I

   Когда «Ауди-80» генерал-лейтенанта Нифонтова, просвистев по Рублевскому шоссе, въехала во двор госдачи, расположенной неподалеку от официальной резиденции Президента России «Барвиха-З», часы на приборном щитке показывали ровно два ночи. Куратор, предупрежденный Нифонтовым по спецсвязи, стоял на высоком освещенном крыльце. Он был в домашней стеганой куртке, округлый, словно бы пышущий энергией и здоровьем, с ранними залысинами.
   Он посмотрел, как офицер охраны открывает заднюю дверцу «ауди», и, лишь когда Нифонтов взошел на крыльцо, спустился на ступеньку и протянул руку:
   — Здравствуйте, генерал. Большой прогресс. Всего два часа ночи. Прошлый раз вы приехали ко мне в половине четвертого утра. Если так и дальше пойдет, скоро мы будем встречаться в рабочее время.
   — Извините, что пришлось вас разбудить, — ответил Нифонтов, пожимая куратору руку.
   — Не извиняйтесь. Я не спал. С этой отставкой правительства!.. — Он безнадежно махнул рукой. — Проходите. Кстати, я привык видеть вас в мундире.
   — Некогда было переодеваться.
   — Даже так?
   Нифонтов не ответил. Куратор взглянул на него и укоризненно покачал головой:
   — А видок у вас, Александр Николаевич, прямо скажем, оставляет желать. Нужно следить за здоровьем. Трудно, но нужно. Очень рекомендую теннис. Не потому, что он стал сейчас модным в Кремле. Но он действительно помогает сохранять форму.
   «Посмотрю я, какой видок у тебя самого будет через полчаса», — подумал Нифонтов, проходя в просторную прихожую и сбрасывая плащ на руки ординарца.
   — Прошу ко мне в кабинет, — пригласил куратор.
   — Там есть телевизор и видеомагнитофон? — спросил Нифонтов.
   — Есть. Вы собираетесь показать мне кино?
   — Да.
   — Надеюсь, не очень скучное?
   — Не очень.
   — Кофе, чаю или, может, водки?
   — Кофе. Покрепче.
   Куратор отдал распоряжение ординарцу и провел гостя через просторную гостиную в угловой кабинет, предварительно попросив жестом особенно не шуметь и объяснив шепотом:
   — Мои уже спят.
   Госдача была раза в полтора больше, чем у самого Нифонтова, обставлена добротно, но без изысков и особых роскошеств. Раньше, когда по малой своей должности Нифонтов не имел госдачи, его всегда поражала какая-то необжитость служебного загородного жилья высокопоставленных чиновников, хотя об их хоромах в народе ходили легенды. Возможно, эти легенды были справедливы для чиновников самого высшего правительственного эшелона. И только когда ему самому выделили коттеджик в Архангельском, он понял причины равнодушия хозяев госдач к благоустройству своего жилья. Они не были хозяевами — в том-то и дело. И знали, что жилье это чужое и временное. А какой смысл благоустраивать чужое жилье, из которого уже завтра, возможно, тебя выселит комендант? Жены и дочери смягчали казенный дух занавесками и салфеточками, копались на цветочных и клубничных грядках, а уходом за обширными участками занимались солдаты-срочники, выделенные для охраны важных персон. И понятно, что особого рвения ожидать от них было трудно.
   В небольшой угловой комнате, сходство которой с кабинетом придавали лишь письменный стол и узел правительственной связи, куратор жестом предложил гостю устраиваться, сам раскрыл досье операции «Капкан», врученное ему Нифонтовым.
   Папка была довольно тощей — Нифонтов тщательно отобрал материалы, которые отражали суть дела.
   — «Капкан». Это то, о чем шла речь в Каире? — уточнил куратор.
   — Да.
   — Как я понимаю, пределы своей компетенции вы исчерпали?
   — Да, — повторил Нифонтов.
   — Что ж, давайте посмотрим. Сначала бумаги или кино?
   — Бумаги.
   Куратор углубился в досье. Он умел читать очень быстро. И умел быстро вникать в суть. Нифонтов прихлебывал крепкий, чуть горьковатый, очень хорошего качества кофе и рассеянно поглядывал на куратора, не делая попыток понять по выражению его лица, какое впечатление производят на того собранные в досье документы. Это не имело значения. Имело значение другое — что за человек сам куратор. Только от этого зависел сейчас исход дела.
