Томас Пенелопа. Отчаянная

   Фанни запричитала и с льющимися из глаз слезами выскочила из зала.
   Миссис Мэдкрофт в знак солидарности со своей юной покровительницей слегка потерла глаза.
   — Бедное дитя, — произнесла она сочувственно. — Но лучше знать правду. А я не уверена, что ее жених виноват.
   При этом она многозначительно посмотрела на мистера Ллевелина.
   Но он не обратил на нее внимание и повернулся ко мне.
   — Мисс Кевери, вы не возражаете, если мы поговорим наедине? — произнес он мягко.
   Но когда я посмотрела ему в глаза, то встретила взгляд, который требовал, чтобы я безоговорочно согласилась.
   — Если вы этого хотите, — произнесла я даже более спокойно, чем считала нужным.
   Миссис Мэдкрофт быстро подошла к мистеру Ллевелину и вцепилась в его рукав.
   — Как опекун дитя, я протестую! — энергично возразила она. — Я не в восторге от вашего постоянного внимания к ней. Вы совсем не подходящая личность.
   Это ее заявление вызвало испепеляющий взгляд мистера Ллевелина. Но внешне он оставался спокойным.
   — Мисс Кевери взрослая, а, согласно сообщению ее адвокатов, у нее нет официального опекуна, — только и сказал он.
   — Откуда вы это знаете? — не унималась миссис Мэдкрофт.
   — Я этим поинтересовался, — сухо ответил он, глядя ей в глаза.
   Отделавшись от миссис Мэдкрофт, он повернулся ко мне.
   — Вы готовы, мисс Кевери? — спросил он.
   — Со мной все будет в порядке, — заверила я миссис Мэдкрофт и позволила мистеру Ллевелину вывести меня из зала.
   Я ожидала, что мы пройдем в его кабинет, но в этот раз он предложил выйти на улицу.
   — Вечер очень мягкий, — объяснил мистер Ллевелин. Мне показалось, ему самому очень хотелось выйти из дома. Холоднее, чем в музыкальном зале быть уже не могло. А мысль о свежем воздухе и передышке от гнетущей атмосферы дома не вызвала у меня желание сопротивляться. Я охотно кивнула в знак согласия, и Эдмонд, не меняя сурового выражения лица, провел меня по фойе и вывел на улицу.
   На ступеньках ощущалась прохлада. Массивные фонари на чугунных опорах с двух сторон подмигивали, двустворчатой двери, которая отбрасывала танцующий свет на камни.
   Мистер Ллевелин прошел под арку башни и остановился в ее тени. Видимо, он не собирался идти дальше. Я прошла вместе с ним и стояла теперь сбоку, не желая отпускать его руку и не уверенная, что он позволит освободиться от него. Его пальцы легким прикосновением погладили мою руку, и легкая дрожь прошла по всему моему телу. Мистер Ллевелин стоял с бесстрастным лицом и то ли делал вид, то ли действительно не замечал, что делала его рука и какое воздействие это произвело на меня.
   После продолжительного и трудного молчания он откашлялся.
   — Я не верю в духов и тому подобное, мисс Кевери, — произнес он. — Но я был бы дураком, делающим вид, будто ничего не происходит в то время, когда вокруг что-то творится не так.
   — Я рада, что вы не собираетесь сейчас утверждать, будто это небылица, придуманная миссис Мэдкрофт, — натянуто ответила я.
   Моя натянутость объяснялась тем, что все свое внимание, всю волю я сосредоточила на том, чтобы скрыть от Эдмонда свои земные переживания, которые он вызвал во мне, и которые не имели никакого отношения к жизни духов.
   Слава Богу, Эдмонд не заметил моего смятения; так как его внимание было полностью сосредоточено на событиях, произошедших в музыкальном зале.
   — Чтобы устроить сегодняшний трюк, нужен талант покрупнее, чем у миссис Мэдкрофт, — размышлял он вслух. — Я вынужден сделать вывод, что через эти смешные сеансы неведомая сила была вызвана в Эбби Хаус.
