Томас Рид. Бандолеро, или Свадьба в горах

   Однако последнее замечание генерала подсказало мне способ действий. Надеясь добиться своего, я воспользовался возможностью.
   - Генерал! - с почтительным видом заявил я. - Я понимаю, что в моем плане не очень много стратегической мудрости. Особенно по сравнению с вами, вы ведь способны на грандиозные комбинации. Мой же план очень прост.
   - Что ж, давайте послушаем вас, капитан. Может, если вы расскажете подробности, план покажется мне приемлемым. От подробностей очень многое зависит. Армия в полевых маневрах, как говорил Наполеон, когда пехота здесь, артиллерия в другом месте, а кавалерия разбросана повсюду, - такая армия подобна механизму без винтов. Она вскоре распадается на части. Я никогда так не располагаю свои батальоны. Если бы я так поступал...
   - Если бы вы так поступали, генерал, - почтительно прервал я, видя, что он сделал паузу, - вы не были бы завоевателем столицы Мексики.
   - Вы правы, капитан, совершенно правы! - ответил он. Очевидно, я начинал нравиться генералу. - Совершенно верно, сэр! И вам кажется, что Кортес провел свою кампанию хуже, чем я... имел честь спланировать?
   - Та по сравнению с вашей кампанией - всего лишь небольшая стычка.
   - Стычка, сэр, стычка! Его врагами была толпа голых дикарей. Вот именно, дикарей. Вооруженных пращами и луками. У них не было огнестрельного оружия. В то время как я, сэр, я победил большую дисциплинированную армию под командованием величайшего из полководцев, каких породила Мексика. Что бы ни говорили о Санта Анне, негодяй настоящий солдат, регулярный солдат, сэр, не волонтер. Терпеть не могу волонтеров; какой позор, что правительство присылает их мне в таких количествах. Признаю, они неплохо сражались, но иначе и быть не могло. Ими правильно руководили, и рядом были мои старые регулярные части. Как они могли дрогнуть, если видели, кто их возглавляет? Мое присутствие вдохновляло их, и как следствие, они завоевали огромную страну вдвое быстрее, чем Кортес. Поэтому я и говорю, сэр, что победа Уинфилда Скотта на страницах истории будет сверкать ярче победы Фернандо Кортеса.
   - Несомненно, - неискренне ответил я, с трудом скрывая презрение к этому воинственному хвастуну.
   - Что ж, сэр, - произнес, наконец, генерал, величественно пройдясь по кабинету, - вы ведь еще не рассказали о своем плане. Давайте послушаем подробности. Мое разрешение зависит от них.
   - Я намерен, генерал, нанять дилижанс и использовать его словно для обычного рейса между столицей и Пуэбла. Впрочем, на дороге в Толуку грабители тоже причиняют много хлопот, и мне все равно, с чего начинать. Я переодену своих людей в мексиканские костюмы. Среди них будет один-два монаха и по крайней мере несколько женщин. Женское платье замаскирует солдат, и в то же время лишит разбойников малейших подозрений.
   - Что ж, сэр, - сказал генерал, которого мои слова, очевидно, позабавили, - а что вы будете делать со своим десятком переодетых солдат?
   - Вооружу каждого несколькими револьверами, вдобавок дам по складному ножу. Когда грабители остановят дилижанс и окружат его, мы все одновременно выскочим и дадим им хороший урок. Все мои люди участвовали и в военных сражениях, и в уличных схватках, так что они, без сомнения, смогут проучить и бандитов.
   - Клянусь словом Уинфилда Скотта, сэр, в вашем плане что-то есть. Со своей стороны, я не стал бы мешать разбойникам грабить знатных мексиканцев. Они ненамного честнее остальных своих соотечественников. Но может показаться, что мы не попытались прекратить грабеж. К тому же разбойники нападают и на наших людей. Хорошо, сэр! - добавил он после небольшой паузы. - Я обдумаю ваше предложение и дам ответ завтра утром. А пока подготовьте своих людей - на случай, если я одобрю ваш план.
