"Не убий!.." Можно ли принять для неотступного исполнения этот чудесный лозунг в "одностороннем", как говорится, порядке? Недавно группа советских писателей ездила в Кампучию и была потрясена цинизмом и легкостью, с которой полпотовская шайка истребляла народ этой многострадальной страны Вернувшись в СССР, некоторые из членов делегации со скорбью и гневом писали про это, поражаясь силе пророческого предвидения Достоевского, который страстно предостерегал человечество, предсказывая, к каким тяжким последствиям может привести идея вседозволенности в сфере нравственности, всякого рода арифметические подсчеты, сколько людей можно принести в жертву ради "всеобщей гармонии". Так вот, спрашивается, могли бы наши писатели с их гуманным "словом" прийти в Кампучию в то время, когда там чинили свой разбой полпотовцы? Увы, пока вооруженные солдаты силой не вымели бандитов, слова этого никто в стране не услышал бы, да и недолго бы удалось его произносить - "красные кхмеры" быстро затыкали рот всем неугодным.
Впрочем, Алесь Адамович сам лучше кого бы то ни было возразил себе в других своих публикациях. В одной из статей он, например, писал так вот: "Всю жизнь болезненно помню - мучит он меня - факт биографии:
я убил слепых котят!.. И сидит во мне ноющее воспотчинание, как нес я их, с какой внезапной злостью все проделал (на них же озлился за то, что они такие беспомощные и что их так жалко!).
И еще знаю, что я убил (или по крайней мере тяжело ранил) двух человек: немца-жандарма и власовца, но присутствует это воспоминание глухо, ничего во мне не задевая, - как-то изолированно от моего существа...
Котята нет-нет да и царапнут живую память, а что ты убил человека нет, не осталось такого чувства. Не люди они были для нас, не вернулись к человеческому образу к десятилетия спустя..."
Отступил ли от принципов гуманизма писатель-партизан, стреляя в фашистов, в карателей?..
Алесь Адамович - соавтор страшной книги "Я из огненной деревни". В ней собраны воспоминания людей из 147 деревень Белоруссии, сожженных дотла фашистскими карателями. Деревень-то таких было в несколько раз больше, но просто больше не нашлось живых свидетелей тех изуверских "акций", в ходе которых расстреливали и укладывали в ямы ряд на ряд стариков, женщин, детей, в ходе которых людей запирали в сараях, домах, церквах и сжигали заживо...
И что же надо было противопоставить палачу, со смехом стрелявшему в ребенка, который умолял: "Не убивай меня, дяденька, я тебе песенку спою!" - проникновенное "слово"? Нет, пулю и петлю. Прав писатель: не люди они, нет! И не на женщин же нам перекладывать "мужскую" работу по очищению планеты от нелюдей!
Но, может быть, ситуация радикально изменилась в этом отношении с времен второй мировой войны? Что и говорить, очень бы хотелось верить, что жертвы, принесенные нашими старшими братьями, отцами и дедами, были последними, что они своей кровью, своими жизнями обеспечили полностью безопасность, мир и покой нынешних и всех будущих мальчишек и девчонок! Но непохоже. Как говорил немецкий писатель-антифашист Бертольд Брехт, "еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада...". Во многих капиталистических странах фашистские организации существуют легально. Кое-где их отряды исчисляются многими тысячами. "Итальянское социальное движение", например, насчитывает в своих рядах 300 тысяч человек. В ФРГ более 150 организаций ставят своей целью возродить в стране фашистские порядки. На митингах фашистской молодежи вновь звучит: "Хайль Гитлер!"
Нет, не настали еще те идиллические времена, когда женщины могли бы целыми днями рвать цветы на лужайках и петь песенки про любовь, а мужчины - играть им на дудочке. Рано еще прятать под музейные стекла, туда, где лежат каменные топоры, луки и кольчуги, традиционные мужские черты характера: смелость, стойкость, силу, умение постоять за свои убеждения и защитить слабого! Но если так, то почему же все-таки произошла у нас некоторая девальвация этих качеств? В этом стоит разобраться.
"ДАМСКАЯ ПЕДАГОГИКА" И МАЛЬЧИШКИ
Итак, почему некоторые наши юноши становятся "женоподобными"? Что мешает им проявлять мужской характер в трудные минуты жизни?
Ведь не меняет же НТР мужских генов, а в крови же у всех у нас заложено стремление быть сильными и смелыми. Ученые это подтверждают даже в отношении самых первых этапов формирования характера.
Вот две типичные реакции на преодоление преграды, установленной между тринадцатимесячным ребенком и его матерью: мальчики, как правило, пытаются энергично преодолеть преграду, а девочки останавливаются перед ней и плачут. Мальчики буквально с младенческого возраста тянутся к более активным, силовым играм, связанным с соревнованием, риском, девочки ориентируются на более спокойные занятия, легче поддаются влиянию окружающих.
Заметьте: дети и подростки по-прежнему любят играть в войну. Как и десятки поколений их предшественников, наши ребятишки галопируют на простых прутьях, рубятся деревянными саблями, разве что лукам предпочитают "автоматы", но и тут, пожалуй, решают не дальнобойность и скорострельность, а чисто акустические достоинства "современного оружия".
- В книгах о войне меня привлекают приключения, драка, стрельба, пишет одиннадцатилетний школьник в ответ на вопрос анкеты Дома детской книги. Это типичный ответ. Девочки же более склонны к миролюбию, даже пацифизму.
Не будем умиляться драчливостью, но, видимо, она остается типичной чертой мальчишки определенного возраста. При правильном воспитании эта черта вольется облагороженной струей в нормальный мужской характер, который несовместим с трусливым миролюбием перед лицом распоясавшегося хулигана, оскорбляющего женщину или избивающего старика.
Почему же все-таки из вполне нормальных мальчишек порой вырастают возле нас феминизированные юноши? Да помилуйте, где им в наши дни набираться мужского характера?
Условия жизни в век НТР меняются очень быстро и, увы, явно не в сторону, благоприятствующую формированию черт, традиционно считавшихся мужскими, - силы, воли, надежности, твердости характера, повышенной ответственности за окружающих, рыцарства, готовности защитить слабых... Современные жилища со всеми удобствами, растущая сеть всяких ремонтных мастерских, сокращение доли физического труда на производстве (все чаще мужские руки держат не кувалду и лопату, а карандаш и рейсфедер) уверенно направляют этот процесс.
