Татьяна Алюшина. Счастье среднего возраста

   Все Лилечкины романы были настоящими – с легкой влюбленностью, ухаживаниями, хорошим сексом и тонким, просчитанным до миллиметра расчетом.
   Как там у гадалок? Бубновый король и денежный интерес?
   Вот-вот. Или червовый король?
   – Так, что за ошибка? – слегка поторопила повествование Александра. – Он оказался жадным или не таким уж богатым?
   – Нет, – скривилась Лилька и запила недовольство шампанским, всем видом изображая разочарование от Сашкиной тупости. – Ты же знаешь, что таких я к себе не подпускаю! Я сначала все досконально о них узнаю, а уж потом присматриваюсь! Это обычная рабочая рутина, Саша, я же тебе рассказывала, ты что, не помнишь?
   Конечно, не помнит! Будет она помнить все, что Лилька рассказывала о борьбе за женское светло-долларовое счастье и механизмах его достижения!
   Ах да! Что-то там о том, что сначала проводится детальное расследование по «объекту», вплоть до его любимой туалетной бумаги и зубной пасты, и только потом начинается охота.
   Александра вдруг почувствовала, что ее подташнивает. Она не успела пообедать сегодня. И поужинать тоже.
   Как хочется домой! И спать, и ванну! Нет, сначала ванну, а потом спать!
   – Помню! – кивнула она, торопясь избежать ненужных подробностей.
   Пожалуй, можно обойтись без ванны. Просто спать!
   – Сашка! – присмотрелась к ней Лиля. – Ты позеленела! Тебе плохо?
   – Нет-нет!
   Александра испугалась. Не хватало нового витка уговоров, поучений, так до утра отсюда не выберешься!
   – Ты поешь, Сашенька, ты же с работы! – засуетилась Лиля, подвигая к Саньке тарелки с закуской.
   – Ли-ля! – требовательно повысила голос Александра. – Я поем, и чаю попью, и еще поем и попью, и мне еще ехать! Давай рассказывай, не отвлекайся, а то я прямо сейчас уеду!
   – Да что рассказывать! – скривилась Лилька. – Он симпатично так настойчиво ухаживал. Очень настойчиво. Вздыхал. И все нетерпение выказывал, а второй, тот, что помоложе, заметил все эти пассы вокруг меня и тихо так отошел в тень, даже уехал куда-то по делам, давая понять, что видит мое предпочтение. Ты же знаешь, я никогда не встречаюсь с двумя одновременно. Никогда. Это все знают, и мои правила знают, то, что я очень преданная любовница и не изменяю, не подставлю, поддержу и подыграю в его делах, если надо. И еще то, что меня интересуют только настоящие романы, с сексом, с взаимным времяпровождением.
   Лиля долила себе шампанское в бокал, Саня проследила за ее движениями, приподняв от удивления брови. Лиля никогда не пила больше одного бокала и не ела вечерами, после пяти, а стол накрывали исключительно для Александры, когда она приезжала, ну и потому, что так положено.
   – Расстроена, – пояснила Лиля, увидев выражение Саниного лица. – Вот позволила себе сегодня.
   Что-то точно было не так!
   Не могла она так уж расстроиться из-за неудачи с мужчиной! Подумаешь – не этот, так другой, куда они все от нее денутся! Не повод это для того, чтобы Лилька дала себе расслабиться и позволить что-то есть и пить сверх нормы!
   Форма – это ее орудие капиталистического предприятия!
   Но Лиля увела, отвлекла Саньку от этих мыслей, вдруг рассмеявшись:
   – Сашка! Я первый раз в жизни оказалась в постели с таким потрясающе никчемным мужиком!
   – Импотент, что ли? – буднично спросила Сашка, прихлебывая свой чаек.
   – Да лучше бы он им был! Боже мой, сколько стараний заполучить меня в кровать, а обещаний! Я, грешным делом, подумала – гигант! А у него не член, а пипетка какая-то! Ей-богу!
