Томас Пенелопа. Отчаянная

   — Такое объяснение делает вам честь, и я отдаю должное вашей смелости, — засмеялся он. — Но я не могу с ним согласиться, оно, по-моему, неверное.
   — Вы убеждены, что моим действиями, поступками руководила только Лили?
   — Я уверен в этом.
   — Но какую цель она преследовала?
   — Кто знает, чем она руководствовалась. Я только одно точно знаю, это то, что она ненавидела меня.
   Эти слова привели меня в полное недоумение. Снова все запуталось. Я не сомневалась в том, что меня в его комнату привели чувства, не имеющие ничего общего с ненавистью. Пусть не любовь, значит, страсть. Сильная страсть. Если к нему меня привели чувства Лили, тогда он ошибается, утверждая, что она ненавидела его. Если же к нему меня привели мои собственные чувства, то он снова ошибается, утверждая, что мои чувства не играют в моем поведении никакой роли. Мне показалось, что Эдмонд и сам понял, что все не так просто, как он полагал. Он задумался.
   — Дважды она пыталась соблазнить меня, — продолжил он некоторое время спустя. — Я предупредил ее, что если она не прекратит свои попытки, то я пойду и расскажу все отцу. Это была, конечно, наивность с моей стороны. И моя роковая ошибка. Лили пошла к отцу сама. Не знаю, чем она при этом руководствовалась. Может быть, страхом. А может быть, желанием отомстить мне. Второе, на мой взгляд, более вероятно, так как Лили, по-моему, никого не боялась. По крайней мере, из мужчин.
   Так вот, она обвинила меня в том, что я ее изнасиловал. Отец боготворил ее и поверил в эту ложь.
   Я нахмурилась, что-то в рассказе Эдмонда вызвало у меня сомнение. Мой ум напряженно заработал, перерабатывая информацию полученную от Эдмонда и Урсулы, а также по наитию от Лили. То, что Лили хотела соблазнить Эдмонда, не вызывало у меня сомнения. Именно с таким намерением я под воздействием Лили шла к нему в комнату. А вот, что касается близости Эдмонда и Лили, то здесь не все было ясно. Ведь Урсула сказала мне в беседе, что отец застал в постели сына и Лили. Кто лгал: Урсула или Эдмонд? Лгал, надо полагать, тот, у кого больше оснований скрывать правду. А у кого больше оснований?
   Эдмонд, между тем, правой рукой растирал мои пальцы. При этом мои руки покалывало, настолько сильно он наэлектризовал атмосферу вокруг нас. Наши взгляды/ встретились, и я заметила, что морщинки в уголках его глаз стали глубже. Что бы это значило? Сказался недостаток сна или избыток переживаний? Если переживаний, то за кого? За себя, за меня, за нас обоих? Можно, конечно, спросить его, но его ответ может вызвать новые сомнения. А как хочется верить его словам, его глазам. Да разве можно его глазам не верить? Они сами просят меня о том, чтобы я верила им.
   Свободной левой рукой Эдмонд коснулся моей щеки, провел пальцами по линии губ, заставляя меня улыбнуться. Добился-таки своего. Я уже больше не хмурилась, я улыбалась и внимательно слушала его.
   — Мы поссорились с отцом, — продолжал Эдмонд, убедившись, что я есть олицетворение внимания. — Он с успехом мог лишить меня наследства. Наверное, лишил бы, если бы Лили не разбилась насмерть.
   Для него более логичным было бы сказать слова «если бы Лили не убили», — которые последние дни постоянно звучали в Эбби Хаус. Почему он предпочел другие? Намеренно? Или сознательно отказывался от версии убийства? Не думаю, что он специально для меня выбрал обтекаемую формулировку. Он, сколько помню, мало заботился о том, чтобы под кого-то подлаживаться.
   — Впоследствии мы примирились с отцом, — закончил он свой короткий рассказ.