А теперь давайте посмотрим, кто именно в наше время занимается воспитанием твердых мужских характеров у мальчишек?
Возле новорожденного мальчика в основном находятся мама и бабушка. Это естественно. И важно: нежность и ласка ребенку нужнее любых витаминов. В яслях и садике персонал практически на сто процентов женский, чему тоже удивляться не стоит. Потом школа.
Здесь мужчин побольше, но не в начальных классах.
Там их почти нет. В таком огромном городе, как Харьков, среди учителей первых четырех классов несколько лет назад числилось только 9 мужчин (женщин 1629), из 423 тысяч всех учителей, работавших тогда на Украине, 304 тысячи составляли женщины. Сейчас пропорции наверняка намного хуже, ибо мужчины уходят из школы. В педагогических вузах Москвы юноши составляют немногим больше 30 процентов. В средних же учебных заведениях системы просвещения количество их колеблется от 0,5 до 3 процентов. К тому же, получив диплом педагога, мужчины часто устраиваются на работу не по специальности.
Пионервожатые тоже, как правило, не мужчины.
Общественные должности в школах и пионерских лагерях - комсоргов, председателей советов отрядов, старост - зачастую также занимают девочки. И это объяснимо: классному руководителю-женщине легче найти с ними общий язык, они более "упрагляемы", да и более активны, ибо мальчишки в этом море женской педагогики предпочитают оставаться в стороне, в роли наблюдателей-скептиков.
Положение усугубляется тем, что и дома, в семейном быту, как мы уже отмечали, все чаще верх берет женское начало: всем ведает мама или мамина мама.
В конечном счете женщины рано или поздно начинают сетовать на мужчин, лишенных "рыцарства", мужчин-неумех, не способных простой гвоздь в стену вбить Но сами же они сплошь и рядом формируют таких мужчин излишней своей опекой, освобождением о г домашних дел и забот, даже .. доступностью своей. Артистка А Демидова так однажды сказала по этому поводу: "Не способствуем ли, кстати, и мы, женщины, развитию в мужчинах какой-то "детскости", то есть беспомощности, незащищенности? Принято детям ни в чел не отказывать, их балуют и опекают. А разве мы не забаловали, не разнежили "сильный пол"? Не слишком ли легко порой достается ему, этому "сильному полу", женщина, ее любовь, ее привязанность?" Может быть, может быть...
В вызвавшем в свое время много споров романе Сергея Залыгина "Южноамериканский вариант" рассказывается об Анне Карениной эпохи НТР, заведующей отделом технической информации крупного научно-исследовательского института Ирине Викторовне Мансуровой. В своей мечте о Большой Любви она, как и толстовская героиня, ни перед чем не останавливается: с мужем готова развестись, сына потерять, служебное реноме испортить, через застенчивость перешагнуть...
Она все берет на себя, "случайно" встречает своего избранника (заведующего отделом Василия Никандровича Никандрова), подсаживается, сгорая от стыда, к нему в машину, назначает свидание, находит тайную квартиру для встреч... И она "все понимает" - улыбается, когда хочется плакать, не устраивает никаких сцен, ничем не стесняет, ничего не требует от любимого. Никандров все это высоко ценит. Раз даже похвалил. "А ты хороший парень!" - сказал растроганно. Ирина Викторовна так и сбмерла от такого "похлопывания по плечу". Ей в ее любви хотелось быть женщиной, а не "парнем". Но приходилось. Никандров один раз тольго проявил мужскую твердость - когда решил, что дальнейшее развитие ромэня может стать обременительным Он, ни слова не сказав Мансуровой, перевелся на несколько лет в филиал института на Кавказ. И чего разговаривать, чего нервы друг другу трепать выяснением отношений? "Хороший парень" и так все должен понять. Мансурова поняла, но, как жить ей дальше, не согреваемой хотя бы изредка мужским рыцарством и благородством, и стоит ли при этом вообще жить, - уже не знала.
Теперь подойдем к проблеме совсем с другой стороны. Скажите, пожалуйста, почему ритуалы и обряды, связанные со сферой семейно-брачных отношений, которыми мы в последние десятилетия пробуем вытеснить старые, не приемлемые для нас по тем или иным соображениям, приживаются так плохо? Причин тому много, но одна из весомых, думается, состоит в определенной бесполости тех игровых ролей, которые в ходе их должны выполнять мужчины и женщины. Равенство мужчин и женщин мы все время стараемся выразить (порой подчеркнуто) через одинаковость. Притом все ритуалы опять же, похоже, придумываются женшинами и рассчитаны прежде всего на них по своему содержанию.
Вот передо мной восторженное описание Дня посвящения в совершеннолетие, прошедшего весьма торжественно в одном из районных центров. Из чего складыврлась ритуальная часть праздника? Торжественное объявление по городскому радио... торжественное шествие автоколонны в сопровождении эскорта мотоциклистов .. время от времени вступающие во взрослую жизнь юноши и девушки сходят с машины и возлагают цветы к памятникам. . торжественное вручение виновникам дня свидетельств об их совершеннолетии...
поздравления представителей общественности. . огромный торт с восемнадцатью зажженными свечами.. бал, танцы...
Посвящение во взрослую жизнь - один из самых древних и важных обрядов у людей. Он знаменовал переход от безмятежной юности к дисциплинированной зрелости, от детской безответственности перед родом и племенем к обретению четких и серьезных общественных обязанностей. Он был не просто символом, игрой, он реально менял жизнь и притом очень сильно. Признание взрослым налагало ответственность - трудную, но и почетную. Юноша жаждал этой ответственности, готов был доказать свою зрелость. И от него требовали доказательств. В древних родовых объединениях экзамен на звание мужчины был очень нелегким. Юношу могли положить на костер (устланный ветками), могли выщипывать ему волосы, выбить зуб, нанести не глубокие, но болезненные раны... Он должен был демонстрировать умение владеть оружием, терпеть голод, одиночество, беспрекословно подчиняться старшим, знать предания, историю рода, обряды и обычаи, моральные заветы и нормы...
