Тертлдав Гарри. Флот вторжения (Книга 2)

   Артобстрел заставил ящеров, сунувшихся было на фабрику, прекратить огонь и затаиться. "Фактически, - рассуждал Остолоп, - они сейчас делают то же самое, что и я".
   Приставив к плечу винтовку Спрингфилда, Остолоп чувствовал свою неполноценность. Должно быть, такое же ощущение было и у деда Дэниелса, если тому когда-нибудь приходилось сражаться против янки, вооруженных магазинными винтовками Генри, паля по ним из своей древней однострелки, заряжавшейся с дула.
   Неожиданно сзади раздалась длинная очередь. Неужели за какую-то чертову секунду ящеры успели обойти его с тыла? Но дело здесь было не только в том, что стрельба ящеров отличалась большей упорядоченностью. То, из чего стреляли, по звуку не походило на оружие пришельцев. Когда же Дэниелс сообразил, в чем тут дело, то крикнул:
   - Эй, парень с пулеметом! Двигай свою задницу сюда! Через минуту рядом с ним плюхнулся незнакомый солдат.
   - Откуда они лупят, капрал? - спросил он.
   - Вот оттуда. Во всяком случае последний раз стреляли с того места, ответил, махнув рукой. Остолоп.
   Ручной пулемет начал строчить. Этот солдат был не из подразделения Дэниелса. Он выпустил длинную очередь, не менее полусотни пуль, словно боялся, что ему придется платить за весь неизрасходованный боекомплект. Где-то сзади, слева от Дэниелса, ударил другой пулемет. Усмехнувшись недоуменному выражению на лице Остолопа, солдат сказал:
   - У нас, капрал, весь взвод имеет такие штучки. Лупят достаточно хорошо, чтобы заставить этих чешуйчатых сукиных сынов дважды подумать, прежде чем переть на нас.
   Ручной пулемет, стрелявший револьверными патронами сорок пятого калибра, имел точность попадания лишь в радиусе около двухсот ярдов. Однако в уличном бою или при стрельбе среди зданий, как сейчас, кучность огня значила намного больше, чем точность. Поскольку американское стрелковое оружие не могло сравниться с автоматами ящеров, ручные пулеметы, вероятно, были лучшим из того, что есть.
   - Да, во Франции штурмовые отряды немцев иногда тоже таскали такие штучки. Но я без особых раздумий бил и по ним.
   Пулеметчик повернулся к нему: .
   - Так, значит, ты бывал там? Мне кажется, здесь похуже.
   - Пожалуй, да, - после короткого размышления ответил Дэниелс., - Не думай, что там было весело, но всегда легче хвататься за длинный конец палки. А все эти пиф-паф среди фабричных развалин - прежде мне казалось, что они ничем не отличаются от окопов. Но сейчас я все больше убеждаюсь, что ошибался.
   Где-то почти над самой крышей послышался рокот самолета.
   - Наши, - с радостным изумлением произнес пулеметчик.
   Дэниелс разделял его чувства: американских самолетов сейчас было крайне мало. В течение нескольких секунд самолет обрушивал на наступающих ящеров шквал пулеметного огня. В ответ с земли раздался почти столь же оглушительный грохот вражеских пулеметов. Двигатель самолета осекся, его пулеметы смолкли. Самолет рухнул, и от такого удара наверняка повылетали бы стекла, если бы в Авроре они еще сохранились.
   - Проклятье, - в один голос вырвалось у пулеметчика с Остолопом.
   - Надеюсь, что он упал в самое скопище этих придурков.
   - Я тоже, - сказал пулеметчик. - Вообще-то я хотел, чтобы он невредимым убрался отсюда, чтобы завтра прилететь снова и опять вдарить по ним.
   Дэниелс кивнул. Иногда ему казалось, что никому из американских летчиков не удается сделать против ящеров больше одного вылета. Если терять с такой скоростью пилотов и самолеты - долго не провоюешь.
   Солдат дал очередь по ящерам.