   — Скорее всего, какие-то проблемы были и до нашего приезда? — высказала я предположение.
   — Нет! — сказал он выразительно.
   Слишком выразительно. И его пальцы остановились у меня на запястье, словно прилипли. Я на это ничего не сказала, ожидая, что он будет делать дальше. Прошло несколько секунд. Эдмонд дальше ничего не делал и, кажется, не собирался.
   — Несколько холодных сквозняков и необъяснимые шумы — вещи характерные для старых домов, — бесстрастным тоном произнес он. — Но нас не беспокоили призраки до тех пор, пока вы не приехали.
   — И все-таки, кто-то или что-то приветствовало нас, когда мы прибыли.
   — Мы должны считаться с этим заключением миссис Мэдкрофт? Или нет?
   — Мне очень неловко, но я должна сказать, что это было мое собственное впечатление.
   — Это другое дело. Простите меня, но трудно признать, что был дважды неправ в течение одного дня. Тем не менее, я рад, что впечатление принадлежало вам. Хотя это, может быть, предубеждение, но я больше склонен верить все же вам.
   — Почему вы должны полагаться на мои реакции? Я сама не очень-то на них полагаюсь.
   — Думаю, что я прав, считая, что вы были первой, кто ощутил ее присутствие сегодня.
   — Что заставило вас так думать? Он посмотрел на меня с высоты своего огромного роста. В его глазах появились признаки легкого оживления. По-моему, он подумал о том, что я очень наивная женщина. А я вдруг почувствовала волну сердечного тепла, которая стала исходить от него. Того долгожданного тепла, от которого у меня все затрепетало внутри. Это было непередаваемо приятное чувство.
   — Никому другому не было холодно, — объяснил он. — Только вам. Ваши чувства оказались более восприимчивы, чем наши.
   — Но миссис Мэдкрофт, — возразила я.
   — Какие-то способности у нее, несомненно, есть, — согласился он. — Но какие бы они ни были, я не заставлю себя довериться ей и не буду искать помощи у нее.
   — И все же, у нее было много успехов, — не согласилась я.
   Мой гнев поднимался, и я уже жалела о том, что потеряла те незримые, дорогие мне узы, которые ненадолго соединили нас.
   Эдмонд устало вздохнул.
   — Полагаю, что вы говорите это с ее слов?
   — Да; И многие газетные сообщения подтверждают их. Она сохранила газетные вырезки за долгие годы.
   — Действительно? Это дело требует исследования. Мое сердце невольно сжалось. Если он попросит посмотреть альбомы с вырезками, то, безусловно, узнает о связи моей матери с миссис Мэдкрофт. И я снова буду считаться «особой с сомнительной репутацией». И Фанни будет отказано в дружбе со мной. Я затаила дыхание в ожидании неизбежного.
   К моему облегчению, вместо того, чтобы расследовать это дело, Эдмонд сжал мою руку.
   — Мисс Кевери, вы действительно считаете, что моя мать была убита?
   — Да.
   — А вы имеете представление, кто может быть убийцей?
   Он взглядом искал на моем лице следы того, о чем я могла думать. Но я уже убедилась, что он не может читать мои мысли, и это меня успокоило. Я уверенно покачала головой.
   — И никаких подозрений? — не отступался он, чувствуя, что я что-то скрываю. — Не нужно быть вежливой со мной. Я сознаю, что у меня есть довольно уважительная причина желать ей смерти».
   — Как, теперь это видно, у доктора Родеса и Урсулы, — добавила я.
   Кто знал, до какой степени агрессивности дойдет она со своей раненой гордостью? Ее образ поющей вместе с Фанни все еще отчетливо стоял в моем воображении. Я посмотрела вверх и увидела, что брови мистера Ллевелина резко вскинулись. Я покраснела. Особые причины Кенета и Урсулы для убийства Лили находятся вне понимания для любой хорошо воспитанной и незамужней молодой женщины. Тем более, не стоит об этом упоминать в присутствии мужчины. Он наклонил голову и тихо кашлянул в руку, вежливо притворяясь, что думает о другом и его не интересует мое легкое бормотанье.
