Толкиен Дж.Р.Р.. ЧЕРНАЯ ХРОНИКА АРДЫ (Black Silmarillion)

-- как-никак, ученик Ауле! Все сходилось на том, что Кольцо
было сделано -- любимого металла Курумо, металла царственного и
красивого, металла корон и власти. Так считали и эльфы -- те,
что видели его на руке у Саурона. Так писал Исилдур. И Саруман
думал, что именно золотым должно быть Кольцо Власти.

Куча книг, уйма пергаментов -- и все о Кольце. Весь
книжный покой Ортханка был завален ими. Но Курумо не собирался
повторять Саурона. Он хотел свое Кольцо. Сильнее Кольца Врага.
И суть и цель кольца должна быть иной. Однажды это Кольцо
должно было быть сильнее. Курумо усмехнулся. Он помнил заклятье
Кольца. Что ж, цели заклятья вполне подходили ему. Отлично.
Хорошо, что эльфы запомнили заклятье, хотя, честно говоря,
внутренне Курумо сомневался в том, верно ли они поняли его.
Ведь на древнем языке Тьмы произносилось оно, от которого
происходили все языки Арды. Могли и напутать. Курумо надеялся
своим искусством и мудрости и мудростью дополнить то, что не
поняли эльфы.

Он вновь перечитывал старинную хронику Холлина. Огонь
неба? Чаша Ночи? Что ж, Огонь неба, огонь Эа будет побежден
огнем не-Эа. Чаша Ночи... Будет Чаша дня, ибо свет гонит Ночь.
Так Враг сделал Девять Колец, наверное, и одно он делал также.
Правда, странным было одно -- "закалено в огненной крови Арды".
Кровь Арды... Огонь Арды? Огонь неодушевленного? Курумо заходил
по чертогу, и факелы красили алым его лицо и одежду.

Крыса была почти слепа. Они и ее предки с незапамятных
времен жила в подземных ходах, которые вырыли в теле Арды
ненасытные существа. Она боялась и не любила света, но ей
хотелось его иметь, ибо она инстинктивно чувствовала его
ценность и силу. Потому она исподволь следила за светом, как за
врагом и добычей. Уже давно ли она жила под Ортханком и
питалась падалью, что сбрасывали в подземный коридор. Однажды
она обнаружила новый ход, и осторожно вошла туда, нервно дергая
длинным черным носом в поисках пищи. Это был новый ход,
недавний. Опасный. В то же время там чувствовалось что-то свое,
близкое. Она решилась и, бесшумно переступая, тенью побежала
туда.

Низкий круглый зал с грубым угловатым куполообразным
потолком. Темно -- серые стены. Пол -- гладкий, почти
зеркальный, крысиные лапки скользили. Неудобно. Опасно.
Посредине -- высокий серый куб. Почти куб -- в высоту меньше
чем в длину и ширину. Шершавый зернистый. По одной линии с ним
по обе стороны зала -- два золотых светильника; плоские чаши на
золотых ножках. Тяжелый сладковатый дурманящий запах. Опасно.
Мрачно -- красное пламя чадит, коптя потолок, и он становится
тяжелее и ниже, и давил все сильнее. Крыса испугалась -- не
упал бы. Что на столе -- она не видела. Над входом висела яркая
золотая пластина в виде симметричного облака, из которого
смотрел симметричный глаз, и под ним скрещивались две молнии.
Над облаком простиралась десница. Пластина была неестественно
блестящей для этого листа и на редкость плоской, какой-то
ненастоящей. Неуютно. Крыса юркнула в знакомый левый ход.
Справа ход был совсем темным и душным. Там что-то жило. Крысе
не хотелось туда. Чужое. Страшно. Она трусцой перебежала в
левый ход и затаилась. Не перепадет ли чего-нибудь? Ее черный
нос подергивался.

