принять предложение о замужестве от Лиланда Даубера Третьего. Вся семья считала его идеальной партией: серьезный молодой человек, который наконец наставит ее на путь истинный. У Ли была вилла в Риме, замок в Швейцарии, сеть прибыльных гостиниц и ответы на любые вопросы.
Селине всегда хотелось иметь мужа и детей, гораздо больше, чем делать карьеру, хотя она никогда бы не решилась сказать этого вслух своим родственникам — соискателям Нобелевской премии, деловым гениям, которым всегда сопутствовала удача.
Селина всерьез увлеклась Ли. Влюбленной девушке показалось, что он и есть тот единственный, которого она ждала всю жизнь. Особенно Селину растрогало кольцо, которое он надел ей на палец в знак их помолвки тем декабрьским вечером, когда они словно дети носились по парку Линкольна в Чикаго и лепили снежную бабу.
Вечер закончился совсем не так, как они оба ожидали. Внезапное прекращение всяких связей между ней и Лиландом Даубером несколько недель спустя стало для всех полной неожиданностью. И прежде всего — для нее самой. Она действительно верила, что небезразлична ему, а он оставил ее, когда она так в нем нуждалась.
— Дело… не в Ли. — Селина пыталась дышать ровно и спокойно.
— Тогда в чем? — потребовала ответа Джекки.
— Это… я… — Селина остановилась в последний момент, когда роковые слова уже готовы были сорваться с языка.
Слова, которые сказали врачи перед ее вылетом во Францию: «Неожиданное осложнение, мисс Фонтен. Необходима еще одна операция… Ее нельзя ни в коем случае откладывать».
Они сыпали профессиональными терминами, но суть была ясна: предстоящая операция рискованна, но если ее не сделать, Селина обречена.
Осколок пули, засевший глубоко в спине, тот самый, что врачи поначалу ради ее блага решили не извлекать — он такой маленький, она даже не будет чувствовать его присутствия, — вдруг начал смещаться и медленно приближаться к жизненно важной артерии. Еще немного, и он убьет ее. Может, это случится даже не в этом и не в следующем месяце, но времени у нее не больше года. Спасти ее может только операция. Операция должна состояться через две недели.
— Я… я просто устала. — Селина говорила теперь спокойно, переводя взгляд с матери на сестру. — Только и всего. Обычная усталость. Я еще не акклиматизировалась.
У нее не хватило бы смелости сообщить им страшную новость. Во всяком случае, этой ночью. Ее родные только отошли от переживаний, которые она им доставила в прошлом году. Пусть хотя бы праздник не будет ничем омрачен. Завтра или послезавтра она скажет. Время еще есть.
— Дорогая, дорогая, это точно, что больше тебя ничто не тревожит?
— Да, мама. Я пожелаю вам спокойной ночи и поднимусь к себе. Извинись за меня перед дядей Эдуардом и тетей Патрицией. — Селина чмокнула воздух около щек матери и повернулась к Жаклин: — Поцелуй от меня маленького Николаса.
— Ну конечно. Ты вправду не хочешь остаться? Подожди хотя бы начала затмения.
— Нет, я пойду. Оставляю вам, ученым людям, наблюдать затмение. Завтра вы мне расскажете, как все было. Я ведь по другой части — я же вышивальщица.
Джекки крепко обняла сестру.
— Ну, иди отдыхай. — Она понизила голос до шепота: — Если я встречу парня с широкой улыбкой и темными волосами в стиле Тома Круза или Сильвестра Сталлоне, я познакомлю его с тобой.
— Непременно. — Селина изобразила на лице нечто, что, на ее взгляд, выглядело как «усталая, но довольная улыбка», и, вскочив с кресла, бросила: — Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, Джекки.
— Я не шучу…
Последние слова сестры настигли ее, когда она, пробираясь сквозь толпу, была уже на полпути к выходу.
Она летела мимо ошарашенных гостей, мимо официантов, мимо слуг, пока не оказалась в самой старой части замка. Вдали от людей она почувствовала себя немного лучше. «Ну, давай, Селина, — уговаривала она себя, переходя на медленный, исполненный чувства собственного достоинства твердый шаг. — Где же хваленая сила духа рода Фонтенов?» Она остановилась в пустынном коридоре и перевела дух.