   — В доме тогда были и другие, не так ли? — спросила я, испытывая чувство благодарности за эту маленькую игру.
   — Винни, Эглантина и Фанни, хотя ей было всего лет десять, — ответил он.
   — И ваш отец, я полагаю? — уточнила я.
   — Он был в то время прикован к постели, — припомнил Эдмонд.
   — И у него не было причин желать ей вреда? — все любопытствовала я.
   — Наоборот, — сухо ответил он. — Вообще, любой, кто входил в контакт с моей матерью, имел причины желать ей вреда.
   Все мускулы его тела, казалось, предельно напряглись. Я ощущала это исходившее от него напряжение, оно электризовало даже воздух вокруг. Мое обычное спокойствие улетучилось еще тогда, когда он взял меня в зале за руку, чтобы вывести на улицу. Все время после того момента я была переполнена чувствами, которые могли выплеснуться из меня в любую секунду. И эта секунда наступила. Я задрожала всем телом и склонилась к нему…
   Не знаю, что он подумал. Может быть, что мне холодно или что все пережитое в музыкальном зале расстроило меня. Во всяком случае, он сбросил свой пиджак и накинул мне на плечи. Я оказалась укутанной чудесной шерстяной одеждой, которая пахла удивительно приятно. Интересно, каждый ли мужской пиджак, который стирают таким ароматным мылом, может оказывать на меня столь опьяняющее воздействие?
   Заметив, что я все еще неуверенно стою на ногах, Эдмонд обнял меня за талию. В этом движении не было ничего неблагопристойного, тем не менее, я обнаружила, что мне стало трудно дышать и немыслимо трудно разговаривать.
   — Вы думаете, ваш отец знал о ее… непристойном поведении? — подобрала я нужное слово в отношении Лили.
   — Не думаю, чтобы он был таким слепым, каким прикидывался, — ответил Эдмонд. — И не виню никого из соблазнившихся. Возмездие. Это понятие кажется мне здесь более подходящим, чем убийство. Мне бы хотелось, чтобы имя ее палача ушло в могилу вместе С ней.
   — Безусловно, она не была… — попыталась я подобрать нужное слово.
   — Абсолютно и полностью дьяволицей, — выручил Эдмонд.
   От его слов я пришла в ужас. Значит, впечатление, которое осталось у нас с Чайтрой, не было ошибочным. Мистер Ллевелин действительно защищал убийцу своей мачехи. Теперь я была убеждена, что он хотел, чтобы и я делала то же самое. Но какого мнения об этом я сама?
   — Даже если я соглашусь с вами, это вам ничего не даст, — возразила я. — Миссис Мэдкрофт убеждена, что призрак Лили не успокоится до тех пор, пока она не назовет убийцу.
   Эдмонд ничего не ответил. Он только еще крепче обнял меня за талию и прижал к себе.
   — Тогда вы должны убедить ее в любом случае, — хрипло прошептал он. — Это дело нужно похоронить. Для нашего общего блага. Однажды вы сказали, что поможете мне. Можно мне рассчитывать на вас снова?
   — Можете, — выдохнула я, и пламя страсти вырвалось из меня, — лишив меня здравого смысла, и сделав глухой к обещаниям, которые я произносила.
   Уголки его губ изогнулись, и его дыхание нежно коснулось моей щеки.
   — Временами вы, мисс Кевери, бываете невыносимо раздражающей молодой леди, — произнес он все тем же хриплым шепотом. — Но приятно знать, что вы можете быть поддержкой.

Глава 12

   Лучше бы мне не давать обещание помочь мистеру Ллевелину. Миссис Мэдкрофт кипела решимостью разоблачить убийцу Лили. Это по крайней мере. А еще лучше отдать его в руки правосудия. Мои попытки отговорить ее она назвала глупостями неопытной молодой женщины, которая всех жалеет и всем сочувствует, не оценивая при этом потребности ее духовной сферы.