Родной брат Арогласа, предводителя северных Дунедайн носил
старинное имя Бериар. Он был скорее человеком книжным, чем
воином, хотя сражаться он был горазд и мечем и копьем, пешим и
конным. На севере мало читали -- после разгрома Артедайна
городов не осталось, книгохранилища сгорели и мало что уцелело.
Да и интереса к старой мудрости мало кто проявлял. Главный было
выжить. Дунедайн жили небольшими поселениями или в деревенских
городищах, были бедны и темны в большинстве своем, и лишь
воинственность да удачливость в бою и набегах могли выделить
человека среди этого грубоватого измельчавшего народа. для
которого память о былой славе уже стала почти сказкой. Бериар
знал, что ныне вся мудрость севера живет в доме Элронда, где он
с братом воспитывался в детстве, и теперь его пути часто
приводили его в Имладрис. Там было спокойно -- казалось,
Имладрис был иным миром, вложенным в Средиземье, но четко
ограниченный от него. Бериар словно попадал в сказку, приходя
сюда. Он любил читать старые летописи -- об истории своего
рода, о древних веках Средиземья, когда здесь жили только
эльфы, о славе и гибели Нуменора... Пожалуй, потому именно он
больше всего узнал о тревогах мудрых, о Кольцах и Враге. Именно
в Ривенделле он познакомился с Саруманом, главой Совета. Он
очень понравился Бериару, он считал его величайшим из мудрых,
да к тому же чрезвычайно обаятельным и ласковым. Бериар вместе
с Саруманом много занимался проблемой Кольца, творением его.
Молодому человеку было очень интересно разбираться в этом,
сначала без какой-либо цели, из любопытства, затем уже для
победы над Сауроном Черным, Врагом Средиземья и Валинора. И
когда Саруман предложил ему перебраться к нему в Ортханк,
Бериар с радостью согласился.

В Ортханке были люди. Правда, молодого человека удивила их
молчаливость и беспрекословность, почти рабское повиновение
Саруману. Но впрочем, Саруман сказал что это -- низшие, что от
них ждать. Только быть рабами и могут. Бериара это несколько
покоробило, но он быстро забыл об этом -- его увлекла идея
создания Кольца более могучего, чем Кольцо Врага. Правда, что с
ним дальше делать, Бериар не представлял да и не слишком-то
задумывался.

Они сидели вдвоем в книжном покое, и еще раз
пересматривали свои выводы: завтра должно было начаться
Творение.

-- Итак, -- горячо говорил Бериар, -- огонь Арды и Эа
побеждает сила Пустоты. Огонь Пустоты -- для плавки, в чаше
Света, -- он коснулся блестящей светящейся неприятным зеленым
светом чаши. Он не знал, что Саруман создал ее не из Света а из
не-Тьмы, -- заклятье мы знаем. Вроде все! Так что, начнем
завтра, да? -- с мальчишеским азартом и любопытством спросил
он. Саруман, улыбаясь, закивал.

-- И мы победим Врага, -- внушительно добавил он.

Крыса с любопытством и страхом наблюдала из-за угла за
всем, происходящим в чертоге. Там было двое людей. Один --
крепкий благообразный старец с серебряными кудрями, в блестящих
белых одеяниях, другой -- высокий молодой человек, сероглазый и
темноволосый. Старец здесь был явно главным -- он что-то
говорил, а его спутник стоял, прислонившись спиной к стене и,
замерев, смотрел на все это со смесью любопытства, благоговения
и ужаса.

Он произносил заклятье, но это не были те слова, что
произносил Саурон, ибо шли они не из Тьмы, а из Ничто. И тот
огонь, что вырвался из недр серого камня, был бесцветен и
невидим, и лишь по тому, как зеленоватым мертвенным светом
налилось все вокруг, Бериар понял, что заклятье подействовало.
И стало ему почему-то не по себе. Дрожащими руками он подал
сверкающую, каким-то гнетущим душу светом, чашу. Он коснулся
руки Сарумана -- она была холодной и липкой, как рука
разлагающегося трупа, лицо его и руки были гнойно-зеленоватыми;
казалось, сама внешность его менялась. Теперь его лицо было
жутким -- облипшей скользкой гниющей кожей череп, рваный
ухмыляющийся беззубый рот... Почему-то в этот миг Бериар
почувствовал, что это лицо не наваждение, а истина. Он мотнул
головой, прогоняя страх. Саруман произносил заклятья. Голос его
обволакивал разум, проникал в мозг тошнотворным ужасом. Бериар
почувствовал, что дрожит. Холодный пот ручьями тек по его лицу;
он прижался к стене. Ноги его подломились, его вырвало. Его
охватил ужас. Что-то чужое выпадало из ниоткуда и дрожало между
ладонями Сарумана. Он выпустил нечто злое, ужасное. Он хотел
крикнуть, предостеречь -- но язык не слушался его. Рот
наполнился горькой слюной, в ушах колоколом гудел голос
Сарумана.

