Он сидит на облучке, в жакете или куртке с короткими полами, обязательно с белой шляпой на голове; в зубах вечная сигара. Подвижный, умный, веселый, вежливый со всяким встречным, смелый до безрассудства, он так же отличается от внушительного и медлительного английского кучера, как бабочка от быка. Где найдешь путеводитель, который расскажет хотя бы половину того, что знает о дороге кучер. Он знает на ней каждый поворот, каждое происшествие за десять лет: убийства, самоубийства, схватки с бродячими медведями, охоту на красного оленя - короче, все, что может заинтересовать путешественника. И все это без всякой выгоды: единственная его цель - развлечь вас. Никакой мысли о "чаевых", о которых всегда думает кучер Старого Света. Предложите ему деньги, и он скорее всего бросит их вам обратно.
   Дилижанс в Мексике обычно сопровождает эскорт - отряд драгун или копейщиков, плохо обученных и плохо вооруженных; рваные мундиры и босые ноги в стременах делают их смешными и нелепыми. Иногда разбойники нападают на эскорт; в результате короткой схватки охрана бежит, оставив своих протеже во власти сальтеадорос. В других случаях эскорт "не успевает подоспеть": как раз в самый критический момент он благоразумно отстает. Потом, когда грабители завершат свое дело и удалятся с добычей, отряд появляется, демонстрируя свою старательность.
   Сэм Браун рассуждал так: либо сильный эскорт, либо никакого. Поэтому предпочитал отсутствие охраны! Тем более, что отсутствие эскорта бандиты рассматривали часто как признак того, что пассажиров сочли ненужным защищать. А значит, и взять у них нечего!
   Нередко в грабеже подозревали и сам эскорт. Не раз это было доказано в суде! Но обычно наказание не постигало таких преступников: виновные действительно становились разбойниками!
   С другой стороны, бывают случаи, когда честный офицер, смелый и энергичный, вовремя оказывается на месте происшествия. Его решительные действия наводят ужас на разбойников, и на какое-то время дорога становится относительно безопасной.
   К несчастью, такое улучшенное положение сохраняется недолго. Очередная революция приводит к переменам среди правителей и разбойников; часто они просто меняются местами! Энергичный офицер исчезает со сцены: его либо убивают, либо назначают на более высокую должность; и проезд по дорогам становится опасным, как и раньше.
   Все это я узнал от Сэма Брауна, когда мы ехали рядом по берегу озера Тескако.
   Оставалось необъясненным обстоятельство, которое меня очень интересовало. Как наш проводник умудряется сохранять мир с сальтеадорос? Я попросил объяснить это, и получил ответ. Ларец открывался просто.
   Что бы ни случилось, Сэм сохранял нейтралитет.
   - Понимаете, капитан, - говорил он, объясняя, а не оправдываясь, - я всего лишь кучер, и у них до меня нет никакого дела. Они понимают, что я всего лишь исполняю свои обязанности. К тому же, если не будет кучера, не будет и дилижанса. Они считают нас нейтральными, иначе я не смог бы тут ездить. Я остаюсь на своем месте и позволяю им делать, что они хотят. Я знаю, что ничем не могу помочь бедным пассажирам. Я даже оказываю им услугу, когда все заканчивается, - отвожу их в нужное место.
   На какое-то время мой собеседник замолчал. Я тоже, погрузившись в невеселые мысли.
   Вид Тескако, вдоль которого мы проезжали, не привлекал меня. Озеро казалось неподвижным и темным, как сам Ахерон40; его торжественная тишина изредка нарушалась мрачными криками большого кроншнепа или возгласами американского ибиса.
   - Капитан! - услышал я голос Сэма Брауна. Кучер снова подъехал ко мне, ведя за собой на поводу вьючного мула. - Простите, что прервал ваши размышления, но я хотел бы еще кое-что обсудить. Что вы собираетесь делать?
   - Не нужно извиняться, мистер Браун. Напротив, я как раз собирался поговорить с вами об этом. Признаю, что я в затруднении. Теперь, когда наша экспедиция началась, я яснее вижу ее сложность. Разбойники не могут послать своего человека, не приняв предосторожностей на случай засады.
   - Верно, капитан. Не такие уж они дураки.
   - Вот и я так думаю. Но мне бы не хотелось отказываться от нашего плана.
   - Что ж, капитан, тогда мое наблюдение может вам помочь. Я приметил кое-что необычное.
   - Где? Когда?
