— Нет. Я все понял.
Она повесила трубку не попрощавшись, а я вернулся к пиву и газете. Но опасность загрязнения окружающей среды более не волновала меня, а пиво не доставляло удовольствия. Я старался вспомнить, сколько раз за последние четыре года мне приходилось заходить в телефонные будки, чтобы услышать вибрирующие от нервного напряжения голоса людей, желающих обменять украденное на деньги бывших владельцев. Они говорили шепотом, через носовые платки, иной раз с иностранным акцентом. Каждый из них предлагал свой вариант хитроумных указаний, призванных запутать всех и вся, за исключением автора.
Минусов в моей профессии хватало, но они компенсировались одним большим плюсом. И, чтобы еще раз убедиться в этом, я достал бумажник, вытащил чек и пару минут любовался им. А потом подошел к телефону и набрал номер. Когда на другом конце сняли трубку, попросил позвать лейтенанта Деметера. Он не заставил себя ждать.
— Отдел ограблений, лейтенант Деметер.
— Это Сент-Ив. Они позвонили. Женщина.
— Продолжайте.
— Они хотят, чтобы завтра утром я вернулся в Нью-Йорк и ожидал их нового звонка. Если они не позвонят мне домой, то в среду утром позвонят в телефон-автомат в вестибюле одного отеля.
— Она сказала что-нибудь насчет денег?
— Нет.
Деметер вздохнул.
— Ладно. Завтра я найду вам попутчиков.
— Кого?
— Скорее всего с бляхами нью-йоркской полиции. А может. ФБР. Дело, похоже, поднимается на федеральный уровень.
— Нет, — отрезал я.
— Что значит «нет»?
— То и значит. Меня наняли, чтобы выкупить шит. Если меня начнут сопровождать копы или фэбээровцы, щита мне не видать как своих ушей. Получив щит, я расскажу обо всем в мельчайших подробностях. Но до того я работаю один. Если такое не сочетается с вашими планами, пусть музей ищет другого посредника.
— Блестящая идея! — воскликнул Деметер. — Я полностью за, но вот другая сторона, насколько я слышал, возражает, так что мы обречены работать с вами.
— Тогда не мешайте мне.
Лейтенант помолчал.
— Ладно, Сент-Ив, мы принимаем ваши условия. Но если вас интересует мое мнение, впрочем, в этом я очень сомневаюсь, вы допускаете серьезную ошибку. И причина в том, что вы имеете дело с людьми, уже убившими одного парня. Возможно, они захотят довести счет до двух, да еще получить деньги в придачу.
— Сначала им нужно получить деньги, а уж потом добавлять к одному покойнику второго.
— Надеюсь, вы так же умны, как кажетесь самому себе.
— Не умен. Осторожен.
— Осторожен, — согласился Деметер. — Едва не забыл об этом.
— Что-нибудь еще?
— Да, один пустячок.
— Какой же?
— Жена ниггера.
— Что с ней?
— Больше мы не выжмем из нее никакой информации.
— Почему?
— Час назад она повесилась в камере. — И Деметер бросил трубку на рычаг.
Я как раз съел бифштекс, оказавшийся не таким вкусным, как обещало меню, и ожидал лифт, когда он возник рядом со мной, в розовато-лиловом пиджаке с восемью блестящими медными пуговицами, в кремовой рубашке и ярко-алом галстуке. А уж улыбка, та просто ослепляла.
— Если не ошибаюсь, мистер Сент-Ив? — И он поклонился мне в пояс. Поклон получился знатный, если учесть, что макушкой он едва не касался верхней перекладины дверного косяка кабины лифта, а в ширину занимал чуть ли не весь проем. Пока он кланялся, я обратил внимание на его светло-коричневые брюки и зеленые замшевые туфли с большими серебряными пряжками.
— Сент-Ив, — подтвердил я.
— Позвольте представиться. — Он вытащил из кармана кожаный бумажник, из него — визитную карточку и протянул ее мне. Два слова, написанные витиеватым шрифтом: «Консепшн Мбвато».
Мистер Мбвато отличался не только габаритами, но и цветом кожи: такого черного негра видеть мне еще не доводилось. Говорил он по-английски без малейшего акцента и не предложил обменяться рукопожатием.
— Чем я могу вам помочь, мистер Мбвато?
На его широком, без единой морщинки лице выделялись глаза, мягкие, даже грустные.
— Мне хотелось бы перекинуться с вами парой слов.
— О чем же?
— О щите Компорена.
Я кивнул.
— Хорошо. Где бы вы хотели поговорить? Здесь, в моем номере или в баре?
— Мне кажется, нам более всего подойдет ваш номер.
— Как вам будет угодно, — согласился я.
Когда мы поднялись в мой номер, я указал мистеру Мбвато на самое большое кресло. Он сел, облегченно вздохнул.
— Ужасно жаркий день. Даже для меня.
— Но вы привыкли к жаре?
Мбвато осветил улыбкой мой номер.
— Да, мистер Сент-Ив. Я действительно привык к жаре.
Я сел за письменный стол, на котором стоял телефонный автомат. Мбвато положил ногу на ногу и оценивающе оглядел комнату, словно собирался купить мебель. Я же закурил, ожидая, что он заговорит первым, поскольку инициатива нашей встречи исходила не от меня.
— Я из Брефу, — вероятно, эта короткая фраза все объясняла.
— Из Жандолы, — я хотел показать, что понял, о чем речь.
Мбвато покачал головой.
— Не из Жандолы, мистер Сент-Ив, — возразил он. — Из Компорена.
— У вас там возникли некоторые осложнения?
— Еще какие осложнения, и ситуация может значительно ухудшиться, прежде чем произойдет поворот к лучшей жизни.
— Это печальное известие.
— Печальное? Почему?
— Нет оправдания человеческим страданиям. А из того, что я читал или слышал, можно понять, что людям в вашей стране приходится несладко.
— В действительности все гораздо хуже, но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о моей стране. Меня интересует щит Компорена, который вы должны выкупить у воров по поручению исполнительного комитета музея Култера, откуда этот щит и украли.
— Вы, похоже, прекрасно осведомлены.
— Совершенно верно. Но не думайте, мистер Сент-Ив, что информация просочилась от тех лиц, с кем вы вели переговоры относительно выкупа щита. Нет-нет, нас держит в курсе высокопоставленный сотрудник посольства Жандолы.
— Понятно.
Мбвато наклонился вперед, уперевшись локтями в колена.