Он очнулся от холода -- ему в лицо плескали водой. Над ним
склонился Саруман -- прежний, участливый, ласковый. Он гладил
мягкой холеной ладонью его по голове.

-- Что ты, друг мой? Конечно, это нелегко выдержать.
Смертному тяжело справиться с силами...вселенной. Но ничего,
все получилось. Золото плавится, заклинания произнесены. Скоро
мы наполним металл магической силой, и получим Кольцо, сильнее
Кольца Врага.

-- Я боюсь...Мы кажется что-то напутали... Что-то злое...
Саруман, может нам остановиться? Я боюсь, мы не сможем
справиться с Кольцом... Саруман мгновение смотрел на него,
затем громко расхохотался.

-- Ох, друг мой, никогда я не смеялся так! Но ведь в
кольце -- наша сила! Неужели мы не справимся сами с собой?
Разве ты не уверен в себе, Бериар из рода Элроса?

Молодой человек с сомнением покачал головой.

-- Иногда человек не знает сам себя, Саруман. Я начинаю
бояться себя. Его серые глаза были полны страха, он умолял о
поддержке. Саруман успокоил его.

-- Но ведь я не человек. Я не боюсь себя. Если так
суждено, -- он вздохнул, -- Я возьму бремя Кольца на себя.
Будет мне нелегко, но я постараюсь справиться. -- Он
одобрительно улыбнулся, -- Ты отдыхай, набирайся сил. Нам еще
много нужно сделать.

В тот вечер они вдвоем сидели у огня. Наступил последний
этап Творения. У Бериара было почему-то тяжело на сердце, и он
тоскливо смотрел на пляску пламени в камине, вяло слушал
Сарумана. Он почти не улавливал смысла его речи.

-- Одно -- свяжем всех людей волей. Все живое в Арде
подчинится мне. Даже Саурон. Это -- победа.

Бериар недоуменно поднял голову.

-- Но ты говорил -- Ничего не понимаю. А как же силы Арды?

-- Эльфы имеют для этого три кольца. И они тоже подчинятся
мне. Все будет здесь! -- он поднял кулак, -- Но до этого еще
далеко. Кольцо уже есть, оно лежит в чаше. Осталось закалить.

-- В огненной крови Арды...

-- Нет. Это было бы для повелевания стихиями. А нам нужны
умы и воля. Нужна живая кровь. А живые принесут мне все.
Власть. Бериар в ужасе и изумлении поднял глаза на Сарумана.

-- Живая кровь? Кровь людей? -- проговорил он громким
шепотом. Саруман ухмыльнулся ему в лицо.

-- Почему же людей только? Эльфы тоже живут в Средиземье.
Саурон -- майя. Так что эльфов и майяр тоже. Так-то друг мой.

-- Может еще и орков? -- глаза Бериара сузились. Он готов
был броситься на Сарумана.

-- Зачем же? Орки -- эльфийская кровь. Да они и так нам
служат. Словно молния ударила Бериара. "Предатель!" -- мысли
обезумевшей кошкой метались в его голове. "Убить! Убить
немедля!" Он выхватил кинжал и бросился на Сарумана. Орки
выскочили словно из-под земли. Саруман даже не шевельнулся.
Через несколько мгновений отчаянной борьбы Бериар лежал
связанный на полу. Саруман наклонился к нему.

-- Ах ты дурак, -- почти нежно сказал он -- ты так и не
понял, что я бессмертен, да? Я -- майя, дружочек. Так-то. Он
довольно улыбнулся.

