Страница:
— Неплохая идея! — крикнул Конев. Он последовал примеру Гринберга. Еще один ряд падений, еще раз отброшенные лестницы.
— Было бы неплохо иметь побольше зарядов. — Гринберг проверил обойму. — Я расстрелял уже половину.
— А я восемь, — откликнулся Конев.
Марии нигде не было видно. Гринберг надеялся, что ее не убило во время обстрела. И еще ему хотелось надеяться, что его самого тоже не убьют.
— Лестницы!
Этот крик раздался сразу с двух направлений. Капитан посмотрел на небо. Тень Л’Рау затмила уже более половины луны, но полностью она закроется не раньше чем через час.
— Лестницы!
Этот крик раздался достаточно далеко.
Щелчок-хлопок-шипение-щелчок. Теперь Гринберг слышал это т’кайское слово достаточно часто, чтобы понять его и без переводчика, хотя для того чтобы произнести его, ему все равно понадобилась бы электроника.
— Лес… — На этот раз крик внезапно оборвался после
щелчок-хлопок… Похоже, стрела нашла свою цель. М’саки бросили все свои силы в атаку. Гринберг забеспокоился. Дженнифер не учла возможности того, что Д’Опт падет раньше, чем окончится затмение. Не учел этого и он. Эта ошибка могла стать последней в его жизни.
Он желал бы первым забраться на лестницу и ворваться в Д’Опт. Оставаться сзади, пока его воины сделают свою работу, было самой тяжелой обязанностью вождя. Он поправил себя, нет, самой тяжелой обязанностью было знать, что ты обязан оставаться сзади и в то же время принуждать других идти в самое пекло, можно сказать, на убой.
Если его это волнует, удивился он самому себе, то, может, он стал цивилизованным? Он нашел эту идею нелепой, подумав, что просто немного переутомился.
Двумя глазами он критически окинул поле битвы, третий повернул к З’Йону, обрезавшему замечательный панцирь м’сака так, чтобы не оставалось острых краев, которые могли бы повредить мягкие ткани. Четвертый его глаз, как обычно большую часть ночи, смотрел на луну. С каждой минутой светящаяся часть становилась все меньше.
— Ты был прав, шаман, — сказал он, с его стороны это была огромная уступка. Но даже вождь чувствовал себя маленьким и незначительным, когда естественный порядок мироздания переворачивался вверх дном.
З’Йон не отвечал, пока не закончил свою работу. Окажись его предсказание неверным, он не осмелился бы на такую вольность. То, что с ним случилось бы, окажись он не прав, во всех случаях было бы неприятным зрелищем. Шаман надеялся, что его голос прозвучал скорее небрежно, чем облегченно, когда он сказал:
— Да, кажется, так.
— Воины хорошо знают, что знаменует предстоящее чудо, — продолжал В’Зек. — Они храбро сражаются. Я думаю, они захватят городские ворота не позже, чем челюсти небесного ф’ноя целиком заглотят луну. Ты правильно поступил, растолковав воинам предстоящее событие, это, я думаю, подняло их боевой дух.
— Я лишь выполнил ваше приказание, мой господин. — З’Йон ощутил покалывание в говорящих глазах, вспомнив недавно испытанный страх. Очередная лестница, как раз напротив того места, где стояли шаман и вождь, опрокинулась. Раненые м’саки от боли молотили ногами по воздуху. Один лежал неподвижно. — Эти там, в городе, тоже неплохо сражаются
— Несомненно, вожди вместе с мягкотелыми задурманили их всяким вздором так, что они не осознают нашего могущества, — презрительно сказал В’Зек и указал клешней: — Смотри туда! Сейчас мои воины захватят часть стены! Уверен, т’кайцы долго не протянут.
— Конечно, нет, мой господин. — З’Йон предпочитал не вспоминать о том случае с молтингсами, возможно, он бы не испытывал этих приступов малодушия, будь он столь же возбужден, как и В’Зек. Шаман попытался подавить мучившие его сомнения. Ему ведь приходилось ошибаться и раньше, и довольно часто.
На небе остался лишь крошечный кусочек луны. В’Зек закричал, перекрывая шум битвы:
— Мы уже держим победу в своих клешнях! Ударьте сильнее, и Т’Каи падет. Небо предвещает нам победу!
— Небо предвещает нам победу! — подхватили его воины и удвоили свои усилия Тусклый красный свет затруднял наблюдение за сражением, но вопль сирен со стен указывал места, где м’саки бросали в бой свежие силы. В конце концов З’Йон решил, что и на этот раз ошибся.
— Пришла очередь Дженнифер, — пробормотал Гринберг себе под нос. — Давай разворачивай свои штуковины, иначе развернуться придется т’кайцам.
Последовавшая пауза длилась довольно долго, и ее уже нельзя было списать на одну только скорость света. Капитан, посылая на голову Дженнифер все проклятия, которые только смог вспомнить, нажимал на кнопку вызова. Как бы он хотел завязать этот чертов ридер вокруг ее шеи. Он уже принялся строить более изощренные планы расправы с Дженнифер, как вдруг раздался ее голос:
— Прием.
Он проверил по часам: прошло менее пятнадцати секунд. Очевидно, она решила сперва запустить программу, а затем уже ответить. Гринберг чувствовал себя пристыженным. В пылу сражения он совсем потерял ощущение времени.
Он надеялся, что ждать результатов не придется слишком долго. Т’кайские воины отчаянно сражались с м’саками, захватившими два или три плацдарма на вершине стены. Т’кайцы пытались не допустить того, чтобы враг прорвался в Д’Опт. Если они сейчас отступят, то уже ничто не сможет их спасти. Но прикажи он Дженнифер начинать до того, как затмение станет полным, вся ее задумка могла обернуться пшиком.
Впрочем, промедли они, исход будет тот же. Он гадал, сколько времени займет вся эта процедура на «Летящем фестоне». Наконец решив — пора, он включил запись, загруженную в его переводчик. Усилители вдоль стены наполнили поле битвы грохотом, в сравнении с которым все крики В’Зека казались тихим шепотом.
— Истинные небеса провозглашают славу Т’Каи! Сомневающиеся, обратите свой взор к небу, и вы сами увидите истину!
Запись повторялась снова и снова. В перерывах между сообщениями капитан слышал то, что он так надеялся услышать — тишину. И т’кайцы, и м’саки устремили свои взоры к небу.
— Черт возьми, Дженнифер, поторопись, — прошептал Гринберг. Он позаботился, чтобы переводчик не переводил эти его слова.