* * *
   Ни одна спецслужба России не имела права без высочайшего указания брать в оперативную разработку чиновников такого ранга и даже собирать о них информацию.
   Но информация все равно собиралась, сама собой, по крохам, по слухам, по разговорам. Так что Нифонтов имел кое-какое представление о своем собеседнике.
   Как и всякий государственный чиновник высокого ранга, куратор Управления по планированию специальных мероприятий Олег Иванович П. совмещал множество должностей. Они меняли свои названия по мере перетрясок и реорганизаций правительственного аппарата и президентской администрации, которые как начались с приходом к власти Ельцина, так и не прекращались по сей день, иногда затихая, иногда выплескиваясь на поверхность политической жизни России.
   В разное время Олег Иванович был заместителем государственного секретаря в кабинете министров Гайдара (пока не упразднили этот пост, не столько из-за того, что он был никак не прописан в Конституции, сколько из-за всеобщего неприятия самой фигуры госсекретаря Бурбулиса), членом Президентского совета, членом Совета безопасности, помощником председателя Совета обороны при Президенте России, а также членом многочисленных комиссий, которые создавались по разным поводам, в основном чтобы успокоить общественное мнение и сделать вид, что Президентом и правительством принимаются энергичные меры по разрешению насущных проблем, хотя чаще всего эти комиссии даже не приступали к работе.
   Олег Иванович был из новых, из тех сорока — сорокапятилетних государственных и партийных функционеров, хорошо образованных, накопивших немалый практический опыт, но не имевших никакой перспективы, так как все должности наверху были прочно закупорены старыми, еще брежневской закалки, кадрами. И лишь при Ельцине новые люди были востребованы в полной мере.
   В КПСС карьера Олега Ивановича была непродолжительной — всего три года он был освобожденным секретарем партийного комитета на крупном оборонном заводе. Но эта должность, никак не компрометирующая его в новые времена, дала ему возможность быстро стать одним из руководителей ВПК, откуда он и был рекрутирован в высшие эшелоны российской власти. Природная осторожность уберегла его от активного участия в подковерной кремлевской возне, более нетерпеливые соперники сжирали друг друга и уходили в политическое небытие, а их места занимали люди типа Олега Ивановича.
   Сейчас ему было сорок семь лет — в президентской администрации он курировал службы государственной безопасности, и в их числе Управление по планированию специальных мероприятий, которое в системе спецслужб занимало особое положение.
   Оно было создано по распоряжению Ельцина одновременно с решением о разгоне КГБ и призвано играть роль «ока государева» — мозгового центра, просчитывающего перспективы развития политической ситуации и предлагающего пути предотвращения или политического разрешения кризисов.
   Неподчиненность управления руководству ФСБ, ФСК и Главного управления охраны вызывала откровенное недовольство их руководителей — ими не раз предпринимались попытки прибрать УПСМ к рукам, — но всякий раз Президент решительно их пресекал.
   Неизвестно, чем он руководствовался: то ли действительно высоко ценил объективность поступавшей от управления информации и глубину аналитических разработок, то ли по принципу «разделяй и властвуй» считал, что конкуренция между спецслужбами пойдет только на пользу делу.
   Олег Иванович не скрывал от Нифонтова своего благожелательного отношения к деятельности УПСМ, но делал это — как небезосновательно полагал Нифонтов — лишь после уяснения позиции Президента.
   Сейчас ему предстояло решить задачу куда более трудную.
* * *
   Куратор поднял голову от досье:
   — Сколько ваших людей внедрено в окружение этого Пилигрима?
   — Пятеро.
   — Охрана станции?
   — Сорок два человека. На первом энергоблоке и административном корпусе — восемнадцать.
   — Каким образом пять человек могли нейтрализовать восемнадцать спецназовцев и захватить объект?
   — Они изменили план операции и произвели захват на двадцать минут раньше — до пересмены. И никакого спецназа не было. Была обычная местная ВОХРа. Утечка информации о проверочном захвате станции не произошла. Вчера мы арестовали и допросили референта директора ФСБ. Утечка должна была произойти через него. Он не получал такого приказа от своих хозяев.
   — Допрос был… — Да. С применением психотропных средств. Он выложил все, что знал.
