[…] 7) Был разговор о семейной жизни. Я говорил, что хорошая семейная жизнь возможна только при сознанном, воспитанном в женщинах убеждении в необходимости всегдашнего подчинения мужу, разумеется во всем, кроме вопросов души - религиозных. Я говорил, что это доказывается тем, что так было с тех пор, как мы знали жизнь людей, и тем, что семейная жизнь с детьми есть переезд на утлой лодочке, который возможен только тогда, когда едущие подчиняются одному. И таким одним признавался всегда мужчина, по той причине, что, не нося, не кормя, он может быть лучшим руководителем жены, чем жена мужа.
Но неужели женщина всегда ниже мужчины? Нисколько, как только тот и другая девственны - они равны. Но что же значит то, что теперь жены требуют не только равенства, но главенства? А только то, что семья эволирует, и потому прежняя форма распадается. Отношения полов ищут новой формы, и старая форма разлагается. Какая будет новая форма, нельзя знать, хотя много намечается…
[…] 12) Застала меня буря в Колпне. Я просидел у мужиков. Они богаты и ужинали: картошки, хлеб, огурцы было особенное угощение. Рахитические дети, измученные работой члены, без постели, мухи, нечистота. И ужаснее всего безнадежность душевного спасения. Не верят в будущую жизнь, не верят в возможность жить по Христу.
Больше месяца не писал. Нынче 7 сентября 1895. Ясная Поляна.За это время страдал от дурной жизни мальчиков: Андрюши и Миши. Пытался помогать им. Ездил на велосипеде и писал свое «Воскресение». Читал его Олсуфьевой, Танееву, Чехову и напрасно. Я очень недоволен им теперь и хочу или бросить, или переделать. Последние дни хожу по лесу, отбирая деревья для крестьян. За это время думал:
В последнее время очень близко чувствую смерть. Кажется, что жизнь матерьяльная держится на волоске и должна очень скоро оборваться. Все больше и больше привыкаю к этому и начинаю чувствовать - не удовольствие, а интерес ожидания - надежды, как в движении этой жизни.
За это время написал корреспонденцию в английские газеты о духоборах, но не послал, а Поша поехал на Кавказ и должен был приехать 1-го, а теперь 7, и его нет. Еще прочел интересное письмо от поляка о патриотизме и ответил ему начерно еще . Третьего дня был француз от Эртеля . Верит в материю, а не в бога. Я говорил ему, что это эпидемия душевной болезни. У нас живет Маша - сестра, Таня с Сашей у Сережи, Маша с Мишей в Москве. Завтра приезжают. Так думал за это время:
1) Смотрю на веселость, смелость, свободу, царственность молодых людей и еще больше детей. В нас, стариках, наши грехи смирили нас, застлали ту божескую силу, которая вложена в нас. Им же нельзя не быть самоуверенными и свободными, они должны быть такими, потому что носят в себе еще не загаженное жизнью божественное начало - все возможности.
2) Матерьяльный мир подлежит закону борьбы за существование, ему подлежим и мы, как матерьяльные существа. Но, кроме нашего матерьяльного существования, мы сознаем в себе еще и другое, не только независимое от закона борьбы начало, но противуположное ему начало любви. Проявление в нас этого начала есть то, что мы называем свободой воли.
[…] 5) Человек обидел тебя, ты рассердился на него и, разумеется, сдержался, не обидел его. И что ж? В сердце у тебя злоба, и ты не можешь относиться к этому человеку добро. Точно как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, воспользовался тем моментом, когда ты почувствовал к человеку злобу, и, открыв эту дверь, вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяином. Вчера испытал это и должен был употребить большие усилия: смирение, ласки к обидевшему, чтобы выкурить из сердца этого мерзавца.
