– Это касается только меня и никого больше.
– Знал?
– Заткнись.
– Думаешь, ему это понравилось бы?
– Захлопни пасть.
– Готов поспорить, что Маргарет знала. Готов поспорить, что ты рассказывала ей об этом, верно?
– А почему бы нет?
– Готов поспорить, что вы обе хихикали у него за спиной. Готов поспорить, что он не знал и половины того, чем она занималась, не говоря уже о тебе.
– Она была замужем. И поступала, как ей нравилось.
– По твоим словам получается, что она была тебе ближе, чем отец.
Дорин встала.
– Она понимала меня, – сказала она, начиная плакать. – Она знала, на что это похоже.
– А папа не знал?
– Нет.
– Теперь, когда его нет, тебе будет гораздо веселее, правда?
Она бросилась на меня. Я схватил ее за запястья.
– Ну-ка, слушай меня, – приказал я. – Скажи мне, что произошло с твоим отцом? Что он узнал?
– Ничего, ничего.
– Я не верю тебе. Что произошло?
– Не знаю. Может, Маргарет…
– Что?
– Может, она порвала с ним.
– И он из-за этого напился?
– Не знаю.
– Сомневаюсь, – сказал я. – Сомневаюсь.
Я усадил ее в кресло Фрэнка и склонился над ней.
– В общем, так, – сказал я. – Для того, чтобы Фрэнк напился до такой степени и сел за руль, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. – Она внимательно смотрела на меня. – Не знаю, что это было – случайная авария или подстроенная, – но намерен выяснить. И если окажется, что ты что-то знала, а мне не рассказала, я вышибу тебе мозги.
Мои слова и испугали ее до смерти, и озадачили.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Это была простая авария. Что ты имеешь в виду?
Я выпрямился. Так вот оно что. Она ничего не знает.
– Что ты имеешь в виду? – еще раз спросила она.
– Объясню, когда выясню. Если выясню, – ответил я.
Я вышел из комнаты и пошел к лестнице. Дорин последовала за мной.
– Дядя Джек! – настаивала она. – Что ты имеешь ввиду?
– Не знаю, – ответил я, – поэтому не спрашивай.
В спальне я взял сумку, ружье и коробку с патронами.
– Ты думаешь…
– Я не знаю, что думать, – отрезал я.
Я вышел из спальни и спустился вниз. Дорин остановилась на верхней ступеньке.
– Куда ты идешь?
– Туда, где я буду жить.
– А как же мой папа?
– Я дам тебе знать, когда понадобится.
– Ты не знаешь, где я поселюсь.
– Я тебя найду, – заверил ее я.
Я закрыл за собой входную дверь, бросил сумку на переднее сиденье машины, открыл багажник и положил туда ружье и коробку с патронами. Захлопнув крышку, я завел двигатель.
– Джек, – сказала она, – мне неспокойно.
– Из-за чего?
– Я много думала. О том, что сделает Джеральд.
– Не думай. Если ему захочется вернуть тебя, ему придется отправляться в Йоханнесбург, а я сомневаюсь, что даже ради тебя он пойдет на такие жертвы.
– Но вдруг…
– Я же говорил тебе: Штайн знает. Он прикроет меня. Я ему нужен. Моя информация для него означает деньги. За это он мне и платит.
Одри помолчала.
– Ты же представляешь, что сделает Джеральд, правда? Если застукает меня?
– Ничего он не сделает, потому что ему придется иметь дело со мной. Так что не думай.
Она снова помолчала.
– Ты вернешься в воскресенье?
– Не знаю. Если не вернусь, ты сама заберешь вещи у Мориса.
– А когда ты предупредишь меня?
– Не знаю. В субботу. Я позвоню Морису.
– Как насчет Дорин?
– Еще не знаю.
– Джек, ты хочешь, чтобы она поехала с нами?
– Не знаю.
– Надеюсь, Джек, ты думал об этом.
– Думал, – сказал я. – Короче, я позвоню в субботу.
– Джек, будь осторожен. Джеральд может создать тебе большие проблемы.
– Знаю. Неужели ты обо мне такого плохого мнения?
– Ладно, – проговорила Одри. – Все же попытайся вернуться в воскресенье. Кто знает, как все сложится.
– Я попытаюсь, – сказал я и положил трубку.
– Здравствуйте, я смог приехать раньше, чем мы договаривались. Надеюсь, я не нарушил ваши планы?
– Для меня нет никакой разницы, – ответила она.
– Отлично, – сказал я.
Она смотрела мне вслед, пока я поднимался наверх.
– Полагаю, вы намерены немного отдохнуть, – сказала она.
Я принял предложенную ею игру и повернулся, добравшись до верхней ступеньки.
– Не исключено, – сказал я.
На ее лице впервые появилось некое подобие улыбки. Очевидно, ей нравилось думать то, что она думала.
– Я собираюсь заварить чай, – сообщила она. – Вам принести?
– О да, пожалуйста, – ответил я. – Вы очень добры.
Я прошел в комнату, лег на кровать и закурил. Через несколько минут дверь открылась. Хозяйка подошла к столику у кровати и поставила на него поднос с чаем. Я приподнялся на локте и взял чашку. Она села на стул напротив кровати, сложила на груди руки и закинула ногу на ногу. Я видел резинки ее чулок, и она знала, что я это вижу, поэтому я спокойно поглядывал поверх чашки.
– Вот, – сказал я, – уже лучше.
– Вам это просто необходимо, – сказала она.
– Очень верно, – согласился я, – очень верно.
Хозяйка снова усмехнулась. Она довольно долго сидела напротив меня и усмехалась, потом раздвинула ноги так, чтобы я мог видеть ее трусики. Трусики оказались довольно свободными. Они были ярко-зелеными с белым кружевом. И выглядели новыми. Она наблюдала за тем, как я разглядываю ее, затем встала.
– Что ж, – сказала она, – не буду вам мешать. Отдыхайте.
– Спасибо, – поблагодарил я. Она открыла дверь.
– Вы сегодня куда-нибудь пойдете? – спросила она.
– Да, наверное, – ответил я.
– Если вы вернетесь не очень поздно, хотите, я приготовлю вам ужин.
– Это очень великодушно с вашей стороны, – сказал я.
Она больше ничего не сказала и закрыла за собой дверь.
Я ехал по Хай-стрит. Встречных машин почти не было. Слабый ветер загонял остатки солнца в длинные тени. Я проехал мимо «Вулворта», «Британского дома», «Миллета», «Уиллерби». Мимо кинотеатра «Эссольдо», аптеки «Прайсрайт» и пустого здания на окраине и вдруг оказался за городом. Я ехал по дороге, которая поднималась к холмам. По обе стороны от меня на фоне темно-оранжевого неба темнели громады сталелитейных заводов. Подъем становился все круче. Я сбавил скорость и, стараясь держаться ближе к середине шоссе, то и дело поглядывал направо. Здесь. Именно здесь. Я съехал на левую обочину, заглушил двигатель и вышел.