   Судя по настроению миссис Мэдкрофт, не существовало преград, которые могли бы помешать ей довести до конца то, что она начала.
   Теперь, когда мистер Ллевелин больше не подвергал меня своему очаровывающему воздействию, его просьба о помощи несколько удивила меня. Почему он просил меня убедить миссис Мэдкрофт прекратить спиритическую деятельность в Эбби Хаус, когда ему достаточно было приказать нам убраться из его дома? Он признавал свои обязательства перед Фанни? Или такими прямыми и грубыми действиями не хотел портить сложившуюся в обществе и в семье традицию гостеприимного хозяина?
   Все это были лишь мои предположения.
   Наша поездка в Дедл Доо не состоялась. Оказалось, доктора Родеса вызвали к больному кузнецу. Вроде бы, на один день. Но я предполагала, что у этого больного ему придется задержаться более, чем на один день. Он был унижен перед невестой, ее подругой и посторонними. К тому же, он был слишком чувствительным джентльменом, из тех, кто не может легко выбросить из своей памяти всякие малоприятные вещи.
   Впервые за всю неделю Фанни появилась в это утро за завтраком, жалуясь, что умирает с голоду. Судя по тому, как отчаянно Фанни протирала глаза, она плохо спала. Но Фанни была не единственной, кому в минувшую ночь спалось неважно. Салли и Урсула явились тоже необычайно рано.
   Фанни положила себе на тарелку яйцо-пашот и колбасу и плюхнулась на стул рядом со мной. Но есть почти не стала. Откусив кусочек намазанной маслом булочки, отодвинула тарелку в сторону.
   — Ты заставляешь меня чувствовать себя свинкой за то, что съедаю два кусочка, — пожаловалась Салли, с завистью рассматривая изящную фигуру Фанни.
   — А Кенет считает меня слишком тонкой, — дружелюбно сказала Фанни.
   — Тогда жаль, что ты не съедаешь все, что на тарелке, а выбрасываешь на ветер, — уколола Урсула.
   В ответ на эту шпильку Фанни лишь передернула плечами и тут же спросила у Урсулы, не было ли писем? В ожидании ответа ее пальцы нетерпеливо постукивали по краю стола, и она заговорщически улыбнулась мне. Из этого я сделала вывод, что она ждала письмо от своих друзей, которым рекомендовала меня гувернанткой.
   Мне хотелось бы знать, что они ответят. Получив письмо, я, безусловно, облегчу себе жизнь. Но Урсула разочаровала нас, сказав, что ничего не пришло. Мне оставалось лишь набраться терпения.
   Покончив с чаем, Фанни покинула нас. Салли вскоре последовала за ней, пробормотав извинение по поводу того, что ей надо проконсультироваться у Эдмонда по одному финансовому вопросу. Мы с Урсулой остались за столом одни лицом к лицу у вазы с фруктами. Она приятно улыбнулась мне и вытерла рот салфеткой. Затем предложила мне еще чашку чаю.
   — Спасибо, — сказала я, положив вилку и убрав с колен салфетку. — Думаю, что двух достаточно.
   — Если вы закончили, — нерешительно произнесла Урсула. — То вы… не будете возражать, если мы поговорим, мисс Хилари?
   Ее просьба удивила меня. В течение всего времени, что мы жили в Эбби Хаус, Урсула подчеркнуто избегала меня при всяком удобном случае и не проявляла ни малейшего желания познакомиться поближе. Что это с ней стряслось? Я присмотрелась к Урсуле. Внешне она ничем не изменилась. Одета она снова была в черное платье с мантильей? Волосы собраны высоко на затылке и, как всегда, туго стянуты, так что уголки глаз поднялись слегка кверху. Ее хорошо очерченное лицо выглядело сегодня изможденным, внутренние переживания прошлись по нему острым резцом скульптора. А в глубине глаз светилась таинственность. В общем, Урсула выглядела замученной, словно животное, за которым охотились и которое не смогло найти безопасного места и надежно укрыться.