   - Мне задержать дилижанс, генерал?
   - Нет, нет; не сегодняшний. Только завтра. У вас будет достаточно времени. Я должен все обдумать. У меня много важных дел. К тому же, вы знаете, сэр, у меня враги в Вашингтоне, бьют не только с фронта, но и с тыла. Да вам и не хватит времени, чтобы приготовиться к утру.
   - Мне нужен всего час, генерал, если вы дадите разрешение. Я уже подготовил людей. Они могут переодеться к полуночи.
   - Я подумаю об этом. Подумаю, как только освобожусь. Но меня ждут. Мексиканский джентльмен, как доложил адъютант. Интересно, что ему нужно. Охрану, наверно, или какую-нибудь другую услугу. Эти люди отравляют мне жизнь. Они думают, что мне нечего делать, только заниматься их мелкими проблемами. Если у кого-нибудь украдут курицу, обязательно нужно обращаться ко мне. Бог видит, я их достаточно защищаю - больше, чем их собственное правительство!
   Это утверждение было совершенно справедливо. Как ни презрительно я относился к военным способностям генерала Скотта, могу под присягой подтвердить, что нашим противникам нельзя было пожаловаться на его негуманность. Никогда с завоеванным народом не обращались с такой мягкостью, как с мексиканцами в той памятной кампании. Я без колебаний назову ее самой цивилизованной кампанией в анналах истории.
   * * *
   Я отдал честь и готов был удалиться, когда услышал приказ:
   - Подождите, сэр!
   Я снова повернулся лицом к главнокомандующему.
   - Вы мне можете еще ненадолго понадобиться. Мне говорили, что вы хорошо владеете испанским.
   - Не очень хорошо, генерал. Как сами испанцы говорят, ун поко немного.
   - Неважно. Я вспомнил, что мой переводчик отсутствует, а никто из моих адъютантов не знает этого языка. Мексиканец, который сюда войдет, наверно, не поймет ни слова из того, что я скажу. Поэтому останьтесь и переводите.
   - Как прикажете, генерал. Постараюсь.
   - Готовьтесь услышать историю украденной курицы и требование компенсации. Ага, а вот и проситель.
   В этот момент дверь открылась. Вошел один из адъютантов, вслед за ним решительной походкой - незнакомец.
   Глава XXVII
   ГОРЮЮЩИЙ ОТЕЦ
   У вошедшего была внешность человека, перенесшего тяжелую утрату, гораздо серьезнее, чем украденная курица.
   С одного взгляда я узнал в нем испанца чистейшей голубой крови Андалузии. Ни капли крови ацтеков. У него была, вне всякого сомнения, достойная внешность идальго. Это впечатление подкреплялось дорогой одеждой, очень мало отличающейся от костюма английского джентльмена старой школы. Но я заметил легкий беспорядок в его одежде, не говоря уже о царапинах на руках и лице.
   Незнакомец был пожилого возраста. Чисто выбрит, без усов и бакенбардов. Снежно-белые волосы на голове коротко подстрижены, а дугообразные брови такие черные, словно их владельцу двадцать лет!
   Пронзительный взгляд свидетельствовал о скрытом пламени. Но сейчас в этих глазах затаилась печаль. Поведение человека свидетельствовало о том, что он пережил большое горе. Под влиянием этого горя обычное спокойствие покинуло его. Торопливо войдя в палатку, господин остановился перед генералом.
   Командующий подал мне знак переводить. По вступительным замечаниям я уже понял, что он ехал в дилижансе, направляясь в столицу по делу к самому генералу. В дороге с ним произошло большое несчастье.
   - Несчастье? - переспросил я в своей роли переводчика. - Какое несчастье, сеньор?
   - О, кабальеро, уна коса оррибле, ун робо! Порлос бандолерос!
   - Случилось страшное, ограбили! Разбойники! - буквально перевел я для генерала.
   - Удивительное совпадение! - заметил главнокомандующий. - Я думаю, капитан, что дам вам разрешение.
