Томас Пенелопа. Отчаянная

   — Но он не мог, — начала я и остановилась, напуганная своей отчаянной попыткой защитить его.
   Урсула посмотрела на меня печальными понимающими глазами.
   — Увы, мой отец поверил ей, потому что очень хотел ей верить, — сказала она грустно. — В себя он пришел только после ее смерти… С тех пор Эдмонд никогда не доверял женщинам. И не обращался с ними по-доброму.
   — А какое это имеет отношение ко мне? — с недоумением спросила я, глядя Урсуле в глаза.
   — Я думала, что это ясно, — пожали плечами Урсула. — Если бы ты была той особой, за которую мы тебя приняли вначале, я бы не стала беспокоиться, чтобы защитить тебя. Но теперь я вынуждена предупредить тебя, Хилари, для твоей же собственной безопасности. Не позволяй себе с Эдмондом, Хилари, ничего лишнего.
   — Но мы не увлекаемся, — стала я почему-то оправдываться.
   — Пока нет, — согласилась она. — Но я знаю своего брата очень хорошо. А ты… ты, кажется, слишком быстро стала защищать его.
   Я не смогла найти ответа на это обвинение. Но Урсула, казалось, и не ждала его. Она меня предупредила и больше ничего не собиралась мне сказать. Что, разговор окончен.
   Я ушла из ее комнаты и долго бродила по коридору, размышляя над тем, что услышала от Урсулы.
   Ее слова были достаточно мягкие, но они, безусловно, перекликались с рассказанным миссис Мэдкрофт. Но если бы намеки миссис Мэдкрофт не соответствовали действительным событиям, то Урсула не стала бы клеветать на собственного брата. Да, дыма без огня не бывает.
   И мне все труднее и труднее становилось признаться в том, что на той поляне Лили оказывала на меня очень сильное воздействие. Так, поэтому мистер Ллевелин не сделал мне выговор? В моем поведении он узнал ее стиль и не мог требовать, чтобы я отвечала за это.
   Я успела дойти до комнаты миссис Мэдкрофт, прежде чем пришла к такому выводу. Чайтра впустила меня. Шторы на окнах были задернуты, а помещение освещалось только свечами. От стоящей на столике курильницы по всей гостиной распространялся фимиам. Хозяйка лежала на диване с закрытыми глазами.
   — Это Хилари? — спросила миссис Мэдкрофт и подняла голову, чтобы получше рассмотреть меня в полумраке. — Пойди и поищи Фанни. Твоя помощь мне сегодня не понадобится.
   — Вы больны? — спросила я, видя, что она лежит неподвижно.
   — Не совсем, — нехотя ответила миссис Мэдкрофт. — Хотела приготовиться к сегодняшнему сеансу.
   А мне захотелось застонать от этого сообщения. Но я промолчала и, не сказав ни слова, вернулась в свою комнату. Встречаться ни с кем не хотелось. Не выходили из головы последние суждения Урсулы. — Неужели она была права? Особенно в том, что я слишком быстро стала защищать ее брата. Неужели я могла влюбиться в него?
   Я бросилась на кровать. Мое предположение было слишком невероятным, чтобы быть правдой. Чем скорее я уеду отсюда, тем счастливее буду.
   Но не лгала ли я себе?
   В дверь постучали. Я быстро встала, посмотрела на себя в зеркало и поспешила к двери.
   — Я нужна вам? — спросила я сквозь закрытую дверь.
   Открывая, думала увидеть Чайтру, или миссис Мэдкрофт, или кого-то еще. Но только не мистера Ллевелина. А между тем, в коридоре стоял он. Да, сам мистер Ллевелин.
   На нем был короткий жакет из светло-коричневой ткани и низкие ботинки на шнурках. В руке он крутил соломенную шляпу-канотье. Слегка небрежный наряд придавал ему эдакий залихватский мальчишеский вид, а в глазах и на лице светилась непривычная для него живость.