   Санька, не удержавшись, расхохоталась, вмиг разгоняя из темных полевых просторов притаившиеся там тени. Лилька подхватила и, утирая выступившие слезы неизменно элегантным движением пальчика, продолжила повествование, вызывая у гостьи новые приступы смеха:
   – Нет, ты представь! Пыхтит на мне, маленький, трудится, глазки от счастья зажмуривает, потеет! А мне хотелось от скуки голову ручкой подпереть и поторопить его! Сколько усилий – ухаживал, окучивал, на яхте катал, подарки, естественно, все по правильной программе, а уж как зазывал, обещал небывалые страсти. И такой конфуз! Точно как у Альтова: «Хотел подняться и встать, а смог только пукнуть и сесть!» Но катастрофа в том, что с этим я рассталась, под благовидным, конечно, предлогом – их обижать нельзя, можно так нарваться! Но второй-то деликатно ушел в сторону, и мне теперь его вряд ли вернуть!
   – Да ладно! – махнула рукой Сашка, улыбаясь. – Другого найдешь, когда это ты не находила?
   – Найду, разумеется, – преувеличенно тяжко вздохнула Лилька. – Но каких трудов это стоит, ты бы знала!
   Да-а! Нелегка доля сталевара!
   – Так отдохни! – внесла конструктивное предложение Санька. – Предоставь себе отпуск за свой счет!
   – Отдохну в старости, и именно за свой счет, а сейчас, чтобы такое счастье сложилось, отдыхать рано.
   Лиля, по еще одной установленной ею традиции, пошла провожать Александру к машине. Санька завела мотор и опустила стекло попрощаться, Лилька наклонилась к ней:
   – Сашенька, ты извини, что я тебя сегодня выдернула, я же вижу, как ты измотана.
   Сашка даже рот приоткрыла, как деревенская дурочка, опешив от услышанного.
   Да что происходит?!
   – Лиля, с тобой все в порядке? Что-то случилось серьезное? Ты не заболела?
   – Да ты что, Саш? – сделала удивленное лицо Лилька.
   Странно, но удивление у нее не очень получилось.
   – Лиль ты никогда не извиняешься, с чего вдруг? – на самом деле обеспокоилась Санька.
   – Да нет, нет! – как-то быстро ответила подруга. – Я действительно сильно расстроилась из-за этого пипеточника, да и вижу, как ты устала! Ну все, пока!
   Она быстро наклонилась, чмокнула Саньку в щечку, развернулась и пошла к дому, не дожидаясь, когда Сашка отъедет, чего тоже раньше никогда не делала – всегда махала ручкой вслед.
   Ну ладно.
   «В каждой избушке свои игрушки, – подумала Александра, глядя на удаляющуюся Лильку, – у кого бухгалтер в отчете напортачил перед сдачей в налоговую, а у кого секс не удался – все одинаково, почти трагедия. Вот так!»
 
   Александра выключила приемник и катила по темным поселковым улицам, совсем медленно, еле-еле, не мешая ни скоростью, ни лишними звуками течь своим мыслям. Мысли эти были привычны, передуманы уже не один раз, так, между делом: вопросы без ответов, даже без попытки разобраться. Санька называла про себя такие размышления «круговыми» – ходящими по одному и тому же кругу, как шалопутная коза вокруг колышка, к которому привязана на длинной веревке, Сашка однажды в детстве такую видела, когда они ездили с папой к его друзьям на дачу. Коза, которую звали почему-то Веркой, все ходила и ходила кругами, а маленькая Санька смотрела и дивилась: чего это она не убегает или не гуляет еще где? А потом папа показал ей колышек, к которому был привязан длинный козий постромок и который никак нельзя было увидеть из-за густой травы. Санька тогда так расстроилась, жалея бедную Верку, и плакала, так и не поняв, почему нельзя отпустить погулять несчастное животное.