   - Капрал, если хочешь слинять отсюда, я тебя прикрою. От тебя с твоим стариной "спрингфилдом" не ахти сколько проку в этом бою, - сказал он.
   Если бы не вторая фраза, Дэниелс, может, и принял бы это предложение. Но сейчас он понимал: гордость не позволит ему оставить это место. Можно сколько угодно думать, что ты стар, а твоя винтовка годится лишь для антикварной лавки. Но он не намерен допускать, чтобы этот желторотый мальчишка говорил, будто он, Дэниелс, не способен выдержать бой.
   - Я останусь, - коротко бросил Остолоп.
   - Ну раз тебе так хочется, - пожав плечами, ответил пулеметчик.
   Остолопу подумалось, что лишь его сержантские нашивки не позволили этому юнцу добавить "папаша".
   Ящеры устремились вперед, стреляя на ходу. Языки пламени, полыхающие над горевшей балкой, помогали следить за их движениями. Дэниелс выстрелил. Один из наступавших кувырнулся. Остолоп испустил клич времен Гражданской войны, который наверняка понравился бы его деду.
   - Кто сказал, что я плох в бою? Пулеметчик недоуменно уставился на него:
   - Разве я что-то говорил?
   Мальчишка привстал на одно колено, чтобы выстрелить, затем упал на спину почти что с изяществом циркового акробата. На Дэниелса брызнуло что-то горячее и мокрое. В колеблющемся свете пламени он различил у себя на руке серую с красными прожилками массу. Он лихорадочно обтер руку о брюки.
   Бросив взгляд в сторону пулеметчика, Дэниелс увидел, что у того верхняя часть черепа снесена, словно топором. Оттуда текла густая лужа крови.
   У Дэниелса не было времени позволить своему желудку вывернуться наизнанку, хотя тот был бы не прочь это сделать. Насколько Дэниелс понимал, он сейчас сражался на самой передовой позиции американских войск. Сержант выстрелил в одного из ящеров - думал, промахнулся, но маленькое чудовище рухнуло вниз. Затем он развернулся на четверть оборота и выстрелил 8 другого.
   Остолоп совершенно не представлял, куда попала вторая пуля и попала ли вообще. Он отлично понимал, что, если и дальше стрелять из винтовки с затворам по тем, кто палит из автоматов, ему очень скоро прострелят задницу и все остальные части тела. Дэниелс схватил ручной пулемет. У мертвого пулеметчика остались еще две ленты. На какое-то время хватит.
   Когда он нажал на курок, отдача ударила в плечо, словно сердитая лошадь. Пули брызнули, как струя воды из шланга. Долгая вспышка на конце ствола почти ослепила его, прежде чем он прекратил стрелять и снова забрался в укрытие. "Повоюй тут с такой чертовой игрушкой, - подумал он. - Плюешься из нее свинцом и надеешься, что эти чешуйчатые сволочи угодят под твои пули".
   "И поле боя - тоже картинка из ада", - пришло Остолопу в голову. Кругом мрак, только сполохи пожара и вспышки от выстрелов, шум стрельбы и крики, эхом отдающиеся от полуразрушенных стен. А в воздухе - запах гари, сливающийся с запахами пота, крови и страха. Если это не ад, то что вообще тогда называется адом?
   Корабль-госпиталь "Милосердный тринадцатый Император Поропсс" должен был бы показаться Уссмаку островком Родины. В какой-то степени так оно и было; нормальная температура, привычный свет, а не та чрезмерная голубизна, что простиралась над Тосев-3. И самое главное - никаких Больших Уродов, постоянно пытающихся тебя убить. Даже пища была лучше, чем та пастообразная дрянь, которую он ел на фронте. Уссмак должен был бы испытывать счастье.
   Наверное, так бы оно и было, если бы он чувствовал себя хоть чуточку лучше.