   - А что они у вас отобрали, сеньор? - спросил я в соответствии со своей ролью. - Не часы - я вижу, ваши замечательные часы с вами.
   Я кивнул на массивную золотую цепочку, украшенную бирюзой, топазами и другими сверкающими камнями. Свисая из кармана, цепочка бросалась в глаза.
   - Пор Диос, нет! Они их не взяли!
   - В таком случае - кошелек?
   - Нет, сеньор, и кошелек они не тронули. Лучше бы забрали его и часы! Ах! Лучше забрали бы все, только не то, что взяли!
   - Что же это?
   - Миас нйнья'с! Миас ниньяс!
   - Ниньяс! - прервал генерал, не дожидаясь перевода. - Это означает молодые девушки, не правда ли, капитан?
   - В основном значении - да. Но он имел в виду своих дочерей.
   - Что! Разбойники увели их?
   - Именно это он говорит.
   - Бедный старый джентльмен! Несомненно, трудно перенести, когда твоих дочерей уводят разбойники. Даже хуже, чем индейцы. Расспросите его. Пусть все расскажет, а потом спросите, чего он хочет от нас. Я подожду, пока вы не закончите. Потом переведете все сразу.
   Сказав это, генерал отвернулся, поговорил с адъютантом и отправил его по какому-то делу. А сам занялся картами - несомненно, составлял "великие стратегические схемы". Хоть мы и были в столице врага, кампания еще не кончилась, и в будущем предстояли сражения.
   Получив свободу действий, я пригласил мексиканца садиться.
   Он торопливо отказался, и мы продолжали разговор стоя!
   - Как это случилось? Когда? Где? - задал я серию вопросов.
   - На дороге, сеньор, на дороге из Ла Пуэбла.
   - Из Пуэбла? - Эти слова вызвали во мне особый интерес.
   - Да, сеньор, это произошло недалеко от города. Мы его еще видели - по эту сторону Рио Фрио, вблизи постоялого двора Кордова.
   - Вы путешествовали?
   - Да, я сам, мои две дочери и наш семейный священник, добрый падре Корнага.
   - В своей карете?
   - Нет, сеньор, в дилижансе. Нас остановила шайка разбойников, у всех были закрыты лица.
   - И что же?
   - Они приказали нам выйти из экипажа. Потом лечь на землю. И пригрозили, что если мы поднимем голову, нас пристрелят без церемоний.
   - Я полагаю, вы послушались?
   - Проклятье, сеньор! К чему этот вопрос? Конечно, я исполнил приказ разбойников, иначе верная смерть. Счастлив добавить, что моих дочерей избавили от этого унижения. Но какая разница, если их увели?
   - Куда?
   - В горы. Святая дева, защити их!
   - Будем надеяться на ее защиту. Кстати, могу я спросить, зачем вы рисковали, путешествуя в дилижансе? Я понял, что у вас не было охраны. Вы ведь знали, что на дорогах опасно?
   - Конечно, кабальеро, у нас не было охраны. Это очень неблагоразумно с моей стороны, но я доверился совету нашего исповедника. Он считал, что опасности нет. Добрый падре заверил нас, что дороги обезопасили храбрые американцы, что между Пуэбла и столицей мы не встретим ни одного грабителя. Даже тогда я мог бы его не послушать, но у меня была причина приехать сюда с дочерьми, и так как они не боялись, а наоборот, стремились в дорогу, я решил ехать дилижансом. Увы! Слишком легко я поддался их желанию, как теперь понимаю. Лишиться детей! Я уничтожен!
   - Вероятно, с вами были деньги и другие ценности?
   Я указал на цепь, свисающую из часового кармана просителя.
   - Они оставили вам это! Как вы это объясните?
   - Айе Диос, кабальеро! Это и меня удивляет! У меня с собой было золото и эти часы. Они очень дорогие, как можете видеть сами.
