Страница:
Урок термитов
Доктор Илья Пригожий и группы его сотрудников в Свободном университете в Брюсселе и в Техасском университете в Остине прямо поставили под сомнение предпосылки Второй волны, показав, как химическая и другие структуры перепрыгнули на более высокую ступень дифференциации, и объяснив сложности посредством комбинации случайного и необходимого. За эти работы Пригожий был удостоен Нобелевской премии(34). Родившийся в Москве, привезенный в Бельгию еще ребенком, с юного возраста захваченный проблемами времени, он был поставлен в тупик явным противоречием. С одной стороны, была вера физиков в существование энтропии, из которого следовало, что Вселенная деградирует и что все организованные структуры в конце концов разрушатся. С другой - было учение биологов о том, что жизнь является самоорганизованной и мы непрерывно восходим все выше и выше к все более и более сложной организации (структуре). Энтропия указывает одно направление, эволюция - другое. Это привело Пригожина к вопросу, как возникают более высокие формы организации, и к годам исследований и занятий химией и физикой в поиске ответа на этот вопрос. Сегодня Пригожий подчеркивает, что в любой сложной системе, от молекул в растворе до нейронов в мозге или в транспортной системе большого города, части этой системы находятся в непрерывных мелкомасштабных изменениях, т. е. в состоянии непрерывного изменения. Внутренний каркас любой системы как бы мелко дрожит и испытывает флуктуации. При наличии отрицательной обратной связи эти флуктуации ослабляются и подавляются, и равновесие системы поддерживается. Но там, где происходит усиление за счет положительной обратной связи, некоторые из этих флуктуации могут во много раз усилиться до такой степени, когда ставится под угрозу равновесие всей системы. Флуктуации внешней среды могут так воздействовать в этот момент, что еще больше усиливают вибрации каркаса и приводят к нарушению равновесия в целом и разрушению существующей структуры*. - --------------------------------------* Это помогает рассуждать об экономике в тех же терминах. Возможности и потребности поддерживаются в равновесии различными процессами обратной связи. Безработица, если усиливается положительной обратной связью и не ослабляется отрицательной обратной связью где-либо в системе, может угрожать стабильности экономической системы в целом. Внешние флуктуации, такие как колебания цен на нефть, могут совпасть с внутренними флуктуациями и усилить их, вплоть до того, что равновесие всей системы будет нарушено. (Прим. автора.) Либо вследствие неконтролируемости внутренних флуктуации, или под действием внешних сил, или и того и другого вместе это разрушение старого равновесия часто приводит не к хаосу и ломке, а к созданию полностью новой структуры более высокого уровня. Эта новая структура может быть более дифференцированной, внутренне взаимосвязанной, сложной, чем старая структура, и будет нуждаться в большем количестве энергии и материи (и, вероятно, информации и других ресурсов) для самосодержания. Говоря в основном о физических и химических реакциях, но не забывая и о социальных аналогиях, Пригожий называет эти новые, более сложные системы "диссипативными (рассеивающимися) структурами". Он предложил рассматривать саму эволюцию как процесс, ведущий ко все большему и большему усложнению и разнообразию биологических и общественных организмов посредством появления новых, более высокого порядка диссипативных структур. Таким образом, согласно Пригожину, чьи идеи, помимо своей научной значимости, имели широкий политический и философский резонанс, мы развиваем "порядок из флуктуации", или, как это было вынесено в название одной из его лекций, "Порядок из хаоса". Эта эволюция тем не менее не может быть спланирована или предопределена в механистическом понимании. До появления квантовой теории многие ведущие мыслители Второй волны считали, что случай играет небольшую роль или вовсе не играет никакой роли в изменениях. Начальные условия процесса предопределяют его развитие. Сегодня в ядерной физике, например, широкое распространение получили идеи, что случайность доминирует в изменениях. В последнее время многие ученые, подобно Жаку Моно в биологии, Вальтеру Бакли в социологии или Маруяма в эпистемологии и кибернетике, начали избавляться от этого противостояния. Работы Пригожина не только соединяют случайность и необходимость, но и постулируют их взаимосвязь друг с другом. Короче говоря, он настаивает, что в тот момент, когда система "прыгает" на новый уровень сложности, невозможно практически, и даже в принципе, предсказать, какую из многих форм она приобретет*. Но если путь выбран, если новая структура возникла, детерминизм вступает в силу, как и раньше. В одном красочном примере он описал, как термиты строят свои высоко структурированкые гнезда при оче видно неструктурированной активности. Они начинают с ползания по поверхности в случайном порядке, останавливаясь то здесь, то там для того, чтобы отложить кусочек клейкого вещества. Эти метки распределены случайно, но поверхность содержит достаточное количество химического клейкого вещества, чтобы другие термиты зацеплялись за него и тоже оставляли метки. Поэтому клейкое вещество начинает собираться в отдельных местах, постепенно вырастая столбами или стенами. Если такая постройка оказывается изолированной, работа прекращается. Но если случайно они располагаются вблизи друг друга, они образуют арку, которая становится основой для дальнейшего построения гнезда. То, что начинается со случайной активности, превращается в очень причудливые неслучайные структуры. Мы наблюдаем то, что Пригожий опре- --------------------------------------* Это, по всей видимости, подходит и к прыжку от Второй к Третьей волне цивилизации, и к какой-либо химической реакции. (Прим. автора.) делил как "спонтанные формации когерентных структур". От хаоса к порядку(35). Все это сильно ударяет по старому принципу причинности. Пригожий суммирует это следующими словами: "Эти законы строгой причинности кажутся нам сегодня ограниченными случаями, применимыми к высоко идеализированным ситуациям, почти карикатурным описанием изменений... Эта наука о сложности... приводит к совершенно другой (противоположной) точке зрения"(36). Вместо привычных представлений о замкнутой Вселенной, которая функционирует, как часы, мы обнаруживаем себя в гораздо более гибкой системе, в которой, как он говорит, "всегда существует возможность определенной нестабильности, приводящей к некоторым новым механизмам. На самом деле мы имеем "открытую Вселенную". Как только мы отходим от причинной логики Второй волны, мы начинаем думать в терминах взаимного влияния, усилений и ослаблений, разрушения систем и внезапных революционных прыжков, диссипативных (рассеивающих) структур и слияния случая и необходимости. Короче говоря, как только мы снимаем шоры Второй волны, мы видим сверкание новой культуры, культуры Третьей волны. Эта новая культура, ориентированная на изменение и растущее многообразие, пытается сообразовать новый взгляд на природу, эволюцию и прогресс, создать