   Почему Лилька с детства навязала им такую манеру общения – умная и мудрая Сашка и недалекая подруга Лилька? Сашка сердилась на нее, старалась восстановить справедливость:
   – Лилечка, ты же очень, очень умная, почему ты так разговариваешь?
   – Нет, – твердо стояла на своем Лилька, – я не умная, я не могу быть умной, умная у нас ты!
   Характер у Лили был наитвердейший, железобетонный, и если она что решила…
   Саньке всегда было не до этого, не до чего вообще, в ее непростом, трудном, с малюсенькими островками – крупицами счастья, детстве, в котором приходилось так стараться быть хорошей, все время, постоянно, даже во сне. И это отнимало все ее детские силенки и думы, поэтому от осмысления странностей Лилькиного поведения ничего не оставалось, кроме недоумения, и она сдалась, толком не вступив в борьбу за справедливость, и приняла эти отношения в том виде, который предлагала подруга.
   А что делать – больше же никого не было в ее жизни. Разве еще один дворовый друг, но с ним ей дружить не разрешали, и Санька общалась с ним тайно, пока никто не видит. Но потом Левик уехал.
   Может, у Лильки были какие-то свои резоны так поступать, и Санька думала: наверное, так и должно быть.
   Вот так они и играли до сих пор в эти куклы, ни разу – ни-ко-гда! – не делясь своими истинными, глубокими переживаниями и проблемами.
   Зачем они это делают? Столько лет!
   У Лильки какие-то свои резоны, а Саша почему-то подыгрывает. А может, все проще? Может, Александра боится потерять и ее, Лильку, единственную, еще восемь месяцев назад единственную, поэтому и подыгрывает?
   Может.
   «Круговые» мысли-рассуждения всегда сопровождали ее после встреч с Лилькой, хорошо хоть редко видятся, а то бы Санька по укоренившейся привычке полезла докапываться до истины.
   – Спать хочу! – сказала громко Александра себе, а может, машину оповестила.
   И включила приемник и прибавила ходу.
   Положенное время для шалопутно-козьих круговых мыслей было исчерпано, надо подумать, что там у нее завтра.
   Александра прекрасно понимала – это иллюзия, что она освободила пару дней для отдыха. Дела никогда не заканчиваются, если это твоя фирма – выстроенная и выстраданная тобою с нуля. Самой. Без помощи и поддержки. Назло врагам, не понятно в чьем лице, или, как теперь любят говорить: персонифицированном лице.
   Просто назло! Себе самой, обстоятельствам, жизни.
   Вопреки, назло и чтобы не сдаться!
   «Кажется, я на самом деле осатанело устала, раз черт-те что в голову лезет, да еще папа… Так, дорогая, давай-ка ты подумай, что завтра с поставщиками!»
   И мысли вырулили на привычное, рутинное русло, даже успокаивая своей обыденностью переживаний. Работа, и все!
   За рулем всегда замечательно думается, особенно на совершенно пустой – ни одной машины – загородной, темной дороге.
   В зеркале заднего вида, ударив по глазам, отразился дальний свет едущей машины.
   – Размечталась! – проворчала Сашка, щурясь от неожиданности – пустая дорога! Когда это видано было: пустая дорога в Подмосковье? Она подала машину левее, мало ли какие придурки ночью по дорогам каскадируют!
   Здоровенный джип, сверкнув в отсветах фар лоснистым черным боком, обогнал Сашкину машину и вдруг неожиданно резко свернул, перегородив ей дорогу. Санька вдавила педали до упора в пол! Препротивно завизжали тормоза, машина дернулась, останавливаясь, Сашка ударилась о руль и выматерилась. Она научилась материться давно, специально училась – честное слово! – и делала это иногда с удовольствием, правда в основном про себя. Но сейчас громко, отчаянно и как-то забористо. От неожиданности.
   Испугаться она не успела – среагировать успела, а испугаться – нет.
