Он заслал в стан Маэдроса множество шпионов - к большой
выгоде для себя, потому что вероломные люди проникли в секреты
сыновей Феанора.
Наконец, Маэдрос решил атаковать Ангбанд с востока и запада
и намеревался пройти через Анфауглит, но когда, как надеялся
Маэдрос, он выманит на себя армии Моргота, из прохода Хитлума
появится Фингон. Они рассчитывали, что таким образом силы
Моргота окажутся как бы между наковальней и молотом и будут
разбиты по частям.
В назначенный срок утром Дня Середины Лета трубы эльдарцев
приветствовали восход солнца, и на востоке появился стяг
сыновей Феанора, а на западе - знамя Фингона. Тогда Фингон
вышел на стены Эйфель Сириона, и его войско выстроилось в
долинах и лесах Эред Витрина, скрытое от глаз врага. Но Фингон
знал, что войско это очень велико, потому что там собрались все
нольдорцы Хитлума вместе с эльфами Фаласа и отрядом Гвиндора из
Нарготронда.
А еще у Фингона было очень много людей, к ним присоединились
Хальдир из Бретиля с людьми из леса.
Тогда Фингон взглянул на Тангородрим: черный дым поднялся
оттуда, и Фингон знал, что гнев Моргота пробудился и что вызов
принят. Тень сомнения омрачила сердце Фингона, и он посмотрел
на восток: не клубится ли пыль Анфауглита под ногами войск
Маэдроса? Он не знал, что выступлению Маэдроса помешало
коварство Ульдора Проклятого, обманувшего его ложным
предостережением о нападении с Ангбанда.
И вдруг донесся крик; переходя от долины к долине, эльфы и
люди присоединились к нему с удивлением и радостью, потому что
неожиданно, без зова, явился Тургон из Гондолина с
десятитысячной армией, и едва лишь Фингон услышал вдали шум
огромной трубы Тургона, его брата, как тень, омрачавшая его
сердце, исчезла, и он воспрянул духом и громко крикнул:
- Атулиен ауре! Айя Эльдалие ар Атани - тари атулиен ауре! -
День настал, смотрите, народ Эльдара и отцы Людей - день
настал!
И все, кто слышал его клич, ответили:
- Аута и ломе! - Ночь проходит!
А Моргот, знавший о делах своих врагов, избрал этот же час.
Веря, что предатели, его тайные слуги, задержат Маэдроса и
помешают соединению врагов, он бросил значительные силы в атаку
на Хитлум, и войско его успело далеко проникнуть в пески
Анфауглита, прежде чем их приближение было замечено.
Тогда сердца нольдорцев загорелись, и их предводители решили
атаковать врагов на равнине, но Хурин выступил против этого и
предостерег их от коварства Моргота. И поскольку сигнала о
приближении Маэдроса не было, Хурин убеждал их дождаться этого
сигнала. Но предводителю западной армии Моргота было приказано
любыми средствами выманить Фингона из его холмов, и он
продвигался к потокам Сириона, и аванпосты Фингона могли уже
видеть глаза своих врагов.
Но ответа на вызов орков не последовало. Тогда предводитель
Моргота послал парламентеров, приведя с собой Гальмира, сына
Гуилина - вождя из Нарготронда, которого орки ослепили,
захватив его в Дагор Браголахе. Затем герольды Ангбанда
вытолкнули его вперед, выкрикивая:
- Дома у нас много лучших, чем этот. Однако вам следует
торопиться, если вы хотите найти их, потому что мы разделаемся
с ними, когда вернемся!
И они отрубили Гальмиру руки и ноги, и затем голову - и
бросили его.
По несчастной случайности в том месте находился Гвиндор,
брат Гальмира. Его ярость перешла в безумие. Он прыгнул на
спину коня, и многие последовали его примеру. Они убили
герольдов и вклинились в главное войско. Видя это, воины
Нольдора воодушевились, и Фингон, надев свой шлем, велел
трубить в трубы, и все войско Хитлума ринулось с холмов в
атаку.
