Страница:
Пол: «Кажется, это я предложил соединить все отрывки, хотя я побаиваюсь делать такие заявления. Я буду рад, если выяснится, что она принадлежит всем. Так или иначе, мы остановились на мысли объединить все отрывки и придали второй стороне своего рода оперный оттенок, и это было здорово, потому что благодаря этому на пластинку попало десять или двенадцать незаконченных песен».
Джон: «У нас всегда была уйма отрывков и кусочков. У меня сохранились вещи, которые я писал во времена „Пеппера“, а спустя некоторое время я утратил к ним интерес. Мы нашли хороший способ избавиться от незаконченных песен. Джордж и Ринго тоже написали немало отрывков, промежуточных фрагментов и проигрышей. Пол говорил: „У нас есть двенадцать свободных тактов – заполните их“. И мы заполняли их, не сходя с места» (69).
Пол: «У Джона был отрывок под названием „Polythene Pam“ („Полиэтиленовая Пэм“), написанный после того, как давным-давно поэт Ройстон Эллис, наш ливерпульский друг, познакомил его с одной девушкой. Мы встретили его на юге во время турне, кажется, в Шрусбери – он просто пришел на концерт. Джон поужинал с ним, потом побывал у него в гостях и там встретил девушку, которая, по сути, была одета в полиэтилен. Джон вернулся и рассказал нам об этой девушке: „Черт! Там была такая цыпочка, это было здорово...“ И мы подумали: „Ого!“ А Джон в конце концов написал эту песню».
Джон: «Polythene Pam» – мои воспоминания о встрече с одной женщиной в Джерси и о человеке, который был ответом Англии на Аллена Гинзберга. Конечно, она не носила ботфорты и килты – это я додумал. Этакий извращенный секс в полиэтиленовом мешке. Я просто искал, о чем бы написать песню" (80).
Пол: "У меня было несколько незаконченных фрагментов. Некоторым не хватало середины, второго куплета или концовки.
Я играл на пианино в Ливерпуле, в доме отца, а на подставке стоял сборник нот моей сводной сестры Рут. Я полистал его и наткнулся на песню "Golden Slumbers". Читать ноты я не умею, вспомнить эту старую мелодию мне не удалось, поэтому я начал играть что-то свое. Мне понравились слова, поэтому я оставил их, и так получился еще один фрагмент песни. А еще у меня была песня "You Never Give Me Your Money" ("Ты никогда не даешь мне своих денег").
Джордж: «Забавные бумажки – вот что нам всегда давали. На этих бумажках было написано, сколько мы заработали, где и за что, но мы никогда не видели этих фунтов, шиллингов и пенсов. У каждого из нас был большой дом, машина и офис, но получить на руки заработанные нами деньги было невозможно» (69).
Пол: «Мы часто спрашивали: „Я по-прежнему миллионер?“ И нам загадочно отвечали: „Согласно бумагам – да“. Мы допытывались: „Ну и что это значит? Да или нет? Правда ли, что у меня в банке лежит больше миллиона зеленых бумажек?“ И слышали в ответ: „На самом деле в банке их нет. Но мы считаем, что вы все-таки миллионер...“ Было очень трудно что-нибудь выжать из этих людей, бухгалтеры никогда не давали нам возможности почувствовать себя преуспевающими».
Джон: "Мой вклад в альбом – песни «Polythene Pam», «Sun King» («Король-солнце») и «Mean Mr Mustard» («Гадкий старик по прозвищу Горчица»). Мы жонглировали словами, пока их смысл не стал туманным. В «Mean Mr Mustard» я написал: «Его сестра Пэм», а сначала там были слова «его сестра Ширли». Я изменил имя, чтобы казалось, будто между этими песнями есть связь. Это всего лишь доработанные отрывки, которые я написал еще в Индии.
[Во время работы над песней "Sun King"], когда мы запели ее и хотели, чтобы она звучала иначе, мы начали шутить, повторяя: "Cuando para mucho". Мы просто выдумали все это. Пол помнил со школы несколько испанских слов, поэтому мы просто вставляли любые испанские слова, которые бы звучали так, будто в них есть смысл. И конечно, мы вставили "chicka ferdi" – это ливерпульское выражение, оно ничего не значит, кроме как "ха-ха-ха". Одно мы упустили: мы могли бы включить туда же "para noia", но забыли об этом. Мы часто называли самих себя "Los Para Noias" (69).
Пол: "В песне «The End» («Конец») три гитарных соло, в которых Джон, Джордж и я исполняем по строчке – ничего такого мы прежде не делали. И мы наконец убедили Ринго сыграть соло на барабанах, чего он не хотел делать. Кульминацией стали слова: «В конце концов, любовь, которую ты получаешь, равна любви, которую ты отдаешь...»
Джон: «На редкость комическая, философсакя строчка» (80).
Ринго: "Соло никогда не интересовали меня. То соло на барабанах – единственное, которое я сыграл. Там есть гитарный отрывок, в котором они трое солируют по очереди, а потом они подумали: «А теперь давайте сделаем и соло на барабанах». Я был против: «Не стану я играть никакое соло!» Но Джордж Мартин переубедил меня. Пока я играл, он отсчитывал такт, поскольку нам был необходим четкий ритм. Нелепее не придумаешь. Я играл: дум, дум... Один, два, три четыре... И мне приходилось закругляться просто потому, что соло включало тринадцать тактов. Так или иначе, я сыграл его, что было для меня непривычно. Теперь я доволен, что мы записали его.
(Замечание по поводу "Эбби-Роуд", мой личный комментарий: партия ударных на этой пластинке – результат появления новой телячьей кожи. В этой записи часто звучит тамтам. Мой барабан обтянули новой кожей, обычно я пользовался им постоянно – он замечательный. Изюминка настоящих пластинок в том, что они показывают, как хороши тамтамы. По-моему, сейчас такое уже не встретишь из-за множества всевозможных технических ухищрений.)"
Джордж: "Во время работы над альбомом ситуация изменилась к лучшему, и, хотя кое-где приходилось применять микширование, нам пришлось играть все попурри. Мы выстроили песни в определенном порядке, сыграли весь аккомпанемент и записали его с одного дубля, переходя от одной аранжировки к следующей. Мы стали снова больше похожи на настоящих музыкантов.
То же самое повторилось с вокальными партиями: нам пришлось отрепетировать гармонии и разучить все подпевки. Некоторые песни хороши только с одним голосом, кое-где появляются гармонии, иногда – три голоса. Это просто ухищрения, мы вставили партии там, где считали их уместными, потому что всем нам тогда хотелось петь".