— Вам что-нибудь известно о щите Компорена, мистер Сент-Ив, помимо того, что вам поручено предложить за него двести пятьдесят тысяч долларов?
— Не так уж много. Я знаю, что он ярд в диаметре, весит шестьдесят восемь фунтов, является каким-то важным символом для обеих сторон: как для ваших людей, так и для центрального правительства Жандолы, и из-за него погиб не один человек.
— Один человек в Соединенных Штатах и более миллиона в моей стране, — пояснил Мбвато. — К сожалению, у этого щита кровавая история. Если мы заглянем в глубь столетий, то счет жизней пойдет на миллионы. Вы, похоже, понимаете, что щит Компорена — символ власти в моей стране. Его можно сравнить, хотя аналогия и не будет полной, с короной Англии. В сердцах моих соотечественников он занимает то же место, что и Декларация независимости в сердцах американцев. Но это еще не все. Щит — нечто большее, чем исторический документ. Щит — олицетворение легенды, которая бытует среди моего народа, придающего большое значение легендам. Причем в эту легенду верят не только жители Компорена, но и большинство, если не все жандольцы, и многие ужасные войны велись за право обладания щитом. Если говорить о щите Компорена как о символе, то для моего народа он вобрал в себя и корону Англии, и христианский крест, и Декларацию независимости. И я полагаю, — задумчиво добавил он, — что точно так же относятся к нему и жандольцы.
Он помолчал, должно быть, собираясь с мыслями, а затем его бас вновь заполнил комнату.
— Война идет для нас неудачно. Нам не хватает самого необходимого. Патронов, снарядов, оружия, горючего, еды. Особенно еды. Государство Компорена, а я заверяю вас, мистер Сент-Ив, у нас есть государство, признано лишь несколькими странами, главным образом африканскими, такими же бедными, как мы. Но есть шанс, и, должен сказать, неплохой шанс, что нас признают две ведущие европейские державы, а с признанием мы получим помощь, вооружение и продукты.
— Что это за державы?
— Как это ни странно, Франция и Германия.
— Действительно, странно.
— Полностью с вами согласен. Британия, разумеется, на стороне Жандолы, а ваша страна, можно сказать, умыла руки. Сохраняет нейтралитет, то есть фактически солидаризируется с политикой Англии. Что же касается России, то она поставляет оружие обеим сторонам: по тайным каналам — нам, открыто — Жандоле.
— Я этого не знал.
— Вы мне не верите? — В глазах его отразился упрек.
— Я этого не говорил. Просто не знал, какую роль играет в вашем конфликте Россия.
— Прошу простить. Знаете, слышишь одно, думаешь о другом. Надо держать себя в руках. Но позвольте продолжить, мистер Сент-Ив. Признание нашего государства со стороны Франции и Германии зиждется на нашей способности продолжать борьбу за независимость. Если мы продержимся еще месяц, максимум два, то признание и соответственно помощь нам обеспечены. Если мы продержимся!
— А у вас есть сомнения?
Мбвато покачал головой.
— Еды на месяц хватит, может, даже на два. Кто-то умрет от голода, но недоедание — давний спутник африканцев. И патронов хватит недель на пять. А при удаче — на шесть. У нас есть чем сражаться, мистер Сент-Ив. Вопрос в другом — есть ли у нас желание?
— А оно есть?
— Моральное состояние армии оставляет желать лучшего. Война продолжается уже девять месяцев, сопровождается многочисленными жертвами. В отличие от жандольцев мы, жители Компорена, народ веселый, мягкий, нам ближе радости жизни, а не война. Жандольцы всегда завидовали нам, потому что мы быстро учимся, впитываем в себя знания, как губка — воду. Кроме того, у нас самый высокий процент грамотности в Западной Африке. Мы сами ремонтируем грузовики, у нас есть свои инженеры, мы изготовляем велосипеды, строим радиостанции и обеспечиваем их работу. Мы способны на большее, значительно большее, потому что знания ценятся у нас превыше всего. Кажется, мы самый любопытный народ во всей Африке. Вопрос «почему?» не сходит с наших губ.
— Похоже, у вас прекрасные перспективы.
— Были и перспективы, но жандольцы помешали их осуществлению. Их чрезмерные требования привели к тому, что нам пришлось заявить об отделении и идти собственным путем. Я думаю, мы сможем добиться успеха, если, конечно, сохраним высокий моральный дух. Вот почему я прилетел в Соединенные Штаты и сейчас беседую с вами.
— Тут какая-то связь со щитом, не так ли?
— Да, мистер Сент-Ив.
— Какая же?
— Признаюсь честно и откровенно, мы сами намеревались выкрасть щит из музея. Один из моих соотечественников — блестящий инженер-электронщик, он нашел способ нейтрализовать систему сигнализации, используемую в музее. Видите ли, возвращение щита в Компорен укрепит моральный дух общества. Вдохнет в наш народ волю, возродит желание продолжить борьбу, не на два-три месяца, но до полной победы. Такое трудно осознать европейцу или американцу, но, уверяю вас, это чистая правда.
— Я верю вам. Когда вы собирались выкрасть щит?
— Вчера. В воскресенье.
— Но его украли раньше.
— Да. Мы узнали об этом сразу же, едва наш информатор из жандольского посольства смог добраться до телефона.
— Что ж, остается только сожалеть, что украли его не вы. Похоже, вы использовали бы его с максимальной пользой.
— Благодарю вас, мистер Сент-Ив, за столь теплые слова.
— Пустяки.
— А теперь мы подошли к сути проблемы. Мы будем всемерно стремиться к тому, чтобы заполучить щит. Во-первых, он поднимет наш боевой дух, а во-вторых, он по праву принадлежит Компорену, а не Жандоле. Как мне сообщили, за возвращение щита музею вы должны получить двадцать пять тысяч долларов. Я уполномочен предложить вам пятьдесят тысяч, если вы передадите щит нам. К моему великому сожалению, большего я предложить не могу. Это все, что нам удалось наскрести.
Мбвато откинулся на спинку кресла и одарил меня еще одной лучезарной улыбкой, словно мы заключили многомиллионную сделку и теперь можем удалиться от дел, проведя остаток дней на Мальорке или в каком-либо ином райском уголке.
Я улыбнулся в ответ и покачал головой.
— Извините, мистер Мбвато, но это совершенно невозможно. Я не могу нарушить мою договоренность с музеем.
Он пожал плечами, словно ожидая такой реакции, снова улыбнулся, встал.
— Я предчувствовал, что не услышу от вас ничего иного, мистер Сент-Ив, но не мог не попытаться. Думаю, вы понимаете.