— … Обратите свой взор к небу, и вы сами увидите истину!
Возможно, для того, чтобы запугать войска м’саков, было достаточно уже этого рева, так как раньше они никогда его не слышали. «Еще один трюк мягкотелых, — подумал В’Зек, — который так же глуп, как и остальные их трюки» Тем не менее он тоже смотрел вверх Им это не поможет, несмотря на этот назойливый голос, вновь и вновь ударяющий по его барабанным перепонкам, Луна останется тусклой и бронзовой, пусть загадочной, но такой, как всегда.
В’Зек раскатисто рассмеялся. И последний их обман провалился. Никто, кроме небесного ф’ноя не мог причинить зла луне.
— Ложь! — кричал В’Зек. — Ложь!
И в то время, как он кричал это, луна начала меняться.
Все используют световые паруса для единственной цели — отражения фотонов. Никого не интересует, что происходит с ними потом. Но Дженнифер не умела думать как все. Она скривила губы — в этом, можно не сомневаться, они с Гринбергом единодушны.
Она сообразила, что световой парус можно использовать и как зеркало. И при помощи корабельных роботов изготовила из него зеркало очень необычной формы.
У нее уже давно все было готово. Конечно, когда ее вызывал Гринберг, она читала, но она не потеряла ни секунды, сходу приступив к делу. Требовалось наклонить зеркало на пару градусов, так, чтобы отражаемый им свет осветил спутник Л’Pay.
Как только Дженнифер убедилась, что роботы все сделали правильно, она вернулась к чтению книги «Человек, продавший Луну».
Но вот край луны, которая должна была оставаться бронзово-тусклой еще по крайней мере час, окрасился в золотистый цвет.
Гораздо быстрее, чем двигалась тень Л’Рау, сияющая клешня — эмблема Т’Каи перемещалась по диску луны на полагавшееся ей место в центре.
Воодушевленные воины конфедерации с новыми силами обрушились на своих врагов. Люди обещали чудо, но Гринберг знал, что верили в это немногие.
Что касается м’саков…
— Спасайтесь! — кричал Гринберг в транслятор. — Спасайтесь, пока гнев небес не покарал вас! — Варварам требовался лишь небольшой толчок.
Нижние челюсти вождя лязгнули в неистовой ярости. Только что он управлял армией, удовлетворявшей даже его строгим требованиям. Теперь это была всего лишь толпа, охваченная паникой.
— Остановитесь! — вновь заорал он. — Если мы остановимся, завтра мы победим.
— Они не остановятся, — тихо сказал З’Йон. Даже шаман, проклятия на его голову, смотрел в небо тремя глазами.
— А завтра здесь будут засады за каждым деревом, за каждой скалой. Раньше мы внушали т’кайцам страх. Но теперь можно считать, что нам повезет, если удастся прорваться назад, в свои леса.
Говорящие глаза В’Зека угрюмо опустились. Шаман как всегда прав. М’саки должны идти на каждое сражение,
зная, что эти изнеженные южане никогда не смогут противостоять им. И до сих пор южане, действительно, не могли. Но теперь, теперь т’кайцы, проклятие на их головы,
знали: даже небеса за них. И что еще хуже, так считали и его воины.
Он обернулся к З’Йону.
— Почему ты не предупредил меня?
— Мой господин! — запротестовал З’Йон, вытаскивая дощечку для гадания. На самом деле она была нужна ему лишь для того, чтобы помочь выложить правду. — Мой господин, я предупреждал вас, молтингсы указывают, нужно быть осторожным…
— Чума возьми эти молтингсы! — В’Зек прыгнул на шамана, и его клешня, вооруженная боевым топором, пробила насквозь панцирь З’Йона, как раз чуть-чуть левее центральной пары говорящих глаз. З’Йон был мертв еще до того, как его панцирь коснулся земли.
В’Зек ухватился за ручку к вытащил топор. Он понял, что убийство З’Йона ничего не решало, слова шамана были правдой. Так или иначе у него больше не оставалось доводов, которые могли бы убедить его армию. И, чуть помешкав, В’Зек последовал примеру своей побитой, напуганной армии, бежавшей на север.
До тех пор пока небесный ф’ной, начавший ослаблять свои объятия, удерживал луну, ненавистная эмблема Т’Каи ослепительно сверкала над ними. Но она осталась навсегда выжженным клеймом в их душах. Как и предсказывал З’Йон — еще одна горькая правда, — немногие добрались домой.
— Обратно в университет, — мечтательно промурлыкала Дженнифер.
Бернард Гринберг услышал ее. Он усмехнулся.
— Я и сам не хотел потерять Л’Рау. Я уже говорил. Во всяком случае ты придумала, как сотворить чудо, и тебе удалось это сделать. Ты хорошо поработала.
С тех пор как Дженнифер в последний раз посадила «Летящий фестон» на планету, капитан разговаривал с ней не так, как прежде. В тот раз он расцеловал ее, тогда как раньше, казалось, едва ее замечал, словно какой-нибудь ненужный инструмент. «Теперь я больше не мешаю», — осознала она. Она показала себя настоящим членом экипажа. И этот поцелуй, означавший, что она принята в члены экипажа, стоил сотни тех, которые мужчины пытались запечатлеть на ее привлекательном лице.
— Если говорить о чудесах, это затмение было видно всему полушарию, — заметил Конев. — Интересно, какое воздействие оно оказало на тех ж’буров, которые никогда не слышали о Т’Каи?
Отпив глоток корабельной водки, он впервые не пожаловался на ее качество, что лучше всяких слов говорило об испытываемом им облегчении.
— Дав последующим поколениям писателей и ученых что-либо новое, не стоит беспокоиться о том, пригодится ли это им, — вступила в разговор Мария. Ее движения были медленными и аккуратными. Рентгеновские лучи показали, что, к счастью, у нее был лишь огромный синяк на плече, результат попадания камня. Ключица была цела. Левой рукой она подняла рюмку. — О чем тут говорить, выпьем за ученого, который спас нас. — Она выпила.
— И за прибыль, — сказал Конев и выпил. — И за цивилизацию и рынок, спасенные для нашей дальнейшей торговли.
Дженнифер почувствовала, что ее щеки начинают розоветь. Она тоже выпила. После этого даже уши ее запылали.
— Тост! — потребовала Мария, что заставило Дженнифер поперхнуться и закашляться.