Я ожидал, что в этом месте усиливающийся ветер будет шуметь в ушах гораздо громче. Стремительно темнело. Я пересек шоссе. Сразу за поросшей травой обочиной росла живая изгородь, а за изгородью, привалившись к кустам, стоял старый забор. На траве были четко видны следы от колес, в изгороди зияла дыра, а на земле валялось несколько поломанных штакетин. Я прошел через дыру в изгороди и посмотрел вниз.
Это был скорее крутой склон, чем обрыв. Он тянулся вниз примерно на сто пятьдесят футов и кончался на залитом водой дне давно заброшенного карьера, где когда-то добывали песчаник. Из-за торчащих в воде сотен островков песчаника карьер казался огромным. Островки казались больше, чем на самом деле, так как их не с чем было сравнить, только с ровной гладью воды. Они были продолговаты – их длина раз в двадцать превышала ширину, с крутыми склонами и образовывали полумесяцы вдоль всего берега. В темноте это было похоже на свалку оберток от шоколадок «Тоблерон».
Машину уже убрали. Ничто не указывало на то, что она когда-то была на дне карьера. Я повернулся и еще раз прикинул, по какой траектории должна была двигаться машина, чтобы проломить изгородь. Судя по всему, он ехал с вершины холма в сторону города, следовательно, выпить он мог в одной из близлежащих деревушек. Только вот Фрэнк никогда бы этого не сделал. Если бы он собирался выпить, причем так много (кстати, это тоже вопрос), то никогда не уехал бы из города. Он мог бы отправиться на окраину, но только не за город.
Я вернулся к машине и сел на водительское сиденье. Не знаю, зачем я сюда приехал. Наверное, просто чтобы посмотреть. Посмотреть на то, как это выглядит.
Я поехал вниз, к городу. Я ехал и думал, что сегодняшний вечер нужно провести в «Сесиле». Они знают, что я в городе. Мое появление в пабе заставит их гадать, почему я не поехал домой. Они подумают, что я что-то знаю, и решат, будто я приехал не только на похороны. Они заметят, если Кейт мне подмигнет.
Они увидят нас вместе, скрутят его и будут пытать до тех пор, пока он все им не расскажет. Ему, конечно, придется несладко, зато я узнаю то, что мне надо узнать. Кейт выведет меня на тех, кто мучил его, и оттуда я смогу куда-нибудь добраться. Туда, куда Джеральду и Лесу так не хочется меня пускать. Я вспомнил, что было сказано в квартире Джеральда перед моим отъездом. Они оба были там. Джеральд, в брюках в мелкую клетку и в лиловой рубашке, сидел за бюро спиной к венецианскому окну, из которого открывался вид на Белсайз-парк и торговый центр «Камден-таун». Лес, одетый в вельветовый костюм, пристроился на краю письменного стола и листал «Панч». Я сидел на обитом кожей стуле с круглым сиденьем и спинкой, которую украшал узор, выполненный мебельными гвоздями с широкими шляпками. Одри угостила всех напитками. Она была одета в юбку-брюки и блузку с оборками, нечто в стиле Попа Пэйсли. Я смотрел на нее и пытался представить, что произошло бы, если бы Джеральд узнал, что в это же самое время, только через неделю, я буду трахать ее не у него под носом, а в трех тысячах миль отсюда. Джеральд тогда сказал:
– Уверен, Джек, ты ошибаешься. Я не могу заставить себя смотреть на это с твоей точки зрения. Уверен, все именно так, как видится.
– Уж очень сильно несет дерьмом, Джеральд. Вонь такая сильная, что долетает с севера, проникает сквозь твой кондиционер и бьет мне прямо в нос.
– Ну-у, – протянул он, – если ты чувствуешь, что прав, если ты полностью в этом уверен, то что собираешься делать?
– Я же еду на похороны, не так ли?
– Да, едешь. А что потом?
– Выясню, кто что знает.
– Продолжаешь вынюхивать?
– Именно.
– Знаешь, Джек, если Фрэнк во что-то вляпался и его за это прикончили, то, готов спорить, легавым это известно. А они говорят, что была простая авария. Если авария была подстроена, значит, они решили молчать, так как в дело замешан кто-то со связями.
– Вполне вероятно.
Наступило молчание.
– Конечно, – продолжал Джеральд, – если так, то в городе есть всего два или три человека со столь мощными связями.
– Именно.
Опять молчание.
– Ты, естественно, понимаешь, насколько нам важны наши деловые отношения с определенными людьми, проживающими в твоем родном городе?
– Я тебя умоляю!
– Да, верно. Джек, я прошу об одном: думай. Что бы ты там ни узнал – думай. Я не хочу, чтобы наш бизнес и мы сами оказались в затруднительном положении.
– Ведь тебе, Джеральд, ничего не известно, не так ли?
– Джек…
Снова молчание.
– Могу сказать одно: все они узнают о твоем приезде. А это значит, что у тебя возникнут неприятности. С одними – не страшно. С другими же… гм… если нам придется выручать тебя, то мы тем самым здорово испортим ситуацию. Если у тебя появятся проблемы и нам придется разбираться, ты уже будешь непригоден для той работы, что выполняешь сейчас. Согласен?
– Как-нибудь переживу.
– Конечно переживешь. Однако я все равно надеюсь, что ты ничего не натворишь.
Лес, продолжавший листать свой чертов «Панч», сказал:
– Один момент, Джек. Если действительно что-то произошло и если легавые действительно о чем-то умалчивают, а ты приедешь и поднимешь шум, они могут решить, что должны предпринять какие-то шаги. Ну, ты понимаешь. Они не любят тех, кто уезжает из своего родного города, потом возвращается и делает что хочет.
– Да, – поддержал его Джеральд. – Все это может попасть в газеты, и тогда им придется что-то делать.
– Я знаю, – сказал я, – поэтому не надо меня предупреждать.
Опять молчание. Наконец Джеральд сказал:
– Вот что, Джек: ты хорошо работаешь на нас. Я не утверждаю, что мы не сможем обойтись без тебя, но, если понадобится подыскивать тебе замену, нам придется столкнуться с определенными сложностями, а это нам ни к чему.
Я ничего не сказал.
– Короче, как бы ты ни смотрел на ситуацию, думай, прежде чем принимать важное решение. Например, насчет поездки на похороны.
Он вынужден был улыбнуться, чтобы последние слова прозвучали как шутка, а не как угроза.
Я припарковал машину на стоянке перед «Сесилом» и вошел в паб не через боковую, а через парадную дверь.
Я направился к бару. Кейт работал за стойкой на четвертой от меня группе кранов. Он посмотрел на меня. Я кивнул ему. Он отвернулся. Перед ним я должен был играть в секретность, чтобы у него не возникли вопросы.