-- Ты не дослушал меня, друг мой. Так вот -- понимаешь ли,
кровь Арды это власть над неживым. Неживое всегда управляется
живым. Итак, нам -- он усмехнулся нужно повелевать живыми. Их
волей и умами. Мы повелеваем живыми. Живые -- всем неживым. И
все -- у меня на поводке. Не так ли? Ну вот. Теперь ты должен
понять, что необходима закалка в живой крови. Для повелевания
людьми -- в людской, эльфами -- в эльфийской, майяр -- в крови
майя. Разве не логично? Логично. Жаль Валы нет, -- вздохнул
Курумо -- а то и Валинор покорил бы. Верно ведь, а дружочек?
То-то. Ну что ты, время подходит. Пора завершить труд. Кстати,
в тебе кажется, кровь и людская и эльфийская и майяр? Не так
ли, друг мой? Велика будет твоя слава -- в твоей крови
закалится Кольцо, что одолеет Кольцо Врага. А потом мне никто
не страшен -- ни Саурон, ни Манрос, ни Моргот. Так-то, друг
мой, -- усмехаясь, заканчивал он, глядя в расширившиеся от
смертного ужаса глаза Бериара.

Его втащили в низкий зал и бросили на серый стол. Саруман
стоял, держа в холеных белых руках чашу с остывшим Кольцом. По
его знаку орки ушли. И когда Бериар увидел приближающийся с
неумолимостью времени к его горлу золотой изогнутый нож, он
вскрикнул, ничто не сознавая уже:

-- Будь ты проклят, подлец, Саурон отомстит за меня! Кровь
хлынула в чашу. Содрогающееся в агонии тело Саруман столкнул на
пол. Чаша стояла на столе. И прозвучали слова заклятья:

При последних словах Саруман опустил руку с кольцом в
чашу, и кровь исчезла -- Кольцо всосало ее и золото стало
отливать красным, и, словно вырезанные по живому телу,
выступили слова Заклятья на Кольце, наполненном живой кровью.

Труп он отволок в левый проход, в коридор. Крыса
принюхалась. Еда. Много еды. Надолго. Хорошо. Только бы никто
не нашел. Она оглянулась и потрусила в коридор. Искать.

Саруман был мудр. Очень мудр. Но здесь он ошибся. Ничто не
могло быть связано живой кровью человека, ибо в людях был
Потаенный огонь Мелькора, побеждающий небытие. Но теперь Ничто
вошло в Сарумана и стало его сущностью. Ничто -- на это его
обрек Намо -- ждало его. Пока он был еще силен и мог повелевать
этой серой силой. Но она неминуемо должна была со временем
высосать его.

Он сидел на своем золотом троне усталый и довольный. Пламя
красило его блестящие белые одежды в разные цвета, чаще -- в
цвета крови. Но ему было все равно. На его холеной белой руке с
длинными багровыми ногтями было Кольцо. Ему нетерпелось
испытать его силу. И он пожелал, чтобы Девять Черных прилетели
к нему и признали его своим господином. Кольцо вспыхнуло и
нагрелось, отдавая силу. Он радостно вскрикнул, когда черная
фигура встала на порог. Но под страшным взглядом черного он
замер. Молодое твердое упрямое лицо, седые волосы, тонкий
серебряный венец на голове. Взгляд пронзительных глаз
пригвоздил его к трону и бледный меч мелькнул у горла. И вновь
в мозгу прозвучали слова : "Ты превратишься в ничто". Черный
еще несколько секунд смотрел на него. Затем он резко повернулся
и ушел. Черный плащ метнулся огромным крылом. Ужас охватил
Сарумана. Ползучий, липкий, тошнотворный животный ужас. Кольцо
не действовало. Проиграл. Он тонко завыл, закрывая лицо --
изменившееся, лицо трупа... Что же делать? Что, Что? И сам себе
ответил -- скорее искать Кольцо Врага. Другого