   Но когда Большие Уроды снесли башню его танка, он выбросился через водительский люк... прямо на участок с повышенной радиоактивностью. Позже Уссмака обнаружили солдаты в защитных костюмах; их дозиметры бешено стучали на этом месте. И теперь он находился на борту космического госпиталя - его чинили, чтобы вернуть на поле боя и позволить тосевитам изобрести новые способы превратить Уссмака в куски пережаренного рубленого мяса.
   Поначалу лучевая болезнь вызывала у него сильную рвоту, не позволяющую получать у довольствие от хорошей госпитальной пищи. Но когда рвота поутихла, его стало тошнить уже от лечения. Уссмаку сделали полное переливание крови и ввели клеточный трансплантат для замены поврежденных кроветворных желез. Лекарства, угнетающе действующие на иммунную систему, и другие препараты, вызывающие подавление злокачественных генов, терзали не меньше, чем полученная доза радиации. Уссмак провалялся на койке немало дней, ощущая себя по-настоящему несчастным.
   Теперь дело шло на поправку. Однако его душа продолжала сражаться против самого коварного заболевания, встречающегося в любом госпитале, - скуки. Уссмак прочел все, что смог, наигрался во все компьютерные игры, какие способен был выдержать. Ему хотелось снова вернуться в настоящий мир, даже если этим миром был Тосев-3, полный больших уродливых врагов с их большими уродливыми пушками, минами и прочими гадостями.
   И в то же время Уссмак страшился возвращаться. Командование снова сделает его частью какого-нибудь наспех собранного экипажа (снова полная неизвестность характеров) и пошлет в те места, где он не слишком-то уютно себя чувствовал. На цго глазах погибли уже два экипажа. Сможет ли он выдержать такое же в третий раз и не сойти с ума? Или и его теперь ждет гибель? Это решило бы его проблемы, но не так, как хотелось бы Уссмаку.
   В Палате послышалось шуршание: появился санитар, толкающий уборочную машину. Как и множество других самцов, выполняющих подобную грязную работу, у него на руках были нарисованы зеленые кольца, означающие, что он наказан за нарушение дисциплины. Скуки ради Уссмак стал раздумывать, в чек этот санитар провинился. Сейчас подобные праздные мысли были для него едва ля не единственным занятием.
   Санитар сделал перерыв в своих бесконечных кружениях по палате и повернул одни глаз в сторону Уссмака.
   - Знаешь, приятель, я видел тех, кто выглядит более счастливым, - заметил он.
   - В самом деле? - отозвался Уссмак. - Я что-то не слышал, чтобы главнокомандующий издал приказ, обязывающий всех постоянно быть счастливыми.
   - Чудак ты, приятель. - Рот санитара широко раскрылся. Они были вдвоем в палате, но санитар все равно обшарил глазами все помещение, прежде чем спросил: - Скажи-ка, хочешь на какое-то время стать счастливым?
   - Как это ты можешь сделать меня счастливым? - иронично усмехнулся Усемак.
   "Разве что уберешься отсюда", - мысленно добавил он. Если этот мелкий нарушитель дисциплины не перестанет ему докучать, он выскажет это вслух.
   Глаза санитара вновь забегали по комнате. Голос его понизился до таинственного полушепота:
   - То, что тебе нужно, приятель, у меня с собой. Можешь мне верить.
   - Что? - насмешливо спросил Уссмак. - Холодный сон и корабль, летящий на Родину? И все это - в твоей сумке, да? Расскажи мне что-нибудь поинтереснее.
   Но его сарказм не обидел санитара.
   - То, что у меня есть, приятель, лучше полета на Родичу, и, если хочешь, я с тобой поделюсь.
   - Ничего не может быть лучше полета на Родину, - убежденно проговорил Уссмак. Между тем болтливый санитар подогрел в нем любопытство. Больших усилий это не составляло: среди отупляюще нудной госпитальной жизни чего-либо отличавшегося от монотонного течения времени уже было достаточно. Поэтому Уссмак спросил: - Ну и что же у тебя там?
