Страница:
Я нагнал Генриха и придержал его за рукав:
— Нужно поговорить.
— Не сейчас.
— Нет, сейчас, — твердо сказал я.
Мы как раз миновали душевые. Я завел Генриха в предбанник и плотно прикрыл за собой дверь. Генрих прошел по кабинкам, убеждаясь, что никого нет.
— Говорите, — приказал он. — Только быстро.
— Я не спрашиваю, почему в нашем оружии оказались боевые патроны.
— Мне некогда было искать холостые.
— Я так и понял. Я спрашиваю о другом: почему боевыми лупит охрана? Мы договаривались, что вы организуете утечку информации о проверочном захвате станции. Вы это сделали?
— Да. Для этого я специально летал в Москву.
— Так в чем же дело?
— Понятия не имею. Возможно, произошла накладка. Сейчас это уже не имеет значения.
— А если они предпримут штурм? Прикажете нам стрелять в воздух? А они будут — по нам? Мы сделали свое дело, Генрих. Станция захвачена. А теперь мы выходим из игры.
— Каким образом?
— Очень просто. Бросаем оружие, разблокируем вход и поднимаем руки. А объясняться с властями придется вам самому.
— Вы этого не сделаете, Серж. И я вам скажу почему. Вы помните газетную шумиху после убийства корреспондента «Совершенно секретно»?
— Да. Вы решили свои проблемы. Только я не понял, с каких пор такие методы считаются цивилизованными.
— Я не убивал корреспондента К. Это сделали вы, Серж.
— Да ну?
— Вот именно. Если со мной что-нибудь случится, в моей квартире произведут обыск. И найдут револьвер «кобальт» с единственным истраченным патроном.
Эксперты без труда установят, что корреспондент был убит именно из этого ствола.
А отпечатки пальцев на этом стволе — ваши, Серж. Напомнить, как они там появились? В вашем доме в Затопине. Когда вы меня обезоружили. К этому времени корреспондент был уже мертв. А последним брали в руки «кобальт» вы. Но это еще не все. На полу в салоне «Нивы» осталась лежать стодолларовая купюра. Ваш дом обыщут. И найдут сто тысяч долларов. Из тех, что вы получили в качестве аванса.
Серия и номер банкноты, обнаруженной в «Ниве», как раз из этого выпуска. Вы получите лет пятнадцать. И никакого алиби у вас нет, хотя ваша жена будет утверждать, что вы провели ночь дома. Убийство совершено в третьем часу ночи. Вы дождались, когда жена уснет, поехали на Московскую кольцевую дорогу, убили и ограбили корреспондента, встречу с которым назначили накануне, и вернулись домой, когда она еще спала.
Ну, сука! Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы изобразить свои чувства.
— И вы надеетесь, что это сойдет вам с рук? — спросил я.
— Не сомневаюсь. И поможете мне в этом вы. У вас просто нет другого выхода.
Только один: не противодействовать мне ни в чем. И когда я говорю «ни в чем», это следует понимать буквально. Могу успокоить вас: никакого штурма не будет. И если вы или ваши люди сдуру в горячке не ухлопаете кого-нибудь из охраны, никаких осложнений с властями у вас не возникнет. По заказу службы безопасности Каспийского трубопроводного консорциума вы производили проверочный захват станции. И вы это сделали. Остальное вас не касается. А теперь хватит болтать. У нас еще много дел.
Он вышел из душевой и возглавил шествие. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
Судя по всему, Генрих изучил топографию АЭС не хуже нас, а возможно, и лучше. Он уверенно миновал машинный зал с ревущими турбогенераторами, поднялся по служебному ходу на пульт управления. Здесь нас нагнали Крамер и Артист с кофром Крамера на плече, словно бы он подрядился быть его ассистентом. Крамер незаметно сунул мне в руку «уоки-токи», одновременно я почувствовал, как в карман моей камуфляжки скользнули ключи от сейфа. На мой быстрый вопросительный взгляд Крамер негромко сказал, глядя в сторону:
— Приказ прежний: «Никакой самодеятельности».
Дежурные операторы главного щита управления, в белых халатах и белых докторских шапочках, провожали нашу процессию хмурыми взглядами.
Я чуть поотстал и включил «уоки-токи»:
— Муха, я — Пастух. Как слышишь?
— Слышу тебя.
— Ты где?
— В комнате отдыха. Десять мужиков и четырнадцать женщин.
— Обстановка?
— Нормальная. Смотрят по «Тринитрону» попсу. Женщины говорят, что хотят пить и есть.
— Возьми пару мужиков и принесите из кабинета главного инженера. Там должна быть еда, сыр, соки.
— Понял тебя. Я вызвал Боцмана, приказал:
— Спустись вниз. Проверь вход. И тех шестерых, ВОХРу. И будь там, присматривай.
— Ясно, Пастух. Что происходит?
— Пока не знаю. Конец связи.
Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным блоком, уходили "в белесое небо две белые, с широкими красными полосами вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные предупреждающие огни.
Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток на фоне снежного наста на севере, плотная кучка очень уютных огней на юге — поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об опасности.
Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими «Жигулями» с мигалками, армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал Вполне по-русски: «Еж твою мать!» — плюхнулся животом на асфальтовую площадку и нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал съемку.
Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими.
— Уберите этого идиота! — закричал Генрих и сам подскочил к Гарри и оттащил за ноги от края площадки. Гарри остервенело лягался, матерился и продолжал снимать.
На помощь Генриху поспешил Блейк.
Воспользовавшись суматохой, я негромко приказал Доку:
— Спустись в кабинет главного инженера. В ящике с толом, между шашками, набор аэрозолей «Экспрей». Проверь эту чертову замазку. Этим «Экспреем» пользоваться очень просто… — Я умею, — перебил меня Док.
— Вот как? — поразился я. — Ладно, как-нибудь расскажешь мне, где ты проходил стажировку и чему тебя там учили. А сейчас — быстро. И сразу возвращайся назад.
Док исчез в темном дверном проеме. Генриху и Блейку удалось наконец оттащить Гринблата от опасного места. Тут он спокойно поднялся на ноги, перезарядил кассету, а отснятую отдал Блейку:
— Такого еще никто не снимал! Эти кадры обойдут весь мир!