КОНЕЦ ВОЙНЫ КОЛЬЦА

- Шеф, может по ним из крупнокалиберного..? - неуверенно
спросил Девятый. Не будучи нуменорцем, как Первый, Второй был
достаточно демократичен и допускал некоторое панибратство со
стороны подчиненных. - Им и этого вполне хватит,- отмахнулся
Второй, с интересом поглядывая вниз, где лейтенант Барад-Дура
вяло переругивался с напыжившимися от страха гондорцами.
Мотоцикл лейтенанта время от времени нетерпеливо взревывал и
плевался искрами, отчего послы Гондора всякий раз вздрагивали и
боязливо жались друг к другу. - А интересно, что они там себе
думают об этой штуке? - иронически хмыкнул Второй, в сильный
армейский бинокль разглядывая напряженные бледные лица
предводителей воинства Запада. В это время, устав от
бесполезных разговоров, лейтенант презрительно сказал: -
Великий Мордор ничего вам не должен, кроме этих тряпок. Если вы
пришли за ними, то забирайте их и идите... хоть в Валинор, -
лейтенант брезгливо бросил под ноги Гэндальфу аккуратный серый
сверток с пожитками Фродо. С нескрываемым удовольствием Второй
наблюдал, как вытянулось и посерело лицо Гэндальфа, судорожно
сглотнул Арагорн и смачно сплюнул в сторону, пытаясь скрыть
страх, Эомер. Третий брезгливо поморщился : - Ну и манеры у
этих рохирримцев. Да что с них взять: дикари, кочевники... - Я
тебе дам "дикари, кочевники"! - рявкнул Второй, но тут же
расхохотался, - Нет, ты смотри, смотри! В это время один из
гондорцев громко и грязно выругался по поводу томившихся за
Черными Воротами орков. Его услышали. Это было последней
каплей. С ревом, сметая охрану, орки вырвались за ворота.
Лейтенант едва успел отъехать в сторону. - Ну все, - с
некоторой грустью заметил Второй, - теперь пойдет дело. Что ж
мы Самому-то скажем, - обреченно вздохнул он. Но говорить
ничего не пришлось, прозвучал сигнал общего сбора. - По коням!
- скомандовал Второй, - в Барад-Дур, живо! И хотя за воротами
происходили весьма забавные события, ослушаться приказа никто
не посмел.

*** По сумеречным сводам готического зала скользили
отблески бледного света. Девять темных высоких фигур напряженно
вглядывались в экран палантира-компьютера. Сам сидел молча и
неподвижно. Он уже давно все знал и все решил, но в глубине Его
души еще теплилась надежда, что, может быть, обойдется. Без
Этого. За Его спиной временами слышались приглушенные
возбужденные реплики. - Уснул, - тоскливо простонал кто-то, -
Вместе с кольцом. И тогда Сам, с тяжелым вздохом, но без
малейшего колебания, нажал на кнопку .

*** - Вот он, час Судьбы! - радостно завопил Гэндальф,
тыча пальцем в небо.

*** ... Ослепительно-белая трещина, как молния, распорола
Пространство, и на мгновение стали видны Звезды ...

*** Земля содрогнулась. Все и вся попадало. У Арагорна
потемнело в глазах: массивное древко, на которое он еще вчера
приказал насадить свое королевское знамя, обрушилось на него и
заехало ему по носу. Тяжелое полотнище накрыло его с головой. В
ушах потомка нуменорцев звучал доносившийся непонятно откуда
издевательский многоголосый хохот.

*** Хохотали в запредельном Мордоре. Пришедший в себя
после некоторого замешательства гарнизон Барад-Дура не мог
сдержать буйного веселья, глядя, как гордый потомок нуменорцев
путается в складках тяжелого знамени с воплями: "Элендил!
Элендил!" - что больше походило на жалостную мольбу о помощи,
чем на боевой клич. Хохотал даже первый, на время забыв о своей
больной ноге. Когда веселье пошло на убыль, раздался усталый
холодный голос: - Ну что, успокоились? Теперь уходите. Я УСТАЛ.

ТХЭССА-ОБОРОТЕНЬ

Тхэсса-князь, властитель княжества Тах-Ана, был величайшим
из магов, и в предках своих числил жрецов рода Тауру, что из
ушедшей страны Ана.

Тхэсса-маг знал и умел многое, и многое было открыто ему;
говорили, что даже слуги Черного Повелителя иногда посещают
его, и от них получил он в дар древнюю мудрость.