Почему-то ее многочисленным родственникам Бог дал либо волю, либо ум, либо решимость — качества, считавшиеся у Фонтенов фамильными. Ей же достались только лишь знаменитые огненно-рыжие волосы.
Нет, нет, нет! Она плотно сжала веки, отгоняя хорошо знакомое ощущение собственной неполноценности. Может быть, она недостойна их всех, но не из-за этого ей так не везет. Она еще не нашла своего места в жизни, но когда-нибудь это произойдет. Только надо непременно избавиться от привычки жалеть себя. И от привычки паниковать.
Она открыла глаза, сбросила с ног итальянские лодочки, схватила их, прижала к груди, и, расправив плечи, уверенно двинулась по коридору к своей комнате. Вокруг господствовала тишина, лишь изредка нарушаемая отголосками празднества.
Она выбрала эту часть замка, потому что тут всегда было тихо. С этим крылом дома были связаны самые приятные воспоминания детства. С этими комнатами в готическом стиле, с этими старинными коврами.
Селина остановилась возле гобелена, освещаемого старой лампадой. Именно коллекция гобеленов, хранящаяся в замке, стала главной причиной, почему она выбрала профессию художественного ткачества. В коллекции были уникальные образцы: средневековые материалы и техника странным образом сочетались с современной цветовой гаммой и узором. И ей тоже хотелось создать что-либо подобное — неповторимое и вечное.
Вздохнув, она повернулась и пошла дальше. Трудно винить семью за то, что ее новое увлечение не приняли всерьез. Ведь раньше она уже пыталась и открыть собственный ресторан, и стать фотомоделью и тренером по аэробике. И ничто не могло удержать ее больше года.
Но они поймут: нынешняя ее страсть — это настоящее.
У нее будет время всем доказать. Куча времени. Через две недели она ляжет в клинику, и все будет в порядке. Бояться нечего.
Держась за эту мысль как за спасательный круг, Селина пошла дальше, любуясь другим милым ее сердцу орнаментом: двумя переплетенными буквами «Г» и «Р», вырезанными над всеми дверями замка.
Семейное предание гласило, что буквы вырезали во времена первого хозяина замка — Гастона де Варенна. По тому же преданию, Гастон де Варенн был большим ценителем женской красоты, во всяком случае, до тех пор, пока не встретил свою будущую жену. Та настолько покорила его сердце, что ее инициалами украсили двери всех замков, которыми он владел, — а таких в округе было несколько. Правда, нигде в архивах не сохранилось записей с полным именем женщины, а со временем оно забылось, так что инициалы несли на себе отпечаток некой тайны.
Грустная улыбка тронула губы Селины, когда она вошла в следующий коридор. Будучи маленькой девочкой, она часто представляла себя загадочной леди Р., воображала, как на белоснежном коне она сопровождает своего красавца рыцаря на красочные турниры и роскошные пиры, на которых все женщины носят большие изысканные шляпы.
Улыбка сама собой угасла. Как трудно расставаться с некоторыми мечтами! Ведь до сих пор ей хотелось иметь рядом именно такого мужчину — мягкого, учтивого, задумчивого, говорящего тихим голосом. Одним словом, настоящего рыцаря, готового преданно служить своей даме.
Как же она ошиблась, приняв за своего героя человека, предавшего ее, как только с ней случилась беда!..
На этот раз при воспоминании о Ли она почувствовала гнев, ярость и… боль. У него не было права винить ее за инцидент в парке Линкольна. Правда, ей пришла в голову внезапная мысль пойти туда погулять — это казалось очень романтичным. Но если бы он не сцепился с бандой вооруженных подростков, которые попытались угнать его новенький «БМВ», ее бы не ранили.
В газетах это назвали «инцидентом с ограблением машины». Одна роковая секунда, которая изменила всю ее жизнь и лишила будущего.
У нее вдруг все поплыло перед глазами. Неужели она в последний раз видит эти ухоженные залы и гобелены Лафонтена? Неужели в будущем году она сюда уже не вернется?
Последние несколько шагов до своей комнаты Селина пронеслась опрометью. Ничего не видя от слез, она закрыла дверь и швырнула в сторону туфли, как будто именно в них был источник ее страхов. Ее сердце колотилось, голова раскалывалась от боли.
Она потерла пальцами виски. Нужно скорее заснуть! Завтра утром ей будет легче. Она почувствует себя лучше. И сильнее. И посмотрит своей беде в лицо. И расскажет о ней своим близким. А сейчас не надо о ней думать.