   — Значит, на станции сейчас, кроме персонала… — Рузаев, его советник Азиз Садыков, Пилигрим и наши люди — все пятеро. И три корреспондента. Два телевизионщика из Си-Эн-Эн и один журналист из Лондона.
   — Пилигрим действительно мог обнаружить подмену тола?
   — Да.
   — Каким образом?
   — У него был аэрозольный набор «Экспрей».
   — Взрывчатка, присланная на лесовозе Краузе, на станции? Или это только предположение полковника Голубкова?
   — Предположение. Но с вескими основаниями. Пилигрим вывез взрывчатку из Полярного на «санитарке» «Ремстройбыта». В пятнадцати километрах от турбазы «Лапландия» он убил водителя. После этого, вероятно, принес взрывчатку в рюкзаке на турбазу. Правда, сторож турбазы утверждает, что никого не видел. Но его показаниям доверять нельзя.
   — Пьяный небось валялся? — брезгливо произнес куратор.
   — Совершенно верно, — подтвердил Нифонтов. — С турбазы взрывчатку, скорее всего, перебросили на станцию на вертолете «Ми-8» вместе с гуманитарной помощью.
   — Понятно, — кивнул куратор и повторил, подумав:
   — Понятно. Почему испытания радиовзрывателей не дали никаких результатов?
   — Эксперты НАСА предполагают, что на маркировке указана фальшивая частота, а инициирующий сигнал идет не на «Селену-2», а на какой-то другой спутник. И, возможно, не на один. Американцы арестовали в Нью-Йорке сообщника Пилигрима Бэрри. Но он пока не дает показаний о радиовзрывателях и спутниках связи.
   — Не дает? При современных методах допросов? Или они не хотят их получить?
   — Он может не знать. У нас пока нет оснований подозревать наших партнеров в двойной игре.
   — Почему прервана компьютерная связь со станцией?
   — Неизвестно.
   — Есть ли какой-нибудь другой вид связи с вашими людьми?
   — Конфиденциального — нет. Только внешние громкоговорители.
   — Из этого следует, что вы потеряли контроль над ситуацией. Вы отдаете себе в этом отчет, генерал?
   — Да.
   — Что ж, давайте посмотрим кино.
   Куратор включил телевизор, сунул в щель видеомагнитофона кассету, но кнопку «Play» не нажал.
   — Как эта кассета оказалась у вас?
   — Ее спустили из окна станции на шнуре. А из местного телецентра перегнали в Останкино.
   — Ее могли видеть операторы телецентра?
   — Нет, там наши люди. В аппаратной Останкинского техцентра — тоже.
   — Вы видели?
   — Да. После этого я немедленно позвонил вам.
   — Каким может быть эффект от взрыва реактора? Чернобыль?
   — Хуже. Взорвется и второй реактор. Потому что будут разрушены все системы защиты.
   — Веселенькая перспектива, — заметил куратор и пустил запись.
   « — Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев…»

II

   " — Дамы и господа, ваши корреспонденты Гринблат и Блейк снова с вами. Только что вы видели процесс минирования наиболее уязвимых узлов атомной электростанции, а чуть раньше — блок управления и радиовзрыватели, работающие от сигнала спутников связи. А теперь на ваших экранах вновь командующий армией освобождения Ичкерии полковник Султан Рузаев.
   — Президенту России, кабинету министров. Государственной Думе Российской Федерации. Ультиматум. Я, командующий армией освобождения Ичкерии Султан Рузаев, выполняя волю Аллаха, волю чеченского народа, волю всех свободолюбивых народов Кавказа, требую:
   Первое. Немедленно признать государственную независимость Республики Ичкерия с соблюдением всех предусмотренных Конституцией России юридических процедур.
   Второе. Известить о признании Республики Ичкерия независимым государством Организацию Объединенных Наций и все мировое сообщество.
   Третье. Немедленно вывести все федеральные войска России с территории Ичкерии и других кавказских республик.
   Четвертое. Провести совещание на высшем уровне с. руководителями стран большой семерки, руководством Всемирного банка и Международного валютного фонда и четко определить порядок выплаты Республике Ичкерия контрибуции в размере ста шестидесяти миллиардов долларов за ущерб, нанесенный Россией во время войны. Во время этой войны руководители мировых держав заняли выжидательную позицию, на словах протестуя против российской агрессии, а на деле эту агрессию поощряя.