Джордж Мартин: «Вместе с Полом я пытался вернуться к старым временам „Пеппера“, к созданию действительно стоящих вещей, и мы свели вместе всю вторую сторону пластинки. Джон решительно возражал против того, что мы хотели сделать со второй стороной „Эбби-Роуд“, поэтому работали над ней в основном мы вдвоем с Полом, а остальные лишь вносили свою лепту. Джон всегда был стилягой. Он рок-н-ролльщик, ему хотелось, чтобы на диске было несколько его самостоятельных песен. И мы пошли на компромисс. Но Джон помогал даже в работе со второй стороной. Он приходил, вставлял свой отрывок, советовал, как вставить тот или иной музыкальный фрагмент. Все работали на удивление хорошо, вот почему я очень люблю этот альбом».
Джон: «У нас нет концепций. Для меня альбом – собрание песен, которые больше никуда не вошли. Сам я предпочитаю синглы. Думаю, у Пола есть свои представления об альбомах – концептуальные, он пытается придать им вид попурри, как на второй стороне этого альбома. А меня концепции альбомов не интересуют. Мне интересно только звучание. Мне нравится все, что бы ни получилось. По-моему, незачем превращать альбом в шоу. Лично я просто записываю четырнадцать песен в стиле рок» (69).
Ринго: «Думаю, по записи можно судить, в какой момент мы все были увлечены. Сама песня увлекает, и все думают согласованно. Не важно, что на каком-то уровне мы все действуем самостоятельно, когда дело доходит до музыки, становится понятно, что она действительно отличная, и мы все выкладываемся на тысячу процентов».
Джон: «Come Together» изменилась во время записи. Мы говорили: «Давайте сбавим темп. Сделаем то, сделаем это». И получилось то, что получилось. Я просто сказал: «Вы знаете, аранжировки у меня нет, но вы же понимаете, что мне нужно». Думаю, отчасти это произошло потому, что мы долго играли вместе. И я попросил: «Сыграйте что-нибудь в стиле фанк», – и, кажется, задал темп, а они подхватили мелодию" (69).
Пол: "В основе некоторых моих песен лежит личный опыт, но я стараюсь затушевать его. Множество песен выдумано, как «Maxwell's Silver Hammer» («Серебряный молоточек Максвелла»). Это песня из тех, какие мне нравится сочинять. Это просто история о людях, с которыми я никогда не встречался. Это все равно что писать пьесу: незачем знать этих людей – их можно просто выдумать.
Помню, Джордж однажды сказал мне: "Я не смог бы писать такие песни". Он пишет о том, что пережил сам. Стиль Джона – показывать голую правду. Будь я художником, я, наверное, приукрашивал бы действительность усерднее, чем многие другие.
В этой песне говорится о полосах неудач в жизни. Как раз когда все идет как по маслу, вдруг раздается "бам! бам!" – появляется серебряный молоточек Максвелла, и все рушится".
Джордж: "Песня «Here Comes The Sun» («Вот оно, Солнце!») была написана в тот период, когда компания «Эппл» стала чем-то вроде школы, куда мы должны были ходить и быть бизнесменами: «Подпишите то, подпишите это...» Кажется, зима в Англии тянется вечно; к тому времени, как приходит весна, ты действительно заслуживаешь ее. Однажды я решил плюнуть на «Эппл» и отправился к Эрику Клептону. облегчение оттого, что сегодня мне не придется видеть всех этих полусонных бухгалтеров, было замечательным, я бродил по саду с одной из акустических гитар Эрика и сочинял «Here Comes The Sun».
Джон: «Песня „Come Together“ („Собирайтесь вокруг меня“) – моя, она смутно напоминает одну старую вещь Чака Берри. Я оставил в ней строчку: „Here comes old flat-top“. Она не имеет никакого отношения к песне Чака Берри, но меня привлекли за нее к суду, потому что когда-то я признался, что мне нравятся его песни. Я мог бы изменить эти слова на: „Here comes old iron-face“, и песня с тем же успехом не имела бы никакого отношения к Чаку Берри, как, впрочем, и еще к кому-нибудь» (80).
Пол: «Джон принес джазовую песню, которая звучала точно как „You Can't Catch Me“ Чака Берри, даже в тексте сохранился „flat-top“. Я предложил: „Давайте сыграем ее помедленнее, включим в нее тягучую вибрацию баса и ударных“. Я сыграл басовую партию, вокруг нее все и строилось. Замечательная вещь».
Джон: "Эта песня была создана в студии. В ней звучит профессиональный жаргон. «Come together» – выражение, которое Тим Лири использовал в своей кампании, баллотируясь в президенты или еще куда-то, и он попросил меня написать ему песню для кампании. Я старался, но у меня ничего не вышло. Зато получилась «Come Together», которая ему не подошла – нельзя выиграть выборы с такой песней.
Потом Лири долго обвинял меня, утверждая, что я украл у него лозунг. А я этого не делал. Просто получилась песня "Come Together". Да и что мне было делать – отдать ее Лири? Эта запись в стиле фанк – одна из моих любимых песен "Битлз" (или, можно сказать, одна из моих любимых песен Леннона). Это и фанк, и блюз, и я отлично пою ее. Мне нравится ее звучание (80).
Джон: «Это типичный сингл Маккартни. Он проделал большую работу. На записи „Максвелла“ меня не было. Я еще не успел оправиться после аварии, тем временем они записали большую часть этой песни, и, кажется, Пол чуть ли не силой заставил Джорджа и Ринго участвовать в записи. По-моему, на эту песню мы потратили больше денег, чем на весь альбом» (69).
Пол: "Они сильно на меня разозлились, потому что на запись «Maxwell's Silver Hammer» ушло три дня. Подумаешь!
Когда мы записывали "Oh! Darling!" ("О, дорогая!"), я целую неделю приезжал на студию пораньше, чтобы петь в одиночестве, потому что поначалу мой голос звучал слишком чисто. Мне хотелось, чтобы он звучал так, словно я целую неделю пел на сцене".
Джон: «Мне всегда казалось, что я спел бы эту песню лучше, – она скорее в моем стиле, чем в стиле Пола. Он написал ее, потому и собирался спеть ее сам (80). Кто песню написал, тот ее и поет. А если мы пели вдвоем, то это были песни, которые мы написали вместе. „Octopus's Garden“ – песня Ринго, а пели ее мы все. Это значит, что все мы работали над аранжировкой и так далее. Все очень просто» (69).
Джордж Мартин: «Something» («Что-то») – первый сингл Джорджа, вышедший в октябре. Это отличная песня, и, откровенно говоря, я удивился, узнав, что Джордж написал такое. Классная песня!"
Джон: «Я считаю, что это лучшая песня в альбоме» (69).
Джордж: "Я написал «Something» на пианино во время работы над «Белым альбомом». В тот период мы все находились в разных студиях и делали каждый свое, стараясь закончить работу, и я проводил много времени в одиночестве. Однажды я пришел в пустую студию и написал «Something».