— С удовольствием постучу тебе по спине, — галантно предложил Гринберг. — С тобой все в порядке? — И после ее утвердительного кивка усмехнулся. — Хорошо, потому что мне тоже хотелось бы услышать твой тост.
— Я не умею произносить тосты, — сказала Дженнифер со своей обычной нерешительностью. И, чуть помедлив, добавила: — Я просто рада, что мы нашли выход из положения… И очень приятно лететь домой.
— И нам тоже, верно? — воскликнул Гринберг. Конев и Мария снова наполнили свои стаканы в молчаливом одобрении.
Капитан выпил, после чего спросил:
— Чем ты собираешься заняться после возвращения?
— Что ж, наверное, вернусь в университет, на свой факультет, и продолжу работу над диссертацией, — ответила Дженнифер, удивленная вопросом. — Что же мне еще делать?
— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы слетать с нами еще разок?
— Почему ты надумал пригласить меня? — спросила Дженнифер.
Она вовсе не была ослеплена тем, что происходило вокруг нее, и далеко не так глупа. Более того, она догадывалась, Гринберг должен был испытывать соблазн оставить ее на Л’Pay.
Но сейчас он сказал:
— Потому что успех сопутствует удачливому. Ты знаешь, этот твой маленький удачный ход принес тебе звание рядового и долю в прибыли вместо простой оплаты. И с твоей… э-э-э… академической подготовкой… — Дженнифер полагала, что ему следовало сказать: «бесполезной академической подготовкой», — ты была бы полезна и впредь. Кто знает? Ты могла бы выдумать какой-нибудь трюк еще похлеще.
— Неужели ты действительно так думаешь? — Она не верила своим ушам.
— Конечно, — подтвердил Гринберг.
— Мы были бы рады и впредь видеть тебя среди нас, — согласилась Мария.
Конев утвердительно кивнул.
— Спасибо вам всем. Я даже не могу выразить, как я вам благодарна. — Она повернулась к Гринбергу и поцеловала его. И когда он обнял ее за талию, Дженнифер почувствовала, что ничего не имеет против. Но она все же покачала головой. — Одного раза мне вполне достаточно. Я в этом уверена. Университетский костюм мне идет больше.
— Хорошо, — согласился Гринберг. — Понятно, но в любом случае ты получишь звание рядового. Ты заслужила его, независимо от того, захочешь ты этим воспользоваться или нет.
— Спасибо, — повторила она. — Это очень любезно с вашей стороны. Я не могу отвергнуть такое предложение. Но пусть вас не беспокоит, что я когда-нибудь воспользуюсь вашим любезным предложением.
— Конечно, нет, — согласился Гринберг.
Дженнифер лукаво взглянула на него. Как капитану торговцев, ему часто приходилось убеждать других сделать так, как хотел он. «Нет, в этот раз, у тебя ничего не выйдет», — подумала она.
— Было бы неплохо иметь побольше зарядов. — Гринберг проверил обойму. — Я расстрелял уже половину.
— А я восемь, — откликнулся Конев.
Марии нигде не было видно. Гринберг надеялся, что ее не убило во время обстрела. И еще ему хотелось надеяться, что его самого тоже не убьют.
— Лестницы!
Этот крик раздался сразу с двух направлений. Капитан посмотрел на небо. Тень Л’Рау затмила уже более половины луны, но полностью она закроется не раньше чем через час.
— Лестницы!
Этот крик раздался достаточно далеко.
Щелчок-хлопок-шипение-щелчок. Теперь Гринберг слышал это т’кайское слово достаточно часто, чтобы понять его и без переводчика, хотя для того чтобы произнести его, ему все равно понадобилась бы электроника.
— Лес… — На этот раз крик внезапно оборвался после
щелчок-хлопок… Похоже, стрела нашла свою цель. М’саки бросили все свои силы в атаку. Гринберг забеспокоился. Дженнифер не учла возможности того, что Д’Опт падет раньше, чем окончится затмение. Не учел этого и он. Эта ошибка могла стать последней в его жизни.
* * *
— Вперед! — ревел В’Зек — Вперед!Он желал бы первым забраться на лестницу и ворваться в Д’Опт. Оставаться сзади, пока его воины сделают свою работу, было самой тяжелой обязанностью вождя. Он поправил себя, нет, самой тяжелой обязанностью было знать, что ты обязан оставаться сзади и в то же время принуждать других идти в самое пекло, можно сказать, на убой.
Если его это волнует, удивился он самому себе, то, может, он стал цивилизованным? Он нашел эту идею нелепой, подумав, что просто немного переутомился.
Двумя глазами он критически окинул поле битвы, третий повернул к З’Йону, обрезавшему замечательный панцирь м’сака так, чтобы не оставалось острых краев, которые могли бы повредить мягкие ткани. Четвертый его глаз, как обычно большую часть ночи, смотрел на луну. С каждой минутой светящаяся часть становилась все меньше.
— Ты был прав, шаман, — сказал он, с его стороны это была огромная уступка. Но даже вождь чувствовал себя маленьким и незначительным, когда естественный порядок мироздания переворачивался вверх дном.
З’Йон не отвечал, пока не закончил свою работу. Окажись его предсказание неверным, он не осмелился бы на такую вольность. То, что с ним случилось бы, окажись он не прав, во всех случаях было бы неприятным зрелищем. Шаман надеялся, что его голос прозвучал скорее небрежно, чем облегченно, когда он сказал:
— Да, кажется, так.
— Воины хорошо знают, что знаменует предстоящее чудо, — продолжал В’Зек. — Они храбро сражаются. Я думаю, они захватят городские ворота не позже, чем челюсти небесного ф’ноя целиком заглотят луну. Ты правильно поступил, растолковав воинам предстоящее событие, это, я думаю, подняло их боевой дух.
— Я лишь выполнил ваше приказание, мой господин. — З’Йон ощутил покалывание в говорящих глазах, вспомнив недавно испытанный страх. Очередная лестница, как раз напротив того места, где стояли шаман и вождь, опрокинулась. Раненые м’саки от боли молотили ногами по воздуху. Один лежал неподвижно. — Эти там, в городе, тоже неплохо сражаются
— Несомненно, вожди вместе с мягкотелыми задурманили их всяким вздором так, что они не осознают нашего могущества, — презрительно сказал В’Зек и указал клешней: — Смотри туда! Сейчас мои воины захватят часть стены! Уверен, т’кайцы долго не протянут.