Кто не выдерживал испытаний, покрывался позором, не считался полноправным членом общества, оставался без жены. Зато достойно прошедшего через них было с чем поздравить!
А с чем поздравляли юношей и девушек в райцентре? С тем, что им удалось дожить до восемнадцати лет?
Но что они за эти годы сделали для людей, чему научились, что могут? Если и ничего не могут, все равно диплом им торжественно выдадут. И будет иной вновь испеченный "мужчина" со своим дипломом доживать все так же беззаботно на шее родителей до пенсионного возраста!
Зуб выбивать на торжестве посвящения нынешним юношам, наверное, не нужно и на муравейники их усаживать тоже не обязательно. Но должны же как-то становящиеся взрослыми юноши отличаться в ходе посвящения от вступающих во взрослость девушек? И должны они ее, эту особую свою взрослость, в ходе обрядовых действ как-то обнаруживать, проявлять?
Практика следования мужской модели поведения оказывается у наших мальчишек катастрофически суженной. Это может иметь весьма далеко идущие последствия. Научные исследования показывают: изнеживающее воспитание мальчиков приводит к мышечной слабости, трусливости, несамостоятельности, остающимися достаточно часто чертами характера на всю жизнь.
"Дамская педагогика" порой настигает подрастающих ребят даже и через мужчин-педагогов. Органы народного образования тоже ведь перенасыщены представителями "дамсоцвоса", как выражался замечательный советский педагог А. С. Макаренко. Они разрабатывают методики и инструкции, они контролируют их выполнение. И очень нелегко вырваться из пут этого исполненного любви к ребенку и нежной заботы о нем механизма...
Приведу для наглядности рассказ моего сокурсника и друга Виктора Нездоймишапки, до самой смерти пытавшегося на посту директора школы (сначала в городе Кулебаки, а затем в Куйбышеве) отстаивать принцип А. С. Макаренко: "На легком пути создаются и легкие люди... Человека нужно не лепить, а ковать".
"Надо растить человека сильным, гордым, смелым, не боящимся трудностей, умеющим постоять за себя, - внушают со всех сторон нам, педагогам. Никто с этим не спорит, надо! Но как?! Вот тут-то вся загвоздка. Чем "ковать" в условиях школы? Заставлять безропотно высиживать по восемь уроков? Преодоление таких трудностей ничего кроме головной боли и малокровия, не даст. Назидательными беседами о товариществе "ложном и подлинном" ("подсказывая товарищу, ты приносишь ему вред" и т. д.) смелости и верности дружбе не обучишь.
Что же, нарочно придумывать трудности на пути ученика, чтобы закалить его? А почему бы и нет? На то мы и педагоги, чтобы сознательно, "нарочно" воспитывать такого человека, какой нам нужен. Но стоит школьнику (хотя бы у него был паспорт в кармане) попасть в более или менее серьезную ситуацию, как на учителей и директора обрушивается шквал окриков, негодования, угроз.
Как-то раз группа куйбышевских школьников, совершая поход на лыжах, попала в метель. Городские власти приняли очень энергичные меры для их розыска - иначе и быть не могло. Но... одновременно директору школы и заведующему районо пришлось выслушать столько разносов и угроз снятия с работы (хотя никаких грубых нарушений правил безопасностр! при подготовке к походу они не допустили, а метель началась вовсе не по их инициативе), что вряд ли они еще раз захотят когда-нибудь отпускать ребят за пределы города.
Однажды я попросил выпускников своей (Кулебакской) школы ответить, что за период учебы им запомнилось больше всего? И вот результат - почти все вспомнили лето, в которое мы организовали три похода: двухдневный, пятидневный и двенадцатидневный.
За давностью лет я, наверное, избегу наказаний - поэтому теперь могу признаться: в проведении тех походов я на каждом шагу нарушал инструкции, приказы и распоряжения. Мы с ребятами совершали многокилометровые марш-броски, ночевали в неподготовленных специально местах - прямо на земле, устланной только ветками, пили воду из болот (даже не всегда кипяченую!), забирались в глушь лесов без проводника (и два раза даже заблудились), стирали до крови ноги, помогая колхозу вывозить сено через болото, а кроме того...
(эх, об этом, наверное, лучше не говорить!) мы с группой мальчишек переплыли однажды вечером на другой берег Оки. Переплыли просто так, из азарта, не имея рядом ни лодки, ни спасательных кругов. Я себя в воде чувствую достаточно уверенно, утонуть бы никому не позволил, но вода была холодная, река широкая, вечер поздний, место безлюдное. Видно было, что кое-кто из ребят уже рад был бы вернуться, но... мужчина должен быть мужчиной! Я не стал поощрять их слабость. Я плыл, будто ничего не замечая.
Ох и померзли же мы на том берегу, прежде чем докричались до своих товарищей по походу, случайно проплывавших на лодке мимо! Зато сколько после об этом было воспоминаний, смеха!..
По счастливой случайности об этом факте не узнали в органах народного образования и в горисполкоме.
"Глупая бравада!.. Безответственность учителя!.. Ненужный риск жизнью детей!.." - Да много пришлось бы мне услышать перед тем, как получить выговор в личное дело.
Но я ведь знаю: раз мальчишки заспорили - переплывут или не переплывут они через реку - обязательно попытаются это проверить. Разве лучше, если они проведут такой эксперимент без учителя? И еще одно - каждому человеку хоть раз в жизни понадобится переплыть реку. И при этом не только без лодки возле уха, но и без товарищеского ободрения, товарищеского плеча. Нужно, позарез нужно знать каждому, что он может переплыть реку. Тогда он не растеряется в трудную минуту, не запаникует, не погибнет сам и не убежит трусливо, видя тонущего, а это уже две смерти: для тонущего физическая, для струсившего - моральная.
Человек, прошедший через всю войну с фашистской Германией, рассказывал мне, как он один раз спасся только благодаря тому, что в детстве научился ездить верхом. А сколько напрасно погибло на фронте не умевших плавать, не умевших ориентироваться "без проводника" в лесу, не привыкших к длительным физическим нагрузкам! А сколько гибнет их без войны!
"Нежная", "заботливая" дамская педагогика дорого обходится людям. Впрочем, я всегда несколько подозрительно отношусь к подобного рода заботливости: слишком уж она напоминает простую боязнь ответственности.