   У меня не было никаких причин отказать ей в беседе.
   — Конечно, не возражаю, — с улыбкой сказала я. Но при этом легкая подозрительность невольно вкралась в мой голос.
   — Не здесь, — поспешно произнесла она. — Здесь нас могут побеспокоить. Почему бы нам не пройти наверх, в мою комнату.
   — Как хотите, — согласилась я, еще больше удивляясь.
   Мы вместе поднялись наверх, разговаривая по пути о погоде и достопримечательностях местного округа. Скучные темы, которые не отвлекли меня от темы холодных сквозняков, продувающих дом, и от темы предстоящей беседы. Проходя по коридору мимо комнаты Фанни, я услышала доносившиеся оттуда приглушенные голоса. Подумала, что Салли, наверное, удалось найти мистера Ллевелина. Наши взгляды с Урсулой встретились, и я уловила след улыбки на ее губах.
   Комната Урсулы располагалась посреди западного крыла здания, хозяйка поспешно ввела меня в свое жилище. Конечно, это была совершенно иная комната, чем у Фанни. Элегантность и сдержанность чувствовались здесь во всем. Мебель обита кремовой парчой. Узор тщательно подобран и слегка украшен золотой нитью. Портьеры точно из такой же ткани.
   Я невольно задержалась около дивана в стиле Людовика XV, любуясь сдержанным, с неброской резьбой, плавным изгибом подлокотника, предназначенного специально для кисти руки. Затем решила сесть на стул с прямой спинкой, стоявший у камина. Внутренне я еще не чувствовала себя готовой к беседе, и жесткое сиденье будет предохранять меня от излишнего расслабления.
   Урсула села на край дивана напротив меня.
   — Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Хилари, — спросила она с обезоруживающей улыбкой.
   — Совсем нет, — негромко произнесла я.
   — А мне будет приятно, если ты будешь называть меня Урсулой, — произнесла она все с той же улыбкой на лице.
   Ее прямые брови сдвинулись над серыми глазами, и она очень напомнила мне своего брата. Глядя на внешность Эдмонда и Урсулы, всякий, несомненно, признавал их близкое родство.
   — Догадываюсь, что Эдмонд изменил свое мнение о тебе, — сказала она, словно угадывая мои мысли об Эдмонде.
   — Причем, к лучшему, — добавила я.
   — Да, он показывал мне письмо, — согласилась Урсула, явно теряясь и не зная, куда деть лежащие на коленях руки. — Чувствую, что я тоже должна извиниться перед тобой. Мы, к сожалению, позволили, что недовольство играми Фанни повлияло на наши суждения. С тобой обращались, безусловно, несправедливо.
   Меня удивило это признание. Конечно, она допустила оплошность, сказав, что несправедливо обращались только со мной.
   — Так же и с миссис Мэдкрофт, — напомнила я. — Жаль, что ее имя никто не упомянул.
   Урсула вздохнула, и я ожидала, что она возразит. Видимо, она боролась со своими эмоциями. Вот, судя по всему, справилась и любезно посмотрела на меня.
   — Надо признать, что она обладает способностями, которые вне моего понимания, — признала Урсула. — Но это не значит, что ее убеждения достойны подражания.
   — Вы могли бы изменить свои суждения, — посоветовала я. — По крайней мере, до тех пор, пока не сможете доказать обратное.
   — Так как ты высокого мнения о миссис Мэдкрофт, то я пересмотрю свое мнение, — пообещала Урсула.
   Я не надеялась одержать такую легкую победу. Пытаясь скрыть свою радость, я искренне поблагодарила ее. Надо было видеть, как обрадовалась и преобразилась эта женщина.
   — А теперь мы, возможно, сможем стать друзьями, — сказала Урсула. — Скажи мне, Хилари, если ничего не имеешь против, какие у тебя планы на будущее?