— Конечно, нет, мой господин. — З’Йон предпочитал не вспоминать о том случае с молтингсами, возможно, он бы не испытывал этих приступов малодушия, будь он столь же возбужден, как и В’Зек. Шаман попытался подавить мучившие его сомнения. Ему ведь приходилось ошибаться и раньше, и довольно часто.
На небе остался лишь крошечный кусочек луны. В’Зек закричал, перекрывая шум битвы:
— Мы уже держим победу в своих клешнях! Ударьте сильнее, и Т’Каи падет. Небо предвещает нам победу!
— Небо предвещает нам победу! — подхватили его воины и удвоили свои усилия Тусклый красный свет затруднял наблюдение за сражением, но вопль сирен со стен указывал места, где м’саки бросали в бой свежие силы. В конце концов З’Йон решил, что и на этот раз ошибся.
* * *
Последняя частичка света исчезла с лика луны.— Пришла очередь Дженнифер, — пробормотал Гринберг себе под нос. — Давай разворачивай свои штуковины, иначе развернуться придется т’кайцам.
Последовавшая пауза длилась довольно долго, и ее уже нельзя было списать на одну только скорость света. Капитан, посылая на голову Дженнифер все проклятия, которые только смог вспомнить, нажимал на кнопку вызова. Как бы он хотел завязать этот чертов ридер вокруг ее шеи. Он уже принялся строить более изощренные планы расправы с Дженнифер, как вдруг раздался ее голос:
— Прием.
Он проверил по часам: прошло менее пятнадцати секунд. Очевидно, она решила сперва запустить программу, а затем уже ответить. Гринберг чувствовал себя пристыженным. В пылу сражения он совсем потерял ощущение времени.
Он надеялся, что ждать результатов не придется слишком долго. Т’кайские воины отчаянно сражались с м’саками, захватившими два или три плацдарма на вершине стены. Т’кайцы пытались не допустить того, чтобы враг прорвался в Д’Опт. Если они сейчас отступят, то уже ничто не сможет их спасти. Но прикажи он Дженнифер начинать до того, как затмение станет полным, вся ее задумка могла обернуться пшиком.
Впрочем, промедли они, исход будет тот же. Он гадал, сколько времени займет вся эта процедура на «Летящем фестоне». Наконец решив — пора, он включил запись, загруженную в его переводчик. Усилители вдоль стены наполнили поле битвы грохотом, в сравнении с которым все крики В’Зека казались тихим шепотом.
— Истинные небеса провозглашают славу Т’Каи! Сомневающиеся, обратите свой взор к небу, и вы сами увидите истину!
Запись повторялась снова и снова. В перерывах между сообщениями капитан слышал то, что он так надеялся услышать — тишину. И т’кайцы, и м’саки устремили свои взоры к небу.
— Черт возьми, Дженнифер, поторопись, — прошептал Гринберг. Он позаботился, чтобы переводчик не переводил эти его слова.
— … Обратите свой взор к небу, и вы сами увидите истину!
Возможно, для того, чтобы запугать войска м’саков, было достаточно уже этого рева, так как раньше они никогда его не слышали. «Еще один трюк мягкотелых, — подумал В’Зек, — который так же глуп, как и остальные их трюки» Тем не менее он тоже смотрел вверх Им это не поможет, несмотря на этот назойливый голос, вновь и вновь ударяющий по его барабанным перепонкам, Луна останется тусклой и бронзовой, пусть загадочной, но такой, как всегда.
В’Зек раскатисто рассмеялся. И последний их обман провалился. Никто, кроме небесного ф’ноя не мог причинить зла луне.
— Ложь! — кричал В’Зек. — Ложь!
И в то время, как он кричал это, луна начала меняться.
* * *
Световой парус — это полоса покрытой алюминием пластиковой пленки, тонкая, как газ. В поперечнике он достигает тысяч километров. Будучи полностью раскрытым, он использует энергию фотонов, точно так же, как морские парусники используют энергию ветра. В случае необходимости, например, при поломке внутреннего источника энергии, он служит хорошим запасным двигателем для звездных кораблей.Все используют световые паруса для единственной цели — отражения фотонов. Никого не интересует, что происходит с ними потом. Но Дженнифер не умела думать как все. Она скривила губы — в этом, можно не сомневаться, они с Гринбергом единодушны.
Она сообразила, что световой парус можно использовать и как зеркало. И при помощи корабельных роботов изготовила из него зеркало очень необычной формы.
У нее уже давно все было готово. Конечно, когда ее вызывал Гринберг, она читала, но она не потеряла ни секунды, сходу приступив к делу. Требовалось наклонить зеркало на пару градусов, так, чтобы отражаемый им свет осветил спутник Л’Pay.
Как только Дженнифер убедилась, что роботы все сделали правильно, она вернулась к чтению книги «Человек, продавший Луну».
* * *
Ожидание, кажется, длилось уже целую вечность. «М’саки не будут ждать долго, — подумал Гринберг, — особенно если их вождь через каждые несколько секунд вопит: „Ложь!“»Но вот край луны, которая должна была оставаться бронзово-тусклой еще по крайней мере час, окрасился в золотистый цвет.
Гораздо быстрее, чем двигалась тень Л’Рау, сияющая клешня — эмблема Т’Каи перемещалась по диску луны на полагавшееся ей место в центре.
Воодушевленные воины конфедерации с новыми силами обрушились на своих врагов. Люди обещали чудо, но Гринберг знал, что верили в это немногие.
Что касается м’саков…
— Спасайтесь! — кричал Гринберг в транслятор. — Спасайтесь, пока гнев небес не покарал вас! — Варварам требовался лишь небольшой толчок.
* * *
— Остановите их! — пронзительно кричал В’Зек. Мимо него пробегал воин. Он тоже кричал, но что-то нечленораздельное. Глаза его были устремлены к ужасной луне. В’Зек попытался схватить дезертира. Но тот вырвался из объятий вождя и бросился прочь. В’Зек метнул в него топорик, но промахнулся.Нижние челюсти вождя лязгнули в неистовой ярости. Только что он управлял армией, удовлетворявшей даже его строгим требованиям. Теперь это была всего лишь толпа, охваченная паникой.
— Остановитесь! — вновь заорал он. — Если мы остановимся, завтра мы победим.
— Они не остановятся, — тихо сказал З’Йон. Даже шаман, проклятия на его голову, смотрел в небо тремя глазами.
— А завтра здесь будут засады за каждым деревом, за каждой скалой. Раньше мы внушали т’кайцам страх. Но теперь можно считать, что нам повезет, если удастся прорваться назад, в свои леса.