Генрих извлек из кармана австрийский «глок» и приставил ствол ко лбу Гарри:
— Если вы, мистер Гринблат, еще хоть раз включите камеру без моего приказа, я буду вынужден вас пристрелить.
— Да пошел ты! — отмахнулся Гринблат. — Меня и не такие расстреливали!
— Он больше не будет снимать без вашего разрешения, — пришел на выручку напарнику осторожный Блейк.
— Всем отойти к стене реакторного зала! — приказал Генрих. — Освободить площадку!
Со стороны Мурманска послышался рокот вертолетного двигателя. «Ми-1» приблизился к станции и круто пошел на посадку. Снизу грохнула очередь и словно бы захлебнулась. Пилот вывел легкую машину точно на центр освещенного пятачка.
— Всем оставаться на своих местах! — крикнул Генрих и побежал к вертолету, двигаясь спиной навстречу воздушным вихрям.
Двигатель заглох, лопасти остановились. Из вертолета выпрыгнул пилот — крупный смуглый молодой человек с пышными черными усами. Почему-то не в форменной шинели «Аэрофлота», а в длинном сером плаще. В руке у него был довольно увесистый дюралевый атташе-кейс. Он помог выйти пассажиру. Тот был пониже ростом, узкоплечий, заметно старше. Тоже в плаще, в широкополой шляпе и в темных очках, закрывавших половину лица. Генрих подошел к вертолету и о чем-то довольно долго говорил со старшим.
За моей спиной появился Док, прошептал в ухо:
— Тол — муляж. Замазка — пластит. Не чешский аналог. Семтекс. Ливийского производства. Он в ходу у всех арабских террористов. Ты понял, что я сказал?
— Да.
— Остается надеяться, что в детонаторах вместо взрывчатки действительно пластилин.
— Можешь не надеяться. В детонаторах — тетрил.
— Уверен?
— Да.
— Откуда ты знаешь?
— Случайно узнал, я тоже любознательный человек.
— Тетрил, — повторил Док. — В каждом детонаторе граммов по сто. Этого хватит, чтобы подорвать танк. И в сумке килограммов пятьдесят семтекса. Нужно немедленно что-то делать!
— У нас есть приказ: «Никакой самодеятельности».
Док хмуро отошел, а его место заняла Люси Жермен:
— Какие проблемы, Серж?
— Да так, мелочи жизни, — неопределенно отозвался я.
— Взрывчатка настоящая? — быстро спросила она. — Я не про тол, а про ту, что в сумке.
— Да. И детонаторы настоящие.
— И взрывное устройство настоящее. А я-то сокрушалась, что в России кругом туфта. Нет, оказывается. Твои действия. Ковбой?
— Никаких.
— Почему?
— Приказ.
— Ладно, выкрутимся. У меня другой приказ.
— Какой?
— Действовать по обстоятельствам.
Генрих закончил переговоры, натянул на голову и лицо черную «ночку», такую же, как у нас, и обернулся к присутствующим:
— Господа корреспонденты, можете снимать! Оба прибывших сбросили плащи и оказались в камуфляжных военных формах. На груди у молодого висел короткий десантный «Калашников». Старший откинул в сторону шляпу, надел буро-зеленую фуражку чеченского полевого командира и предстал перед камерой Гарри и фотообъективом Крамера. Генрих не без торжественности произнес:
— Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев!
Вспыхнула красная сигнальная лампочка на камере Гринблата, со скоростью стробоскопа заработала фотовспышка Крамера.
— Внимание! — раздался снизу усиленный и искаженный громкоговорителем резкий мужской голос. — Говорит представитель Федеральной службы безопасности России полковник Голубков. Станция окружена. Сопротивление бесполезно. Предлагаю лицам, захватившим первый энергоблок, немедленно сдаться.
Рузаев что-то приказал по-чеченски своему молодому спутнику, тот подбежал к вертолету и вернулся с радиомегафоном, точно таким же, какими на митингах пользовались ораторы.
— Сейчас я ему отвечу, — со змеиной улыбкой на тонких губах пообещал Рузаев.
— Отвечу я, — возразил Генрих. — Ваше слово — еще впереди..
Он взял мегафон и подошел к краю площадки:
— Говорит представитель командующего армией освобождения Ичкерии Султана Рузаева. Полковник Рузаев не намерен вести никаких переговоров с полковником Голубковым. Он будет вести переговоры с полномочным представителем Президента России. Предостерегаю полковника Голубкова от попытки захватить станцию силой. У нас в заложниках находится весь персонал первого энергоблока, и среди них главный инженер станции. После каждого выстрела, произведенного по станции, мы вынуждены будем убивать по одному заложнику. Основа для переговоров будет предоставлена вам в ближайшее время. На этом наши местные консультации прекращаются.
В подтверждение своих слов Генрих бросил мегафон вниз и обернулся к корреспондентам.
— А теперь, джентльмены, прошу пройти в кабинет директора АЭС, — пригласил он. — Полковник Султан Рузаев сделает там официальное заявление.
Ко мне наклонился Арнольд Блейк:
— Серж, ты уверен, что это проверочный захват станции?
— Какая тебе разница? — ответил я. — Главное, что это «прайм-тайм».
Блейк с сомнением покачал головой:
— Это не прайм-тайм. Это, как у вас говорят по-русски, полный п….ц!
— Не полный, Арни, — успокоил я его. — До полного еще далеко.
— А когда будет полный?
— Об этом ты сам узнаешь.
IV
V
Глава одиннадцатая. Угол атаки
— Нужно поговорить.
— Не сейчас.
— Нет, сейчас, — твердо сказал я.
Мы как раз миновали душевые. Я завел Генриха в предбанник и плотно прикрыл за собой дверь. Генрих прошел по кабинкам, убеждаясь, что никого нет.
— Говорите, — приказал он. — Только быстро.
— Я не спрашиваю, почему в нашем оружии оказались боевые патроны.
— Мне некогда было искать холостые.
— Я так и понял. Я спрашиваю о другом: почему боевыми лупит охрана? Мы договаривались, что вы организуете утечку информации о проверочном захвате станции. Вы это сделали?
— Да. Для этого я специально летал в Москву.
— Так в чем же дело?
— Понятия не имею. Возможно, произошла накладка. Сейчас это уже не имеет значения.