новые, более содержательные концепции времени и пространства, осуществить слияние нового редукционизма и холизма с новой причинностью. Индустриальная реальность, которая некогда смотрелась как мощное и всеобъемлющее объяснение того, как Вселенная и ее разные части соответствуют друг другу, сегодня продолжает быть безгранично полезной. Но ее требование универсальности разрушено. Эта сверхидеология Второй волны будет, как видится с высоты позиций завтрашнего дня, столь же провинциальной, сколь она была самодостаточной. Загнивание системы мышления Второй волны оставляет миллионы людей безгранично жаждущими чего-то такого, что их чем-то захватит, от техасского таоизма до шведского суфизма, от филиппинских целителей до кельтских колдунов. Вместо создания новой культуры, соответствующей новому миру, они пытаются перенести и оживить старые идеи, присущие другим временам и местам, или оживить фанатичную веру в их собственных предков, которые жили в совершенно других условиях. Очевиден коллапс структуры мышления индустриальной эры, с ее растущей неуместностью перед лицом новых технологических, социальных, политических реальностей, которые сегодня увеличивают поиск ответов на старые вопросы, и непрерывно растут псевдоинтелектуальные причуды, которые появляются, вспыхивают и самоуничтожаются с невероятной быстротой. В самой середине этого духорного супермаркета, с его угнетающей слезливой пошлостью и религиозными обманами, постоянно создается положительная новая культура - культура, соответствующая нашему времени и месту. Начинают появляться новые могучие собирательные образы - новые метафоры для понимания действительности. Возможно, скоро станут появляться самые ранние всходы новых связей и изящества, а постепенно культурный мусор индустриальной реальности будет выметаться Третьей волной, которая является не чем иным, как историческим изменением. Сверхидеология цивилизации Второй волны, которая сегодня рассыпается на части, отражалась на пути индустриализации организованного мира. Представление о природе, основанное на дискретных частицах (атомах и молекулах), отражалось, как в зеркале, на идее отдельных, суверенных национальных государств. Сегодня, поскольку наши представления о природе изменились, национальные государства сами собой трансформируются, делая следующий шаг в направлении цивилизации Третьей волны.
Глава 22
РАСКОЛ НАЦИИ
Во времена, когда по всему миру бушует пламя национализма, когда в таких точках земного шара, как Эфиопия и Филиппины, набирают силу движения за национальное освобождение, когда крошечные островки, такие, как Доминика в Карибском море или Фиджи в Тихом океане, объявляют себя нациями и посылают делегатов в ООН, в высокоразвитом технологическом мире происходит странное: вместо образования новых наций начинают распадаться старые. По мере того как по миру катится Третья волна, ключевая политическая единица эры Второй волны - нация-государство - трещит под давлением снизу и сверху. Одни силы стремятся перевести политическую власть с уровня государства-нации на уровень внутринациональных регионов и групп. Другие силы пытаются поднять ее на уровень межнациональных агентств и организаций. Как показывают наблюдения за событиями в мире, эти силы, складываясь, ведут к распаду высокотехнологических наций на более мелкие и менее сильные единицы.
Абхазцы и техасцы
Август 1977 г. Трое мужчин в капюшонах сидят за самодельным столом, на одном конце которого горит лампа, на другом - свечка, а посередине стоит флаг. На нем изображение сердитого мужского лица с повязкой вокруг лба и буквы FLNC. Глядя сквозь прорези в капюшонах, эти люди беседуют с журналистами, которых привели на эту встречу с завязанными глазами. Люди в капюшонах берут на себя ответственность за взрыв на телестанции Серра-ди-Пиньо - единственной станции французского телевещания на Корсике. Они хотят, чтобы Корсика отделилась от Франции. И без того раздраженные тем, что Франция посматривает на Корсику сверху вниз, и тем, что французское правительство очень мало делает для развития экономики острова, корсиканцы получили новый повод для недовольства, когда части французского Национального легиона после алжирской войны были размещены на Корсике. Гнев аборигенов еще более подогрело то обстоятельство, что экс-колонисты из Алжира получили от правительства субсидии и особые права. Новые поселенцы прибывали большими группами и быстро скупили большую часть виноградников на острове (основной источник дохода помимо туризма), отчего корсиканцы стали чувствовать себя еще более чужими на родной земле. Ныне этот средиземноморский остров превращается для Франции в нечто вроде Северной Ирландии в миниатюре. В другом конце страны в последние годы также произошла вспышка сепаратистских стремлений, которые в предыдущие годы лишь слабо тлели. В Бретани, где очень высок уровень безработицы и самая низкая заработная плата, сепаратистское движение имеет широкую народную поддержку. Это движение представлено несколькими соперничающими партиями, и в нем есть террористическая группировка, члены которой были недавно арестованы за установку взрывных устройств в общественных зданиях, в том числе в Версале. В то же время Париж осаждают требованиями культурной и региональной автономии для Эльзаса и Лотарингии, некоторых районов Лангедока и других частей страны(1). На противоположной стороне канала Британия находится в подобной же, хотя и менее напряженной ситуации, испытывая давление со стороны шотландцев. В начале 1970-х упоминание о шотландском национализме сходило в Лондоне за шутку. Но сегодня, когда в обнаруженной в Северном море нефти заключен потенциал независимого экономического развития, положение складывается далеко не забавное. Хотя в 1979 г. попытки создания независимого шотландского собрания потерпели поражение, стремление к автономии лишь усилилось(2). Шотландские националисты, которым давно надоела политика британского правительства, ставящая юг страны в более привилегированное положение в отношении развития экономики, утверждают, что развитие собственной экономики Шотландии намеренно сдерживается и что инертная британская экономика тащит ее вниз(3). Они требуют, чтобы им предоставили право распоряжаться шотландской нефтью. Они также стремятся поставить свою переживающую депрессию сталелитейную и кораблестроительную промышленность на более высокую технологическую основу. И пока Британия никак не может решить, стоит ли развивать государственную полупроводниковую индустрию, Шотландия уже вышла на третье место в мире после Калифорнии и Массачусетса по производству интегральных схем. Сепаратистские тенденции проявляются также в Уэльсе(4) и даже Корноуолле и Уэссексе, где население требует самоуправления, собственного законодательного собрания и перехода к новым высоким технологиям в промышленности. От Бельгии(5) (где нарастает напряжение среди валийцев и фламандцев) до Швейцарии (где разбросанные по всей стране группы недавно выиграли битву за собственный кантон в Джуре), от Западной Германии (где судетские немцы требуют права вернуться на исконную родину вблизи Чехословакии)(6) до