   Санитар снова оглянулся по сторонам, словно ждал, что откуда-нибудь из стены выпрыгнет начальник дисциплинарной комиссии и предъявит ему новые обвинения. После этой последней меры предосторожности санитар раскрыл одну из сумок, висящих на поясе, вытащил маленький пластиковый пузырек и подал Уссмаку. Пузырек был наполнен мелким, как пыль, желтовато-коричневым порошком.
   - Вот то, что тебе нужно.
   -Что это?
   Уссмак подумал, что санитар каким-то образом исподтишка ворует лекарства, но ему еще не доводилось видеть лекарства, напоминающего по запаху этот порошок.
   - Узнаешь, приятель. Этот порошок заставит тебя забыть про Больших Уродов, можешь мне поверить.
   Уссмак подумал, что ничто не способно заставить его забыть Больших Уродов; тому способствовали и жалкий мир, который они населяли, и убийство ими его друзей и соратников. Но он внимательно следил, как санитар открыл пузырек, высыпал немного порошка себе на руку и поднес ладонь к лицу Уссмака.
   - Давай, приятель. Пробуй, и побыстрее, пока никто не видит.
   В голове Уссмака снова всплыл вопрос: за что санитар носит зеленые кольца на руках - уж не отравил ли он кого-то этим зельем? И вдруг ему стало все равно. В конце концов, врачи постоянно пытаются отравить его. Он принюхался. Запах поразил Уссмака: сладкий, пряный... "Соблазнительный", - пронеслось у него в голове. Его язык сам собой слизывал и слизывал мельчайшие крупинки с чешуек руки санитара.
   Вкус... нет, такого вкуса Уссмак никогда не знал. Порошок впился ему в язык словно мельчайшими острыми зубками. Потом аромат заполнил весь рот. Спустя мгновение он как будто заполнил и весь мозг. Уссмак ощутил тепло, громадную ясность ума и такую силу, как будто был главнокомандующим. Одновременно он словно покоился на груди всех почивших Императоров Расы. Уссмаку захотелось выйти отсюда, вскочить в танк и давить проклятых тосевитов. Он чувствовал, что одновременно способен управлять танком, командовать и вести огонь. Он был способен смести Больших Уродов с их планеты, чтобы Раса могла ее заселить, как и надлежало. Уничтожить тосевитов казалось не сложнее, чем произнести слова "Будет исполнено".
   - Нравится, приятель? - лукаво спросил санитар. Он убрал пузырек с порошком обратно в сумку.
   Глаза Уссмака безотрывно следили за его действиями.
   - Нравится! - сказал Уссмак.
   Санитар вновь рассмеялся. "Он действительно забавный парень", - подумал танкист.
   - Я так и знал, что тебе понравится, - промолвил санитар. - Рад, что ты понял: здесь совсем не обязательно хандрить.
   Санитар еще несколько раз ткнул по сторонам шлангом уборочной машины, затем вышел в коридор и отправился убирать следующую палату.
   Уссмак испытывал бурный восторг от силы и могущества, которые дало ему тосевитское зелье. Наверное, это какая-то их трава. Ему безумно хотелось выбраться отсюда и действовать, а не сидеть взаперти и жиреть, словно готовясь быть сваренным и съеденным. Уссмак жаждал опасностей, трудностей, но все это оставалось, до тех пор пока...
   Пока чувство непобедимости не начало пропадать. Чем отчаяннее Уссмак хватался за это чувство, тем быстрее оно ускользало. Вскоре оно исчезло совсем, оставив грустное ощущение, что Уссмак снова стал прежним (оно делалось еще грустнее оттого, что он так живо помнил, каким только что себя ощущал), и страстное желание снова испытать такую же силу и уверенность.
   От этого короткого яркого воспоминания монотонная госпитальная жизнь показалась еще противнее. День еле тянулся. Даже часы приема пищи, занимавшие вплоть до сегодняшнего утра особое место в распорядке Уссмака. показались едва достойными внимания. Санитар, убирающий его поднос (это был другой самец, а не тот, кто подарил ему моменты наслаждения), неодобрительно зашипел, когда обнаружил половину еды нетронутой.