— А если они предпримут штурм? Прикажете нам стрелять в воздух? А они будут — по нам? Мы сделали свое дело, Генрих. Станция захвачена. А теперь мы выходим из игры.
— Каким образом?
— Очень просто. Бросаем оружие, разблокируем вход и поднимаем руки. А объясняться с властями придется вам самому.
— Вы этого не сделаете, Серж. И я вам скажу почему. Вы помните газетную шумиху после убийства корреспондента «Совершенно секретно»?
— Да. Вы решили свои проблемы. Только я не понял, с каких пор такие методы считаются цивилизованными.
— Я не убивал корреспондента К. Это сделали вы, Серж.
— Да ну?
— Вот именно. Если со мной что-нибудь случится, в моей квартире произведут обыск. И найдут револьвер «кобальт» с единственным истраченным патроном.
Эксперты без труда установят, что корреспондент был убит именно из этого ствола.
А отпечатки пальцев на этом стволе — ваши, Серж. Напомнить, как они там появились? В вашем доме в Затопине. Когда вы меня обезоружили. К этому времени корреспондент был уже мертв. А последним брали в руки «кобальт» вы. Но это еще не все. На полу в салоне «Нивы» осталась лежать стодолларовая купюра. Ваш дом обыщут. И найдут сто тысяч долларов. Из тех, что вы получили в качестве аванса.
Серия и номер банкноты, обнаруженной в «Ниве», как раз из этого выпуска. Вы получите лет пятнадцать. И никакого алиби у вас нет, хотя ваша жена будет утверждать, что вы провели ночь дома. Убийство совершено в третьем часу ночи. Вы дождались, когда жена уснет, поехали на Московскую кольцевую дорогу, убили и ограбили корреспондента, встречу с которым назначили накануне, и вернулись домой, когда она еще спала.
Ну, сука! Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы изобразить свои чувства.
— И вы надеетесь, что это сойдет вам с рук? — спросил я.
— Не сомневаюсь. И поможете мне в этом вы. У вас просто нет другого выхода.
Только один: не противодействовать мне ни в чем. И когда я говорю «ни в чем», это следует понимать буквально. Могу успокоить вас: никакого штурма не будет. И если вы или ваши люди сдуру в горячке не ухлопаете кого-нибудь из охраны, никаких осложнений с властями у вас не возникнет. По заказу службы безопасности Каспийского трубопроводного консорциума вы производили проверочный захват станции. И вы это сделали. Остальное вас не касается. А теперь хватит болтать. У нас еще много дел.
Он вышел из душевой и возглавил шествие. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
Судя по всему, Генрих изучил топографию АЭС не хуже нас, а возможно, и лучше. Он уверенно миновал машинный зал с ревущими турбогенераторами, поднялся по служебному ходу на пульт управления. Здесь нас нагнали Крамер и Артист с кофром Крамера на плече, словно бы он подрядился быть его ассистентом. Крамер незаметно сунул мне в руку «уоки-токи», одновременно я почувствовал, как в карман моей камуфляжки скользнули ключи от сейфа. На мой быстрый вопросительный взгляд Крамер негромко сказал, глядя в сторону:
— Приказ прежний: «Никакой самодеятельности».
Дежурные операторы главного щита управления, в белых халатах и белых докторских шапочках, провожали нашу процессию хмурыми взглядами.
Я чуть поотстал и включил «уоки-токи»:
— Муха, я — Пастух. Как слышишь?
— Слышу тебя.
— Ты где?
— В комнате отдыха. Десять мужиков и четырнадцать женщин.
— Обстановка?
— Нормальная. Смотрят по «Тринитрону» попсу. Женщины говорят, что хотят пить и есть.
— Возьми пару мужиков и принесите из кабинета главного инженера. Там должна быть еда, сыр, соки.
— Понял тебя. Я вызвал Боцмана, приказал:
— Спустись вниз. Проверь вход. И тех шестерых, ВОХРу. И будь там, присматривай.
— Ясно, Пастух. Что происходит?
— Пока не знаю. Конец связи.
Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным блоком, уходили "в белесое небо две белые, с широкими красными полосами вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные предупреждающие огни.
Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток на фоне снежного наста на севере, плотная кучка очень уютных огней на юге — поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об опасности.
Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими «Жигулями» с мигалками, армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал Вполне по-русски: «Еж твою мать!» — плюхнулся животом на асфальтовую площадку и нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал съемку.
Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими.
— Уберите этого идиота! — закричал Генрих и сам подскочил к Гарри и оттащил за ноги от края площадки. Гарри остервенело лягался, матерился и продолжал снимать.
На помощь Генриху поспешил Блейк.
Воспользовавшись суматохой, я негромко приказал Доку:
— Спустись в кабинет главного инженера. В ящике с толом, между шашками, набор аэрозолей «Экспрей». Проверь эту чертову замазку. Этим «Экспреем» пользоваться очень просто… — Я умею, — перебил меня Док.
— Вот как? — поразился я. — Ладно, как-нибудь расскажешь мне, где ты проходил стажировку и чему тебя там учили. А сейчас — быстро. И сразу возвращайся назад.
Док исчез в темном дверном проеме. Генриху и Блейку удалось наконец оттащить Гринблата от опасного места. Тут он спокойно поднялся на ноги, перезарядил кассету, а отснятую отдал Блейку:
— Такого еще никто не снимал! Эти кадры обойдут весь мир!
Генрих извлек из кармана австрийский «глок» и приставил ствол ко лбу Гарри:
— Если вы, мистер Гринблат, еще хоть раз включите камеру без моего приказа, я буду вынужден вас пристрелить.
— Да пошел ты! — отмахнулся Гринблат. — Меня и не такие расстреливали!
— Он больше не будет снимать без вашего разрешения, — пришел на выручку напарнику осторожный Блейк.
— Всем отойти к стене реакторного зала! — приказал Генрих. — Освободить площадку!
Со стороны Мурманска послышался рокот вертолетного двигателя. «Ми-1» приблизился к станции и круто пошел на посадку. Снизу грохнула очередь и словно бы захлебнулась. Пилот вывел легкую машину точно на центр освещенного пятачка.
— Всем оставаться на своих местах! — крикнул Генрих и побежал к вертолету, двигаясь спиной навстречу воздушным вихрям.