В ней, по-моему, всего пять нот, и это устраивает большинство певцов. Когда я писал ее, мне представлялось, как ее поет Рей Чарльз, и он действительно спел ее через несколько лет. А вот то, что ее спел Фрэнк Синатра, меня не очень обрадовало. Теперь это воспринимается совсем не так, как тогда. Мне не слишком нравился Фрэнк, он принадлежал к предыдущему поколению. Гораздо больше я обрадовался, когда песню спели Смоки Робинсон и Джеймс Браун. Но теперь я радуюсь каждому ее исполнению. Я считаю, что если собственные версии какой-нибудь песни записывают многие, значит, она удалась.
(Однажды на ВВС я познакомился с Майклом Джексоном. Парень, который брал у нас интервью, упомянул про "Something", и Майкл удивился: "Так это ты написал ее? А я думал, Леннон и Маккартни".)
Пол: «Something» Джорджа была ни на что не похожа. В ней речь идет о Патти. В этой песне меня привлекла красивая мелодия и структура. Я решил, что она замечательная. Думаю, Джордж счел мою партию баса слишком перегруженной. Но я, со своей стороны, пытался сделать все, что в моих силах, – возможно, просто пришла его очередь упрекнуть меня в том, что я слишком усердствую. Но работать было приятно, все было замечательно.
По-моему, это одна из лучших вещей Джорджа – наряду с "Неrе Comes The Sun" и "While My Guitar Gently Weeps". Наверное, это три самые лучшие его песни. До тех пор он писал по одной или по две песни для каждого альбома. Вряд ли он считал себя композитором, и, видимо, мы с Джоном вытесняли его – опять-таки без умысла, просто мы были основные авторы, "Леннон и Маккартни". Когда речь заходит о новом альбоме, ясно, что Леннон и Маккартни садятся писать для него песни. Наверное, ему было нелегко втиснуться в нашу компанию. Но наконец он принес "Something" и еще пару отличных песен, и, думаю, все были им довольны. Никто не завидовал. Мне известно, что Фрэнк Синатра часто называет "Something" своей любимой песней Леннона и Маккартни. Спасибо, Фрэнк".
Джон: "Мы с Полом поделили между собой империю, потому что были основными певцами. Джордж не пел в то время, когда пришел в группу. Он был гитаристом. Первые несколько лет он не пел на сцене. Мы разрешали ему спеть одну песню, как, впрочем, и Ринго: «А это номер для него...» Обычно пели и сочиняли мы с Полом. Джордж начал писать гораздо позже.
Мы не могли оттеснить Джорджа. Одно время его песни были не слишком хороши, никому не хотелось критиковать их, но все мы работали над ними, как и над песнями Ринго. Мы вкладывали в эти песни больше труда, чем в некоторые из собственных. Просто он не сразу перешел в нашу лигу. Это ничуть его не принижает, у него не было такой практики, как у нас" (74).
Ринго: «Это была красивая песня. Талант Джорджа расцвел. „Something“ и „While My Guitar Gently Weeps“ – это уже не шутки! Две самые замечательные песни о любви, ничем не хуже песен Джона, Пола и других композиторов того времени. Это красивые песни. Интересно, что Джордж начинал выдвигаться на первые роли, а группа тем временем распадалась».
Джордж Мартин: "Думаю, вся сложность заключалась в том, что все мы – Джон, Пол и я – всегда недооценивали Джорджа как композитора. В этом виноват я. Я часто повторял снисходительно: «Если он принесет песню, мы разрешим вставить ее в альбом». Должно быть, от этого ему становилось не по себе. Но он упорно работал, и его песни становились все лучше, пока не стали чрезвычайно удачными. «Something» – чудесная песня, но мы недооценили ее, мы никогда не думали, что он будет отличным автором.
Еще одна проблема: у него не было соавтора. Джон всегда мог обменяться замыслами с Полом. Даже если они не писали вдвоем, между ними существовала конкуренция. Джордж был одиночкой, и, боюсь, его одиночество усугубляли мы трое. Теперь я об этом жалею".
Пол: «Мы сделали альбом вместе. Музыка была хорошей, мы оставались друзьями, несмотря на все подводные камни. Мы по-прежнему уважали друг друга даже в худшие моменты, но, как ни парадоксально, самое плохое было еще впереди. Вместе мы записали хороший альбом и ссорились только в редких случаях – к примеру, когда я тратил слишком много времени на запись одной песни. Мне понадобилось три дня, чтобы записать „Maxwell's Silver Hammer“. Помню, Джордж упрекнул меня: „Ты три дня записывал всего одну песню“. – „Да, но я хочу, чтобы она звучала как следует. У меня есть определенные представления о ней“. Тогда синтезатор Муга только появился; чтобы разобраться с ним, потребовалось время (хотя сейчас три дня уходит только на то, чтобы подключить аппаратуру)».
Джон: «Мы использовали синтезатор Муга в конце [»I Want You" («Я хочу тебя»)]. Этот аппарат мог издавать любые звуки и в любых диапазонах, поэтому, будь мы собаками, мы услышали бы гораздо больше. Это что-то вроде робота. Джордж немного умел играть на нем, но, чтобы разобраться в нем досконально, понадобилась бы вся жизнь. У Джорджа был такой синтезатор. Он использовал его во время записи альбома с Билли Престоном, на нем было исполнено соло в «Because», и, кажется, в «Maxwell» тоже. Его звуки слышатся в разных местах этого альбома" (69).
Джордж: "Впервые я услышал о синтезаторе Муга в Америке. Мне пришлось заказывать свой синтезатор, потому что мистер Муг только что изобрел его. Аппарат был огромным, с сотнями переключателей и двумя клавиатурами.
Но одно дело – иметь такой инструмент, и совсем другое – заставить его играть. К нему не прилагалось никакой инструкции, и, даже если бы она была, она включала бы тысячи две страниц. Вряд ли даже мистер Муг умел извлекать музыку из этого аппарата, для него он был скорее технической новинкой. Если послушать такие песни, как "Неrе Comes The Sun", становится ясно, что он звучит красиво, но это были первые робкие попытки воспользоваться им".
Пол: "Мне опять казалось, что я пытаюсь командовать. Я старался придать своей песне такое звучание, как мне хотелось, и при этом никого не обидеть, а это было очень трудно. Помню, мне приходилось отказываться от своих планов и просто соглашаться с остальными.
В какой-то момент я не выдержал и спросил: "Слушайте, вы что, решили указывать мне, что делать?" И все как-то притихли. Так прошел день, а потом Ринго сказал: "Нет, продолжай. Это ты указываешь нам. Вот и будь нашим продюсером". Меня просили распоряжаться, но я все-таки чувствовал, что делать этого не следует. При этом работать становилось гораздо сложнее, работа теряла прежнюю притягательность".