   — Нужны ли вы мне? — спросил он, и уголки его губ приподнялись вверх. — В самом деле, нужны. Очень приятно, что вы спросили об этом.
   — О, я не думала, что это вы, — растерялась я, и щеки мои залились румянцем.
   — Как хорошо, что вы ошиблись, — широко улыбнулся он. — Я согласился отвезти Салли и Фанни в Дедл Доо. Это, чтобы компенсировать несостоявшуюся поездку с Кенетом. Фанни настаивает на том, чтобы вы тоже поехали с нами.
   Он не мог выбрать более неподходящего момента для своего приглашения. Я считала, что любой ценой надо избегать его. По крайней мере, пока не справлюсь со своими чувствами. С теми, которые он разбудил во мне. Вот и сейчас, просто находясь в его присутствии, я испытывала возбуждение. Это был не всплеск эмоций, а глубинный процесс пробуждения. Я будто луковица, прежде находившаяся в состоянии зимней спячки и вдруг ожившая весной. Во мне пробуждалось что-то молодое, новое и чудесное.
   Это чувство, которому нельзя было позволять пустить глубокие корни.
   Я с усилием улыбнулась.
   — Очень мило с ее стороны, но нет, я не смогу поехать, — с трудом выдавила я из себя нужные слова. —
   Я, безусловно, понадоблюсь сегодня утром миссис Мэдкрофт. У нее есть несколько писем.
   — Чепуха! — воскликнул Эдмонд. — Уверен, она обойдется без вас несколько часов.
   Его глаза явно просили, чтобы я согласилась. И я заметила, что начала опасно колебаться. Кажется, еще немного и я сдамся.
   — Пожалуй, я лучше спрошу миссис Мэдкрофт, — сделала я попытку смягчить отказ.
   У меня не вызывало сомнения, что она будет возражать. Таким образом, дело уладится само собой.
   Мистер Ллевелин довольный улыбнулся.
   — Отличная мысль, — согласился он. — Но вам не стоит беспокоиться. Я сам переговорю с ней.
   Не обращая внимания на мои возражения, он пошел по коридору широкими шагами. Каждый его шаг отзывался во мне приливом радостного волнения.
   Вместе с тем, я думала о другом. Это конец всем моим ухищрениям, решила я. Миссис Мэдкрофт, конечно, жене устоит перед напором мистера Ллевелина. Какие бы в таком случае мне привести аргументы, чтобы отказаться от поездки? А надо их приводить? И надо отказываться от приглашения Эдмонда?
   Что за вопрос? Ведь считанные минуты назад я приняла решение держаться подальше от Эдмонда. К чему же теперь сомнения? Все дело в том, что решение избегать Эдмонда принял мой ум, а влекло к Эдмонду сердце. Ум и сердце никак не могли поладить, и никто из ник не мог одержать победу. Вот почему я с тревогой и радостным замиранием одновременно ждала возвращения Эдмонда от миссис Мэдкрофт.
   Он вернулся через несколько минут с довольным, немного важным видом и велел мне взять шляпу и пальто.
   — Там во второй половине дня часто дует бриз, — объяснил он.
   Этим было сказано все.
   Салли и Фанни ждали в фойе возле огромной плетеной корзины. Их можно было принять за сестер. Фанни выше и красивее, Салли полненькая и более женственная. У Фанни движения легкие и веселые, как и ее обычное настроение, в поведении Салли много суетливости и пустоты. Но сейчас обе они выглядели спокойными, довольными и свежими. Обе в льняных юбках-клеш и матросских блузах. У обеих светловолосые локоны выглядывали из-под соломенных шляп, которые они надели, чтобы защитить свои белоснежные лица.
   По сравнению с их одеждой мое платье с черной мантильей совершенно не смотрелось. Салли пренебрежительно глянула на меня и не упустила случая подколоть.
   — Навряд ли это подходящая одежда в такую жару, — не без удовольствия заметила она. — Ты будешь себя чувствовать ужасно неудобно.