Двигатель заглох, лопасти остановились. Из вертолета выпрыгнул пилот — крупный смуглый молодой человек с пышными черными усами. Почему-то не в форменной шинели «Аэрофлота», а в длинном сером плаще. В руке у него был довольно увесистый дюралевый атташе-кейс. Он помог выйти пассажиру. Тот был пониже ростом, узкоплечий, заметно старше. Тоже в плаще, в широкополой шляпе и в темных очках, закрывавших половину лица. Генрих подошел к вертолету и о чем-то довольно долго говорил со старшим.
За моей спиной появился Док, прошептал в ухо:
— Тол — муляж. Замазка — пластит. Не чешский аналог. Семтекс. Ливийского производства. Он в ходу у всех арабских террористов. Ты понял, что я сказал?
— Да.
— Остается надеяться, что в детонаторах вместо взрывчатки действительно пластилин.
— Можешь не надеяться. В детонаторах — тетрил.
— Уверен?
— Да.
— Откуда ты знаешь?
— Случайно узнал, я тоже любознательный человек.
— Тетрил, — повторил Док. — В каждом детонаторе граммов по сто. Этого хватит, чтобы подорвать танк. И в сумке килограммов пятьдесят семтекса. Нужно немедленно что-то делать!
— У нас есть приказ: «Никакой самодеятельности».
Док хмуро отошел, а его место заняла Люси Жермен:
— Какие проблемы, Серж?
— Да так, мелочи жизни, — неопределенно отозвался я.
— Взрывчатка настоящая? — быстро спросила она. — Я не про тол, а про ту, что в сумке.
— Да. И детонаторы настоящие.
— И взрывное устройство настоящее. А я-то сокрушалась, что в России кругом туфта. Нет, оказывается. Твои действия. Ковбой?
— Никаких.
— Почему?
— Приказ.
— Ладно, выкрутимся. У меня другой приказ.
— Какой?
— Действовать по обстоятельствам.
Генрих закончил переговоры, натянул на голову и лицо черную «ночку», такую же, как у нас, и обернулся к присутствующим:
— Господа корреспонденты, можете снимать! Оба прибывших сбросили плащи и оказались в камуфляжных военных формах. На груди у молодого висел короткий десантный «Калашников». Старший откинул в сторону шляпу, надел буро-зеленую фуражку чеченского полевого командира и предстал перед камерой Гарри и фотообъективом Крамера. Генрих не без торжественности произнес:
— Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев!
Вспыхнула красная сигнальная лампочка на камере Гринблата, со скоростью стробоскопа заработала фотовспышка Крамера.
— Внимание! — раздался снизу усиленный и искаженный громкоговорителем резкий мужской голос. — Говорит представитель Федеральной службы безопасности России полковник Голубков. Станция окружена. Сопротивление бесполезно. Предлагаю лицам, захватившим первый энергоблок, немедленно сдаться.
Рузаев что-то приказал по-чеченски своему молодому спутнику, тот подбежал к вертолету и вернулся с радиомегафоном, точно таким же, какими на митингах пользовались ораторы.
— Сейчас я ему отвечу, — со змеиной улыбкой на тонких губах пообещал Рузаев.
— Отвечу я, — возразил Генрих. — Ваше слово — еще впереди..
Он взял мегафон и подошел к краю площадки:
— Говорит представитель командующего армией освобождения Ичкерии Султана Рузаева. Полковник Рузаев не намерен вести никаких переговоров с полковником Голубковым. Он будет вести переговоры с полномочным представителем Президента России. Предостерегаю полковника Голубкова от попытки захватить станцию силой. У нас в заложниках находится весь персонал первого энергоблока, и среди них главный инженер станции. После каждого выстрела, произведенного по станции, мы вынуждены будем убивать по одному заложнику. Основа для переговоров будет предоставлена вам в ближайшее время. На этом наши местные консультации прекращаются.
В подтверждение своих слов Генрих бросил мегафон вниз и обернулся к корреспондентам.
— А теперь, джентльмены, прошу пройти в кабинет директора АЭС, — пригласил он. — Полковник Султан Рузаев сделает там официальное заявление.
Ко мне наклонился Арнольд Блейк:
— Серж, ты уверен, что это проверочный захват станции?
— Какая тебе разница? — ответил я. — Главное, что это «прайм-тайм».
Блейк с сомнением покачал головой:
— Это не прайм-тайм. Это, как у вас говорят по-русски, полный п….ц!
— Не полный, Арни, — успокоил я его. — До полного еще далеко.
— А когда будет полный?
— Об этом ты сам узнаешь.
IV
— Говорит командующий армией освобождения Ичкерии полковник Султан Рузаев. Я обращаюсь к Президенту и правительству России, ко всем гражданам России, к правительствам и гражданам всего мира. Довожу до общего сведения, что моими людьми захвачен и заминирован первый энергоблок Северной атомной электростанции.
К этому шагу нас вынудила лживая и провокационная политика руководства России, упорно не желающего предоставить независимость Ичкерии. Наш народ имеет право на собственное государство, как и всякий народ мира. Наш народ выстрадал это право, пережив сталинский геноцид и депортацию сотен тысяч чеченцев в Сибирь и Северный Казахстан, пережив вероломное и варварское нападение федеральных войск России на маленькую Чечню. Мы победили в этой войне, но политики отняли у нас эту победу.
Мы больше не можем довольствоваться туманными и лживыми обещаниями. Ичкерия станет свободной. И произойдет это не в будущем, а сегодня, сейчас. Такова воля Аллаха!
Прежде чем я перейду к изложению своего ультиматума, считаю необходимым предоставить всему миру неопровержимые доказательства серьезности и обоснованности моих намерений. Сейчас вы увидите видеосъемку, сделанную на Северной АЭС сотрудниками Си-Эн-Эн Арнольдом Блейком и Гарри Гринблатом. Я специально пригласил их для освещения акции, так как их объективность и политическая неангажированность ни у кого не могут вызвать сомнений. Ведите репортаж, мистер Блейк!
Гарри перевел объектив камеры на напарника. Блейк подобрался, поднес ко рту микрофон с надписью «Си-Эн-Эн», изобразил обаятельную голливудскую улыбку и быстро заговорил по-английски:
— Дамы и господа! Арнольд Блейк и Гарри Гринблат вновь с вами. Мы ведем репортаж с Севера России, из первого энергоблока крупнейшей на Кольском полуострове атомной электростанции. Сорок три минуты назад Северная АЭС была захвачена чеченскими террористами из армии освобождения Ичкерии. Четверть часа назад на станцию прилетел на вертолете сам командующий, глава непримиримой оппозиции полковник Султан Рузаев. Смотрите эти уникальные кадры беспрецедентного захвата и минирования важнейшего стратегического объекта!