южных тирольцев в Италии(7), словенцев в Австрии, басков и каталонцев в Испании и менее известных групп, рассеянных по всей Европе, - везде наблюдается нарастание центробежных сил(8). На другой стороне Атлантики, в Канаде, еще не окончился квебекский кризис. Избрание премьером квебекского сепаратиста Рене Левеска, отток капитала и бизнеса из Монреаля, нарастающее отчуждение между франкоязычными и англоязычными канадцами создали реальную возможность дезинтеграции нации. Бывший премьер-министр Пьер Трюдо*, боровшийся за единство нации, предупреждал, что "если центробежные тенденции воплотятся в жизнь, в стране произойдет раскол, который сделает невозможным ее существование как единой нации"(9). И Квебек - не единствен- --------------------------------------* Трюдо Пьер (р. 1919) - премьер-министр Канады в 1968-1979 гг. ный источник сепаратистской тенденции. Возможно, даже большее значение имеет голос сепаратистов или поборников автономии из Альберты, богатой нефтью, только об этом меньше известно за границей(10). Те же тенденции в Новой Зеландии и Австралии. В Перте магнат горной промышленности Ланг Хэнкок заявляет, что богатую минеральными ресурсами Западную Австралию заставляют платить за товары, производимые в Восточной Австралии, по искусственно вздутым ценам. Среди прочего Западная Австралия заявляет, что не имеет политического представительства в Канберре, что цены на самолетные перевозки направлены против людей, населяющих обширные пространства, и что национальная политика препятствует иностранным вкладам в промышленность Западной Австралии. Надпись, сделанная золотом над дверьми офиса Ланга Хэнкока, гласит: "Западно-австралийское сепаратистское движение"(11). В то же время в Новой Зеландии возникают собственные трудности. Гидроэлектростанция, расположеная на Южном Острове, снабжает энергией почти всю страну, но, по словам местных жителей, составляющих около трети населения Новой Зеландии, они за это мало что получают, и вся промышленность по-прежнему развивается на Севере. На недавнем собрании под председательством мэра Данидина родилось движение за независимость Южной Австралии. Итак, мы видим, что во всем мире намечаются тенденции, угрожающие единству государства-нации. Та же судьба не миновала и двух гигантов - США и СССР. Нам трудно представить себе реальный распад Советского Союза, который предсказывал историк-диссидент Андрей Амальрик(12). Но в 1977 г. советские власти посадили в тюрьму армянских националистов, которые произвели взрыв в московском метро, а с 1968 г. действует подпольная Национальная партия объединения, ставящая своей целью возрождение Армении как государстза(13). Подобные группы существуют и в других республиках Советского Союза. В Грузии тысячи марширующих демонстрантов заставили правительство объявить грузинский национальным языком, а инострацыьиы, путешествующие по Грузии, в тбилисском аэропорту с удивлением услышали, что о рейсе на Москву было объявлено, как о рейсе на "Советский Союз". А в то время как грузины организовывали демонстрации против русских, абхазцы, представители национальных меньшинств Грузии, собрались на встречу в их столице Сухуми, чтобы потребовать независимости от Грузии. И эти требования, и массовые митинги оказались настолько внушительными, что в коммунистическое правительственном аппарате многие были сняты работы, а Москва разработала для Абхазии план развития на 750 млн, чтобы умиротворить абхазцев(14).
В полной мере выявить интенсивность сепаратистских движений в различных частях Советского Союза невозможно, но кошмар многочисленных движений за отделение должен преследовать советское правительство. Если бы разразились война с Китаем или серии восстаний в Восточной Европе, Москва оказалась бы перед лицом открытых выступлений за отделение или автономию во многих советских республиках. Большинство американцев вряд ли могут вообразить обстоятельства, которые привели бы к распаду Соединенных Штатов (как еще десять лет назад не могли вообразить подобное большинство канадцев). Однако нажим секционистов постепенно возрастает. Ныне в Калифорнии в подпольном бестселлере описывается отделение северо-западных штатов от Америки, которого они добиваются, угрожая взорвать ядерные заряды в Нью-Йорке и Вашингтоне. Существует и другой сепаратистский сценарий(15). В отчете, подготовленном для Киссинджера, пока он еще занимал пост советника по делам национальной безопасности, обсуждалось возможное отделение от Америки Калифорнии и Юго-Запада для образования испаноязычной или двуязычной географической единицы "Чикано Квебеке"(16). Говорилось также о воссоединении Техаса с Мексикой для создания могущественной нефтяной державы под названием "Техико". Недавно на отдельном газетном прилавке в Остине я купил номер "Texas Monthly" с острой критикой политики Вашингтона в отношении Мексики, и там была фраза: "В последнее время у нас больше общего с нашими бывшими врагами в Мехико-сити, чем с нашими лидерами в Вашингтоне... Янки крали нашу нефть еще со времен Спиндлтона... поэтому техасцев не должно удивлять то, что Мексика пытается избежать подобного экономического империализма"(17). Там же я приобрел наклейку для автомобиля, на которой была изображена лишь звезда Техаса и написано одно слово: "Отделение". Некоторые выводы могут показаться слишком натянутыми, однако факт остается фактом: в Соединенных Штатах так же, как и в остальных высокоразвитых странах, возрастают сепаратистские тенденции. Даже если отбросить потенциальный рост сепаратистских устремлений в Пуэрто-Рико(18) и на Аляске(19), а также притязания исконных жителей Америки на национальную независимость, мы можем проследить расширение раскольнических тенденций в самих континентальных штатах. Согласно заключению Национальной конференции государственных законодательных органов, "в Америке идет вторая гражданская война. Конфликт происходит между индустриальными Северо-Западом и Средним Западом и нефтяными штатами Юга и Юго-Запада"(20). Ведущие деловые издания говорят о "второй войне между штатами" и заявляют, что "неравномерность экономического развития подталкивает регионы к острому конфликту". Тем же воинственным языком пользуются губернаторы штатов и чиновники с Юга и Запада, которые характеризуют происходящее как "экономический эквивалент гражданской войны"(21). Взбешенные тем, что предлагает Белый Дом в отношении энергетики, эти чиновники, по словам "Нью-Йорк Тайме", "готовы на все, вплоть до отделения от Союза, чтобы сохранить нефть и природный газ для растущей промышленной базы региона". Раскол происходит и внутри самих западных штатов. Как говорит Джеффри Найт, законодательный директор Друзей Земли, "западные штаты все больше ощущают себя энергетической колонией таких штатов, как Калифорния"(22). В период перебоев с топливом и горючим в середине 70-х годов в Техасе, Оклахоме и Луизиане появилось множество автомобильных наклеек с надписью: "Пусть эти ублюдки мерзнут в темноте"(23). Слегка завуалированный намек на отделение читается в объявлении, помещенном в "Нью-Йорк Тайме" штатом Луизиана, где читателям предлагается "рассматривать