   — О, ради Бога, — запротестовала Фанни. — Ей будет хорошо. Кроме того, она в трауре и у нее нет выбора.
   — А как насчет миссис Мэдкрофт? — продолжала наскакивать не меня Салли. — Ты ей, конечно, понадобишься?
   — Наоборот, — ответил за меня мистер Ллевелин. — Она готовится к сегодняшнему сеансу с духами и проводит день в медитации.
   Я взглянула на мистера Ллевелина, желая узнать, насколько новость насчет предстоящего сеанса расстроила его. Выражение его лица не изменилось, только мышцы напряглись на щеках. Однако от того светлого настроения, с которым он пришел приглашать меня, не осталось и следа. Мне показалось, что темный покров набросили на нашу веселую компанию.
   Фанни схватила меня за руку и повела к выходу из фойе.
   — Не слушай Салли, — прошептала она. — Просто ей хочется побыть с Эдмондом наедине.
   Но уходить мне было уже поздно, и я пошла за ними в экипаж, ожидавший на улице, у двустворчатой двери. Экипажем оказалась легкая коляска с кожаным верхом и сиденьями напротив. Мистер Ллевелин помог нам подняться в коляску и каким-то образом получилось так, что я оказалась рядом с ним. Салли сидела напротив. Она решила, что с местом ей повезло меньше, чем мне и в течение почти часовой поездки пыталась восполнить потери, то и дело посылая улыбки Эдмонду и сердитые взгляды мне. Я начала опасаться, что она себе навредит.
   Мистер Ллевелин, к ее огорчению, был рассеян. После посадки он кивнул извозчику, тот взял вожжи, и почти без толчка мы тронулись с места. Затем мистер Ллевелин все время сидел с прямой спиной, положив руки на бортик коляски.
   Окрестности Дорсета радовали нас живописными видами и мирным настроением. Отары овец теснились тут и там на поросших вереском пустошах, которые то поднимались холмами, то опускались долинами, напоминая легкое движение морских волн. Оштукатуренные, крытые соломой коттеджи встречались на каждом повороте дороги, и мне начинало казаться будто я листаю страницы сказочной книги. Потом я отбросила всякие мысли и просто наслаждалась созерцанием пейзажа.
   — Винни и Эглантина не пожелали поехать? — спросила Салли с легкой обидой. — Хорошо бы еще кого-нибудь взять…
   — Им нужно обсудить личные проблемы, — ответил мистер Ллевелин, и его рот с плотно сжатыми губами превратился в одну прямую.
   Фанни хихикнула, и в ее глазах мелькнул намек. Наверное, она знала какой-то секрет Винни и Эглантины, или же ее развлекала ревность подруги. Не хотелось разбираться. Да и не время. Эдмонд успокоил Фанни холодным взглядом и повернулся ко мне.
   — Вы знакомы с этой местностью, мисс Кевери? — спросил он тоном, в котором прозвучало столько теплоты, что она оказала на меня действие более сильное, чем солнечные лучи, и я почувствовала, как мои щеки покраснели и стали цвета кожаных сидений.
   Я покачала головой.
   — Мы редко выезжали из Бристоля, — призналась я. — Разве что во время каникул выезжали в Уэлс.
   — Какая жалость, — сказала Салли очень вежливо. — Я училась на континенте, и мы с покойным мужем неоднократно путешествовали по Италии и Франции. Нельзя быть по-настоящему образованным, не путешествуя.
   — У всех но-разному, а кое-кто все-таки недостаточно, — сказал мистер Ллевелин просто и необидно, а главное так, что трудно было понять, что и кого он имел ввиду.
   Салли подняла голову, чтобы ответить. Затем остановилась, внезапно истолковав сказанное им по-своему. С ее лица сошел нежный румянец, и она сказала что-то неразборчиво.
   Фанни прикрылась рукой, словно зевнула.
   — Я думаю, мы не станем мириться с твоим плохим настроением, Эдмонд, — неожиданно вспылила она. — В противном случае, лучше остаться дома.