Тхэсса-лекарь перенял дар исцеления у одного из учеников
Черного Целителя, и в княжестве Тах-Ана не было никого
искуснее, чем он. Тхэсса-правитель был горд и отважен; не было
равных ему во владении оружием и лучше него не было стрелка и
конника; но войн он не вел. Был он горделив, и жаждал власти и
знаний. И, обладая знаниями, получил он власть истинную, не над
всеми, но над каждым. Гордой уверенностью и радостью наполняло
это сердце князя; но и сила, и знания, и власть были лишь
средствами для него, не целью; и могущество свое обращал он на
благо людям. Велика была мудрость его и смиряла она гордыню
его. Никому не отказывал он в помощи, и люди видели это, и
прощали ему многое, и преклонялись перед ним, и любили его, и
не надо было им другого правителя. И Тхэсса-князь любил народ
свой и землю свою, хотя суровой была любовь его.

Так жил он, так правил он, и под властью его счастливы
были люди Тах-Ана, и верили ему, и росла мудрость их.

Лучше всего прочего знал Тхэсса-маг магию Луны. Она давала
ему силы для свершений; и жемчуг,издревле связанный с Луной,
был в венце его. И любил князь бешеную скачку по серебристым
степным ковылям, и счастьем было для него мчаться в ночь, и
Владычица Ночи вливала древнюю силу в него. Тогда начинал он
чувствовать себя одним с этой землей, с этим звездным небом, с
этим вечно изменчивым светом, казалось, открывавшим скрытую
суть вещей.

В ту ночь заехал он далеко на север, не заметив, как
рассвело. И внезапно в странном зыбком мареве явился ему Белый
город. Конь Тхэссы встал. Словно врос в землю. Словно окаменел,
не в силах сдвинуться с места.

Белый город. Тхэсса содрогнулся. Его род хранил память об
Уртуган-Ана. Тогда город исчез, ушел. Чтобы появиться --
теперь. Зачем? Почему он, Тхэсса, видит это? И древние слова
медленно приходили к нему...

...Белый город -- щербатые зубы оскаленного черепа. Белый
город -- обрушившаяся бредовая мысль искареженного сознания.
Белый город, белые развалины, из которых высосало жизнь белое
солнце.

...Город Ничто. Город Никогда. Никто не знает, когда
возник он и откуда. Город-небытие, где нет времени. Город, не
принадлежащий ни одному миру и существуюший везде -- нигде не
существующий. Город, где иные законы. Законы безвременья,
не-бытия и забвения.

Пришедшее из ниоткуда,

Что само по себе уже ложь,

Ибо и "ниоткуда" -- лишь ответ на вопрос "откуда".

Значит, откуда-то это пришло...

Он спешился и медленно пошел вперед. Не потому, что
подчинился зову города: шел по своей воле, веря в свои силы,
потому что хотел -- знать.

Те минуты, что шел он показались Тхэссе вечностью. И тогда
внезапно предстал перед ним человек. В странном мертвом мареве
фигура его казалась зыбкой. Темно-серыми были одежды его,
золотая цепь лежала на груди его, и был в ней знак Разрушения.
Низко надвинутый капюшон плаща скрывал лицо незнакомца. И замер
Тхэсса; и так стояли они в молчании.

"Что это? Тварь из Злых Земель? Но те не имеют образа, а
этот -- человек... Что же нужно ему в мертвом городе?"

-- Уходи, -- ненавидящий свистящий шепот, -- Прочь с моего
пути, смертный!

Рука Тхэссы стиснула рукоять меча.

-- Негоже так говорить со встречными, путник, скрывающий
свое лицо. Сухой безжизненный смешок: -- Ты хочешь видеть меня?
Смотри! Серый откинул капюшон, и Тхэсса содрогнулся.

...Так было, когда в первый раз это лицо выплыло из
глубины хрустальной сферы. Злобное, старческое, с острыми
чертами и землистой кожей. Бесцветные тусклые глаза,
пристальный ненавидящий взгляд из-под тяжелых набрякших век,
ввалившийся безгубый рот, длинные жидкие пряди волос, едва
прикрывающие череп. Отталкивающий, невыразимо омерзительный
облик был с тех пор навеки врезан в память Тхэссы. Он не знал,
кто это и откуда пришел он. Знал одно: эта тварь -- здесь, и --
действует.