Джордж Мартин: «Джон разочаровался в записи пластинок. Ему не нравилось то, что я делаю, и то, что я уже сделал. Он не любил „эту возню“, как он ее называл, ему не нравилось выглядеть претенциозным, если угодно. Я понимал его. Он предпочитал добрый, старый, простой рок: „Ну и черт с ним, пусть громыхает на всю катушку!“ Или, если речь шла о тихой балладе: „Запишем ее так, как получится“. Он добивался естественности».
Джон: «Лично мне не было дела до струнных и тому подобного. Я хотел записывать песни с группой или с электронными инструментами. Я не собирался спорить с музыкантами – эту задачу брал на себя Пол, это его стихия. Он сам решал, как поладить со скрипачами и что они должны играть, и, думаю, он предпочитал простой аккомпанемент [в „Golden Slumbers“] – ничего оригинального (69). Эту идею он и осуществил при записи оборотной стороны „Эбби-Роуд“. Меня никогда не привлекали все эти поп-оперы. Мне по душе трехминутные записи вроде рекламных роликов».
Пол: «Мы так и остались на уровне восьми дорожек. Все песни „Битлз“ записаны на двух, четырех или восьми дорожках. В „Сержанте Пеппере“ использовано четыре дорожки. В „Эбби-Роуд“ мы дошли до восьми дорожек и считали, что это даже слишком! Мы думали, что это слишком роскошно».
Пол: "Переход был рядом с нами, и мы сказали: «Давайте возьмем фотографа, выйдем на улицу и перейдем по „зебре“. Мы уложимся за полчаса». Работа затягивалась, а обложку требовалось подготовить раньше, чем пластинку. Мы позвали фотографа Йейна Макмиллана, дали ему полчаса и перешли через улицу.
Был очень жаркий августовский день, я приехал в студию в костюме и сандалиях. От жары я сбросил сандалии и несколько раз перешел улицу босиком, и так вышло, что на выбранном нами снимке я оказался босым, в стиле Сэнди Шоу. Многие люди ходят босиком, в то время я не придал этому никакого значения.
А потом мне однажды позвонили из офиса и сказали: "Один диджей в Америке пустил слух, что ты умер". Я удивился: "Ты шутить? Просто объясни им, что я жив". Он объяснил: "Нет, так не пойдет. На фотографии ты босиком. Говорят, у мафии это символ смерти. А номерной знак машины, которая стоит за тобой, – 28 IF. Это означает, что тебе исполнилось бы двадцать восемь лет, если бы ты был жив![12]« И я ответил: „Постой, а тебе не кажется, что все это притянуто за уши?“ Но он продолжал: „И это еще не все! Ринго снят в черном – значит, он хоронит тебя...“ – и так далее, и все в таком же духе. На снимке нашли уйму подобных намеков».
Джон: "Пол переходил через улицу босиком, потому что всегда старался отличаться, но чтобы это было не слишком незаметно, – не красить же для этого ухо в синий цвет! Он выбирал более утонченный способ. Вот Пол и решил разуться, переходя через улицу. На первый взгляд он ничем не отличается от остальных битлов. Это его маленький трюк. Я ничего не замечал, пока не получил альбом. В тот день я даже не видел, что он разулся. Мы все просто хотели, чтобы фотограф быстрее закончил работу. Вокруг собралось слишком много народу. «Сейчас они испортят все съемки. Надо уходить отсюда. Наше дело – записывать музыку, а не позировать» – вот что мы думали. И я бормотал: «Пойдемте скорее, идите в ногу».
Ринго: "Какой-то диджей заметил все эти «намеки»: и босые ноги Пола (это просто), и «фольксваген-жук». Потом, в «Magical Mystery Tour» у всех у нас красные розы, а у Пола – черная. Все это чепуха, но, если задаться какой-то целью, можно прийти к тому же выводу. И мы никак не могли доказать, что он жив. Мы говорили: «Как мы можем доказать, что это только слухи? Сфотографируемся все вместе!» Но тогда нам сказали бы: «Это фотомонтаж».
Все это выглядело глупо, и мы не тревожились. Таков рок-н-ролл. Безумие не прекращалось: мы выпустили альбом, о нас писали в газетах и говорили по телевидению. Это было шумное событие".
Пол: «Было странно встречаться с людьми вскоре после этого, потому что они смотрели куда-то мимо меня или сквозь меня. Было странно доказывать, что я действительно Пол».
Джон: "Пол Маккартни не мог умереть так, чтобы об этом не узнал весь мир. Он не мог жениться тайно. Это невозможно. Стоило ему уехать куда-нибудь отдыхать – и об этом тут же узнавали все. Это просто безумие – и вместе с тем отличная реклама для «Эбби-Роуд» (69).
Дерек Тейлор: "Как обычно, во всем пришлось разбираться мне – нам часто приходилось опровергать нелепые слухи. Мы отвечали на тысячи телефонных звонков. (Эти слухи до сих пор живы. О них написаны книги, есть человек, который читает о них лекции.) Но в какой-то момент даже я вдруг засомневался, насколько слухи справедливы. Это была моя обычная реакция на очередной слух: «А может, он и вправду мертв? Откуда мне знать?»
(Так было и на Монтерейском поп-фестивале. Прошел слух, что туда приехали все четверо битлов. Я просто отвечал: "Да, кажется, трое из них здесь, но они замаскировались – и мы не знаем, кто именно приехал". Логика в этом была такая: если трое приехали и изменили внешность – кто может их узнать? "Но это уже другая история. Вот если бы вы спросили пораньше..." В воздухе словно расплывается красный дым, затуманивший разум. "Так они здесь?" – "Нет, на самом деле их нету". Это шутка. Если со всем соглашаться, все будет в порядке.)
Итак, вы утверждаете, что Пол мертв. Но и тут появляется сомневающийся: "Но как он похож: тот же рот, те же глаза!" И Пол воскресает. Люди поразительны. Значит, можно перевести разговор на другую тему".
Пол: "В конце концов я сказал: «Пожалуй, будет лучше подыграть им. Ведь это реклама. Тот парень без ума от нашего нового альбома, ему наплевать на то, что он говорит, вот и объясните всем по примеру Марка Твена: „Слухи о моей смерти сильно преувеличены“. Другого выхода у меня нет».
Зато появился альбом "Abbey Road". Мы сделали обложку, придумали название, записали всю музыку, и альбом вышел до "Let It Be" (который крутил на дискотеке наш друг). "Let It Be" – наш последний альбом, a "Abbey Road" – последняя запись.
Думаю, как альбом он был неплох. Кажется, Джон считал, что его конец получился слишком шаблонным и гладким, но, по-моему, это ему не повредило. Так он был выстроен. Вряд ли сегодня он выглядит шаблонным".
Джон: «Скажу вам честно: я мало что помню, потому что для меня „Abbey Road“ ничем не отличается от других альбомов. Одни песни мне нравятся, другие нет. Так было всегда, я никогда не принадлежал к числу восторженных поклонников „Битлз“, принимавших на „ура“ все наши альбомы. Некоторые из наших вещей мне по душе, другие я недолюбливаю. „Abbey Road“ – качественный альбом. Ни больше и ни меньше» (70).