Я заказал напитки и встал облокотившись на стойку, чтобы видеть всех посетителей. Поток людей не иссякал: одни входили, другие выходили. Ничего не изменилось.
Двойная дверь распахнулась, и в паб вошел мужчина.
Он был высок и худощав, даже тощ, с темными волосами. Мужчину отличала гордая осанка, он шел с царственным видом, держа одну руку в кармане пиджака. В другой руке у него была сигарета, он небрежно сжимал ее двумя пальцами. На нем был двубортный костюм из синего сержа, очень похожий на те, что обычно носят шоферы, на пиджаке сверкали серебряные пуговицы.
Это был мой давний знакомец Эрик Пэйс. «Вот так встреча», – подумал я.
Он подошел к бару, делая вид, будто не видит меня – на самом деле он заметил меня, как только переступил порог, если не раньше.
Он принялся делать заказ, а я взял свои стаканы и пошел к нему. Я дал ему минуту на то, чтобы отсчитать деньги. Все это время он продолжал притворяться.
– Привет, Эрик.
Он повернулся. Его правая бровь приподнялась на одну восьмую дюйма – предполагалось, что таким образом он изображает изумление.
– Бог мой, – сказал он.
Я улыбнулся.
– Джек Картер, – сказал он.
В его голосе слышалась та же степень удивления, что и отражалась на лице.
– Эрик, – сказал я, – Эрик Пэйс.
Он спрятал деньги в карман.
– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал он.
– О, – сказал я, – разве ты забыл, что это мой родной город?
– Ну и ну, черт возьми! – сказал он. – Никогда не знал об этом.
– Забавно, правда, – сказал я.
– И что ты здесь делаешь? Приехал в отпуск?
– К родственникам.
– К родственникам, да? Отлично.
– Отлично. Если бы они были живы.
– Что ты имеешь в виду?
– Тяжелая утрата. Смерть в семье.
– О, какая досада. Надеюсь, ничего серьезного?
Надо отдать ему должное: его лицо не дрогнуло, как у игрока в покер.
– Да, – ответил я. – Мой брат. Автокатастрофа.
– О господи, – сказал он. – Какая жалость! Это тот парень, что свалился в карьер? В понедельник?
– Именно тот.
– Нет! Будь я проклят! Не верится. Я прочитал об этом в вечерней газете во вторник. Ну, я прочитал имя, но мне и в голову не пришло…
– Мир тесен, – сказал я. Он выпил.
– Еще по одной? – предложил я. Он посмотрел в свой стакан.
– Гм, не следовало бы, – сказал он.
Я сделал заказ. Когда принесли выпивку, я сказал:
– Может, сядем за столик?
– Ну… – начал он.
– Пошли, – позвал я, – поговорим о былых временах.
Я прошел к столику в дальней части паба. Эрик устроил целый спектакль, решая, идти со мной или нет. В конечном итоге он присоединился ко мне, в чем я не сомневался.
Мы сели.
– Твое здоровье, – сказал я.
Он кивнул и выпил. Я посмотрел на него.
Он выглядел точно так же, как в нашу последнюю встречу. Пять лет назад. В кабинете Гамбургского клуба рядом с Прид-стрит. Он стоял позади Джимми-Валлийца, сидевшего за антикварным письменным столом. Стол был не его, а Тони Пиннера, который просто усадил его на это место, и Валлиец трясся и обливался потом, как жирная свинья. Хотя почему «как», он на самом деле был жирной свиньей. Я, Джок Митчелл и Тед Шаксмит стояли по другую сторону стола. Сестра Джимми-Валлийца, подружка Эрика, лежала на полу и плакала – она плакала с тех пор, как Джок сбил ее с ног, надеясь тем самым прекратить визги. У Джимми не осталось помощников, потому что пять минут назад за триста фунтов трое из них начали работать на нас, а четвертый валялся в туалете и уже ни на кого не работал.
– Джимми, ты остался без работы, – сказал я. – Как там поживает раскорчевка? Придется тебе освежить навыки.
– В чем дело? – выдавил он из себя.
– Во всем, – ответил я. – Клуб больше не принадлежит Тони. И «Матадор» тоже, и «Манхэттен», и «Чертово колесо». Они теперь принадлежат другим лицам, которые поручили мне сообщить тебе, что с сегодняшнего вечера этим балаганом будет управлять другой.
Джимми задумался. Его потоотделение усилилось. Наконец он сказал:
– Я не могу уйти. Тони убьет меня. Ты же сам знаешь.
Я улыбнулся ему.
– Убирайся, Джимми. Тони ты больше не интересуешь.
Некоторое время он сидел неподвижно, потом вдруг вскочил из-за стола, едва не опрокинув стул, и быстро пошел к двери. Его сестра со стоном потянулась к нему, но он даже не повернул головы и просто перешагнул через нее. Когда дверь за ним закрылась, я сказал:
– Эрик, остался только ты.
– И девчонка, – добавил Джок.
– А что с остальными? – спросил Эрик.
– Семьдесят пять процентов работают на нас.
– А я?
– Джеральд не забыл Чизуик. Он просил напомнить тебе.
Эрик побледнел. Его лицо приобрело оттенок лимонада.
– Знаешь ли, у жены Джеральда все еще сохранились отметины. Должен признаться, места для них выбраны очень разумно.
– Джек знает, – добавил Джок и пожалел о своих словах, потому что я многозначительно посмотрел на него.
– Это она, – сказал Эрик, указывая на девушку на полу. – Это она так захотела. Ты же знаешь, мне велели спрятать ее и запугать, заставить Джеральда поволноваться. А отметины – ее рук дело.
– Конечно, Эрик. Допустим, что это правда. Разве ты не мог остановить ее, а?
– Нет, – ответил он. – Нет, не мог. Там был Лопата-Уэс. Он подбил ее. Я ничего не мог сделать. Честное слово.
– Мы уже поговорили с Уэсом, – сказал я. – Он утверждает, что вы действовали вдвоем.
– Тогда спросите жену Джеральда. Она расскажет.
– Одри, – позвал я.
Одри вошла в комнату. Лицо Эрика стало совсем белым, даже желтизна исчезла.
– Как все было, Одри?
Одри посмотрела на девушку на полу, которая пыталась заползти под стол.
– Вот, – сказала она. – Мне нужна она.
– Да, знаю, – сказал я. – Знаю, что нужна. Но как же правда? Расскажи все. Ведь если Джеральд узнает, что ты была здесь…
– Мне нужна она, – повторила Одри. – Он может смотреть. Или пусть займет ее место.
Мы все взглянули на Эрика. Тот даже не шевельнулся.
– Итак, – сказал я.
Одри села на край письменного стола и вытащила сигарету. Джок и Тед подняли девушку, ловко и быстро раздели ее, усадили в кресло Джимми и привязали поясом от ее же платья.
– Эрик, – взмолилась она. – Пожалуйста!