Говорящие глаза В’Зека угрюмо опустились. Шаман как всегда прав. М’саки должны идти на каждое сражение,
зная, что эти изнеженные южане никогда не смогут противостоять им. И до сих пор южане, действительно, не могли. Но теперь, теперь т’кайцы, проклятие на их головы,
знали: даже небеса за них. И что еще хуже, так считали и его воины.
Он обернулся к З’Йону.
— Почему ты не предупредил меня?
— Мой господин! — запротестовал З’Йон, вытаскивая дощечку для гадания. На самом деле она была нужна ему лишь для того, чтобы помочь выложить правду. — Мой господин, я предупреждал вас, молтингсы указывают, нужно быть осторожным…
— Чума возьми эти молтингсы! — В’Зек прыгнул на шамана, и его клешня, вооруженная боевым топором, пробила насквозь панцирь З’Йона, как раз чуть-чуть левее центральной пары говорящих глаз. З’Йон был мертв еще до того, как его панцирь коснулся земли.
В’Зек ухватился за ручку к вытащил топор. Он понял, что убийство З’Йона ничего не решало, слова шамана были правдой. Так или иначе у него больше не оставалось доводов, которые могли бы убедить его армию. И, чуть помешкав, В’Зек последовал примеру своей побитой, напуганной армии, бежавшей на север.
До тех пор пока небесный ф’ной, начавший ослаблять свои объятия, удерживал луну, ненавистная эмблема Т’Каи ослепительно сверкала над ними. Но она осталась навсегда выжженным клеймом в их душах. Как и предсказывал З’Йон — еще одна горькая правда, — немногие добрались домой.
* * *
«Летящий фестон» готовился к прорыву через гиперпространство. Глядя на экран, Дженнифер видела, как уменьшается и тускнеет солнце Л’Pay, и с нетерпением ждала, когда оно наконец исчезнет. До цивилизации было рукой подать.— Обратно в университет, — мечтательно промурлыкала Дженнифер.
Бернард Гринберг услышал ее. Он усмехнулся.
— Я и сам не хотел потерять Л’Рау. Я уже говорил. Во всяком случае ты придумала, как сотворить чудо, и тебе удалось это сделать. Ты хорошо поработала.
С тех пор как Дженнифер в последний раз посадила «Летящий фестон» на планету, капитан разговаривал с ней не так, как прежде. В тот раз он расцеловал ее, тогда как раньше, казалось, едва ее замечал, словно какой-нибудь ненужный инструмент. «Теперь я больше не мешаю», — осознала она. Она показала себя настоящим членом экипажа. И этот поцелуй, означавший, что она принята в члены экипажа, стоил сотни тех, которые мужчины пытались запечатлеть на ее привлекательном лице.
— Если говорить о чудесах, это затмение было видно всему полушарию, — заметил Конев. — Интересно, какое воздействие оно оказало на тех ж’буров, которые никогда не слышали о Т’Каи?
Отпив глоток корабельной водки, он впервые не пожаловался на ее качество, что лучше всяких слов говорило об испытываемом им облегчении.
— Дав последующим поколениям писателей и ученых что-либо новое, не стоит беспокоиться о том, пригодится ли это им, — вступила в разговор Мария. Ее движения были медленными и аккуратными. Рентгеновские лучи показали, что, к счастью, у нее был лишь огромный синяк на плече, результат попадания камня. Ключица была цела. Левой рукой она подняла рюмку. — О чем тут говорить, выпьем за ученого, который спас нас. — Она выпила.
— И за прибыль, — сказал Конев и выпил. — И за цивилизацию и рынок, спасенные для нашей дальнейшей торговли.
Дженнифер почувствовала, что ее щеки начинают розоветь. Она тоже выпила. После этого даже уши ее запылали.
— Тост! — потребовала Мария, что заставило Дженнифер поперхнуться и закашляться.
— С удовольствием постучу тебе по спине, — галантно предложил Гринберг. — С тобой все в порядке? — И после ее утвердительного кивка усмехнулся. — Хорошо, потому что мне тоже хотелось бы услышать твой тост.
— Я не умею произносить тосты, — сказала Дженнифер со своей обычной нерешительностью. И, чуть помедлив, добавила: — Я просто рада, что мы нашли выход из положения… И очень приятно лететь домой.
— И нам тоже, верно? — воскликнул Гринберг. Конев и Мария снова наполнили свои стаканы в молчаливом одобрении.
Капитан выпил, после чего спросил:
— Чем ты собираешься заняться после возвращения?
— Что ж, наверное, вернусь в университет, на свой факультет, и продолжу работу над диссертацией, — ответила Дженнифер, удивленная вопросом. — Что же мне еще делать?
— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы слетать с нами еще разок?
— Почему ты надумал пригласить меня? — спросила Дженнифер.
Она вовсе не была ослеплена тем, что происходило вокруг нее, и далеко не так глупа. Более того, она догадывалась, Гринберг должен был испытывать соблазн оставить ее на Л’Pay.
Но сейчас он сказал:
— Потому что успех сопутствует удачливому. Ты знаешь, этот твой маленький удачный ход принес тебе звание рядового и долю в прибыли вместо простой оплаты. И с твоей… э-э-э… академической подготовкой… — Дженнифер полагала, что ему следовало сказать: «бесполезной академической подготовкой», — ты была бы полезна и впредь. Кто знает? Ты могла бы выдумать какой-нибудь трюк еще похлеще.
— Неужели ты действительно так думаешь? — Она не верила своим ушам.
— Конечно, — подтвердил Гринберг.
— Мы были бы рады и впредь видеть тебя среди нас, — согласилась Мария.
Конев утвердительно кивнул.
— Спасибо вам всем. Я даже не могу выразить, как я вам благодарна. — Она повернулась к Гринбергу и поцеловала его. И когда он обнял ее за талию, Дженнифер почувствовала, что ничего не имеет против. Но она все же покачала головой. — Одного раза мне вполне достаточно. Я в этом уверена. Университетский костюм мне идет больше.
— Хорошо, — согласился Гринберг. — Понятно, но в любом случае ты получишь звание рядового. Ты заслужила его, независимо от того, захочешь ты этим воспользоваться или нет.
— Спасибо, — повторила она. — Это очень любезно с вашей стороны. Я не могу отвергнуть такое предложение. Но пусть вас не беспокоит, что я когда-нибудь воспользуюсь вашим любезным предложением.
— Конечно, нет, — согласился Гринберг.