И блеск взметнувшихся мечей Нольдора напоминал пламя на поле,
их натиск был быстр и ужасен, замыслы Моргота едва не оказались
нарушены. Прежде чем армия, которую он послал на запад, успела
закрепиться, она была сметена, и знамена Фингона взвились перед
стенами Ангбанда. И в первых рядах сражались Гвиндор и эльфы
Нарготронда, они перебили охрану на самых ступенях Ангбанда, и
Моргот задрожал на своем троне.
Но там они попали в ловушку и все погибли, кроме Гвиндора,
захваченного живым, потому что Фингон не мог прийти им на
помощь. Через тайные двери Моргот выпустил войско, и Фингон с
большими потерями был отброшен назад, от стен.
И тогда на равнине Анфауглита началась битва Нирнает
Арноедиад - Битва Бесчисленных Слез, потому что ни песня, ни
рассказы не могут вместить в себя все причиненные ею несчастья.
Войско Фингона отступало через пески, Хальдир был убит, а с
ним погибло много людей Бретиля.
К концу пятого дня орки окружили войско Хитлума. Сражение
продолжалось до наступления дня, и кольцо сжималось все
сильнее. Утро принесло надежду, когда послышались звуки рогов
Тургона, спешившего с войском Гондолина. Теперь он торопился на
помощь брату.
Отряд телохранителей короля разметал орков, и Тургон
прорубил себе путь к брату, и встреча их была радостной.
В третьем часу утра раздались звуки труб Маэдроса, и знамена
сыновей Феанора развернулись у врага в тылу. Орки дрогнули, и
атаки их захлебнулась, и многие обратились в бегство.
Но лишь только авангард Маэдроса вступил в бой, Моргот
бросил в бой последние силы, опустошив Ангбанд. То были волки,
всадники на волках, бальроги и драконы, и среди них Глаурунг,
отец драконов. Сила и могущество великого змея стали теперь
огромными, и эльфы и люди бежали перед ним. И он прошел между
войсками Маэдроса и Фингона, уничтожая все на своем пути.
Если бы не предательство людей, Моргот не добился бы своей
цели. Тогда же открылась измена Уфланга. Многие обратились в
бегство, но сыновья Уфланга неожиданно переметнулись к Морготу
и ударили в тыл сыновьям Феанора, и им удалось пробиться к
знаменам Маэдроса.
Но они не получили награды, обещанной Морготом, потому что
Маглор убил Ульдора Проклятого, предводителя изменников, а
сыновья Бора прикончили Ульфаста и Ульварта, однако, подоспели
новые силы злых людей с Ульдором во главе и овладели восточными
холмами.
Воины Маэдроса были атакованы с трех сторон, разбиты и
бежали. Судьба спасла сыновей Феанора, и они бежали в
направлении горы Долмед на восток.
Дольше всех из сил Востока держались гномы Белегоста и тем
прославились. Они отважнее противостояли огню, нежели люди и
эльфы. Глаурунг быстро бы расправился с остатками нольдорцев,
если бы не гномы, но Наугрим образовали кольцо; когда же в
ярости Глаурунг обернулся и сразил Азагала, повелителя
Белегоста, Азагал последним ударом вонзил нож ему в живот и
ранил дракона, и Глаурунг бежал с поля битвы, а звери Ангбанда
в панике последовали за ним. Тогда гномы подняли тело Азагала и
унесли его.
Но теперь в западном сражении Фингон и Тургон были атакованы
потоком врагов. Появился Готмог, верховный начальник Ангбанда,
и враги черным клином врезались в войска эльфов, окружив
Фингона и отбросив Тургона и Хурина к топи Сереха. Затем Готмог
ударил на Фингона, и то была страшная встреча. Фингон остался
один среди своих мертвых телохранителей и сражался с Готмогом,
но другой бальрог зашел сзади и обвил ноги Фингона огненным
бичом. Тогда Готмог зарубил Фингона топором, и из расколотого
шлема Фингона ударило вверх белое пламя. Так погиб король
Нольдора, и враги изуродовали его тело и знамя втоптали в лужу
крови.