Эрик продолжал неподвижно стоять там, где мы увидели его, когда вошли в кабинет. После всего мы выпустили его, и с тех пор никто в городе его не видел. Судя по тому, с каким лицом он выходил из кабинета, он намеревался устроить себе долгие-долгие каникулы.
На том и закончилась его карьера. А теперь он стал шофером в моем родном городе. Спокойно беседует со мной. Ничего не боится. Очевидно, он работает на какую-нибудь шишку, поэтому не боится меня. Он чувствует себя дома. А я – из чужаков. Если он знает что-нибудь, если имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка – надеюсь, что имеет, – то держится он великолепно. Невозмутимо. Очевидно, он ощущает чью-то поддержку и может позволить себе не трястись. И пить со мной. «Эх, Эрик, – подумал я, – надеюсь, ты поможешь мне. Очень надеюсь».
– Ну, Эрик, – сказал я, – мир действительно тесен, верно?
Он кивнул.
– Забавно, правда: я работаю в Лондоне и лишь изредка приезжаю в родной город, а ты работаешь в моем родном городе, а в своем – не живешь.
– Да, забавно.
– Эрик, так на кого ты работаешь?
Он искоса поглядел на меня, улыбнулся и фыркнул, тем самым давая понять, что я, должно быть, спятил.
Я тоже улыбнулся.
– Я дружу с законом, – сказал он. – Посмотри на меня: уважаемый человек.
– Ладно тебе, – сказал я. – Так на кого? Вариантов всего три.
Продолжая улыбаться и глядя в стакан с пивом, он покачал головой.
– Рейнер?
Улыбка стала шире.
– Брамби?
Он энергичнее покачал головой.
– Киннор?
Улыбка стала широченной. Он устремил взгляд на меня. Я улыбнулся в ответ.
– Зачем тебе это?
– Мне? Ни за чем, Эрик. Просто любопытно.
– Любопытство до добра не доводит.
Я рассмеялся и похлопал его но коленке.
– Значит, дела у тебя, Эрик, идут нормально, – сказал я. – И зарабатываешь ты хорошо.
– Неплохо.
– А перспективы? Продвижение по служебной лестнице?
Он снова улыбнулся.
Я сжал его коленку и улыбнулся в ответ.
– Ладно, Эрик, – сказал я. – Все в порядке.
Я выпил.
– Когда были похороны? – спросил он.
– Сегодня, – ответил я.
– О, – протянул он с таким видом, будто не знал об этом. Если он оказался здесь именно по той причине, по которой нужно мне, то обязательно знал о похоронах. Не исключено, что ему известно, какого цвета у меня подтяжки.
– Значит, ты скоро уедешь обратно, – сказал он.
– Да, очень скоро. В воскресенье или понедельник.
Нужно сделать небольшую уборку. В делах. Ты понимаешь. Вряд ли позже, чем в понедельник.
– А, – проговорил Эрик.
Пока мы беседовали, на сцене уже появился оркестр: старый толстый барабанщик в старом смокинге и парень с электрической бас-гитарой. За электроорганом, оснащенным всяческими примочками, сидел лысый мужчина с лоснящимся лицом, в синем пуловере с вырезом и с зеленым галстуком. Они начали с «Я – тигр».
Я встал.
– Схожу в туалет, – сказал я. – Вернусь через минуту.
Эрик кивнул.
Я пробрался между столиками и зашел в мужской туалет. Постояв там с минуту, я слева от себя открыл дверь, которая вела на стоянку.
Опять шел дождь. В лужах отражался синий неоновый свет. Эрик стоял рядом с «роллс-ройсом» и смотрел в сторону паба. Выждав еще несколько секунд, он сел в машину и завел двигатель. Как только он выехал со стоянки на улицу, я побежал к своей машине. Тем временем Эрик свернул налево и поехал но Хай-стрит.
Я быстро завел машину и через другой выезд выехал со стоянки на Олленби-стрит, которая шла параллельно Хай-стрит.
Три перекрестка я проскочил не притормаживая. У меня просто не было времени. Я гнал со скоростью шестьдесят. Я повернул направо. Впереди, в пятидесяти ярдах, была Хай-стрит. Я доехал до светофора. Горел желтый. Я остановился. Машины на Хай-стрит тронулись с места и поехали мимо меня.
Одним из последних перекресток проехал «роллс».
Светофор переключился. Я поспешно повернул за угол. Эрик оказался в трех машинах от меня. Отлично. Так и будем держаться.
Мне было очень интересно, куда он едет. Если он пришел в «Сесил», чтобы прощупать меня, значит, сейчас он едет докладывать кому-то, а мне очень хотелось знать, кому именно. Возможно, ему велели лишь обозначить свое присутствие, дать мне понять, что они знают о моем приезде и пойдут на все, если я стану им мешать. Но и при таком раскладе он может ехать к кому-то с докладом. Конечно, наша встреча могла быть случайной, зато теперь он знает, что я в городе. И скоро об этом узнают все важные шишки. А те шишки, которые не причастны к убийству Фрэнка, поймут, кто именно причастен. И вообще, если отбросить все это в сторону, очень интересно узнать, на кого же работает Эрик. Он не пылает ко мне большой любовью, но тот, кто нанял его, любит меня еще меньше, потому что я чужой в родном городе. С Фрэнком или без, они будут счастливы проводить меня на вокзал и пожелать доброго пути.
На вершине холма, там, где Хай-стрит официально становится Сити-роуд, Эрик повернул налево. Дорога снова пошла в гору. Теперь она вилась среди живописных окраин, заселенных городскими богачами. Дома в георгианском стиле украшали мягкие лужайки, строгие ряды деревьев и изящно подстриженные кусты.
Эрик еще раз повернул налево на узенькую улочку, исчезающую между двумя рядами густых зарослей. На указателе у поворота значилось: «Казино». Я проехал мимо поворота, чтобы дать Эрику время, затем развернулся и проехал за ним. Дорога была узкой, на ней с трудом могли разъехаться две машины – ширину ограничивали деревья. На гравиевой стоянке было много машин. За стоянкой я увидел «Казино». По стилю это была новая версия Юстонского вокзала в Лондоне. Сплошное стекло. Часть второго этажа выделена в пентхаус. Море слепящего света. Кирпичная кладка, под фермерский дом. И вероятно, худшее пиво в радиусе семидесяти миль.
«Роллс» стоял на месте для почетных гостей.
Припарковав машину, я направился к стеклянному входу и прошел в огромное фойе мимо швейцара в ливрее а-ля Том Арнольд[4]. Там было всего два вышибалы, по одному в каждом конце, как зажимы на подставке для книг. Они позволили мне пройти только до конторки администратора. Мужчина за стойкой выглядел так, будто его перевели сюда из «Бинго-шоу». В молодые годы он, вероятно, пел в провинциальных танцзалах.
– Знал?
– Заткнись.
– Думаешь, ему это понравилось бы?
– Захлопни пасть.
– Готов поспорить, что Маргарет знала. Готов поспорить, что ты рассказывала ей об этом, верно?