   Я начала думать, что всем вдруг стало страшно интересно, что я буду делать и куда поеду. Однако нужно соблюдать правила хорошего тона. И я рассказала Урсуле о своих намерениях, упомянув, прежде всего, о предложении Фанни помочь мне. Урсула, вопреки моему ожиданию, не выразила восхищения великодушием Фанни, она просто сделала вид, что не заметила этого места моего рассказа. Но неожиданно для меня Урсула заинтересовалась другим.
   — И у тебя нет молодого джентльмена, который интересовался бы тобой? — спросила она.
   — Нет, — ответила я просто.
   — Это удивительно, — заметила Урсула. — Ведь ты так же привлекательна, как и Фанни.
   — Что вы, ничуть, — запротестовала я.
   — Почему же? — возразила Урсула. — У нее более яркая красота, а ты хорошо воспитана и у тебя приятный нрав. У Фанни нет ни того, ни другого.
   Когда она произносила имя сестры, в ее словах звучала горечь, которую трудно было не заметить.
   — Вы, по-моему, несправедливы к своей сестре, — высказала я свое мнение.
   Ее пальцы стали нетерпеливо постукивать по изгибу дивана.
   — Ты думаешь, это из зависти? — в раздумье произнесла Урсула. — Впрочем… может быть, ты и права.
   Хотя согласилась она и неохотно, это все же было больше того, на что я рассчитывала.
   — И все-таки, если бы я знала, что Фанни будет хорошей женой Кенету, я бы легче перенесла их помолвку, — откровенно призналась Урсула.
   — Возможно, вы недооцениваете ее? — спросила я.
   — Я делаю все, чтобы по достоинству оценить Фанни, — колко ответила она.
   Из этой ее реплики я сделала вывод, что не все поняла. Но и она не дала мне времени для разгадки тайны, поспешно внесла поправку.
   — Но, возможно, ты видишь в ней то, что мы не заметили? — спросила она. — Мне тоже очень хочется надеяться, что у них будет хороший брак. Это несмотря на все мои сомнения. Но достаточно о Фанни. Скажи мне, ты по желанию ищешь место или по необходимости.
   — Главным образом, по необходимости, — призналась я. — Я могла бы остаться у миссис Мэдкрофт, но предпочитаю уехать.
   — Да, да, — согласилась она. — Ты совсем не подходишь для такого образа жизни. Я думаю, ты для этого слишком благоразумная.
   — Это было бы приятно услышать обо мне моему отцу.
   — Он был благоразумным человеком?
   — Чрезвычайно.
   — Я не ошибусь, если подумаю, что ты обожала его.
   — Возможно, что и так.
   — Причем, мне кажется, очень обожала. Она машинально дергала бахрому вышитой шелком диванной подушки и неосознанно скручивала ее в нить.
   — Я хочу тебе кое-что сказать, — внезапно произнесла она. — Это будет бессмысленным, если ты не обладаешь здравомыслием.
   — Я заинтригована.
   — Это об Эдмонде.
   Ее слова удивили меня. Я не думала, что она захочет говорить со мной о брате. Я попросила ее продолжать, стараясь сама сохранять бесстрастное выражение лица. Она бросила скручивать бахрому и прямо посмотрела на меня.
   — Я люблю брата, Хилари. Нет никого ближе для меня.
   — Это вполне понятно.
   — Тогда ты оценишь, как трудно мне это сказать.
   — Я постараюсь понять.
   — Эдмонд не любит женщин.
   Произнеся эти слова, Урсула глубоко вздохнула. Ее сообщение не явилось для меня неожиданным. Я и сама пришла к такому же выводу. Правда, его недавнее поведение немного смутило меня, но в принципе не изменило моей оценки.
   Я подождала. Мне казалось, что Урсула хочет сказать больше. Действительно, пауза продолжалась недолго.
   — Это не без причитания, ты понимаешь? — доверительно произнесла она. — Произошел… несчастный случай. Тогда он был совсем молодым человеком.