Америку как страну без Луизианы". Жителям Среднего Запада предлагается "перестать держаться за дымовые трубы"(24), перейти к более продвинутым промышленным технологиям и начать мыслить региональными мерками, а руководители северовосточных штатов организуются для защиты своих региональных интересов(25). Общественные настроения нашли отражение в печатном заявлении Коалиции по спасению Нью-Йорка, которое гласило, что "федеральная политика насилует Нью-Йорк" и что "жители Нью-Йорка могут постоять за себя". Что означают все эти воинственные заявления, не говоря об актах насилия и протеста? Ответ может быть лишь один: индустриальная революция создает внутреннее напряжение, которое может закончиться взрывом. Частично это напряжение обусловлено энергетическим кризисом и необходимостью перехода от энергетической и индустриальной базы Второй волны к таковым Третьей. Мы наблюдаем (как упоминалось в главе 19), что во многих районах мира региональная экономика становится столь же обширной, сложной и внутренне дифференцированной, как национальная экономика прошлого поколения. Это создает экономические предпосылки для сепаратистских движений и стремления к автономии. Но какую бы форму не принимали эти тенденции - открытого сепаратизма, двуязычия, самоуправления или децентрализации, центробежные силы получают поддержку, потому что национальные правительства не в состоянии гибко реагировать на быструю дезинтеграцию общества. По мере того как массовое общество индустриальной эпохи распадается под воздействием факторов Третьей волны, региональные, местные, этнические и религиозные группы становятся все менее однородными. Условия и потребности членов этих групп начинают расходиться, что приводит к внутренней дифференциации на уровне индивида. Промышленные корпорации обычно отвечают на это явление увеличением разнообразия продукции и политикой агрессивного "раздела рынка". Национальные правительства, напротив, с трудом меняют политику. Политические и бюрократические структуры, сложившиеся в эпоху Второй волны, неспособны к дифференцированному подходу к каждому региону или городу, к каждой религиозной, расовой, социальной, этнической или сексуальной группе. Условия претерпевают дивергенцию, а люди, принимающие решения, продолжают оставаться в неведении относительно быстро изменяющихся локальных нужд. Если они пытаются выявить эти специфические узколокализованные потребности, они запутываются в мелких подробностях и оказываются не в состоянии "переварить" эти данные. Пьер Трюдо в период борьбы с канадским сепаратизмом ясно заявил об этом в 1967 г.: "Система федерального управления не может быть оперативной и действенной, если какая-либо ее часть - провинция или штат - имеет особый статус и отношения с центральным правительством, отличные от тех, что имеют другие провинции"(26). Как следствие, национальные правительства в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Москве продолжают вести однородную стандартную политику, пригодную для массового общества, в отношении общества, которое все больше и больше дифференцируется и сегментируется. Местные и личные интересы игнорируются, что ведет к нарастанию возмущения. По мере прогресса дифференциации общества следует ожидать все большего усиления сепаратистских и центробежных тенденций, угрожающих единству многих государств-наций. Третья волна оказывает на государство-нацию сильное давление снизу.
Сверху вниз
В то же время мы видим, что не менее сильная рука действует на государство-нацию сверху. Третья волна приносит новые проблемы, новую структуру коммуникации, вызывает на мировую сцену новых актеров - и все это в значительной мере подрывает могущество государства-нации . Как многие проблемы слишком малы и локализованы для того, чтобы их могло активно решать национальное правительство, так быстро возникающие новые проблемы оказываются для того же правительства слишком необъятными. "Государство-нация, считающее себя абсолютно суверенным,-очевидно, слишком мало для того, чтобы играть реальную роль на глобальном уровне, - пишет французский политический мыслитель Дени де Ружемон. - Ни одно из 28 европейских государств ныне не в состоянии обеспечить собственную безопасность и процветание, не в состоянии обеспечить себя технологическими ресурсами,., обезопасить себя от ядерной войны и экологических катастроф"(27). То же относится и к США или Советскому Союзу. Экономические связи между нациями все больше укрепляются, что делает жизненно невозможным для любой отдельной нации независимо управлять собственной экономикой или застраховаться от инфляции. Например, ни одна из наций не может регулировать процесс, который с неизбежностью ведет к появлению единой европейской валюты. Политики, утверждающие, что их национальная политика способна "прекратить инфляцию" или "снизить уровень безработицы", либо пребывают в заблуждении, либо лгут, поскольку все экономические инфекции свободно проникают через государственные границы. Экономическая оболочка государства-нации стала легко проницаемой. Более того, национальные границы, которые не в состоянии ограничить экономические потоки, еще менее способны защитить от влияния окружающей среды. Если швейцарские химические заводы сбрасывают отходы в Рейн, то загрязняющие вещества проходят через Германию, Голландию и попадают в Северное море. Ни Германия, ни Голландия сами по себе не могут поручиться за собственную воду. Нефтяные пятна, загрязнение воздуха, изменение климата, сведение лесов и прочие подобные процессы не признают государственных границ. Новая глобальная система коммуникации еще больше открывает каждую нацию для воздействия извне. Канадцы долго возмущались тем фактом, что около 70 американских телестудий передавали программы для Канады. Но эта форма вторжения извне, характерная для эпохи Второй волны, ничто по сравнению с теми возможностями, которые открыла Третья волна с ее системами коммуникации, основанными на применении спутников, компьютеров, телепринтеров, кабельных систем. "Один из способов нанести удар по нации, - пишет американский сенатор Джордж Макговерн, - это ограничить поток информации, оборвав контакты между квартирами и иностранными ветвями международных фирм... воздвигнуть информационную стену... В интернациональный лексикон вошла новая фраза - "информационный суверенитет"(28). И все же возникает вопрос, насколько эффективно можно "запломбировать" нацию - и надолго ли. Потому что переход к индустриальной базе Третьей волны требует развития чувствительной, широко открытой "нервной сети", т. е. информационной системы, и попытки отдельной нации перекрыть поток данных извне могут способствовать не развитию, а подрыву ее экономики. Более того, каждый технологический срыв приоткрывает нацию для вторжения извне. Все эти факторы - новые экономические проблемы, новые проблемы окружающей среды, новые коммуникационные технологии действуют в одном направлении - в направлении подрыва основ государства-нации в глобальном масштабе. Более того, они возникают именно в тот момент, когда на мировой сцене появляются новые силы, угрожающие могуществу нации.