– А почему бы нет?
– Готов поспорить, что вы обе хихикали у него за спиной. Готов поспорить, что он не знал и половины того, чем она занималась, не говоря уже о тебе.
– Она была замужем. И поступала, как ей нравилось.
– По твоим словам получается, что она была тебе ближе, чем отец.
Дорин встала.
– Она понимала меня, – сказала она, начиная плакать. – Она знала, на что это похоже.
– А папа не знал?
– Нет.
– Теперь, когда его нет, тебе будет гораздо веселее, правда?
Она бросилась на меня. Я схватил ее за запястья.
– Ну-ка, слушай меня, – приказал я. – Скажи мне, что произошло с твоим отцом? Что он узнал?
– Ничего, ничего.
– Я не верю тебе. Что произошло?
– Не знаю. Может, Маргарет…
– Что?
– Может, она порвала с ним.
– И он из-за этого напился?
– Не знаю.
– Сомневаюсь, – сказал я. – Сомневаюсь.
Я усадил ее в кресло Фрэнка и склонился над ней.
– В общем, так, – сказал я. – Для того, чтобы Фрэнк напился до такой степени и сел за руль, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. – Она внимательно смотрела на меня. – Не знаю, что это было – случайная авария или подстроенная, – но намерен выяснить. И если окажется, что ты что-то знала, а мне не рассказала, я вышибу тебе мозги.
Мои слова и испугали ее до смерти, и озадачили.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Это была простая авария. Что ты имеешь в виду?
Я выпрямился. Так вот оно что. Она ничего не знает.
– Что ты имеешь в виду? – еще раз спросила она.
– Объясню, когда выясню. Если выясню, – ответил я.
Я вышел из комнаты и пошел к лестнице. Дорин последовала за мной.
– Дядя Джек! – настаивала она. – Что ты имеешь ввиду?
– Не знаю, – ответил я, – поэтому не спрашивай.
В спальне я взял сумку, ружье и коробку с патронами.
– Ты думаешь…
– Я не знаю, что думать, – отрезал я.
Я вышел из спальни и спустился вниз. Дорин остановилась на верхней ступеньке.
– Куда ты идешь?
– Туда, где я буду жить.
– А как же мой папа?
– Я дам тебе знать, когда понадобится.
– Ты не знаешь, где я поселюсь.
– Я тебя найду, – заверил ее я.
Я закрыл за собой входную дверь, бросил сумку на переднее сиденье машины, открыл багажник и положил туда ружье и коробку с патронами. Захлопнув крышку, я завел двигатель.
* * *
Я еще раз позвонил Одри. Джеральда дома не оказалось.– Джек, – сказала она, – мне неспокойно.
– Из-за чего?
– Я много думала. О том, что сделает Джеральд.
– Не думай. Если ему захочется вернуть тебя, ему придется отправляться в Йоханнесбург, а я сомневаюсь, что даже ради тебя он пойдет на такие жертвы.
– Но вдруг…
– Я же говорил тебе: Штайн знает. Он прикроет меня. Я ему нужен. Моя информация для него означает деньги. За это он мне и платит.
Одри помолчала.
– Ты же представляешь, что сделает Джеральд, правда? Если застукает меня?
– Ничего он не сделает, потому что ему придется иметь дело со мной. Так что не думай.
Она снова помолчала.
– Ты вернешься в воскресенье?
– Не знаю. Если не вернусь, ты сама заберешь вещи у Мориса.
– А когда ты предупредишь меня?
– Не знаю. В субботу. Я позвоню Морису.
– Как насчет Дорин?
– Еще не знаю.
– Джек, ты хочешь, чтобы она поехала с нами?
– Не знаю.
– Надеюсь, Джек, ты думал об этом.
– Думал, – сказал я. – Короче, я позвоню в субботу.
– Джек, будь осторожен. Джеральд может создать тебе большие проблемы.
– Знаю. Неужели ты обо мне такого плохого мнения?
– Ладно, – проговорила Одри. – Все же попытайся вернуться в воскресенье. Кто знает, как все сложится.
– Я попытаюсь, – сказал я и положил трубку.
* * *
Я постучал в дверь пансиона. Когда владелица открыла мне, я сказал:– Здравствуйте, я смог приехать раньше, чем мы договаривались. Надеюсь, я не нарушил ваши планы?
– Для меня нет никакой разницы, – ответила она.
– Отлично, – сказал я.
Она смотрела мне вслед, пока я поднимался наверх.
– Полагаю, вы намерены немного отдохнуть, – сказала она.
Я принял предложенную ею игру и повернулся, добравшись до верхней ступеньки.
– Не исключено, – сказал я.
На ее лице впервые появилось некое подобие улыбки. Очевидно, ей нравилось думать то, что она думала.
– Я собираюсь заварить чай, – сообщила она. – Вам принести?
– О да, пожалуйста, – ответил я. – Вы очень добры.
Я прошел в комнату, лег на кровать и закурил. Через несколько минут дверь открылась. Хозяйка подошла к столику у кровати и поставила на него поднос с чаем. Я приподнялся на локте и взял чашку. Она села на стул напротив кровати, сложила на груди руки и закинула ногу на ногу. Я видел резинки ее чулок, и она знала, что я это вижу, поэтому я спокойно поглядывал поверх чашки.
– Вот, – сказал я, – уже лучше.
– Вам это просто необходимо, – сказала она.
– Очень верно, – согласился я, – очень верно.
Хозяйка снова усмехнулась. Она довольно долго сидела напротив меня и усмехалась, потом раздвинула ноги так, чтобы я мог видеть ее трусики. Трусики оказались довольно свободными. Они были ярко-зелеными с белым кружевом. И выглядели новыми. Она наблюдала за тем, как я разглядываю ее, затем встала.
– Что ж, – сказала она, – не буду вам мешать. Отдыхайте.
– Спасибо, – поблагодарил я. Она открыла дверь.
– Вы сегодня куда-нибудь пойдете? – спросила она.
– Да, наверное, – ответил я.
– Если вы вернетесь не очень поздно, хотите, я приготовлю вам ужин.
– Это очень великодушно с вашей стороны, – сказал я.
Она больше ничего не сказала и закрыла за собой дверь.
* * *
Половина седьмого вечера, пятница. Слишком поздно для возвращения с работы и слишком рано для того, чтобы начать напиваться. Сейчас в пабах сидят только рабочие, транжиря свою зарплату на выпивку.Я ехал по Хай-стрит. Встречных машин почти не было. Слабый ветер загонял остатки солнца в длинные тени. Я проехал мимо «Вулворта», «Британского дома», «Миллета», «Уиллерби». Мимо кинотеатра «Эссольдо», аптеки «Прайсрайт» и пустого здания на окраине и вдруг оказался за городом. Я ехал по дороге, которая поднималась к холмам. По обе стороны от меня на фоне темно-оранжевого неба темнели громады сталелитейных заводов. Подъем становился все круче. Я сбавил скорость и, стараясь держаться ближе к середине шоссе, то и дело поглядывал направо. Здесь. Именно здесь. Я съехал на левую обочину, заглушил двигатель и вышел.