   — Не думаю, что я сказал что-нибудь обидное, — ответил он, выглядя немного удивленным.
   Я не сомневалась в том, что его наивность была напускной, но Салли приняла за чистую монету и засияла улыбкой. Она легко хлопнула Фанни по руке и отчитала ее за то, что она изводила брата.
   — Вам обоим должно быть стыдно, — назидательно произнесла Салли. — Вы всегда предполагаете худшее друг в друге. Сегодня вы должны помириться и постараться быть веселыми.
   . Хороший, конечно, совет. Но, по-моему, те, кому она его адресовала, не обратили на него внимания.
   Поездка до побережья длилась чуть больше полчаса. Мы скрашивали ее, по мере наших сил, короткими отрывочными разговорами, в основном о пейзаже, открывавшемся из коляски в пределах видимости.
   У Салли главным занятием было изучение нашего хозяина. Она делала это, когда видела, что он не обращает на нее внимания. Мистер Ллевелин откровенно игнорировал ее, уделяя основное внимание Фанни. В ответ Салли делала вид, что ничем не интересуется, кроме бриза и запаха соленого воздуха, который она вдыхала с изумительным артистизмом. Что касается меня, честно говоря, я чувствовала себя совершенно заброшенной. И страдала от странного ощущения, что я занимаю большую часть мыслей моих соседей по коляске. Надо заметить, что это очень неприятное состояние.
   Кучер резко остановил коляску на отвесном берегу.
   Внизу, вдоль побережья, тянулись меловые утесы. За ними простиралась узкая полоска песка, и на западе располагался Дедл Доо, выступавший над сине-зелеными водами. Море дугой врезалось в первобытные скалы и соединялась с землей узким перешейком. Над нашими головами визгливо кричали прилетевшие с моря чайки. В нос ударил острый запах сели и морских водорослей.
   — Я умираю с голоду! — с неподдельной искренностью воскликнула Фанни. — Неужели после завтрака прошло всего два часа?
   — Это научит тебя за завтраком есть как следует, — уколола Салли, но сама не без интереса посмотрела на плетеную корзину.
   В конце концов, мы решили съесть ленч для пикника, затем спуститься вниз на песчаный берег, к подножью скалы.
   Благополучно управившись с ленчем, мы вскоре были внизу»? Прилив отступил, оставив неглубокие лужи. Основания скал обнажились и теперь выступали наподобие бастионов, блестя под солнцем.
   Как только мы ступили на теплый песок, Фанни сбросила свои туфли и чулки, подхватила складки платья и радостно понеслась к воде, до которой было приличное расстояние. Ее шляпка слетела с головы, а локоны плескались за ней золотистым потоком. Я остановилась, чтобы понаблюдать за ее сумасшедшим полетом, и стояла, пораженная ее красотой и грацией. Любой на моем месте невольно залюбовался бы ею.
   Салли шлепнулась на песок и поспешно сняла обувь. Спустя несколько секунд, придерживая рукой шляпку, она попыталась догнать Фанни. Эта попытка была предназначена явно для мистера Ллевелина. Кроме того, Салли подчинилась магической силе Фанни, которая манила ее, как манила бы любого другого смертного. Я с печалью думала, что если бы Фанни осознавала, какие натянутые у нее отношения с братом, и видела его сердитый взгляд, от которого темнело его лицо, она, возможно, захотела бы что-нибудь изменить.
   Почувствовав себя одиноко в обществе мистера Ллевелина, которого я обещала себе избегать, я поплелась за подругами, пробираясь между обломками скал.
   Мистер Ллевелин спохватился и поймал меня прежде, чем я успела скрыться за скалой. Его пальцы охватили мою руку, сжимая ее крепко и в то же время мягко. Это было слишком легкое прикосновение, чтобы нарушить ток крови, тем не менее, кровь ударила мне в виски. Чувствуя себя загнанным в угол кроликом, я сглотнула и повернулась к нему лицом.