6) Заметил в себе, что я стал добрее с тех пор, как мало изменяю жизнь и подчиняюсь порядкам ложной жизни. И помню, как - когда я изменял свою жизнь, как я был недобр часто. Как все в жизни делается с двух концов, так и это: двинуть сначала жизнь, во имя добра изменив ее, потом утишить свое сердце, установить в себе доброту в новом положении. Потом опять двинуть в себе доброту в новом положении. Потом опять двинуть вперед. Как шаги, перекачиваясь, идешь с ноги на ногу. Многое так - почти все нужно делать с двух концов, любовь и дела.
[8 сентября. ]Веселый праздник. Я нездоров, - кашель и насморк очень сильный. Утром приехали Маша и мальчики. У меня жил в комнате Чертков. Он все возится с землей . Получил письмо от Меньшикова, показавшее его полное разномыслие со мной. И еще хорошее, милое письмо Сопоцько. Сел за письма: написал письмо Меньшикову и поправил письмо поляку. Ни хорошо, ни дурно, ни то, ни другое. Потом приехал Поша. Читал свою статью о гонениях. Очень хорошо. Надо написать предисловие. Просмотрел прежнюю статью - она не годится . Теперь 9 часов. Что-то думал и забыл.
Нынче 22 сентября 1895. Ясная Поляна.За это время писал письма: поляку, Меньшикову и вновь статью по случаю гонения на духоборов. Поша приехал, привез сведения, но менее обстоятельные, чем бы я желал. Статья моя недурна. А может быть, ошибаюсь… Послал все нынче Кенворти.
Соня ездила в Москву, приехала. Она очень жалка и мне все милей. Я вижу яснее ее весь характер. Андрюша мучает меня тем, что не могу выработать отношения к нему. Таня мила, тиха, добра. Маша в Москве. Гастев, вчера был Буткевич Андрей. Он, как всегда, мне чужд. Трегубов нынче уехал. С ним мне всегда хорошо. Был нездоров и еще не вполне оправился, но вполне свеж головой. В повести вижу новые стороны и очень важные, которые я было упустил. Именно радость нарушения всех принятых законов и обычаев и сознание своей доброй жизни . За это время думал многое, многое и забыл.
1) Вот кто настоящая волшебница - это любовь. Стоит полюбить, и то, что полюбил, становится прекрасным. Как только сделать, чтобы полюбить, чтоб все любить? Не по хорошу мил, а по милу хорош . Как сделать? Одно знаю: не мешать любви соблазнами и, главное, любить любовь, знать, что в ней только жизнь, что без нее страданье.
2) Вспомнил, как часто я, бывало, спорил с религиозными догматиками: православными, евангеликами и др. Как это нелепо. Разве можно серьезно рассуждать с человеком, который утверждает, что верит в то, что есть только одно правильное воззрение на мир и на наше отношение к нему, то, которое выражено 1500 лет тому назад собранными Константином эпископами в Никее, - мировоззрение, по которому бог - Троица, 1890 лет [назад] пославший сына в деву, чтобы искупить мир и т. д. С такими людьми нельзя рассуждать, можно их менажировать, жалеть, пытаться излечить, но на них надо смотреть, как на душевно больных, а не спорить с ними.
3) Недовольство собой есть трение, признак движения.
[24 сентября]Вчера провел день хорошо, но мало работал. Написал Маше письмо. Думал:
Вышел до завтрака пройтись по саду и вижу на липе новый недавно выросший гриб. Сбил его палкой. И подумал: он живой. Тоже явились условия, удобные для его существования, и он явился и живет. И подумал о всем том, что живет в бесконечном мире по тем же законам. И удивился на мудрость - разумность - устройства мира. И потом опомнился, поняв, что удивляюсь я не на премудрость устройства мира, а на премудрость своего разума, который видит все так премудро. Ведь это все равно, что удивляться на правильность того полушара, который я вижу на небе, и круга около себя. Ведь это только закон моего зрения. А там законы моего разума, которые облекли все существующее в эту - удивляющую меня правильность.