Селина погасила свет, сразу же ощутив, насколько приятнее находиться в прохладной темноте комнаты после огней и шума главного зала. Босиком она пересекла комнату и подошла к туалетному столику. Вынула из ушей серьги, расстегнула часики и положила их на полированную поверхность.
До нее доносились звуки праздника: на улицах, окружавших замок, жители городка Сен-Пол устроили фейерверк, сопровождая сверкание и хлопки петард и шутих пением и смехом. Наверное, уже скоро полночь.
Она сняла шляпу и шагнула к окну. Свет от полной луны пробивался сквозь цветные стекла витража. За окном тихо падал снег, сияли огни в домах, мигали неоновые рекламы открытых всю ночь заведений. На обрушенной местами стене, опоясывающей древний замок, она увидела с полдесятка людей, вооруженных камерами и телескопами, направленными в небо. Селина прислонилась лбом к стеклу. Теперь серебряный свет луны освещал ее всю — с ног до головы.
Серебро. Золото. Внизу были видны плавательный бассейн с подогревом, теннисный корт, домики для гостей, двор, заставленный «мерседесами», «бугатти» и «астон-мартинами». Богатство. Она всегда считала его само собой разумеющимся. Но все богатство ее семьи не могло сейчас помочь ей. Голова болела все сильнее. Селина отвернулась от окна. Если она хочет заснуть сегодня ночью, надо принять аспирин, несмотря на ее ненависть к таблеткам.
Селина подошла к шкафу и забросила шляпу на верхнюю полку, забитую яркими беретами, косынками и шалями. Затем расстегнула платье, сняла его через голову и повесила на плечики в соседнем отделении. Оставшись в тедди — короткой золотистой комбинации из шелка и кружев — всего на грамм веса, которую она купила в Милане за шестьсот долларов, — она наклонилась к обувному отделению гардероба и стала рыться в мешанине туфель и сапог, разыскивая сумочку. Где-то в ней наверняка завалялась пачка аспирина.
Наконец она отыскала большую сумку из ярко-розовой кожи, взяла ее и опустилась на кровать. Пальцы нащупали водительское удостоверение, билет на самолет, портмоне, темные очки, путеводитель, бейсболку болельщика клуба «Чикаго кабс», плитку шоколада «Тоблерон». Аспирина не было. Селина в отчаянии закрыла глаза.
С улицы раздались крики толпы, считавшей вслух бой часов:
— Шесть… пять… четыре… три… два… один! С Новым годом!..
С Новым годом…
Из глаз Селины полились слезы. Глупо реветь только потому, что ты не отыскала аспирин, но она не могла сдержать рыданий.
Как это похоже на нее: готова в момент сорваться и нестись на другой конец света, но не может обзавестись пачкой таблеток от головной боли.
Тут она заметила, что смех и возгласы на улице стихли, и вдруг раздался вопль, в котором смешались восторг и ужас.
Селина открыла глаза и, взглянув в окно, тоже не удержалась от изумленного возгласа.
Луна медленно гасла. Исчезала! Как зачарованная Селина поднялась и сомнамбулой двинулась к окну. От необыкновенного зрелища перехватило дыхание.
Вдруг на нее упал яркий луч серо-голубого цвета. Преломившись в оконном стекле, как в линзе, он превратился в ослепительное сияние. Вздрогнув, Селина выпустила из рук сумку и подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Теряя сознание, она опрокинулась назад.
Но кровати за ней не оказалось. Не оказалось ничего!
Селина в отчаянии взмахнула руками. Но вокруг тоже ничего не было. Не за что было ухватиться. Ее охватило странное тепло, как будто тело превратилось в миллион язычков пламени. Она закричала, но не услышала звука собственного голоса. Падая в темноту, она не могла даже вздохнуть, потому что вокруг не было воздуха.
Глава 2
Вздрогнув, Селина проснулась и мгновение пребывала как в тумане, между забытьем и бодрствованием. Она неподвижно лежала в кровати, думая, что все еще спит, потому что чувствовала такое, чего никак не могло быть наяву. На ее талии лежала рука!
Крупная, сильная мужская рука.
Она не решалась пошевелиться, боялась даже вздохнуть. Потом открыла глаза, заморгала и попыталась убедить себя, что все еще спит. Вокруг стояла кромешная мгла. Ни луны, ни огонька снаружи. Вообще ни проблеска. Похоже, случилась авария на подстанции.