   — Вы не хотите прогуляться со мной вдоль воды? — спросил он.
   — Почему же, я уверена, что мы все охотно…. — начала я.
   Солнце отразилось в его глазах, и они сверкнули стальным клинком, который вытащили из ножен.
   — Я приглашаю только вас, — подчеркнул он.
   — Но это грубо, — заметила я.
   — Не грубо, — возразил он. — Просто разные отношения.
   Мне было трудно поблагодарить его за этот комплимент, потому что он обижал других. Я попыталась ответить на комплимент тем, что неодобрительно нахмурилась. Но он послал мне обезоруживающую улыбку, которая свела его последние слова к шутке. Я обнаружила, что улыбаюсь в ответ, хотя понимала, что он перехитрил меня, повернув ситуацию в свою пользу.
   — Разве вы не обещали Фанни, что будете любезным? — строго напомнила я.
   — Я редко бываю обидчив, если не в их компании, — подчеркнул он. — Если же мы остаемся вчетвером, то я не даю никаких гарантий. Так что видите, мисс Кевери, если вы пойдете прогуляться со мной, то вы всем сделаете одолжение.
   — Спасибо, но…
   — Вы мне не отказываете, конечно?
   Не дожидаясь ответа, он взял меня под руку и повел по берегу. В его руке была сила, которая не позволяла мне сопротивляться, и энергия, которая несла меня по воздуху рядом с ним. Он приноровил свой шаг к моему. Для меня это было все равно, что впрячься к жеребцу, который только делал вид, будто слушается. Но стоило ему только захотеть стать самим собой, как он превращался в неуправляемого.
   Мы гуляли в тени скал, защищенные от прямых солнечных лучей каменным навесом. Прошло несколько минут, и я поняла, что он выбрал этот маршрут специально, чтобы я не страдала от нещадного зноя.
   Но он не придал значения своей предусмотрительности, хотя мог бы подать ее эффектно ради того, чтобы получить мое признание.
   Иногда мистер Ллевелин вел себя так, что не мог не нравиться. И даже не хотелось вспоминать о том, что у него плохой характер. Но после всего того, что мне было сказано о нем, как я могла думать иначе?
   Я тяжело вздохнула.
   Он посмотрел на меня сверху с любопытством.
   — Вы удивляете меня, мисс Кевери, — с недоумением произнес он. — Очень немногие молодые леди чувствуют себя несчастными в моем обществе.
   — Мне уже говорили об этом, — заметила я.
   — В самом деле? — посмотрел он на меня с интересом. — Кто же?
   Я поняла свой просчет. Не могла же я назвать миссис Мэдкрофт. Только одно воспоминание о разговоре с ней на эту тему заставило меня покраснеть. Не могла я сослаться и на высказывания его сестры, хотя они по своей сущности были не менее жесткие, чем суждения миссис Мэдкрофт. С трудом я подыскивала подходящий ответ. Наконец, мне пришло в голову единственное, что я могла сказать.
   — Вы сами, наверное помните, — посмотрела я ему в глаза. — В комнате вашей мачехи…
   Эти слова вызвали в моей памяти другие картины. Мой взгляд упал на его губы, и мои щеки зарделись. Даже руки отозвались. Там, где он держал меня, пробежали мурашки.
   Но его высеченное лицо не отразило никаких эмоций. Видимо, он просто не догадывался о моих мыслях. Он подчеркнуто смотрел вдаль. Но, несмотря на его внешнее безразличие, я почувствовала, как его мускулы напряглись под моей рукой.
   — Вы немилосердны, мисс Кевери.
   — Как так?
   — Я думал, что вы простили мне мои заблуждения. Очевидно, что нет.
   — Это неправда.
   — Тогда какая может быть иная причина, что вы отказываетесь прогуляться со мной?
   — Я просто думаю, что другим тоже хочется присоединиться к нам.
   Конечно, я солгала. Не могла же я ему сказать то, что думала на самом деле.