Сейчас 1-й час 24 сентября 1895. Ясная Поляна.Начал писать Коневскую повесть, не пошло. Делал пасьянс и думал: думал о том, что надо не на словах, а на деле жить не для себя и для людей, а для бога. А чтобы действительно так жить, надо приучать себя к этому, как приучаешь себя жить для себя, потом для любимых людей. Правда, будет сначала неловко, не будет простоты, естественности, будешь срываться, но потом привыкнешь и будешь жить так, не думая. Буду стараться. Нарочно записал, чтобы заметить, что будет через месяц. Станешь писать, говорить, работать, есть, спать даже, и все можно делать для себя и для бога. И если приучиться делать только для бога, какое спокойствие и сила! […]
Вечер 25 сентября.Писал утром Коневскую, пересматривал сначала. Довольно хорошо. По крайней мере, без отвращения. Все помнил о жизни для бога, забыл только два раза по отношению Андрюши. Утром, когда слышал, что он вставал, не вышел к нему, и вечером, когда он вернулся. Он два дня не был дома, и ему самому должно быть тяжело. Чем он гаже, тем больше надо его любить. Вот это-то я не исполнил. После обеда ходил с Гастевым рубить деревья для Филиппа и Андрияна и потом проехался на велосипеде. Получил письма от Бодянского и вырезку из статьи Визевы . […]
[26 сентября. ]Тяжелый был день. Проснулся рано, не спал, думал. После завтрака ждал, когда встанет Андрюша. Мучался - войти, не войти. Входил, он закрывался, наконец, вижу, что не спит, стал говорить ему. Говорил мягко, добро, но не убедительно, робел и страдал. Он все молчал. Ни одного звука. Я ушел заниматься, и не прошло и часа, как слышу звуки гармоники, неумолкаемые в кухне. Не верилось своим ушам, заглянул в окошечко кухни. Он отстранился. Я не вытерпел, сказал: это хуже Хохлова. За обедом он не отвечал мне и озлобленный ушел. Мне стыдно, что я не выдержал. Очень стыдно. Огорчился эгоистично, что слова мои не подействовали, и забыл, что жить надо и можно только для бога. Писание тоже не шло. Переменял слишком много и запутался. И стыдно писать эти вымыслы . Правду пишет Бодянский, что не годится писать художественное иносказательное. Я всегда это чувствую и спокоен только, когда пишу вовсю то, что знаю и о чем думаю. […]
Думал утром очень важное и хорошее. Боюсь, что забыл теперь. Попытаюсь:
Пока человек не сознает себя, он не знает, живет ли он или нет, и потому не живет. Когда же он сознает себя живущим, он невольно задает себе вопрос: зачем он живет. Задав же себе этот вопрос, он ищет на него ответа, найдя же ответ, он не успокаивается до тех пор, пока не делает того, для чего он живет.
Нынче 29 сентября 95. Ясная Поляна.8 часов вечера. Третьего дня встретился с Андрюшей за чаем и сделал усилие, чтобы говорить с ним. И был награжден, он был доволен и хотел говорить со мной, но вчера он приехал к обеду с запахом вина изо рта, и я не мог подавить в себе чувство досады - молчал. Третьего дня и вчера писал Коневскую. Вчера ездил на велосипеде в Тулу, говорил с г-жой Керн недостаточно серьезно - забыл, зачем живу. Еще не помню, чтобы провинился. Получил письма от Маковицкого и Шмита.
Нынче только написал письма Маковицкому и Шмиту, посылаю корреспонденцию и статью . Все не отвечал Меньшикову. Не чувствую себя вполне расположенным.
Думал две вещи: 1) Чудесное слово сказал мне Гастев. Мы говорили с ним про впечатление, производимое на крестьян книгами. Трудно им угодить, потому что жизнь их очень серьезна.Вот это то важное слово. Кабы побольше людей нашего мира понимали его! 2) То, что я видел нынче во сне, что меня прибили по лицу, и я стыжусь, что не вызвал на дуэль, а потом соображаю, что я могу не вызывать, так как это доказывает мою последовательность - непротивления. Вообще соображения во сне бывают только самые низменные. Вот во сне действует ум, а разум, сила нравственного движения отсутствует.