   Пугаться она начала, когда, подняв голову, посмотрела вперед через лобовое стекло и увидела, как из подрезавшего ее джипа живенько так выбираются два молодых мужика.
   – О господи! – прошептала Сашка, отчетливо понимая, что попала, со всего разгону, ночью, на пустой пригородной дороге, во что-то страшно плохое.
   Она схватила с торпеды сотовый, почему-то напрочь позабыв его истинное предназначение, и, не отводя взгляда от приближающихся к машине парней, крутила трубку в руках, пытаясь сообразить, чем эта штука может помочь.
   Дверца с ее стороны резко распахнулась, и Александра увидела прямо перед собой, в нескольких сантиметрах от лица, небольшое круглое отверстие – дырочку, от которой куда-то уходила черная бесконечность.
   И тут она поняла что – это – такое!!!
   Мозг и тело заклинило страхом! Огромным, холодным, тупым, как айсберг, словно кто-то мгновенно заморозил ее жидким азотом! Сердце съежилось в маленький шарик от пинг-понга и закатилось, спрятавшись куда-то за желудок, продолжая там громыхать – быстро-быстро, делая больно своим льдистым боком.
   Она перестала слышать, понимать, соображать хоть что-то и не видела ничего, кроме этой черной бесконечной дыры пистолетного дула.
   Это было очень страшно! Животно, нечеловечески страшно!
   – Двигайся, сука! Быстро! – орал кто-то.
   Ей казалось, что звук какой-то странный, как через вату, издалека, но она услышала. Удивилась.
   – Двигайся, б…дь!!!
   И тут – ра-аз! – и организм, вместе с мозгами и находящимся в них интеллектом, а также слухом и умением видеть, мгновенно разморозился, приводя Саньку в сознание. Ну, не сразу так уж в сознание, потому что она вдруг подумала: «Что этому пистолету от меня надо?!»
   Но пистолету от нее, оказывается, ничего надо не было – пистолету вообще ничего ни от кого не надо, ему бы только стрелять, а куда или в кого, его не волнует. Зато парню, материализовавшемуся дальше, за пистолетом, исходившему от нетерпения отборным матом, которого Санька наконец увидела, точно что-то было надо от нее!
   Матерился он некрасиво, без вдохновения, огонька и мастерства, Санька умела в сто раз залихватистее.
   «Кажется, я чокнулась!» – медленно подумала она.
   Рывком, резко, распахнулась вторая дверца, напарник другана с пистолетом, наклонившись, уперся одной рукой в сиденье, другой ухватил Сашку за волосы и потащил на пассажирское кресло, сопровождая свои действия трехэтажным матом.
   «Устал ждать», – так же тягуче-медленно подумала она.
   Он дернул так сильно, что у Сашки мгновенно от боли брызнули слезы из глаз и эта боль включила сознание на полную катушку. Она четко, ярко, с деталями увидела всю картину происходящего, словно получила периферийное зрение, на все триста шестьдесят градусов. Она увидела все – стоящий впереди черный джип с распахнутыми дверцами, подсвеченный фарами ее машины, двоих парней, пытающихся почему-то перетащить ее на пассажирское сиденье.
   – Сейчас, сейчас! – пообещала она и стала суетливо перекидывать правую ногу через ручку скоростей. – Не тяните меня! Я пересяду!
   – Да шевели ты жопой! – орал приставленный к пистолету нервный хлопец.
   Но Сашкины мозги уже стали соображать с космической скоростью, поэтому пересаживаться она не торопилась, пытаясь понять, что происходит.
   «Так, Сашенька, теперь быстро соображай, что можно сделать! – приказала она себе и ответила сразу: – Ничего! Один справа, другой слева, деваться некуда. Что им от меня надо?! Машину угнать? Так чего проще – выбросить меня из салона или пристрелить, коль пистолет есть! Зачем же им меня пересаживать?!»
   Деваться, действительно, было некуда, это ясно, и Санька, стараясь потянуть время, суетясь, хватаясь за спинку соседнего кресла, стала перемещаться, перекидывая по-журавлиному ноги, изображая перепуганную неуклюжесть.