Генрих дал знак прекратить съемку.
— Станция еще не заминирована, — объяснил он Рузаеву.
— Почему?
— Предварительно нам нужно решить один небольшой вопрос.
Генрих обернулся к белобрысому компьютерщику Володе, который стоял на пороге своей комнатушки и мусолил во рту незажженную сигарету. Казалось, его гораздо больше волнует невозможность закурить, чем то, что происходило в кабинете директора АЭС.
— Пойдите погуляйте, молодой человек. А мы на минутку уединимся в вашей комнате.
Генрих пропустил Рузаева вперед и вошел следом. За ними в компьютерную шагнул и молодой спутник Рузаева, но чеченский полковник взял у него дюралевый кейс и что-то приказал. Судя по всему: остаться на страже у двери.
Компьютерщик Володя флегматично вышел в коридор. Проходя мимо меня, сделал еле заметный знак следовать за ним. Я не заставил себя ждать.
Едва за мной закрылась дверь директорского кабинета, как от флегматичности компьютерщика не осталось и следа.
— Быстро! — шепнул он и шмыгнул в какую-то дверь. Это был чулан, заставленный швабрами и ведрами уборщиц. Но там были не только швабры и ведра. Володя запер дверь и отбросил из угла тряпки. Под тряпками стоял маленький видеомонитор.
Володя щелкнул тумблером, протянул мне один из наушников и одновременно включил диктофон.
Судя по ракурсу, мини-камера была вмонтирована на потолочном плинтусе. На экране монитора были видны крупные головы Генриха и Рузаева, а руки казались маленькими, как у лилипутов. Но изображение было качественным.
— Я понял, о чем вы хотите говорить, — услышал я голос Рузаева. — О вашем гонораре, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Генрих. Рузаев поставил на стол возле компьютера кейс, набрал шифр цифровых замков и открыл крышку. Чемодан был доверху заполнен пачками баксов.
— Ровно миллион, — сказал Рузаев. Генрих пролистал несколько пачек, из одной выдернул наугад купюру, помял ее в руках и посмотрел на свет.
— Вы мне не доверяете? — возмутился Рузаев.
— Успокойтесь, Султан. Я не доверяю никому. Даже себе. Так. Платежка?
— Ксерокопия. — Рузаев протянул Генриху листок. — Как мы и договаривались. Пять миллионов. На номерной счет вашего банка.
— Минутку.
Генрих сел за компьютер. Экран монитора не попадал в обзор камеры, видны были только руки Генриха, словно бы порхающие над клавиатурой.
— Все в порядке? — нетерпеливо спросил Рузаев.
— Да. Кроме одного. Деньги поступили. Но у отправителя есть доступ к счету.
— Не думаете же вы, что я хочу отозвать вклад?
— Да, именно это я и думаю. Введите код и отмените свой доступ.
— Я не умею работать на компьютере.
— Очень жаль, Султан. Я вас предупреждал: не пытайтесь хитрить. Ни со мной, ни с мистером Тернером. Акция прекращается. Досадно, я работал над ней около четырех лет.
— Вы уже не можете прекратить акцию.
— Могу. Вас мы передадим российским властям, а я доложу совету директоров Каспийского консорциума о том, что их поручение о проверке системы охраны стратегических объектов России выполнено. Оставьте в покое кобуру, я стреляю быстрей. Итак?
— На компьютере работает мой советник Азиз Садыков. Он знает код.
— Так зовите его. Но говорите с ним только по-русски.
Появился Садыков.
— Выйди на банк, — приказал Рузаев. — Отмени мой доступ к счету. Секунду. Я тоже хочу получить гарантии, Генрих.
— Какие гарантии вам нужны? Станция захвачена, уложить заряды — двадцать минут.
— Он показал плоский блок. — Вот пусковое устройство. Через полчаса вы будете держать за горло весь мир! Вам этого мало?
— Достаточно. Работай, Азиз.
Володя наклонился ко мне и азартно зашептал:
— Они сотрут запись, а я потом восстановлю на диске! И мы узнаем реквизиты банка и номер счета!
— Ты передал, что станция захвачена и прилетел Рузаев? — спросил я.
— Ну да, сразу же.
— Как только они уйдут, передашь: взрывчатка настоящая, семтекс. И сигнал идет на три или четыре спутника связи. Генрих производил проверку, все пашет.
— Иди ты! — сказал Володя. — И что теперь будет?
— Увидим.
— Готово, — через несколько минут доложил Садыков.
Генрих снова сел за компьютер, пальцы его заскользили по клавиатуре.
— Другое дело, — наконец сказал он и встал. В руках у него появился уже знакомый мне австрийский «глок». Громыхнули три выстрела. Монитор и процессор разлетелись на куски.
— Есть много способов уничтожать информацию из памяти, — объяснил Генрих и спрятал «глок» в карман пиджака. — Но этот — самый надежный. Интернет нам больше не понадобится.
— С-сука! — простонал компьютерщик Володя.
— Тихо! — приказал я.
— Вы не отдадите мне пусковой блок? — спросил Рузаев.
— Он вам ни к чему, вы не знаете шифра. В дверях показалась копна белокурых волос.
— Что тут за стрельба? — спросила Люси.
— Очень кстати, заходи, — пригласил Генрих. — А вы. Султан, и вы, Азиз, подождите меня в кабинете. Я быстро. А потом мы продолжим.
Рузаев и Садыков вышли.
— О Господи! Компьютер-то зачем разбил? — изумилась Люси.
— Заткнись! — приказал Генрих. — И отвечай быстро. На кого ты работала?
— Геночка! — еще больше изумилась Люси. — Да ты посмотри, что у меня в руке!
Мы с компьютерщиком Володей чуть носами не влезли в маленький экран. Но ничего увидеть не смогли — руки Люси закрывала ее спина.
— Медленно положи блок на стол, — жестко приказала Люси. — И отойди на три шага.
Только тут мы увидели в руках Люси ПСМ. Генрих выполнил приказ. В поле обзора камеры оказалась коробочка пускового блока.