   Поэтому это требование мы считаем в высшей степени справедливым.
   Срок ультиматума истечет ровно в 14.00 по московскому времени уже сегодня — 27 апреля.
   Кроме того, я требую: передать мой ультиматум по всем каналам Центрального телевидения в начале утреннего вещания и повторять его каждый час; одновременно с трансляцией ультиматума передавать репортаж корреспондентов Си-Эн-Эн с захваченной моими людьми Северной атомной электростанции.
   Если мои требования о телетрансляции ультиматума и репортажа не будут выполнены, я буду вынужден убивать заложников и ответственность за это ляжет на российское руководство.
   Если к 14.00 мною не будет получен положительный ответ на все пункты ультиматума, я взорву атомную станцию. Последствия этого взрыва будут катастрофичны не только для Севера России, но и для большинства стран Западной Европы, а также для Скандинавии и Великобритании.
   Мы сделали свой выбор.
   Свобода или смерть!
   Аллах акбар!.."
   Куратор нажал кнопку «Stop», изображение исчезло.
   — Хорошее кино вы мне показали, генерал.
   — Это не кино. Это реальность.
   — Спровоцированная вами.
   — Она могла стать реальностью и без нашего участия. И это было бы катастрофой.
   — Ваши предложения?
   — Продолжать реализовывать первоначальный сценарий. Вступить в переговоры.
   Тянуть время. Создать видимость международных консультаций. И даже провести эти консультации — этот вариант предусматривался.
   — И транслировать ультиматум этого ублюдка по Центральному телевидению?
   — Да.
   — Да вы представляете, что будет?! Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
   — Вполне. Этот вариант тоже предусмотрен. Трансляция пойдет по всем каналам ЦТ.
   Но только на один телевизор. На тот, что установлен в комнате отдыха первого энергоблока. Система отлажена и проверена. А тем временем эксперты НАСА найдут спутники и блокируют взрывной сигнал.
   — Если найдут! А если не найдут?!
   Нифонтов пожал плечами:
   — Тогда нам придется предоставить независимость Ичкерии.
   — Генерал! Вы представляете себе, куда вы всех нас втянули?
   — Вы дали мне карт-бланш на проведение этой акции.
   — С полной ответственностью за результаты, — напомнил куратор. — С самой полной!
   — Я не пытаюсь уйти от ответственности. Если бы мы могли закончить дело без вашей поддержки, мы так бы и поступили.
   — В чем должна заключаться моя поддержка?
   — В переговорах с Рузаевым должен принять участие полномочный представитель Президента.
   — Вот как? — изумился куратор. — А почему не сам Президент?
   — Это лишнее. Достаточно будет пресс-секретаря или заместителя главы администрации Президента. Главное, чтобы это был человек известный и авторитетный.
   — Вы это всерьез, генерал?
   — Да.
   Куратор на полминуты задумался, затем спросил:
   — Как я понял, сейчас ситуация на Северной АЭС не воспринимается вами как катастрофическая?
   — Ситуация очень острая. Такие многоходовые оперативные комбинации никогда не проходят без осложнений. Она может стать катастрофической. Но, надеюсь, не станет.
   — В чем глобальный смысл плана, который обсуждался в Каире? Его стратегическая конечная цель?
   — Я докладывал.
   — Тезисно. А сейчас я хочу услышать во всех подробностях.
   — Глобальная цель: создать международный прецедент. Ни для кого не секрет, что современные локальные войны имеют под собой чисто экономическую подоплеку.
   Государственные перевороты, мятежи, межнациональные конфликты. В советское время речь шла о переделе сфер влияния. Сегодня войны планируются не в генштабах, а в штаб-квартирах транснациональных компаний и промышленно-финансовых групп. Войны требуют денег. Очень больших денег. Откуда эти деньги у талибов в Афганистане? У Ирландской республиканской армии? У того же Рузаева? Мировое сообщество морально готово к созданию системы глобальной безопасности. Создан и уже действует Международный военный трибунал. Пока судят только военных преступников. Но еще ни разу не судили тех, кто финансирует войны. Они остаются в тени. Если бы хоть один из них оказался на скамье подсудимых и эта практика была бы узаконена, в мире стало бы намного спокойней. Сейчас есть вполне реальная возможность создать такой прецедент.