   - В тот роковой день, когда остановили дилижанс и похитили сеньорит.
   - Вы заметили что-то странное?
   - И не одно.
   - Что именно?
   - Ну, во-первых, у всех этих мошенников были закрыты лица.
   - Дон Эусебио рассказал об этом. Но разве это странно?
   - Обычные разбойники не прячут лица. Им все равно, если их кто-нибудь увидит. Ведь их дом в горах, и они не собираются встречаться с альгвасилами41. А то, что у этих лица были закрыты, доказывает, что они бывают в городе.
   - В каком городе?
   - Пуэбла, конечно. Самое большое гнездо разбойников. Они прятали лица, чтобы их не узнали на улицах.
   - Были еще какие-то обстоятельства, которые вам показались странными? - спросил я у нашего наблюдательного проводника.
   - Еще одно. Мне уже тогда это показалось необычным. Я смотрел на двух сеньорит, ехавших вместе со старым доном, их отцом. Одна из них мне особенно понравилась, и я часто на нее смотрел. Так вот, эти девушки не закричали, как обычно мексиканки делают при встрече с грабителями. Они пошли в лес в сопровождении двух-трех бандитов так спокойно, как будто собирать ягоды! А старый дон все это время лежал животом на земле, распластавшись, как блин. Ему не позволили даже пошевелиться, пока девушки не скрылись из виду. Потом один из разбойников стал торговаться с ним о выкупе и сказал, что они мне доверяют, и чтобы я принес деньги. Потом дона посадили в дилижанс и приказали мне уезжать. Конечно, я с готовностью повиновался.
   - Но с вами был еще священник. Что стало с ним?
   - О, священник! Это тоже интересно. Разбойники обычно их отпускают, только сначала просят благословить шайку. А этого увели с собой, один Бог знает, с какой целью. Может, хотели позабавиться.
   - Вы думаете, что с девушками могут плохо обойтись?
   - Ну, это зависит от того, в чьи руки они попали. Некоторые хуже, некоторые лучше. Иногда это просто бездельники из города. Они становятся разбойниками на время. А как только заработают на ставку, возвращаются к столам монте, ведь там выигрыш больше и нет такого риска, как на дороге. Известно, что и некоторые армейские офицеры после того, как истратят все жалованье, не брезгуют заниматься разбойным промыслом. А есть еще обычные бандолерос - или сальтеадорос, как они себя называют. Они постоянно занимаются таким делом. Их на этой дороге несколько шаек. Одной командует некий Карраско, который когда-то был офицером в армии Санта Анны. Есть шайка полковника Домингеса, но теперь он в вашей армии командует красношляпыми шпионами. Но не думаю, чтобы нас тогда остановили ребята Карраско.
   - Почему?
   - Те не стали бы закрывать лица. Надеюсь, это были не они.
   У меня было неприятное подозрение, почему он на это надеется; я с тревогой спросил о причине.
   - Потому, что если это Карраско, мне очень жаль девушек, - ответил проводник. - Интересно все же, что ниньяс нисколько не испугались, добавил он, помолчав.
   - Может, не сознавали опасность. Разбойники обычно неплохо обращаются с женщинами. Только грабят их. Поэтому, наверно, девушки решили, что им ничего не грозит.
   - В конце концов, - продолжал Браун, - я, возможно, и ошибся. Они так быстро исчезли в зарослях, что у меня не было времени наблюдать за ними. Мне ведь приходилось удерживать лошадей подальше от края обрыва: нас остановили там, где дорога проходит над пропастью. В любом случае, - Браун подъехал еще ближе и наклонился, как будто не хотел, чтобы кто-нибудь еще услышал его слова, - пора принимать решение, капитан. Скоро нам придется покинуть главную дорогу. Разбойники назначили мне свидание в узком ущелье, куда ведет только вьючная тропа. Еще полчаса - и мы доберемся до места.
   - Вы хотите что-то предложить?
   Я задал вопрос в надежде услышать, что ему в голову пришла какая-нибудь замечательная идея.
   - Да, капитан. Возможно, я знаю, где в эту минуту находятся джентльмены с завязанными лицами. Последние слова он произнес неторопливо и задумчиво.
   - Где? О каком месте вы говорите?
   - Странное место. Вы бы сами его не нашли. Это вообще немногим удается, даже тем, у кого здесь есть дело.
   - Наверно, это какое-то уединенное жилище?