Битва была проиграна, но все же Хурин с Хуором и остатки
людей из дома Хадора продолжали сражаться вместе с Тургоном из
Гондолина, и войска Моргота не смогли завладеть проходом
Сириона.
Тогда Хурин обратился к Тургону:
- Теперь, вождь, уходи, пока есть время! Потому что в твоей
жизни - последняя надежда Эльдара, и пока стоит Гондолин,
сердцу Моргота ведом страх!
Но Тургон ответил:
- Теперь Гондолину недолго оставаться скрытым, а когда он
будет обнаружен, он падет!
Ему возразил Хуор:
- И все же, если он устоит хотя бы недолго, тогда из твоего
дома будет исходить надежда для эльфов и людей. Вот что я скажу
тебе, вождь, перед лицом смерти: хотя мы расстаемся здесь
навсегда и мне больше не увидеть твоих белых стен, от тебя и от
меня возгорится новая звезда. Прощай!
И Маэглин, сын сестры Тургона, слышал эти слова и не забыл
их, но ничего не сказал.
Тогда Тургон внял советам Хурина и Хуора и, собрав
оставшееся войско и тех из народа Фингона, кто остался в живых,
отступил к проходу Сириона. Его военачальники Эктелион и
Глорфиндель охраняли фланги справа и слева, так что ни один
враг не мог миновать их. Люди же Дор-Ломина остались в
арьергарде, потому что они не хотели покидать северные земли,
желая вернуться в свои дома.
Так люди искупили предательство Ульдора, и из всех подвигов
в войне, которые совершили отцы людей ради эльфов, последнее
сопротивление людей из Дор-Ломина - самое прославленное.
А Тургон, сражаясь, проложил себе путь к югу и спустился вниз
по Сириону и спасся. Он скрылся c глаз Моргота.
Братья же, собрав вокруг себя остатки людей, отступали шаг
за шагом, пока не очутились за топью Сереха, и поток Ривиля
оказался перед ними, и там они остановились.
Тогда все войско Ангбанда двинулось против них, и враги
запрудили поток телами своих мертвецов и окружили оставшуюся
часть Хитлума.
Когда на шестой день солнце клонилось к закату, Хуор пал,
пораженный в глаз отравленной стрелой, и вокруг лежали грудой
доблестные люди Хадора. Орки отрубили им головы и сложили их
кучей.
Хурин остался один. Он отбросил щит и схватил топор, и в
песне говорится, что топор дымился от крови троллей -
охранников Готмога, и каждый раз, нанося удар, Хурин кричал:
- Ауре энтулува! День придет снова!
Семьдесят раз издал он этот клич, и по приказу Моргота его
захватили в плен, Готмог связал его и с насмешкой потащил в
Ангбанд.
Так окончилась битва Нирнает Арноедиад.
Велик был триумф Моргота, и замысел его завершился
полностью.
С этого времени сердца эльфов отвернулись от людей, за
исключением тех, кто принадлежал к трем домам Эдайна.
Королевства Фингона больше не существовало, а сыновья
Феанора скитались, как листья, гонимые ветром. Их силы иссякли,
союз распался, и жить им пришлось в диких лесах, смешавшись с
Зелеными эльфами Оссирианда.
В Бретиле все еще обитали немногие из Халадин, и Хандир,
младший сын Хальдира, был их вождем.
Моргот послал в Хитлум восточноязычных, служивших ему,
отказав им в землях Белерианда, которых они жаждали. Он поселил
их в Хитлуме и запретил покидать его. Вот такое вознаграждение
дал Моргот восточноязычным за их предательство Маэдроса:
возможность грабить стариков, женщин, детей народа Хадора и
издеваться над ними.
Остатки эльфов попали в рудники Севера и работали там, как
рабы.
Орки и волки бродили по всему Северу, забираясь в Белерианд
и до границ Оссирианда. Еще оставались Дориат и скрытые земли
Нарготронда. Но Моргот уделял им мало внимания.
Многие же теперь бежали в гавани, чтобы найти убежище за
стенами Сирдана, моряки крейсировали вдоль побережья, уничтожая
врагов в вылазках.