   Он повернул ко мне голову и наклонил, чтобы посмотреть мне в лицо. Ему удалось поймать и удержать мой взгляд. Это был долгий пристальный взгляд, который оценивал меня и давал понять о всей безрассудности моей попытки солгать ему. Мы продолжали идти. Я ощутила, как он, держа мою руку, прижал к своей. Он без труда приноравливал свой длинный шаг к моему. Каким-то непонятным мне образом я одновременно воспринимала его сильные эмоции, сдерживаемые прекрасным воспитанием, его безупречный костюм и его внутреннюю самодисциплину. В одно и то же время я чувствовала себя безопаснее и уязвимее, чем когда-нибудь прежде. Непонятно, как это получилось, но я вдруг задрожала от нахлынувшего на меня пугающего экстаза.
   Не знаю, ощутил ли Эдмонд через свою руку легкую дрожь во мне, но он сделал вид, что ничего не заметил. Впрочем, некоторые штрихи в его поведении говорили за то, что мое необычное состояние не укрылось от его опытного взгляда.
   — Фанни получила ответ от друзей? — спросил он голосом, который кто-то другой и мог принять за обычный, но только не я.
   — Еще нет, — сказала я, чувствуя, как пересохло в горле. — Но думаю, что скоро получит. Она ждет.
   — А если они пожелают встретиться с вами немедленно, что вы будете делать? — продолжал он задавать вопросы.
   — Конечно, поеду, — ответила я, не сознавая, насколько мой ответ является разумным, потому что у меня по спине пробежали маленькие электрические волны.
   — Меня удивляет, так ли все это на самом деле, как вы говорите? — выразил сомнение мистер Ллевелин.
   — А теперь вы немилосердны, — уколола я, чувствуя при этом, что освобождаюсь от того магического обаяния, которым он прежде окутал меня.
   Он мгновенно понял, что допустил ошибку, и сожаление отразилось в его глазах.
   — Простите меня, — извинился он. — Полагаю, что вы ждете того дня, когда покинете Эбби Хаус.
   Он произнес это утвердительно, но в его голосе прозвучал легкий намек на вопрос. И даже нечто большее. Что-то с оттенком разочарования.
   Это разочарование я разделяла, хотя понимала, что мои эмоции уводят меня в сторону.
   — Вы, кажется, не уверены? — с вызовом спросила я, предпочитая воевать с ним, а не сама с собой. — Не вы ли утверждали, что мне нужно держаться подальше от влияния миссис Мэдкрофт?
   — Я так думал, — подтвердил он. — И думаю. Но должен согласиться, что мне понадобится еще время для того, чтобы лучше узнать вас.
   Фразу он закончил хриплым голосом. Возможно, голос охрип из-за сырого ветра, дующего с моря, а может быть, по другой причине.
   Я сделала вид, что меня это совершенно не интересует. Отвернувшись от мистера Ллевелина, я с огромным интересом рассматривала доисторические скалы. При этом, разумеется, изображала восхищение, которого на самом деле и не было.
   — Вы удивляете меня, мистер Ллевелин, — произнесла я, не отводя взгляда от скал. — Мы с вами редко соглашаемся, какого бы вопроса ни коснулись. Я не думаю, что мы с вами друзья.
   — Но я стараюсь, — произнес он, сверкнув белозубой улыбкой в тени скалы.
   Затем он наклонялся ко мне.
   — Мне говорили, что я могу быть очень обаятельным, — произнес он интимным тоном, который сказал больше, чем слова.
   Интересно, кто это ему говорил, хотела бы я знать? Другие «молодые леди с хорошим характером», которые не устояли против его чар? Или миссис Мэдкрофт и Урсула переоценивают его достоинства? Я стала пристально рассматривать его лицо, чтобы получить личное впечатление, помимо того, которое я уже имела с чужих слов. Произошло такое, что, обнажив свои чувства, я стала более уязвимой. Не последнюю роль сыграли в этом его великолепная улыбка и эротическое излучение его глаз.