   - Можно сказать и так, капитан. Несомненно, самое уединенное жилище, какое мне приходилось видеть. Не понимаю, кто и зачем его здесь построил. И те, с кем я о нем говорил, тоже не понимают. Оно в той стороне.
   Я посмотрел в направлении, указанном проводником. Гору, у подножия которой мы остановились, разрезало несколько темных расселин. Одна казалась глубже остальных. Склон горы поднимался полого и весь порос лесом, только кое-где в темной зелени сосен виднелись проплешины. Хотя луны не было, светили звезды. В их свете я разглядел что-то белое над кронами сосен и далеко за ними. Похоже на кучевое облако.
   - Это Белая Сестра, - объяснил проводник, перехватив мой взгляд. - Она как раз за большой черной горой. Гора - единственная преграда на пути к ней.
   - Икстисихуатль! - воскликнул я, узнав снежную вершину. - Вы хотите сказать, что грабители ушли туда?
   - Ну, не так далеко. Иначе нам пришлось бы карабкаться наверх. Место, о котором я говорю, в темной расселине, которая прямо перед вами. В той же расселине, только пониже, я должен встретиться с их посыльным и отдать ему деньги. Поэтому я и считаю, что они в той хижине, о которой вам говорил.
   - Не повредит, если мы сходим туда?
   - Думаю, нет, - задумчиво ответил проводник; - Если мы их там не найдем, успеем до утра вернуться на место и действовать по прежнему плану. Но есть одно дело, до того, как доберемся. Придется подниматься, а последнюю четверть мили идти на своих двоих.
   - Неважно, - нетерпеливо ответил я. - Показывайте дорогу. Я отвечаю за себя и своих людей. Мы пойдем за вами.
   - Я не этого опасаюсь, - возразил "дон Сэмюэль Бруно". - Но не забудьте, капитан! - с обычной для янки осторожностью добавил он. - Я не сказал, что мы их там обязательно найдем. Только может быть. Но все равно стоит попытаться. Ведь такая милая девушка в руках бандитов. Ее нужно освободить любой ценой!
   Мне не нужно было спрашивать, кого он назвал "милой девушкой". Я и так догадывался, что это Долорес.
   - Ведите! - воскликнул я, пришпорил лошадь и отдал приказ: - Вперед!
   Глава XXXI
   МУЗЫКА В ЛЕСУ
   Еще не наступила полночь, когда мы съехали с Большой Национальной дороги и углубились в горы. Мы двигались курсом, почти параллельным прежнему. Примерно с милю мы шли по тропе, по которой с трудом мог бы проехать экипаж. Потом дорога сузилась, и нашему маленькому отряду пришлось разбиться на пары.
   Еще миля - и даже этот строй понадобилось растянуть. Тропа позволяла теперь передвигаться только цепочкой. А еще через милю путь стал невозможен для всадника.
   Я приказал остановиться.
   - Другой дороги нет? - спросил я у проводника, который протиснулся ко мне.
   - Для лошадей нет. Только пешеходная тропа. Выше по склону есть дорога для всадника, но она идет с противоположной стороны хребта - слева. Она соединяется с Национальной дорогой недалеко от того места, где остановили наш дилижанс. Поэтому я и заподозрил, что наши друзья в том доме.
   - Но почему мы не поехали по тому пути? Мы могли бы подъехать к самому дому.
   - Нет, не к дому. И с той стороны последние сто ярдов непроходимы для лошадей.
   - Но разве это все равно не лучше, чем оставлять лошадей здесь? Мне не нравится, что приходится спешивать людей. Тем более, что мы совершенно не знаем местность.
   - Есть и еще одна причина, - продолжал проводник, не обращая внимания на мое замечание.
   - Какая же?
   - Если они действительно в доме, то наверняка выставили караул. Часовой обязательно увидел бы нас. А с этой стороны, которая считается труднодоступной, мы можем подобраться к хижине незаметно.
   - Значит, вы предлагаете спешиться и идти дальше пешком?
   - Другого пути нет, капитан.
   - Далеко ли до разбойничьего логова?
   - Я был там только раз. Расстояние невелико, не больше шестисот ярдов. Но подъем довольно крутой.
   Мне не хотелось ссаживать людей и оставлять лошадей. Те, кого я отобрал, были, конечно, хороши и в пешей схватке, но я опасался, что нас могли заметить, когда мы продвигались по дороге внизу, и последовать за нами.