Существует в нашем городе инструкция, запрещающая школьникам выходить на сбор металлолома без учителя (не меньше одного на 15 школьников), запрещается при этом поднимать детали, "не соответствующие по весовым категориям возрасту ребят".
Вызвана инструкция тем, что кто-то из ребят когдато при сборе металлолома споткнулся, упал и пробил голову. Знали бы ее авторы, как не любят школьники (особенно мальчишки - главные наши "металлисты"), чтобы их водили на подобные мероприятия "за ручку"!
Ну а как успеть классному руководителю взвесить железяки, которые обнаружат в разных закоулках пятнадцать его пронырливых подопечных? В итоге и школьники, и учителя всеми силами стараются уклониться от сбора металлолома. Ну а безопасность...
Упасть ведь можно и на ровном тротуаре".
Несколько лет назад я ездил в тот город на похороны своего друга, рассказ которого только что привел.
При больном сердце с устаревшими инструкциями и прочими несообразностями бороться, увы, рискованно!
Помню настоящее большое горе в глазах ребят, заплаканные лица учителей, магистральную улицу Победы, перекрытую милицией, пока ее пересекала бесконечная похоронная процессия... Думаю, во многом эта любовь, это горе объяснялись настойчивыми попытками Виктора остаться верным мужской педагогике, дефицит которой наши мальчишки ощущают все более и более остро. Загляните хотя бы в газетные материалы, подводящие каждое лето итоги рейдов по пионерским лагерям. Почти везде одно и то же - походов нет, к воде ко допускают... Случается - весь сезон проживет мальчишка на берегу реки, озера, моря, а искупается лишь несколько раз, да и то на мели, оцепленной взявшимися за руки вожатыми и медицинскими работниками. Окунутся несколько раз без пяти минут мужчины и строем обратно на пыльную веранду - лихие туристские песни унылыми голосами распевать.
Военные игры?.. Такой ото обычно камуфляж, так заранее все в них расписано, предусмотрено, регламентировано, что не случайно мальчишки чаще всего стесняются принимать в них участие, и все тяготы декоративной "военной игры" ложатся на плечи более послушных педагогам девочек.
Литература и искусство? Здесь тоже обнаруживаются определенные сбои в деле формирования мужской (и женской) психологии. Очень правильно, мне кажется, доктор медицинских наук А. Белкин критикует детскую и подростковую нашу литературу. Если учесть, пишет он, "что из детской жизни все более и более неумолимо уходят народные сказки и песни, которые помогали ребенку лепить в своем воображении идеалы мужественности или женственности, мечтать о приближении к своему идеалу, то становятся еще понятнее те серьезные затруднения, которые испытывают современные мальчишки и девочки при формировании их полового самосознания. Ведь в большинстве нынешних детских стихов, рассказов, песен поведение героев обоего пола подчас неразличимо. Там юный читатель не находит ни могучих богатырей, ни красных девиц, а нередко - некоего бесполого "человека вообще".
Это то, над чем стоит серьезно задуматься и писателям, и педагогам, и родителям. Ведь действительно бесполая какая-то пошла детская литература у нас. Мы не только в жизни норовим убрать с пути своих детей все камушки и колючки, но даже из искусства пытаемся изъять то, что могло бы закалять их хотя бы в воображении.
Вспоминаю спор с одним литературным критиком, который обрушился на повесть В. Катаева "Сын полка"
с обвинением в безнравственности. Дескать, описывая столь легко и занимательно приключения мальчишки на фронте, писатель возбуждает в юных читателях стремление последовать примеру Вани Солнцева, вредную мечту о военных подвигах, втягивает детей в события трагические и кровавые, от которых взрослые должны их всячески оберегать, отвлекать. Дети не понимают еще, что такое смерть, не верят в ее реальность и непоправимость, для них война как игра, а поэтому вдвойне безнравственно впутывать детей в те игры, где убивают по-настоящему.
Если бы речь шла о потоке бездарных псевдогероических литературных поделок для детей, авторы которых, прямо захлебываясь от восторга, живописуют то, как легко и "красиво" умирают на войне их юные герои, то я горячо присоединился бы к самым гневным высказываниям на этот счет. По поводу таких вот, например, писаний:
"Девочка понимала, что умрет, но умереть надо было достойно. С невыразимым презрением смотрела она на солдат. Сказала сквозь зубы:
- Сейчас я вам покажу, как надо.
Встала на огромный валун, что лежал под липой, и, когда натянулась веревка, прыгнула с него"...
"В руках мальчик зажал вторую гранату, выдернув из нее предохранитель. Чувствуя, что пуля может сразить его раньше, чем разорвется поднятая над головой граната, Марат ринулся к сгрудившимся, опешившим гитлеровцам. В самой гуще врагов раздался взрыв!"
Решительно отвергая литературу, авторам которой словно бы скучно возиться с юным героем, если он остался в живых, которая с легкостью необыкновенной эстетизирует гибель детей, то есть явления чрезвычайные, воистину "вопиющие к небесам" своей противоестественностью, мы все-таки не вправе объявлять безнравственным любое включение детей в военные сюжеты, любую поэтизацию военных подвигов, жестокой борьбы не на жизнь, а на смерть в книгах и кинофильмах, адресованных юным читателям и зрителям.
Мы за мир, но мы не пацифисты [Пацифисты - люди, принципиально выступающие против любых войн. (Авт.)]. Как же найти ту срединную черту, которая позволяет занять правильную позицию? Проблема не решается с позиций тех "мудрецов", которые твердо убеждены, что если две полярные точки зрения сложить и разделить пополам, то получится истина. Если евангельское миролюбие сложить с солдафонством и поделить пополам, то мы в одной части будем иметь евангельское солдафонство, а в другой солдафонское миролюбие. И то и другое с марксизмом имеет столько же общего, что и оба исходные понятия.
Хорошо, конечно, если бы можно было выкинуть навсегда из всех детских (да и не только детских) книжек эти слова: "война", "бой", "солдат", а из игрушечных магазинов - все танки, пушки, пистолеты... Пусть растут, даже не подозревая, что такое возможно - целиться в человека, рубить человека, давить человека гусеницами! Но...
Алеся Адамовича мать "втянула в войну" в 14 лет, уведя вместе со вторым своим сыном в лес, в партизанский отряд. Там и провоевал он все время до прихода Советской Армии, много раз был на волосок от смерти.