   Я поспешно опустила глаза.
   — Думаю, что ваш интерес ко мне случаен.
   — Не совсем. Я всегда считал вас привлекательной и разумной. Но до недавнего момента я считал вас неподходящей. Даже в высшей степени неподходящей.
   — Польщена вашей откровенностью. Вы, должно быть, встречаете молодых женщин, которые одновременно привлекательны и разумны. Нет причин испытывать ко мне особый интерес.
   — Дело в том, что они слишком откровенно бросаются на меня. Отсутствие у женщины скромности в общении со мной я считаю для себя оскорбительным.
   Я подумала, что это, вероятно, из-за адюльтерских привычек его мачехи. Поймав на себе его взгляд, я покраснела. Успокаивало сознание, что он не может знать содержание нашей беседы с Урсулой. Это спасло меня от полного унижения.
   Он, между тем, откашлялся, к чему-то готовясь. К чему же?
   — Тот день на поляне … — начал он. Я облегченно вздохнула и расслабилась. Значит, он предполагал, что причиной моего дискомфорта был тот распутный танец на поляне. На этот его ход есть приличное возражение.
   — Не имею ни малейшего понятия, что тогда со мной было, — объяснила я. — Можете быть уверены, больше этого не будет!
   — Не смущайтесь, — успокоил он. — Это не свойственно вашему поведению. Не думаю, что следует упоминать это еще раз.
   Я почувствовала признательность ему за доброжелательность. Мое смущение прошло. Я поняла, что этот его импровизированный рыцарский жест полностью изменил меня. Теперь его красота и обаяние оказывали на меня значительно меньшее действие.
   Хотя мы оба ничего не сказали об этом, но оба понимали, что на поляне происходило что-то необычное. Я удивлялась, почему он не упоминал о возможном влиянии на меня энергии его мачехи. Может быть, не хотел говорить о своих отношениях с ней? Или не хотел признавать сам факт необычности всего, что там было?
   — Почему бы вам не рассказать о себе? — предложил Эдмонд, явно пытаясь переменить разговор.
   Интересно, я должна рассказывать о себе ради его спасения или ради своего? На всякий случай я пожала плечами. Тем более, что я уже рассказывала мистеру Квомби и Урсуле.
   — Мне особенно нечего рассказывать, — призналась я. — Спокойно жила со своими родителями. Почти уединенно.
   — Кто-нибудь из них болел? — спросил он.
   — Напротив, — заверила я. — У них было прекрасное здоровье, пока…
   — Простите меня, — произнес он, сжав мою руку. — Это был бездумный и бестактный вопрос.
   Я нахмурилась. Но это не имело отношения к мистеру Ллевелину. Он допустил оговорку, которую может сделать любой. Мистер Ллевелин не мог сознательно задать мне вопрос, который доставил бы мне страдания. На это он был просто неспособен.
   Мистер Ллевелин заметил мое состояние, но, конечно, не знал, о чем я думала.
   — Кажется, мне придется еще не раз извиняться перед вами, — произнес он огорченно. — Надеюсь, вы позволите мне исправиться за то короткое время, что вы будете в Эбби Хаус?
   — В этом нет необходимости, — ответила я.
   — Напротив, — возразил он, улыбнувшись. — Кроме всего прочего, ваше общество мне нравится. Вы очень интересная молодая женщина, мисс Кевери.
   — Это не что иное, как бессовестная лесть, — охладила я его. — Я ничуть не интересная, о чем мне недавно напомнила миссис Салли Причард.
   — У нее не хватает ума для того, чтобы оценить утонченность, — фыркнул он. — Вы розовый бутон, мисс Кевери. Мне приятно было бы наблюдать за тем, как раскроются ваши лепестки.
   — Я думаю, мистер Ллевелин, что мои лепестки подождут другого дня, — сказала я решительно, желая положить конец этому разговору. — А сейчас надо подумать о том, что Салли и Фанни будут за нас волноваться.