Тертлдав Гарри. Флот вторжения (Книга 2)

   - Я тебе не парень и не ниггер. Наверное, я действительно свихнутый, если решил, что смогу принести солдатам жареной куры и не быть обруганным.
   Остолоп разинул рот, потом закрыл снова. Он не знал, что делать. Пожалуй, еще никто из негров не отвечал ему таким образом, даже здесь, на Севере. Умненькие негры знали свое место... Но умненький негр не стал бы, наплевав на снаряды, тащить ему еду. Да, именно наплевав. Дэниелс ни за что не согласился бы сейчас выбраться из окопа.
   - Надо бы замять это долбаное недоразумение, - произнес он, не обращаясь ни к кому.
   Он хотел заговорить с негром, но осекся. Как того назвать? Не парнем же. "Дядюшка" тоже вряд ли исправит положение. Остолоп не мог заставить себя выговорить мистер. Он нашел другое слово:
   - Друг, большое тебе спасибо.
   - Я вам не друг, - ответил негр.
   Он и сам мог бы добавить пару отборных выражений, но его пальтишку и корзине с жареной курятиной противостояли сержантские нашивки Дэниелса и ручной пулемет. Потом Остолоп все-таки извинился. Темнокожий храбрец покачал головой:
   - Что в этом толку? Давайте, угощайтесь. Кура оказалась жирной, печеные картофелины - холодными и пресными, без соли или масла. Но Дэниелс все равно проглотил это с волчьим аппетитом.
   - Когда подворачивается случай, надо есть, - сказал он Кевину Донлану. - А то ведь случай не подворачивается так часто, как хотелось бы.
   - Вы правы, сержант. - Солдат обтер рот рукавом. Он избрал свою тактику в разговоре с негром: - Это было замечательно, полковник. Вы - настоящий спаситель.
   - Полковник? - Негр сплюнул на дно окопа. - Вы же, черт вас дери, знаете, что я не полковник. Почему бы вам просто не назвать меня по имени? Меня зовут Чарли Сандерс, и об этом вы могли бы меня спросить.
   - Чарли, курятина была потрясающая, - важно произнес Остолоп. - Я у тебя в долгу.
   - Хм, - только и ответил Сандерс. Затем он выбрался из убежища и понесся к следующим окопам, находящимся где-то ярдах в тридцати отсюда.
   - Берегись маленьких взрывающихся штучек, которые выскакивают из снарядов ящеров, - крикнул вдогонку Дэниелс. Он снова повернулся к Донлану. - Надеюсь, он меня понял. Правда, если этот парень и дальше будет так здесь носиться, он быстро схлопочет билет на небеса.
   - Да. - Донлан всматривался туда, куда побежал Чарли Сандерс. - Тут нужна смелость. У него нет даже винтовки. Не думал, что ниггеры бывают такими смелыми.
   - Ты находишься под обстрелом, сынок, и снарядам все равно, есть ли у тебя винтовка или нет, - ответил Остолоп. Но суть заключалась не в том, и он об этом знал. Помолчав, Остолоп добавил: - Один из моих дедов, сейчас не помню, который именно, участвовал в Гражданской войне. Как-то ему пришлось воевать против негров. Он говорил, что те ничем не отличались от остальных янки. Может, он был прав. А сам я уже вообще ничего не пойму.
   - Но вы же сержант, - сказал Донлан. Он произнес это точь-в-точь, как когда-то заявляли Остолопу его игроки: "Но ты же тренер".
   - Допустим, сынок, - вздохнул Остолоп, - у меня есть все ответы, но это не значит, что я могу вытащить их из-под каски всякий раз, когда они тебе требуются. Черт побери, по правде сказать, еще неизвестно, действительно ли они там находятся. Доживешь до моих лет, тогда тоже начнешь сомневаться в собственной правоте.
   - Да, сержант.
   "Судя по тому, что творится вокруг, - подумал Остолоп, - у парнишки не ахти сколько шансов дожить до этих лет".
   - Нет, - отрезал генерал Паттон. - Говорю вам, нет, черт побери.