— Так и стой. Шевельнешься — стреляю.
— Неужели убьешь? — спросил Генрих.
— Нет, миленький. Рада бы, но ты нам нужен живым. Прострелю тебе ноги. Обе.
Потом мы тебя вылечим, посадим под стеклянный бронированный колпак в Тель-Авиве и будем судить. И весь мир увидит тебя, выродка. А потом мы тебя повесим. Как Эйхмана. И тысячи неотмщенных душ упокоятся в мире.
— Блядь! — процедил сквозь зубы Генрих.
— Мне пришлось через это пройти. И я знала, на что иду. На пароме, который ты взорвал, была вся моя семья. Вся. Они все погибли. Спаслась одна я. Мне было тогда пятнадцать лет. Но уже тогда я поклялась, что найду тебя. А теперь, гаденыш, я вырву из твоей пасти ядовитый зуб.
Она нацелилась в пусковой блок, и это было ее ошибкой.
Я даже зубами скрипнул и машинально подался вперед.
Но.
Генрих выстрелил через карман. Голова Люси с копной пшеничных волос дернулась назад. Генрих вытащил «глок», прозвучало еще два выстрела. Все было кончено.
Генрих сунул пусковой блок в карман и вышел из компьютерной.
Володя выключил монитор, закидал его тряпками, мы поспешно выскочили в коридор и постарались придать своим лицам безразличный вид. И тут на нас наскочил Артист.
Кофра Крамера на его плече уже не было.
— Что тут за пальба? — встревоженно спросил он и потянул дверь директорского кабинета.
— Не ходи туда, — сказал я.
— Почему? — настаивал он. И вдруг понял:
— Люси?
— Да.
— Генрих?
— Да.
— Да почему же она… Я же специально… Да я его сейчас голыми руками!
— Отставить! — приказал я. — Она работала не для того, чтобы его убить. Для того, чтобы судить его в Тель-Авиве и повесить. Она не сумела этого сделать.
Постараемся сделать мы. А теперь исчезни. И не появляйся никому на глаза, пока не приведешь себя в норму. Пойди вниз и смени Боцмана на входе.
Но Артист двинулся не вниз, а в сторону машинного зала. Я не понял зачем, но думать об этом было уже некогда.
— Мы остались без связи, — сказал Володя. Мог бы и не говорить. Из всех неприятностей (если то, что произошло на станции, можно было назвать неприятностями) эта была самая неприятная. В ней только одно было хорошо: автоматически отменялся приказ «Никакой самодеятельности».
Из кабинета директора вышел Рузаев в сопровождении Генриха, Азиза Садыкова и всех трех корреспондентов. В руках у Генриха была коробка с детонаторами и радиовзрывателями, а Азиз тащил сумку с семтексом.
— Пойдемте, Серж, — кивнул мне Генрих. — Поможете мне. Вы будете подавать мне взрывчатку, я буду устанавливать, а господа корреспонденты фиксировать этот акт для вечности. После чего на сцене останется только главный персонаж — полковник Рузаев.
Через полчаса станция была заминирована. Машинный зал. Центральный щит управления. Главный циркуляционный насос. Система аварийной остановки реактора.
Генрих был совершенно спокоен. Абсолютно спокоен. Он даже пошутил, заметив нерешительность Рузаева, остановившегося перед желто-черным знаком радиационной опасности у входа в «грязную» зону:
— Ну-ну, Султан! От такой дозы у вас ничего не отвалится! А возможно — даже немного подрастет! Продолжим, — объявил Генрих, когда все вернулись в кабинет директора. — Господа корреспонденты готовы? Предъявляйте, Султан, свой ультиматум!
Дверь в компьютерную была плотно закрыта. Из-под щели по паркету разливалась лужица алой крови.
…Рузаев удобно устроился в кресле директора станции и положил перед собой загодя написанный текст.
— Президенту России, кабинету министров. Государственной Думе. Ультиматум. Я, командующий армией освобождения Ичкерии, выполняя волю Аллаха, волю чеченского народа, волю всех свободолюбивых народов Кавказа, требую… Я не очень-то вслушивался в слова ультиматума. Мысли мои были заняты совсем другим.
Связь. Нужно было срочно, сверхсрочно сообщить полковнику Голубкову и в Москву о том, что станция превратилась в капкан.
Для всех.
Для России.
Для всего мира.
Для всех.
И выхода не было.
Кроме… Вряд ли это был выход. Но я был не в том положении, чтобы пренебрегать даже малейшим шансом.
Воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было приковано к Рузаеву, я незаметно выскользнул в коридор, отошел на лестничную площадку и включил «уоки-токи».
— Пастух вызывает Боцмана. Боцман, ответь.
— Я — Боцман, слышу тебя хорошо.
— Где ты?
— На главном пульте управления. Операторы спрашивают, когда кончится эта бодяга.
У них переработка уже два часа.
— Быстро ко мне!..
К этому шагу нас вынудила лживая и провокационная политика руководства России, упорно не желающего предоставить независимость Ичкерии. Наш народ имеет право на собственное государство, как и всякий народ мира. Наш народ выстрадал это право, пережив сталинский геноцид и депортацию сотен тысяч чеченцев в Сибирь и Северный Казахстан, пережив вероломное и варварское нападение федеральных войск России на маленькую Чечню. Мы победили в этой войне, но политики отняли у нас эту победу.
Мы больше не можем довольствоваться туманными и лживыми обещаниями. Ичкерия станет свободной. И произойдет это не в будущем, а сегодня, сейчас. Такова воля Аллаха!
Прежде чем я перейду к изложению своего ультиматума, считаю необходимым предоставить всему миру неопровержимые доказательства серьезности и обоснованности моих намерений. Сейчас вы увидите видеосъемку, сделанную на Северной АЭС сотрудниками Си-Эн-Эн Арнольдом Блейком и Гарри Гринблатом. Я специально пригласил их для освещения акции, так как их объективность и политическая неангажированность ни у кого не могут вызвать сомнений. Ведите репортаж, мистер Блейк!