   Эдмонд не подозревал о том, что по ходу его рассказа мои мысли уносились далеко в сторону. Они напоминали охотничьих собак, которые обнюхивают и обшаривают все близлежащие кусты и кочки в то время, когда охотник идет по прямой. Сама я не стала признаваться Эдмонду в своих сомнениях и терзаниях.
   — Почему вернулся призрак Лили? — спросила я. — Только для того, чтобы обличить убийцу?
   — Этими проклятыми сеансами мы, вероятно, усилили ее возможности, — высказал он предположение. — И она постаралась направить их на совершение зла. Возможно, что у нее оставались неосуществленными какие-то злые замыслы, теперь она решила осуществить их. Сколько помню Лили, ее никогда ничто не могло остановить.
   — Но почему она захотела использовать именно меня? — спросила я с недоумением.
   — Возможно, потому что чувствовала симпатию между вами и мной, — предположил он, пожав плечами.
   Я удивленно подняла глаза. Своенравный завиток упал ему на лоб, придав его лицу что-то детское. В линий его рта, обычно прямой и жесткой, сегодня ощущалась нежность. Что изменилось? Я внимательно присмотрелась и поняла. Отсутствовала печать глубоко и тщательно скрываемого страдания, которая всегда была на его лице. Куда она делась?
   — Вы чему-то удивляетесь? — спросил он. Я утвердительно кивнула головой.
   — Господи, Хилари, я не первый раз говорю о своих чувствах.
   — Я думала, что вы уважаете меня. Это не любовь. А после вчерашней ночи…
   — Эта ночь только заставила меня понять, как я хочу тебя.
   Он наклонился и поцеловал меня в бровь. Мои ресницы ощутили его дыхание, мои глаза закрылись. Я думала, что он отстранился, но ошиблась. Он поцеловал меня в переносицу. Я подалась лицом вперед и слегка приоткрыла рот. Некоторое время он колебался, затем наши губы сомкнулись.
   Я перестала существовать сама по себе. И он перестал существовать сам по себе. Мы перестали существовать порознь, мы стали одним целым. Наши духовные сущности слились, соединились, превратились в одну духовную сущность. Теперь мы видели, ощущали и воспринимали окружающий мир совершенно одинаково, потому что было только одно Я. Это было несравнимо сильнее самой сильной смерти. И это чувство я испытывала к Эдмонду.
   Мне казалось, что мы были предназначены друг для друга, что мы искали друг друга и, наконец, нашли.
   Я вздохнула. Теперь я чувствовала себя непобедимой и уязвимой одновременно. Никто не мог со стороны победить меня, потому что моя сила заключалась не только во мне, но еще и в Эдмонде. А уязвимой я была со стороны Эдмонда. Он мог нанести удар, даже уничтожить меня, простым желанием, взглядом, мыслью. Любой выпад с его стороны был для меня ужасен.
   Я подумала, что такое полное слияние душ может быть только на небесах. И если нам так повезло на земле, то за это мы должны благодарить Господа.
   Не такого ли слияния жаждала Лили? Живой она стремилась к этому через страсть и потерпела неудачу. Не для того ли она вернулась, чтобы все же добиться желаемого? Возможно. Но с чем она пришла? Плотская страсть теперь ей уже недоступна. Слияние может произойти только благодаря любви, только через любовь. Есть ли она у Лили? Лили любила так много мужчин и каждому отдавала частицу своей любви. Осталось ли у нее что-нибудь для Эдмонда. Этот жалкий остаток, если он есть, способен ли для настоящей любви стать притягательной силой?
   А может быть, каждой женщине суждено любить только одного мужчину на всей земле? И каждому мужчине — только одну женщину? В таком случае, как бы Лили ни старалась, она не сможет слиться с Эдмондом, он предназначен для меня.
   Эдмонд медленно отстранился от меня. Открывать или не открывать глаза? Я опасалась, что, открыв, увижу что-нибудь такое, что мне не хотелось бы видеть. Но не могла же я сидеть здесь с закрытыми глазами вечность? Они как-то сами собой широко открылись.