— Пожалуй, что да.
Он двинулся к двери, великолепно одетый черный гигант с походкой победителя, прибывший из терпящей поражение страны. На пороге обернулся. Губы разошлись в широкой улыбке, но в глазах стояли грусть и тревога.
— Я хочу поблагодарить вас за вашу доброту, мистер Сент-Ив. Я не вижу лучшего способа, как предостеречь.
— Против чего?
— Перечисляя многочисленные добродетели жителей Компорена, я забыл упомянуть об одном нашем недостатке, хорошо известном всей Западной Африке, а особенно жандольцам.
— Каком же?
— Нас знают как самых искусных воров в мире.
Мы попытаемся добыть щит у воров, вы кравших его из музея. Если нам это не удастся, мы утащим его у вас. Спокойной ночи, мистер Сент-Ив.
Глава 6
Она повесила трубку не попрощавшись, а я вернулся к пиву и газете. Но опасность загрязнения окружающей среды более не волновала меня, а пиво не доставляло удовольствия. Я старался вспомнить, сколько раз за последние четыре года мне приходилось заходить в телефонные будки, чтобы услышать вибрирующие от нервного напряжения голоса людей, желающих обменять украденное на деньги бывших владельцев. Они говорили шепотом, через носовые платки, иной раз с иностранным акцентом. Каждый из них предлагал свой вариант хитроумных указаний, призванных запутать всех и вся, за исключением автора.
Минусов в моей профессии хватало, но они компенсировались одним большим плюсом. И, чтобы еще раз убедиться в этом, я достал бумажник, вытащил чек и пару минут любовался им. А потом подошел к телефону и набрал номер. Когда на другом конце сняли трубку, попросил позвать лейтенанта Деметера. Он не заставил себя ждать.
— Отдел ограблений, лейтенант Деметер.
— Это Сент-Ив. Они позвонили. Женщина.
— Продолжайте.
— Они хотят, чтобы завтра утром я вернулся в Нью-Йорк и ожидал их нового звонка. Если они не позвонят мне домой, то в среду утром позвонят в телефон-автомат в вестибюле одного отеля.
— Она сказала что-нибудь насчет денег?
— Нет.
Деметер вздохнул.
— Ладно. Завтра я найду вам попутчиков.
— Кого?
— Скорее всего с бляхами нью-йоркской полиции. А может. ФБР. Дело, похоже, поднимается на федеральный уровень.
— Нет, — отрезал я.
— Что значит «нет»?
— То и значит. Меня наняли, чтобы выкупить шит. Если меня начнут сопровождать копы или фэбээровцы, щита мне не видать как своих ушей. Получив щит, я расскажу обо всем в мельчайших подробностях. Но до того я работаю один. Если такое не сочетается с вашими планами, пусть музей ищет другого посредника.
— Блестящая идея! — воскликнул Деметер. — Я полностью за, но вот другая сторона, насколько я слышал, возражает, так что мы обречены работать с вами.
— Тогда не мешайте мне.
Лейтенант помолчал.
— Ладно, Сент-Ив, мы принимаем ваши условия. Но если вас интересует мое мнение, впрочем, в этом я очень сомневаюсь, вы допускаете серьезную ошибку. И причина в том, что вы имеете дело с людьми, уже убившими одного парня. Возможно, они захотят довести счет до двух, да еще получить деньги в придачу.
— Сначала им нужно получить деньги, а уж потом добавлять к одному покойнику второго.
— Надеюсь, вы так же умны, как кажетесь самому себе.
— Не умен. Осторожен.
— Осторожен, — согласился Деметер. — Едва не забыл об этом.
— Что-нибудь еще?
— Да, один пустячок.
— Какой же?
— Жена ниггера.
— Что с ней?
— Больше мы не выжмем из нее никакой информации.
— Почему?
— Час назад она повесилась в камере. — И Деметер бросил трубку на рычаг.
Я как раз съел бифштекс, оказавшийся не таким вкусным, как обещало меню, и ожидал лифт, когда он возник рядом со мной, в розовато-лиловом пиджаке с восемью блестящими медными пуговицами, в кремовой рубашке и ярко-алом галстуке. А уж улыбка, та просто ослепляла.
— Если не ошибаюсь, мистер Сент-Ив? — И он поклонился мне в пояс. Поклон получился знатный, если учесть, что макушкой он едва не касался верхней перекладины дверного косяка кабины лифта, а в ширину занимал чуть ли не весь проем. Пока он кланялся, я обратил внимание на его светло-коричневые брюки и зеленые замшевые туфли с большими серебряными пряжками.
— Сент-Ив, — подтвердил я.
— Позвольте представиться. — Он вытащил из кармана кожаный бумажник, из него — визитную карточку и протянул ее мне. Два слова, написанные витиеватым шрифтом: «Консепшн Мбвато».
Мистер Мбвато отличался не только габаритами, но и цветом кожи: такого черного негра видеть мне еще не доводилось. Говорил он по-английски без малейшего акцента и не предложил обменяться рукопожатием.
— Чем я могу вам помочь, мистер Мбвато?
На его широком, без единой морщинки лице выделялись глаза, мягкие, даже грустные.
— Мне хотелось бы перекинуться с вами парой слов.
— О чем же?
— О щите Компорена.
Я кивнул.
— Хорошо. Где бы вы хотели поговорить? Здесь, в моем номере или в баре?
— Мне кажется, нам более всего подойдет ваш номер.
— Как вам будет угодно, — согласился я.
Когда мы поднялись в мой номер, я указал мистеру Мбвато на самое большое кресло. Он сел, облегченно вздохнул.
— Ужасно жаркий день. Даже для меня.
— Но вы привыкли к жаре?
Мбвато осветил улыбкой мой номер.
— Да, мистер Сент-Ив. Я действительно привык к жаре.
Я сел за письменный стол, на котором стоял телефонный автомат. Мбвато положил ногу на ногу и оценивающе оглядел комнату, словно собирался купить мебель. Я же закурил, ожидая, что он заговорит первым, поскольку инициатива нашей встречи исходила не от меня.
— Я из Брефу, — вероятно, эта короткая фраза все объясняла.
— Из Жандолы, — я хотел показать, что понял, о чем речь.
Мбвато покачал головой.
— Не из Жандолы, мистер Сент-Ив, — возразил он. — Из Компорена.
— У вас там возникли некоторые осложнения?
— Еще какие осложнения, и ситуация может значительно ухудшиться, прежде чем произойдет поворот к лучшей жизни.