   Старый джентльмен вытащил большие, похожие на хронометр часы, украшенные драгоценными камнями и золотой цепью. Очевидно, они стоили несколько сотен долларов.
   - Оставили это и деньги тоже, - продолжал джентльмен. - Но какая мне разница, если они забрали моих мучачас? Побрес ниньяс!36
   - Они забрали только их? - спросил я. Этот эпизод начинал интересовать меня своей необычностью.
   - Да.
   - И больше ничего? А другие пассажиры в дилижансе? Им тоже оставили кошельки?
   - Другие пассажиры! Их не было, сеньор капитан. Нас было четверо, как я и сказал, моя семья и падре. Еще два-три джентльмена хотели отправиться с нами из Пуэбла. Но они мне не были знакомы, их внешность мне не понравилась, и я закупил все места в дилижансе. Думаю, они отправились вслед за нами в другом экипаже. Теперь я сожалею, что их не было с нами. Могло бы быть лучше. Хуже - не могло.
   - Но падре, о котором вы говорите, что стало с ним?
   - Карамба, сеньор! Это самое удивительное! Они и его забрали! После этого разбойники позволили мне продолжать путь. Но священника заставили идти с собой. Какой скандал для нашей святой церкви! Надеюсь, это приведет к отлучению всех разбойников в Мексике и предаст их вечным мукам, которых они заслуживают. Вот что значит становиться республикой! Совсем не так было в прежние времена, когда Испания присылала нам вице-короля. Тогда не было разбойников, этих наглых сальтеадорос, которые лишили меня моих, дорогих дочерей! Ай де ми!37
   - А чего вы ждете от генерала? --- спросил я, когда старый джентльмен немного успокоился после вспышки горя.
   - Сеньор, - ответил он,- мы все слышали о гуманности американского генерала. Хотя он и враг нашей страны, мы уважаем егоза сочувствие к побежденным. Попросите его принять близко к сердцу мое несчастье. Я знаю, вы это сделаете. Попросите послать отряд драгун и освободить моих девочек. При виде ваших храбрых солдат разбойники разбегутся, и бедные мучачас вернутся к горюющему отцу. О, добрый капитан, не отказывайте мне! Вы моя единственная надежда!
   Хотя рассказ отца, так жестоко разлученного с детьми, способен вызвать сочувствие сам по себе, я, может, не был бы так взволнован, если бы не личные воспоминания.
   В том, что он мне рассказал, не было ничего странного. Хотя, возможно, и не самый обычный случай в Мексике. Тем не менее, я заинтересовался бы им не больше, чем, скажем, рассказом о том, что на улицах Лондона - например, на Блумсбери-стрит - женщину остановил оборванец-грабитель и отобрал носовой платок, сумку для карточек и флакон с нюхательной солью.
   Вся эта история лишь усилила боль от воспоминаний об убитом друге и ненависть ко всему братству сальтеадорос. Но к этому примешивалось и другое чувство, которое мне трудно объяснить. Во внешности старого дона было что-то трогательное, хотя говорил он элегантно и с выразительностью образованного человека.
   Я не пытался сопротивляться этому чувству. Напротив, сразу решил передать его просьбу генералу и подкрепить ее всем своим влиянием, насколько это возможно. Я был уверен, что теперь мне представится случай наказать бандитов - пусть не тех, что убили моего друга, но и эти вели бы себя не лучше, если бы представилась возможность.
   Прежде чем перевести генералу рассказ, я решил, что пора узнать имя просителя.
   - Как вас зовут? - спросил я, глядя ему в лицо. У меня было смутное впечатление, что я где-то уже его видел. - Вы ведь не назвались? Генерал может захотеть узнать ваше имя.
   - Эусебио Вилья-Сеньор, аль сервисио.38
   Я вздрогнул, как от выстрела. О! Какие воспоминания вызвало у меня это имя!
   Я мгновенно вернулся мыслями в Город Ангелов, на Калье дель Обиспо, вернулся к своей печали. А ведь мне уже начинало казаться, что я от нее излечился!