Но что ей, матери, было делать, как не "втягивать" сына в войну? Она обеспечивала партизан медикаментами, заимствуя их из немецкого госпиталя, и знала: рано или поздно это обнаружится. Тогда всей семье мучительная смерть. Получается: чтобы не "втягивать" сыновей в войну, надо было отказаться от выполнения своего гражданского, человеческого и медицинского долга, затаиться и покорно служить фашистам.
Впрочем, Алесь Адамович сам лучше кого бы то ни было возразил себе в других своих публикациях. В одной из статей он, например, писал так вот: "Всю жизнь болезненно помню - мучит он меня - факт биографии:
я убил слепых котят!.. И сидит во мне ноющее воспотчинание, как нес я их, с какой внезапной злостью все проделал (на них же озлился за то, что они такие беспомощные и что их так жалко!).
И еще знаю, что я убил (или по крайней мере тяжело ранил) двух человек: немца-жандарма и власовца, но присутствует это воспоминание глухо, ничего во мне не задевая, - как-то изолированно от моего существа...
Котята нет-нет да и царапнут живую память, а что ты убил человека нет, не осталось такого чувства. Не люди они были для нас, не вернулись к человеческому образу к десятилетия спустя..."
Отступил ли от принципов гуманизма писатель-партизан, стреляя в фашистов, в карателей?..
Алесь Адамович - соавтор страшной книги "Я из огненной деревни". В ней собраны воспоминания людей из 147 деревень Белоруссии, сожженных дотла фашистскими карателями. Деревень-то таких было в несколько раз больше, но просто больше не нашлось живых свидетелей тех изуверских "акций", в ходе которых расстреливали и укладывали в ямы ряд на ряд стариков, женщин, детей, в ходе которых людей запирали в сараях, домах, церквах и сжигали заживо...
И что же надо было противопоставить палачу, со смехом стрелявшему в ребенка, который умолял: "Не убивай меня, дяденька, я тебе песенку спою!" - проникновенное "слово"? Нет, пулю и петлю. Прав писатель: не люди они, нет! И не на женщин же нам перекладывать "мужскую" работу по очищению планеты от нелюдей!
Но, может быть, ситуация радикально изменилась в этом отношении с времен второй мировой войны? Что и говорить, очень бы хотелось верить, что жертвы, принесенные нашими старшими братьями, отцами и дедами, были последними, что они своей кровью, своими жизнями обеспечили полностью безопасность, мир и покой нынешних и всех будущих мальчишек и девчонок! Но непохоже. Как говорил немецкий писатель-антифашист Бертольд Брехт, "еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада...". Во многих капиталистических странах фашистские организации существуют легально. Кое-где их отряды исчисляются многими тысячами. "Итальянское социальное движение", например, насчитывает в своих рядах 300 тысяч человек. В ФРГ более 150 организаций ставят своей целью возродить в стране фашистские порядки. На митингах фашистской молодежи вновь звучит: "Хайль Гитлер!"
Нет, не настали еще те идиллические времена, когда женщины могли бы целыми днями рвать цветы на лужайках и петь песенки про любовь, а мужчины - играть им на дудочке. Рано еще прятать под музейные стекла, туда, где лежат каменные топоры, луки и кольчуги, традиционные мужские черты характера: смелость, стойкость, силу, умение постоять за свои убеждения и защитить слабого! Но если так, то почему же все-таки произошла у нас некоторая девальвация этих качеств? В этом стоит разобраться.
"ДАМСКАЯ ПЕДАГОГИКА" И МАЛЬЧИШКИ
Итак, почему некоторые наши юноши становятся "женоподобными"? Что мешает им проявлять мужской характер в трудные минуты жизни?
Ведь не меняет же НТР мужских генов, а в крови же у всех у нас заложено стремление быть сильными и смелыми. Ученые это подтверждают даже в отношении самых первых этапов формирования характера.
Вот две типичные реакции на преодоление преграды, установленной между тринадцатимесячным ребенком и его матерью: мальчики, как правило, пытаются энергично преодолеть преграду, а девочки останавливаются перед ней и плачут. Мальчики буквально с младенческого возраста тянутся к более активным, силовым играм, связанным с соревнованием, риском, девочки ориентируются на более спокойные занятия, легче поддаются влиянию окружающих.
Заметьте: дети и подростки по-прежнему любят играть в войну. Как и десятки поколений их предшественников, наши ребятишки галопируют на простых прутьях, рубятся деревянными саблями, разве что лукам предпочитают "автоматы", но и тут, пожалуй, решают не дальнобойность и скорострельность, а чисто акустические достоинства "современного оружия".
- В книгах о войне меня привлекают приключения, драка, стрельба, пишет одиннадцатилетний школьник в ответ на вопрос анкеты Дома детской книги. Это типичный ответ. Девочки же более склонны к миролюбию, даже пацифизму.
Не будем умиляться драчливостью, но, видимо, она остается типичной чертой мальчишки определенного возраста. При правильном воспитании эта черта вольется облагороженной струей в нормальный мужской характер, который несовместим с трусливым миролюбием перед лицом распоясавшегося хулигана, оскорбляющего женщину или избивающего старика.
Почему же все-таки из вполне нормальных мальчишек порой вырастают возле нас феминизированные юноши? Да помилуйте, где им в наши дни набираться мужского характера?
Условия жизни в век НТР меняются очень быстро и, увы, явно не в сторону, благоприятствующую формированию черт, традиционно считавшихся мужскими, - силы, воли, надежности, твердости характера, повышенной ответственности за окружающих, рыцарства, готовности защитить слабых... Современные жилища со всеми удобствами, растущая сеть всяких ремонтных мастерских, сокращение доли физического труда на производстве (все чаще мужские руки держат не кувалду и лопату, а карандаш и рейсфедер) уверенно направляют этот процесс.
А теперь давайте посмотрим, кто именно в наше время занимается воспитанием твердых мужских характеров у мальчишек?
Возле новорожденного мальчика в основном находятся мама и бабушка. Это естественно. И важно: нежность и ласка ребенку нужнее любых витаминов. В яслях и садике персонал практически на сто процентов женский, чему тоже удивляться не стоит. Потом школа.