   «Ладно, – успокаивала она себя, – разбираться будем по ходу развития событий. Надо сначала понять, что им от меня нужно! Давай, давай, Сашка, соберись! И больше никаких ступоров со страху! Страшно, конечно! Но жить хочешь? Тогда думай!»
   Все происходило очень быстро, какие-то мгновения, она это очень четко сейчас понимала. Но для нее время замедлилось, давая возможность заморозиться-разморозиться, вернуть на место шарик от пинг-понга, придав ему первоначальную форму сердца, а мозгам привычную заполненность, а также побыть без нее, этой заполненности, пройдя этапы от перепуганной идиотки к быстро соображающей особи.
   И тут оказалось, что соображать надо еще быстрее, потому что стало происходить нечто вообще непонятное, никакой кормой и ни с какого боку не вписывающееся в сложившуюся картину.
   Неожиданно куда-то исчез пистолет, вместе с прилагающимся к нему обладателем.
   «Куда это он?» – подивилась Санька, продолжая демонстрировать напавшим чудеса полного отсутствия гибкости конечностей.
   Задевая все, что можно, – руль, торпеду, кресла, и всем, чем могла, – руками, локтями, коленками, плечом, головой, – тянущего ее товарища, вызывая непосредственным физическим контактом потоки мата, Санька все же передвигалась. И оказалась как раз на полпути данного процесса, то есть с неприлично расставленными ногами по бокам еще более неприлично торчащей ручки переключения скоростей.
   Нервный парень продолжал ее тянуть и так увлекся этим делом, что не заметил исчезновения напарника. А зря.
   Неожиданно перестало быть так больно коже на голове, и рука, только что тянувшая ее, куда-то делась вместе с телом, которому принадлежала.
   Брошенная на полпути своего перемещения в неэлегантной позе, не подгоняемая никем, Санька замерла, как настороженная мышь в мышеловке, в ожидании, когда продолжится экзекуция.
   «Что, бой кончился? Они передумали?!» – ошалела она.
   В левую распахнутую дверцу сунулся какой-то непонятный мужик и приказал:
   – Двигайся! Быстро!
   И сказал он это таким тоном, что Сашка мгновенно исполнила приказание, даже не успев сообразить, как оказалась на пассажирском сиденье.
   Мальчонке с пистолетиком и малохудожественным невыразительным матом, чтобы научиться так отдавать приказы, пожалуй, лет десять надо в разведшколе какого-нибудь ЦРУ поучиться, и то не факт, что получится!
   – Дверь закрой! – поступила следующая вводная.
   И Санька хлопнула дверцей, не успев сообразить, что выполняет данную команду, как лейтенантик приказ генерала.
   И спохватилась, поняв, что пришла в себя!
   – Вы кто?!
   – Как кто? Не узнала, что ли? Да ты что?
   Он неподдельно удивился и расстроился, словно был ее закадычным, запрещенным для общения другом детства Левиком Лискером, очень давно и не совсем плавно эмигрировавшим с родителями на израильскую землю за еврейским счастьем и вдруг чудом образовавшимся здесь.
   Она даже расстроилась – черт его знает! На Левика, которого Санька видела последний раз, когда ему было лет десять, товарищ никак не был похож. Или таки поймал свое еврейское счастье, чудесным образом перевоплотившее пухлого, вечно что-то жующего мальчика, кучерявенького, с оттопыренными ушами в очочках с толстыми линзами, прятавшими застенчивые глаза, постоянно шмыгающего носом, в жесткого, жилистого мужика, умеющего отдавать приказы.
   Санька совсем уж распереживалась, что придется его еще больше огорчить правдой.
   – Не-ет, не узнала, – призналась она, покачав для пущей убедительности головой, вздохнула, но все же поинтересовалась осторожно: – А вы кто?