Я ожидал, что в этом месте усиливающийся ветер будет шуметь в ушах гораздо громче. Стремительно темнело. Я пересек шоссе. Сразу за поросшей травой обочиной росла живая изгородь, а за изгородью, привалившись к кустам, стоял старый забор. На траве были четко видны следы от колес, в изгороди зияла дыра, а на земле валялось несколько поломанных штакетин. Я прошел через дыру в изгороди и посмотрел вниз.
Это был скорее крутой склон, чем обрыв. Он тянулся вниз примерно на сто пятьдесят футов и кончался на залитом водой дне давно заброшенного карьера, где когда-то добывали песчаник. Из-за торчащих в воде сотен островков песчаника карьер казался огромным. Островки казались больше, чем на самом деле, так как их не с чем было сравнить, только с ровной гладью воды. Они были продолговаты – их длина раз в двадцать превышала ширину, с крутыми склонами и образовывали полумесяцы вдоль всего берега. В темноте это было похоже на свалку оберток от шоколадок «Тоблерон».
Машину уже убрали. Ничто не указывало на то, что она когда-то была на дне карьера. Я повернулся и еще раз прикинул, по какой траектории должна была двигаться машина, чтобы проломить изгородь. Судя по всему, он ехал с вершины холма в сторону города, следовательно, выпить он мог в одной из близлежащих деревушек. Только вот Фрэнк никогда бы этого не сделал. Если бы он собирался выпить, причем так много (кстати, это тоже вопрос), то никогда не уехал бы из города. Он мог бы отправиться на окраину, но только не за город.
Я вернулся к машине и сел на водительское сиденье. Не знаю, зачем я сюда приехал. Наверное, просто чтобы посмотреть. Посмотреть на то, как это выглядит.
Я поехал вниз, к городу. Я ехал и думал, что сегодняшний вечер нужно провести в «Сесиле». Они знают, что я в городе. Мое появление в пабе заставит их гадать, почему я не поехал домой. Они подумают, что я что-то знаю, и решат, будто я приехал не только на похороны. Они заметят, если Кейт мне подмигнет.
Они увидят нас вместе, скрутят его и будут пытать до тех пор, пока он все им не расскажет. Ему, конечно, придется несладко, зато я узнаю то, что мне надо узнать. Кейт выведет меня на тех, кто мучил его, и оттуда я смогу куда-нибудь добраться. Туда, куда Джеральду и Лесу так не хочется меня пускать. Я вспомнил, что было сказано в квартире Джеральда перед моим отъездом. Они оба были там. Джеральд, в брюках в мелкую клетку и в лиловой рубашке, сидел за бюро спиной к венецианскому окну, из которого открывался вид на Белсайз-парк и торговый центр «Камден-таун». Лес, одетый в вельветовый костюм, пристроился на краю письменного стола и листал «Панч». Я сидел на обитом кожей стуле с круглым сиденьем и спинкой, которую украшал узор, выполненный мебельными гвоздями с широкими шляпками. Одри угостила всех напитками. Она была одета в юбку-брюки и блузку с оборками, нечто в стиле Попа Пэйсли. Я смотрел на нее и пытался представить, что произошло бы, если бы Джеральд узнал, что в это же самое время, только через неделю, я буду трахать ее не у него под носом, а в трех тысячах миль отсюда. Джеральд тогда сказал:
– Уверен, Джек, ты ошибаешься. Я не могу заставить себя смотреть на это с твоей точки зрения. Уверен, все именно так, как видится.
– Уж очень сильно несет дерьмом, Джеральд. Вонь такая сильная, что долетает с севера, проникает сквозь твой кондиционер и бьет мне прямо в нос.
– Ну-у, – протянул он, – если ты чувствуешь, что прав, если ты полностью в этом уверен, то что собираешься делать?
– Я же еду на похороны, не так ли?
– Да, едешь. А что потом?
– Выясню, кто что знает.
– Продолжаешь вынюхивать?
– Именно.
– Знаешь, Джек, если Фрэнк во что-то вляпался и его за это прикончили, то, готов спорить, легавым это известно. А они говорят, что была простая авария. Если авария была подстроена, значит, они решили молчать, так как в дело замешан кто-то со связями.
– Вполне вероятно.
Наступило молчание.
– Конечно, – продолжал Джеральд, – если так, то в городе есть всего два или три человека со столь мощными связями.
– Именно.
Опять молчание.
– Ты, естественно, понимаешь, насколько нам важны наши деловые отношения с определенными людьми, проживающими в твоем родном городе?
– Я тебя умоляю!
– Да, верно. Джек, я прошу об одном: думай. Что бы ты там ни узнал – думай. Я не хочу, чтобы наш бизнес и мы сами оказались в затруднительном положении.
– Ведь тебе, Джеральд, ничего не известно, не так ли?
– Джек…
Снова молчание.
– Могу сказать одно: все они узнают о твоем приезде. А это значит, что у тебя возникнут неприятности. С одними – не страшно. С другими же… гм… если нам придется выручать тебя, то мы тем самым здорово испортим ситуацию. Если у тебя появятся проблемы и нам придется разбираться, ты уже будешь непригоден для той работы, что выполняешь сейчас. Согласен?
– Как-нибудь переживу.
– Конечно переживешь. Однако я все равно надеюсь, что ты ничего не натворишь.
Лес, продолжавший листать свой чертов «Панч», сказал:
– Один момент, Джек. Если действительно что-то произошло и если легавые действительно о чем-то умалчивают, а ты приедешь и поднимешь шум, они могут решить, что должны предпринять какие-то шаги. Ну, ты понимаешь. Они не любят тех, кто уезжает из своего родного города, потом возвращается и делает что хочет.
– Да, – поддержал его Джеральд. – Все это может попасть в газеты, и тогда им придется что-то делать.
– Я знаю, – сказал я, – поэтому не надо меня предупреждать.
Опять молчание. Наконец Джеральд сказал:
– Вот что, Джек: ты хорошо работаешь на нас. Я не утверждаю, что мы не сможем обойтись без тебя, но, если понадобится подыскивать тебе замену, нам придется столкнуться с определенными сложностями, а это нам ни к чему.
Я ничего не сказал.
– Короче, как бы ты ни смотрел на ситуацию, думай, прежде чем принимать важное решение. Например, насчет поездки на похороны.
Он вынужден был улыбнуться, чтобы последние слова прозвучали как шутка, а не как угроза.
Я припарковал машину на стоянке перед «Сесилом» и вошел в паб не через боковую, а через парадную дверь.
Я направился к бару. Кейт работал за стойкой на четвертой от меня группе кранов. Он посмотрел на меня. Я кивнул ему. Он отвернулся. Перед ним я должен был играть в секретность, чтобы у него не возникли вопросы.