Джон: «У нас всегда была уйма отрывков и кусочков. У меня сохранились вещи, которые я писал во времена „Пеппера“, а спустя некоторое время я утратил к ним интерес. Мы нашли хороший способ избавиться от незаконченных песен. Джордж и Ринго тоже написали немало отрывков, промежуточных фрагментов и проигрышей. Пол говорил: „У нас есть двенадцать свободных тактов – заполните их“. И мы заполняли их, не сходя с места» (69).
Пол: «У Джона был отрывок под названием „Polythene Pam“ („Полиэтиленовая Пэм“), написанный после того, как давным-давно поэт Ройстон Эллис, наш ливерпульский друг, познакомил его с одной девушкой. Мы встретили его на юге во время турне, кажется, в Шрусбери – он просто пришел на концерт. Джон поужинал с ним, потом побывал у него в гостях и там встретил девушку, которая, по сути, была одета в полиэтилен. Джон вернулся и рассказал нам об этой девушке: „Черт! Там была такая цыпочка, это было здорово...“ И мы подумали: „Ого!“ А Джон в конце концов написал эту песню».
Джон: «Polythene Pam» – мои воспоминания о встрече с одной женщиной в Джерси и о человеке, который был ответом Англии на Аллена Гинзберга. Конечно, она не носила ботфорты и килты – это я додумал. Этакий извращенный секс в полиэтиленовом мешке. Я просто искал, о чем бы написать песню" (80).
Пол: "У меня было несколько незаконченных фрагментов. Некоторым не хватало середины, второго куплета или концовки.
Я играл на пианино в Ливерпуле, в доме отца, а на подставке стоял сборник нот моей сводной сестры Рут. Я полистал его и наткнулся на песню "Golden Slumbers". Читать ноты я не умею, вспомнить эту старую мелодию мне не удалось, поэтому я начал играть что-то свое. Мне понравились слова, поэтому я оставил их, и так получился еще один фрагмент песни. А еще у меня была песня "You Never Give Me Your Money" ("Ты никогда не даешь мне своих денег").
Джордж: «Забавные бумажки – вот что нам всегда давали. На этих бумажках было написано, сколько мы заработали, где и за что, но мы никогда не видели этих фунтов, шиллингов и пенсов. У каждого из нас был большой дом, машина и офис, но получить на руки заработанные нами деньги было невозможно» (69).
Пол: «Мы часто спрашивали: „Я по-прежнему миллионер?“ И нам загадочно отвечали: „Согласно бумагам – да“. Мы допытывались: „Ну и что это значит? Да или нет? Правда ли, что у меня в банке лежит больше миллиона зеленых бумажек?“ И слышали в ответ: „На самом деле в банке их нет. Но мы считаем, что вы все-таки миллионер...“ Было очень трудно что-нибудь выжать из этих людей, бухгалтеры никогда не давали нам возможности почувствовать себя преуспевающими».
Джон: "Мой вклад в альбом – песни «Polythene Pam», «Sun King» («Король-солнце») и «Mean Mr Mustard» («Гадкий старик по прозвищу Горчица»). Мы жонглировали словами, пока их смысл не стал туманным. В «Mean Mr Mustard» я написал: «Его сестра Пэм», а сначала там были слова «его сестра Ширли». Я изменил имя, чтобы казалось, будто между этими песнями есть связь. Это всего лишь доработанные отрывки, которые я написал еще в Индии.
[Во время работы над песней "Sun King"], когда мы запели ее и хотели, чтобы она звучала иначе, мы начали шутить, повторяя: "Cuando para mucho". Мы просто выдумали все это. Пол помнил со школы несколько испанских слов, поэтому мы просто вставляли любые испанские слова, которые бы звучали так, будто в них есть смысл. И конечно, мы вставили "chicka ferdi" – это ливерпульское выражение, оно ничего не значит, кроме как "ха-ха-ха". Одно мы упустили: мы могли бы включить туда же "para noia", но забыли об этом. Мы часто называли самих себя "Los Para Noias" (69).
Пол: "В песне «The End» («Конец») три гитарных соло, в которых Джон, Джордж и я исполняем по строчке – ничего такого мы прежде не делали. И мы наконец убедили Ринго сыграть соло на барабанах, чего он не хотел делать. Кульминацией стали слова: «В конце концов, любовь, которую ты получаешь, равна любви, которую ты отдаешь...»
Джон: «На редкость комическая, философсакя строчка» (80).
Ринго: "Соло никогда не интересовали меня. То соло на барабанах – единственное, которое я сыграл. Там есть гитарный отрывок, в котором они трое солируют по очереди, а потом они подумали: «А теперь давайте сделаем и соло на барабанах». Я был против: «Не стану я играть никакое соло!» Но Джордж Мартин переубедил меня. Пока я играл, он отсчитывал такт, поскольку нам был необходим четкий ритм. Нелепее не придумаешь. Я играл: дум, дум... Один, два, три четыре... И мне приходилось закругляться просто потому, что соло включало тринадцать тактов. Так или иначе, я сыграл его, что было для меня непривычно. Теперь я доволен, что мы записали его.
(Замечание по поводу "Эбби-Роуд", мой личный комментарий: партия ударных на этой пластинке – результат появления новой телячьей кожи. В этой записи часто звучит тамтам. Мой барабан обтянули новой кожей, обычно я пользовался им постоянно – он замечательный. Изюминка настоящих пластинок в том, что они показывают, как хороши тамтамы. По-моему, сейчас такое уже не встретишь из-за множества всевозможных технических ухищрений.)"
Джордж: "Во время работы над альбомом ситуация изменилась к лучшему, и, хотя кое-где приходилось применять микширование, нам пришлось играть все попурри. Мы выстроили песни в определенном порядке, сыграли весь аккомпанемент и записали его с одного дубля, переходя от одной аранжировки к следующей. Мы стали снова больше похожи на настоящих музыкантов.
То же самое повторилось с вокальными партиями: нам пришлось отрепетировать гармонии и разучить все подпевки. Некоторые песни хороши только с одним голосом, кое-где появляются гармонии, иногда – три голоса. Это просто ухищрения, мы вставили партии там, где считали их уместными, потому что всем нам тогда хотелось петь".
Джордж Мартин: «Вместе с Полом я пытался вернуться к старым временам „Пеппера“, к созданию действительно стоящих вещей, и мы свели вместе всю вторую сторону пластинки. Джон решительно возражал против того, что мы хотели сделать со второй стороной „Эбби-Роуд“, поэтому работали над ней в основном мы вдвоем с Полом, а остальные лишь вносили свою лепту. Джон всегда был стилягой. Он рок-н-ролльщик, ему хотелось, чтобы на диске было несколько его самостоятельных песен. И мы пошли на компромисс. Но Джон помогал даже в работе со второй стороной. Он приходил, вставлял свой отрывок, советовал, как вставить тот или иной музыкальный фрагмент. Все работали на удивление хорошо, вот почему я очень люблю этот альбом».