   – Да прынц же, конечно! – как бестолочи, раздосадованно объяснил он. Отвернулся от нее, крутнул ключ зажигания, заводя машину, и пояснил: – Прынц, теперь вот и на коне!
   И рванул с места, прогремев левыми колесами по щебенке обочины, по дуге обогнул раскоряченный распахнутыми дверцами джип.
   – Куда мы? – совершенно не понимая происходящего, спросила Александра.
   – Сматываемся! – весело объяснил он.
   Санька всем корпусом развернулась и посмотрела назад, на удалявшийся джип, светивший фарами куда-то в поле, лежащие на дороге две смутные человеческие тени.
   Она вдруг почувствовала горячую ладонь на своем колене и, резко повернувшись, встретилась взглядом с участливыми глазами незнакомца. Он как-то очень проникновенно спросил:
   – Испугалась?
   Она кивнула, затолкав внутрь невесть откуда взявшиеся слезы. Участливая, успокаивающая рука исчезла с колена. Почему-то Санька почувствовала себя сиротой после ее исчезновения.
   Она и не рассмотрела его даже. Мужик какой-то непонятный, который сматывается вместе с ней и ее машиной.
   «Куда я вляпалась? И что это за мужик? Что из огня да в полымя?» – ничего не понимая, спрашивала себя Санька. А может, она попала в еще худшую беду, чем с теми парнями из джипа?
   Но почему-то ей так не казалось, или она на сегодня лимит страха исчерпала?
 
   Иван устал. И злился на себя по своей десятибалльной шкале злости где-то на четверочку – чего потащился на ночь глядя в Подмосковье? Посмотреть самому на обстановку и возникшую новую фигурантку? Да мужики прекрасно и без него справятся!
   Подъезжая к поселку, на какой-то неубедительной не то тропинке, не то просто колее, сворачивающей в лес, он заметил джип, мирно стоявший с выключенными фарами, привычно отметив про себя данный факт: «Черта стоять-то тут? Если любовью заняться, заехали бы подальше, или совсем уже все до фени?»
   – Привет! – поздоровался Иван с подчиненными, неслышной тенью усаживаясь на заднее сиденье машины. – Как обстановка?
   – Без изменений. Он приехал сорок минут назад, машину поставил в гараж. Вот данные о хозяйке дома, – отрапортовал Вася Лешкин. – А вы чего, Иван Федрыч, развеяться?
   – И это тоже, голуб мой. Что-то мне все это не нравится, – пожаловался для проформы Иван.
   – Нам тоже не нравится! – подхватил Илья, сидевший за рулем. – Посмотрите данные!
   – Смотрю, – буркнул Иван, изучая информацию на экране маленького компьютера, который Вася передал ему.
   – Тут копать, Иван Федрыч, не перекопать! – загрустил Илья. – Несколько лет в Америке, три мужа американческих, один помер, два других прошли с ней через бракоразводные процессы, а денежек-то она привезла поболе, чем у них отсудила! Вопрос: откуда дровишки? А уж список бывших любовников и занимаемые ими места!!! Без ордера и плевка с самого верха и не сунешься к ней!
   – А наш-то что, ныне действующий любовник? – поинтересовался Иван.
   – Да вроде не-а, – специально интригуя, потянул Вася.
   Иван знал, что специально, это у него фортель такой, когда быстро информацию добывает, для авторитету.
   – Мы тут позвонили кое-кому, все равно без дела сидим. Да вроде не то что роман, они и не знакомы.
   – Это как же ж не знакомы? – спросил Иван.
   Так спросил, для поощрения подчиненного, неустанно трудящегося над увеличением своего авторитета, как Россия над ВВП.
   – В светской тусне все друг друга знают, а дамочка наша так вообще оказалась личностью легендарной и выдающейся. Так вот, по утверждению достоверного источника, эти двое даже не разговаривали ни разу. А тут он приехал, она навстречу Ярославной выбежала, и расцеловались в щечки!