На следующий год Моргот послал большие силы через Хитлум и
Невраст, опустошившие весь Фалас и осадившие стены Бритомбара и
Эглареста. Враги привезли с собой кузнецов и установили машины.
И хотя осажденные сопротивлялись, враги обрушили стены,
превратили в развалины башни, и большая часть народа была
убита.
Некоторым удалось уйти в море, и среди них был сын Фингона,
Эрейнион Джил-Гилад, которого отец отослал в гавани после Дагор
Браголаха. Эти оставшиеся в живых уплыли с Сирданом к югу, на
остров Балар, где прятали быстроходные корабли.
И когда Тургон узнал об этом, он снова послал вестников в
устье Сириона и просил помощи Сирдана. По просьбе Тургона
Сирдан построил семь быстроходных кораблей, и они уплыли на
запад, но в Балар так и не пришли известия об этих кораблях
- кроме одного. Моряки его претерпели лишения в море и попали в
жестокий шторм, и пошли ко дну. Но Ульмо спас одного из моряков
от гнева Оссе, и волны выбросили его на побережье Невраста.
Моряка звали Воронве, и он был один из вестников Тургона.
Теперь мысли Моргота были заняты Тургоном, потому что из
всех врагов Морготу больше всего хотелось захватить и
уничтожить Тургона, потому что Тургон стал теперь по праву
королем всего Нольдора.
Поэтому к Морготу привели Хурина, так как Моргот знал, что
тот был в дружбе с королем Гондолина, но Хурин пренебрежительно
говорил с Морготом, насмехался над ним; тогда Моргот проклял
Хурина и Морвен, и их потомство и предсказал им мрачную судьбу.
Взяв Хурина из темницы, он поместил его на каменное сиденье
высоко на Тангородриме. Могущественные чары Моргота приковали
Хурина к этому месту, и Моргот сказал:
- Теперь сиди здесь и смотри на страны, где зло и отчаяние
станут уделом тех, кого ты любишь. Ты осмелился издеваться надо
мной и сомневаться в могуществе Мелькора, поэтому ты будешь
видеть моими глазами и слышать моими ушами, и никуда ты не
двинешься с этого места, пока все не придет к горькому концу!
И так все и случилось, но нигде не говорится, что Хурин
когда-либо просил у Моргота милосердия или смерти для себя и
своих родичей.
По приказу Моргота орки с трудом собрали тела всех погибших
в битве, доспехи и оружие. Они сложили все это посреди
Анфауглита в виде большого кургана, и он был подобен холму,
который можно было видеть издалека. Хауд-эн-Нденгин - назвали
его эльфы, Холм Убитых, и Хауд-эн-Нирнает, Холм Слез. На том
холме выросла трава, высокая и зеленая, и ни одна тварь Моргота
с тех пор не осмеливалась ступать на землю, под которой ржавели
мечи Эльдара и Эдайна.

    ЧАСТЬ 21. О ТУРИНЕ ТУРАНБАРЕ



Риан, дочь Белагунда, была женой Хуора, сына Гальдора. Она
была в браке с ним два месяца до того, как он ушел с Хурином,
своим братом, на битву Нирнает Арноедиад.
Когда перестали приходить вести о ее супруге, она убежала в
лесные дебри, но ей помогли Серые эльфы Митрима, и когда
родился ее сын Туор, они воспитали его.
Тогда Риан покинула Хитлум и, добравшись до
Хауд-эн-Нденгина, оставалась на этом холме, пока не умерла.
Морвен, дочь Белагунда, стала женой Хурина, а их сыном был
Турин, родившийся в тот год, когда Берен Эрхамион встретился с
Лютиен. Еще у них была дочь по имени Лалайт, Смеющаяся, и она
стала любимицей Турина, ее брата. Но когда ей исполнилось три
года, в Хитлуме начался мор от ветра из Ангбанда, и она умерла.