   - Но, сэр, - Йенс Ларсен обиженно развел руками, - я хочу всего лишь связаться с моей женой, дать ей знать, что я жив.
   - Нет, - повторил Паттон. - Еще раз говорю вам: нет! Никаких контактов с Металлургической лабораторией или кем-либо из ее персонала, кроме случаев особой надобности. При этом всякие вопросы личного порядка начисто исключаются. Это, доктор Ларсен, непосредственные распоряжения, полученные мною от генерала Маршалла, и я не намерен их нарушать. Таковы самые основные требования безопасности относительного любого важного проекта, не говоря уже об этом. Маршалл почти ничего не сообщил мне о проекте, и я не собираюсь получать дополнительные сведения. Раз мне нет необходимости знать об этом, мне не следует... точнее, я не должен об этом знать.
   - Но Барбара не имеет отношения к Метлабу, - возразил Йенс.
   - Разумеется. Зато вы имеете, - сказал Паттон. - Неужели вы настолько слабовольны, что готовы выдать ящерам надежду Соединенных Штатов ради собственного спокойствия? Ей-богу, доктор Ларсен, надеюсь, что нет.
   - Я не понимаю, почему короткое сообщение расценивается как предательство, - удивился Йенс. - Скорее всего ящеры даже не заметят его.
   - Возможно, - согласился Паттон. Он встал из-за стола и потянулся. Рост генерала позволял ему смотреть на Йенса сверху вниз. - Возможно, но не наверняка. Если тактические соображения ящеров похожи на наши, а пока что у меня не было повода усомниться в этом, то они стремятся перехватывать как можно больше наших сигналов и пытаются выуживать оттуда конкретные сведения. Я говорю на основе собственного опыта, что никто - никто! - не может знать заранее, какой кусочек головоломки окажется тем самым недостающим кусочком, который позволит врагу составить целостную картину.
   Йенс знал о требованиях безопасности. Но ему никогда не приходилось сталкиваться с военной дисциплиной, поэтому он продолжал спорить:
   - Вы могли бы послать сообщение, даже не указывая моего имени. Просто <Ваш муж жив и здоров" или что-то в этом роде.
   - Я отказываюсь выполнить вашу просьбу, - ответил Паттон. Затем, словно прочитав скрытые мысли Ларсена, добавил: - Любая попытка игнорировать сказанное мною и склонить связиста к тайной отправке подобного сообщения приведет к вашему аресту и заключению, если не хуже. Напоминаю вам, у меня есть свои военные секреты, и я не позволю вам подвергать их опасности. Вам вполне понятны мои слова?
   - Да, сэр, вполне, - уныло ответил Ларсен. Он действительно пытался найти какого-нибудь сочувствующего радиста. Что бы там ни говорил Паттон, Йенс по-прежнему не верил, что подобное невинное сообщение сдерет завесу тайны с Метлаба. Однако он был не в состоянии оценить, насколько сильно передаваемые сообщения могут повредить американским войскам, все еще находящимся здесь, в западной части Индианы. Крупномасштабное наступление должно окончиться победой, или же все происходящее в Чикаго потеряет смысл, поскольку Чикаго окажется в чешуйчатых лапах ящеров.
   - Я вполне сочувствую вам, доктор Ларсен, если эти мои слова вообще способны вам помочь, - сказал Паттон.
   "Сказано резко, но, возможно, он действительно считает, что сочувствие способно помочь", - подумал Йенс.
   - Благодарю вас, генерал, - кивнул он и вышел из кабинета Паттона.
   Под ногами, среди тающего снега, торчали клочья пожухлой желтоватой травы. Над головой катились желто-серые облака. Дул северо-западный ветер, и его жгучие порывы быстро начали превращать орлиный нос Йенса в сосульку. Все признаки метели налицо, только снега нет.