Здесь мужчин побольше, но не в начальных классах.
Там их почти нет. В таком огромном городе, как Харьков, среди учителей первых четырех классов несколько лет назад числилось только 9 мужчин (женщин 1629), из 423 тысяч всех учителей, работавших тогда на Украине, 304 тысячи составляли женщины. Сейчас пропорции наверняка намного хуже, ибо мужчины уходят из школы. В педагогических вузах Москвы юноши составляют немногим больше 30 процентов. В средних же учебных заведениях системы просвещения количество их колеблется от 0,5 до 3 процентов. К тому же, получив диплом педагога, мужчины часто устраиваются на работу не по специальности.
Пионервожатые тоже, как правило, не мужчины.
Общественные должности в школах и пионерских лагерях - комсоргов, председателей советов отрядов, старост - зачастую также занимают девочки. И это объяснимо: классному руководителю-женщине легче найти с ними общий язык, они более "упрагляемы", да и более активны, ибо мальчишки в этом море женской педагогики предпочитают оставаться в стороне, в роли наблюдателей-скептиков.
Положение усугубляется тем, что и дома, в семейном быту, как мы уже отмечали, все чаще верх берет женское начало: всем ведает мама или мамина мама.
В конечном счете женщины рано или поздно начинают сетовать на мужчин, лишенных "рыцарства", мужчин-неумех, не способных простой гвоздь в стену вбить Но сами же они сплошь и рядом формируют таких мужчин излишней своей опекой, освобождением о г домашних дел и забот, даже .. доступностью своей. Артистка А Демидова так однажды сказала по этому поводу: "Не способствуем ли, кстати, и мы, женщины, развитию в мужчинах какой-то "детскости", то есть беспомощности, незащищенности? Принято детям ни в чел не отказывать, их балуют и опекают. А разве мы не забаловали, не разнежили "сильный пол"? Не слишком ли легко порой достается ему, этому "сильному полу", женщина, ее любовь, ее привязанность?" Может быть, может быть...
В вызвавшем в свое время много споров романе Сергея Залыгина "Южноамериканский вариант" рассказывается об Анне Карениной эпохи НТР, заведующей отделом технической информации крупного научно-исследовательского института Ирине Викторовне Мансуровой. В своей мечте о Большой Любви она, как и толстовская героиня, ни перед чем не останавливается: с мужем готова развестись, сына потерять, служебное реноме испортить, через застенчивость перешагнуть...
Она все берет на себя, "случайно" встречает своего избранника (заведующего отделом Василия Никандровича Никандрова), подсаживается, сгорая от стыда, к нему в машину, назначает свидание, находит тайную квартиру для встреч... И она "все понимает" - улыбается, когда хочется плакать, не устраивает никаких сцен, ничем не стесняет, ничего не требует от любимого. Никандров все это высоко ценит. Раз даже похвалил. "А ты хороший парень!" - сказал растроганно. Ирина Викторовна так и сбмерла от такого "похлопывания по плечу". Ей в ее любви хотелось быть женщиной, а не "парнем". Но приходилось. Никандров один раз тольго проявил мужскую твердость - когда решил, что дальнейшее развитие ромэня может стать обременительным Он, ни слова не сказав Мансуровой, перевелся на несколько лет в филиал института на Кавказ. И чего разговаривать, чего нервы друг другу трепать выяснением отношений? "Хороший парень" и так все должен понять. Мансурова поняла, но, как жить ей дальше, не согреваемой хотя бы изредка мужским рыцарством и благородством, и стоит ли при этом вообще жить, - уже не знала.
Теперь подойдем к проблеме совсем с другой стороны. Скажите, пожалуйста, почему ритуалы и обряды, связанные со сферой семейно-брачных отношений, которыми мы в последние десятилетия пробуем вытеснить старые, не приемлемые для нас по тем или иным соображениям, приживаются так плохо? Причин тому много, но одна из весомых, думается, состоит в определенной бесполости тех игровых ролей, которые в ходе их должны выполнять мужчины и женщины. Равенство мужчин и женщин мы все время стараемся выразить (порой подчеркнуто) через одинаковость. Притом все ритуалы опять же, похоже, придумываются женшинами и рассчитаны прежде всего на них по своему содержанию.
Вот передо мной восторженное описание Дня посвящения в совершеннолетие, прошедшего весьма торжественно в одном из районных центров. Из чего складыврлась ритуальная часть праздника? Торжественное объявление по городскому радио... торжественное шествие автоколонны в сопровождении эскорта мотоциклистов .. время от времени вступающие во взрослую жизнь юноши и девушки сходят с машины и возлагают цветы к памятникам. . торжественное вручение виновникам дня свидетельств об их совершеннолетии...
поздравления представителей общественности. . огромный торт с восемнадцатью зажженными свечами.. бал, танцы...
Посвящение во взрослую жизнь - один из самых древних и важных обрядов у людей. Он знаменовал переход от безмятежной юности к дисциплинированной зрелости, от детской безответственности перед родом и племенем к обретению четких и серьезных общественных обязанностей. Он был не просто символом, игрой, он реально менял жизнь и притом очень сильно. Признание взрослым налагало ответственность - трудную, но и почетную. Юноша жаждал этой ответственности, готов был доказать свою зрелость. И от него требовали доказательств. В древних родовых объединениях экзамен на звание мужчины был очень нелегким. Юношу могли положить на костер (устланный ветками), могли выщипывать ему волосы, выбить зуб, нанести не глубокие, но болезненные раны... Он должен был демонстрировать умение владеть оружием, терпеть голод, одиночество, беспрекословно подчиняться старшим, знать предания, историю рода, обряды и обычаи, моральные заветы и нормы...
Кто не выдерживал испытаний, покрывался позором, не считался полноправным членом общества, оставался без жены. Зато достойно прошедшего через них было с чем поздравить!
А с чем поздравляли юношей и девушек в райцентре? С тем, что им удалось дожить до восемнадцати лет?
Но что они за эти годы сделали для людей, чему научились, что могут? Если и ничего не могут, все равно диплом им торжественно выдадут. И будет иной вновь испеченный "мужчина" со своим дипломом доживать все так же беззаботно на шее родителей до пенсионного возраста!
