Особого энтузиазма идея не вызывала.
И воплотить ее он не успел.
* * *
Адель была послана в этот мир побеждать.
Она не признавала поражений.
Даже окончательного – смерти – не признавала. Только Победа! Она была Воином.
Адель ринулась в атаку. В последнюю атаку – дабы использовать последний шанс. Живым из такой атаки не вернулся бы никто… И хотела она одного – пасть, победив.
Адель-Лучница была Воином.
* * *
Его левая рука потянулась к мечу. Потянулась уверенным движением. Иван закусил губу – до боли, до крови – и остановил руку. Это было не его движение. Чужое присутствие ощутил он в своем разуме. И – через секунду понял – чье.
Адель!
Адель была внутри его…
В эту секунду их мысли были общими, и не нужен был дар, дабы понять все.
И ему показалось, что он понял все.
Она любила его. Она хотела умереть с ним рядом в Последней Битве. Она никогда и ни в чем ему не лгала.
Просто Адель не называла некоторых имен…
И имени Пославшего ее…
А лгала – чужими устами. Думая, что лжет во благо…
Уходи!!!!!
Он вышвырнул ее из себя стремительно и безжалостно. Показалось, что слышится ее исчезающий вскрик: “Я люблю тебя, Стра-а-а-а…”
И – еще – показалось – что она умирает.
* * *
В небе, в белом летнем небе над старой раскольничьей деревушкой Гедонье зажглась звезда. Яркая, режущая глаз.
Это была злая звезда.
* * *
Кулом. Сейчас.
Все повторяется. Корабль мертвых несется вниз по реке. Призрак стоит у штурвала. Призраки в каюте – четыре Призрака.
Призрак-Адель здесь.
Теперь – здесь.
На столе Книга. Книга Гедеона. Она полупрозрачна, как и всё тут. Призраки спорят над Книгой – трое. Им не дано видеть – что внутри.
Оружие Стража.
Призрачный Страж стоит у штурвала.
Он не ведает – что он Страж. Что его оружие рядом. Лопнула связь времен – отцы пали слишком рано. Воинов некому было учить. Но Страж что-то чувствует. Неясное, но грозное – потому что он Страж.
Призрак-Адель ликует. Призраки иногда ликуют – и их ликование страшит. Час близок. Оружие найдено. Есть Страж, забывший себя. И другой, тоже забывший, – его младший брат. Кровь прольется и все сбудется. Грянет Битва и Он явится в силе и славе своей, и она будет скакать у стремени его: Адель-Победительница, лучница на белом коне.
Она ошиблась в Страже.
Даже забывший все – он Страж. Призрак-Саня оставляет штурвал, ставит рычаг на фиксатор и требует Книгу. Книгу Гедеона. Книгу Стражей.
* * *
“Мария Целеста”. Пять лет назад.
Саня Сорин сам не очень понимал, что делает.
Память Сани – память не ума, память предков, память крови – дотянулась, пробилась в сознание вереницей неясных образов – но он воспринимал их смутно. Знал только – происходит то, чего не должно происходить.
У Меча Господня тоже была память – примитивная, рудиментарная память металла. Оружие помнило немногое – чьи глаза должны видеть его. И чьи руки – взять… И крохотный серебряный кинжал – пронзающий небо и землю Меч из пламени – рвался к руке Стража. Спящего Стража – пробужденного внезапным звуком трубы. Тянущегося к своему оружию – и не знающего, как пользоваться им…
Саня Сорин поставил рычаг на фиксатор. Зашел в каюту. И потребовал Книгу Гедеона.
Адель не могла отказать. Не могла. Когда Страж требует свое, ему не отказывают. И Адель швырнула Книгу в лицо Саньке – на! ешь! этот хлеб тебе не по зубам, слепой Страж! Она была в ярости, так не должно быть, он слеп, он что-то чувствует, но ничего не знает, и ему все равно не снять печатей с Книги…
И в ярости она была прекрасна.
Но она ошиблась в Саньке. Снова она ошиблась в Страже. Воины бьются до конца: даже слепые, даже забывшие все, даже мертвые.
Санька не стал снимать печати. Он, сжигая руки, просто разорвал Книгу. Пополам.
Синие глаза сверкали яростью. И ненавистью. И – были прекрасны.