   Мысли Ларсена были столь же угрюмыми, как и погода. Он шагал в направлении Оксфорда. "Потемкинская деревня", - пришло ему на ум. С воздуха городок определенно казался тихим, как любой другой лишенный горючего город на Среднем Западе. Но за стенами домов и гаражей, за копнами сена и поленницами дров собрались мощные бронетанковые силы. Йенс подумал, что они здорово могли бы влепить нацистам. Вот только враг, противостоящий им, намного опаснее немцев.
   Ларсен зашел в кафе "Синяя Птица". У стойки сидели несколько местных жителей и несколько солдат в гражданской одежде (на улицах Оксфорда никому не разрешалось появляться в форме). Позади них повар жарил блины на дровяной жаровне вместо бесполезной теперь газовой плиты. Вытяжки у нее не было, и дым шел прямо в зал. Обернувшись, повар взглянул на Ларсена:
   - Чего желаешь, приятель?
   - Я знаю, чего желаю. Как насчет хвоста омара в топленом масле, спаржи в голландском соусе и аппетитного салата из свежей зелени? А теперь - что у вас есть?
   - Твой омар плавает в море, дружище, - ответил повар. - А есть у меня оладьи, яичница из порошка и консервированная свинина с бобами. Если не по иутру, можешь проваливать.
   - Идет, - сказал Йенс.
   Именно этим он все время и питался после удивительного обеда у генерала Паттона, когда они ели жареные куриные ножки. Йенс уже не был таким исхудавшим, как в день встречи с Эдди Вагнером. Но он давно поклялся: когда кончится война (если она кончится), он больше никогда не притронется к консервированным бобам.
   Единственное достоинство такого обеда заключалось в том, что за него не надо было платить. Паттон забрал несколько городских закусочных и присоединил их к своей интендантской службе. Ларсен считал это великолепным решением. Без армейского продуктового снабжения эти забегаловки давно бы позакрывались.
   Чтобы лучше замаскировать своих солдат, Паттон вдобавок разместил их на постой к местным жителям. Насколько было известно Йенсу, разрешения генерал ни у кого не спрашивал. Если Паттона это и тревожило, внешне он не показывал виду. Возможно, на это у него были причины: отцы-основатели американской демократии не предвидели вторжения из космоса.
   Но если начать вольно обращаться с конституцией и оправдывать свои действия военной необходимостью, чем все закончится? Йенс жалел, что ситуация не позволила обсудить это с Паттоном. У них могла бы состояться интересная философская дискуссия, не начни генерал наседать на него за попытку передать весточку Барбаре. Но тогда, в кабинете, Паттон либо наорал бы на него, либо пропустил бы его слова мимо ушей. Ни тот, ни Другой вариант не соответствовали просвещенному обмену мнениями.
   - У кого-нибудь найдется сигаретка? - спросил один из солдат в гражданской одежде.
   Ларсен не ждал иного ответа, кроме грубого хохота, что солдатику и досталось. Затем старик из местных, которому было не меньше семидесяти, высохший, с охотничьей шапочкой на голове, насмешливо смерил парня взглядом и протянул:
   - Сынок, даже если бы у меня и завалялась лишняя сигарета, ты не настолько пригож, чтобы дать мне то, чего я за нее хочу.
   Щеки солдатика сделались под цвет пламени жаровни. Повар недовольно махнул рукой, ведя старику заткнуться. Ларсен присвистнул. Старик хихикнул, показывая, что не стыдится своего пристрастия, затем снова взялся за чашку пойла, которое в армии за неимением подходящего определения для такой дряни называлось кофе.
   Где-то в вышине, за облаками, пролетел вражеский истребитель. Его воющий звук стих и растаял вдалеке. Ларсен вздрогнул, но вовсе не от холода. Интересно, могут ли радары ящеров, или как это у них называется, пробить серую облачность, покрывающую Оксфорд и окрестности... и насколько надежно удалось Паттону упрятать свое тщательно охраняемое хозяйство? Вскоре Ларсен об этом узнает.