Доктор Илья Пригожий и группы его сотрудников в Свободном университете в Брюсселе и в Техасском университете в Остине прямо поставили под сомнение предпосылки Второй волны, показав, как химическая и другие структуры перепрыгнули на более высокую ступень дифференциации, и объяснив сложности посредством комбинации случайного и необходимого. За эти работы Пригожий был удостоен Нобелевской премии(34). Родившийся в Москве, привезенный в Бельгию еще ребенком, с юного возраста захваченный проблемами времени, он был поставлен в тупик явным противоречием. С одной стороны, была вера физиков в существование энтропии, из которого следовало, что Вселенная деградирует и что все организованные структуры в конце концов разрушатся. С другой - было учение биологов о том, что жизнь является самоорганизованной и мы непрерывно восходим все выше и выше к все более и более сложной организации (структуре). Энтропия указывает одно направление, эволюция - другое. Это привело Пригожина к вопросу, как возникают более высокие формы организации, и к годам исследований и занятий химией и физикой в поиске ответа на этот вопрос. Сегодня Пригожий подчеркивает, что в любой сложной системе, от молекул в растворе до нейронов в мозге или в транспортной системе большого города, части этой системы находятся в непрерывных мелкомасштабных изменениях, т. е. в состоянии непрерывного изменения. Внутренний каркас любой системы как бы мелко дрожит и испытывает флуктуации. При наличии отрицательной обратной связи эти флуктуации ослабляются и подавляются, и равновесие системы поддерживается. Но там, где происходит усиление за счет положительной обратной связи, некоторые из этих флуктуации могут во много раз усилиться до такой степени, когда ставится под угрозу равновесие всей системы. Флуктуации внешней среды могут так воздействовать в этот момент, что еще больше усиливают вибрации каркаса и приводят к нарушению равновесия в целом и разрушению существующей структуры*. - --------------------------------------* Это помогает рассуждать об экономике в тех же терминах. Возможности и потребности поддерживаются в равновесии различными процессами обратной связи. Безработица, если усиливается положительной обратной связью и не ослабляется отрицательной обратной связью где-либо в системе, может угрожать стабильности экономической системы в целом. Внешние флуктуации, такие как колебания цен на нефть, могут совпасть с внутренними флуктуациями и усилить их, вплоть до того, что равновесие всей системы будет нарушено. (Прим. автора.) Либо вследствие неконтролируемости внутренних флуктуации, или под действием внешних сил, или и того и другого вместе это разрушение старого равновесия часто приводит не к хаосу и ломке, а к созданию полностью новой структуры более высокого уровня. Эта новая структура может быть более дифференцированной, внутренне взаимосвязанной, сложной, чем старая структура, и будет нуждаться в большем количестве энергии и материи (и, вероятно, информации и других ресурсов) для самосодержания. Говоря в основном о физических и химических реакциях, но не забывая и о социальных аналогиях, Пригожий называет эти новые, более сложные системы "диссипативными (рассеивающимися) структурами". Он предложил рассматривать саму эволюцию как процесс, ведущий ко все большему и большему усложнению и разнообразию биологических и общественных организмов посредством появления новых, более высокого порядка диссипативных структур. Таким образом, согласно Пригожину, чьи идеи, помимо своей научной значимости, имели широкий политический и философский резонанс, мы развиваем "порядок из флуктуации", или, как это было вынесено в название одной из его лекций, "Порядок из хаоса". Эта эволюция тем не менее не может быть спланирована или предопределена в механистическом понимании. До появления квантовой теории многие ведущие мыслители Второй волны считали, что случай играет небольшую роль или вовсе не играет никакой роли в изменениях. Начальные условия процесса предопределяют его развитие. Сегодня в ядерной физике, например, широкое распространение получили идеи, что случайность доминирует в изменениях. В последнее время многие ученые, подобно Жаку Моно в биологии, Вальтеру Бакли в социологии или Маруяма в эпистемологии и кибернетике, начали избавляться от этого противостояния. Работы Пригожина не только соединяют случайность и необходимость, но и постулируют их взаимосвязь друг с другом. Короче говоря, он настаивает, что в тот момент, когда система "прыгает" на новый уровень сложности, невозможно практически, и даже в принципе, предсказать, какую из многих форм она приобретет*. Но если путь выбран, если новая структура возникла, детерминизм вступает в силу, как и раньше. В одном красочном примере он описал, как термиты строят свои высоко структурированкые гнезда при оче видно неструктурированной активности. Они начинают с ползания по поверхности в случайном порядке, останавливаясь то здесь, то там для того, чтобы отложить кусочек клейкого вещества. Эти метки распределены случайно, но поверхность содержит достаточное количество химического клейкого вещества, чтобы другие термиты зацеплялись за него и тоже оставляли метки. Поэтому клейкое вещество начинает собираться в отдельных местах, постепенно вырастая столбами или стенами. Если такая постройка оказывается изолированной, работа прекращается. Но если случайно они располагаются вблизи друг друга, они образуют арку, которая становится основой для дальнейшего построения гнезда. То, что начинается со случайной активности, превращается в очень причудливые неслучайные структуры. Мы наблюдаем то, что Пригожий опре- --------------------------------------* Это, по всей видимости, подходит и к прыжку от Второй к Третьей волне цивилизации, и к какой-либо химической реакции. (Прим. автора.) делил как "спонтанные формации когерентных структур". От хаоса к порядку(35). Все это сильно ударяет по старому принципу причинности. Пригожий суммирует это следующими словами: "Эти законы строгой причинности кажутся нам сегодня ограниченными случаями, применимыми к высоко идеализированным ситуациям, почти карикатурным описанием изменений... Эта наука о сложности... приводит к совершенно другой (противоположной) точке зрения"(36). Вместо привычных представлений о замкнутой Вселенной, которая функционирует, как часы, мы обнаруживаем себя в гораздо более гибкой системе, в которой, как он говорит, "всегда существует возможность определенной нестабильности, приводящей к некоторым новым механизмам. На самом деле мы имеем "открытую Вселенную". Как только мы отходим от причинной логики Второй волны, мы начинаем думать в терминах взаимного влияния, усилений и ослаблений, разрушения систем и внезапных революционных прыжков, диссипативных (рассеивающих) структур и слияния случая и необходимости. Короче говоря, как только мы снимаем шоры Второй волны, мы видим сверкание новой культуры, культуры Третьей волны. Эта новая культура, ориентированная на изменение и растущее многообразие, пытается сообразовать новый взгляд на природу, эволюцию и прогресс, создать новые, более содержательные