Теперь она была уверена, что не спит.
И уверена, что находится в комнате не одна.
И что голая рука принадлежит лежащему рядом голому мужчине!
Сомнений в реальности происходящего становилось все меньше: теплое дыхание щекотало шею, широкая волосатая грудь прижималась к спине, мускулистая нога прикасалась к бедру…
Селина села и в ярости воскликнула:
— Кто вы и что делаете в моей комнате?
Мужчина что-то неразборчиво пробормотал по-французски и схватил ее за руку. Прижав к себе, поцеловал ее в плечо и вздохнув, снова погрузился в сон.
— Прекратите! — по-французски закричала Селина, сообразив, что в первый раз говорила по-английски. Сердце колотилось, она крутилась, извивалась, пока наконец ей не удалось высвободиться из его объятий. Она резко отодвинулась — и свалилась с кровати, которая почему-то стала гораздо выше.
Мужчина застонал.
— Cherie, — пробормотал он, — ты производишь много шума. Не валяйся на полу, давай залезай обратно.
Селина вскочила на ноги и отпрыгнула подальше от кровати. От страха у нее перехватило горло. Она с трудом разбирала слова мужчины. У него был странный выговор, да и слова заглушались подушкой. Кроме того, он еще не совсем проснулся и, кажется, был сильно пьян.
Кто этот голый человек и как он оказался в ее кровати?
В голове сами собой возникли мысли об изнасиловании, похищении и прочих преступлениях. Она повернулась, чтобы бежать, и тут же ударилась коленом об угол какого-то массивного предмета. Селина потеряла равновесие и с криком рухнула на пол.
— Ради всех святых, — раздался с постели все тот же голос, явно принадлежавший человеку, мучившемуся похмельем. — Если уж ты не можешь не вопить, малышка, то хотя бы возвращайся в постель и скажи, что с тобой случилось.
Секунду Селина молчала — не только из-за нежелания отвечать на столь идиотскую просьбу, а потому, что не могла говорить от боли и только терла ушибленное колено. Откуда здесь взялся колоссальный деревянный сундук? Она не помнила, чтобы он раньше стоял в ее комнате. И что за мусор у нее под ногами? Что-то вроде соломы, и ею, похоже, засыпан весь пол. Этого, правда, она видеть не могла, как не могла видеть и кровати, и мужчины на ней, и вообще она ничего не видела. Вокруг было слишком темно. И еще стоял какой-то странный запах, напоминающий запах сухой травы.
В промежутках между всхлипываниями Селине наконец удалось выдавить несколько слов:
— Не п-приближайтесь ко мне. Я… я буду кричать!
Впрочем, она прекрасно понимала, что, кричи она сколько угодно, толку не будет. В этом крыле замка, кроме нее, никого не было: все оставались в главном зале на празднике. А стены такие толстые, что никакой звук не проникнет сквозь них.
— Cherie, ты так частишь, что я не могу разобрать ни слова. — Теперь в голосе мужчины сквозило недоумение. — У тебя слишком нежная кожа для Изабеллы… и слишком длинные ноги для Ивонны или Бабетты. Ты не та новая девушка, которую взяли прислуживать на кухне?
Селина выпрямилась с бешено стучащим сердцем. Раз она не видела его в темноте, значит, и он не мог ее видеть. Зачем же выдавать себя голосом?
— Или ты одна из гостей, пришедших на праздник? — продолжал бубнить мужчина, не отрывая от лица подушки.
Селина стала осторожно пробираться к двери, стараясь не задеть кровать. Из опасения снова наткнуться на мебель она вытянула вперед руки. Ее била дрожь. Боже, как же здесь холодно!
— Я что-то не помню, чтобы клал с собой в постель служанку. — В низком голосе мужчины сквозило удивление. — Хотя вечер удался на славу. Почему бы не отметить как следует Новый год, раз Турель со своей шайкой так задержался? — Он засмеялся и перевернулся на постели. — А может, они вообще заблудились в этих снегах? Навечно. И мы их никогда не увидим…
Селина даже не пыталась вникнуть в смысл этих пьяных бредней. Она уже была на полпути к двери, но, думая о крупных препятствиях на своем пути, забыла о мелких: споткнулась о стул и растянулась на каменном полу. Боль пронзила ее щиколотку, и она не смогла удержаться от стона.