   * * *
   С усилием я подавил свои эмоции, или, по крайней мере, их внешнее проявление.
   Поглощенный собственным горем, дон Эусебио ничего не заметил, а генерал был по-прежнему погружен в свои стратегические размышления.
   Теперь я был глубоко заинтересован в деле просителя и не стал больше терять времени. Я использовал все красноречие, каким обладаю. Наша объединенная мольба была услышана, и мне было разрешено преследовать любую шайку разбойников, какую выберу.
   Нужно ли говорить, что мне нетрудно было сделать выбор?
   Глава XXVIII
   НЕПОСЛУШНАЯ ДОЧЬ
   Не стану пытаться описывать ту черную бурю, которая бушевала в моей груди, когда я вышел из президентского дворца.
   Дон Эусебио шел рядом со мной. По приказу генерала он отдал свое дело в мои руки и себя самого - в мое распоряжение.
   Узнав его имя, я ощутил острую боль: заново открылась рана. И боль происходила не только от услышанного рассказа. И не только от мысли, что Долорес Вилья-Сеньор сейчас в руках жестоких бандитов! Такую же боль, а может, и большую, причиняла мне мысль о том, что сеньорита принадлежит Франсиско Морено!
   Со стыдом признаюсь, что на какое-то мгновение почувствовал даже удовлетворение! Ревность и гнев были живы в моем сердце!
   Но такие неблагородные мысли недолго занимали меня. Вскоре они сменились другими, более чистыми н святыми. Ожили рыцарские чувства. Слабая женщина во власти диких, развратных людей - не одна, две женщины, но я мог думать только об одной. Она уведена разбойниками в какое-то отвратительное убежище, и там сейчас идет похотливый кутеж.
   Воображение подсказывало мне страшные картины. Они изгнали ревность из моего сердца, а вместе с ней и бессмысленный гнев. И как только эти чувства исчезли, я ощутил легкую, едва уловимую радость, словно возрождение забытой надежды. Что, если именно я освобожу Долорес Вилья-Сеньор от свирепых похитителей, избавлю от позора на всю жизнь? Не сменится ли благодарность, вызванная этим поступком, другим, более глубоким чувством?
   Я готов был рискнуть чем угодно, даже самой жизнью, чтобы вызвать такую перемену!
   Может, я слишком поторопился в своих выводах? Что, если она не отдала свое сердце, все свое сердце Франсиско Морено? Эпизод в Аламеда, который я наблюдал, мог быть всего лишь легким флиртом, в котором так искусны испанки и который часто не имеет никаких серьезных последствий. Или это было простым кокетством, нацеленным на меня?
   Утешительные мысли, способные подвигнуть на самые энергичные действия! Дон Эусебио, должно быть, удивился тому, как близко я принял к сердцу его горе. Во всяком случае, это его поразило.
   Совершенно не подозревая о моих мотивах, он не только рассказал мне все подробности происшествия в дороге, но и поделился семейными тайнами. Одна из них удивила меня. И вызвала немалое раздражение.
   - В разговоре с генералом вы упомянули о каком-то важном деле, которое привело вас в столицу, - сказал я. - Не расскажете ли о нем? Прошу прощения за такой вопрос, но при исполнении долга мне понадобится знание цели вашей поездки.
   - Больше не нужно слов, сеньор капитан, - прервал он меня. - Вы так по-дружески отнеслись к моему горю, что я без колебаний расскажу вам все.
   Я не стану повторять слова дона Эусебио, вызванные отцовскими чувствами. То, что я услышал от него, очень удивило бы меня, если бы не случайный разговор, подслушанный на Аламеде.
   Деревенщина тогда сказал правду своему другу с Юкатана. Дон Эусебио не только пригрозил дочери заточением в монастырь - он как раз направлялся в столицу, чтобы исполнить эту угрозу, когда его остановили сальтеадорос. Его сопровождали обе дочери, но только одна должна была похоронить себя заживо - в аристократическом монастыре "Ла Консепсьон" в Мехико, жилище самых красивых мексиканских девушек.