   К воротам дома, за которым они вели наблюдение, подъехала машина; дрогнув, ворота стали открываться. Из машины быстро выбралась женщина и что-то крикнула, движение тяжелой створки ворот остановилось.
   – Ну что? – повеселел Иван.
   Вася быстро набирал на клавиатуре запрос по номеру новоприбывшей машины.
   – Ты сразу все остальное запроси, если будет, – подсказал Иван.
   – Ива-ан Фе-едрыч! – обиделся Вася.
   Полученные данные по приехавшей барышне были интересными, но никуда – вот никакой задницей! – не лезли в имеющийся уже расклад по делу.
   Вот же ж!
   Он с самого начала знал, что так и будет!
   Когда его вызвал к себе Петрович и передал дело, он сразу скривился.
   По разным видам его ужимок начальство, а именно Бур, он же Лев Петрович и следующие за именем регалии, мог определить, что там чует Иван.
   – Что скривился? – нестрашно грозно спросило начальство.
   – Воняет, – ответил Иван и скривился еще раз.
   Степень «вони» от дела Бур определял по мимике лица Ивана, а тот, в свою очередь, всегда безошибочно угадывал.
   – Так мы и не озонированием, а фекалиями занимаемся, друг мой! – отчитал повторяющейся миллионы раз дежурной фразой Петрович. – Иди разгребай!
   Ну, разгребет он, разгребет! Но все равно – воняет!
   А теперь эти две непонятные девицы, как два кома с горы на его, Иванову, голову! Откуда они взялись?!
   И что вообще между ними общего? Они настолько с разных «дискотек», что теоретически и пересечься не могли, а гляди ты – встречаются, лобзаются!
   Надо подумать.
   Он откинул голову на подголовник сиденья и стал мысленно перебирать факты, пытаясь вплести этих двух дамочек в общий узор хоть с какой-нибудь стороны.
   – Иван Федорович, – смущаясь, что тревожит начальничьи раздумья, шепотом позвал Вася, – похоже, подруга уезжает. А наш подшефный не вышел даже проводить. И встречать тоже не выходил.
   – Может, не по рангу, – сделал предположение Илья.
   – Или хозяйка его скрывает.
   Иван от комментариев воздержался, наблюдая за прощанием дамочек.
   – Вот что, ребята, поеду-ка я ее провожу. Да и в Москву пора. Вы тут и без меня разберетесь.
   – Разберемся! – бодренько пообещал Илья.
   Молодой еще.
   «Да ладно, – отмахнулся мысленно Иван от этого „молодой“, – все придет!»
   Перейдя на соседнюю улицу, где оставил свою машину, он рванул с места, уверенный, что придется догонять, и очень удивился, когда почти сразу заметил объект. Она ехала по поселковым улицам, выбираясь на дорогу, совсем медленно.
   «Думает о чем-то, или выпила, или расслабилась?» – по привычке проводил он анализ возможных вариантов.
   Когда джип, который он заметил по дороге сюда, завелся и стал выезжать, пропустив ее машину, Иван подобрался, почувствовав запах экшена, как обозначают это американцы.
   «Интересно-о!»
   После того как все три машины – дамочка впереди, за ней джип, а за ним Иван – вырулили на дорогу, ведущую к шоссе, он выключил фары и прибавил ходу.
   А дальше развернулись какие-то колумбийские дела с поправкой на российскую действительность. Когда он увидел, как джип подрезал ее на пустынной темной дороге, тянущейся среди полей, как стрелка вектора заданного направления – тоскливо и однозначно и без помех, Иван слегка опешил.
   – И что за дела чудесные? – вопрошал он в пространство, съехав на обочину и заглушив мотор. – Что, машинка приглянулась? – И сам себе ответил: – Да ладно! Караулить в кусточках, жопой к миру, когда миллион раз можно было преспокойненько ее увести, пока хозяйка была в гостях и «буренка» стояла под воротами. И людей вокруг никого!