   Его лицо оказалось у самого моего лица. Кончиком своего носа он почти касался моего лба. Мне не требовалось смотреть ему в глаза, я поняла без того, что он не хочет расставаться со мной. Так же, как я с ним. Будто гора свалилась с моих плеч. Я наклонилась вперед и уткнулась лбом в его губы.
   Я не произнесла ни слова, но мое внутреннее «я» просило и умоляло Эдмонда. Оно просило его не отсылать меня из Эбби Хауса, не разлучаться.
   После продолжительного молчания Эдмонд заговорил таким твердым и деловым тоном, словно это было совещание бизнесменов.
   — У меня есть тетя в Сванаге, это несколько часов езды отсюда, — произнес он. — Ей, нужен компаньон. Я хочу, чтобы вы поехали и побыли у нее.
   — Но почему? — удивленно спросила я. — И что теперь со Спенсерами?
   Я отпрянула от него и стала пристально смотреть ему в глаза. Мне показалось, что он хочет просто избавиться от меня под благовидным предлогом. И я хотела прочитать в его глазах ответ на этот самый главный для меня вопрос. Не смогла.
   — А Спенсеры пусть поищут другую гувернантку для своего испорченного отродья, которое они называют ребенком, — сказал он, внезапно распаляясь гневом. — Хилари, я прошу доверить мне решать, что сейчас лучше, а что хуже. Лучше всего сейчас это не задавать глупых вопросов.
   — Но ваша тетя, что она подумает по поводу моего приезда? — запротестовала я, хотя и слабее, чем должна была сделать.
   — Она будет обожать тебя, — произнес он, усмехнувшись.
   Он, кажется, не сомневался в том, что его тетя не только поступит в соответствии с его желаниями, но и будет думать именно так, как он пожелает. Что это: самоуверенность выше всякой меры или же точный расчет, основанный на глубоком знании людей и жизни? Я не стала задавать ему этот «глупый» вопрос. Только выразительно посмотрела на него.
   — А что я скажу миссис Мэдкрофт? — спохватилась я.
   — С ней можете распрощаться, я отправляю ее назад, в Лондон, — сказал он сухо. — Это единственный способ избавиться от Лили. Я заставил бы ее паковать вещи еще неделю назад, если бы…
   Я вопросительно посмотрела на него. Интересно, что он имел в виду? Опасался, что преждевременный отъезд миссис Мэдкрофт бросит на него, мистера Ллевелина тень убийцы Лили? Или не хотел усложнять отношения с Фанни? Но дело было даже не в ответах на эти возникшие у меня вопросы. Чем больше он говорил, тем смущеннее я себя чувствовала. Тем меньше у меня оставалось уверенности в том, что могу полагаться на него. Вот в чем было дело.
   Кажется, Эдмонд почувствовал мое состояние. Он внимательно посмотрел мне в лицо и нахмурился.
   — Проклятье, — пробормотал он. — Я, кажется, плохо делаю это дело. Я хотел подождать, но начинаю сомневаться в… Хилари, можно мне признаться полностью?
   Я посмотрела на него недоуменно, не зная, что ответить. Если он считает себя в чем-то виновным и решил признаться в своем прегрешении, то какое значение имеет мое согласие или несогласие? Мне ничего не оставалось, как пожать плечами. Эдмонд воспринял это как знак разрешения с моей стороны.
   — Возможно, так будет лучше, — произнес он с заметным внутренним напряжением. — Я не мог до сих пор отправить миссис Мэдкрофт по той причине, что не хотел терять вас.
   Я ожидала услышать все, что угодно, только не это. Вернее, я приготовилась услышать что-то другое, причем, неприятное для меня. Сказанное им застало меня врасплох. Кажется, я даже потеряла временно слух. Эдмонд продолжал говорить, а до меня доносились лишь разрозненные слова. Пришлось заставить себя сосредоточиться на его речи.