Сидельников раскрывал и закрывал рот с негромкими булькающими звуками. Двое спутников его – онемели. Меч прыгнул в руку Сане – видимый только ему. Смутные образы в голове Стража и примитивный эмпатический разум оружия слились воедино – и столкнулись со страстной и яростной ненавистью Адель. Страж и Меч превратились в единое оружие – не рассуждающее, но знающее цель…
Оружия Стражей Адель не видела.
Оно вонзилось ей в сердце – и все вокруг исчезли. Исчезли все, кто был на борту “Марии Целесты”.
Сидельников.
Двое его спутников.
Саня Сорин – проснувшийся Страж.
И – Адель.
Вернулась только она…
* * *
Сейчас.
Полупрозрачные актеры повторяют драму пятилетней давности: Призрак-Санька вонзает призрачное оружие… Но сейчас все немного не так. Что-то иначе. Ненависти и ярости в призрачных синих глазах нет… В них слезы. Иногда призраки плачут.
Удар.
Призраки исчезают.
* * *
Ольгин Крест.
Старый, покрытый водорослями катер медленно погружается. Призраков на нем нет. Живых тоже. Теперь исчезает и корабль.
Прощай, “Мария Целеста”.
Воды смыкаются.
Глава 14.
Он остался один.
Из прокушенной губы текла кровь.
Он не замечал.
Он навеки остался один.
Но были ворота – и был мальчик на алтаре.
Царь Живых.
Сын Осипа – Царя Мертвых.
И был меч, торчащий из камня.
Решай, Страж.
Теперь проще.
Последней Битвы плечом к плечу с Адель не будет.
Теперь любая Битва только твоя.
Решай.
Ладно. Нужна кровь? Нужна кровь Царя?
Из ворот стремительно высунулся рог – неимоверной длины и толщины. Окровавленный. И снова исчез. Да-а-а, зверушка…
Все уже было и все будет вновь. На алтаре лежит мальчик. В кустах сидит Бог. И говорит: убей. Убей, нужна кровь. Убей, ягнята у меня кончились. Знаешь, тебя все-таки нет. Мало ли кто может шуршать кустами. Если надо убить мальчика – тебя нет.
Нет.
Но ворота есть.
И я их закрою. Попробую закрыть.
Он делал все быстро, чтобы не передумать.
Меч легко вышел из камня.
Легко вознесся над головой.
Но падал – казалось – медленно.
И, рассекая воздух, – стонал.
* * *
Марья закричала. Страшно, пронзительно. Наташка подскочила – распахнутые глаза Марьи жгли огнем.
Крик превратился в слова. Кричащие.
– Останови-и-и-и его! Останови-и-и-и…
– Кого остановить, Машенька? Все будет хорошо, Ваня поехал за мальчиком, он спасет его от того страшного человека, все будет хорошо, ты знаешь, как Ваня любит детей…
– Он убьет его.
Крика не осталось в помине. Марья говорила быстро, негромко и четко.
…конечно, она любила Саньку, любила всегда, просто была молодой и глупой, и сама не понимала, и хотела похвастаться, дура, перед подружками, хотела хвастаться долго, какая она была дура, гордилась таким ухажером, думала все равно он никуда не уйдет, и все у них впереди, и не торопилась, и могла бы долго не торопиться, пока он не приплыл из Усть-Кулома с этой блондинкой, он так смотрел на нее, что она не смогла не поторопиться, и не пожалела, и было хорошо, и когда “Маша-Целка” уходила в свой последний рейс, название было неправильное, и потом она поняла, что осталась одна, и поняла что ее стало двое, и приехал Осип, он приезжал каждый год, и каждый год звал ее замуж, и…
Марья больше не говорила.
И не кричала.
И, кажется, не дышала.
Тогда закричала Наташа.
* * *
Меч стонал, рассекая воздух.
Иван стонал вместе с ним.
Хотелось, очень хотелось – остановить, отвести удар.
Он не мог.
Меч закончил свой путь.
Меч ударил.
Сначала крови не было.
Иван смотрел и рыдал в душе.
Его левая рука, левая кисть, дрогнула.
И стала падать на траву. На сожженную траву.
Он провожал ее взглядом.
Такая родная…
Такая знакомая…
Вот свежая царапина на мизинце.
Вот след от кольца на безымянном.
Вот старый-старый ожог на ладони…
Прощай, рука, нам хорошо было вместе…
Крови все не было.
И боли не было. Меч – хорошее оружие. Острое. Оружие Стража.
Левая кисть упала на траву. На черную траву.
Указательный палец сгибался и разгибался, будто опять нажимал на спуск карабина “Везерби”.