   — Вы говорите о владельце корпорации «Интер-ойл» Тернере?
   — Да. Он финансировал нападение на инспекторов российского Генштаба. Захват Северной АЭС — тоже. Все проплаты документированы.
   — Кем?
   — В основном США и Великобританией.
   — Если все это так, почему вы не арестовали Пилигрима и Рузаева сразу после захвата станции?
   — В Каире подробно обсуждался сценарий акции. Чтобы подвигнуть международные структуры на такой шаг, мало предъявить голые документы. Без активной поддержки общественного мнения дело останется частным случаем, но не перерастет в прецедент. Мы специально позволили Рузаеву и Пилигриму захватить станцию и отсняли их действия. Съемки велись не только телевизионщиками Си-Эн-Эн. Наши операторы скрытно фиксировали все этапы захвата АЭС. Эти кадры должен увидеть весь мир. Только это сможет создать необходимый накал общественного мнения и заставит зашевелиться бюрократическую машину ООН. На скамью подсудимых Международного трибунала Тернер должен сесть вместе с Рузаевым и Пилигримом. Это и есть конечная цель акции.
   — Масштабный проект, — подумав, оценил куратор. — Идею подали американцы?
   — Не имеет значения, кому принадлежит идея. Весь мир воспримет это как инициативу Москвы. Тем более что именно на долю России выпала конкретная реализация плана.
   Нифонтов отметил, как напряглось и даже словно бы потяжелело лицо куратора. Он представлял себе ход его мыслей. Россия катастрофически быстро теряла роль мировой державы. Попытки министра иностранных дел Примакова, сменившего на этом посту безвольного и прекраснодушного Козырева, занять жесткую позицию не давали и не могли дать результатов. У России не было сильных козырей. Она ушла в глухую и безнадежную оборону, слабо сопротивляясь расширению НАТО на восток и пытаясь заигрывать с Хусейном и Каддафи, чтобы хоть что-то противопоставить усиливающемуся влиянию США. В этой ситуации инициатива Москвы по созданию международного трибунала не только для военных преступников, но и для тех, кто их финансирует, могла бы быть воспринята во всем мире в высшей степени положительно. А тот, кто эту идею продвинет и доведет до логического завершения, неизбежно поднимется в российской иерархической лестнице на качественно новую ступень.
   Для куратора это был шанс. Он понимал (и Нифонтов тоже это понимал), что второго такого шанса может не представиться никогда. И сейчас ему нужно было быстро решить, стоит ли рисковать тем, что уже достигнуто, ради взлета, который мог закончиться крахом. Он поднялся из-за стола, быстро зашагал взад-вперед по комнате. В какой-то момент по тому, как прищурились глаза куратора и азартно раздулись крылья ноздрей, Нифонтов понял, что он принял решение. Рискнуть. Но через полминуты куратор вернулся за стол, побарабанил пальцами по столешнице и с сожалением проговорил:
   — Масштабный проект. Весьма. Это могло быть новым шагом в практике международных отношений. Но… Нифонтову стало скучно, как в парикмахерской. Он уже знал, что услышит.
   — Досадно, что мы не сможем его реализовать до конца. Очень досадно. Хотите спросить почему?
   — Нет, — хмуро ответил Нифонтов.
   — Я все же скажу. В стране кризис. Правительство в отставке. Шахтеры стучат касками на Горбатом мосту, в Кузбассе перекрывают Транссиб. Мы не можем в таких условиях ставить фильм ужасов для мировой общественности. Пресс-секретарь даже слушать меня не станет. Не говорю уж о первых лицах. Хотя, повторюсь, мне очень нравится план. Дерзко. Остро. С выходом от сугубой конкретики на мировой масштаб. Я представляю, генерал, чего стоило вам и вашим людям реализовать этот проект. Но обстоятельства сильнее нас. Сейчас наша задача: закончить эту историю. Быстро и без огласки. Станция, как я понял, блокирована?
   — Да.
   — Кто руководит операцией на месте?
   — Начальник оперативного отдела полковник Голубков.
   — Ваши люди, которые внедрены к Рузаеву, его знают?
   — Да.
   — Передайте полковнику Голубкову. Пусть по громкоговорителям прикажет своим людям арестовать Рузаева и Пилигрима. При сопротивлении стрелять на поражение.