Джон: «У нас нет концепций. Для меня альбом – собрание песен, которые больше никуда не вошли. Сам я предпочитаю синглы. Думаю, у Пола есть свои представления об альбомах – концептуальные, он пытается придать им вид попурри, как на второй стороне этого альбома. А меня концепции альбомов не интересуют. Мне интересно только звучание. Мне нравится все, что бы ни получилось. По-моему, незачем превращать альбом в шоу. Лично я просто записываю четырнадцать песен в стиле рок» (69).
Ринго: «Думаю, по записи можно судить, в какой момент мы все были увлечены. Сама песня увлекает, и все думают согласованно. Не важно, что на каком-то уровне мы все действуем самостоятельно, когда дело доходит до музыки, становится понятно, что она действительно отличная, и мы все выкладываемся на тысячу процентов».
Джон: «Come Together» изменилась во время записи. Мы говорили: «Давайте сбавим темп. Сделаем то, сделаем это». И получилось то, что получилось. Я просто сказал: «Вы знаете, аранжировки у меня нет, но вы же понимаете, что мне нужно». Думаю, отчасти это произошло потому, что мы долго играли вместе. И я попросил: «Сыграйте что-нибудь в стиле фанк», – и, кажется, задал темп, а они подхватили мелодию" (69).
Пол: "В основе некоторых моих песен лежит личный опыт, но я стараюсь затушевать его. Множество песен выдумано, как «Maxwell's Silver Hammer» («Серебряный молоточек Максвелла»). Это песня из тех, какие мне нравится сочинять. Это просто история о людях, с которыми я никогда не встречался. Это все равно что писать пьесу: незачем знать этих людей – их можно просто выдумать.
Помню, Джордж однажды сказал мне: "Я не смог бы писать такие песни". Он пишет о том, что пережил сам. Стиль Джона – показывать голую правду. Будь я художником, я, наверное, приукрашивал бы действительность усерднее, чем многие другие.
В этой песне говорится о полосах неудач в жизни. Как раз когда все идет как по маслу, вдруг раздается "бам! бам!" – появляется серебряный молоточек Максвелла, и все рушится".
Джордж: "Песня «Here Comes The Sun» («Вот оно, Солнце!») была написана в тот период, когда компания «Эппл» стала чем-то вроде школы, куда мы должны были ходить и быть бизнесменами: «Подпишите то, подпишите это...» Кажется, зима в Англии тянется вечно; к тому времени, как приходит весна, ты действительно заслуживаешь ее. Однажды я решил плюнуть на «Эппл» и отправился к Эрику Клептону. облегчение оттого, что сегодня мне не придется видеть всех этих полусонных бухгалтеров, было замечательным, я бродил по саду с одной из акустических гитар Эрика и сочинял «Here Comes The Sun».
Джон: «Песня „Come Together“ („Собирайтесь вокруг меня“) – моя, она смутно напоминает одну старую вещь Чака Берри. Я оставил в ней строчку: „Here comes old flat-top“. Она не имеет никакого отношения к песне Чака Берри, но меня привлекли за нее к суду, потому что когда-то я признался, что мне нравятся его песни. Я мог бы изменить эти слова на: „Here comes old iron-face“, и песня с тем же успехом не имела бы никакого отношения к Чаку Берри, как, впрочем, и еще к кому-нибудь» (80).
Пол: «Джон принес джазовую песню, которая звучала точно как „You Can't Catch Me“ Чака Берри, даже в тексте сохранился „flat-top“. Я предложил: „Давайте сыграем ее помедленнее, включим в нее тягучую вибрацию баса и ударных“. Я сыграл басовую партию, вокруг нее все и строилось. Замечательная вещь».
Джон: "Эта песня была создана в студии. В ней звучит профессиональный жаргон. «Come together» – выражение, которое Тим Лири использовал в своей кампании, баллотируясь в президенты или еще куда-то, и он попросил меня написать ему песню для кампании. Я старался, но у меня ничего не вышло. Зато получилась «Come Together», которая ему не подошла – нельзя выиграть выборы с такой песней.
Потом Лири долго обвинял меня, утверждая, что я украл у него лозунг. А я этого не делал. Просто получилась песня "Come Together". Да и что мне было делать – отдать ее Лири? Эта запись в стиле фанк – одна из моих любимых песен "Битлз" (или, можно сказать, одна из моих любимых песен Леннона). Это и фанк, и блюз, и я отлично пою ее. Мне нравится ее звучание (80).
Джон: «Это типичный сингл Маккартни. Он проделал большую работу. На записи „Максвелла“ меня не было. Я еще не успел оправиться после аварии, тем временем они записали большую часть этой песни, и, кажется, Пол чуть ли не силой заставил Джорджа и Ринго участвовать в записи. По-моему, на эту песню мы потратили больше денег, чем на весь альбом» (69).
Пол: "Они сильно на меня разозлились, потому что на запись «Maxwell's Silver Hammer» ушло три дня. Подумаешь!
Когда мы записывали "Oh! Darling!" ("О, дорогая!"), я целую неделю приезжал на студию пораньше, чтобы петь в одиночестве, потому что поначалу мой голос звучал слишком чисто. Мне хотелось, чтобы он звучал так, словно я целую неделю пел на сцене".
Джон: «Мне всегда казалось, что я спел бы эту песню лучше, – она скорее в моем стиле, чем в стиле Пола. Он написал ее, потому и собирался спеть ее сам (80). Кто песню написал, тот ее и поет. А если мы пели вдвоем, то это были песни, которые мы написали вместе. „Octopus's Garden“ – песня Ринго, а пели ее мы все. Это значит, что все мы работали над аранжировкой и так далее. Все очень просто» (69).
Джордж Мартин: «Something» («Что-то») – первый сингл Джорджа, вышедший в октябре. Это отличная песня, и, откровенно говоря, я удивился, узнав, что Джордж написал такое. Классная песня!"
Джон: «Я считаю, что это лучшая песня в альбоме» (69).
Джордж: "Я написал «Something» на пианино во время работы над «Белым альбомом». В тот период мы все находились в разных студиях и делали каждый свое, стараясь закончить работу, и я проводил много времени в одиночестве. Однажды я пришел в пустую студию и написал «Something».