   На равнинах и в горах есть не только разбойники, но и герильерос. Иными словами, каждый крестьянин и мелкий землевладелец был в это время партизаном. Что, если соберется банда таких партизан и выследит нас? Они смогут беспрепятственно захватить двадцать американских лошадей. Это был бы позорный конец моей военной карьеры.
   У меня и мысли не было об отказе от дела. Это было бы еще большим позором. Я только хотел использовать менее рискованный план. Было решено, что мы с проводником поднимемся по ущелью вдвоем и проведем разведку у дома. Если разбойников там не окажется, избавим моих солдат от тяжелого подъема и разочарования. Если хозяева дома, тогда стоит нанести им визит в полную силу.
   Проводник считал, что если мы пойдем одни, соблюдая осторожность, то никакая опасность нам не грозит, В лесу достаточно укрытий. А если нас все же заметят, мы имеем все шансы вернуться к своим. Если нас будут преследовать, я подам сигнал и мои люди встретят нас на полпути.
   Со мной был сержант, который побывал во многих уголках земного шара. Ему приходилось сражаться с врагами и в лесу, и в прериях. И я знал, что на него можно положиться.
   Дав сержанту подробные инструкции, я спешился и вслед за "доном Сэмюэлем Бруно" двинулся в направлении лесной "хижины".
   Ночь была не темная. Тёмные ночи под небом южной Мексики вообще редкость! Луна еще не взошла, зато мириады звезд дарили свой мерцающий свет. Воздух был тих и неподвижен. Ни один листок не шелохнется. Малейший звук разносился на большое расстояние. Мы слышали блеяние овец на равнине внизу и крики птиц в зарослях осоки у берегов озера Чалко.
   Меньше света и больше шума для наших целей подошли бы гораздо лучше.
   Мы старались двигаться осторожно и незаметно. Тропа шла круто вверх, но подниматься по ней было нетрудно. Только иногда, там, где тропа взбиралась с террасы на террасу, требовались усилия и ловкость.
   Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дыхание и прислушаться.
   В одном месте мы задержались подольше. На плоской, похожей на столешницу террасе виднелись следы лошадиных копыт. Проводник указал на них, прошептав, что это и есть вторая дорога, о которой он говорил.
   Я склонился к следам. Все они оказались свежими, оставленными сегодня. Определить это мне помог опыт прерий.
   Дорога дальше стала легче и более открытой. Двести или триста ярдов она шла горизонтально, и мы могли идти без напряжения.
   Кучер неслышно двигался впереди, двигался медленно и со всеми предосторожностями. Я, следуя за ним, опять погрузился в невеселые размышления. Сумрачный полог леса был подходящей декорацией к моему траурному настроению. Мимо пролетела на мягких крыльях сова. Ее стоны казались насмешкой надо мной.
   Я почти поверил, что забыл Долорес Вилья-Сеньор или стал равнодушен к ее существованию. Какой самообман! Теперь я знал, что это не так. Долгие тяжелые переходы, затянувшиеся осады, полученные в боях раны, даже кокетливость чужих глаз - ничто не могло изгнать ее из моего сердца и моей памяти. Она по-прежнему царила там.
   Я видел, перед собой ее лицо в печальной тени деревьев, она виделась мне среди мерцающих звезд. Я не забыл ее, и в этот час понял, что никогда не забуду.
   Торопясь ей на помощь, я в то же время чувствовал себя так, будто радуюсь ее несчастью. Моя душа так погрязла в досаде и злости, так переполнилась жаждой мести! И не рыцарские побуждения вели меня вверх по склону Икстисихуатля, а только надежда унизить ту, что унизила меня.
   Голос Сэма Брауна прервал мои недостойные размышления. Он прошептал мне на ухо:
   - Слышите, капитан?
   - Что слышу?
   - Музыку.
   - Если вы называете крик ужасной совы...
   Жест проводника заставил меня замолчать. Он поднял руку, указывая пальцем вверх.
   - Прислушайтесь, - продолжал он. - Звенит гитара. Слышите? Кто-то смеется. Слышите? Если я не утратил слух, это женский голос!
   Последнее замечание привлекло мое внимание. Я прислушался. Да, звуки какого-то струнного инструмента, арфы или гитары, может быть, лютни. Потом мужской голос. Затем несколько негромких, но звонких и чистых звуков, какие может издать только женское горло.
   - Да, - машинально ответил я, - там музыка.
   - Более того, капитан, танцы.
   Я снова напряг слух и услышал шарканье ног в такт музыке, затем смех, радостные восклицания. Звуки веселья...