— Это печальное известие.
— Печальное? Почему?
— Нет оправдания человеческим страданиям. А из того, что я читал или слышал, можно понять, что людям в вашей стране приходится несладко.
— В действительности все гораздо хуже, но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о моей стране. Меня интересует щит Компорена, который вы должны выкупить у воров по поручению исполнительного комитета музея Култера, откуда этот щит и украли.
— Вы, похоже, прекрасно осведомлены.
— Совершенно верно. Но не думайте, мистер Сент-Ив, что информация просочилась от тех лиц, с кем вы вели переговоры относительно выкупа щита. Нет-нет, нас держит в курсе высокопоставленный сотрудник посольства Жандолы.
— Понятно.
Мбвато наклонился вперед, уперевшись локтями в колена.
— Вам что-нибудь известно о щите Компорена, мистер Сент-Ив, помимо того, что вам поручено предложить за него двести пятьдесят тысяч долларов?
— Не так уж много. Я знаю, что он ярд в диаметре, весит шестьдесят восемь фунтов, является каким-то важным символом для обеих сторон: как для ваших людей, так и для центрального правительства Жандолы, и из-за него погиб не один человек.
— Один человек в Соединенных Штатах и более миллиона в моей стране, — пояснил Мбвато. — К сожалению, у этого щита кровавая история. Если мы заглянем в глубь столетий, то счет жизней пойдет на миллионы. Вы, похоже, понимаете, что щит Компорена — символ власти в моей стране. Его можно сравнить, хотя аналогия и не будет полной, с короной Англии. В сердцах моих соотечественников он занимает то же место, что и Декларация независимости в сердцах американцев. Но это еще не все. Щит — нечто большее, чем исторический документ. Щит — олицетворение легенды, которая бытует среди моего народа, придающего большое значение легендам. Причем в эту легенду верят не только жители Компорена, но и большинство, если не все жандольцы, и многие ужасные войны велись за право обладания щитом. Если говорить о щите Компорена как о символе, то для моего народа он вобрал в себя и корону Англии, и христианский крест, и Декларацию независимости. И я полагаю, — задумчиво добавил он, — что точно так же относятся к нему и жандольцы.
Он помолчал, должно быть, собираясь с мыслями, а затем его бас вновь заполнил комнату.
— Война идет для нас неудачно. Нам не хватает самого необходимого. Патронов, снарядов, оружия, горючего, еды. Особенно еды. Государство Компорена, а я заверяю вас, мистер Сент-Ив, у нас есть государство, признано лишь несколькими странами, главным образом африканскими, такими же бедными, как мы. Но есть шанс, и, должен сказать, неплохой шанс, что нас признают две ведущие европейские державы, а с признанием мы получим помощь, вооружение и продукты.
— Что это за державы?
— Как это ни странно, Франция и Германия.
— Действительно, странно.
— Полностью с вами согласен. Британия, разумеется, на стороне Жандолы, а ваша страна, можно сказать, умыла руки. Сохраняет нейтралитет, то есть фактически солидаризируется с политикой Англии. Что же касается России, то она поставляет оружие обеим сторонам: по тайным каналам — нам, открыто — Жандоле.
— Я этого не знал.
— Вы мне не верите? — В глазах его отразился упрек.
— Я этого не говорил. Просто не знал, какую роль играет в вашем конфликте Россия.
— Прошу простить. Знаете, слышишь одно, думаешь о другом. Надо держать себя в руках. Но позвольте продолжить, мистер Сент-Ив. Признание нашего государства со стороны Франции и Германии зиждется на нашей способности продолжать борьбу за независимость. Если мы продержимся еще месяц, максимум два, то признание и соответственно помощь нам обеспечены. Если мы продержимся!
— А у вас есть сомнения?
Мбвато покачал головой.
— Еды на месяц хватит, может, даже на два. Кто-то умрет от голода, но недоедание — давний спутник африканцев. И патронов хватит недель на пять. А при удаче — на шесть. У нас есть чем сражаться, мистер Сент-Ив. Вопрос в другом — есть ли у нас желание?
— А оно есть?
— Моральное состояние армии оставляет желать лучшего. Война продолжается уже девять месяцев, сопровождается многочисленными жертвами. В отличие от жандольцев мы, жители Компорена, народ веселый, мягкий, нам ближе радости жизни, а не война. Жандольцы всегда завидовали нам, потому что мы быстро учимся, впитываем в себя знания, как губка — воду. Кроме того, у нас самый высокий процент грамотности в Западной Африке. Мы сами ремонтируем грузовики, у нас есть свои инженеры, мы изготовляем велосипеды, строим радиостанции и обеспечиваем их работу. Мы способны на большее, значительно большее, потому что знания ценятся у нас превыше всего. Кажется, мы самый любопытный народ во всей Африке. Вопрос «почему?» не сходит с наших губ.
— Похоже, у вас прекрасные перспективы.
— Были и перспективы, но жандольцы помешали их осуществлению. Их чрезмерные требования привели к тому, что нам пришлось заявить об отделении и идти собственным путем. Я думаю, мы сможем добиться успеха, если, конечно, сохраним высокий моральный дух. Вот почему я прилетел в Соединенные Штаты и сейчас беседую с вами.
— Тут какая-то связь со щитом, не так ли?
— Да, мистер Сент-Ив.
— Какая же?
— Признаюсь честно и откровенно, мы сами намеревались выкрасть щит из музея. Один из моих соотечественников — блестящий инженер-электронщик, он нашел способ нейтрализовать систему сигнализации, используемую в музее. Видите ли, возвращение щита в Компорен укрепит моральный дух общества. Вдохнет в наш народ волю, возродит желание продолжить борьбу, не на два-три месяца, но до полной победы. Такое трудно осознать европейцу или американцу, но, уверяю вас, это чистая правда.
— Я верю вам. Когда вы собирались выкрасть щит?
— Вчера. В воскресенье.
— Но его украли раньше.
— Да. Мы узнали об этом сразу же, едва наш информатор из жандольского посольства смог добраться до телефона.
— Что ж, остается только сожалеть, что украли его не вы. Похоже, вы использовали бы его с максимальной пользой.
— Благодарю вас, мистер Сент-Ив, за столь теплые слова.
— Пустяки.
— А теперь мы подошли к сути проблемы. Мы будем всемерно стремиться к тому, чтобы заполучить щит. Во-первых, он поднимет наш боевой дух, а во-вторых, он по праву принадлежит Компорену, а не Жандоле. Как мне сообщили, за возвращение щита музею вы должны получить двадцать пять тысяч долларов. Я уполномочен предложить вам пятьдесят тысяч, если вы передадите щит нам. К моему великому сожалению, большего я предложить не могу. Это все, что нам удалось наскрести.