   - Которая из ваших дочерей? - спросил я с такой экспансией, что дон Эусебио удивленно вскинул брови.
   - О! - заметил я, пытаясь справиться с возбуждением. - Мне показалось, что вы говорили о двух дочерях. Конечно, одна старше другой. Или они близнецы?
   - Нет, сеньор, они не близнецы. Одна на два года старше. Именно она должна была служить Господу. Пор Диос! - продолжал он, нахмурившись. Теперь обеим придется уйти в монастырь. Теперь для них нет иной дороги!
   После небольшой паузы он продолжал:
   - Это была моя старшая дочь Долорес. Она должна была уйти в монастырь.
   - Она сделала это по собственному желанию? - спросил я.
   Видно было, что вопрос его смутил. Я в этот момент испытывал не менее сильные и болезненные чувства, чем он.
   - Прошу простить меня, - продолжал я, - что так свободно вмешиваюсь в ваши семейные дела. Они, конечно, нисколько меня не касаются. Моя нескромность совершенно неумышленна, уверяю вас.
   - О, сэр! Разве я не пообещал вам рассказать все? Вы ведь так горячо приняли мое дело, готовы подвергнуть риску свою бесценную жизнь ради безопасности моих детей! Зачем мне скрывать от вас все, что их касается?
   - Это правда, - продолжал он после недолгого молчания. - Правда, что моя дочь не вполне соглашалась на такой шаг. Я заставлял ее сделать это. У меня были для этого причины, сеньор, и я уверен, что, узнав о них, вы одобрите мои действия. Я поступил так ради ее счастья, ради чести нашей семьи и славы Господней. А ведь последнее должно быть главной целью каждого истинного христианина.
   Эта серьезная речь заставила меня промолчать. Я ничего не сказал и ждал дальнейших откровений.
   - В последнее время, - продолжал дон Эусебио, - точнее, в последние несколько дней я узнал такие обстоятельства, которые вызвали у меня и гнев, и тревогу. Я узнал, что между моей старшей дочерью Долорес и молодым человеком, который недостоин войти в нашу семью, установились близкие отношения. Знайте, сеньор, что имя Вилья-Сеньор... Но к чему говорить об этом? Я не мог смотреть на свою девочку и думать о ее позоре. И потому решил, что она проведет остаток дней, искупляя совершенное преступление.
   - Преступление! Какое преступление?
   Трудно описать чувства, с которыми я задавал этот вопрос, описать ту боль, с которой ждал ответа.
   - Она согласилась соединиться с человеком низкого происхождения; она слушала слова любви из уст крестьянина, леперо!
   - Неужели он таков?
   - Да, сеньор. В результате анархии и революции в этой несчастной стране он, как и многие другие представители его класса, получил ничтожное повышение - стал офицером нашей армии. Кажется, капитаном. Я уверен, что ваше звание почетно и заслужено нелегко. В армии так называемой республики вчерашний пастух может завтра стать капитаном, а еще через день разбойником!
   - Конечно, вы знаете имя того капитана, которого вы считаете недостойным вашей дочери?
   Вопрос был задан машинально. Я знал, что в ответ услышу: "Франсиско Морено".
   Глава XXIX
   ДОН СЭМЮЭЛЬ БРУНО
   До того, как расстаться с доном Эусебио, я услышал от него описание всех подробностей нападения. Вдобавок ко всему рассказанному, я узнал еще одно любопытное обстоятельство. Прежде чем позволить ему уехать в дилижансе, разбойники взяли с дона Эусебио расписку на десять тысяч долларов - как добавочное обеспечение выкупа за дочерей! Они потребовали письменного обязательства, что выкуп будет прислан, как только дон Эусебио достанет деньги. Таковы были странные условия сальтеадорос!
   В горах Мексики очень часто заключались такие договоры - и исполнялись! Но кое-что меня все-таки удивляло. Как будет выполнено это странное соглашение?