В ней, по-моему, всего пять нот, и это устраивает большинство певцов. Когда я писал ее, мне представлялось, как ее поет Рей Чарльз, и он действительно спел ее через несколько лет. А вот то, что ее спел Фрэнк Синатра, меня не очень обрадовало. Теперь это воспринимается совсем не так, как тогда. Мне не слишком нравился Фрэнк, он принадлежал к предыдущему поколению. Гораздо больше я обрадовался, когда песню спели Смоки Робинсон и Джеймс Браун. Но теперь я радуюсь каждому ее исполнению. Я считаю, что если собственные версии какой-нибудь песни записывают многие, значит, она удалась.
(Однажды на ВВС я познакомился с Майклом Джексоном. Парень, который брал у нас интервью, упомянул про "Something", и Майкл удивился: "Так это ты написал ее? А я думал, Леннон и Маккартни".)
Пол: «Something» Джорджа была ни на что не похожа. В ней речь идет о Патти. В этой песне меня привлекла красивая мелодия и структура. Я решил, что она замечательная. Думаю, Джордж счел мою партию баса слишком перегруженной. Но я, со своей стороны, пытался сделать все, что в моих силах, – возможно, просто пришла его очередь упрекнуть меня в том, что я слишком усердствую. Но работать было приятно, все было замечательно.
По-моему, это одна из лучших вещей Джорджа – наряду с "Неrе Comes The Sun" и "While My Guitar Gently Weeps". Наверное, это три самые лучшие его песни. До тех пор он писал по одной или по две песни для каждого альбома. Вряд ли он считал себя композитором, и, видимо, мы с Джоном вытесняли его – опять-таки без умысла, просто мы были основные авторы, "Леннон и Маккартни". Когда речь заходит о новом альбоме, ясно, что Леннон и Маккартни садятся писать для него песни. Наверное, ему было нелегко втиснуться в нашу компанию. Но наконец он принес "Something" и еще пару отличных песен, и, думаю, все были им довольны. Никто не завидовал. Мне известно, что Фрэнк Синатра часто называет "Something" своей любимой песней Леннона и Маккартни. Спасибо, Фрэнк".
Джон: "Мы с Полом поделили между собой империю, потому что были основными певцами. Джордж не пел в то время, когда пришел в группу. Он был гитаристом. Первые несколько лет он не пел на сцене. Мы разрешали ему спеть одну песню, как, впрочем, и Ринго: «А это номер для него...» Обычно пели и сочиняли мы с Полом. Джордж начал писать гораздо позже.
Мы не могли оттеснить Джорджа. Одно время его песни были не слишком хороши, никому не хотелось критиковать их, но все мы работали над ними, как и над песнями Ринго. Мы вкладывали в эти песни больше труда, чем в некоторые из собственных. Просто он не сразу перешел в нашу лигу. Это ничуть его не принижает, у него не было такой практики, как у нас" (74).
Ринго: «Это была красивая песня. Талант Джорджа расцвел. „Something“ и „While My Guitar Gently Weeps“ – это уже не шутки! Две самые замечательные песни о любви, ничем не хуже песен Джона, Пола и других композиторов того времени. Это красивые песни. Интересно, что Джордж начинал выдвигаться на первые роли, а группа тем временем распадалась».
Джордж Мартин: "Думаю, вся сложность заключалась в том, что все мы – Джон, Пол и я – всегда недооценивали Джорджа как композитора. В этом виноват я. Я часто повторял снисходительно: «Если он принесет песню, мы разрешим вставить ее в альбом». Должно быть, от этого ему становилось не по себе. Но он упорно работал, и его песни становились все лучше, пока не стали чрезвычайно удачными. «Something» – чудесная песня, но мы недооценили ее, мы никогда не думали, что он будет отличным автором.
Еще одна проблема: у него не было соавтора. Джон всегда мог обменяться замыслами с Полом. Даже если они не писали вдвоем, между ними существовала конкуренция. Джордж был одиночкой, и, боюсь, его одиночество усугубляли мы трое. Теперь я об этом жалею".
Пол: «Мы сделали альбом вместе. Музыка была хорошей, мы оставались друзьями, несмотря на все подводные камни. Мы по-прежнему уважали друг друга даже в худшие моменты, но, как ни парадоксально, самое плохое было еще впереди. Вместе мы записали хороший альбом и ссорились только в редких случаях – к примеру, когда я тратил слишком много времени на запись одной песни. Мне понадобилось три дня, чтобы записать „Maxwell's Silver Hammer“. Помню, Джордж упрекнул меня: „Ты три дня записывал всего одну песню“. – „Да, но я хочу, чтобы она звучала как следует. У меня есть определенные представления о ней“. Тогда синтезатор Муга только появился; чтобы разобраться с ним, потребовалось время (хотя сейчас три дня уходит только на то, чтобы подключить аппаратуру)».
Джон: «Мы использовали синтезатор Муга в конце [»I Want You" («Я хочу тебя»)]. Этот аппарат мог издавать любые звуки и в любых диапазонах, поэтому, будь мы собаками, мы услышали бы гораздо больше. Это что-то вроде робота. Джордж немного умел играть на нем, но, чтобы разобраться в нем досконально, понадобилась бы вся жизнь. У Джорджа был такой синтезатор. Он использовал его во время записи альбома с Билли Престоном, на нем было исполнено соло в «Because», и, кажется, в «Maxwell» тоже. Его звуки слышатся в разных местах этого альбома" (69).
Джордж: "Впервые я услышал о синтезаторе Муга в Америке. Мне пришлось заказывать свой синтезатор, потому что мистер Муг только что изобрел его. Аппарат был огромным, с сотнями переключателей и двумя клавиатурами.
Но одно дело – иметь такой инструмент, и совсем другое – заставить его играть. К нему не прилагалось никакой инструкции, и, даже если бы она была, она включала бы тысячи две страниц. Вряд ли даже мистер Муг умел извлекать музыку из этого аппарата, для него он был скорее технической новинкой. Если послушать такие песни, как "Неrе Comes The Sun", становится ясно, что он звучит красиво, но это были первые робкие попытки воспользоваться им".
Пол: "Мне опять казалось, что я пытаюсь командовать. Я старался придать своей песне такое звучание, как мне хотелось, и при этом никого не обидеть, а это было очень трудно. Помню, мне приходилось отказываться от своих планов и просто соглашаться с остальными.
В какой-то момент я не выдержал и спросил: "Слушайте, вы что, решили указывать мне, что делать?" И все как-то притихли. Так прошел день, а потом Ринго сказал: "Нет, продолжай. Это ты указываешь нам. Вот и будь нашим продюсером". Меня просили распоряжаться, но я все-таки чувствовал, что делать этого не следует. При этом работать становилось гораздо сложнее, работа теряла прежнюю притягательность".
Джордж Мартин: «Джон разочаровался в записи пластинок. Ему не нравилось то, что я делаю, и то, что я уже сделал. Он не любил „эту возню“, как он ее называл, ему не нравилось выглядеть претенциозным, если угодно. Я понимал его. Он предпочитал добрый, старый, простой рок: „Ну и черт с ним, пусть громыхает на всю катушку!“ Или, если речь шла о тихой балладе: „Запишем ее так, как получится“. Он добивался естественности».