   Йенс вернул повару тарелку и вилку с ножом и вышел на улицу. Пока он ел, ветер усилился. Йенс радовался, что у него есть пальто. Его нос также радовался свежему воздуху. При обилии солдат и почти бездействующем водопроводе Оксфорд превратился в зловонное место. Если пребывание армии здесь продлится еще немного, ящерам не понадобится визуального наблюдения, чтобы вычислить своих человеческих врагов, - носы пришельцев сами их обнаружат.
   Что-то жгучее ударило Йенса в щеку. Он инстинктивно поднес к этому месту руку, но ощутил лишь влажное пятнышко. Затем его ударило снова, теперь уже по запястью. Йенс глянул вниз и увидел, как тает пушистая белая снежинка. Сверху летели, скользя, все новые и новые снежинки, похожие на ледяных танцоров.
   Какое-то время Йенс просто смотрел. Начало снегопада всегда возвращало его к детству, проведенному в Миннесоте, к снеговикам и ангелам, к игре в снежки, сшибавшей с голов мальчишек вязаные шапочки. Потом день сегодняшний подавил ностальгические картины прошлого.
   Этот снег не имел ничего общего с детскими забавами.
   Этот снегопад означал наступление.
   ГЛАВА 19
   Юи Минь чувствовал себя большим, как сама жизнь, таким, словно он был воплощением Хо Тея - маленького толстого божества удачи. Кто бы мог представить, сколько выгоды можно извлечь из вторжения маленьких чешуйчатых дьяволов? Да, вначале они силой забрали его из родной деревни, а потом поместили в самолет, который никогда не садится, где он ничего не весил, а его несчастный желудок чуть не сошел с ума. Тогда он считал ящеров худшим бедствием, какое только знал мир. Зато теперь... Юи Минь елейно улыбнулся. Теперь жизнь была хороша.
   Верно, он по-прежнему жил все в том же лагере, но жил как полководец, почти как один из исчезнувших маньчжурских императоров. Жилье Юи Миня лишь называлось хижиной. Деревянные стены надежно защищали от самых суровых зимних ветров. Медные жаровни давали тепло, мягкие ковры делали неслышным каждый его шаг. Куда бы он ни посмотрел, взор услаждали прекрасные изделия из нефрита и эмали. Он ел утку, собачье мясо и прочие деликатесы. Когда ему хотелось, он наслаждался женщинами, в сравнении с которыми Лю Хань казалась просто хилой свиноматкой. Одна из этих женщин сейчас ожидала его на циновке. Юи Минь забыл ее имя, да и разве это важно?
   И все - благодаря порошку, бравшему в плен чешуйчатых дьяволов!
   Лекарь громко рассмеялся.
   - Чему ты смеешься, господин, полный силы ян? - спросила из соседней комнаты прекрасная девушка.
   В голосе звучало нетерпение: когда же он придет к ней?
   - Да так, утром я услышал одну шутку, - ответил Юи Минь.
   Какой бы мужской силы он ни был исполнен, у него хватало осторожности не делиться с покупаемыми подружками своими мыслями. То, что днем слышала одна пара ушей, на следующее утро будут знать десять, а к вечеру - весь мир.
   Без ложной скромности (Юи Минь имел мало скромности - и ложной, и настоящей) он знал, что является самым крупным в лагере торговцем имбирем. Возможно, самым крупным торговцем в Китае, а может - и в целом мире. Под ним (тут на секунду он вновь подумал о девушке, потом опять забыл) находились не только люди, которые выращивали имбирь, и те, кто приправлял пряность лимоном, делая ее особо привлекательной для чешуйчатых дьяволов, но также несколько десятков самих чешуйчатых дьяволов, покупающих имбирь у него и перепродающих своим соплеменникам либо напрямую, либо через собственные вторичные цепи. Ну разве это малая прибыль?
   - Ты скоро, Тигр Плывущего Мира? - спросила девушка.
   Она всеми силами изображала страстное желание, но у нее было слишком много деловой хватки и слишком мало актерских качеств, чтобы убрать из своего голоса резкие интонации. "Чего ты там возишься?" - вот что имела она в виду.
   - Да, я сейчас приду, - ответил Юи Минь, но тон его голоса показывал, что спешить из-за этой девчонки не стоит.