Зуб выбивать на торжестве посвящения нынешним юношам, наверное, не нужно и на муравейники их усаживать тоже не обязательно. Но должны же как-то становящиеся взрослыми юноши отличаться в ходе посвящения от вступающих во взрослость девушек? И должны они ее, эту особую свою взрослость, в ходе обрядовых действ как-то обнаруживать, проявлять?
Практика следования мужской модели поведения оказывается у наших мальчишек катастрофически суженной. Это может иметь весьма далеко идущие последствия. Научные исследования показывают: изнеживающее воспитание мальчиков приводит к мышечной слабости, трусливости, несамостоятельности, остающимися достаточно часто чертами характера на всю жизнь.
"Дамская педагогика" порой настигает подрастающих ребят даже и через мужчин-педагогов. Органы народного образования тоже ведь перенасыщены представителями "дамсоцвоса", как выражался замечательный советский педагог А. С. Макаренко. Они разрабатывают методики и инструкции, они контролируют их выполнение. И очень нелегко вырваться из пут этого исполненного любви к ребенку и нежной заботы о нем механизма...
Приведу для наглядности рассказ моего сокурсника и друга Виктора Нездоймишапки, до самой смерти пытавшегося на посту директора школы (сначала в городе Кулебаки, а затем в Куйбышеве) отстаивать принцип А. С. Макаренко: "На легком пути создаются и легкие люди... Человека нужно не лепить, а ковать".
"Надо растить человека сильным, гордым, смелым, не боящимся трудностей, умеющим постоять за себя, - внушают со всех сторон нам, педагогам. Никто с этим не спорит, надо! Но как?! Вот тут-то вся загвоздка. Чем "ковать" в условиях школы? Заставлять безропотно высиживать по восемь уроков? Преодоление таких трудностей ничего кроме головной боли и малокровия, не даст. Назидательными беседами о товариществе "ложном и подлинном" ("подсказывая товарищу, ты приносишь ему вред" и т. д.) смелости и верности дружбе не обучишь.
Что же, нарочно придумывать трудности на пути ученика, чтобы закалить его? А почему бы и нет? На то мы и педагоги, чтобы сознательно, "нарочно" воспитывать такого человека, какой нам нужен. Но стоит школьнику (хотя бы у него был паспорт в кармане) попасть в более или менее серьезную ситуацию, как на учителей и директора обрушивается шквал окриков, негодования, угроз.
Как-то раз группа куйбышевских школьников, совершая поход на лыжах, попала в метель. Городские власти приняли очень энергичные меры для их розыска - иначе и быть не могло. Но... одновременно директору школы и заведующему районо пришлось выслушать столько разносов и угроз снятия с работы (хотя никаких грубых нарушений правил безопасностр! при подготовке к походу они не допустили, а метель началась вовсе не по их инициативе), что вряд ли они еще раз захотят когда-нибудь отпускать ребят за пределы города.
Однажды я попросил выпускников своей (Кулебакской) школы ответить, что за период учебы им запомнилось больше всего? И вот результат - почти все вспомнили лето, в которое мы организовали три похода: двухдневный, пятидневный и двенадцатидневный.
За давностью лет я, наверное, избегу наказаний - поэтому теперь могу признаться: в проведении тех походов я на каждом шагу нарушал инструкции, приказы и распоряжения. Мы с ребятами совершали многокилометровые марш-броски, ночевали в неподготовленных специально местах - прямо на земле, устланной только ветками, пили воду из болот (даже не всегда кипяченую!), забирались в глушь лесов без проводника (и два раза даже заблудились), стирали до крови ноги, помогая колхозу вывозить сено через болото, а кроме того...
(эх, об этом, наверное, лучше не говорить!) мы с группой мальчишек переплыли однажды вечером на другой берег Оки. Переплыли просто так, из азарта, не имея рядом ни лодки, ни спасательных кругов. Я себя в воде чувствую достаточно уверенно, утонуть бы никому не позволил, но вода была холодная, река широкая, вечер поздний, место безлюдное. Видно было, что кое-кто из ребят уже рад был бы вернуться, но... мужчина должен быть мужчиной! Я не стал поощрять их слабость. Я плыл, будто ничего не замечая.
Ох и померзли же мы на том берегу, прежде чем докричались до своих товарищей по походу, случайно проплывавших на лодке мимо! Зато сколько после об этом было воспоминаний, смеха!..
По счастливой случайности об этом факте не узнали в органах народного образования и в горисполкоме.
"Глупая бравада!.. Безответственность учителя!.. Ненужный риск жизнью детей!.." - Да много пришлось бы мне услышать перед тем, как получить выговор в личное дело.
Но я ведь знаю: раз мальчишки заспорили - переплывут или не переплывут они через реку - обязательно попытаются это проверить. Разве лучше, если они проведут такой эксперимент без учителя? И еще одно - каждому человеку хоть раз в жизни понадобится переплыть реку. И при этом не только без лодки возле уха, но и без товарищеского ободрения, товарищеского плеча. Нужно, позарез нужно знать каждому, что он может переплыть реку. Тогда он не растеряется в трудную минуту, не запаникует, не погибнет сам и не убежит трусливо, видя тонущего, а это уже две смерти: для тонущего физическая, для струсившего - моральная.
Человек, прошедший через всю войну с фашистской Германией, рассказывал мне, как он один раз спасся только благодаря тому, что в детстве научился ездить верхом. А сколько напрасно погибло на фронте не умевших плавать, не умевших ориентироваться "без проводника" в лесу, не привыкших к длительным физическим нагрузкам! А сколько гибнет их без войны!
"Нежная", "заботливая" дамская педагогика дорого обходится людям. Впрочем, я всегда несколько подозрительно отношусь к подобного рода заботливости: слишком уж она напоминает простую боязнь ответственности.
Существует в нашем городе инструкция, запрещающая школьникам выходить на сбор металлолома без учителя (не меньше одного на 15 школьников), запрещается при этом поднимать детали, "не соответствующие по весовым категориям возрасту ребят".
Вызвана инструкция тем, что кто-то из ребят когдато при сборе металлолома споткнулся, упал и пробил голову. Знали бы ее авторы, как не любят школьники (особенно мальчишки - главные наши "металлисты"), чтобы их водили на подобные мероприятия "за ручку"!