   — Я думал, что если вы поедете к моей тете, то это даст нам… даст вам больше времени подумать обо мне, — довольно путано произнес он не совсем понятную мне фразу.
   Особенно непонятно было мне предложение Эдмонда подумать о нем. Понятно, что теперь я буду думать о нем очень долго, если не всегда. Где бы я при этом ни была. И совсем не обязательно для таких раздумий ехать к его тете.
   — В каком отношении подумать? — спросила я тоненьким от волнения голосом.
   — Как о муже, естественно, — спокойно сказал он. — Я знаю, что не всегда вел себя так, чтобы…
   — Вы хотите на мне жениться? — поставила я вопрос прямо.
   Из его предыдущих весьма путаных фраз я, в общем-то, догадалась об этом. Но мне важно было, чтобы он сказал об этом совершенно ясно и однозначно. Чтобы не возникло никаких сомнений ни у меня, ни у него.
   Эдмонд утвердительно кивнул головой с самым серьезным выражением лица.
   — А если у вас будет возможность лучше узнать меня, то вы убедитесь, что сделали наиболее подходящий для вас выбор, — поспешно добавил он.
   Я задохнулась. Сейчас я в любую секунду могла разразиться истерическим смехом. Надо было что-то предпринимать.
   — Да, да, я думаю, что это действительно, я в этом уверена, — выпалила я очередь первых попавшихся слов.
   В результате, вероятность истерики, кажется, заметно уменьшилась. Но теперь дыхание перехватило у Эдмонда.
   — Вы совершенно уверены? — уточнил он. Я радостно кивнула головой.
   — В таком случае, я не вижу причин покидать вам Эбби Хаус, — сделал он вывод. — Пока мы подготовим свадьбу, Урсула будет прекрасно сопровождать вас. Под свадьбой я имею в виду что-нибудь небольшое. Учитывая обстоятельства.
   Он бросил выразительный взгляд на мою одежду, давая понять, что под обстоятельствами имел в виду мой траур в связи со смертью родителей.
   — Как скажете, Эдмонд, — произнесла я тоном хорошо обученной служанки.
   — О, я вижу, из вас получится самая послушная жена, — заметил он с улыбкой.
   — Только до тех пор, пока не надоем вам, — предупредила я его.
   — А когда моя жена станет скандальной, мне не останется ничего другого, как напоминать себе, что сам виноват, — развел он руками.
   Эдмонд быстро поцеловал меня, взяв за руки, и так стоял, не выпуская рук.
   — Если вы намерены остаться на чай, то почему бы вам не подняться наверх и не распаковать чемоданы, — напомнил он. — А я поставлю мистера Спенсера в известность, что вам не требуется эта должность.
   — О, Боже милостивый, — спохватился я. — Теперь Эдмонд или Фанни что-нибудь скажут миссис Мэдкрофт, и она будет ужасно расстроена.
   Выслушав мою сумбурную фразу, Эдмонд хмыкнул и пообещал подумать. Сказав друг другу несколько поспешных слов, мы расстались. Выскочив из его кабинета, я прошла через пустой холл. Из столового зала все еще доносились звуки голосов и позванивание столового серебра. Я не сомневалась, что миссис Мэдкрофт не участвует в этой беседе, ее нужно искать в другом месте. Для начала следует заглянуть в ее комнату.
   Я побежала по лестнице столь быстро, что мое платье закружилось вокруг меня.
   Едва ступив в коридор, я уже знала, что миссис Мэдкрофт у себя, что она крайне расстроена. В коридоре гулко разносились ее рыдания. Иногда их прерывали звонкие выкрики мистера Квомби, который то возмущался, то успокаивал, то клялся в вечной преданности. Господи, что я натворила. Все это из-за меня, вернее, из-за моего легкомыслия. Дважды я пыталась поговорить с ней, и оба раза мне помешали какие-то малозначительные обстоятельства. Нехорошо получилось.