Я заказал напитки и встал облокотившись на стойку, чтобы видеть всех посетителей. Поток людей не иссякал: одни входили, другие выходили. Ничего не изменилось.
Двойная дверь распахнулась, и в паб вошел мужчина.
Он был высок и худощав, даже тощ, с темными волосами. Мужчину отличала гордая осанка, он шел с царственным видом, держа одну руку в кармане пиджака. В другой руке у него была сигарета, он небрежно сжимал ее двумя пальцами. На нем был двубортный костюм из синего сержа, очень похожий на те, что обычно носят шоферы, на пиджаке сверкали серебряные пуговицы.
Это был мой давний знакомец Эрик Пэйс. «Вот так встреча», – подумал я.
Он подошел к бару, делая вид, будто не видит меня – на самом деле он заметил меня, как только переступил порог, если не раньше.
Он принялся делать заказ, а я взял свои стаканы и пошел к нему. Я дал ему минуту на то, чтобы отсчитать деньги. Все это время он продолжал притворяться.
– Привет, Эрик.
Он повернулся. Его правая бровь приподнялась на одну восьмую дюйма – предполагалось, что таким образом он изображает изумление.
– Бог мой, – сказал он.
Я улыбнулся.
– Джек Картер, – сказал он.
В его голосе слышалась та же степень удивления, что и отражалась на лице.
– Эрик, – сказал я, – Эрик Пэйс.
Он спрятал деньги в карман.
– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал он.
– О, – сказал я, – разве ты забыл, что это мой родной город?
– Ну и ну, черт возьми! – сказал он. – Никогда не знал об этом.
– Забавно, правда, – сказал я.
– И что ты здесь делаешь? Приехал в отпуск?
– К родственникам.
– К родственникам, да? Отлично.
– Отлично. Если бы они были живы.
– Что ты имеешь в виду?
– Тяжелая утрата. Смерть в семье.
– О, какая досада. Надеюсь, ничего серьезного?
Надо отдать ему должное: его лицо не дрогнуло, как у игрока в покер.
– Да, – ответил я. – Мой брат. Автокатастрофа.
– О господи, – сказал он. – Какая жалость! Это тот парень, что свалился в карьер? В понедельник?
– Именно тот.
– Нет! Будь я проклят! Не верится. Я прочитал об этом в вечерней газете во вторник. Ну, я прочитал имя, но мне и в голову не пришло…
– Мир тесен, – сказал я. Он выпил.
– Еще по одной? – предложил я. Он посмотрел в свой стакан.
– Гм, не следовало бы, – сказал он.
Я сделал заказ. Когда принесли выпивку, я сказал:
– Может, сядем за столик?
– Ну… – начал он.
– Пошли, – позвал я, – поговорим о былых временах.
Я прошел к столику в дальней части паба. Эрик устроил целый спектакль, решая, идти со мной или нет. В конечном итоге он присоединился ко мне, в чем я не сомневался.
Мы сели.
– Твое здоровье, – сказал я.
Он кивнул и выпил. Я посмотрел на него.
Он выглядел точно так же, как в нашу последнюю встречу. Пять лет назад. В кабинете Гамбургского клуба рядом с Прид-стрит. Он стоял позади Джимми-Валлийца, сидевшего за антикварным письменным столом. Стол был не его, а Тони Пиннера, который просто усадил его на это место, и Валлиец трясся и обливался потом, как жирная свинья. Хотя почему «как», он на самом деле был жирной свиньей. Я, Джок Митчелл и Тед Шаксмит стояли по другую сторону стола. Сестра Джимми-Валлийца, подружка Эрика, лежала на полу и плакала – она плакала с тех пор, как Джок сбил ее с ног, надеясь тем самым прекратить визги. У Джимми не осталось помощников, потому что пять минут назад за триста фунтов трое из них начали работать на нас, а четвертый валялся в туалете и уже ни на кого не работал.
– Джимми, ты остался без работы, – сказал я. – Как там поживает раскорчевка? Придется тебе освежить навыки.
– В чем дело? – выдавил он из себя.
– Во всем, – ответил я. – Клуб больше не принадлежит Тони. И «Матадор» тоже, и «Манхэттен», и «Чертово колесо». Они теперь принадлежат другим лицам, которые поручили мне сообщить тебе, что с сегодняшнего вечера этим балаганом будет управлять другой.
Джимми задумался. Его потоотделение усилилось. Наконец он сказал:
– Я не могу уйти. Тони убьет меня. Ты же сам знаешь.
Я улыбнулся ему.
– Убирайся, Джимми. Тони ты больше не интересуешь.
Некоторое время он сидел неподвижно, потом вдруг вскочил из-за стола, едва не опрокинув стул, и быстро пошел к двери. Его сестра со стоном потянулась к нему, но он даже не повернул головы и просто перешагнул через нее. Когда дверь за ним закрылась, я сказал:
– Эрик, остался только ты.
– И девчонка, – добавил Джок.
– А что с остальными? – спросил Эрик.
– Семьдесят пять процентов работают на нас.
– А я?
– Джеральд не забыл Чизуик. Он просил напомнить тебе.
Эрик побледнел. Его лицо приобрело оттенок лимонада.
– Знаешь ли, у жены Джеральда все еще сохранились отметины. Должен признаться, места для них выбраны очень разумно.
– Джек знает, – добавил Джок и пожалел о своих словах, потому что я многозначительно посмотрел на него.
– Это она, – сказал Эрик, указывая на девушку на полу. – Это она так захотела. Ты же знаешь, мне велели спрятать ее и запугать, заставить Джеральда поволноваться. А отметины – ее рук дело.
– Конечно, Эрик. Допустим, что это правда. Разве ты не мог остановить ее, а?
– Нет, – ответил он. – Нет, не мог. Там был Лопата-Уэс. Он подбил ее. Я ничего не мог сделать. Честное слово.
– Мы уже поговорили с Уэсом, – сказал я. – Он утверждает, что вы действовали вдвоем.
– Тогда спросите жену Джеральда. Она расскажет.
– Одри, – позвал я.
Одри вошла в комнату. Лицо Эрика стало совсем белым, даже желтизна исчезла.
– Как все было, Одри?
Одри посмотрела на девушку на полу, которая пыталась заползти под стол.
– Вот, – сказала она. – Мне нужна она.
– Да, знаю, – сказал я. – Знаю, что нужна. Но как же правда? Расскажи все. Ведь если Джеральд узнает, что ты была здесь…
– Мне нужна она, – повторила Одри. – Он может смотреть. Или пусть займет ее место.
Мы все взглянули на Эрика. Тот даже не шевельнулся.
– Итак, – сказал я.
Одри села на край письменного стола и вытащила сигарету. Джок и Тед подняли девушку, ловко и быстро раздели ее, усадили в кресло Джимми и привязали поясом от ее же платья.