Ну а как успеть классному руководителю взвесить железяки, которые обнаружат в разных закоулках пятнадцать его пронырливых подопечных? В итоге и школьники, и учителя всеми силами стараются уклониться от сбора металлолома. Ну а безопасность...
Упасть ведь можно и на ровном тротуаре".
Несколько лет назад я ездил в тот город на похороны своего друга, рассказ которого только что привел.
При больном сердце с устаревшими инструкциями и прочими несообразностями бороться, увы, рискованно!
Помню настоящее большое горе в глазах ребят, заплаканные лица учителей, магистральную улицу Победы, перекрытую милицией, пока ее пересекала бесконечная похоронная процессия... Думаю, во многом эта любовь, это горе объяснялись настойчивыми попытками Виктора остаться верным мужской педагогике, дефицит которой наши мальчишки ощущают все более и более остро. Загляните хотя бы в газетные материалы, подводящие каждое лето итоги рейдов по пионерским лагерям. Почти везде одно и то же - походов нет, к воде ко допускают... Случается - весь сезон проживет мальчишка на берегу реки, озера, моря, а искупается лишь несколько раз, да и то на мели, оцепленной взявшимися за руки вожатыми и медицинскими работниками. Окунутся несколько раз без пяти минут мужчины и строем обратно на пыльную веранду - лихие туристские песни унылыми голосами распевать.
Военные игры?.. Такой ото обычно камуфляж, так заранее все в них расписано, предусмотрено, регламентировано, что не случайно мальчишки чаще всего стесняются принимать в них участие, и все тяготы декоративной "военной игры" ложатся на плечи более послушных педагогам девочек.
Литература и искусство? Здесь тоже обнаруживаются определенные сбои в деле формирования мужской (и женской) психологии. Очень правильно, мне кажется, доктор медицинских наук А. Белкин критикует детскую и подростковую нашу литературу. Если учесть, пишет он, "что из детской жизни все более и более неумолимо уходят народные сказки и песни, которые помогали ребенку лепить в своем воображении идеалы мужественности или женственности, мечтать о приближении к своему идеалу, то становятся еще понятнее те серьезные затруднения, которые испытывают современные мальчишки и девочки при формировании их полового самосознания. Ведь в большинстве нынешних детских стихов, рассказов, песен поведение героев обоего пола подчас неразличимо. Там юный читатель не находит ни могучих богатырей, ни красных девиц, а нередко - некоего бесполого "человека вообще".
Это то, над чем стоит серьезно задуматься и писателям, и педагогам, и родителям. Ведь действительно бесполая какая-то пошла детская литература у нас. Мы не только в жизни норовим убрать с пути своих детей все камушки и колючки, но даже из искусства пытаемся изъять то, что могло бы закалять их хотя бы в воображении.
Вспоминаю спор с одним литературным критиком, который обрушился на повесть В. Катаева "Сын полка"
с обвинением в безнравственности. Дескать, описывая столь легко и занимательно приключения мальчишки на фронте, писатель возбуждает в юных читателях стремление последовать примеру Вани Солнцева, вредную мечту о военных подвигах, втягивает детей в события трагические и кровавые, от которых взрослые должны их всячески оберегать, отвлекать. Дети не понимают еще, что такое смерть, не верят в ее реальность и непоправимость, для них война как игра, а поэтому вдвойне безнравственно впутывать детей в те игры, где убивают по-настоящему.
Если бы речь шла о потоке бездарных псевдогероических литературных поделок для детей, авторы которых, прямо захлебываясь от восторга, живописуют то, как легко и "красиво" умирают на войне их юные герои, то я горячо присоединился бы к самым гневным высказываниям на этот счет. По поводу таких вот, например, писаний:
"Девочка понимала, что умрет, но умереть надо было достойно. С невыразимым презрением смотрела она на солдат. Сказала сквозь зубы:
- Сейчас я вам покажу, как надо.
Встала на огромный валун, что лежал под липой, и, когда натянулась веревка, прыгнула с него"...
"В руках мальчик зажал вторую гранату, выдернув из нее предохранитель. Чувствуя, что пуля может сразить его раньше, чем разорвется поднятая над головой граната, Марат ринулся к сгрудившимся, опешившим гитлеровцам. В самой гуще врагов раздался взрыв!"
Решительно отвергая литературу, авторам которой словно бы скучно возиться с юным героем, если он остался в живых, которая с легкостью необыкновенной эстетизирует гибель детей, то есть явления чрезвычайные, воистину "вопиющие к небесам" своей противоестественностью, мы все-таки не вправе объявлять безнравственным любое включение детей в военные сюжеты, любую поэтизацию военных подвигов, жестокой борьбы не на жизнь, а на смерть в книгах и кинофильмах, адресованных юным читателям и зрителям.
Мы за мир, но мы не пацифисты [Пацифисты - люди, принципиально выступающие против любых войн. (Авт.)]. Как же найти ту срединную черту, которая позволяет занять правильную позицию? Проблема не решается с позиций тех "мудрецов", которые твердо убеждены, что если две полярные точки зрения сложить и разделить пополам, то получится истина. Если евангельское миролюбие сложить с солдафонством и поделить пополам, то мы в одной части будем иметь евангельское солдафонство, а в другой солдафонское миролюбие. И то и другое с марксизмом имеет столько же общего, что и оба исходные понятия.
Хорошо, конечно, если бы можно было выкинуть навсегда из всех детских (да и не только детских) книжек эти слова: "война", "бой", "солдат", а из игрушечных магазинов - все танки, пушки, пистолеты... Пусть растут, даже не подозревая, что такое возможно - целиться в человека, рубить человека, давить человека гусеницами! Но...
Алеся Адамовича мать "втянула в войну" в 14 лет, уведя вместе со вторым своим сыном в лес, в партизанский отряд. Там и провоевал он все время до прихода Советской Армии, много раз был на волосок от смерти.
Но что ей, матери, было делать, как не "втягивать" сына в войну? Она обеспечивала партизан медикаментами, заимствуя их из немецкого госпиталя, и знала: рано или поздно это обнаружится. Тогда всей семье мучительная смерть. Получается: чтобы не "втягивать" сыновей в войну, надо было отказаться от выполнения своего гражданского, человеческого и медицинского долга, затаиться и покорно служить фашистам.