   Дверь в комнату миссис Мэдкрофт была открыта, но я стояла у порога и не осмеливалась войти. Меня мучили угрызения совести. Наконец, вошла. Она лежала на диване, вытянувшись в полный рост, с примочкой на лбу. Ноги она положила так, что они были выше ее головы. Мистер Квомби с кувшином в руках суетился у ее изголовья. Его пиджак лежал на стуле. Рукава рубашки он закатал по самые локти. Судя по тому, что перед его жилетки был сильно забрызган водой, другу сердца пришлось поработать с кувшином основательно. Чайтры нигде не было видно. Она или еще не вернулась с ленча, или же ее послали за свежей водой.
   Прошло около минуты, прежде чем мистер Квомби заметил меня. Его щеки побледнели, а верхняя губа изогнулась каким-то причудливым образом.
   — Только посмотрите, что вы сделали с милой леди! — воскликнул он. — Сомневаюсь, что она когда-нибудь поправится.
   Услышав восклицание мистера Квомби, миссис Мэдкрофт сняла примочку и подняла голову. Наши взгляды встретились. Она тут же со стоном упала обратно, и ее рыдания зазвучали с удвоенной силой и громкостью. Ее друг сердца с глухим стуком поставил кувшин на столик возле дивана и выпрямился во все свои пять футов и пять дюймов.
   — Не обращайте внимание, дорогая леди, — попытался он успокоить ее. — Я вас никогда не оставлю.
   — Для начала, если можно, только на несколько минут, — попросила я его.
   — Я думаю, что уже поздновато для речей, — ответил он.
   Тем не менее, с высоко поднятым подбородком, прямой спиной он гордой поступью вышел из комнаты. Смотрелся он прекрасно. Все портили мокрые пятна, которые расползлись по его жилетке спереди во всю ширину.
   Как только мистер Квомби ушел, я плотно закрыла дверь, вернулась, села на край дивана и стала убирать с лица миссис Мэдкрофт мокрые пряди волос. Она стонала и растирала свои виски.
   — Как ты могла? — произнесла она сквозь стон. — После всего того, что я пыталась сделать для тебя, принять должность гувернантки…
   — Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — перебила я ее. — К мистеру Спенсеру я не еду. А вас все же покидаю.
   Миссис Мэдкрофт оказалась в сидячем положении — так быстро, что я не успела подхватить падающую примочку, и та шлепнулась ей на колени. От мокрой тряпки по платью стало распространяться темное пятно, появилась реальная возможность через несколько минут иметь испорченное платье. Но миссис Мэдкрофт проявила к судьбе любимого платья поразительное равнодушие.
   — Что ты имеешь в виду? — требовательным тоном спросила она.
   Я решила, что целесообразнее будет сначала спасти любимое платье моей благодетельницы, а уж затем продолжать беседу. Поэтому я поспешно убрала примочку и положила ее сверху на кувшин.
   — Думаю, что вы будете рады за меня, — просто ответила я. — Эдмонд сделал мне предложение.
   — Что-о? — спросила миссис Мэдкрофт, сопровождая вопрос театральными жестами, которые должны были означать, что у нее начался приступ удушья. — И ты приняла его, даже не посоветовавшись со мной?
   — Боюсь… боюсь, что да, — ответила я с некоторой заминкой.
   Честно говоря, меня подмывало намекнуть ей, что в таких случаях не советуются, но я сдержалась.
   — О, Боже милостивый, бедное дитя, — запричитала миссис Мэдкрофт, отшвыривая лежавшие под ногами подушки и вставая с дивана. — Неужели ты не видишь, что он делает?
   — Что именно? — спросила я подозрительно. Мне припомнились ее россказни о том, как мистер Ллевилин губит хорошеньких леди, и я решила не слушать ее, если только она вернется к ним.
   Миссис Мэдкрофт схватила меня в объятия такие крепкие, что у меня возникли сомнения насчет того, что я доживу до собственной свадьбы.