   Мне объяснили, что обычно это делается через посыльного. Посыльным бывает человек, живущий на нейтральной территории - между бандитами и полицией, - если таковой найдется. Посредник встречается с послом, назначенным разбойниками. Условия договора исполняются: пленников отпускают и позволяют уйти без вреда! Иногда в обмен принимают даже чек!
   Кто будет посыльным дона Эусебио? Вот что меня заинтересовало. Ответ вызвал у меня глубокое удовлетворение. Им будет кучер остановленного дилижанса, известный пассажирам под именем дон Сэмюэль Бруно.
   Известно, что Мексика заимствовала способ передвижения в дилижансах у Соединенных Штатов. Вряд ли стоит добавлять, что и кучера дилижансов тоже оттуда. Они почти все граждане Штатов, и "дон Сэмюэль", несмотря на свое прозвище, был на самом деле просто Сэмом Брауном.
   Впрочем, посыльным дона Эусебио его назначили сами разбойники. "Дон Сэмюэль" знал, куда доставить деньги, и грабители доверяли кучеру. Всякое предательство с его стороны положило бы конец возможностям вести дилижанс дорогами Мексики. И десять шансов против одного, что он вообще никогда больше не сможет взять в руки вожжи.
   Сэм все это знал и согласился стать посредником. Впрочем, его согласие и не требовалось: его не спросили, ему приказали.
   Для меня это было счастливым обстоятельством - именно то, что нужно. До этого я считал, что самым трудным для нас будет найти рыцарей с большой дороги. Но если кучер станет нашим проводником, все трудности окажутся преодоленными.
   К тому же я случайно кое-что знал о Сэме Брауне. Это был умный и честный человек. Уговаривать его не пришлось. Как я и ожидал, он сразу согласился "сотрудничать". И он был слишком галантен, чтобы думать о последствиях для себя, когда в опасности сеньориты.
   Свидание Сэма с разбойниками было назначено на завтрашнее утро у подножия лесистых холмов неподалеку от известного постоялого двора в Кордове. Он должен был один на один встретиться с парламентером с другой стороны.
   Встал вопрос, где и как смогут спрятаться два десятка вооруженных всадников. Сообразительный янки скоро придумал план, который показался вполне приемлемым. Мой отряд подойдет ночью и скроется в сосновом лесу. А утром Сэм подъедет один и привезет выкуп.
   Но наша засада таким образом сможет подстеречь только посыльных разбойников, а убежище всей банды может находиться далеко в горах.
   "Дон Сэмюэль" считал по-другому. Когда посыльный бандитов будет у нac в руках вместе со всем выкупом, трудностей не возникнет. Сэм не верил, что в Мексике найдется хоть один разбойник, который устоит перед золотом. Меня его рассуждения убедили, и я согласился действовать по его плану.
   Для приготовлений потребовалось немного времени. Главнокомандующий, все-таки достаточно великодушный и либеральный, когда речь шла о гуманности, предоставил мне полную свободу действий. Я отобрал два десятка конных стрелков, вызвавшихся добровольцами.
   Дон Эусебио быстро добыл нужные деньги. Я надеялся, что сумею вернуть их ему. С таким кредитом, которым обладал старый рико, он мог открыть ночью любой банк Мексики.
   Десять тысяч золотом - солидный груз для вьючного мула, на которого мы взвалили выкуп. И когда колокола собора прозвонили двенадцать, мы колонной проехали через Гарита де Сан Лазаро.39 Несколько простолюдинов, шатавшихся у ворот, приняли нас за обычный патруль, охраняющий ближайшие к городу дороги.
   Глава XXX
   КУЧЕР-ЯНКИ
   В торжественной тишине мы двигались по дороге, которой триста лет назад проходил Кортес. Мы миновали одинокий холм Эль Пеньон, никого не встретив, и продолжали огибать лесистые склоны Тескако. Дорога, хоть и долгая, оказалась совсем не скучной. Разве можно скучать в обществе кучера дилижанса, особенно кучера из Штатов?