концепции времени и пространства, осуществить слияние нового редукционизма и холизма с новой причинностью. Индустриальная реальность, которая некогда смотрелась как мощное и всеобъемлющее объяснение того, как Вселенная и ее разные части соответствуют друг другу, сегодня продолжает быть безгранично полезной. Но ее требование универсальности разрушено. Эта сверхидеология Второй волны будет, как видится с высоты позиций завтрашнего дня, столь же провинциальной, сколь она была самодостаточной. Загнивание системы мышления Второй волны оставляет миллионы людей безгранично жаждущими чего-то такого, что их чем-то захватит, от техасского таоизма до шведского суфизма, от филиппинских целителей до кельтских колдунов. Вместо создания новой культуры, соответствующей новому миру, они пытаются перенести и оживить старые идеи, присущие другим временам и местам, или оживить фанатичную веру в их собственных предков, которые жили в совершенно других условиях. Очевиден коллапс структуры мышления индустриальной эры, с ее растущей неуместностью перед лицом новых технологических, социальных, политических реальностей, которые сегодня увеличивают поиск ответов на старые вопросы, и непрерывно растут псевдоинтелектуальные причуды, которые появляются, вспыхивают и самоуничтожаются с невероятной быстротой. В самой середине этого духорного супермаркета, с его угнетающей слезливой пошлостью и религиозными обманами, постоянно создается положительная новая культура - культура, соответствующая нашему времени и месту. Начинают появляться новые могучие собирательные образы - новые метафоры для понимания действительности. Возможно, скоро станут появляться самые ранние всходы новых связей и изящества, а постепенно культурный мусор индустриальной реальности будет выметаться Третьей волной, которая является не чем иным, как историческим изменением. Сверхидеология цивилизации Второй волны, которая сегодня рассыпается на части, отражалась на пути индустриализации организованного мира. Представление о природе, основанное на дискретных частицах (атомах и молекулах), отражалось, как в зеркале, на идее отдельных, суверенных национальных государств. Сегодня, поскольку наши представления о природе изменились, национальные государства сами собой трансформируются, делая следующий шаг в направлении цивилизации Третьей волны.
Глава 22
РАСКОЛ НАЦИИ
Во времена, когда по всему миру бушует пламя национализма, когда в таких точках земного шара, как Эфиопия и Филиппины, набирают силу движения за национальное освобождение, когда крошечные островки, такие, как Доминика в Карибском море или Фиджи в Тихом океане, объявляют себя нациями и посылают делегатов в ООН, в высокоразвитом технологическом мире происходит странное: вместо образования новых наций начинают распадаться старые. По мере того как по миру катится Третья волна, ключевая политическая единица эры Второй волны - нация-государство - трещит под давлением снизу и сверху. Одни силы стремятся перевести политическую власть с уровня государства-нации на уровень внутринациональных регионов и групп. Другие силы пытаются поднять ее на уровень межнациональных агентств и организаций. Как показывают наблюдения за событиями в мире, эти силы, складываясь, ведут к распаду высокотехнологических наций на более мелкие и менее сильные единицы.
Абхазцы и техасцы
Август 1977 г. Трое мужчин в капюшонах сидят за самодельным столом, на одном конце которого горит лампа, на другом - свечка, а посередине стоит флаг. На нем изображение сердитого мужского лица с повязкой вокруг лба и буквы FLNC. Глядя сквозь прорези в капюшонах, эти люди беседуют с журналистами, которых привели на эту встречу с завязанными глазами. Люди в капюшонах берут на себя ответственность за взрыв на телестанции Серра-ди-Пиньо - единственной станции французского телевещания на Корсике. Они хотят, чтобы Корсика отделилась от Франции. И без того раздраженные тем, что Франция посматривает на Корсику сверху вниз, и тем, что французское правительство очень мало делает для развития экономики острова, корсиканцы получили новый повод для недовольства, когда части французского Национального легиона после алжирской войны были размещены на Корсике. Гнев аборигенов еще более подогрело то обстоятельство, что экс-колонисты из Алжира получили от правительства субсидии и особые права. Новые поселенцы прибывали большими группами и быстро скупили большую часть виноградников на острове (основной источник дохода помимо туризма), отчего корсиканцы стали чувствовать себя еще более чужими на родной земле. Ныне этот средиземноморский остров превращается для Франции в нечто вроде Северной Ирландии в миниатюре. В другом конце страны в последние годы также произошла вспышка сепаратистских стремлений, которые в предыдущие годы лишь слабо тлели. В Бретани, где очень высок уровень безработицы и самая низкая заработная плата, сепаратистское движение имеет широкую народную поддержку. Это движение представлено несколькими соперничающими партиями, и в нем есть террористическая группировка, члены которой были недавно арестованы за установку взрывных устройств в общественных зданиях, в том числе в Версале. В то же время Париж осаждают требованиями культурной и региональной автономии для Эльзаса и Лотарингии, некоторых районов Лангедока и других частей страны(1). На противоположной стороне канала Британия находится в подобной же, хотя и менее напряженной ситуации, испытывая давление со стороны шотландцев. В начале 1970-х упоминание о шотландском национализме сходило в Лондоне за шутку. Но сегодня, когда в обнаруженной в Северном море нефти заключен потенциал независимого экономического развития, положение складывается далеко не забавное. Хотя в 1979 г. попытки создания независимого шотландского собрания потерпели поражение, стремление к автономии лишь усилилось(2). Шотландские националисты, которым давно надоела политика британского правительства, ставящая юг страны в более привилегированное положение в отношении развития экономики, утверждают, что развитие собственной экономики Шотландии намеренно сдерживается и что инертная британская экономика тащит ее вниз(3). Они требуют, чтобы им предоставили право распоряжаться шотландской нефтью. Они также стремятся поставить свою переживающую депрессию сталелитейную и кораблестроительную промышленность на более высокую технологическую основу. И пока Британия никак не может решить, стоит ли развивать государственную полупроводниковую индустрию, Шотландия уже вышла на третье место в мире после Калифорнии и Массачусетса по производству интегральных схем. Сепаратистские тенденции проявляются также в Уэльсе(4) и даже Корноуолле и Уэссексе, где население требует самоуправления, собственного законодательного собрания и перехода к новым высоким технологиям в промышленности. От Бельгии(5) (где нарастает напряжение среди валийцев и фламандцев) до Швейцарии (где разбросанные по всей стране группы недавно выиграли битву за собственный кантон в Джуре), от Западной Германии (где судетские немцы требуют права вернуться на исконную родину вблизи Чехословакии)(6) до южных тирольцев