Нынче 6 октября 95. Ясная Поляна.Были письма от Попова, Поши, Черткова, Шмита, Кенворти. Вчера всем ответил. Не писал. Написал длинные письма: Бодянскому и Меньшикову. Тут был Гастев. Девочки его раздразнили и обидели. Он ушел. Хороший малый. Был Илья. Мало духовного. Приехал Андрюша. Вижу, как он скоро зачахнет и умрет. Был американец, разбогатевший рабочий - финляндец родом, социалист, коммунист. Очень невзрачный, но много рассказал интересного, гораздо больше, чем утонченные американцы. Главное, что он рассказал мне, что в Соединенных Штатах из 60 миллионов работают руками только 6 миллионов, то есть 10%, у нас же, я думаю, 50 или больше; что там один человек пашет на 18 лошадях плугами, которые хватают на сажень ширины, и обрабатывает один человек 10 акров в день и получает от 2 до 4 и более долларов в день. Что это значит? К чему ведет? Важно это чрезвычайно, но я еще не уяснял себе всего этого значения. Рабочий вопрос разрешается этим путем. Рабочих часов меньше, плата больше, работа легче. Вопрос только, что работать? Приходит мысль, что все дело в том, как сделать работу и жизнь рабочих приятною, travail attrayant . Все дело как будто в этом. Тогда капиталисты захотят быть рабочими. Но как сделать труд привлекательным? Надо, чтобы условия его были приятны и чтобы не было в нем необходимости. Чувствую, что тут много нового и важного, но как это выразить, еще не знаю. Коли бог велит, обдумаю. Писанье мое опротивело мне. […]
Сегодня, кажется, 9-е.Из книжечки записывать нечего. Был Сергеенко, льстив нехорошо. Я два дня порядочно писал. Ездил на велосипеде в Тулу и слишком устал. Таня уехала в Москву. Мне тяжело было с Соней. Но, разумеется, я виноват. Читаю Евангелие по-итальянски, написал письма Edwards’у и опять Шмиту. Осеннее приятное чувство. Ходил гулял и думал о двойственности Нехлюдова. Надо это яснее выразить.
12 октября 95. Ясная Поляна.Я один с Соней и Сашей. Читаю по-итальянски. Андрюша мучает. Вчера говорил с ним много. Чувствую, что тщетно. Тут Марья Александровна. Был Арсеньев. Получил итальянскую книгу. О преподавании христианства в школе . Прекрасна мысль о том, что преподавать религию есть насилие - тот соблазн детей, про который говорил Христос. Какое право имеем мы преподавать то, что оспариваемо огромным большинством. Троицу, чудеса Будды, Магомета, Христа? Одно, что мы можем преподавать и должны, это нравственное учение. Прекрасная мысль. Сейчас, раскладывая пасьянс, думал, как Нехлюдов должен трогательно проститься с Соней .
13 октября.Все эти дни видел, что что-то мучает Соню. Застал ее за письмом. Она сказала, что скажет мне после. Нынче утром объяснилось. Она прочла мои злые слова о ней, написанные в минуты [раздражения]. Я как-то раздражился и тотчас же написал и забыл. В глубине души чувствовал, что что-то сделал дурное. И вот она прочла. И, бедная, ужасно страдала и, милая, вместо озлобления написала мне это письмо . Никогда еще я не чувствовал себя столь виноватым и умиленным. Ах, если бы это еще больше сблизило нас. Если бы она освободилась от веры в пустяки и поверила бы в свою душу, свой разум.