Дженнифер лукаво взглянула на него. Как капитану торговцев, ему часто приходилось убеждать других сделать так, как хотел он. «Нет, в этот раз, у тебя ничего не выйдет», — подумала она.
Эсетеры
III
Меховой гребень, топорщившийся над глазами Газара, слегка подрагивал. «Эсетеры производят впечатление существ, с которыми можно вести серьезные торговые дела», — подумала Дженнифер. По крайней мере, она на это надеялась. Однако за минувшие два часа Газар не показал ничего стоящего, по сути один утиль, ну хорошо, пусть не утиль, но определенно ничего такого, что могло бы заинтересовать.
Пока эсетерский торговец рылся в своей плетеной корзине, Дженнифер уже не в первый раз задавала себе вопрос, почему она сидит, скрестив ноги, на толстой ветке дерева, торгуясь по мелочам с чужестранцем, сильно напоминавшим голубого плюшевого шимпанзе с цепким хвостом.
После первого полета, позволившего Дженнифер испытать на собственной шкуре то, что описывалось в научной фантастике среднеанглийского периода, у нее были твердые намерения всецело посвятить себя изучению среднеанглийской литературы.
С тех пор Дженнифер совершила еще два полета и до сих пор так и не смогла понять, что побудило ее отправиться во второе путешествие. Действительно ли виной всему стала депрессия, в которой она пребывала после того, как не получила преподавательской работы? Ведь именно это Дженнифер считала своим истинным призванием.
Она отогнала эти бесполезные мысли, так как заметила, что большие золотые глаза Газара, пожалуй, единственное во внешнем облике туземца, что разительно отличало оного от шимпанзе, возбужденно расширились. С хорошо разыгранным драматическим накалом он извлек некий предмет, доселе скрываемый его шестипалыми руками. Туземец принялся пронзительно кричать. Электронный переводчик, который Дженнифер всегда носила на поясе, перевел его слова на испанглийский:
— Здесь, мой собрат по ремеслу, нечто такое, что лишь немногие смогут показать тебе.
— Позволь посмотреть, — тихий, с придыханием голос Дженнифер не смог включить переводчик. Она попыталась вновь, чуть громче: — Пожалуйста, позволь мне посмотреть.
Прибор выдал ряд хриплых пронзительных криков и воплей.
— Гляди, — когда Газар раскрыл ладони, его гребень гордо встрепенулся. — Это резьба на бивне
омфоса. Очевидно, что он очень, очень древний.
— Почему «очевидно»? — поймала его на слове Дженнифер, желая выяснить, были ли у того бесспорные доказательства подлинности вещи. Бивень был желтый, а резьба выполнена в необычном для Эсета стиле Манера резьбы казалась энергичной, излишне вычурной и, может быть, не очень тонкой. Но выполнено мастерски. В цивилизованном мире коллекционеры выложили бы за этот бивень кучу денег.
— Уверен, любой малыш знает… — начал Газар. После чего испустил пронзительный визг, который был похож на скрежет вилки по сковороде. Для него это был обыкновенный смех. Он смеялся над собой. — Действительно, а почему это должна знать ты, пришедшая из лишенных лесов межзвездных пустынь? «Очевидно» потому, что как только мои пра-пра-пра-предки переселились в этот лес, храбро пройдя через Пустые земли, они начали охотиться на омфосов, водившихся здесь. Прошло уже более тысячи зим с тех пор, как видели последнего омфоса.
— О! — Дженнифер была рада, что чужеземец не заметил чувства неприязни, отразившегося на ее лице. Она была уверена, что люди за свою историю истребили гораздо больше разновидностей животных, чем эсетеры, но они научились не бахвалиться этим. «Может быть, — подумала она, — у Газара есть свои оправдания». — Наверное, эти омфосы были свирепыми животными, которые убивали и пожирали ваш народ?
— Гораздо хуже! — Хвост Газара скорчился, как толстый розовый червяк, верный знак того, что он взволнован. — Они ели деревья! Их плоды, листья, ветви — все!
«Это наносило ущерб их среде обитания, все правильно», — подумала Дженнифер. Эсетеры пришли к жизни на деревьях в результате долгой эволюции. Они спускались со своих драгоценных деревьев на землю только за камнем, а также за медной и оловянной рудой. Разводимые ими домашние животные, так же, как и они, жили на деревьях. Поэтому ничего удивительного, что эсетеры называли саванну, которая перемежалась с их дождевыми лесами, «Пустые земли».
— Тогда неудивительно, что вы охотились на них, — смягчившись, сказала Дженнифер. — Что бы ты хотел в обмен за эту безделушку?
— Э-э, так, значит, нашлось наконец хоть что-то, заинтересовавшее тебя? Я уже начал подумывать, что мы разойдемся ни с чем. — Эсетеры чувствовали сарказм достаточно тонко. Хвост Газара опять стал подергиваться, но движения его теперь были совсем другими — Газар размышлял, сколько запросить за свою вещь. — Ты, конечно, должна понимать, что раз омфосов больше не существует, то этот предмет уникален и поэтому ценен вдвойне.
— Полагаю, да.
Монотонность переводчика должна была уверить эсетера, что она достаточно равнодушна. По крайней мере, Дженнифер надеялась на это.
— О! Действительно! — всегда хриплые, его визги стали сейчас апоплексическими. — Честно говоря, я не собираюсь расставаться с ним меньше чем за полдюжины скальпелей, две дюжины швейцарских-армейских-ножей (земное название звучало как один взрывной крик) и еще две, нет, три бутылки того душистого зелья, которое вы, земляне, варите.
Дженнифер знала, что он имел в виду «Амаретто». Эсетеры были просто помешаны на «Амаретто». Кроме того, она понимала, что Газар решил запросить по максимуму. Она тяжело вздохнула. Переводчик преобразовал шум в настоящий вопль ярости. «У древних была такая ужасная вымышленная обезьяна. Как же ее звали? А, вспомнила, Кинг-Конг. Наверное, в гневе ее дыхание было сходным с дыханием эсетеров». Усердно «подышав», Дженнифер перешла к словам:
— Слушай, тогда уж почему бы тебе сразу не попросить наш корабль?
Газар оскалил свои страшные зубы в усмешке.
— Ты собираешься продать его мне?
— Нет. Так же как и не собираюсь удовлетворять твои нелепые требования. Ты хочешь опустошить все наши склады так, чтобы мы не смогли здесь больше ни с кем торговать?