И тут кровь хлынула.
Фонтаном.
Нужна кровь??
Подходите!
Получайте!
Он водил культей, как пожарник брандспойтом, в шальном последнем веселье. Кровь била далеко, неимоверно далеко. Она долетела до нависших волн горящего стекла – они погасли. И исчезли. Чуть коснулась кустов – их не стало. Оросила ворота – они на удивление легко и быстро схлопнулись в сверкающую точку. Он ждал – оттуда, извне – адского воя и скрежета, ждал борьбы и победы… Ничего. Точка исчезла. Даже обидно. Он разочаровался – ненадолго. Надолго его не хватило…
Кровь иссякла.
Жизнь иссякала тоже…
Иоанн пошатнулся.
Посмотрел вокруг.
Не было ничего под небом.
Только алтарь.
Только мальчик с мертво-спящим лицом.
Только он сам – ненадолго.
Кровь иссякла.
Он завыл.
Он терзал и мял свою культю – крови не было.
Он сжал изо всех сил, зная, что сейчас упадет и не встанет.
Одна маленькая капля упала на лоб мальчика.
Веки дрогнули…
У-у-уф…
Царь ты, Царь… Веселенькое тебя ждет пробуждение… В компании однорукого трупа… Ничего, справишься, не маленький, четыре года, считай Воин…
Иоанн бредил, уже стоял на коленях.
Мягко клонило набок. Но он все хотел что-то сказать Царю.
Совсем забыл, если встретишь такую девушку, зовут Адель, если жива – ты сразу узнаешь, она очень красивая, скажи, что я…
Иоанн упал.
И замолчал.
Он прошел Путь.
* * *
В небе над старой раскольничьей деревушкой Гедоньем дрогнула звезда. Медленно покатилась по небу. Быстрее, быстрее… Исчезла.
Это была злая звезда.
Эпилог.
– Дяденька, не умирай!!! Слышишь меня? Не смей умирать! Вставай, дяденька… Открывай глаза!
Все правильно. Но так или иначе придется умереть. Так – от потери крови. Иначе – на рогах Зверей – если они сейчас входят в ворота. Стоит попробовать умереть стоя и с раскрытыми глазами…
Встань, Страж!
Открой глаза!
Он встал. Он открыл глаза.
И увидел новое небо и новую землю.
Ворот не было.
Нависшего над ними стеклянного моря не было.
И не было алтаря.
Осталась воронка – заросшая зеленой травой. Трава шелестела под ветром.
Где был алтарь – точно в том месте – стоял колодец.
Старый замшелый колодец – но ворот был цел – треснувшая бадья висела под ним. В полушаге от сруба стоял мальчик Андрюшка – бывший Царь Живых – и с тревогой смотрел на Иоанна.
Он машинально протянул руку к вихрастой голове – инстинктивный жест, когда ребенок смотрит с тревогой. Протянул левую руку.
Рука была.
Его рука.
Нет, не его…
Не было свежей царапины на мизинце, и следа от кольца на безымянном, и старого-старого ожога на ладони – а в остальном похожа, все на месте.
Нет, не все.
Не было меча, или кинжала – не было его оружия. Оружия Стража.
Иоанн растерянно провел взглядом по траве – и понял, что меча нет – но он где-то рядом. И Страж может взять его в любой момент. Он может взять. Но правой рукой.
Он взглянул на часы – еще один инстинктивный жест. И бесполезный. Прошли века, прошли эпохи – и механизм стоит сто миллионов лет. Или не прошло ничего – и стрелка застряла на тех же цифрах.
Он ошибся. Стрелка бодро бежала по кругу.
Прошло примерно полчаса.
Он протянул руку Андрюше: пойдем отсюда, все кончилось.
* * *
Не кончилось ничего. И ничего не началось. Просто все остановилось.
Застыл в полете легкий ветерок и шепчущая что-то ему трава; застыла неуверенная, робкая улыбка – только-только появляющаяся на лице мальчика. Застыла маленькая ладошка, протянутая навстречу его руке. Двигаться мог один Иоанн.
Опять! Хотелось завыть… Глотку саднило, глотку жгло оставшимся внутри криком.
Он протянул руку к бадье.
– Не стоит! Здесь горькие воды…
Голос за спиной.
– Ну что, Страж? Тяжело? Нелегкий был спарринг?