Гарри перевел объектив камеры на напарника. Блейк подобрался, поднес ко рту микрофон с надписью «Си-Эн-Эн», изобразил обаятельную голливудскую улыбку и быстро заговорил по-английски:
— Дамы и господа! Арнольд Блейк и Гарри Гринблат вновь с вами. Мы ведем репортаж с Севера России, из первого энергоблока крупнейшей на Кольском полуострове атомной электростанции. Сорок три минуты назад Северная АЭС была захвачена чеченскими террористами из армии освобождения Ичкерии. Четверть часа назад на станцию прилетел на вертолете сам командующий, глава непримиримой оппозиции полковник Султан Рузаев. Смотрите эти уникальные кадры беспрецедентного захвата и минирования важнейшего стратегического объекта!
Генрих дал знак прекратить съемку.
— Станция еще не заминирована, — объяснил он Рузаеву.
— Почему?
— Предварительно нам нужно решить один небольшой вопрос.
Генрих обернулся к белобрысому компьютерщику Володе, который стоял на пороге своей комнатушки и мусолил во рту незажженную сигарету. Казалось, его гораздо больше волнует невозможность закурить, чем то, что происходило в кабинете директора АЭС.
— Пойдите погуляйте, молодой человек. А мы на минутку уединимся в вашей комнате.
Генрих пропустил Рузаева вперед и вошел следом. За ними в компьютерную шагнул и молодой спутник Рузаева, но чеченский полковник взял у него дюралевый кейс и что-то приказал. Судя по всему: остаться на страже у двери.
Компьютерщик Володя флегматично вышел в коридор. Проходя мимо меня, сделал еле заметный знак следовать за ним. Я не заставил себя ждать.
Едва за мной закрылась дверь директорского кабинета, как от флегматичности компьютерщика не осталось и следа.
— Быстро! — шепнул он и шмыгнул в какую-то дверь. Это был чулан, заставленный швабрами и ведрами уборщиц. Но там были не только швабры и ведра. Володя запер дверь и отбросил из угла тряпки. Под тряпками стоял маленький видеомонитор.
Володя щелкнул тумблером, протянул мне один из наушников и одновременно включил диктофон.
Судя по ракурсу, мини-камера была вмонтирована на потолочном плинтусе. На экране монитора были видны крупные головы Генриха и Рузаева, а руки казались маленькими, как у лилипутов. Но изображение было качественным.
— Я понял, о чем вы хотите говорить, — услышал я голос Рузаева. — О вашем гонораре, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Генрих. Рузаев поставил на стол возле компьютера кейс, набрал шифр цифровых замков и открыл крышку. Чемодан был доверху заполнен пачками баксов.
— Ровно миллион, — сказал Рузаев. Генрих пролистал несколько пачек, из одной выдернул наугад купюру, помял ее в руках и посмотрел на свет.
— Вы мне не доверяете? — возмутился Рузаев.
— Успокойтесь, Султан. Я не доверяю никому. Даже себе. Так. Платежка?
— Ксерокопия. — Рузаев протянул Генриху листок. — Как мы и договаривались. Пять миллионов. На номерной счет вашего банка.
— Минутку.
Генрих сел за компьютер. Экран монитора не попадал в обзор камеры, видны были только руки Генриха, словно бы порхающие над клавиатурой.
— Все в порядке? — нетерпеливо спросил Рузаев.
— Да. Кроме одного. Деньги поступили. Но у отправителя есть доступ к счету.
— Не думаете же вы, что я хочу отозвать вклад?
— Да, именно это я и думаю. Введите код и отмените свой доступ.
— Я не умею работать на компьютере.
— Очень жаль, Султан. Я вас предупреждал: не пытайтесь хитрить. Ни со мной, ни с мистером Тернером. Акция прекращается. Досадно, я работал над ней около четырех лет.
— Вы уже не можете прекратить акцию.
— Могу. Вас мы передадим российским властям, а я доложу совету директоров Каспийского консорциума о том, что их поручение о проверке системы охраны стратегических объектов России выполнено. Оставьте в покое кобуру, я стреляю быстрей. Итак?
— На компьютере работает мой советник Азиз Садыков. Он знает код.
— Так зовите его. Но говорите с ним только по-русски.
Появился Садыков.
— Выйди на банк, — приказал Рузаев. — Отмени мой доступ к счету. Секунду. Я тоже хочу получить гарантии, Генрих.
— Какие гарантии вам нужны? Станция захвачена, уложить заряды — двадцать минут.
— Он показал плоский блок. — Вот пусковое устройство. Через полчаса вы будете держать за горло весь мир! Вам этого мало?
— Достаточно. Работай, Азиз.
Володя наклонился ко мне и азартно зашептал:
— Они сотрут запись, а я потом восстановлю на диске! И мы узнаем реквизиты банка и номер счета!
— Ты передал, что станция захвачена и прилетел Рузаев? — спросил я.
— Ну да, сразу же.
— Как только они уйдут, передашь: взрывчатка настоящая, семтекс. И сигнал идет на три или четыре спутника связи. Генрих производил проверку, все пашет.
— Иди ты! — сказал Володя. — И что теперь будет?
— Увидим.
— Готово, — через несколько минут доложил Садыков.
Генрих снова сел за компьютер, пальцы его заскользили по клавиатуре.
— Другое дело, — наконец сказал он и встал. В руках у него появился уже знакомый мне австрийский «глок». Громыхнули три выстрела. Монитор и процессор разлетелись на куски.
— Есть много способов уничтожать информацию из памяти, — объяснил Генрих и спрятал «глок» в карман пиджака. — Но этот — самый надежный. Интернет нам больше не понадобится.
— С-сука! — простонал компьютерщик Володя.
— Тихо! — приказал я.
— Вы не отдадите мне пусковой блок? — спросил Рузаев.
— Он вам ни к чему, вы не знаете шифра. В дверях показалась копна белокурых волос.
— Что тут за стрельба? — спросила Люси.
— Очень кстати, заходи, — пригласил Генрих. — А вы. Султан, и вы, Азиз, подождите меня в кабинете. Я быстро. А потом мы продолжим.
Рузаев и Садыков вышли.
— О Господи! Компьютер-то зачем разбил? — изумилась Люси.
— Заткнись! — приказал Генрих. — И отвечай быстро. На кого ты работала?
— Геночка! — еще больше изумилась Люси. — Да ты посмотри, что у меня в руке!
Мы с компьютерщиком Володей чуть носами не влезли в маленький экран. Но ничего увидеть не смогли — руки Люси закрывала ее спина.