– Эрик, – взмолилась она. – Пожалуйста!
Эрик продолжал неподвижно стоять там, где мы увидели его, когда вошли в кабинет. После всего мы выпустили его, и с тех пор никто в городе его не видел. Судя по тому, с каким лицом он выходил из кабинета, он намеревался устроить себе долгие-долгие каникулы.
На том и закончилась его карьера. А теперь он стал шофером в моем родном городе. Спокойно беседует со мной. Ничего не боится. Очевидно, он работает на какую-нибудь шишку, поэтому не боится меня. Он чувствует себя дома. А я – из чужаков. Если он знает что-нибудь, если имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка – надеюсь, что имеет, – то держится он великолепно. Невозмутимо. Очевидно, он ощущает чью-то поддержку и может позволить себе не трястись. И пить со мной. «Эх, Эрик, – подумал я, – надеюсь, ты поможешь мне. Очень надеюсь».
– Ну, Эрик, – сказал я, – мир действительно тесен, верно?
Он кивнул.
– Забавно, правда: я работаю в Лондоне и лишь изредка приезжаю в родной город, а ты работаешь в моем родном городе, а в своем – не живешь.
– Да, забавно.
– Эрик, так на кого ты работаешь?
Он искоса поглядел на меня, улыбнулся и фыркнул, тем самым давая понять, что я, должно быть, спятил.
Я тоже улыбнулся.
– Я дружу с законом, – сказал он. – Посмотри на меня: уважаемый человек.
– Ладно тебе, – сказал я. – Так на кого? Вариантов всего три.
Продолжая улыбаться и глядя в стакан с пивом, он покачал головой.
– Рейнер?
Улыбка стала шире.
– Брамби?
Он энергичнее покачал головой.
– Киннор?
Улыбка стала широченной. Он устремил взгляд на меня. Я улыбнулся в ответ.
– Зачем тебе это?
– Мне? Ни за чем, Эрик. Просто любопытно.
– Любопытство до добра не доводит.
Я рассмеялся и похлопал его но коленке.
– Значит, дела у тебя, Эрик, идут нормально, – сказал я. – И зарабатываешь ты хорошо.
– Неплохо.
– А перспективы? Продвижение по служебной лестнице?
Он снова улыбнулся.
Я сжал его коленку и улыбнулся в ответ.
– Ладно, Эрик, – сказал я. – Все в порядке.
Я выпил.
– Когда были похороны? – спросил он.
– Сегодня, – ответил я.
– О, – протянул он с таким видом, будто не знал об этом. Если он оказался здесь именно по той причине, по которой нужно мне, то обязательно знал о похоронах. Не исключено, что ему известно, какого цвета у меня подтяжки.
– Значит, ты скоро уедешь обратно, – сказал он.
– Да, очень скоро. В воскресенье или понедельник.
Нужно сделать небольшую уборку. В делах. Ты понимаешь. Вряд ли позже, чем в понедельник.
– А, – проговорил Эрик.
Пока мы беседовали, на сцене уже появился оркестр: старый толстый барабанщик в старом смокинге и парень с электрической бас-гитарой. За электроорганом, оснащенным всяческими примочками, сидел лысый мужчина с лоснящимся лицом, в синем пуловере с вырезом и с зеленым галстуком. Они начали с «Я – тигр».
Я встал.
– Схожу в туалет, – сказал я. – Вернусь через минуту.
Эрик кивнул.
Я пробрался между столиками и зашел в мужской туалет. Постояв там с минуту, я слева от себя открыл дверь, которая вела на стоянку.
Опять шел дождь. В лужах отражался синий неоновый свет. Эрик стоял рядом с «роллс-ройсом» и смотрел в сторону паба. Выждав еще несколько секунд, он сел в машину и завел двигатель. Как только он выехал со стоянки на улицу, я побежал к своей машине. Тем временем Эрик свернул налево и поехал но Хай-стрит.
Я быстро завел машину и через другой выезд выехал со стоянки на Олленби-стрит, которая шла параллельно Хай-стрит.
Три перекрестка я проскочил не притормаживая. У меня просто не было времени. Я гнал со скоростью шестьдесят. Я повернул направо. Впереди, в пятидесяти ярдах, была Хай-стрит. Я доехал до светофора. Горел желтый. Я остановился. Машины на Хай-стрит тронулись с места и поехали мимо меня.
Одним из последних перекресток проехал «роллс».
Светофор переключился. Я поспешно повернул за угол. Эрик оказался в трех машинах от меня. Отлично. Так и будем держаться.
Мне было очень интересно, куда он едет. Если он пришел в «Сесил», чтобы прощупать меня, значит, сейчас он едет докладывать кому-то, а мне очень хотелось знать, кому именно. Возможно, ему велели лишь обозначить свое присутствие, дать мне понять, что они знают о моем приезде и пойдут на все, если я стану им мешать. Но и при таком раскладе он может ехать к кому-то с докладом. Конечно, наша встреча могла быть случайной, зато теперь он знает, что я в городе. И скоро об этом узнают все важные шишки. А те шишки, которые не причастны к убийству Фрэнка, поймут, кто именно причастен. И вообще, если отбросить все это в сторону, очень интересно узнать, на кого же работает Эрик. Он не пылает ко мне большой любовью, но тот, кто нанял его, любит меня еще меньше, потому что я чужой в родном городе. С Фрэнком или без, они будут счастливы проводить меня на вокзал и пожелать доброго пути.
На вершине холма, там, где Хай-стрит официально становится Сити-роуд, Эрик повернул налево. Дорога снова пошла в гору. Теперь она вилась среди живописных окраин, заселенных городскими богачами. Дома в георгианском стиле украшали мягкие лужайки, строгие ряды деревьев и изящно подстриженные кусты.
Эрик еще раз повернул налево на узенькую улочку, исчезающую между двумя рядами густых зарослей. На указателе у поворота значилось: «Казино». Я проехал мимо поворота, чтобы дать Эрику время, затем развернулся и проехал за ним. Дорога была узкой, на ней с трудом могли разъехаться две машины – ширину ограничивали деревья. На гравиевой стоянке было много машин. За стоянкой я увидел «Казино». По стилю это была новая версия Юстонского вокзала в Лондоне. Сплошное стекло. Часть второго этажа выделена в пентхаус. Море слепящего света. Кирпичная кладка, под фермерский дом. И вероятно, худшее пиво в радиусе семидесяти миль.
«Роллс» стоял на месте для почетных гостей.
Припарковав машину, я направился к стеклянному входу и прошел в огромное фойе мимо швейцара в ливрее а-ля Том Арнольд[4]. Там было всего два вышибалы, по одному в каждом конце, как зажимы на подставке для книг. Они позволили мне пройти только до конторки администратора. Мужчина за стойкой выглядел так, будто его перевели сюда из «Бинго-шоу». В молодые годы он, вероятно, пел в провинциальных танцзалах.