Спарринг? Это – спарринг?! Иоанн поворачивался целую вечность… По склону воронки к нему спускался человек. В камуфляжной одежде, обагренной кровью. Усталая походка, высокий залысый лоб, трехдневная щетина. Опасности от человека не исходило. На вид лет пятьдесят, подумал Иоанн, не зная, за сколько идет этот год: за век? за тысячелетие? за эпоху? На каждой войне своя выслуга лет.
– Шучу, Страж – насчет спарринга, – человек подошел почти вплотную к Иоанну и срубу колодца. – Молодец, хорошо дрался… У нас там тоже было жарко…
Иоанн услышал – легким дуновением, бесконечно далеким эхом – там, откуда пришел человек – топот миллионов белых коней, и звон бесчисленного оружия, и пронзительный, печально-торжествующий зов трубы… И шум крыльев птиц, всех птиц неба – прилетевших пожрать трупы врагов.
Человек уселся прямо на землю, прислонился спиной к зеленым от мха бревнам. И с наслаждением вытянул ноги.
– Садись, ангел… Покурим?
Прежде чем сесть, Иоанн заметил странную вещь. Лицо незнакомца он видел отлично, мог разглядеть каждую мелочь – но камуфляжная форма его плыла, перетекала из ниоткуда в никуда – деталей понять невозможно. Одну, достаточно необычную, Иоанн все-таки разглядел – неясно мерцающую продолговатую нашивку (имя? личный номер? группа крови?) – но была она почему-то не на груди или рукаве, а на бедре… И прочитать это имя (или не имя) было невозможно.
Человек порылся в помятой пачке (надпись и картинка на ней плыли – как и униформа) – выбрал две нераскрошившихся папиросы, протянул одну Иоанну. Никогда в жизни Иоанн не курил. Но понял – сейчас он закурит.
…Они курили молча, сосредоточенно – два Воина в короткой передышке боя.
* * *
Человек встал, загасил окурок о подошву высокого шнурованного ботинка. Иоанн поднялся секундой позже. Человек осторожно коснулся Андрюши – так и замершего на одной ноге и с протянутой ладошкой – и усадил его на траву. Туда, где только что сидел сам. И отер застывшую на щеке мальчика слезу…
Потом медленно огляделся вокруг. И – вслед за ним Иоанн увидел то же, что и он. Тела. Груды тел. Груды мертвых тел. Даниэль – прекрасный даже в смерти. Мрачный Осип. Марья… И Марья? Прохор и охотники. Гавриил. Улыбающаяся Ная. Многие другие.
Ближе всех к Иоанну лежала Адель.
Он убил ее.
Все-таки убил…
Убил, не желая того.
Убил, когда безжалостно вышвырнул из своего мозга.
Только так и можно убить любимую и любящую…
– Нелегкая была жатва, Страж…
– Зачем? Зачем? Зачем?
– Когда-то здесь упала звезда. И стал Колодец. А каждому Колодцу нужен Страж… Колодцы ведут вниз…
– Значит, ворот не было? Декорация? Значит, не было Царя? Все – декорация? Инсценировка? Значит, все было напрасно? Но зачем?
Два кивка и одно покачивание головой.
– Почему напрасно? Ты легко мог уничтожить бутафорские Врата и распахнуть реальный Колодец. По-настоящему, во всю ширь, Колодец открывает лишь кровь Стража – пролитая другим Стражем. И вот тогда было бы тяжко…
– Значит, это… – Иоанн показал на спящего Андрюшу.
– Да. Это Страж. Будущий твой преемник. Но не скоро…
– А они? Даниэль и… Адель. Демоны?
– Почему? Ангелы обладают свободой воли. И кто-то выбирает Агнца, кто-то – Дракона… Драконы, знаешь, они ведь тоже привлекательны – огонь, мощь, натиск…
– А остальные? Вещунья, “Царь” и этот… из кустов…
Человек досадливо поморщился.
Мертвый Даниэль восстал. Мертвые губы раскрылись трубным гласом, словно он опять вызывал на смертный бой Осипа:
– И ты веришь шарлатанам??!! Балаганным чревовещателям??!!
Устами мертвого говорил человек. Человек? Ладно, пока Иоанн будет считать его человеком – за неимением других вариантов.
Больше он ничего не спрашивал. Медленно обводил взглядом своих мертвецов. Он и так знал все о каждом. О Даниэле – долго мерившем чужие жизни и получившем той же мерой; о Гаврииле – уставшем и сломленном, о все забывшем Гаврииле – но сохранившем меч Стражей пять долгих лет. Об Осипе, о Страже-ренегате, сумевшем наконец умереть.