Джон: «Лично мне не было дела до струнных и тому подобного. Я хотел записывать песни с группой или с электронными инструментами. Я не собирался спорить с музыкантами – эту задачу брал на себя Пол, это его стихия. Он сам решал, как поладить со скрипачами и что они должны играть, и, думаю, он предпочитал простой аккомпанемент [в „Golden Slumbers“] – ничего оригинального (69). Эту идею он и осуществил при записи оборотной стороны „Эбби-Роуд“. Меня никогда не привлекали все эти поп-оперы. Мне по душе трехминутные записи вроде рекламных роликов».
Пол: «Мы так и остались на уровне восьми дорожек. Все песни „Битлз“ записаны на двух, четырех или восьми дорожках. В „Сержанте Пеппере“ использовано четыре дорожки. В „Эбби-Роуд“ мы дошли до восьми дорожек и считали, что это даже слишком! Мы думали, что это слишком роскошно».
Пол: "Переход был рядом с нами, и мы сказали: «Давайте возьмем фотографа, выйдем на улицу и перейдем по „зебре“. Мы уложимся за полчаса». Работа затягивалась, а обложку требовалось подготовить раньше, чем пластинку. Мы позвали фотографа Йейна Макмиллана, дали ему полчаса и перешли через улицу.
Был очень жаркий августовский день, я приехал в студию в костюме и сандалиях. От жары я сбросил сандалии и несколько раз перешел улицу босиком, и так вышло, что на выбранном нами снимке я оказался босым, в стиле Сэнди Шоу. Многие люди ходят босиком, в то время я не придал этому никакого значения.
А потом мне однажды позвонили из офиса и сказали: "Один диджей в Америке пустил слух, что ты умер". Я удивился: "Ты шутить? Просто объясни им, что я жив". Он объяснил: "Нет, так не пойдет. На фотографии ты босиком. Говорят, у мафии это символ смерти. А номерной знак машины, которая стоит за тобой, – 28 IF. Это означает, что тебе исполнилось бы двадцать восемь лет, если бы ты был жив![12]« И я ответил: „Постой, а тебе не кажется, что все это притянуто за уши?“ Но он продолжал: „И это еще не все! Ринго снят в черном – значит, он хоронит тебя...“ – и так далее, и все в таком же духе. На снимке нашли уйму подобных намеков».
Джон: "Пол переходил через улицу босиком, потому что всегда старался отличаться, но чтобы это было не слишком незаметно, – не красить же для этого ухо в синий цвет! Он выбирал более утонченный способ. Вот Пол и решил разуться, переходя через улицу. На первый взгляд он ничем не отличается от остальных битлов. Это его маленький трюк. Я ничего не замечал, пока не получил альбом. В тот день я даже не видел, что он разулся. Мы все просто хотели, чтобы фотограф быстрее закончил работу. Вокруг собралось слишком много народу. «Сейчас они испортят все съемки. Надо уходить отсюда. Наше дело – записывать музыку, а не позировать» – вот что мы думали. И я бормотал: «Пойдемте скорее, идите в ногу».
Ринго: "Какой-то диджей заметил все эти «намеки»: и босые ноги Пола (это просто), и «фольксваген-жук». Потом, в «Magical Mystery Tour» у всех у нас красные розы, а у Пола – черная. Все это чепуха, но, если задаться какой-то целью, можно прийти к тому же выводу. И мы никак не могли доказать, что он жив. Мы говорили: «Как мы можем доказать, что это только слухи? Сфотографируемся все вместе!» Но тогда нам сказали бы: «Это фотомонтаж».
Все это выглядело глупо, и мы не тревожились. Таков рок-н-ролл. Безумие не прекращалось: мы выпустили альбом, о нас писали в газетах и говорили по телевидению. Это было шумное событие".
Пол: «Было странно встречаться с людьми вскоре после этого, потому что они смотрели куда-то мимо меня или сквозь меня. Было странно доказывать, что я действительно Пол».
Джон: "Пол Маккартни не мог умереть так, чтобы об этом не узнал весь мир. Он не мог жениться тайно. Это невозможно. Стоило ему уехать куда-нибудь отдыхать – и об этом тут же узнавали все. Это просто безумие – и вместе с тем отличная реклама для «Эбби-Роуд» (69).
Дерек Тейлор: "Как обычно, во всем пришлось разбираться мне – нам часто приходилось опровергать нелепые слухи. Мы отвечали на тысячи телефонных звонков. (Эти слухи до сих пор живы. О них написаны книги, есть человек, который читает о них лекции.) Но в какой-то момент даже я вдруг засомневался, насколько слухи справедливы. Это была моя обычная реакция на очередной слух: «А может, он и вправду мертв? Откуда мне знать?»
(Так было и на Монтерейском поп-фестивале. Прошел слух, что туда приехали все четверо битлов. Я просто отвечал: "Да, кажется, трое из них здесь, но они замаскировались – и мы не знаем, кто именно приехал". Логика в этом была такая: если трое приехали и изменили внешность – кто может их узнать? "Но это уже другая история. Вот если бы вы спросили пораньше..." В воздухе словно расплывается красный дым, затуманивший разум. "Так они здесь?" – "Нет, на самом деле их нету". Это шутка. Если со всем соглашаться, все будет в порядке.)
Итак, вы утверждаете, что Пол мертв. Но и тут появляется сомневающийся: "Но как он похож: тот же рот, те же глаза!" И Пол воскресает. Люди поразительны. Значит, можно перевести разговор на другую тему".
Пол: "В конце концов я сказал: «Пожалуй, будет лучше подыграть им. Ведь это реклама. Тот парень без ума от нашего нового альбома, ему наплевать на то, что он говорит, вот и объясните всем по примеру Марка Твена: „Слухи о моей смерти сильно преувеличены“. Другого выхода у меня нет».
Зато появился альбом "Abbey Road". Мы сделали обложку, придумали название, записали всю музыку, и альбом вышел до "Let It Be" (который крутил на дискотеке наш друг). "Let It Be" – наш последний альбом, a "Abbey Road" – последняя запись.
Думаю, как альбом он был неплох. Кажется, Джон считал, что его конец получился слишком шаблонным и гладким, но, по-моему, это ему не повредило. Так он был выстроен. Вряд ли сегодня он выглядит шаблонным".
Джон: «Скажу вам честно: я мало что помню, потому что для меня „Abbey Road“ ничем не отличается от других альбомов. Одни песни мне нравятся, другие нет. Так было всегда, я никогда не принадлежал к числу восторженных поклонников „Битлз“, принимавших на „ура“ все наши альбомы. Некоторые из наших вещей мне по душе, другие я недолюбливаю. „Abbey Road“ – качественный альбом. Ни больше и ни меньше» (70).