   — Вы уверены, что это касается меня?
   — Боюсь, что касается. Иначе я не стала бы говорить об этом. Да, если бы в этом не было необходимости.
   Я обратила внимание, что ее кожа приобрела сероватый оттенок. И хотя Урсула старалась держать руки ровно, они дрожали. Ее обычно прямая спина сейчас сгорбилась, и Урсула прижимала руки к грудной клетке, словно защищаясь от чего-то.
   — Хорошо, — согласилась я. — Продолжайте. Она слегка расслабилась.
   — Мой отец совершил безрассудную, нелепую ошибку, женившись на Лили. Правда, подобную ошибку довольно часто совершают джентльмены среднего возраста, у которых много денег, но нет опыта в житейских делах. Они выглядят дураками перед любой очаровательной молодой женщиной, которая на многочисленных опытах научилась легко привязывать к себе доверчивых джентльменов. Она льстит без зазрения совести и получает желаемый результат.
   — Но какое это имеет отношение к вашему брату?
   — Моей мачехе нравилось быть женой богатого человека, но она привыкла к удовольствиям, которые он не мог ей дать.
   Ее слова шокировали меня. Мне кажется, об этом не следовало говорить постороннему человеку, несмотря ни на какие обстоятельства. Я начала возражать, но она поймала меня за руку.
   — Я понимаю, что это неприличная тема, — умоляюще произнесла она. — Но, пожалуйста, выслушай меня. Я прошу. Это ради тебя же.
   — Тогда мне хотелось, чтобы вы говорили по существу, — попросила я.
   — Хорошо, — сразу согласилась Урсула. — Интерес мачехи к Кенету был проходящим. Он представлял собой не более, чем мимолетное развлечение после полудня. По-настоящему она хотела Эдмонда. Да, моего брата Эдмонда.
   У меня мелькнула мысль о моем странном сне и о событиях в полдень на поляне. Сообщение Урсулы соответствовало моим ощущениям и чувствам, которые последнее время поглощали меня. Я пыталась выбросить их из головы. Иногда мне это удавалось, но ненадолго. Должна я теперь поверить, что они правдивые? Мое сердце оборвалось, и руки похолодели.
   Урсула посмотрела на меня своими серыми глазами и заметила перемену в моем состоянии. Ее темные ресницы задрожали, но в целом она оставалась совершенно спокойной.
   — Однажды мой отец застал их… вместе, — произнесла Урсула и посмотрела на меня. — Он был, конечно, в ярости и велел Эдмонду покинуть дом. Еще он грозился лишить его наследства. Таким образом, конфликт между ними дошел до предела. — Если бы Лили не умерла, я сомневаюсь, чтобы они помирились.
   — Вы предполагаете… — начала я, не зная, как продолжить.
   — Что Эдмонд убил мачеху? — без всяких усилий произнесла Урсула. — Я не знаю и не желаю этой» знать.
   Я уставилась на нее. Но ее честность не выбывала у меня сомнения. Ведь сейчас она сказала мне именно то, что сказала тогда ночью на лестнице своему брату. Но все ли она мне сказала, вот вопрос.
   — Для чего вы все это мне говорите? — требовательно спросила я.
   Урсула поднялась с дивана и, заложив руки за голову, поплелась к окну. Она долго стояла там и смотрел» в сад. Ее глаза покрылись поволокой и, казалось, она смотрела куда-то в другое время и в другое место. Я повернулась на стуле и стала изучать ее. У меня возникло интуитивное чувство, что Урсула была более чем огорчена.
   Да, она боялась.
   Чего? Хотела бы я знать.
   Или кого?
   Собственного брата?
   Или за собственного брата?
   — Лили почти лишила его собственного дома и будущего, — произнесла Урсула, тяжело вздохнув. — Я убеждена, что она спровоцировала любовную сцену. А когда отец застал их, она заявила, что Эдмонд соблазнил ее и применил к ней силу.