Мбвато откинулся на спинку кресла и одарил меня еще одной лучезарной улыбкой, словно мы заключили многомиллионную сделку и теперь можем удалиться от дел, проведя остаток дней на Мальорке или в каком-либо ином райском уголке.
Я улыбнулся в ответ и покачал головой.
— Извините, мистер Мбвато, но это совершенно невозможно. Я не могу нарушить мою договоренность с музеем.
Он пожал плечами, словно ожидая такой реакции, снова улыбнулся, встал.
— Я предчувствовал, что не услышу от вас ничего иного, мистер Сент-Ив, но не мог не попытаться. Думаю, вы понимаете.
— Пожалуй, что да.
Он двинулся к двери, великолепно одетый черный гигант с походкой победителя, прибывший из терпящей поражение страны. На пороге обернулся. Губы разошлись в широкой улыбке, но в глазах стояли грусть и тревога.
— Я хочу поблагодарить вас за вашу доброту, мистер Сент-Ив. Я не вижу лучшего способа, как предостеречь.
— Против чего?
— Перечисляя многочисленные добродетели жителей Компорена, я забыл упомянуть об одном нашем недостатке, хорошо известном всей Западной Африке, а особенно жандольцам.
— Каком же?
— Нас знают как самых искусных воров в мире.
Мы попытаемся добыть щит у воров, вы кравших его из музея. Если нам это не удастся, мы утащим его у вас. Спокойной ночи, мистер Сент-Ив.
Глава 6
Когда-нибудь я буду жить в собственном доме на окраине, с лужайкой, которую придется выкашивать, дорожкой, с которой сам буду сгребать снег, и соседской женой, которая будет запрыгивать ко мне в постель за сорок пять минут до того, как забрать детей из школы. Все это, как и смерть, ждут меня в будущем отдаленном или не очень — и первое и второе вызывает у меня легкую дрожь, а пока я продолжаю жить в разваливающемся центре города, стараясь не лезть в чужие дела, но и не допускать никого в свои.
И уже почти три года моим домом стал отель «Аделфи» — с небольшим числом постояльцев, с приемлемыми ценами, где в меру заботятся о тех, кто регулярно платит за проживание. Мне достался номер «люкс», отличающийся от остальных крохотной кухонькой и повышенной на пятьдесят процентов стоимостью. Помимо каждодневной уборки, отель «Аделфи» предлагает ресторан и бар, почему-то не упомянутые в путеводителях по Нью-Йорку, табачный и газетный киоски и коммутатор, выполняющий функции телефонной службы. То есть, если постояльцу отеля трижды звонили в его отсутствие, телефонистка обязательно назовет ему фамилию хотя бы одного из звонивших.
Из Вашингтона самолет прибыл с сорокапятиминутным опозданием. До «Аделфи» я добрался на такси и еще не успел распаковать чемоданы, как зазвонил телефон. Майрон Грин хотел знать, что произошло в Вашингтоне.
— Вашингтонские копы полагают, что у грабителей был свой человек в музее, и этого человека уже убили. А его жена повесилась. Оба сидели на игле. Ежедневно потребляли героина на сто пятьдесят долларов каждый. Таково мнение полиции.
— О Господи, — ахнул Грин.
— Это только цветочки. Самое интересное впереди.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Мне позвонила женщина, сказав, что представляет воров. Кто-то позвонит мне сюда сегодня или завтра. А потом ко мне заглянул Консепшн Мбвато, полномочный представитель государства Компорен, законного, по его словам, владельца щита. Он предложил мне пятьдесят тысяч долларов, если я отдам шит ему, получив его от воров. Я отклонил это предложение, должен признать, с неохотой, и тогда он пообещал выкрасть щит — если не у тех, у кого он сейчас находится, то у меня. Я приглашал Фрэнсис Уинго на коктейль, но она отказалась.
— Ты лучше пошли мне чек, а я позабочусь о том, чтобы деньги перевели на твой счет.
— Если у них есть марки.
— У кого?
— В газетном киоске.
— Ты опять шутишь. Такое случается с тобой, когда ты нервничаешь.
— Придется принять что-нибудь успокоительное. Пожалуй, заодно с марками куплю и сигару. Курение расслабляет.
— Что ты намерен делать?
— Ждать звонка.
— А что говорит вашингтонская полиция?
— У них сложилось впечатление, что я зарабатываю слишком много.
— Они полагают, что щит выкрали профессионалы?
— Я даже не спрашивал. И так ясно, что работали не дилетанты. Убийство охранника я трактую двояко. Первое — они профессионалы. Второе — ты запросил слишком мало за мои услуги.
— Еще не поздно поговорить об увеличении общей суммы вознаграждения, учитывая изменившуюся ситуацию. Во всяком случае, я могу попробовать.
— Пожалуйста, займись этим.
— А твои планы?
— Я же сказал, буду сидеть у телефона. Потом попытаюсь выяснить, а вдруг кто-нибудь да что-то знает. Ворам известно, кто я такой. Значит, они выходили на одного из моих знакомых. А раз они из тех, кто стреляет людям в затылок, возможно, и мне удастся установить их личности.
Майрон Грин помолчал.
— Неплохая идея. При условии, что она ни в коей мере не помешает переговорам по обмену щита на деньги.
— Если я выясню, что имею дело с теми, кто не оставляет свидетелей, никаких переговоров не будет. Переговоры, заканчивающиеся выстрелом в упор, мне не по нутру.
— Конечно, конечно. Я не об этом.
— О том, что тебе нужны две с половиной тысячи долларов?
— Нет, черт побери, не нужны мне эти две с половиной тысячи, а если ты думаешь, что моя доля слишком велика, в этот раз я не возьму с тебя ни цента.
— Успокойся, Майрон. Ты же астматик, тебе нельзя волноваться.
— К черту мою астму, Сент-Ив, — по фамилии Майрон Грин называл меня только в состоянии крайнего возбуждения.
— Что тебя гложет? — поинтересовался я.
— Сегодня утром мне звонили из Вашингтона.
— Фрэнсис Уинго?
— Нет. Из государственного департамента.
— И что они хотят?
— Они, вернее помощник заместителя секретаря по африканским делам, некий мистер Литтмен Кокс, хотят, чтобы щит был возвращен Жандоле. Этот мистер Кокс, надеюсь, я правильно расслышал его должность, — помощник заместителя секретаря, пожелал узнать, не может ли государственный департамент чем-нибудь помочь.