Теперь, после битвы Нирнает Арноедиад, Морвен все еще жила в
Дор-Ломине, потому что Турину было всего лишь восемь лет, а она
снова носила ребенка. То были недобрые дни, потому что
восточноязычные, пришедшие в Хитлум, презирали остатки народа
Хадора, обращали в рабство его детей. Но так велики были
красота и благородство Госпожи Дор-Ломина, что восточноязычные
боялись ее и не отваживались тронуть Морвен или ее домочадцев.
Они называли ее колдуньей, искушенной в магии. Все же теперь
она обеднела, и никто ей не помогал, кроме родственницы Турина
Аэрин, которую Бродда, восточноязычный, взял в жены. И Морвен
больше всего боялась, что Турина отберут у нее и обратят в
рабство, поэтому у нее появилась мысль тайно отослать его и
просить Тингола дать приют Турину, потому что Берен, сын
Барахира, был родичем ее отца.
И вот в Год Плача Морвен послала Турина за горы с двумя
слугами в королевство Дориат.
Так завязалась судьба Турина, изложенная в песне "История
детей Турина", и это была самая длинная песня в те дни. Здесь
эта история пересказана вкратце, потому что она связана с
судьбой Сильмарилей и эльфов и ее называли Историей Печалей.
В начале года Морвен родила ребенка, дочь Хурина, и назвала
ее Ниенор, Грусть, а Турин и его спутники добрались до границ
Дориата, и там их нашел Белег Тугой Лук, охранявший с воинами
границу, и провел путников в Менегрот.
Тингол принял Турина и взял его своим воспитанником в честь
Хурина Стойкого, потому что отношение Тингола к домам друзей
эльфов изменилось к лучшему. Впоследствии не раз отправлялись
гонцы к Морвен с предложением покинуть Дор-Ломин и вместе
вернуться в Дориат, но она не хотела оставлять дом, в котором
жила с Хурином. А когда эльфы тронулись в обратный путь, Морвен
послала вместе с ними шлем дракона из Дор-Ломина,
наследственную реликвию дома Хадора.
Турин рос в Дориате красивым и сильным, девять лет он прожил
во дворце Тингола, и за это время печаль его стала меньше,
потому что посланцы приносили неплохие вести о Морвен и Ниенор.
Но наступил день, когда вестники не вернулись с севера, и
Тингол больше не посылал других. Тогда Турина охватил страх за
мать и сестру, и он пришел к королю и просил у него меч и
кольчугу, и Турин надел шлем дракона и отправился сражаться на
границы Дориата, и стал товарищем по оружию Белега Куталиона.
А когда прошли три года, Турин снова вернулся в Менегрот, но
он явился из лесной чащи, нечесанный, в истрепанной одежде.
Тогда в Дориате жил эльф из рода Нандор по имени Саэрос. Он
завидовал почестям, воздаваемым Турину, как приемному сыну
Тингола, и сев за стол против Турина, Саэрос стал насмехаться
над ним и сказал:
- Если люди Хитлума такие дикие и нечесанные, тогда какие же
женщины в этой стране? Не бегают ли они, подобно оленям, одетые
только собственными волосами?
Тогда Турин в ярости схватил сосуд для питья и запустил им в
Саэроса, нанеся ему мучительную рану.
На следующий день Саэрос подстерег Турина, но Турин одолел
его и погнал через леса, как дикого зверя, и Саэрос упал в
глубокую расселину, и тело его разбилось о скалу. Но другие
эльфы, придя, увидели, что произошло, и среди них был Маблунг,
он приказал Турину вернуться с ним в Менегрот и ждать
правосудия короля. Однако Турин решил, что теперь он вне
закона, и опасаясь, что его схватят, быстро скрылся.
Он миновал пояс Мелиан и ушел в леса к западу от Сириона.
Там Турин присоединился к шайке таких же отчаянных и бездомных
людей, но когда все случившееся стало известно Тинголу, король
простил Турина. А в это время Белег Тугой Лук вернулся в
Менегрот, разыскивая Турина.
И Тингол обратился к нему, сказав:
- Я опечален, Куталион, потому что я относился к сыну Хурина
как к собственному, и таким он для меня останется, если только
Хурин не вернется, чтобы потребовать принадлежащее ему. Я
считаю, что Турин ушел в изгнание незаслуженно, и я был бы рад
вернуть его обратно, потому что очень люблю его.