И об Адель.
Об его Адель.
О прекрасной всаднице на белом коне. Об ангеле Дракона.
Человек спешил. Но не торопил – ни словом, ни жестом.
Иоанн отвернулся от мертвых и повернулся к человеку. Глаза были сухи. Мертвецы исчезли.
– Ты даже не попрощался… – казалось, человек удивился.
– Зачем прощаться с мертвыми?
– Ангелы не умирают. Просто долго возвращаются… Когда она восстанет из Бездны, новые звезды вспыхнут вместо старых… Прощайся.
– Через Бездну?
– Что такое Бездна против Любви? Даже смешно… Жаль, что я давно разучился смеяться… Прощайся же, глупый ангел!!!
– Я люблю тебя…
– Я знаю. И я вернусь… Я вернусь. Ты только жди…
– Я буду ждать. У нас все начнется сначала…
– И ты опять убьешь меня?
…
– …Да.
– Я люблю тебя, Страж… Я возвращаюсь…
Бездна смолкла. Звезды будут гаснуть тысячи лет. Миллионы. Он будет ждать. Чтобы все повторилось. Все. Чтобы Любить… Чтобы снова отправить в Бездну свою Любовь. Прекрасную всадницу на белом коне, лучницу в золотом венце. Адель. Ангела Дракона.
Человек молчал. Лицо у него было странное – словно он жалел, что забыл – как смеются и плачут. Потом он сказал:
– Знаешь, ангел, звезды гаснут медленно. Но вспыхивают быстро. И Бездна значительно меньше, чем ты думаешь – если через нее тянутся с двух сторон. И ничего не повторяется, все бывает иначе – потому что кроме Любви есть Надежда.
Он медленно пошел вверх по склону.
– Я ухожу. Моих ребят нельзя оставлять надолго… Ты знаешь свой пост. Смены не будет. Прощай.
– Как звать тебя?
– Мое имя знаю только я. Конспирация. Война все-таки…
На самом верху он обернулся:
– Будет совсем плохо, знай – я есть, я рядом. И знай еще: я есть всегда. Даже когда гибнут дети. Но тогда мне очень больно…
КОНЕЦ
Санкт-Петербург
21.03.2002 – 02.05.2002
Примечания
1
Не надо ассоциировать приветствие “Хайле!” с поганым нацистским “Хайль!”
2
Для читателей, не слишком внимательно изучающих примечания, а также для политически-озабоченных граждан, вынюхивающих всюду красно-коричневый всемирный заговор, стоит повторить: не надо ассоциировать приветствие “Хайле!” с поганым нацистским “Хайль!”
3
Премоляр на языке стоматологов – четвертый зуб человеческой челюсти, следующий за клыком. Пятый, кстати, тоже премоляр – но к делу это не относится.
4
На языке потенциального противника “Хантер-хауз” означает “Охотничий домик” – по крайней мере, придумавший название Прохор всегда считал именно так.
5
Примечание соавтора: Мне не то чтобы просто надоело убирать лезущую с солдафонской настойчивостью на страницы повествования личность подполковника ****ва, хотя и этот факт имеет место… Но главная причина, по которой я решил предоставить слово этому самозваному “наставнику кадетов” – желание дать понятие об уровне образования и интеллекта людей в погонах, которым до сих пор еще доверено в нашей стране столь многое – от ядерного оружия до права воздействовать всеми способами в течении двух лет на души молодежи… В принципе, особых сомнений этот уровень и так ни у кого не вызывает. Известно, как способствует мышлению изучение уставов и хождение строем. Но иногда самый действенный прием дискуссии – дать оппоненту высказаться до конца и полностью. Без комментариев. И – большинство услышавших его сделают правильные выводы. Итак – слово подполковнику ****ву.
6
Не стоит путать “хайле” толканутых с приветствием “Хайле!” У толканутых “хайле” произносится, словно рот капитально забит полупережеванной пищей.
7
Житейский совет: пишите все-таки большие слова с большой буквы. С прописной. Даже если так пока не думаете. Если вы считаете, что процесс письма однонаправленный: подумал – написал, то вы слегка ошибаетесь. В любом процессе обратная связь наличествует, пусть и малозаметная. Пишите с большой! Глядишь, и в голове что-то сдвинется в нужную сторону…
8
Интерны на медицинской службе – полный аналог прапорщиков на службе военной. Как вторые из них – промежуточный этап эволюции человека от рядового к офицеру, так и первые – от студента к врачу. Практикуются под наблюдением кураторов, каковые за все не то и не там ампутированное интернами и отвечают. А кто желает подробнее, господа кадеты, тот может сходить в личное время в медчасть и расспросить интерна Кали. Только воли рукам давать не советую – у девочки черный пояс, и не на халате – на кимоно.