   В ту ночь Уссмак плохо спал. Он проснулся еще до того. как на потолке зажглись яркие дневные лампы. Он ворочался, лежа в темноте и воображая, как время капает с часов... до того момента, пока снова не появится санитар.
   Но когда этот момент наступил, Уссмака в палате не было. Врачи повезли его в лабораторию для новой серии анализов по обмену веществ и кровообращению. Пока Уссмак не попробовал тосевитской травы, он не возражал, что в него засовывают медицинские зонды, колют, обследуют с помощью ультразвука и рентгена. Ни одна из процедур не причиняла особой боли, и сдавать анализы было все интереснее, чем весь день валяться, словно давным-давно забытый документ в компьютерной памяти.
   Однако сегодня Уссмак яростно ненавидел эти процедуры. Он пытался подгонять операторов, огрызался и в конце концов добился их ответного раздражения.
   - Простите, водитель танка Уссмак, - сказал один из них. - Я просто не понял, что у вас сегодня днем назначена встреча с главнокомандующим.
   - Нет, скорее, аудиенция у Императора, - добавил в том же духе второй.
   Пыхтя от злости, Уссмак наконец покорился. Он был настолько расстроен, что забыл при упоминании повелителя опустить глаза вниз. Словно желая наказать его, самцы из лаборатории специально работали не быстрее, а медленнее. К тому времени, когда Уссмаку позволили вернуться в палату, санитар с зелеными кольцами на руках уже ушел.
   Миновал еще один бессмысленный день. Уссмак без конца пытался вызвать в памяти ощущения, которые подарил ему порошок. Он помнил их, и довольно ясно, но по силе и живости воспоминания сильно уступали ощущениям, вызванным самим порошком.
   Когда санитар наконец появился, Уссмак буквально вцепился в него.
   - Дай мне еще того удивительного зелья, которое давал тогда! - закричал он.
   Санитар поднял вверх обе руки, сделав недвусмысленный жест, означающий у Расы отказ:
   - Не могу.
   Голос его звучал сочувственно и в то же время хитро. Подобное сочетание должно было бы предостеречь Уссмака. Но нет, сейчас Уссмаку было не до тайных сигналов.
   - Как это не можешь? - Он с явным недовольством смотрел на санитара. - Ты что, весь его израсходовал? Только не говори мне, что у тебя больше нет!
   - Скажем, немного есть. - Санитар нервозно завертел глазами по сторонам. Для начала, приятель, успокойся, слышишь? А теперь я расскажу тебе об этом порошке кое-что, чего не сказал тогда. Но знать об этом не помешает.
   - Что именно?
   Уссмаку хотелось схватить этого ворюгу, притворщика или как его там и вытрясти из него правду... или хотя бы еще немного порошка.
   - Давай-ка полегче, поостынь, приятель. - Санитар видел возбуждение Уссмака, тут разве что слепой не увидел бы. - А знать тебе нужно вот что. Это зелье Большие Уроды называют имбирь. Теперь ты хотя бы знаешь его название... Так вот, приказом главнокомандующего употребление его категорически запрещено.
   - Что? - с удивлением поглядел на санитара Уссмак. - Почему?
   Санитар развел когтистыми руками:
   - Я что, главнокомандующий?
   - Но ведь ты-то сам уже принимал этот... имбирь, говоришь? Неожиданно нарушение правил показалось Уссмаку менее чудовищным, чем прежде.
   - Запрет и тогда был в силе.
   Голос санитара звучал дерзко. Разумеется, зеленые кольца на его руках недвусмысленно показывают, какого он мнения о правилах.