— Как? — поинтересовался я.
— Именно этот вопрос я ему и задал. Он предложил подключить к этому делу ФБР.
— Что ты ему сказал, Майрон?
— Брось этот тон, Сент-Ив. Я заверил его, что в этом нет абсолютно никакой необходимости, что мы привыкли работать в одиночку и, если он действительно хочет помочь, пусть позаботится о том, чтобы ФБР держалось в стороне до получения щита музеем.
Я решил, что Майрону Грину пришелся по душе звонок из госдепа. А еще больше понравился ему отказ от помощи. Тем самым он уже причислял себя к главным действующим лицам, отсюда и местоимение «мы».
— Что еще сказал помощник заместителя секретаря по африканским делам после того, как ты отверг его помощь?
— Он продолжал долдонить, что мое положение не позволяет мне оценить политическое значение щита Компорена, а его возвращение... я даже записал эту фразу, «станет краеугольным камнем будущих отношений между Жандолой и Соединенными Штатами». Как тебе это нравится?
— Последнее лишь означает, что Штаты солидаризируются с Британией и не хотят, чтобы Франция и Германия оказывали помощь Компорену.
— Откуда тебе это известно? — удивился Майрон Грин.
— Меня просветил Консепшн Мбвато.
— Понятно, — по голосу чувствовалось, что ничего-то ему не понятно. — Короче, я дал ему от ворот поворот и предупредил, что мы умоем руки, если в дело вмешается ФБР.
Когда он положил трубку, я позвонил и попросил Эдди, дневного коридорного, принести мне сандвич с бифштексом и стакан молока.
— Бифштекс сегодня так себе, — ответил Эдди.
— А как сегодня ливерная колбаса?
— Колбаса хорошая.
— Тогда неси сандвич с ливерной колбасой.
Дожидаясь Эдди, я расписался на обороте чека, положил чек в конверт и адресовал его Майрону Грину. Когда же Эдди принес сандвич, я заплатил за него и дал Эдди два доллара, чтобы поставить на лошадь, которую я выбрал в самолете, и письмо.
— У них опять нет шестицентовых марок, — предупредил Эдди, — но у меня завалялись несколько штук.
— Во сколько они мне обойдутся?
— По десять центов штука.
— Наклей на письмо одну, — я дал ему десять центов. Вот почему я так люблю Нью-Йорк. Сосед никогда не откажет в помощи. Правда, не без выгоды для себя.
Я съел сандвич и остаток дня провел в ожидании телефонного звонка, читая детектив, купленный в вашингтонском аэропорту, — об агенте ЦРУ, который два года болтался по Китаю, отравляя источники питьевой воды.
К шести часам телефон так и не зазвонил, но я подождал еще пятнадцать минут, прежде чем набрать номер.
— Авторемонтная мастерская «От А до Я», — ответил мужской голос.
— Мне нужен Паризи.
— Кто?
— Паризи, — отчетливо произнес я. — Джонни Паризи.
— Такого здесь нет.
— Скажите ему, что звонит Филип Сент-Ив.
— Сент-... кто?
— Ив. Повторить по буквам?
— Сейчас погляжу.
Через пару минут трубку взял Паризи.
— Привет, Везунчик.
— Мне понравился твой новый секретарь.
— Ты о Джое? Что-то в нем есть, не так ли?
— Полностью с тобой согласен.
— Между прочим, вернувшись от тебя в субботу, я понял, что проигрался в пух. Вечер обошелся мне в девятьсот баксов, и большая их часть перекочевала к Огдену.
— Ему нужны деньги. В следующем месяце его дочь идет в колледж.
— Черта с два. Он столько заколачивает, что может отправить в колледж дюжину дочерей, причем это никак не отразится на его бюджете.
— Таких богачей просто нет, — возразил я.
— Может, ты и прав, — не стал спорить Паризи. — Все было по-другому, когда мы учились в колледже. Не понимаю я нынешнюю молодежь. Вечно орут, бунтуют, чего-то требуют.
— Они просто другие.
— Им слишком легко достаются деньги, — определил причину Паризи.
— Ты сможешь пообедать со мной сегодня? — сменил я тему.
— В десять у меня встреча с одним парнем.
— Подъезжай к восьми, и я угощу тебя бифштексом.
— У «Доминика»?
Я вздохнул. «Доминик» означал, что мне придется выложить за обед сорок долларов.
— У «Доминика».
— Идет. В восемь часов.
Я уже собрался попрощаться, когда он спросил:
— Ты снова работаешь, не так ли?
— Работаю, — подтвердил я.
— Я так и понял. — И он положил трубку.
И теперь в «Доминике» вновь царили тишина и покой, цены остались астрономическими, шеф-повар сиял от счастья, а ресторан выполнял первоначальную задачу — приносить владельцам убытки, чтобы хоть как-то прикрыть прибыли от других, не столь респектабельных предприятий.
Паризи уже сидел за столом, жуя стебелек сельдерея, когда я вошел в ресторан в самом начале девятого.
— Пытаюсь бросить курить, — пояснил он. — Говорят, что сельдерей помогает этому.
— Удачи тебе. — И я поднес зажигалку к сигарете.
— О, черт. — Паризи выудил из кармана янтарный мундштук. — Одолжи мне сигарету. Курить брошу завтра.
Мы заказали по мартини, затем углубились в изучение меню.
— Ты голоден? — осведомился Паризи.
— Пожалуй, что да.
— Я тоже. Пришлось пропустить ленч. Закажем жареное мясо?
Жареное мясо стоило двадцать семь с половиной долларов.
— Нет возражений.
Паризи широко улыбнулся, не вынимая изо рта мундштук.
— Как я и говорил, я голоден.
Паризи долго объяснял официанту, разумеется, на итальянском, как жарить мясо, что положить в салат, какое подать вино. Я оглядел наполовину пустой зал. Ниша, в которой принимал гостей киноактер, отпугивала темнотой, и я подумал, что со временем в ней следовало бы устроить храм экранного дива. В ожидании главного блюда мы с Паризи говорили о покере и потягивали мартини.
— Этот Уиздом в прошлую субботу тоже проигрался. — Паризи попросил у меня еще одну сигарету.
— Он может себе это позволить.
— Сколько ему оставила бабушка, пять миллионов?
— Семь, но они вложены в фонд, и он должен жить на проценты.
— И сколько ему причитается?