Торг продолжался еще некоторое время. Уже начало смеркаться, когда в конце концов они сошлись в цене. Дженнифер порылась в своем ранце.
— Вот твои два скальпеля и четырнадцать ножей А завтра я вернусь с бутылкой душистого зелья.
— Я доверяю тебе.
— Ну, а теперь мне пора возвращаться на корабль, уже темнеет.
Дженнифер поднялась. По земным меркам, ее нельзя было назвать высокой, но ей пришлось пригнуться, чтобы не набить себе шишку о потолок хижины.
Газар, проявляя учтивость, поспешил вперед, открывая ей дверь. Дженнифер читала, что некогда на Земле подобное поведение считалось весьма учтивым, но в цивилизованных мирах, где двери открывались сами, подобный знак уважения уже давно устарел.
— До завтра, — попрощался эсетерский торговец.
— Пока.
Дженнифер спустила цепную лестницу, которой экипаж «Пасифик овертур» пользовался, чтобы добраться до нижних веток деревьев, где жили туземцы. Эсетеры вырезали в исполинских лесных стволах три вида углублений, которые они называли захватами для рук, ног и хвоста, но людям, чтобы воспользоваться ими, понадобилось бы два дополнительных больших пальца на каждой руке и некое подобие хвоста, приспособленного для хватания, а посему они предпочитали пользоваться лестницами. Газар озабочено посмотрел ей вслед.
— Будь осторожной внизу, — крикнул он вдогонку. — Омфосы, конечно, вымерли, нотам полно всякого другого зверья.
— У меня есть оружие, посылающее сон, — ответила Дженнифер.
Он улыбнулся своей большезубой, умиротворенной улыбкой, после чего принялся вопить во всю мощь легких, созывая своих постоянных покупателей. Его вопли были лишь малой частью стоящего вокруг гомона. Жизнь на деревьях, с присущей ей ограниченностью обзора, привела к тому, что эсетеры вынуждены были прибегать к «звуковой рекламе».
Дженнифер облегченно вздохнула, спустившись на землю, где было относительно тихо. Она достала парализатор, так как знала, что Газар предупреждал ее вовсе не из вежливости. Внизу, на земле, водились не только крупные плотоядные млекопитающие, но и ядовитые ящерицы, которые нападали из засады — обычно они прятались в кучах листьев. На Дженнифер были толстые сапоги, которые должны были защитить ее в случае такого нападения. Это было еще одной причиной, по которой ей было бы затруднительно воспользоваться местными приспособлениями для лазанья по деревьям.
Спустившись, Дженнифер обнаружила еще одну опасность, о которой раньше не подумала. Что-то со свистом пролетело перед ее лицом, причем так близко, что Дженнифер почувствовала колебание воздуха, и шлепнулось у ее ног. Испугавшись, она отпрыгнула назад. Указательный палец, автоматически лег на спусковой крючок.
Но, приглядевшись, Дженнифер поняла, что это был всего лишь большой шишковатый толстокожий плод, упавший с одного из деревьев, на которых жили эсетеры. Оглянувшись, она приметила еще два или три плода и парочку молодых деревьев, вызывавших к себе острую жалость, поскольку им приходилось расти в мрачной тени, отбрасываемой их взрослыми сородичами.
— Глупое семя, — ругнулась она.
После чего невольно вздрогнула, глупое то глупое, но, упади оно чуть-чуть левее, вполне могло раскроить ей череп. Поэтому все время, пока она шла под кронами деревьев, Дженнифер то и дело настороженно поглядывала наверх. Сверху могли свалиться не только плоды эсетерских деревьев, но и отходы, которые выбрасывали местные жители.
Пока эсетерский торговец рылся в своей плетеной корзине, Дженнифер уже не в первый раз задавала себе вопрос, почему она сидит, скрестив ноги, на толстой ветке дерева, торгуясь по мелочам с чужестранцем, сильно напоминавшим голубого плюшевого шимпанзе с цепким хвостом.
После первого полета, позволившего Дженнифер испытать на собственной шкуре то, что описывалось в научной фантастике среднеанглийского периода, у нее были твердые намерения всецело посвятить себя изучению среднеанглийской литературы.
С тех пор Дженнифер совершила еще два полета и до сих пор так и не смогла понять, что побудило ее отправиться во второе путешествие. Действительно ли виной всему стала депрессия, в которой она пребывала после того, как не получила преподавательской работы? Ведь именно это Дженнифер считала своим истинным призванием.
Она отогнала эти бесполезные мысли, так как заметила, что большие золотые глаза Газара, пожалуй, единственное во внешнем облике туземца, что разительно отличало оного от шимпанзе, возбужденно расширились. С хорошо разыгранным драматическим накалом он извлек некий предмет, доселе скрываемый его шестипалыми руками. Туземец принялся пронзительно кричать. Электронный переводчик, который Дженнифер всегда носила на поясе, перевел его слова на испанглийский:
— Здесь, мой собрат по ремеслу, нечто такое, что лишь немногие смогут показать тебе.
— Позволь посмотреть, — тихий, с придыханием голос Дженнифер не смог включить переводчик. Она попыталась вновь, чуть громче: — Пожалуйста, позволь мне посмотреть.
Прибор выдал ряд хриплых пронзительных криков и воплей.
— Гляди, — когда Газар раскрыл ладони, его гребень гордо встрепенулся. — Это резьба на бивне
омфоса. Очевидно, что он очень, очень древний.
— Почему «очевидно»? — поймала его на слове Дженнифер, желая выяснить, были ли у того бесспорные доказательства подлинности вещи. Бивень был желтый, а резьба выполнена в необычном для Эсета стиле Манера резьбы казалась энергичной, излишне вычурной и, может быть, не очень тонкой. Но выполнено мастерски. В цивилизованном мире коллекционеры выложили бы за этот бивень кучу денег.
— Уверен, любой малыш знает… — начал Газар. После чего испустил пронзительный визг, который был похож на скрежет вилки по сковороде. Для него это был обыкновенный смех. Он смеялся над собой. — Действительно, а почему это должна знать ты, пришедшая из лишенных лесов межзвездных пустынь? «Очевидно» потому, что как только мои пра-пра-пра-предки переселились в этот лес, храбро пройдя через Пустые земли, они начали охотиться на омфосов, водившихся здесь. Прошло уже более тысячи зим с тех пор, как видели последнего омфоса.