   — Моя бедная, бедная Хилари, — причитала, между тем, миссис Мэдкрофт. — Он не любит, совсем не любит тебя. Женившись на тебе, он просто хочет заручиться моим молчанием о некоторых событиях и лицах. Он знает, что ты мне так же дорога, как мог быть дорог мой собственный ребенок, и что я ничего не сделаю такого, что могло бы навредить вам даже косвенно.
   — Но Эдмонд сделал мне предложение потому, что любит меня, — возмущенно возразила я. — А ваши предположения — чистая… чистая чепуха.
   Дав миссис Мэдкрофт достойный ответ, я, тем не менее, задумалась. Вспомнились слова Эдмонда о том, что он немедленно отправит миссис Мэдкрофт в Лондон. Снова работа моему уму.
   Миссис Мэдкрофт тем временем не спускала глаз с моего лица. Видимо, на нем достаточно полно отражалась та непростая работа, которая проходила в моей голове. Во всяком случае, миссис Мэдкрофт осталась довольна результатами своего наблюдения.
   — Возможно, я сказала не то, что ты хотела бы услышать, но ты знаешь, что я права, — произнесла она с нотками пророчества. — Я уже несколько дней нахожусь в убеждении, что это из-за него Лили Ллевелин не может оставаться спокойной. Но что я могу поделать? Она должна сама назвать убийцу. Или это ничего не значит.
   — Вы неправы, совершенно неправы, — энергично возразила я. — Конечно, он хочет очистить свой дом от беспокойного призрака. Но это и понятно.
   — А как он собирается это сделать? — раздраженным тоном спросила миссис Мэдкрофт.
   Ее зеленые глаза сузились и вонзились в мое лицо. О, Господи, и почему я не прикусила вовремя язык? Но уж поскольку я завела об этом разговор, то пусть она узнает о решении Эдмонда от меня, а не от него.
   — Он хочет, чтобы вы уехали из Эбби Хаус, — сказала я, опускаясь на диван. — Больше сеансов не будет.
   Лицо миссис Мэдкрофт моментально покрылось красной краской, и она картинно выбросила одну руку вверх.
   — Вот! Что я тебе говорила. Он хочет похоронить правду, как он похоронил бедную Лили Ллевелин.
   — Я не могу в это поверить! Нет.
   — Глупое дитя. Каким мужем он будет тебе? Каким мужем может быть человек, который убил собственную мать?
   — Свою мачеху.
   Это было, конечно, идиотское замечание с моей стороны. Но я же не виновата, что миссис Мэдкрофт решила подать события в Эбби Хаус в духе древнегреческой трагедии, причем, Эдмонду она определила роль главного злодея. Жаль, что моя попытка развеять подозрения миссис Мэдкрофт оказалась неудачной. Я поставила себя в смешное положение женщины, которая любой ценой стремится выгородить мужчину, которого любит, если даже он отъявленный негодяй.
   Моя попытка вызвала лишь ироническую улыбку на лице миссис Мэдкрофт. Она внимательно посмотрела на меня, и в ее глазах я прочитала очень многое. Там было и сожаление, что я не на ее стороне; и осуждение, что я на стороне Эдмонда; и поучение, вот мол я тебе говорила, а ты не послушалась меня. Не было в ее глазах только одного — взаимопонимания. Ясно, что каждая из нас оставалась при своем мнении, ни одна не хотела поступаться им. В таком случае, дальнейшая беседа не имела смысла.
   Огорченная и расстроенная я поднялась с дивана.
   — Что толку спорить, — сказала я. — Вы можете думать все, что угодно, но у вас нет доказательств, что
   Эдмонд сделал что-нибудь во вред Лили. Что же касается моего мнения, то я абсолютно уверена в его невиновности. Поэтому и собираюсь выйти за него замуж.
   — Тогда почему бы нам не провести еще один сеанс, — неожиданно предложила миссис Мэдкрофт. — Возможно, мы получим доказательства его невиновности.