   Пока язык Уссмака не коснулся имбиря, он, как и большинство самцов Расы, был законопослушным. Оглядываясь назад, он недоумевал: почему? Что принесло ему соблюдение законов и выполнение приказов? Только дозу радиоактивного облучения и зрелище того, как вокруг гибнут друзья. Но ломка жизненного порядка, укоренившегося глубоко внутри, давалась нелегко. По-прежнему испытывая некоторые колебания, Уссмак спросил:
   - Ты мог бы достать мне еще имбиря, даже если... даже если он и запрещен?
   Санитар внимательно поглядел на него:
   - Я мог бы... пойми меня правильно, мог бы... попытаться это сделать, приятель.
   - Надеюсь, ты его достанешь, - перебил его Уссмак.
   - ...Однако это будет тебе дорого стоить, - закончил санитар.
   Уссмак был ошеломлен:
   - Что значит... будет мне дорого стоить?
   - То, что слышал. - Санитар говорил так, словно перед ним детеныш, все еще мокрый после выхода из яйца. - Ты хочешь еще имбиря, приятель. Значит, тебе придется за это платить. Я принимаю интендантские квитанции, добровольный электронный перевод денег с твоего счета на тот, который укажу. Пойдут и сувениры Больших Уродов, которые я смогу перепродать, да и вообще все что угодно. Я - гибкий самец, ты в этом убедишься.
   - Но ты же дал мне первую порцию бесплатно, - сказал Уссмак. Сейчас он был еще более ошеломлен и вдобавок обижен. - Я-то думал, ты делаешь это по доброте, помогая мне скрасить один из нескончаемых дней.
   Рот санитара широко раскрылся:
   - А почему бы и не дать первый раз попробовать задаром? Показать, что у меня есть? Тебе ведь хочется того, что у меня есть, правда, приятель?
   Уссмак ненавидел, когда над ним смеялись. К тому же его разозлило чувство надменного превосходства, которое распирало этого санитара.
   - А что, если я сообщу о тебе дисциплинарному командованию? Клянусь Императором, вот тогда посмотрим, как ты будешь смеяться.
   - Допустим, сообщишь, - невозмутимо ответил санитар. - Что ж, я заработаю дополнительное наказание и, наверное, посуровее этого. Но ты, приятель, ты больше никогда не попробуешь имбиря. Не получишь его ни от меня, ни от кого-либо еще. Если ты именно этого хочешь, давай действуй, строчи рапорт.
   Никогда больше не попробовать имбиря? Эта мысль настолько испугала Уссмака, что он даже не задумался, правду говорит санитар или нет. Что он знает об этике или о ее отсутствии среди торговцев имбирем? Уссмак поспешно спросил:
   - Сколько ты хочешь?
   - Я так и думал, что ты не станешь глупить. - Санитар снова брал ситуацию в свои когти. - Если хочешь просто еще одну порцию, это будет стоить тебе половины дневного жалованья. Но если хочешь целый пузырек, как тот, который тогда видел... там имбиря хватит порций на тридцать... это равно сумме десятидневной зарплаты. Не так уж и дорого, правда?
   - Да, - согласился Уссмак. Он тратил мало денег и основную их часть хранил на банковском счете эскадры. - Мне нужен пузырек. Какой код твоего счета, чтобы я мог перевести деньги?
   - Переведи их на этот вот счет. - Санитар подал ему клочок бумажки с номером. - Я смогу ими воспользоваться, а компьютер не пронюхает, что это мои денежки.
   - Как ты такое провернул? - спросил Уссмак с нескрываемым любопытством. Персонал еще можно подкупить, но как ты сумел дать взятку компьютеру?
   Санитар снова открыл рот, но чуть-чуть; он хотел, чтобы и Уссмак посмеялся его шутке.
   - Допустим, есть кто-то, кто работает с банковскими счетами и столь же сильно любит имбирь, как и ты. Я не собираюсь рассказывать тебе больше этого, да тебе и не нужно знать больше, правда? Ты - умный самец, приятель, и мне нет необходимости чертить тебе схему сети.