в Италии(7), словенцев в Австрии, басков и каталонцев в Испании и менее известных групп, рассеянных по всей Европе, - везде наблюдается нарастание центробежных сил(8). На другой стороне Атлантики, в Канаде, еще не окончился квебекский кризис. Избрание премьером квебекского сепаратиста Рене Левеска, отток капитала и бизнеса из Монреаля, нарастающее отчуждение между франкоязычными и англоязычными канадцами создали реальную возможность дезинтеграции нации. Бывший премьер-министр Пьер Трюдо*, боровшийся за единство нации, предупреждал, что "если центробежные тенденции воплотятся в жизнь, в стране произойдет раскол, который сделает невозможным ее существование как единой нации"(9). И Квебек - не единствен- --------------------------------------* Трюдо Пьер (р. 1919) - премьер-министр Канады в 1968-1979 гг. ный источник сепаратистской тенденции. Возможно, даже большее значение имеет голос сепаратистов или поборников автономии из Альберты, богатой нефтью, только об этом меньше известно за границей(10). Те же тенденции в Новой Зеландии и Австралии. В Перте магнат горной промышленности Ланг Хэнкок заявляет, что богатую минеральными ресурсами Западную Австралию заставляют платить за товары, производимые в Восточной Австралии, по искусственно вздутым ценам. Среди прочего Западная Австралия заявляет, что не имеет политического представительства в Канберре, что цены на самолетные перевозки направлены против людей, населяющих обширные пространства, и что национальная политика препятствует иностранным вкладам в промышленность Западной Австралии. Надпись, сделанная золотом над дверьми офиса Ланга Хэнкока, гласит: "Западно-австралийское сепаратистское движение"(11). В то же время в Новой Зеландии возникают собственные трудности. Гидроэлектростанция, расположеная на Южном Острове, снабжает энергией почти всю страну, но, по словам местных жителей, составляющих около трети населения Новой Зеландии, они за это мало что получают, и вся промышленность по-прежнему развивается на Севере. На недавнем собрании под председательством мэра Данидина родилось движение за независимость Южной Австралии. Итак, мы видим, что во всем мире намечаются тенденции, угрожающие единству государства-нации. Та же судьба не миновала и двух гигантов - США и СССР. Нам трудно представить себе реальный распад Советского Союза, который предсказывал историк-диссидент Андрей Амальрик(12). Но в 1977 г. советские власти посадили в тюрьму армянских националистов, которые произвели взрыв в московском метро, а с 1968 г. действует подпольная Национальная партия объединения, ставящая своей целью возрождение Армении как государстза(13). Подобные группы существуют и в других республиках Советского Союза. В Грузии тысячи марширующих демонстрантов заставили правительство объявить грузинский национальным языком, а инострацыьиы, путешествующие по Грузии, в тбилисском аэропорту с удивлением услышали, что о рейсе на Москву было объявлено, как о рейсе на "Советский Союз". А в то время как грузины организовывали демонстрации против русских, абхазцы, представители национальных меньшинств Грузии, собрались на встречу в их столице Сухуми, чтобы потребовать независимости от Грузии. И эти требования, и массовые митинги оказались настолько внушительными, что в коммунистическое правительственном аппарате многие были сняты работы, а Москва разработала для Абхазии план развития на 750 млн, чтобы умиротворить абхазцев(14).
В полной мере выявить интенсивность сепаратистских движений в различных частях Советского Союза невозможно, но кошмар многочисленных движений за отделение должен преследовать советское правительство. Если бы разразились война с Китаем или серии восстаний в Восточной Европе, Москва оказалась бы перед лицом открытых выступлений за отделение или автономию во многих советских республиках. Большинство американцев вряд ли могут вообразить обстоятельства, которые привели бы к распаду Соединенных Штатов (как еще десять лет назад не могли вообразить подобное большинство канадцев). Однако нажим секционистов постепенно возрастает. Ныне в Калифорнии в подпольном бестселлере описывается отделение северо-западных штатов от Америки, которого они добиваются, угрожая взорвать ядерные заряды в Нью-Йорке и Вашингтоне. Существует и другой сепаратистский сценарий(15). В отчете, подготовленном для Киссинджера, пока он еще занимал пост советника по делам национальной безопасности, обсуждалось возможное отделение от Америки Калифорнии и Юго-Запада для образования испаноязычной или двуязычной географической единицы "Чикано Квебеке"(16). Говорилось также о воссоединении Техаса с Мексикой для создания могущественной нефтяной державы под названием "Техико". Недавно на отдельном газетном прилавке в Остине я купил номер "Texas Monthly" с острой критикой политики Вашингтона в отношении Мексики, и там была фраза: "В последнее время у нас больше общего с нашими бывшими врагами в Мехико-сити, чем с нашими лидерами в Вашингтоне... Янки крали нашу нефть еще со времен Спиндлтона... поэтому техасцев не должно удивлять то, что Мексика пытается избежать подобного экономического империализма"(17). Там же я приобрел наклейку для автомобиля, на которой была изображена лишь звезда Техаса и написано одно слово: "Отделение". Некоторые выводы могут показаться слишком натянутыми, однако факт остается фактом: в Соединенных Штатах так же, как и в остальных высокоразвитых странах, возрастают сепаратистские тенденции. Даже если отбросить потенциальный рост сепаратистских устремлений в Пуэрто-Рико(18) и на Аляске(19), а также притязания исконных жителей Америки на национальную независимость, мы можем проследить расширение раскольнических тенденций в самих континентальных штатах. Согласно заключению Национальной конференции государственных законодательных органов, "в Америке идет вторая гражданская война. Конфликт происходит между индустриальными Северо-Западом и Средним Западом и нефтяными штатами Юга и Юго-Запада"(20). Ведущие деловые издания говорят о "второй войне между штатами" и заявляют, что "неравномерность экономического развития подталкивает регионы к острому конфликту". Тем же воинственным языком пользуются губернаторы штатов и чиновники с Юга и Запада, которые характеризуют происходящее как "экономический эквивалент гражданской войны"(21). Взбешенные тем, что предлагает Белый Дом в отношении энергетики, эти чиновники, по словам "Нью-Йорк Тайме", "готовы на все, вплоть до отделения от Союза, чтобы сохранить нефть и природный газ для растущей промышленной базы региона". Раскол происходит и внутри самих западных штатов. Как говорит Джеффри Найт, законодательный директор Друзей Земли, "западные штаты все больше ощущают себя энергетической колонией таких штатов, как Калифорния"(22). В период перебоев с топливом и горючим в середине 70-х годов в Техасе, Оклахоме и Луизиане появилось множество автомобильных наклеек с надписью: "Пусть эти ублюдки мерзнут в темноте"(23). Слегка завуалированный намек на отделение читается в объявлении, помещенном в "Нью-Йорк Тайме" штатом Луизиана, где читателям предлагается "рассматривать