   Оттого, что женщина начинала ненавидеть его за медлительность и отсутствие внимания, Юи Минь лишь сильнее возбуждался. Так он не только получал удовольствие, но и сохранял контроль над ситуацией. "Чем бы нам заняться, когда я наконец приду к ней? - прикидывал он. Такие мысли всегда приносили наслаждение. - Чем-нибудь, что ей не по нраву, - решил Юи Минь, поскольку его раздражали лживые призывы девушки. - Возможно, поиметь ее так, словно она мальчик". Юи Минь удовлетворенно щелкнул пальцами. Значит, решено. Пусть чуть-чуть позлится, запомнит, как надлежит обращаться с человеком его положения.
   От накатившей теплой волны защипало кожу. Юи Минь почувствовал, как в нем нарастает желание. Он сделал шаг в направлении спальни, затем удержал себя. Предвкушение тоже доставляло удовольствие. Нечего, пусть девчонка по-томится.
   Где-то минуты через две она позвала:
   - Пожалуйста, поторопись! Я вся съедаема желанием. Она тоже вела игру, но ей недоставало костяшек, чтобы переиграть его.
   Когда наконец Юи Минь почувствовал, что момент настал, он двинулся в заднюю часть своего жилища. Но не успел лекарь пройти и трех шагов, как у входной двери послышалось царапанье. Он испустил протяжное, сердитое шипенье. Кто-то из чешуйчатых дьяволов. Девкиным призывам придется обождать. Как бы тщательно ни контролировал Юи Минь дьяволов, покупающих имбирь, у него по-прежнему оставалось ощущение, что это он слуга, а они хозяева.
   Юи Минь открыл дверь. Лицо и пальцы обожгло холодом. На пороге действительно стоял маленький чешуйчатый дьявол, но не из тех, кого он видел раньше. Лекарь научился различать их даже тогда, когда навороченные поверх зимней одежды тряпки закрывали раскраску тел. Он также бойко научился говорить на их языке. Юи Минь низко поклонился и сказал:
   - Верховный начальник, вы почтили своим приходом мою скромную хижину. Прошу вас, входите и согрейтесь.
   - Я войду.
   Маленький чешуйчатый дьявол прошмыгнул мимо Юи Миня. Тот закрыл за пришельцем дверь. Лекарю было приятно, что дьявол ответил ему на своем языке. Если он сможет разговаривать о деле на языке ящеров, тогда не нужно будет выгонять девчонку. Ей придется не только подождать подольше, на нее произведет впечатление, как он общается с маленькими дьяволами на их наречии.
   Дьявол внимательно оглядел переднюю комнату, при этом его глазные бугорки двигались независимо друг от друга. Это больше не тревожило Юи Миня, он привык к подобной особенности ящеров. Лекарь изучающе разглядывал чешуйчатого дьявола. Заметная окраска внутри ноздрей, характерная поза стиснутых рук, отчего те слегка подрагивали. Юи Минь улыбнулся про себя. Пусть он не знал этого дьявола, зато знал признаки. Пришедшему требовался имбирь, и с каждой секундой все сильнее.
   - Верховный начальник, - вновь поклонился Юи Минь, - не скажете ли вы мне свое имя, чтобы я мог лучше вам услужить?
   Маленький чешуйчатый дьявол зашипел, словно вспомнив о присутствии Юи Миня.
   - Да. Меня зовут Дрефсаб. Ты - Большой Урод по имени Юи Минь?
   - Да, верховный начальник, я - Юи Минь. - Обидное прозвище, данное Расой людям, не-задевало лекаря. Ведь от тоже думал об этих существах как о маленьких чешуйчатых дьяволах. - Чем могу помочь вам, верховный начальник Дрефсаб?
   Чешуйчатый дьявол повернул оба глаза в его направлении:
   - Ты - тот Большой Урод, что продает Расе порошок, известный как имбирь?
   - Да, верховный начальник, я тот скромный человек. Я имею честь и привилегию снабжать Расу тем наслаждением, которое доставляет эта трава.