Пересматривая дневник, я нашел место - их было несколько - в котором я отрекаюсь от тех злых слов, которые я писал про нее. Слова эти писаны в минуты раздражения. Теперь повторяю еще раз для всех, кому попадутся эти дневники. Я часто раздражался на нее за ее скорый необдуманный нрав, но, как говорил Фет, у каждого мужа та жена, которая нужна для него. Она - я уже вижу как, была та жена, которая была нужна для меня. Она была идеальная жена в языческом смысле - верности, семейности, самоотверженности, любви семейной, языческой, и в ней лежит возможность христианского друга. Я увидал это после смерти Ванечки. Проявится ли он в ней? Помоги, отец. Нынешнее событие мне прямо радостно. Она увидала и увидит силу любви - ее любви на меня. […]
[24 октября. ]Пропустил много дней. Соня была в Петербурге и вернулась. Отношения продолжают быть лучше, чем хорошие. «Власть тьмы» - успех . Слава богу, не радует. «Ищите того, чтобы имена ваши были записаны на небесах». Написал письмо Андрюше, который очень огорчал. И, к счастью, письмо хоть немного подействовало. Написал письмо Мише - длинное и слишком рассуждающее. Брался за «Воскресение» и убедился, что это все скверно, что центр тяжести не там, где должен быть, что земельный вопрос развлекает, ослабляет то и сам выйдет слабо. Думаю, что брошу. И если буду писать, то начну все сначала. Получил письмо от Шкарвана - хорошее; надо отвечать. Сейчас был Булыгин и Иван Дмитриевич. Хорошо говорили. […]
2) Записано так: как только разум откинет соблазны, т. е. благо низшего порядка, так человек неизбежно начинает стремиться к истинному благу, т. е. к любви. Постараюсь выразить точнее.
Пока человек живет животной жизнью (в детстве всегда), у него только один путь. Но как только в нем проснулся разум, сознание своего существования, у него всегда два пути: либо подчинять свою животную природу разуму, либо разум заставить служить животной. Соблазны состоят в том, чтобы заставить служить разум животной природе. Если человек подчинит свою животную природу разуму, откинет соблазны, то разум откроет человеку другой, единственный путь, и человек будет стремиться к нему.
Вчера было 24; нынче 25 октября 95. Ясная Поляна.Сейчас уехала Соня с Сашей. Она сидела уже в коляске, и мне стало страшно жалко ее; не то, что она уезжает, а жалко ее, ее душу. И сейчас жалко так, что насилу удерживаю слезы. Мне жалко то, что ей тяжело, грустно, одиноко. У ней я один, за которого она держится, и в глубине души она боится, что я не люблю ее, не люблю ее, как могу любить всей душой, и что причина этого - наша разница взглядов на жизнь. И она думает, что я не люблю ее за то, что она не пришла ко мне. Не думай этого. Еще больше люблю тебя, все понимаю и знаю, что ты не могла, не могла прийти ко мне, и оттого осталась одинока. Но ты не одинока. Я с тобой, с такою, какая ты есть, люблю тебя и люблю до конца, так, как больше любить нельзя.
Продолжаю недописанное вчера. Думал:
[…] 4) Неделание важнее, чем - чем я сам думал - думают. В минуты упадка духа не заставляй себя делать. Только хуже: и испортишь прежде сделанное и помешаешь тому, что сделал бы после. В минуты энергии удерживай себя, чтобы иметь силы направить.
[…] 7) Часто меня поражали уверенные, красивые, внушительные интонации людей, говоривших глупости. Теперь я знаю, что чем внушительнее, импозантнее и звуки и зрелища, тем пустее и ничтожнее.
8) Консерватизм есть направление разума, долженствующего направлять движение на то, чтобы остановить его.
9) Осталось жить немного, а работы еще, кажется, пропасть. Осталось только два дня, а надо и обмолотить, и извеять, и свезти с поля снопы, и передвоить, и не знаешь, за что взяться. Так и я. Только бы делать самое, самое нужное.