— Черт возьми, девочка, — теперь мужчина подложил подушку под голову, и его голос звучал четче, — если ты не прекратишь шуметь, я отшлепаю тебя.
Селина, пытаясь встать на ноги, одновременно соображала какая угроза могла бы подействовать на этого типа.
— Если вы только коснетесь меня, я… я…
— Никак не можешь изобрести для меня достойное наказание? — усмехнулся он. — Могу предложить тебе прекрасный способ: поцелуй меня.
Селина услышала, как он поднимается с кровати, и вспомнила, что на нем ни клочка ткани.
— Нет! Не подходите ко мне! — закричала она в бессильном отчаянии и подняла руку, словно этого было достаточно, чтобы удержать мужчину на расстоянии.
К ее удивлению, он сел в постели. Хотя ее Глаза привыкли к темноте, она различала во мраке лишь смутную тень. Когда он снова заговорил, то показался ей более трезвым и серьезным.
— Я напугал тебя, красавица? — спросил он с искренним недоумением. — Неужели?
— Неужели? — эхом отозвалась она. Несмотря на то, что ей удалось остановить его — хотя бы на короткое время, — она была так напугана присутствием голого незнакомца в своей комнате, на своей кровати, что не могла произнести ничего, кроме односложных восклицаний.
— Cherie, я… был с тобой груб? — В его словах явно присутствовало недовольство собой. — Я, конечно, немало выпил вечером, но не могу поверить, что… Боже праведный, я прошу прощения, красавица, если не был достаточно учтив с тобой. — Он снова встал. — Разреши мне…
— Нет! — пронзительно вскрикнула Селина.
И снова он остановился, чем несказанно поразил ее.
— Я только хотел, — сказал он мягко, — как-то сгладить впечатление от моих пьяных выходок, которые настолько испугали тебя, что ты бросилась бежать, не разбирая дороги, и, видимо, ушиблась.
Он оставался на месте, как бы предоставляя ей право следующего шага.
Селина никак не могла понять, что же происходит. Какая невероятная встреча!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, да мне это безразлично. Сейчас я встану и уйду, и если вы попытаетесь мне помешать…
— Я никогда в жизни не позволю себе насилия по отношению к женщине, красавица, — сказал он спокойно. — Уходи, если хочешь.
У нее пересохло во рту и сердце билось уже где-то в горле. Селине удалось встать, хотя малейшее движение доставляло боль. Но идти она не могла. Прихрамывая, сделала шаг и остановилась.
Через минуту из темноты снова раздался голос мужчины.
— Может быть, мне отнести тебя на руках? — небрежно предложил он.
До Селины теперь дошла нелепость ее опасений. Если бы он действительно хотел причинить ей зло, то мог бы давно сделать это. А он ведет себя вполне учтиво.
— Нет, — упрямо повторяла она. — Я… я прекрасно себя чувствую. — Она шагнула к двери и застонала.
— Открыть тебе дверь?
Селина едва не рассмеялась: ему ничего не стоит изнасиловать ее, похитить, убить, сделать с ней все, что угодно, а вместо этого он переминается с ноги на ногу и еще пытается острить.
— Не могу поверить, — прошептала она. — Не могу поверить, что стою и смеюсь в присутствии голого незнакомца, как-то оказавшегося в моей комнате!
— Это моя комната, красавица. И все остальные комнаты в замке.
«Все же, наверное, он слишком пьян, если несет такое, — подумала Селина. — Да еще страдает манией величия». Она попыталась сосредоточиться. Пока он не совершил ничего предосудительного. И вероятно, можно найти разумное объяснение происходящему. Она осторожно ступила в сторону туалетного столика, чтобы зажечь стоящую там лампу. Но лампы на месте не было. И столика не было. Ее снова охватил страх.
— Что происходит? — спросила она еле слышно.
— Увы, я понимаю не больше твоего, красавица. Я совершенно не помню, чтобы клал тебя с собой. — Мужчина зевнул и присел на край кровати. — Хотя не могу сказать, что очень расстроен. Ты слишком много шумишь, но как же соблазнительно ты прикорнула возле меня!
Он усмехнулся, чем невольно вызвал у Селины воспоминание о теплом прикосновении его губ к ее плечу.
Крупная, сильная мужская рука.