   Юи Минь подумывал о том, чтобы напрямую спросить маленького чешуйчатого дьявола, хочет ли он имбиря. Потом решил этого не делать. Хотя дьяволы были более прямолинейны в таких делах, чем китайцы, вопросы в лоб иногда казались им грубыми. Лекарь не хотел оскорбить нового клиента.
   - У тебя много этой травы? - спросил Дрефсаб.
   - Да, верховный начальник. - Юи Минь начал уставать от повторения этих слов. - Столько, сколько любой доблестный самец может пожелать. Позволю себе заметить, что я один доставил вашим воинам больше наслаждения с помощью имбирного порошка, чем целая группа тосевитов. - Он использовал менее оскорбительное название своих соплеменников. - Если верховный начальник Дрефсаб желает получить образец товара, я почту за честь снабдить его, ничего не ожидая взамен.
   "На этот раз", - добавил он про себя.
   Юи Минь думал, что Дрефсаб попадется в эту ловушку. Он едва ли видел прежде чешуйчатого дьявола, столь сильно жаждавшего имбиря. Но похоже, Дрефсаб был настроен говорить. Он спросил:
   - Ты - тот Большой Урод, чьи махинации обратили самцов Расы против своего же народа, чьи порошки испоганили сверкающие корабли, посланные нашей Родиной?
   Юи Минь вперился в него глазами. Как бы хорошо он ни знал их язык, ему требовалось какое-то время, чтобы понять слова Дрефсаба. Они напрочь отличались от того, что он ожидал услышать. Но ответ лекарь дал быстро, и речь его была плавной.
   - Верховный начальник, я всего лишь стараюсь подарить доблестным самцам Расы то, чего они ищут.
   Какую игру затевает Дрефсаб? Если этот маленький чешуйчатый дьявол решил вторгнуться в его дела, пришельца ждет сюрприз. С помощью имбирного порошка Юи Минь подкупил нескольких адъютантов и даже двух офицеров. Они сметут любого сородича, который будет слишком грубо обращаться с их поставщиком.
   - Имбирь - это злокачественная опухоль, пожирающая жизненные силы Расы, сказал Дрефсаб. - Я это знаю, ибо он поглотил и меня. Иногда опухоль приходится отсекать.
   Юи Миню вновь пришлось с трудом вникать в смысл сказанного. Чешуйчатые дьяволы, с которыми он разговаривал, никогда раньше не говорили ни про какие злокачественные опухоли. Лекарь все еще пытался сообразить, что могло означать сказанное, когда Дрефсаб сунул руку внутрь своей защитной одежды и достал револьвер. Раздалось три выстрела. Внутри хижины Юи Миня они прозвучали невероятно громко. Когда пули опрокинули его на ковер, лекарь услышал в промежутках между выстрелами, как девушка в спальне начала кричать.
   Вначале Юи Минь почувствовал только удары. Затем его обожгло болью. Мир стал черным, полным лихорадочных языков пламени. Он тоже попробовал закричать, но сумел лишь сдавленно простонать сквозь поток крови, хлынувшей ему в рот.
   Туманно... совсем туманно Юи Минь видел, как Дрефсаб снял голову у статуи толстенького Будды, сидящего на низком лакированном столике. Этот поганый маленький дьявол точно знал, где он хранит свой имбирь. Дрефсаб принял дозу, удовлетворенно зашипел и высыпал остальной порошок в прозрачный мешок, который тоже находился у него в одежде. Затем открыл дверь и ушел.
   Девчонка продолжала вопить. Юи Минь хотел сказать ей, чтобы она заткнулась и пошла закрыть дверь, поскольку становилось холодно. Но он не мог произнести ни слова. Тогда Юи Минь попытался сам доползти до двери. Холод достиг его сердца. Ярко-красные языки пламени постепенно погасли. Осталась только тьма.
   Участь Харбина была предрешена. Силы Расы могли в любой день вторгнуться в город. Это будет важной победой:
   Харбин являлся узловым центром линии обороны ниппонцев. Теэрцу было бы куда радостнее, если бы город не обрушивался ему на голову.