— Медленно положи блок на стол, — жестко приказала Люси. — И отойди на три шага.
Только тут мы увидели в руках Люси ПСМ. Генрих выполнил приказ. В поле обзора камеры оказалась коробочка пускового блока.
— Так и стой. Шевельнешься — стреляю.
— Неужели убьешь? — спросил Генрих.
— Нет, миленький. Рада бы, но ты нам нужен живым. Прострелю тебе ноги. Обе.
Потом мы тебя вылечим, посадим под стеклянный бронированный колпак в Тель-Авиве и будем судить. И весь мир увидит тебя, выродка. А потом мы тебя повесим. Как Эйхмана. И тысячи неотмщенных душ упокоятся в мире.
— Блядь! — процедил сквозь зубы Генрих.
— Мне пришлось через это пройти. И я знала, на что иду. На пароме, который ты взорвал, была вся моя семья. Вся. Они все погибли. Спаслась одна я. Мне было тогда пятнадцать лет. Но уже тогда я поклялась, что найду тебя. А теперь, гаденыш, я вырву из твоей пасти ядовитый зуб.
Она нацелилась в пусковой блок, и это было ее ошибкой.
Я даже зубами скрипнул и машинально подался вперед.
Но.
Генрих выстрелил через карман. Голова Люси с копной пшеничных волос дернулась назад. Генрих вытащил «глок», прозвучало еще два выстрела. Все было кончено.
Генрих сунул пусковой блок в карман и вышел из компьютерной.
Володя выключил монитор, закидал его тряпками, мы поспешно выскочили в коридор и постарались придать своим лицам безразличный вид. И тут на нас наскочил Артист.
Кофра Крамера на его плече уже не было.
— Что тут за пальба? — встревоженно спросил он и потянул дверь директорского кабинета.
— Не ходи туда, — сказал я.
— Почему? — настаивал он. И вдруг понял:
— Люси?
— Да.
— Генрих?
— Да.
— Да почему же она… Я же специально… Да я его сейчас голыми руками!
— Отставить! — приказал я. — Она работала не для того, чтобы его убить. Для того, чтобы судить его в Тель-Авиве и повесить. Она не сумела этого сделать.
Постараемся сделать мы. А теперь исчезни. И не появляйся никому на глаза, пока не приведешь себя в норму. Пойди вниз и смени Боцмана на входе.
Но Артист двинулся не вниз, а в сторону машинного зала. Я не понял зачем, но думать об этом было уже некогда.
— Мы остались без связи, — сказал Володя. Мог бы и не говорить. Из всех неприятностей (если то, что произошло на станции, можно было назвать неприятностями) эта была самая неприятная. В ней только одно было хорошо: автоматически отменялся приказ «Никакой самодеятельности».
Из кабинета директора вышел Рузаев в сопровождении Генриха, Азиза Садыкова и всех трех корреспондентов. В руках у Генриха была коробка с детонаторами и радиовзрывателями, а Азиз тащил сумку с семтексом.
— Пойдемте, Серж, — кивнул мне Генрих. — Поможете мне. Вы будете подавать мне взрывчатку, я буду устанавливать, а господа корреспонденты фиксировать этот акт для вечности. После чего на сцене останется только главный персонаж — полковник Рузаев.
Через полчаса станция была заминирована. Машинный зал. Центральный щит управления. Главный циркуляционный насос. Система аварийной остановки реактора.
Генрих был совершенно спокоен. Абсолютно спокоен. Он даже пошутил, заметив нерешительность Рузаева, остановившегося перед желто-черным знаком радиационной опасности у входа в «грязную» зону:
— Ну-ну, Султан! От такой дозы у вас ничего не отвалится! А возможно — даже немного подрастет! Продолжим, — объявил Генрих, когда все вернулись в кабинет директора. — Господа корреспонденты готовы? Предъявляйте, Султан, свой ультиматум!
Дверь в компьютерную была плотно закрыта. Из-под щели по паркету разливалась лужица алой крови.
…Рузаев удобно устроился в кресле директора станции и положил перед собой загодя написанный текст.
— Президенту России, кабинету министров. Государственной Думе. Ультиматум. Я, командующий армией освобождения Ичкерии, выполняя волю Аллаха, волю чеченского народа, волю всех свободолюбивых народов Кавказа, требую… Я не очень-то вслушивался в слова ультиматума. Мысли мои были заняты совсем другим.
Связь. Нужно было срочно, сверхсрочно сообщить полковнику Голубкову и в Москву о том, что станция превратилась в капкан.
Для всех.
Для России.
Для всего мира.
Для всех.
И выхода не было.
Кроме… Вряд ли это был выход. Но я был не в том положении, чтобы пренебрегать даже малейшим шансом.
Воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было приковано к Рузаеву, я незаметно выскользнул в коридор, отошел на лестничную площадку и включил «уоки-токи».
— Пастух вызывает Боцмана. Боцман, ответь.
— Я — Боцман, слышу тебя хорошо.
— Где ты?
— На главном пульте управления. Операторы спрашивают, когда кончится эта бодяга.
У них переработка уже два часа.
— Быстро ко мне!..
V
"ШИФРОГРАММА Сверхсрочно.
Турист — Доктору, Джефу, Лорду, Солу.
Станция захвачена. Рузаев прилетел на вертолете из Мурманска. Намерен предъявить ультиматум Президенту России. Есть вероятность того, что объект П. обнаружил подмену тола. Не исключено, что взрывчатка, присланная на лесовозе Краузе, объектом П. получена и доставлена на первый энергоблок. Компьютерная связь со станцией прервана по неизвестной причине".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Сверхсрочно.
Начальнику УПСМ генерал-лейтенанту Нифонтову.
Твой ход, Александр Николаевич. Голубков".
Турист — Доктору, Джефу, Лорду, Солу.
Станция захвачена. Рузаев прилетел на вертолете из Мурманска. Намерен предъявить ультиматум Президенту России. Есть вероятность того, что объект П. обнаружил подмену тола. Не исключено, что взрывчатка, присланная на лесовозе Краузе, объектом П. получена и доставлена на первый энергоблок. Компьютерная связь со станцией прервана по неизвестной причине".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Сверхсрочно.
Начальнику УПСМ генерал-лейтенанту Нифонтову.
Твой ход, Александр Николаевич. Голубков".