Тогда тихий голос шепнул Тхэссе:

-- Берегись его. Знай: смерть не всегда самое страшное.
Будь осторожен. Помни: тебе не убить его. И не давай ему
коснуться тебя.

В снах и видениях этот голос часто говорил с магом,
разрешая его сомнения, указывая пути, иногда подсказывая
ответы. Но впервые это было -- т а к. Увидеть говорившего было
нельзя. Тхэсса тогда не обернулся, просто спросил:

-- Что я должен делать?

-- Узнаешь. Поймешь сам. Помни: он не должен коснуться
тебя. Большего сказать я не могу.

Померкло видение, и умолк голос. Тогда подумал Тхэсса:
лучше бы не было этой встречи.

Но они встретились. Здесь, в мертвой земле, на границе
Белого города. "Не убить его... Тогда зачем я здесь?"

И Тхэсса выхватил меч из ножен. Старик поднял правую руку,
и тускло блеснул на ней тяжелый золотой браслет. Незамкнутый --
Тхэсса-маг хорошо понимал, что это значит. И снова -- знак
Разрушения. Древняя злая сила. Ужас, парализующий волю.

Тхэсса стиснул зубы и поднял меч.

...Что было дальше он помнил смутно. Все труднее было
подчинить себе сознание, почти невозможно -- произносить слова
заклятий. И меч Тхэссы белой мертвой пылью рассыпался в его
руках, и противник князя злобно усмехнулся.

Теперь Тхэсса был безоружен.

И тогда он вспомнил о кольце.

...Седой странник, пришедший с Востока: черный жгут
охватывает голову -- знак мудрецов, в пыли дорог -- черные
одежды, посох, отполированный прикосновениями рук, стерт о
камни.

Он был невообразимо стар, этот человек; морщинами было
иссечено лицо его так, что кожа походила на темную древесную
кору. Иссохшее, почти бесплотное тело, сухие нервные пальцы,
тяжелый пристальный тянущий взгляд.

Он пришел умирать. Не от ран, не от голода, не от болезни:
от старости. Он молчал, и люди сочли, что старик -- немой. Но
когда пришел час смерти его, он подозвал Тхэссу и сказал:

-- Возьми мой перстень. В нем -- великая сила. Ты достоин
принять его. И каменный перстень из черного агата лег в ладонь
Тхэссы: из глубины его проступал мерцающим очерком древний
знак; ключ, открывающий Путь Тьмы. Тхэсса вздрогнул.

-- Но почему -- я?.. -- спросил он шепотом, взглянув на
старика. Глаза с расширившимися зрачками, из которых смотрит
смерть. Ответить было уже некому.

...Кто подсказал ему, как нужно сложить руки, чтобы
нанести удар? Все силы его, вся его энергия сконцентрировалась
в пальцах, и древний знак в кольце засветился белым пламенем.
Старик отшатнулся, заслоняясь рукой, и ослепительный луч ударил
в золотой браслет на его запястьи. И браслет рассыпался
мертвыми золотыми искрами. Но, вспыхнув, истаял и перстень.
Теперь Тхэсса был безоружен, и сил у него не оставалось. И,
шагнув вперед, Серый коснулся его груди. Прикосновение было
омерзительно-склизким: жгучая слизь -- так показалось Тхэссе.
Но когда он поднес пальцы к груди, то не ощутил ничего, рука
была сухой. И фигура Серого растворилась в мертвом мареве...

"Я исполнил," -- думал Тхэсса, когда, еле волоча словно
свинцом налитые ноги, шел он назад, оставив за спиной мертвый
город. Он не до конца понимал, ч т о сделал. Знал одно:
вернувшие Серого более не смогут помочь ему, связь между ним и
Белым городом разорвана. Какой была эта связь, эта помощь,
Тхэссе не хотелось думать. Мысли путались. "Я исполнил...
исполнил... Но он все же коснулся меня..." Тхэсса прислушивался
к своим ощущениям; но он не чувствовал ничего, кроме
нечеловеческой усталости, и это успокоило его. В конце концов,
может, это и не так опасно... Теперь -- только одно: уснуть.
Спать...

Шли дни -- и ничего не происходило. Тхэсса успокоился. Но
в ночь следующего полнолуния произошло странное. Он лежал без