28 октября 1895. Ясная Поляна. 11-й час.Как раз начинаю нынче тем, чем кончил два дня тому назад. Жить остается накоротке, а сказать страшно хочется так много: хочется сказать и про то, во что мы можем, должны, не можем не верить, и про жестокость обмана, которому подвергают сами себя люди - обман экономический, политический, религиозный, и про соблазн одурения себя - вина, и считающегося столь невинным табака, и про брак, и про воспитанье. И про ужасы самодержавия. Все назрело и хочется сказать. Так что некогда выделывать те художественные глупости, которые я начал было делать в «Воскресении». Но сейчас спросил себя: а что, могу ли я писать, зная, что никто не прочтет, и почувствовал как бы разочарованье, но только на время почувствовал, что могу: значит, была доля славолюбия, но есть и главное - потребность перед богом. Получил от Сони прекрасное письмо.
5 ноября 95. Ясная Поляна.Пропустил шесть дней. Казалось, мало делал за это время: немного писал, рубил дрова и хворал, но много пережил. А много пережил оттого, что, исполняя обещание Соне, перечел все дневники за семь лет . Как будто приближаюсь к ясному и простому выражению того, чем живу. Как хорошо, что я не кончил «Катехизиса». Похоже, что напишу иначе и лучше. Понимаю, почему нельзя этого сказать скоро. Если бы сказалось это сразу, то чем бы жить в области мысли? Дальше этой задачи уже мне не пойти.
Сейчас ходил гулять и ясно понял, отчего у меня не идет «Воскресение». Ложно начато. Я понял это, обдумывая рассказ о детях - «Кто прав»; я понял, что надо начинать с жизни крестьян, что они предмет, они положительное, а то тень, то отрицательное. И то же понял и о «Воскресении». Надо начать с нее . Сейчас хочу начать.
За это время были письма от Кенворти, прекрасное от Шкарвана, от духобора из Тифлиса. Давно никому не писал. Общее недомогание и нет энергии. Были режиссер и машинист , студенты из Харькова, с которыми, кажется, не согрешил. Ив. Ив. Бочкарев, Колаша. С девочками хорошо. Таня обидела Машу. Мне было больно.
7 ноября 95. Ясная Поляна.Немного писал эти два дня новое «Воскресение» . Совестно вспомнить, как пошло я начал с него. До сих пор радуюсь, думая об этой работе так, как начал. Немного рубил. Ездил в Овсянниково, хорошо беседовал с Марьей Александровной и Иваном Ивановичем. Был помощник Вальца и француз с стихотвореньем - глупый. Радостное письмо от Сони. Неужели совершится полноедуховное единение? Помоги, отец.
8, 9 ноября 95. Ясная Поляна.Писал «Воскресение» мало. Не разочаровался, но оттого, что слаб. Вчера приехал Дунаев. Много рубил вчера, переутомился. Нынче гулял. Заходил к Константину Белому. Очень жалок. Потом прошел по деревне. Хорошо у них, а у нас стыдно. Писал письма. Написал Баженову и еще три. […]
10 ноября 95. Ясная Поляна.Очень дурно спал. Слабость и физическая, и умственная - и в чем виноват - и нравственная. Не прикасался писанья. Ездил верхом. Поша приехал. Письмо от Сони хорошее. Брошюра о войне прекрасная, французская. Да, надо двадцать лет, чтоб мысль стала общею. Болит голова и как-то бурлит и шумит. […]
Нынче 15 ноября 95. Ясная Поляна.Все время был так слаб, что ничего не мог писать, кроме нескольких писем. Письмо Шкарвану. Были тут Дунаев, Поша, Марья Васильевна. Вчера уехали, вчера же я был у Марьи Александровны. Она больна. Нынче приехали тетя Таня и Соня. Я не спал ночь и потому не работал. Но записал к Коневской и кое-что в дневник. Читаю афоризмы Шопенгауэра . Очень хорошо. Только поставить: служение богу вместо познания тщеты жизни, и мы согласны. Теперь 2 часа. Записанное выпишу после.