И Белег ответил:
- Я буду искать Турина и приведу его в Менегрот, если смогу,
потому что и я люблю его!
Затем Белег покинул Менегрот и искал по всему Белерианду
известий о Турине.
А Турин надолго поселился среди отверженных и стал их
предводителем, и назвал себя Нейтаном, Обиженным.
Они очень скрытно жили в лесной стране, и когда прошел год со
времени бегства Турина из Дориата, Белег ночью нашел их
убежище. Случилось так, что тогда Турина не было в лагере, и
отверженные схватили и связали Белега. Обращались с ним
жестоко, заподозрив в нем шпиона короля Дориата, но Турин,
вернувшись, был опечален тем, что они сделали, и освободил
Белега. Дружба их возобновилась, и Турин поклялся нападать
только на слуг Ангбанда.
Затем Белег передал Турину прощение Тингола и попытался
всеми средствами убедить Турина вернуться с ним в Дориат,
говоря, что на северных границах королевство испытывает большую
нужду в его силе и доблести.
- Недавно орки нашли путь вниз из Таур-ну-Фуина, - сказал
он. - Воспользовавшись проходом Анаха.
- Я не помню такого, - сказал Турин.
- Мы никогда не ходили так далеко от границы, - ответил
Белег, - но ты видел вдалеке вершины Криссаэгрима, а к востоку
- темные стены Эред Горгорота. Димбар, в котором обычно царит
мир, попал под власть Черной Руки, и люди Бретиля встревожены.
Мы нужны там!
Но ожесточившись сердцем, Турин отказался принять прощение
короля, и слова Белега оказались бесполезными. А Турин, в свою
очередь, попытался уговорить Белега остаться с ним, но Белег не
мог так поступить, и он сказал:
- Трудный ты человек, Турин, и упрямый. Но теперь моя
очередь. Если ты хочешь иметь Белега рядом с собой, тогда ищи
меня в Димбаре, я вернусь туда.
На следующий день Белег отправился в путь, и Турин проводил
его на расстояние полета стрелы от лагеря, но ничего не сказал.
- Что ж, прощай, сын Хурина? - спросил Белег.
Тогда Турин посмотрел на запад, увидел вершину Амон Руда и
ответил:
- Ты сказал, ищи меня в Димбаре, а я говорю, ищи меня на
Амон Руде! Иначе мы прощаемся навсегда!
Затем они расстались, дружески, но печально.
Белег вернулся в тысячу пещер и предстал перед Тинголом и
Мелиан, рассказав обо всем.
Тогда Тингол вздохнул и сказал:
- Чего еще хочет от меня Турин?
- Разреши мне, повелитель, - сказал Белег, - и я буду
охранять его и руководить им. Я не хотел бы увидеть, как такое
величие и доброта пропадут в дикой глуши.
Тингол дал Белегу разрешение поступить, как тот пожелает, и
сказал:
- Белег Куталион! За многие свои подвиги ты заслужил
благодарность, и не самый малый из них, что ты нашел моего
приемного сына. При этом расставании проси любой дар, и я не
откажу тебе ни в чем!
- Тогда я попрошу добрый меч, - сказал Белег, - потому что
для одного лишь лука орки приходят слишком большой толпой, а та
сталь, которой я владею, не годится для их брони.
- Выбирай из всего, что я имею, - сказал Тингол, - не бери
лишь Аранрут, мой собственный!
И Белег выбрал Англашель. То был меч огромной ценности,
созданный из железа, упавшего с небес, и рассекавший любое
железо.
Но когда Тингол протянул рукоять Англашель Белегу, Мелиан
взглянула на сталь и сказала:
- Злоба вложена в этот меч, черное сердце кузнеца все еще
живет в нем. Он не будет любить руку, владеющую им, и не долго
будет служить тебе.
- И все же я буду владеть им, пока смогу, - ответил Белег.
- Еще один дар я дам тебе, Куталион, - сказала Мелиан, - он
поможет тебе в дикой стране и тем, кого ты изберешь.