   — Эдмонд никогда не согласится на это.
   — Он может согласиться, если ты настоишь.
   — Я не стану просить его об этом.
   — Тогда я смею сказать, что ты заслужила свою судьбу.
   Миссис Мэдкрофт степенно встала с дивана, торжественно прошествовала к двери, величественно обратила руку в сторону выхода и бросила в мою сторону взгляд, которым древние пророки в момент пророчества взирали на многогрешных царей.
   — Иди, — изрекла она. — Брось меня, как меня бросила твоя мать. Она, по крайне мере, нашла того, кто, хотя и не стоил ее, все же был честным и надежным.
   Я посмотрела на нее. Она напоминала в эту минуту трясущуюся бледно-лиловую колонну, влажную от слез. При всем своем желании я не смогла бы сейчас вызвать в себе чувство негодования к ней. Миссис Мэдкрофт вызывала у меня только чувства жалости и сожаления за те невольные огорчения, которые я причинила ей. Она была наполнена сейчас страхом, но это был страх не за себя, а за меня. И переживала она из-за меня. Сумбурная и, вместе с тем, милая, добрая старуха.
   Мне не хотелось заканчивать нашу беседу на такой ноте, не хотелось расставаться таким вот образом.
   — Я надеюсь, что мы сможет остаться друзьями, — произнесла я с грустью.
   — Это неважно, — сухо произнесла она. — Он никогда этого не позволит. Можешь сказать ему, что мы с мистером Квомби уедем из этого дома утром. Да, он победил несмотря на все мое сопротивление.
   Миссис Мэдкрофт сложила руки на груди и намеренно отвернулась от меня. Задерживаться не имело смысла. Вздохнув, я сказала ей «до свидания» и вышла из комнаты. Я тешила себя надеждой, что время и несколько писем докажут ей, что она ошибалась. Со временем она поймет, что мистер Ллевелин лучше, а наша с ней дружба крепче, чем она предполагала.
   В коридоре я встретила Чайтру. Она несла платье миссис Мэдкрофт. Медиум разбиралась не только в жизни духов, но и в направлениях моды. Это платье было модного черного шелка, отделанное по горловине и на рукавах оборками и шифоном. Судя по тому, что Чайтра бережно держала платье на вытянутой руке, я поняла, что она только что отутюжила его. Ясно, почему она так долго отсутствовала.
   Увидев меня, Чайтра улыбнулась. Но улыбка получилась какой-то тусклой. Я обратила внимание, что кожа служанки имела сегодня желтоватый оттенок. Обычно грациозная, легкая, стремительная Чайтра шла сейчас какой-то странной для нее неуклюжей, тяжелой походкой. У меня не вызывало сомнения, что Эбби Хаус не для Чайтры. Чем скорее она его покинет, тем лучше для нее. Слава Богу, что завтра утренним поездом она уедет в Лондон.
   Правда, сама она об этом еще не знала. Я посчитала целесообразным сообщить ей об отъезде раньше, чем она узнает от миссис Мэдкрофт. Кроме того, едва ли нам представится еще возможность попрощаться. Я приложила палец к губам, предупреждая о молчании, и жестом руки предложила следовать за собой.
   Мы вошли в мою комнату. Чайтра остановилась близ двери. Я взяла у нее из рук платье и аккуратно положила на свою кровать. Она безмолвно стояла гипсовой миниатюркой, обернутой в хлопковую ткань цвета голубого сапфира. Служанка не произнесла ни слова, но ее мягкий взгляд ловил каждое мое движение. Я уже убедилась в замечательной способности Чайтры по отдельным движениям, выражению глаз и мимике безошибочно определять настроение и состояние человека. Скорее всего, в эти минуты она тоже изучала меня, готовясь сделать свои выводы. Какие откровения приоткроются ей в этот раз? Я не знала и не пыталась предугадать. Просто я вела себя обычным образом и делала то, что считала сейчас нужным делать.