7 декабря 95. Москва.Почти месяц не писал. За это время переехали в Москву. Слабость несколько прошла, и занимаюсь усердно, хотя и с малым успехом, изложением веры. Вчера написал статейку о сечении. Лег спать днем и только забылся, как будто толкнул кто, поднялся и стал думать о сечении и написал . За это время был в театре на репетициях «Власти тьмы» . Искусство, как началось с игры, так и продолжает быть игрушкой, и преступной игрушкой, взрослых. Это же подтвердила музыка, которую много слышал. Воздействия никакого. Напротив, отвлекает, если приписывать то неподобающее значение, которое приписывается. Реализм, кроме того, ослабляет смысл.
Мальчики все нехороши, скрываются и тупы. Суллер отказался от военной службы. Я посетил его . Философов умер. Соня хорошо переносит свой критический период. Писал несколько ничтожных писем.
Думал за это время много - по значению. Многое не могу разобрать и забыл.
1) Я часто желал пострадать, желал гонения. Это значит, что я был ленив и не хотел работать, а чтоб другие за меня работали, мучая меня, а мне только терпеть.
[…] 7) Воспитание. Стоит заняться воспитанием, чтобы увидать все свои прорехи. А увидав, начинаешь исправлять их. А исправление самого себя и есть наилучшее средство воспитания своих и чужих детей и больших людей.
[…] 11) Разум дан не на то, чтобы познать, что надо любить - этого он не покажет, - а только на то, чтобы указать, чего не надолюбить.
12) Как во всяком мастерстве главное искусство не в том, чтобы правильно работать заново известные предметы, а в том, чтобы поправлять всегда неизбежные ошибки неправильной, испорченной работы, так и в деле жизни главная мудрость не в том, что делать сначала и как правильно вести жизнь, а в том, чтобы поправлять ошибки, освобождаться от заблуждений и соблазнов. […]
Маша у Ильи, от нее нынче милое письмо. Нынче 23 декабря 95. Москва.Долго не писал. За [это время] приехали Чертковы. Два дня, как приехал Kenworthy. Он очень приятен. Сережа, сын, приехал - грустный, похудевший. Нынче говорил свою теорию. Я рад, что мне было только жалко его. Мне с ним хорошо. Андрюша поступил в полк. Нынче приехал солдат. Он добродушен и прост. Продолжал писать изложение - подвигаюсь. Нет-нет и обдумываю драму. Нынче всю ночь бредил о ней . Я нездоров - сильный насморк, инфлуэнца. Начал тоже, по случаю письма ко мне англичанина, письмо о столкновении Англии с Америкой . […]
24 декабря 95. Москва. Е. б. ж.Вчера получил открытое письмо в газетах от Шпильгагена-социалиста за Дрожжина .
1896
23 января 1896. Москва.Ровно месяц не писал. За это время написал письмо о патриотизме и письмо Crosby и вот уже недели две пишу драму . Написал скверно три акта. Думаю набросать, чтобы образовалась charpente. Мало надеюсь на успех. Чертковы и Kenworthy уехали 7-го. Соня уехала в Тверь к Андрюше. Нынче умер Нагорнов. Я опять немного нездоров. Записано за это время:
1) Истинное художественное произведение - заразительное - производится только тогда, когда художник ищет - стремится. В поэзии эта страсть к изображению того, что есть, происходит оттого, что художник надеется, ясно увидав, закрепив то, что есть, понять смысл того, что есть.
2) У всякого искусства есть два отступления от пути: пошлость и искусственность. Между обеими только узкий путь. И узкий путь этот определяется порывом. Есть порыв и направление, то минуешь обе опасности. Из двух страшнее: искусственность.
3) Нельзя заставить ум разбирать и уяснять то, чего не хочет сердце.
4) Дурно, когда ум хочет дать эгоистическим стремлениям значение добродетели.
Был Кудиненко, замечательный человек. Суллер присягнул и служит . Письмо от Маковицкого с статьей о назаренах .
25 января 96. Москва.За эти два дня главное событие смерть Нагорнова, всегда ново и значительно - смерть. Подумал: на театре изображают смерть. Производит ли она 1/10 000 того впечатления, которое производит близость настоящей смерти.