9
Примечание соавтора: О причинах удаления упомянутого неудачного подзаголовка см. в предисловии.
10
Предупреждаю, кадет! Еще намек на эту тему – и ваш ближайший акт состоится с туалетом второй роты. После отбоя. С зубной щеткой в руках. Заодно даю вводную: Дежурившие вчера по кухне наказаны. Вторая рота освобождена от строевой подготовки. У всех что-то с желудками. И с кишечниками.
11
Отставить предупреждение! Отставить туалет! В чем-то вы правы, кадет… туда-обратно… И у чубайсов с гайдарами как у людей… Кто бы подумал…
12
Подзабывшим язык Калигулы напомним: русский аналог – “Назвался груздем (Поланским) – полезай в кузов!”
13
Именно так и были устроены первые разрывные пули, примененные в 1899 г. англичанами в сражении при Блумфонтейне. Кстати, их название “дум-дум” отнюдь не является звукоподражательным, имитирующим попадание означенной пули в головной мозг. Просто под Калькуттой, в местечке Там-дам или Дам-дам (местные ханжи, супруги английских сагибов, произносили Дум-дум, так и закрепилось) впервые развернулось массовое производство означенных пуль.
14
Автор неточен. Пули, вынутые из пусть даже малокалиберных патронов и порох, высыпанный из гильз означенных патронов, помочь могут многому. При наличии у ищущих такой помощи двух разноразмерных емкостей, с широким зазором входящих друг в друга, – и простейшего, изготовляемого за пять минут, запально-воспламеняющего устройства. (Прим. рецензента)
15
Атлант – последний, или первый (откуда считать) позвонок, на который опирается череп. Непонятно почему назван в честь мужа широко известной по древнегреческим мифам Кариатиды.
16
Саркофаг на языке Герострата значит буквально “пожиратель мяса”. Мертвого, понятное дело, мяса. Античные эллины кремировали своих мертвецов и плохо понимали чтящих трупы египтян, но суть дела уловили правильно. Челюсть многотонной каменной крышки схлопывается – хап! – и попробуй вылези. Одно слово, пожиратель…
17
Человеческий эмбрион получает душу на 4-й неделе развития. Позже любой аборт – убийство.
18
Не стоит раскрывать псевдоним автора статьи, скончавшегося в 1992 г. Стоит лишь намекнуть, что под ним скрывался в прошлом крупнейший советский ученый-биохимик, кавалер орденов и лауреат премий, отказавшийся от продолжения научной карьеры и ставший одним из активных членов, а впоследствии и руководителем подмосковного “корабля” духовного объединения, именуемого атеистами “сектой скопцов”.
19
Выражение “блаженны нищие духом” – отнюдь не шутка и не кокетство духом богатых. Пресловутые десятипроцентники о богатствах духа вообще не задумываются, они других богатств ищут… У иных же аппетит приходит во время еды, и владеющий семидесятью процентами своих возможностей – тоскует об остальных тридцати, и алчет продвинуться дальше, и вполне искренне, без тени кокетства, считает себя нищим духом…
20
Этим дебиловатым стратегом-паникером был некий телефонист Ходоунский (персонаж романа Ярослава Гашека), озвучивший сию мысль в беседе с бравым солдатом Швейком. Жаль, что австро-венгерская военная жандармерия не вздернула мордастого дезертира Я. Гашека еще в далеком 1915 году. Он, Гашек, ведь не только шуточки шутил да на имперские знамена публично гадил. Он и у нас, в Заволжье и в Оренбуржье, отметился. Покомиссарствовал. С размахом и кроваво. Так оно и бывает – всегда. Из нежелающих побеждать комиссары и зондерфюреры получаются грамотные. И не слишком тешьтесь надеждой загнать их в санитары-альтернативщики – выносить за больными утки… Что им ваши утки. Убивать-то они готовы. Просто пасть ради Победы боятся.
21
МАГАТЭ – международное агентство по атомной энергии. Образованная в 1957 г. специализированная организация ООН со штаб-квартирой в Вене.