   "Ну и ну, - думал Уссмак. - Интересно, сколько уже существует эта подпольная торговля имбирем, как широко распространилось ее порочное действие среди Расы и имеет ли высшее командование хоть малейшее представление об этом?"
   Все это были интересные вопросы. Однако ничто не интересовало Уссмака сильнее, чем желание ощутить на языке новую порцию порошка из драгоценной травы. Как и любое помещение на корабле, его палата имела компьютерный терминал. Уссмак набрал код своего счета, чтобы получить доступ к хранящимся там деньгам, затем перевел десятидневный заработок на счет, данный ему санитаром.
   - Готово, - сказал он. - Ну и когда я получу мой имбирь?
   - Не терпится, правда? - усмехнулся санитар. - Посмотрим, что у меня получится.
   Отличаясь наивностью, Уссмак не сразу сообразил, что санитар может забрать его деньги и ничего не дать взамен. Впрочем, если такое случится, Уссмак сообщит командованию о торговле имбирем и примет наказание вместе с этим обманщиком. Однако санитар с видом циркового фокусника, достающего браслет из зрительского рта; подал Уссмаку пузырек, полный столь желанного порошка.
   Уссмаку захотелось тут же открыть пузырек и попробовать имбирь. Но ему почему-то было неловко заниматься этим на глазах у санитара. Ведь этот болтливый самец еще раз убедится в том, какой властью обладает над ним. Возможно, это было глупо. Разве не сам Уссмак продемонстрировал санитару, до какой степени ему хочется имбиря? Уссмака больше интересовало другое.
   - Допустим, у меня перестанет хватать денег, но мне по-прежнему будет хотеться имбиря. Что мне тогда делать?
   - Можно обойтись и без имбиря. - От холодного, бессердечного тона санитара все тело Уссмака прошиб холод. Но санитар добавил: - Или ты можешь продавать его кому-нибудь из своих друзей и на полученные деньги покупать имбирь для себя.
   - Да... понимаю.
   Уссмак подумал об этом. В течение какого-то времени это может работать, но вскоре половина солдат эскадры вторжения будет продавать имбирь другой половине. Уссмак хотел было расспросить об этом санитара - похоже, тот знал ответы на все вопросы. Однако хитрый самец, получив деньги, исчез из палаты, даже не простившись.
   Уссмак открыл пластиковый пузырек и высыпал немного имбиря себе на ладонь, как то делал санитар. Язык слизывал драгоценный порошок, отправляя его в рот И снова на какое-то время Уссмак ощутил себя сильным, умным, способным к великим свершениям. Когда удивительное ощущение растаяло, Уссмак понял: он будет делать что угодно, только бы пробовать имбирь как можно чаще. Тщательное планирование, являющееся отличительной чертой Расы в течение долгих тысячелетий, неожиданно оказалось малоэффективным относительно этой жгучей потребности.
   Если для добывания имбиря ему придется продавать порошок своим друзьям... Уссмак помедлил. После всех бед, случившихся с экипажами обоих танков, у него почти не осталось друзей. Но если понадобится, он заведет себе новых и будет продавать им имбирь.
   Уссмак довольно кивнул. Все-таки он не утратил способности планировать. Вольно или невольно, но Уссмак старался не думать над тем, что лежало в основе его плана.
   Лю Хань оглядела свой живот. Пока никаких признаков. но вскоре он вздуется. Ее мольбы к луне не возымели действия. Груди у нее никогда не станут большими, но они уже сделались упругими и налитыми. Под кожей проступил новый узор вен. Аппетит пропал. Лю знала эти признаки: она забеременела.
   Вряд ли Бобби Фьоре заметил у нее отсутствие месячных. И стоит ли ему говорить, что она беременна? Лю не сомневалась, что это его ребенок. Учитывая, что она содержится здесь взаперти, как могло быть иначе? Но она помнила, как даже ее законный муж утратил к ней интерес, пока она вынашивала их ребенка. Уж если китаец обращался с нею так, как поведет себя этот круглоглазый иностранный дьявол?