И она снабдила его запасом лембас, дорожного хлеба эльфов,
завернутого серебряными нитями. Нити, что связывали его, были
скреплены печатью королевы, потому что в соответствии с
обычаями Эльдалие право владеть лембас и дарить его
принадлежало одной лишь королеве.
Тогда Белег, взяв дары, покинул Менегрот и отправился на
северную границу, где у него был дом и много друзей. Потом орки
были изгнаны из Димбара, и Англашель радовался, покидая ножны.
Но когда пришла зима и война утихла, товарищи неожиданно
потеряли Белега, и больше он к ним не вернулся.
Когда Белег расстался с отверженными и вернулся в Дориат,
Турин увел их из долины Сириона на запад, потому что они устали
от жизни без отдыха.
Как-то вечером они встретились с тремя гномами, убежавшими
от них. Но один отставший был схвачен и брошен на землю, а
некий человек из отряда взял свой лук и пустил стрелу в
остальных гномов, когда они почти исчезли в сумерках.
Гнома, которого они схватили, звали Мим. Он просил Турина
пощадить его, предлагал провести их в тайные залы, которые не
мог бы никто найти без его помощи. Тогда Турину стало жаль
Мима, и он пощадил его, спросив:
- Где твой дом?
И Мим ответил:
- Высоко над равниной находится дом Мима, и холм тот
называется Амон Руд - с тех пор как эльфы изменили все
названия.
Тогда Тургон задумался и долго смотрел на гнома, а потом
сказал:
- Ты поведешь нас к этому месту.
На следующий день они отправились туда, следуя за Мимом.
Этот холм стоял у края горной страны, что возвышалась между
долинами Сириона и Нарога, и вершина высоко поднималась над
равниной - серая, обнаженная, не считая серегона, которым
заросли камни. А когда люди шайки Турина подошли ближе, ктото
сказал: "Вершина холма в крови..."
И Мим повел их тайными тропами по склону Амон Руда и возле
входа в свою пещеру поклонился Турину и сказал:
- Войди в Бар-эн-Данвед, Дом Выкупа, потому что так он будет
называться.
И тут появился еще один гном, он нес свет и приветствовал
Мима. Они заговорили между собой и быстро ушли вниз во тьму
пещеры, но Турин последовал за ними и оказался внутри, в
помещении, освещенном тусклыми лампами, висевшими на цепях. Там
он нашел Мима, стоявшего на коленях у каменного ложа рядом со
стеной.
Гном рвал свою бороду и причитал, выкрикивая одно и то же
имя, а на ложе лежал третий гном.
Турин, войдя, стал рядом с Мимом и предложил свою помощь.
Тогда Мим поднял на него свои глаза и сказал:
- Ты не можешь помочь мне. Потому что это Хим, мой сын, и он
умер, пронзенный стрелой. Он умер на закате, так сказал мне
Ибун, второй мой сын.
Тогда сочувствие шевельнулось в сердце Турина, и он сказал
Миму:
- Увы! Я остановил бы стрелу, если бы мог. Теперь это жилище
по праву будет называться Бар-эн-Данвед. И если я когда-нибудь
разбогатею, я заплачу тебе выкуп золотом за твоего сына в знак
печали, хотя это больше не обрадует твоего сердца.
Тогда Мим встал и посмотрел на Турина.
- Я слышу тебя, - сказал он, - ты говоришь, как вождь гномов
древних времен, и это меня удивляет. Теперь мое сердце остыло.
Ты можешь жить здесь, если пожелаешь, потому что таков выкуп за
мою свободу.
Так началась жизнь Турина в скрытом доме Мима на Амон Руде.
Турин бродил по зеленой траве и смотрел на восток, запад и
север. Глядя на север, он видел лес Бретиля. Взгляд Турина все
время обращался туда, и он не знал почему. Так как сердце
Турина влекло его скорее к северо-западу - там находился его
дом. Вечером же, когда солнце спускалось в дымку над берегами,
Турин устремлял свой взгляд к западу, на закат.