— О! — Дженнифер была рада, что чужеземец не заметил чувства неприязни, отразившегося на ее лице. Она была уверена, что люди за свою историю истребили гораздо больше разновидностей животных, чем эсетеры, но они научились не бахвалиться этим. «Может быть, — подумала она, — у Газара есть свои оправдания». — Наверное, эти омфосы были свирепыми животными, которые убивали и пожирали ваш народ?
— Гораздо хуже! — Хвост Газара скорчился, как толстый розовый червяк, верный знак того, что он взволнован. — Они ели деревья! Их плоды, листья, ветви — все!
«Это наносило ущерб их среде обитания, все правильно», — подумала Дженнифер. Эсетеры пришли к жизни на деревьях в результате долгой эволюции. Они спускались со своих драгоценных деревьев на землю только за камнем, а также за медной и оловянной рудой. Разводимые ими домашние животные, так же, как и они, жили на деревьях. Поэтому ничего удивительного, что эсетеры называли саванну, которая перемежалась с их дождевыми лесами, «Пустые земли».
— Тогда неудивительно, что вы охотились на них, — смягчившись, сказала Дженнифер. — Что бы ты хотел в обмен за эту безделушку?
— Э-э, так, значит, нашлось наконец хоть что-то, заинтересовавшее тебя? Я уже начал подумывать, что мы разойдемся ни с чем. — Эсетеры чувствовали сарказм достаточно тонко. Хвост Газара опять стал подергиваться, но движения его теперь были совсем другими — Газар размышлял, сколько запросить за свою вещь. — Ты, конечно, должна понимать, что раз омфосов больше не существует, то этот предмет уникален и поэтому ценен вдвойне.
— Полагаю, да.
Монотонность переводчика должна была уверить эсетера, что она достаточно равнодушна. По крайней мере, Дженнифер надеялась на это.
— О! Действительно! — всегда хриплые, его визги стали сейчас апоплексическими. — Честно говоря, я не собираюсь расставаться с ним меньше чем за полдюжины скальпелей, две дюжины швейцарских-армейских-ножей (земное название звучало как один взрывной крик) и еще две, нет, три бутылки того душистого зелья, которое вы, земляне, варите.
Дженнифер знала, что он имел в виду «Амаретто». Эсетеры были просто помешаны на «Амаретто». Кроме того, она понимала, что Газар решил запросить по максимуму. Она тяжело вздохнула. Переводчик преобразовал шум в настоящий вопль ярости. «У древних была такая ужасная вымышленная обезьяна. Как же ее звали? А, вспомнила, Кинг-Конг. Наверное, в гневе ее дыхание было сходным с дыханием эсетеров». Усердно «подышав», Дженнифер перешла к словам:
— Слушай, тогда уж почему бы тебе сразу не попросить наш корабль?
Газар оскалил свои страшные зубы в усмешке.
— Ты собираешься продать его мне?
— Нет. Так же как и не собираюсь удовлетворять твои нелепые требования. Ты хочешь опустошить все наши склады так, чтобы мы не смогли здесь больше ни с кем торговать?
Торг продолжался еще некоторое время. Уже начало смеркаться, когда в конце концов они сошлись в цене. Дженнифер порылась в своем ранце.
— Вот твои два скальпеля и четырнадцать ножей А завтра я вернусь с бутылкой душистого зелья.
— Я доверяю тебе.
— Ну, а теперь мне пора возвращаться на корабль, уже темнеет.
Дженнифер поднялась. По земным меркам, ее нельзя было назвать высокой, но ей пришлось пригнуться, чтобы не набить себе шишку о потолок хижины.
Газар, проявляя учтивость, поспешил вперед, открывая ей дверь. Дженнифер читала, что некогда на Земле подобное поведение считалось весьма учтивым, но в цивилизованных мирах, где двери открывались сами, подобный знак уважения уже давно устарел.
— До завтра, — попрощался эсетерский торговец.
— Пока.
Дженнифер спустила цепную лестницу, которой экипаж «Пасифик овертур» пользовался, чтобы добраться до нижних веток деревьев, где жили туземцы. Эсетеры вырезали в исполинских лесных стволах три вида углублений, которые они называли захватами для рук, ног и хвоста, но людям, чтобы воспользоваться ими, понадобилось бы два дополнительных больших пальца на каждой руке и некое подобие хвоста, приспособленного для хватания, а посему они предпочитали пользоваться лестницами. Газар озабочено посмотрел ей вслед.
— Будь осторожной внизу, — крикнул он вдогонку. — Омфосы, конечно, вымерли, нотам полно всякого другого зверья.
— У меня есть оружие, посылающее сон, — ответила Дженнифер.
Он улыбнулся своей большезубой, умиротворенной улыбкой, после чего принялся вопить во всю мощь легких, созывая своих постоянных покупателей. Его вопли были лишь малой частью стоящего вокруг гомона. Жизнь на деревьях, с присущей ей ограниченностью обзора, привела к тому, что эсетеры вынуждены были прибегать к «звуковой рекламе».
Дженнифер облегченно вздохнула, спустившись на землю, где было относительно тихо. Она достала парализатор, так как знала, что Газар предупреждал ее вовсе не из вежливости. Внизу, на земле, водились не только крупные плотоядные млекопитающие, но и ядовитые ящерицы, которые нападали из засады — обычно они прятались в кучах листьев. На Дженнифер были толстые сапоги, которые должны были защитить ее в случае такого нападения. Это было еще одной причиной, по которой ей было бы затруднительно воспользоваться местными приспособлениями для лазанья по деревьям.
Спустившись, Дженнифер обнаружила еще одну опасность, о которой раньше не подумала. Что-то со свистом пролетело перед ее лицом, причем так близко, что Дженнифер почувствовала колебание воздуха, и шлепнулось у ее ног. Испугавшись, она отпрыгнула назад. Указательный палец, автоматически лег на спусковой крючок.
Но, приглядевшись, Дженнифер поняла, что это был всего лишь большой шишковатый толстокожий плод, упавший с одного из деревьев, на которых жили эсетеры. Оглянувшись, она приметила еще два или три плода и парочку молодых деревьев, вызывавших к себе острую жалость, поскольку им приходилось расти в мрачной тени, отбрасываемой их взрослыми сородичами.
— Глупое семя, — ругнулась она.
После чего невольно вздрогнула, глупое то глупое, но, упади оно чуть-чуть левее, вполне могло раскроить ей череп. Поэтому все время, пока она шла под кронами деревьев, Дженнифер то и дело настороженно поглядывала наверх. Сверху могли свалиться не только плоды эсетерских деревьев, но и отходы, которые выбрасывали местные жители.