   — Но этот приказ услышат Рузаев, его советник и Пилигрим! Все они вооружены.
   Возможны жертвы. И среди наших людей, и среди персонала станции.
   — Поверьте, генерал, мне нелегко давать это распоряжение. Да, жертвы не исключены. Остается надеяться, что ваши люди сведут их число до минимума. Это все. Выполняйте.
   Он принял решение. И это решение было окончательным.
   Число жертв… До минимума… Остается надеяться… Генерал-лейтенант Нифонтов вдруг ощутил, что его трясет от бешенства. Но жизнь научила его скрывать свои чувства.
   — Я хотел бы получить это распоряжение в письменном виде, — твердо сказал он.
   — Вы настаиваете на этом?
   — Да.
   — Хорошо, вы его получите. Прямо сейчас.
   Куратор придвинул к себе большой настольный блокнот с личным грифом и взял авторучку. Через минуту на листе веленевой бумаги появились быстрые четкие строки.
   — Ознакомьтесь и распишитесь. Не напоминаю, генерал, чем может грозить вам невыполнение этого приказа.
   Нифонтов взял из рук куратора авторучку, но ставить свою подпись не спешил. Был только один способ переломить ситуацию. Этот способ был настолько рискованным и неопределенным по результату, что еще час назад Нифонтов и мысли не допускал, что ему взбредет в голову безумная мысль прибегнуть к нему. Но выбора не было. И Нифонтов решился.
   — Я подпишу, — проговорил он. — И выполню ваш приказ. Но прежде я должен вам сказать кое-что.
   — Меня не интересует ваше мнение обо мне! Нифонтов улыбнулся:
   — Олег Иванович, у меня и в мыслях не было высказывать вам свое мнение о вас. У нас деловой профессиональный разговор. И я не намерен выходить за его рамки.
   — Слушаю.
   — Есть одно обстоятельство, о котором вам следует знать, коль уж вы решили отдать этот приказ. Я не хотел об этом говорить раньше времени, так как не считал его прямо относящимся к делу. Но сейчас понял, что доложить обязан.
   — Докладывайте! — нервно бросил куратор.
   — Как вам известно, завтра, а вернее, уже сегодня утром в Ванкувер вылетает правительственная делегация для переговоров по НАТО. Предусмотрена трехчасовая остановка в Мурманске. Вы знаете, кто возглавляет делегацию?
   — Разумеется. Но откуда об этом знаете вы? Переговоры секретные.
   — По личному распоряжению руководителя делегации в ее состав на правах эксперта включен человек по фамилии Деев. Он должен присоединиться к делегации в Мурманске перед отлетом правительственного самолета в Ванкувер.
   — Кто такой этот Деев? Какое отношение к нашему делу может иметь третьестепенный эксперт?
   — Самое непосредственное. Потому что его настоящее имя — Карлос Перейра Гомес.
   Он же Пилигрим. Он же Взрывник.
   — Вы… Генерал, вы в своем уме?! Вы осмеливаетесь подозревать руководителя делегации в связи с международным террористом?!
   — Взгляните на этот документ, — предложил Нифонтов. — Это копия собственноручного распоряжения руководителя делегации о включении Деева в состав делегации и об оформлении ему служебного загранпаспорта и виз. Оно поступило в МИД по факсу.
   Куратор едва не вырвал из рук Нифонтова листок ксерокопии.
   — Узнаете почерк? — спросил Нифонтов. — А подпись?
   — Как к вам попала эта копия?
   — Переслали наши партнеры из Лондона. А они получили этот документ из компьютерной базы российского МИДа.
   — Взломали код?
   — Вероятно, да.
   — Это фальшивка!
   — Это нетрудно проверить. Запросите МИД. Нифонтов помолчал и закончил:
   — Теперь, когда вы знаете все, я готов расписаться, что ознакомлен с вашим приказом.
   Не меньше минуты куратор сидел неподвижно, уставясь взглядом в ксерокопию записки. Затем выдрал из блокнота лист с приказом, порвал на мелкие клочки и нажал кнопку звонка.
   — Машину! Срочно! — приказал он дежурному офицеру и повернулся к Нифонтову:
   — Возвращайтесь в управление, генерал. И ни на секунду не отходите от телефона спецсвязи. Вы получите все необходимые указания. Можете быть свободны.