Америку как страну без Луизианы". Жителям Среднего Запада предлагается "перестать держаться за дымовые трубы"(24), перейти к более продвинутым промышленным технологиям и начать мыслить региональными мерками, а руководители северовосточных штатов организуются для защиты своих региональных интересов(25). Общественные настроения нашли отражение в печатном заявлении Коалиции по спасению Нью-Йорка, которое гласило, что "федеральная политика насилует Нью-Йорк" и что "жители Нью-Йорка могут постоять за себя". Что означают все эти воинственные заявления, не говоря об актах насилия и протеста? Ответ может быть лишь один: индустриальная революция создает внутреннее напряжение, которое может закончиться взрывом. Частично это напряжение обусловлено энергетическим кризисом и необходимостью перехода от энергетической и индустриальной базы Второй волны к таковым Третьей. Мы наблюдаем (как упоминалось в главе 19), что во многих районах мира региональная экономика становится столь же обширной, сложной и внутренне дифференцированной, как национальная экономика прошлого поколения. Это создает экономические предпосылки для сепаратистских движений и стремления к автономии. Но какую бы форму не принимали эти тенденции - открытого сепаратизма, двуязычия, самоуправления или децентрализации, центробежные силы получают поддержку, потому что национальные правительства не в состоянии гибко реагировать на быструю дезинтеграцию общества. По мере того как массовое общество индустриальной эпохи распадается под воздействием факторов Третьей волны, региональные, местные, этнические и религиозные группы становятся все менее однородными. Условия и потребности членов этих групп начинают расходиться, что приводит к внутренней дифференциации на уровне индивида. Промышленные корпорации обычно отвечают на это явление увеличением разнообразия продукции и политикой агрессивного "раздела рынка". Национальные правительства, напротив, с трудом меняют политику. Политические и бюрократические структуры, сложившиеся в эпоху Второй волны, неспособны к дифференцированному подходу к каждому региону или городу, к каждой религиозной, расовой, социальной, этнической или сексуальной группе. Условия претерпевают дивергенцию, а люди, принимающие решения, продолжают оставаться в неведении относительно быстро изменяющихся локальных нужд. Если они пытаются выявить эти специфические узколокализованные потребности, они запутываются в мелких подробностях и оказываются не в состоянии "переварить" эти данные. Пьер Трюдо в период борьбы с канадским сепаратизмом ясно заявил об этом в 1967 г.: "Система федерального управления не может быть оперативной и действенной, если какая-либо ее часть - провинция или штат - имеет особый статус и отношения с центральным правительством, отличные от тех, что имеют другие провинции"(26). Как следствие, национальные правительства в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Москве продолжают вести однородную стандартную политику, пригодную для массового общества, в отношении общества, которое все больше и больше дифференцируется и сегментируется. Местные и личные интересы игнорируются, что ведет к нарастанию возмущения. По мере прогресса дифференциации общества следует ожидать все большего усиления сепаратистских и центробежных тенденций, угрожающих единству многих государств-наций. Третья волна оказывает на государство-нацию сильное давление снизу.
Сверху вниз
В то же время мы видим, что не менее сильная рука действует на государство-нацию сверху. Третья волна приносит новые проблемы, новую структуру коммуникации, вызывает на мировую сцену новых актеров - и все это в значительной мере подрывает могущество государства-нации . Как многие проблемы слишком малы и локализованы для того, чтобы их могло активно решать национальное правительство, так быстро возникающие новые проблемы оказываются для того же правительства слишком необъятными. "Государство-нация, считающее себя абсолютно суверенным,-очевидно, слишком мало для того, чтобы играть реальную роль на глобальном уровне, - пишет французский политический мыслитель Дени де Ружемон. - Ни одно из 28 европейских государств ныне не в состоянии обеспечить собственную безопасность и процветание, не в состоянии обеспечить себя технологическими ресурсами,., обезопасить себя от ядерной войны и экологических катастроф"(27). То же относится и к США или Советскому Союзу. Экономические связи между нациями все больше укрепляются, что делает жизненно невозможным для любой отдельной нации независимо управлять собственной экономикой или застраховаться от инфляции. Например, ни одна из наций не может регулировать процесс, который с неизбежностью ведет к появлению единой европейской валюты. Политики, утверждающие, что их национальная политика способна "прекратить инфляцию" или "снизить уровень безработицы", либо пребывают в заблуждении, либо лгут, поскольку все экономические инфекции свободно проникают через государственные границы. Экономическая оболочка государства-нации стала легко проницаемой. Более того, национальные границы, которые не в состоянии ограничить экономические потоки, еще менее способны защитить от влияния окружающей среды. Если швейцарские химические заводы сбрасывают отходы в Рейн, то загрязняющие вещества проходят через Германию, Голландию и попадают в Северное море. Ни Германия, ни Голландия сами по себе не могут поручиться за собственную воду. Нефтяные пятна, загрязнение воздуха, изменение климата, сведение лесов и прочие подобные процессы не признают государственных границ. Новая глобальная система коммуникации еще больше открывает каждую нацию для воздействия извне. Канадцы долго возмущались тем фактом, что около 70 американских телестудий передавали программы для Канады. Но эта форма вторжения извне, характерная для эпохи Второй волны, ничто по сравнению с теми возможностями, которые открыла Третья волна с ее системами коммуникации, основанными на применении спутников, компьютеров, телепринтеров, кабельных систем. "Один из способов нанести удар по нации, - пишет американский сенатор Джордж Макговерн, - это ограничить поток информации, оборвав контакты между квартирами и иностранными ветвями международных фирм... воздвигнуть информационную стену... В интернациональный лексикон вошла новая фраза - "информационный суверенитет"(28). И все же возникает вопрос, насколько эффективно можно "запломбировать" нацию - и надолго ли. Потому что переход к индустриальной базе Третьей волны требует развития чувствительной, широко открытой "нервной сети", т. е. информационной системы, и попытки отдельной нации перекрыть поток данных извне могут способствовать не развитию, а подрыву ее экономики. Более того, каждый технологический срыв приоткрывает нацию для вторжения извне. Все эти факторы - новые экономические проблемы, новые проблемы окружающей среды, новые коммуникационные технологии действуют в одном направлении - в направлении подрыва основ государства-нации в глобальном масштабе. Более того, они возникают именно в тот момент, когда на мировой сцене появляются новые силы, угрожающие могуществу нации.