— Если исходить из пяти процентов, то 350 тысяч в год, но, возможно, процентная ставка еще выше.
— О Господи, при таких деньгах он мог бы одеваться получше. — Паризи ценил в людях опрятность.
— Наоборот, с такими деньгами он может позволить себе оставаться разгильдяем, — возразил я.
Паризи кивнул, не то чтобы соглашаясь со мной, но показывая, что он распорядился бы этими деньгами лучше, чем Парк Тайлер Уиздом Третий, ходивший по городу в кроссовках и футболке.
— А чем он занимается? — спросил Паризи. — Не играет же он целыми днями в покер?
И уже почти три года моим домом стал отель «Аделфи» — с небольшим числом постояльцев, с приемлемыми ценами, где в меру заботятся о тех, кто регулярно платит за проживание. Мне достался номер «люкс», отличающийся от остальных крохотной кухонькой и повышенной на пятьдесят процентов стоимостью. Помимо каждодневной уборки, отель «Аделфи» предлагает ресторан и бар, почему-то не упомянутые в путеводителях по Нью-Йорку, табачный и газетный киоски и коммутатор, выполняющий функции телефонной службы. То есть, если постояльцу отеля трижды звонили в его отсутствие, телефонистка обязательно назовет ему фамилию хотя бы одного из звонивших.
Из Вашингтона самолет прибыл с сорокапятиминутным опозданием. До «Аделфи» я добрался на такси и еще не успел распаковать чемоданы, как зазвонил телефон. Майрон Грин хотел знать, что произошло в Вашингтоне.
— Вашингтонские копы полагают, что у грабителей был свой человек в музее, и этого человека уже убили. А его жена повесилась. Оба сидели на игле. Ежедневно потребляли героина на сто пятьдесят долларов каждый. Таково мнение полиции.
— О Господи, — ахнул Грин.
— Это только цветочки. Самое интересное впереди.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Мне позвонила женщина, сказав, что представляет воров. Кто-то позвонит мне сюда сегодня или завтра. А потом ко мне заглянул Консепшн Мбвато, полномочный представитель государства Компорен, законного, по его словам, владельца щита. Он предложил мне пятьдесят тысяч долларов, если я отдам шит ему, получив его от воров. Я отклонил это предложение, должен признать, с неохотой, и тогда он пообещал выкрасть щит — если не у тех, у кого он сейчас находится, то у меня. Я приглашал Фрэнсис Уинго на коктейль, но она отказалась.
— Ты лучше пошли мне чек, а я позабочусь о том, чтобы деньги перевели на твой счет.
— Если у них есть марки.
— У кого?
— В газетном киоске.
— Ты опять шутишь. Такое случается с тобой, когда ты нервничаешь.
— Придется принять что-нибудь успокоительное. Пожалуй, заодно с марками куплю и сигару. Курение расслабляет.
— Что ты намерен делать?
— Ждать звонка.
— А что говорит вашингтонская полиция?
— У них сложилось впечатление, что я зарабатываю слишком много.
— Они полагают, что щит выкрали профессионалы?
— Я даже не спрашивал. И так ясно, что работали не дилетанты. Убийство охранника я трактую двояко. Первое — они профессионалы. Второе — ты запросил слишком мало за мои услуги.
— Еще не поздно поговорить об увеличении общей суммы вознаграждения, учитывая изменившуюся ситуацию. Во всяком случае, я могу попробовать.
— Пожалуйста, займись этим.
— А твои планы?
— Я же сказал, буду сидеть у телефона. Потом попытаюсь выяснить, а вдруг кто-нибудь да что-то знает. Ворам известно, кто я такой. Значит, они выходили на одного из моих знакомых. А раз они из тех, кто стреляет людям в затылок, возможно, и мне удастся установить их личности.
Майрон Грин помолчал.
— Неплохая идея. При условии, что она ни в коей мере не помешает переговорам по обмену щита на деньги.
— Если я выясню, что имею дело с теми, кто не оставляет свидетелей, никаких переговоров не будет. Переговоры, заканчивающиеся выстрелом в упор, мне не по нутру.
— Конечно, конечно. Я не об этом.
— О том, что тебе нужны две с половиной тысячи долларов?
— Нет, черт побери, не нужны мне эти две с половиной тысячи, а если ты думаешь, что моя доля слишком велика, в этот раз я не возьму с тебя ни цента.
— Успокойся, Майрон. Ты же астматик, тебе нельзя волноваться.
— К черту мою астму, Сент-Ив, — по фамилии Майрон Грин называл меня только в состоянии крайнего возбуждения.
— Что тебя гложет? — поинтересовался я.
— Сегодня утром мне звонили из Вашингтона.
— Фрэнсис Уинго?
— Нет. Из государственного департамента.
— И что они хотят?
— Они, вернее помощник заместителя секретаря по африканским делам, некий мистер Литтмен Кокс, хотят, чтобы щит был возвращен Жандоле. Этот мистер Кокс, надеюсь, я правильно расслышал его должность, — помощник заместителя секретаря, пожелал узнать, не может ли государственный департамент чем-нибудь помочь.
— Как? — поинтересовался я.
— Именно этот вопрос я ему и задал. Он предложил подключить к этому делу ФБР.
— Что ты ему сказал, Майрон?
— Брось этот тон, Сент-Ив. Я заверил его, что в этом нет абсолютно никакой необходимости, что мы привыкли работать в одиночку и, если он действительно хочет помочь, пусть позаботится о том, чтобы ФБР держалось в стороне до получения щита музеем.
Я решил, что Майрону Грину пришелся по душе звонок из госдепа. А еще больше понравился ему отказ от помощи. Тем самым он уже причислял себя к главным действующим лицам, отсюда и местоимение «мы».
— Что еще сказал помощник заместителя секретаря по африканским делам после того, как ты отверг его помощь?
— Он продолжал долдонить, что мое положение не позволяет мне оценить политическое значение щита Компорена, а его возвращение... я даже записал эту фразу, «станет краеугольным камнем будущих отношений между Жандолой и Соединенными Штатами». Как тебе это нравится?
— Последнее лишь означает, что Штаты солидаризируются с Британией и не хотят, чтобы Франция и Германия оказывали помощь Компорену.
— Откуда тебе это известно? — удивился Майрон Грин.
— Меня просветил Консепшн Мбвато.
— Понятно, — по голосу чувствовалось, что ничего-то ему не понятно. — Короче, я дал ему от ворот поворот и предупредил, что мы умоем руки, если в дело вмешается ФБР.