   - Это из хижины, - прошептал Сэм. - Там что-то происходит. Черт побери, да это фанданго...
   Его замечание сопровождалось более громкими звуками.
   К гитаре присоединилась скрипка. Слышался оживленный разговор. В этих звуках не было ничего похожего на оргию. Не такие звуки я ожидал услышать на кутеже разбойников. Скорее, так могли вести себя люди, гуляющие на пикнике; главное отличие заключалось в том, что праздник проходил ночью.
   - Это они, - прошептал кучер дилижанса. - Те самые. Кого мы ищем. Развлекаются. Капитан, мне кажется, девушки участвуют в веселье добровольно.
   Я не ответил на его слова, но сердце у меня болезненно сжалось.
   Все мысли о стратегии исчезли. Даже благоразумие на время оставило меня.
   Воспоминания о прошлом, мрачные воображаемые картины настоящего - все это сводило меня с ума. Та, кому я отдал свою страсть, высокую и святую, игрушка главаря шайки. Больше того, она стала ею по доброй воле,
   - Вперед! - Я схватил проводника за руку. - К дому. Посмотрим, что все это значит. Вперед! Опасности нет. Я могу позвать своих людей, и они будут здесь через десять минут. Если понадобится, мы сможем отступить. Вперед! Вперед! Я должен своими глазами увидеть, как низко она пала.
   Не вполне понимая причины, Сэм Браун подчинился моему приказу.
   Глава XXXII
   СВАДЬБА В ГОРАХ
   Мы поднялись на еще одну террасу, и нашему взору предстало массивное сооружение прямоугольной формы, одноэтажное, но с асотеей наверху, окруженной парапетом.
   Дом стоял на небольшой платформе, расположенной у основания крутого подъема. С двух сторон жилище было защищено утесами, обрывисто уходившими вниз. Рядом располагалась конюшня; между ней и подъемом - огороженный двор. Фасадом дом был обращен к открытому пространству впереди; отсюда начинался спуск, похожий на скат бруствера крепостного вала.
   Трудно найти лучшее место для разбойничьего притона. Враг не мог подойти с флангов; нападающие спереди должны миновать ровную площадку, по которой невозможно пройти незамеченным. Правда, можно подобраться с тыла, если спуститься с вершины сьерры, но там наверняка был выставлен караул.
   Мы неслышно приближались. Я увидел темную каменную стену с еще более темным пятном, указывающим на вход. По обе стороны от входа большие окна, из которых льются потоки света. Перед домом заброшенный сад, заросший сорняками и диким кустарником.
   Мы старались держаться под прикрытием ветвей и избегали двух желтых полос света. Оба окна, как принято в мексиканских жилищах, не застеклены, но были забраны прочными железными решетками. Ни ставней, ни занавесок; ничто не загораживает свет и не мешает заглянуть внутрь.
   Через несколько секунд, проведенных на лужайке, мы сумели расположиться так, чтобы рассмотреть происходящее в доме.
   Мы увидели грубо сколоченный стол, уставленный принадлежностями для пира. Простые тарелки, блюда и стаканы соседствовали с несколькими дорогими приборами. Обычные глиняные горшки - ольяс и вырезанные из дерева чашки стояли рядом с серебряными кубками и узкими бутылками, чьи изящные горлышки свидетельствовали о кларете или шампанском. Большие восковые свечи, похожие на церковные, были посажены в канделябры из кактуса или просто воткнуты в щели. На столе стояла только выпивка. Впрочем, из кухни доносился дразнящий запах жареного мяса и тушеных овощей; несколько смуглых, одетых в кожу девушек ходили взад и вперед, готовя ужин.
   Окна находились в разных помещениях. То, что напротив нас, выходило из столовой. А мне больше хотелось заглянуть в окно гостиной. Не для того, чтобы послушать музыку или увидеть танцы. И то, и другое уже какое-то время назад прекратилось. Вместо них мы слышали лишь один голос. Он принадлежал мужчине, звучал размеренно и торжественно. Судя по приготовлениям к грандиозному ужину, в гостиной должно присутствовать много людей. Будут ли они такими же разнородными, как посуда? Пока мы не могли сказать. Между двумя окнами громоздилась куча камней - по всей видимости, остатки разрушенного крыльца. Эта каменная груда мешала заглянуть в окно.