Она не решалась пошевелиться, боялась даже вздохнуть. Потом открыла глаза, заморгала и попыталась убедить себя, что все еще спит. Вокруг стояла кромешная мгла. Ни луны, ни огонька снаружи. Вообще ни проблеска. Похоже, случилась авария на подстанции.
Теперь она была уверена, что не спит.
И уверена, что находится в комнате не одна.
И что голая рука принадлежит лежащему рядом голому мужчине!
Сомнений в реальности происходящего становилось все меньше: теплое дыхание щекотало шею, широкая волосатая грудь прижималась к спине, мускулистая нога прикасалась к бедру…
Селина села и в ярости воскликнула:
— Кто вы и что делаете в моей комнате?
Мужчина что-то неразборчиво пробормотал по-французски и схватил ее за руку. Прижав к себе, поцеловал ее в плечо и вздохнув, снова погрузился в сон.
— Прекратите! — по-французски закричала Селина, сообразив, что в первый раз говорила по-английски. Сердце колотилось, она крутилась, извивалась, пока наконец ей не удалось высвободиться из его объятий. Она резко отодвинулась — и свалилась с кровати, которая почему-то стала гораздо выше.
Мужчина застонал.
— Cherie, — пробормотал он, — ты производишь много шума. Не валяйся на полу, давай залезай обратно.
Селина вскочила на ноги и отпрыгнула подальше от кровати. От страха у нее перехватило горло. Она с трудом разбирала слова мужчины. У него был странный выговор, да и слова заглушались подушкой. Кроме того, он еще не совсем проснулся и, кажется, был сильно пьян.
Кто этот голый человек и как он оказался в ее кровати?
В голове сами собой возникли мысли об изнасиловании, похищении и прочих преступлениях. Она повернулась, чтобы бежать, и тут же ударилась коленом об угол какого-то массивного предмета. Селина потеряла равновесие и с криком рухнула на пол.
— Ради всех святых, — раздался с постели все тот же голос, явно принадлежавший человеку, мучившемуся похмельем. — Если уж ты не можешь не вопить, малышка, то хотя бы возвращайся в постель и скажи, что с тобой случилось.
Секунду Селина молчала — не только из-за нежелания отвечать на столь идиотскую просьбу, а потому, что не могла говорить от боли и только терла ушибленное колено. Откуда здесь взялся колоссальный деревянный сундук? Она не помнила, чтобы он раньше стоял в ее комнате. И что за мусор у нее под ногами? Что-то вроде соломы, и ею, похоже, засыпан весь пол. Этого, правда, она видеть не могла, как не могла видеть и кровати, и мужчины на ней, и вообще она ничего не видела. Вокруг было слишком темно. И еще стоял какой-то странный запах, напоминающий запах сухой травы.
В промежутках между всхлипываниями Селине наконец удалось выдавить несколько слов:
— Не п-приближайтесь ко мне. Я… я буду кричать!
Впрочем, она прекрасно понимала, что, кричи она сколько угодно, толку не будет. В этом крыле замка, кроме нее, никого не было: все оставались в главном зале на празднике. А стены такие толстые, что никакой звук не проникнет сквозь них.
— Cherie, ты так частишь, что я не могу разобрать ни слова. — Теперь в голосе мужчины сквозило недоумение. — У тебя слишком нежная кожа для Изабеллы… и слишком длинные ноги для Ивонны или Бабетты. Ты не та новая девушка, которую взяли прислуживать на кухне?
Селина выпрямилась с бешено стучащим сердцем. Раз она не видела его в темноте, значит, и он не мог ее видеть. Зачем же выдавать себя голосом?
— Или ты одна из гостей, пришедших на праздник? — продолжал бубнить мужчина, не отрывая от лица подушки.
Селина стала осторожно пробираться к двери, стараясь не задеть кровать. Из опасения снова наткнуться на мебель она вытянула вперед руки. Ее била дрожь. Боже, как же здесь холодно!
— Я что-то не помню, чтобы клал с собой в постель служанку. — В низком голосе мужчины сквозило удивление. — Хотя вечер удался на славу. Почему бы не отметить как следует Новый год, раз Турель со своей шайкой так задержался? — Он засмеялся и перевернулся на постели. — А может, они вообще заблудились в этих снегах? Навечно. И мы их никогда не увидим…
Селина даже не пыталась вникнуть в смысл этих пьяных бредней. Она уже была на полпути к двери, но, думая о крупных препятствиях на своем пути, забыла о мелких: споткнулась о стул и растянулась на каменном полу. Боль пронзила ее щиколотку, и она не смогла удержаться от стона.