Когда он положил трубку, я позвонил и попросил Эдди, дневного коридорного, принести мне сандвич с бифштексом и стакан молока.
— Бифштекс сегодня так себе, — ответил Эдди.
— А как сегодня ливерная колбаса?
— Колбаса хорошая.
— Тогда неси сандвич с ливерной колбасой.
Дожидаясь Эдди, я расписался на обороте чека, положил чек в конверт и адресовал его Майрону Грину. Когда же Эдди принес сандвич, я заплатил за него и дал Эдди два доллара, чтобы поставить на лошадь, которую я выбрал в самолете, и письмо.
— У них опять нет шестицентовых марок, — предупредил Эдди, — но у меня завалялись несколько штук.
— Во сколько они мне обойдутся?
— По десять центов штука.
— Наклей на письмо одну, — я дал ему десять центов. Вот почему я так люблю Нью-Йорк. Сосед никогда не откажет в помощи. Правда, не без выгоды для себя.
Я съел сандвич и остаток дня провел в ожидании телефонного звонка, читая детектив, купленный в вашингтонском аэропорту, — об агенте ЦРУ, который два года болтался по Китаю, отравляя источники питьевой воды.
К шести часам телефон так и не зазвонил, но я подождал еще пятнадцать минут, прежде чем набрать номер.
— Авторемонтная мастерская «От А до Я», — ответил мужской голос.
— Мне нужен Паризи.
— Кто?
— Паризи, — отчетливо произнес я. — Джонни Паризи.
— Такого здесь нет.
— Скажите ему, что звонит Филип Сент-Ив.
— Сент-... кто?
— Ив. Повторить по буквам?
— Сейчас погляжу.
Через пару минут трубку взял Паризи.
— Привет, Везунчик.
— Мне понравился твой новый секретарь.
— Ты о Джое? Что-то в нем есть, не так ли?
— Полностью с тобой согласен.
— Между прочим, вернувшись от тебя в субботу, я понял, что проигрался в пух. Вечер обошелся мне в девятьсот баксов, и большая их часть перекочевала к Огдену.
— Ему нужны деньги. В следующем месяце его дочь идет в колледж.
— Черта с два. Он столько заколачивает, что может отправить в колледж дюжину дочерей, причем это никак не отразится на его бюджете.
— Таких богачей просто нет, — возразил я.
— Может, ты и прав, — не стал спорить Паризи. — Все было по-другому, когда мы учились в колледже. Не понимаю я нынешнюю молодежь. Вечно орут, бунтуют, чего-то требуют.
— Они просто другие.
— Им слишком легко достаются деньги, — определил причину Паризи.
— Ты сможешь пообедать со мной сегодня? — сменил я тему.
— В десять у меня встреча с одним парнем.
— Подъезжай к восьми, и я угощу тебя бифштексом.
— У «Доминика»?
Я вздохнул. «Доминик» означал, что мне придется выложить за обед сорок долларов.
— У «Доминика».
— Идет. В восемь часов.
Я уже собрался попрощаться, когда он спросил:
— Ты снова работаешь, не так ли?
— Работаю, — подтвердил я.
— Я так и понял. — И он положил трубку.
* * *
«Доминик» — небольшой ресторанчик в западной части 54-й улицы — однажды приобрел популярность, когда один голливудский актер стал захаживать туда, приезжая в Нью-Йорк. В ресторане царили тишина и покой, посетителям подавали отменную еду, да еще тридцать процентов стоимости ресторана принадлежали доброму другу кинозвезды, занимавшему достаточно высокую ступеньку в преступной иерархии. Однако когда об убежище кинозвезды стало известно, в ресторанчик повалили заезжие туристы, заказывая спагетти, фрикадельки и даже пиццу, чем вывели из себя шеф-повара, который пригрозил, что уволится. Киноактер перестал появляться в ресторане, его владельцы подняли цены, туристы перебрались в другие заведения, где могли встретить какую-нибудь знаменитость, чтобы потом поделиться впечатлениями в Джоплине или Седар-Фоллз. А может, в Чикаго или Далласе. В Америке много желающих поглазеть на знаменитостей, и живут они не только в Джоплине или Седар-Фоллз.И теперь в «Доминике» вновь царили тишина и покой, цены остались астрономическими, шеф-повар сиял от счастья, а ресторан выполнял первоначальную задачу — приносить владельцам убытки, чтобы хоть как-то прикрыть прибыли от других, не столь респектабельных предприятий.
Паризи уже сидел за столом, жуя стебелек сельдерея, когда я вошел в ресторан в самом начале девятого.
— Пытаюсь бросить курить, — пояснил он. — Говорят, что сельдерей помогает этому.
— Удачи тебе. — И я поднес зажигалку к сигарете.
— О, черт. — Паризи выудил из кармана янтарный мундштук. — Одолжи мне сигарету. Курить брошу завтра.
Мы заказали по мартини, затем углубились в изучение меню.
— Ты голоден? — осведомился Паризи.
— Пожалуй, что да.
— Я тоже. Пришлось пропустить ленч. Закажем жареное мясо?
Жареное мясо стоило двадцать семь с половиной долларов.
— Нет возражений.
Паризи широко улыбнулся, не вынимая изо рта мундштук.
— Как я и говорил, я голоден.
Паризи долго объяснял официанту, разумеется, на итальянском, как жарить мясо, что положить в салат, какое подать вино. Я оглядел наполовину пустой зал. Ниша, в которой принимал гостей киноактер, отпугивала темнотой, и я подумал, что со временем в ней следовало бы устроить храм экранного дива. В ожидании главного блюда мы с Паризи говорили о покере и потягивали мартини.
— Этот Уиздом в прошлую субботу тоже проигрался. — Паризи попросил у меня еще одну сигарету.
— Он может себе это позволить.
— Сколько ему оставила бабушка, пять миллионов?
— Семь, но они вложены в фонд, и он должен жить на проценты.
— И сколько ему причитается?
— Если исходить из пяти процентов, то 350 тысяч в год, но, возможно, процентная ставка еще выше.
— О Господи, при таких деньгах он мог бы одеваться получше. — Паризи ценил в людях опрятность.
— Наоборот, с такими деньгами он может позволить себе оставаться разгильдяем, — возразил я.
Паризи кивнул, не то чтобы соглашаясь со мной, но показывая, что он распорядился бы этими деньгами лучше, чем Парк Тайлер Уиздом Третий, ходивший по городу в кроссовках и футболке.
— А чем он занимается? — спросил Паризи. — Не играет же он целыми днями в покер?