   Потребовалось немало усилий, чтобы оказаться в положении, удобном для наблюдений. Мы спрятались за кустами рододендронов, росших у окна столовой. Перед окном гостиной высилась огромная агава - "дерево пульке". Если бы нам удалось добраться до него, то, оставаясь под прикрытием густой листвы, мы смогли бы беспрепятственно наблюдать за происходящим в гостиной.
   Вопрос в том, как туда добраться незаметно. Пространство между рододендронами и "деревом пульке" было ровное, как ладонь. На него из окон падали две расширяющиеся полосы света.
   Мы не очень боялись, что нас заметят из гостиной. Поглощенные весельем, люди не станут выглядывать в окно. Но, сидя за кустами, мы заметили, что большие ворота открыты, и около них снуют слуги, казавшиеся в полумраке призраками, занятыми приготовлением какого-то адского пира. Они могли нас заметить. Риск был слишком велик. Если нас обнаружат, вряд ли нам удается уйти живыми.
   Оставался только один выход; отползти назад, на лужайку, пересечь ее в том месте, где свет совсем ослабевает, а потом вернуться вдоль края противоположного утеса. Какая жалость, что мы сразу не воспользовались этим маршрутом! Мне ужасно не хотелось терять время, но ничего не поделаешь. Попытка сберечь его могла привести к потере жизни, или во всяком случае к неудаче экспедиции.
   Еще десять минут, и мы стояли за толстым стволом гигантской агавы. Раздвинув листья, мы заглянули внутрь гостиной.
   Как я уже сказал, музыка к этому времени прекратилась. Смолкли разговоры и смех. Все это произошло, когда мы еще были за рододендронами.
   Вначале мы связали это с тем, что общество пригласили к столу. Но по-прежнему звучал размеренный мужской голос. Первый же взгляд в окно объяснил, почему прекратилась музыка и стихло веселье.
   В зале шла торжественная церемония. Это была церемония бракосочетания!
   Священник в серой сутане, свидетельствовавшей о его принадлежности к францисканцам, стоял посредине комнаты. В руке он держал книгу и, сверяясь по ней, проводил обряд по всем канонам католической церкви.
   Но мой взгляд задержался на нем лишь на секунду - я искал невесту и жениха. Представьте себе мое изумление, когда я узнал в женихе Франсиско Морено!
   Предчувствие подсказало мне, что невеста - Долорес Вилья-Сеньор!
   Лица ее я не видел. Она стояла спиной к окну. К тому же белый шарф, ниспадавший с головы до пояса, мешал разглядеть ее профиль. Но не могло быть сомнений в том, что это Долорес. Невозможно было не узнать эту великолепную фигуру. Конечно, это она стояла перед алтарем!
   Широкое пространство отделяло невесту от жениха. Я не видел, кто или что находится между ними. Это показалось мне немного странным; но я решил, что, возможно, таков местный обычай.
   За женихом были видны другие фигуры, мужчины в узнаваемых костюмах разбойников. Только Франсиско отличался от них одеждой. Он был в великолепном костюме. Но ведь он их главарь!
   Я с болью вспомнил некоторые его слова, когда мы разговаривали в Городе Ангелов. Как мягко осуждал он Карраско, каким терпимым казался к его злодеяниям! Он относился к бывшему капитану армии Санта Анны как к сопернику, а не как к грабителю и разбойнику!
   Дон Эусебио говорил только предположительно, считая Франсиско бандитом. Если бы он знал всю правду об искателе руки его дочери, его можно было бы простить за желание запрятать ее в монастыре.
   Невеста шла под венец по своему желанию, в этом невозможно было усомниться. Я вспомнил, что рассказал мне кучер: как девушка легко, без тени страха убегала в лес.
   Теперешнее поведение невесты объясняло это. Мне показалось, что даже в этот торжественный час она весела. Лица ее я по-прежнему не видел, но голову она держала высоко и уверенно, шарф на голове слегка дрожал. Как это не похоже на печальную, поникшую позу, которая свидетельствует о принуждении! Напротив, она казалась довольной и дрожала от радости!
   Тщетно было бы стараться описать мои чувства. На какое-то время я застыл неподвижно, как статуя, среди листьев агавы. Не отрываясь, я смотрел на церемонию. Мне начинало казаться, что я вижу сон!
   Но нет! Вот невеста и жених; вот священник, монотонно произносящий традиционные слова!
   Я услышал обещание "любить, беречь и почитать" и ответное обещание "любить, почитать и повиноваться" - все в соответствии с формулами католической церкви.