   В действительности так оно и происходило. Во время последнего налета на Харбин бомбы падали настолько близко от его тюрьмы, что с потолка повалились куски штукатурки, которые чуть не вышибли у пилота последние мозги, еще остававшиеся после долгого пребывания в тосевитском плену.
   Снаружи раздалась дробь противовоздушной пушки. Уши Тсэрца не слышали никаких самолетов; может, Большой Урод, стреляющий из нее, просто нервничал. "Давай, трать понапрасну боеприпасы, - думал Теэрц. - Тем меньше останется у тебя для ответного огня, когда мои друзья вломятся сюда. Тогда, да помогут усопшие Императоры, им не придется проходить через мои страдания".
   В коридоре началась какая-то суета. Теэрц услышал громкие, отрывистые слова ниппонских приказов, но их отдавали слишком быстро, и он ничего не разобрал. В камеру вошел один из охранников. Теэрц поклонился. Имея дело с этим типом Больших Уродов, лучше лишний раз поклониться - не ошибешься. Зато если не поклонишься, ошибешься, причем очень сильно. Так что лучше кланяться.
   Охранник не удостоил его ответным поклоном. Теэрц был пленником, а такие заслуживают лишь презрения. За спиной охранника появился майор Окамото. Своему следователю и переводчику Теэрц поклонился еще глубже. Окамото тоже обошелся без приветствия, не говоря уже о поклоне. Отпирая дверь камеры, он сказал на языке Теэрца:
   - Пойдешь со мной. Мы немедленно покидаем этот город.
   - Будет исполнено, - вновь поклонился Теэрц. Он не знал, как это будет исполнено и будет ли вообще, но его и не спрашивали. И в плену, и до оного обязанностью Теэрца было подчиняться. Правда, в отличие от его начальников, принадлежащих к Расе, ниппонцы не выказывали ему никакого уважения.
   Майор Окамото швырнул ящеру черные брюки и мешковатое синее пальто, в которое могли бы поместиться целых два Теэрца. Затем Окамото нахлобучил ему на голову остроконечную соломенную шляпу и подвязал ее под подбородком грубой веревкой.
   - Отлично, - удовлетворенно проговорил ниппонец. - Теперь если твои заметят тебя с воздуха, то подумают, что это обыкновенный тосевит.
   "Конечно, подумают", - с раздражением признал Теэрц. С помощью фоторужья или даже спутникового снимка его можно было выделить из массы Больших Уродов, кишащих вокруг. Однако, завернутый в такое одеяние, он покажется не более чем рисовым зернышком (пища, которую он возненавидел) среди миллиона других.
   Теэрц подумал было сбросить с себя одежду, если над ними пролетит самолет Расы... Нет, такого лучше себе не позволять. Если он попытается это сделать, майор Окамото сделает его жизнь невыносимой, и ниппонцы отправят его к Императорам прошлого, прежде чем его медлительные соплеменники предпримут усилия по спасению.
   К тому же в Харбине было холодно. Шляпа согревала голову, а если Теэрц сбросит пальто, то превратится в ледышку раньше, чем ниппонцы или Раса успеют что-либо предпринять. Шляпа и пальто Окамото были сделаны из меха тосевитских животных. Теэрц понимал, почему животные нуждаются в такой защите от поистине зверского климата планеты, но удивлялся, почему у самих Больших Уродов так мало шерсти, раз им приходится забирать ее у животных.
   За пределами тюрьмы Теэрц увидел следы новых разрушений. Некоторые воронки походили на следы от падения метеоритов на безвоздушную лунную поверхность. Теэрцу не пришлось особо разглядывать их, майор Окамото погнал его к двухколесному транспортному средству, меж оглоблей которого вместо тяглового животного стоял Большой Урод. Окамото обратился к тому не по-ниппонски, а на другом языке. Тосевит что-то проворчал, взялся за оглобли и покатил повозку. Охранник покорно поплелся сзади.