— Черт возьми, девочка, — теперь мужчина подложил подушку под голову, и его голос звучал четче, — если ты не прекратишь шуметь, я отшлепаю тебя.
Селина, пытаясь встать на ноги, одновременно соображала какая угроза могла бы подействовать на этого типа.
— Если вы только коснетесь меня, я… я…
— Никак не можешь изобрести для меня достойное наказание? — усмехнулся он. — Могу предложить тебе прекрасный способ: поцелуй меня.
Селина услышала, как он поднимается с кровати, и вспомнила, что на нем ни клочка ткани.
— Нет! Не подходите ко мне! — закричала она в бессильном отчаянии и подняла руку, словно этого было достаточно, чтобы удержать мужчину на расстоянии.
К ее удивлению, он сел в постели. Хотя ее Глаза привыкли к темноте, она различала во мраке лишь смутную тень. Когда он снова заговорил, то показался ей более трезвым и серьезным.
— Я напугал тебя, красавица? — спросил он с искренним недоумением. — Неужели?
— Неужели? — эхом отозвалась она. Несмотря на то, что ей удалось остановить его — хотя бы на короткое время, — она была так напугана присутствием голого незнакомца в своей комнате, на своей кровати, что не могла произнести ничего, кроме односложных восклицаний.
— Cherie, я… был с тобой груб? — В его словах явно присутствовало недовольство собой. — Я, конечно, немало выпил вечером, но не могу поверить, что… Боже праведный, я прошу прощения, красавица, если не был достаточно учтив с тобой. — Он снова встал. — Разреши мне…
— Нет! — пронзительно вскрикнула Селина.
И снова он остановился, чем несказанно поразил ее.
— Я только хотел, — сказал он мягко, — как-то сгладить впечатление от моих пьяных выходок, которые настолько испугали тебя, что ты бросилась бежать, не разбирая дороги, и, видимо, ушиблась.
Он оставался на месте, как бы предоставляя ей право следующего шага.
Селина никак не могла понять, что же происходит. Какая невероятная встреча!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, да мне это безразлично. Сейчас я встану и уйду, и если вы попытаетесь мне помешать…
— Я никогда в жизни не позволю себе насилия по отношению к женщине, красавица, — сказал он спокойно. — Уходи, если хочешь.
У нее пересохло во рту и сердце билось уже где-то в горле. Селине удалось встать, хотя малейшее движение доставляло боль. Но идти она не могла. Прихрамывая, сделала шаг и остановилась.
Через минуту из темноты снова раздался голос мужчины.
— Может быть, мне отнести тебя на руках? — небрежно предложил он.
До Селины теперь дошла нелепость ее опасений. Если бы он действительно хотел причинить ей зло, то мог бы давно сделать это. А он ведет себя вполне учтиво.
— Нет, — упрямо повторяла она. — Я… я прекрасно себя чувствую. — Она шагнула к двери и застонала.
— Открыть тебе дверь?
Селина едва не рассмеялась: ему ничего не стоит изнасиловать ее, похитить, убить, сделать с ней все, что угодно, а вместо этого он переминается с ноги на ногу и еще пытается острить.
— Не могу поверить, — прошептала она. — Не могу поверить, что стою и смеюсь в присутствии голого незнакомца, как-то оказавшегося в моей комнате!
— Это моя комната, красавица. И все остальные комнаты в замке.
«Все же, наверное, он слишком пьян, если несет такое, — подумала Селина. — Да еще страдает манией величия». Она попыталась сосредоточиться. Пока он не совершил ничего предосудительного. И вероятно, можно найти разумное объяснение происходящему. Она осторожно ступила в сторону туалетного столика, чтобы зажечь стоящую там лампу. Но лампы на месте не было. И столика не было. Ее снова охватил страх.
— Что происходит? — спросила она еле слышно.
— Увы, я понимаю не больше твоего, красавица. Я совершенно не помню, чтобы клал тебя с собой. — Мужчина зевнул и присел на край кровати. — Хотя не могу сказать, что очень расстроен. Ты слишком много шумишь, но как же соблазнительно ты прикорнула возле меня!
Он усмехнулся, чем невольно вызвал у Селины воспоминание о теплом прикосновении его губ к ее плечу.